Служанка

— ...так можно продолжить.

Юноши быстро вылетают, но и возбуждаются тоже быстро. Особенно если знать, как гладить, как целовать. А уж если чувствовать его через магическую связь... В общем, скоро мы повторили. А потом повторили еще раз, но тут мне уже пришлось проявлять инициативу, поскольку Гарри выдохся и только шептал "Мэри, Мэри".

Мне бы вполне хватило и одного раза, максимум двух. Третий затянулся по времени, хоть Гарри и был еще достаточно твердым. Но надо. Если я хочу остаться с ним надолго, то надо хорошо думать, кто будет в семье его женой. В нашей семье, где женой я не буду в принципе. И вот с этой точки зрения рыжая нам не подходит, с ней мне не договориться. Значит, надо, чтобы на следующий день он смотрел на Джинни безо всякой там пелены подростковых гормонов.

Уснул Гарри под тихое мое убаюкивание, и уснул крепко. Осторожно выбралась из постели, приподняла его магией вместе с одеялом. Пока спящий мальчик парил под потолком, почистила и перестелила постель, убирая следы бурной ночи. Затем опустила "моего хозяина" обратно. Проветрить комнату, снять заглушающие чары, а вот запирающее заклинание на двери оставить. Почему-то в Норе на детских комнатах не предусмотрено ни замков, ни задвижек, а Молли любит врываться без предупреждения. Забравшись под одеяло, прижалась к Гарри, и задремала.

Утром нас разбудил стук в дверь. Гарри разлепил глаза, несколько раз сонно похлопал ими, обнаружив рядом меня, уверился, что ему не приснилось. Прежде чем попытался что-то сказать, я прижала палец к его губам. В дверь тем временем уже колотили ногами.

— Гарри!

Это не Молли, это Джинни. Выскользнув из-под одеяла, наклонилась и поцеловала теперь уже "своего парня". После чего "растаяла в воздухе", то есть накинула невидимость и отошла в уголок. Запирающее заклинание отменено и Джинни просто ввалилась в комнату, растянувшись на коврике посредине.

— Джинни?

— Гарри! Зачем ты запер дверь? Тебе же нельзя колдовать на каникулах!

— Я не колдовал.

— А почему дверь была закрыта?

— Не знаю, может, заклинила.

— Хотела к тебе заглянуть, а у тебя закрыто. Стучала, стучала...

— Я спал.

— А почему ты спал, когда я хотела позвать тебя с утра играть в квиддич? Ну и ладно, спи дальше, а я пойду одна летать.

У Гарри вытянулось лицо, после бурной ночи только квиддича ему не хватало. Он пытался придумать что-то оправдательное в ответ, но Джинни уже хлопнула дверью и ссыпалась вниз по лестнице. С кровати раздался грустный вздох.

* * *

Я сидела в кладовке Норы на верхней полке среди старых котлов. В своей настоящей форме, разумеется. Человек сюда не влезет, а место очень удобное. Сверху над головой, через щелявый пол отлично прослушивается и даже слегка просматривается коридор второго этажа. За спиной, через столь же плохо сбитую стенку, обзор в кухню, около правого уха — коридор и кусочек гостиной. Отличное место! Можно подумать о многом, в частности об особенностях магии моего хозяина. Прежде всего, я почувствовала легендарную "защиту материнской любви", о которой так любил вещать Дамблдор. Она присутствовала, и стоять ей еще около года. Я сперва удивилась, а потом сообразила — большинство магов нынче забыли, что совершеннолетие — это не момент, записанный в бумагах министерства, а несколько ступеней.

Одиннадцать лет — использование волшебной палочки становится безвредным. То есть при неосторожности можно свалиться от истощения, но не замертво, как легко может случиться с ребенком младше этого возраста. При слишком энергоемком заклинании палочка может его просто "выпить".

Тринадцать лет — можно учить защиту разума, а значит, ему можно уже доверять какие-то тайны.

Шестнадцать лет — юный маг может заключать "добровольные контракты", заверенные магией. Собственно, принятие меня на службу — именно такой контракт. И самое забавное, выгнать меня Гарри пока не может — это не добровольное действие со стороны одного из участников контракта. Так что до семнадцати лет он может спокойно дарить мне одежду, только не знает об этом.

Только семнадцать лет — "министерское совершеннолетие" и односторонние разрывы контрактов с точки зрения магии. Но материнская защита — это не контракт. А если даже и контракт, то заключен он не Гарри. Тогда получается, Лили просто, не задумываясь, назвала официальное совершеннолетие, в той или иной форме, например — "пока не повзрослеет". Где она могла такое назвать? Только в ритуале, и заранее. Ну не перед Волдемортом же? Получается, проведен был именно ритуал, а вовсе не спонтанное самопожертвование. Добровольная жертва могла только завершить его и активировать заранее заготовленные связи, что уже отличается от официальной версии событий.

Дальше — больше. Защита эта стояла не на Гарри и не на доме Дурслей, а на Хогвартсе. После некоторых раздумий я придумала, как могло так получиться. Если в ритуале Лили использовала формулировку "его дом", все становится понятным. Из-за отношения родственников Гарри никогда не считал их дом "своим", а вот Хогвартс с первого курса воспринял именно как дом. Именно туда и встала материнская защита. Мог ли Дамблдор этого не знать? Не мог. Мог не предвидеть заранее — кто его знает. А вот не увидеть на Хогвартсе дополнительный слой защиты, завязанный на мальчика, абсолютно исключено — директору сам замок о таком докладывает. А когда он защищал Гермиону от тролля, с точки зрения Хогвартса — ученицу, нуждающуюся в защите, и на каменные плиты пролилась его кровь, статус Гарри поднялся до "защитника замка". Пусть даже пол туалета ни разу не замковый алтарь. Реально для замка он второй человек после директора. Это дает кое-что и мне, как его личной домовушке. Мой статус выше, чем у любого домовика замка, за исключением личных домовиков директора. Но у Дамблдора таких нет, уж не знаю почему. Предположение, что директор не хочет делиться своей силой — абсурдно, только того, что у него просто теряется без пользы, хватило бы на двух домовиков. Скорее он опасается, что личный домовик через связь может узнать много лишнего, чего никому знать не стоит. Так или иначе, но теперь в Хогвартсе я могу использовать все свои способности, и если я не захочу, никто этого не заметит.

В отличие, например, от дома на Гриммо. Эх, Гарри ведь и не знает, что он так и не принял магическое наследие Сириуса. Кикимер ему подчиняется только как "возможному наследнику", но не как главе рода. Ритуал принятия наследия проведен не был, и поэтому Кикимер легко может вышвырнуть меня из особняка Блэков, как только захочет. Хорошо, что проблема не актуальна по меньшей мере до зимних каникул, но надо будет поговорить с Гарри.

Мальчик все утро ходил с трудом и улыбался невпопад, от чего Молли начала на него подозрительно коситься. Сначала отозвала на кухню дочку, изводила глупыми вопросами на какую-то совсем абстрактную тему, видимо, следила за реакцией. У Джинни терпения хватило ненадолго, махнула рукой и убежала на улицу. Следующей была выловлена Гермиона. И тут выяснилось, что тема вовсе не отвлеченная и абстрактная. И на вопрос, сочетается ли черная сковородка с желтой подставкой в вечернем освещении, если она сочетается солнечным днем, Гермиона прямо на ходу принялась создавать "астрологическую теорию посуды". Молли быстренько утратила инициативу разговора, а затем и нить беседы. В результате подозреваемая была отпущена в рекордные сроки, а Молли немного успокоилась. Дескать, ничего не было, показалось. Ну-ну. Где-то к середине дня организм Гарри пришел в нормальное состояние, а мозги переварили ночные события и начали думать. Думалось, похоже, со скрипом, но вспомнил, что хотел рассказать о происшедшем Гермионе.

— Гермиона, помоги мне сделать задание по истории магии.

— Ты разве еще не сделал?

— Ну, не все...

Рона и Джинни, наблюдавших за этой сценкой, перекосило. И если Джинни просто молча вздохнула, то Рон не выдержал.

— Гарри! Сейчас же лето! Ле-то, ты понимаешь? Какая история магии? Бери метлу и пойдем, мы сегодня еще не гоняли.

— Извини, Рон, но я сначала задания закончу. И так уже большая часть каникул прошла.

— Ай! Ну что ты такой скучный? От Гермионы заразился?

— Рон! — О как, на два голоса.

— А ну вас. Джинни, пойдем, а эти пусть над книгами пылятся. — Двое рыжих исчезают во дворе.

— Гермиона, пойдем в нашу комнату.

— Ага.

Так, у меня может быть мало времени. Быстренько переместилась из чулана на свой обжитый чердак, выпила оборотное и нарядилась в свой второй вариант сари — серый лен. Но когда он отглажен, аккуратно расправлен по телу, все складочки на месте, смотрится очень даже ничего и намекает... Ну да, нижнего белья на мне по-прежнему нет. Вызов пришел не сразу, я уже устала дожидаться, видимо, Гарри долго мялся, прежде чем начать рассказ, или Гермиона выспрашивала подробности. Посмотрим...

* * *

Гарри забился в угол кровати и смотрел в пол. Гермиона, сидя в кресле, нервно кусала губы и стукала по подлокотнику сжатым кулачком. Ее "Ах!" почти слилось с хлопком моего появления.

— Хозяин звал Мэри?

— Мэри, я же просил — не называй меня так.

— Хозяин, я тогда ответила. — На самом деле, разговор для третьей пары ушей, но Гарри этого пока не понял. И пусть.

— Что только наедине? Но это же Гермиона. При ней можно.

Повернувшись к Гермионе, внимательно на нее посмотрела. Она в ответ разглядывала меня. Ее взгляд скользнул по моему лицу, потом на шею и ниже. Задержался на двух складочках ткани, бегущих вниз от кончиков сосков. Покраснела, явно догадавшись, что никакого нижнего белья на мне нет. Взгляд резко прыгнул в район пояса, но нет, отсутствие трусиков через плотный лен не видно, хотя и присутствие тоже — простор для догадок. Пока девочки внимательно смотрели друг друга, Гарри у меня за спиной медленно выполз из угла.

— Ты правда домовушка? — Годы Хогвартса не изменили Гермиониной прямолинейности. Многих она раздражает, хотя на мой взгляд, это очень удобно для собеседников — сразу столько информации.

— Полукровка.

— Ты выглядишь как человек.

— Не всегда. Где-то половину времени.

— Это как?

— Примерно как оборотни. Но они принимают другую форму только в полнолуние, а я каждый день на несколько часов. И разума не теряю. Правда, выгляжу некрасиво с точки зрения человека.

— Ты красивая.

— Спасибо, — улыбнулась я, — но это только сейчас.

— Зачем ты пошла в рабство к Гарри? Ты же была свободной домовушкой!

— Чтобы быть сытой и хорошо себя чувствовать.

— Но ты могла просто служить за деньги.

— Это не помогло бы мне быть сытой. Деньги невкусные.

— Так деньги не едят! На деньги можно купить еду.

— Понимаете, Гермиона, подруга хозяина, для домовиков обычная еда — только часть того, что нужно. Как для людей есть еда и вода. Если домовик будет есть только то, что можно купить за деньги, это как людям есть, и совсем не пить. Такой домовик скоро умрет. А вторая часть, которая как вода, это магия. Магия хозяина или магия источника.

— Так ты что же? Питаешься магией Гарри?!

— Подруга хозяина может не беспокоиться. Я беру только то, что все равно не используется Гарри и рассеивается.

Гермиона уже успокоилась и поморщилась от моего обращения.

— Извини.

— Я рада, что подруга хозяина беспокоится о нем.

— Называй меня, пожалуйста, по имени.

— Хорошо, Гермиона. Но я уже говорила Гарри, так можно только когда мы наедине. Иначе у меня могут быть неприятности среди домовиков.

— Скажи, Мэри, как так получилось, что ты полукровка? Никогда о таком не слышала.

— А как так получилось, что Хагрид полукровка? Или профессор Флитвик? Вот так оно и получается. У Хагрида мать была великаном, а отец — человеком. Это хорошо, если бы наоборот, она бы, наверное, не выжила, а Хагрид не родился.

— Ты хочешь сказать, — Гермиона снова вспыхнула, — что ее...

— Нет, я не думаю, что ее... Серьезно бы повредили с самом начале, — ну и иносказание я завернула! Почти в стиле сказки про аистов. — Но она вряд ли бы смогла выносить Хагрида.

Гермиона кивает, дескать, поняла. И все еще красная. Так забавно.

— А у тебя?

— У меня мама была домовушкой, а отец магом, ее хозяином.

— Твоя мама так же, как и ты, становилась иногда человеком?

— Нет. Просто папа был слегка извращенец.

Со стороны Гарри раздался сдавленный хмык, а Гермиона затрясла головой, будто отгоняя наваждение.

— Похоже, что не слегка.

— Разве плохо? Я появилась.

— А как она выжила? Ну, ты же говорила про Хагрида.

— Домовики — волшебные создания, вот мама и выжила. Это очень хорошо, ведь правда, Гермиона?

— Правда. — Прикушенная губа, сосредоточенный вид. Решится спросить или нет? — По рассказу Гарри, мне показалось, что он занимался с тобой сексом. Это так?

— Гермиона, если Гарри тебе не ответил, домовушка не станет выдавать тайны хозяина. — Я перевела взгляд на Гарри, спрашивая, что мне отвечать. Тот обреченно махнул рукой. Дескать, "раз пошла такая пьянка, режь последний огурец". — Но вообще-то вы очень плохо поступаете с мальчиками.

— "Мы" — это кто? И почему плохо?

— У мальчиков такой возраст, что секса хочется. А ты и Джинни их дразните все время. На речку в купальниках бегаете. Ты в воскресенье устроилась загорать на травке, прямо против окна Гарри. Нельзя же так!

У Гарри челюсть отвисла и покраснели уши. Подумал, наверно, видела ли я, чем он в спальне у окна занимался. Видела, хоть он тогда еще и не был моим хозяином. Гермиона тоже обратила внимание на его уши и поспешила прояснить ситуацию.

— И ты решила, что будет хорошо, если Гарри займется сексом с тобой? Но это вообще ни в какие ворота! Натуральное сексуальное рабство!

Вот раскричалась-то. Хорошо, я предусмотрительно поставила заглушающие чары на комнату.

— А кому плохо? Гарри — хорошо, мне — хорошо, кому плохо?

— Тебе хорошо?

— Да. С Гарри очень хорошо в постели, мне понравилось. — Наглая ложь, до "очень хорошо" Гарри еще как до Китая ползком, но ничего, до того момента, когда Гермиона решит проверить эти его способности, успею обучить. А в ответ на мои слова глазки Гермионы заинтересованно блеснули. Это хорошо, очень даже. Может не строить из себя заучку, я все равно успела заметить.

— А Джинни? Мне казалось, Гарри ее любит. Это же измена получается.

— С чего бы? Если любит, то с нее не убудет. Место жены останется свободным.

— А ты?

— Я домовушка, женой волшебника быть не могу. Максимум — наложницей.

— А если Джинни будет против того, чтобы у Гарри была наложница?

— Тогда мне будет плохо. Очень плохо. Но это если Гарри ее любит. Но я сомневаюсь.

— Почему? — Ой, а взгляд-то какой заинтересованный. И Гарри опять забивался в угол, прикидываясь предметом обстановки. Жаль мне его, при дележе собственной тушки присутствовать. Но надо. Так что терпи, Гарри, терпи.

— Потому, что он ее не знает, не понимает, не во всем доверяет. Скорее, просто хочет, потому, что вы его раздразнили. Так что если даже он считает, что любит ее, я ему не очень поверю. Вот если бы он сказал, что любит тебя, тогда да, я бы поверила.