Ведьмина клятва

— Всё я знаю, — по-прежнему мёртвым голосом произнесла я, — вот только поговорить мы не успели. Так и не узнаю теперь, что такого мать моя натворила, когда заперла свою силу и окоротила мою.

— Да и бабушку жалко, — вздохнул бабайка, — она меня никогда не обижала, даже когда я её пугал... ты поплачь. А чего там твоя мать натворила я и так тебе расскажу, ты поплачь, хозяйка...

Я лежала на нашем старом диване, обложенная подушками, в ногах сидела сказочная нечисть и смотрела на меня с такой щемящей печалью и сочувствием, что сердце заходилось от тоски и тревоги. Слёзы наконец-то прорвались с нездешней силой, и я завыла от лютой безнадёжности и страшного осознания окончательной потери единственной родной души. И теперь-то уж я сирота по-настоящему. Нет у меня наставницы и бабушки, никого у меня нет, только сила её осталась, да и та неродная пока. И долг за спиной за погубленную неведомым убийцей ведьмачью жизнь. Страшный долг, что ведёт ведьму от начала до самой кончины и не даёт умереть спокойно, если долг останется неоплаченным. Задыхаясь от ярости, я обещала себе, что найду негодяя, найду, как бог есть, жизнь положу на это! Руки на себя наложу, если надо будет! Из-под земли достану и подыхать он будет так долго, что позавидует мёртвым!

Как заснула... не помню, думаю, это домовик постарался. Маленький народец много чего умеет по нашей части, да не всегда скажет. Их можно понять, ибо в ведьмачьем мире всякий сам за себя, вот уж это ведьмам вдалбливают в головы навечно. Блюди свою пользу, используй чужую силу, подставь ближнего своего, напакостить можешь, а вот попадаться не стоит... и всё прочее в таком же духе.

Ведьма может творить и добро, никто ей в этом не препятствует, оно бы и можно жить добром, да сила не позволит. Тёмная она изначально, вот и всё! Сделала добро, сотвори и зло, ибо равновесие прежде всего. Сказано раз и навсегда: равновесие суть основа мира, слыхали такую штуку? Или собственной жизнью расплатись с неведомым исполнителем желаний ведьмы, как моя бабка расплатилась во время второй мировой. Она каждому из шестнадцати мужиков своей родной деревушки заговорила по амулету и лично надела каждому на шею перед уходом на фронт. Заговорила их от смерти, тяжёлой раны и на удачу и велела не снимать амулетов даже в бане. Вот и получилось так, что с войны вернулись все. Она отдала шестнадцать лет собственной жизни за своих односельчан, не ожидая благодарности. Этого так никто и не узнал. Все шестнадцать женились, родили по десятку детей и среди них обязательно есть девочки с именем Анастасия, вот и вся благодарность. Справедливости ради стоит сказать также, что бабка не бедовала после войны, все шестнадцать семей подкармливали нас с матерью и бабкой всю их жизнь.

Хорошие люди помнят добро и на этом стоит мир людей, говорила бабка, а наш ведьмовской мир стоит на зле, взращённом подле добра, как-то так. Или же мир стоит на добре подле зла... Словом, внучка, держи нос по ветру, не верь никому, кроме себя и ты выживешь.

... Проснулась я рано утром, серый рассвет только-только начал разгонять тьму. Потащилась на кухню воды попить, а там домовик с бабайкой уже чаи гоняют!

— Ты садись, хозяйка, я пирог испёк, — хозяйственно распорядился домовик.

— С рыбой, — уточнил бабай, — я-то сам не ем, чай только пью, отвар то есть... а вот соседский домовой очень хвалит.

Бабайка тут же прикусил язык и даже рот обеими руками прикрыл. Чужое добро раздавать не годится, что новая хозяйка-то скажет?

— Угостил соседа и хорошо, — проворчала я, — давайте ваш пирог и чаю что ли налейте.

— Ты ешь, ешь, хозяйка, — Клавдий выгрузил на стол уже порезанный пирог, доходивший под полотенцем, — удался нынче.

— Угу, — снова проворчала я, — когда это домовые плохо готовили?

— Да есть и среди нас уроды, — вздохнул Клавдий, — сама ведь знаешь!

— Ещё бы не знать, — кивнула я, — ты про Серого вспомнил?

Домовой страдальчески поморщился, был у него такой предшественник, лодырь, грубиян и редкостный балбес, его сами домовики и развоплотили, чтобы собственный народ не позорил.

После завтрака, я усадила обоих персонажей перед собой на стол.

— Значит так, начнём с тебя, Клавдий. Кто из твоего народа живёт в нашем доме?

Домовой задумался.

— Да, пожалуй что... теперь четверо нас, Аполлон ушёл в соседний дом.

— Давно ушёл?

— Да с неделю будет, наверное.

— Приведи его, пожалуйста, ещё кто?

— Я, Степан, его сын Василий и пришлец из другого района, как его, бабай?

— Августом его зовут.

Я отошла к окну, рассвет залил половину неба, красиво...

— Начнём с Аполлона. Доставь его сюда немедленно.

— А не захочет?

Я медленно обернулась:

— Что ты сказал?

Клавдий с писком исчез.

— Теперь ты, — я перевела взгляд на бабая, — подъезд давно убирали?

— На прошлой неделе, хозяйка, — мявкнул второй номер.

— Берёшь второго домовика, Степана, и обшариваешь все этажи с подвалом, обнюхиваешь каждую щель, каждый сантиметр пола и стен, понял?

— Понял, — подобрался бабайка, — а что искать?

— Известный только тебе запах, а ещё следы силы этого убийцы. Понятно?

— Понятно, — вздохнул он, — только это долго...

— Ты один тут такой?

— Тут один, а вот...

— Что? — снова обернулась я к нечистику.

— В соседнем доме такой же есть.

— Тогда поступим иначе. Приведёшь его ко мне часа через два. Сможешь?

— Смогу, — пискнул бабай.

— Вот и займись.

Глава 2

... Смешной человечек в аккуратно залатанном костюме-тройке, отзывающийся на имя Аполлон, стоял перед потомственной ведьмой весьма независимо и даже принял знакомую позу — американский пехотинец в стойке 'вольно'. Никаких тебе 'добрый день, госпожа ведьма', или 'моё почтение, сударыня', или просто 'добрый день'. Поклона он тоже не отдал, интере-е-с-с-но. Он ведь гость и был обязан поклониться.

Нет, в самом деле, занятно. Я гляжу на смешного фольклорного элемента с брезгливым любопытством. Да уж, распустилась тут нечисть без твёрдой ведьмачьей руки. Ну, это мы мигом поправим. Распоясались господа домовые до того, что колдуны у них по подъездам шастают, как к себе домой ходят, а нечисть домовая по углам прячется. Ничего, я вам мозги быстро поправлю, поумнеете враз!

— Значит, манерам тебя не обучали, — смерила я взглядом домовика, — ну что же, будем учить.

Бабкина, а теперь и моя немереная сила вздёрнула паршивца на уровень глаз. Я медленно начала читать древний заговор, развеивающий любую сущность навечно, будь она домовиком или примитивным духом воздуха.

— Пощади, госпожа, помилуй! — заверещал Аполлон.

— Что, не охота подыхать? — ласково осведомилась я, — ничего, твоя судьба многих научит вежеству, как его ведьмы понимают. А что сдохнешь без потомства, так это хорошо, зачем дураков плодить?

Бедолага совсем обвис, ему только струйку пустить осталось, как перепуганному щенку. Мелкая сволочь совсем от рук отбилась и не иначе как хозяевами себя возомнили. Не спорю, домовики народ полезный и достаточно сильный... в своей сфере влияния, если можно так выразиться, но с ведьмами им лучше не заедаться. Мужчина-ведьмак максимум ослабить сможет, а вот ведьма ещё и развоплотит, а уйти и не оставить потомства — это значит исчезнуть навсегда, без надежды возродиться.

Я аккуратно поставила домовика на пол, борясь с желанием просто разжать захват, чтобы сила притяжения проучила зарвавшуюся нечисть.

— А теперь поговорим.

Итог беседы невелик — не видел, не знаю, не слышал, но готов помочь, чем смогу. Пришлось отпустить недоумка с недвусмысленным наказом бдеть и не пущать. Наверное, мне с домовым повезло, как никому другому — Клавдий оказался умничкой и достойным сыном своего отца.

Вторым явился Степан. Этот поклонился с достоинством, спросил о здравии, как положено. Его я честно пригласила к столу, мы выпили чаю и степенно откушали пирога. Степан тоже ничего не видел, но слышал о нехорошей смерти Анастасии (кто ж её из наших не знал, хозяйка?), скорбит вместе со мной, но увы, никого не видел. Степан тоже получил короткие инструкции и понятливо откланялся.

Василий и Август пришли вдвоём — два старичка-боровичка хитроглазых. Эти попытались кое-что для себя выторговать, но не получилось у них, сила не позволила мне идти на поводу у хитроумной нечисти.

Они как раз и уловили нечто такое. Знаете, госпожа ведьма, такое эфемерное, запах какой-то, ненастоящий. Какие слова наша нечисть знает! Эфемерное!

— Чем пахло, уважаемые, вспоминайте! На что похож запах? Ну?

Оба переглянулись.

— Дымом пахло, когда жгут костёр и жарят на нём мясо! — выпалил Август, — и болотом несло.

— Ну и что там эфемерного?

— Тонкий очень уж запах, еле слышный.

— Спасибо, прошу вас озаботиться поиском этого запаха в округе. Сможете? За мной не пропадёт, обещаю.

— Чем поклянёшься? — осмелел вдруг Василий.

— Что-о?! — обернулась я к шутнику, — ты что там вякнул, нечисть? Или ты пожил в городе свободно лет... Сколько? Двадцать? О старинных обычаях напрочь позабыл?! Ну что же... придётся и тебе напомнить!

Август сморщился, как от зубной боли и со всей дури залепил дружку оплеуху да так, что тот рухнул, как сноп.

— Ты на кого хвост поднимаешь, невежа? Уже цвет силы не различаешь?!

— Проштите, госшпожа ведьма...

Да, похоже Шерлоков Холмсов из этих засранцев не получится. Из четырёх только двое с мозгами, остальных можно смело сдавать в утиль. Как их дома ещё не развалились?

— Август, останься, пожалуйста. Сначала эту... этого убери с глаз моих. И возвращайся.

Тут как раз прибыли и бабайки. Слева от них сразу же возник Клавдий.

— Я им всё уже сказал, хозяйка.

— Спасибо. Пусть повторят, что надо делать.

Мелюзга заверещала на два голоса, озвучивая задание. Ну что же, всё правильно. Искать запах, постепенно расширяя радиус поиска. Но надежды мало. Кто же это был?

— Так колдун это был, — вякнул мой нечистик, и забавно смутился, — извини, ты вслух подумала, хозяйка.

— Вслух... это не самое страшное, а с чего ты решил, что он колдун?

— Да как-то вот так и решил, — замялся бабай, — я у одного такого жил, так и он...

— Ну?!

— Запах такой же от него шёл.

— И чем пахло?

— Знаешь, болотной тиной немного и ещё... извини, но собачьим дерьмом. И псиной! Вот!

— Понятно, что ничего не понятно! Колдуны не держат домашних животных!

— Если только не используют их для своих дел, — веско вставил Клавдий.

— Верно, — кивнула я, — ищите этот запах, прошу вас, ищите хорошо!

Я отпустила второго бабая восвояси.

— А теперь с тобой, садись-ка! И расскажи, что там случилось с матерью перед родами?

...Рассказ вышел интересным. Матушка моя смертельно полюбила бравого военного. И где только нашла в своей деревне? Бабка рвала и метала, мать сразу забеременела, а бабке и слова не сказала! А должна была сказать, чтобы девочка родилась здоровой и с зачатками дара. А мать решила промолчать, бравый лейтенант научил. Мол, поженимся, но бабке ни слова, и мать тянула до последнего, но бабка как-то определила наличие плода. И было поздно заклинать дитя, на четвёртом-то месяце.

Бабуля не сдержала горьких слов, мать расплакалась и страшным заклятием отреклась от своего дара... Бабку это едва на тот свет не спровадило. А лейтенант сгинул с концами на просторах нашей великой родины и даже ручкой не помахал на прощание. Матушку бабка забрала в родовую деревню, выхаживала бедолагу и дала возможность родить ребёнка. Но и только.

Мать угасла, когда мне и восьми лет не исполнилось, подкосила её жизнь и осознание собственной трагической ошибки. Бабка не стала искать виновника своих бед, не до того было, меня надо было растить, учить. И лечить. Отрёкшаяся от силы ведьма, ослабила ребёнка во чреве до такой степени, что бабка почти решилась просить помощи у Той Стороны. Но обошлось как-то. Я выросла, спасибо бабуле и дяде Фёдору. Как я теперь понимаю их обоих, тащивших меня с того света на этот! И одной из числа моих спасителей я уже ничего не успею сказать, осталось только выполнить свой долг, найти убийцу и покарать. За 'покарать' дело не станет, а вот с 'найти' имеются сложности.

Но рано или поздно я его найду! Жаль, что меня сразу вырубило, стоило бы самой поискать следы, ибо у трёх слетевшихся стервятников спрашивать что-либо бесполезно. Если что и знают, не скажут. Зачем? Ведь можно придержать козыри до нужного момента, а затем использовать к своей выгоде — знакомо, а как же. Я сама такая. Кто же откажется от власти изменить соотношение сил в свою пользу? Уж можете быть уверены, такой возможности я не дам никому. Не дождутся.

— Клавдий, завтра я уеду в нашу деревню, поедешь со мной?

— А я там нужен? — с сомнением повёл он носом,— в том доме и свой домовик есть.

— Есть, да старенький он уже, ты ему поможешь дом в порядке держать, а потом мы сюда вернёмся. Бабайке сам скажешь, ладно? И Августа предупреди, чтобы не расслаблялся. Словом, думай до завтра, а я за билетом поеду.

— Эх, сколько еды остаётся, пропадёт ведь... — проворчал Клавдий.

— Отдай своим, пусть лопают, а мы ещё купим, не печалься. Деньги есть.

— Знаю, что есть, — проворчал Клавдий под нос, — а если их нет, то я знаю, где взять.

Двое суток дороги я и заметить не успела, рвалась в родной дом, есть там что-то от бабки, не может не быть, и найти это надо. Не зря же бабуля намекала, мол, после смерти моей осмотри дом. Что найдёшь, то твоё по праву, что не найдёшь, останется следующей из нашего рода и не обязательно той, что за тобой придёт. Что же там спрятано? Да и дядю Фёдора надо найти, тризну по бабуле справить, как положено. Она же наполовину из эвенков была, как и дети самого Фёдора.

Ведьма и шаман.

Шаман и ведьма.

Было сказано мне и не раз повторено, что каждый своё ведает и своё ведёт по миру. Решено, едем к дяде Фёдору за советами. Я и сама не без опыта, но слово знающего человека на вес золота, если не на вес огранённых бриллиантов. Да и духов места поспрашивать можно, я с ними никогда не ссорилась. В детстве на них даже каталась пока бабуля не выпорола хворостиной, но мы всё равно дружили. Да и сейчас не ссоримся. А вот покойница их не очень-то жаловала.

...До деревни мы с Клавдием добрались глубокой ночью, поскольку на последний автобус до райцентра благополучно успели, а там нас уже ждала четвёрка оленей. Василий, старший внук дяди Фёдора, молча кивнул, поправил рукавицы, сунул мне шкуру — ноги прикрыть и встал на полозья позади грузовых нарт. Я даже не спрашивала, как Чапогиры узнали о моём приезде. Что тут спрашивать? Когда бабули не стало, Фёдор почувствовал или ему духи сказали. Я то ехала, то бежала рядом с упряжкой, а Клавдий сидел в рюкзаке и потихоньку доедал купленное в Иркутске печенье.

Доставив нас до места, Василий молча махнул рукой, поворотил упряжку к северу и канул в темноту ночи. Приехали, стало быть...

Дом встретил нас настороженной тишиной и запахом брошенного жилья, даже брёвна не потрескивали. Домовик притаился на чердаке, у него там гнездо, да и дом притих, как мышь под веником.