А комплекс, закаленный во многовековых передрягах, сдаваться и не собирался. Военные заводы, в то время, пока я мотался по всему свету в поисках их продукции, увеличивали ее выпуск с удвоенной энергией. Спрос и, естественно, цены на нее, и до этого немалые, взлетели до астрономических величин. Я только посмеивался над их потугами, оставляя их разгром "на закусь".
— Мочи его! Мочи! — возбужденно вопил Пашка, которого вся наша деятельность приводила в неописуемый восторг. — Ишь, затаился! — потирал он ладони при виде очередного многоствольного "зверя".
— Пал Ксанч рискует выпрыгнуть из штанов, — усмехался Санька, тоже, впрочем, неравнодушно следивший за ходом операции и принимавший активное участие в поисках очередной жертвы.
После падения стратегического колосса с нами бороться уже и не пытались. Верховное командование всех государств, пораженное катастрофическими потерями, оказалось полностью деморализованным. Зато журналистская братия переживала свой звездный час. Средства массовой информации заполонили репортажи самого скандального характера: разоблачения следовали мощным валом, благо, самому ведомству, попавшему на зуб пятой власти, было не до того, чтобы расправляться с неугодными элементами по старинке. Соревнуясь друг с другом в измышлении причин странного апокалипсиса, обсуждению в прессе подвергались даже самые глупые предположения. Что самое интересное, среди них проскальзывали и близкие к истине, но всерьез они, конечно же, никем не воспринимались. Прагматичное, приземленное мышление человечества, погрязшего в своих ежедневных делишках, не привыкшего мыслить вселенскими категориями, за редким исключением, оказалось неспособным принять идею, которая напрашивалась сама собой: жить надо в мире и согласии!
Извращенное сознание, вскормленное бездуховным телевидением, проповедовавшим культ насилия, и перенесшим его на просторы Вселенной, не могло понять такой простой вещи, что, к примеру, инопланетяне — вовсе не обязательно страшные и кровожадные монстры, всей Галактикой почему-то вдруг ополчившиеся непременно на несчастную Землю, будто других планет во Вселенной уже и не осталось. Что Земля — рядовая планетка на задворках Галактики, каких среди обитаемых миров — миллионы! Человек сам взрастил в собственном сознании идею о своей исключительности, и, только потому, что она, эта идея, тешит его самолюбие, он был не в силах с нею расстаться.
Мир настороженно следил за нашими действиями и за благо воспринимать их результаты не торопился. Ждал, затаив дыхание, что всё непременно кончится общей погибелью.
Жертвы, конечно же, были. Но являлись, скорее, следствием неразумной реакции, а то и просто страха перед необъяснимым. Характеры у людей разные и, соответственно, реагировал каждый по-своему, что, порой, и приводило к неоправданным потерям. К примеру, те же военные корабли, снизу доверху напичканные смертоносным оборудованием, после его изъятия становились просто большими лодками, бесцельно блуждающими в океанских просторах. При их создании, в интересах устойчивости судна, конструкторами учитывалась каждая мелочь, а, обезображенные нашим вмешательством, они эту самую устойчивость теряли, и мы часто находили на следующих витках перевернутые кверху брюхом и покинутые экипажами корабли, вернее, то, что от них оставалось.
— Ничего страшного! — пожимал Пашка плечами. — Они знали, куда шли служить. Чай, не в санаторий! Да и не тонет оно, дерьмо-то!
Утешение, конечно, слабое, но успокаивало, что часто рядом с перевернутыми и полузатонувшими судами уже трудились спасатели. А если таковых не оказывалось, приходилось помогать: я бросал им на воду большой надувной плот, чтоб они на нем могли ожидать прихода помощи.
Вообще, всех нюансов нашей "уборки" и не перечесть. Приходилось чем-то жертвовать, чтобы спасти мир, беременный Третьей мировой.
Конечно, многого мы не учли, вероятно, от излишней самонадеянности, а, порой, и просто от глупости, что, в принципе, одно и то же, но дело было сделано: экономический потенциал военно-промышленного комплекса был подорван на корню..."
02. ''Здравствуй, Дедушка Мороз!''
— Хочу тебе кое о чём напомнить, милый мой волшебник.
— Это о чем же?
— Какое сегодня число, не помнишь?
Я сморщил нос, делая вид, что усердно припоминаю. Потом сдался:
— Нет, не помню. Теперь все дни какие-то одинаковые.
Настя выразительно посмотрела на меня:
— Совсем опустился. Забурился в тропики, целыми днями валяешься на песке и ничего не делаешь. Вон, — шлепнула она меня по животу, — почернел, как головёшка.
— Насчет "ничего не делаешь" явное преувеличение, — лениво возразил я.
— То, что ты царапаешь своим огрызком вот эти жалкие бумажонки, — она пренебрежительно ткнула пальцем в исписанные листы, нещадно терзаемые ветром, — это еще ни о чем не говорит.
— Ну, а все-таки, — напомнил я, — что за день-то?
— Тридцатое декабря! — с вызовом произнесла она.
Я пожал плечами:
— Ну и в чем же криминал?
— Балда! Какой криминал? Новый год на носу! Я заинтересованно повернулся к ней:
— А что, есть какие-то особые пожелания? По-моему, тебе-то уж грех жаловаться: весь мир у твоих ног!
— Речь вовсе не обо мне. Что ты всю нашу несчастную Землю перевернул вверх тормашками, я и так помню.
Я хмыкнул, пропуская колкость мимо ушей, и спросил:
— Ну тогда о чем же?
— О давней традиции, которую мы с дедом старались не нарушать.
— С дедом?.. Гм!.. Ну-ну, я слушаю. — Каждый Новый год мы радовали подарками самых обездоленных детишек.
— Ах, так вот откуда все эти легенды о Санта-Клаусах и Дедах Морозах! — улыбнулся я.
— Не ёрничай! — царапнула она меня своми глазами. — Я говорю о детдомах. И в первую очередь о том, где выросла я.
— Так в чем же дело? — Я встал и отряхнул с себя песок. — Показывай дорогу!
— Быстрый какой! — фыркнула она. — Надо сначала все обсудить.
— Я — весь внимание!
— Да перестань ты кривляться! — вконец обиделась она.
— Ну-ну! — Я присел с ней рядом и обнял за плечи. — Не дуйся! Мне очень интересно.
— Можно подумать! — хмыкнула она для порядка и продолжила нехотя: — Тут есть одно "но". Не нравится мне та форма, в которой дети всегда получали от нас подарки. Я много раз спорила с дедом по этому поводу, но он стоял на своем.
— И что же это за форма?
— Мы просто рассылали во все детдома (о которых знали, естественно) большие посылки с подарками. Но все эти посылки проходили через множество рук, воспитатели, нянечки старательно профильтровывали наши послания, и я уверена на сто процентов, что в результате детям доставались рожки да ножки.
— Как понять: "рассылали"? Что, при ваших возможностях нельзя было лично доставить все эти коробки?
— Ты не понимаешь, о чем говоришь! Мест, куда надо доставить эти самые, как ты говоришь, "коробки", очень, очень много!
— Ну и что? Подарков не хватит?
— Времени не хватит! До Нового года везде — просто не успеть.
— Ну так начинали бы рассылать пораньше!
— Мы так и делали. Уже с весны думали о следующем Новом годе.
— Дедушка Мороз и внучка его Снегурочка! — не удержался я и тут же получил звонкий шлепок по спине.
— Трепло!.. А говорил: "интересно"!..
— Мне действительно интересно, — сказал я, потирая ушибленное место.
— Ну так тогда слушай и кивай.
— Угу!
— Я предлагаю сделать всё-всё по-другому. Повсюду мы уже и так не успеваем, а вот в одном месте можно провести эксперимент. Ведь ты у нас волшебник?
— Угу! — опять кивнул я, и только открыл рот, намереваясь заметить, что об этом она вспоминает только тогда, когда ей это удобно, но ее ладошка плотно закрыла мне его:
— Сиди и слушай!.. Ну так вот, опираясь на твой богатый опыт любителя почудить, давай сделаем так...
* * *
**
Щуплый мужичок с беспокойно бегающими глазками оглядел нас сверху донизу:
— Ну, я директор. Что вам угодно?
— У нас к вам дело.
— Честно говоря, вы не вовремя. Сейчас такая горячая пора! Новый год знаете ли...
— Вот именно об этом мы и хотели с вами поговорить. Как у вас обстоят дела с подготовкой к празднику?
— А вы, собственно, кто? — мгновенно насторожился мужичок. — Из РОНО, что ли?
— Нет, — улыбнулся я, — мы не из РОНО.
— Ага! — сообразил он что-то про себя. — Только почему не предупредили?
— Да вы нас не так поняли! Мы здесь, как частные лица. Хотим предложить свою помощь в проведении Новогоднего представления.
Мужичок замер на секунду и вдруг разочарованно протянул:
— Ах, арти-исты, значит! — И тут же засуетился, выпроваживая нас. — Нет, господа хорошие, вы уж не обижайтесь, но у нас уже все готово. Своими, так сказать, силами. Тем более, посмотрите сюда, — он толкнул обшарпанную дверь, на которой выцветшая табличка гласила: "Актовый зал". — Видите: все уже в сборе. Через десять... — Он глянул на часы. — Нет, уже через пять минут начинаем. Так что... — развел он руками.
— Ну а посмотреть-то позволите? — не сдавался я. — Поучиться?
— Это всегда пожалуйста! — гордо просиял директор. — Прошу!
Мы прошли в зал. Конечно, назвать это помещение "залом" можно было лишь условно. Просто большая комната, силами обитателей детского дома принявшая праздничный вид. Только впечатление от этого "вида" было совсем не праздничное. Казенное какое-то, выморочное. Судя по всему, финансы сего заведения давно поют романсы.
"Или оседают по карманам заботливых руководителей", — услышал я Настю.
"Очень даже может быть", — согласился я так же беззвучно.
Разновозрастная масса детей, от четырех до восемнадцати, а, может, и постарше, расположилась по периметру ближе к стенам. Сидячие места, как водится, занимали те, кто постарше и понахальнее. Робкие и нерешительные довольствовались местами похуже, кучками и поодиночке подпирали стены. Я ожидал увидеть печальные и суровые лица, на которые наложила свой отпечаток неудачно сложившаяся с самого начала жизнь. Однако я ошибался. Дети везде дети. Шумные и неусидчивые, они с трудом сдерживали бьющую через край энергию, которая выплескивалась тут же, в мелких стычках по пустякам. Воспитатели, грубые окрики которых слышались то из одного конца зала, то из другого, агрессивно наводили некое подобие порядка в рядах неугомонного собрания.
На нас сразу обратили внимание. Десятки глаз с интересом, некоторые даже с неприличным, уставились на нас в упор. Раздалось улюлюканье и язвительные замечания, произнесенные вполголоса, но так, чтобы слышно было и нам. Слышались неприятные похохатывания, издаваемые, естественно, пассажирами сидячих мест. Жующие физиономии нахально разглядывали обтянутую джинсами точеную фигурку Насти и развязно улыбались.
"Мне почему-то кажется, что наше присутствие здесь вовсе необязательно," — громко подумала порозовевшая Настя.
"В принципе, да, — согласился я, чувствуя себя тоже не совсем уютно. — Но теперь назад уже поворачивать поздно, а в следующий раз учтем."
Сесть было некуда. Галантные джентльмены, само собой, уступать место даме даже не собирались.
"Потерпи, — успокаивал я ее. — Скоро им будет не до нас."
"Надеюсь..."
Вошедший следом за нами директор кому-то кивнул и сказал вполголоса:
— Можно начинать!
Прошло несколько секунд томительного ожидания. Наконец, где-то в углу между зрителями закашлял магнитофон, и проскрипели вступительные фанфары. На противоположной от нас стене распахнулась дверь, увешанная бумажной мишурой и оттуда, натужно улыбаясь, появилась сильно накрашенная пухлая девица в костюме Снегурочки.
— Здравствуйте, дети! — звонким голосом провозгласила она.
Дружное улюлюканье и свист с сидячих мест были ей ответом. Но, видимо, она привыкла к подобному обращению, а потому, не обращая на выкрики внимания, продолжила заученный монолог. Она говорила о том, какой это хороший праздник — Новый год, как долго мы его ждали, и вот он, наконец, пришел.
— Ну а какой же Новый год без Деда Мороза? — громко спросила Снегурочка и выразительно обвела густо накрашенными глазами не утихающий зал.
— И без бутылки! — выкрикнул какой-то ухарь.
На него громко зашипели сразу две стоящие рядом тётки, вероятно, воспитатели, а Снегурочка, как ни в чем не бывало, продолжала:
— Дети! Давайте позовем Дедушку Мороза?
— Зови, чего уж там! — не унимался жующий контингент. — Тебе за это бабки платят!
Загалдели, зашумели еще громче, кто в лес, кто по дрова.
"Кошмар! — сжала мне руку Настя. — И здесь я провела свое детство?! Зверинец какой-то! Раньше такого не было, честное слово!"
"Не боись, моя хорошая, — ответил я, — сейчас мы их утихомирим!"
И сосредоточился.
Вся сотня (или сколько их там было) глоток вдруг утихла и в один голос, как солдаты на плацу, дружно гаркнула:
— Д Е Д У Ш К А М О Р О З !!!
Показалось, что от слаженности крика сейчас обрушится давно не беленый потолок.
Потолок устоял, но с этого мгновения с ним стало твориться что-то неладное. С тихим перезвоном, отлично слышимым в наступившей нереальной тишине, начиная с центральной части, прямо над тощей, карикатурного вида, елкой, он стал быстро покрываться крупной изморозью. Пятно разрасталось на глазах у изумленной и притихшей публики, по краям вытягиваясь вниз и превращаясь в диковинного вида сосульки. И вдруг срединная часть замороженного пятна протаяла, и оттуда, несмотря на то, что на улице стоял солнечный день, глянула изумительной красоты россыпь звездного неба. Сильно потянуло холодом, в образовавшийся проем ворвался снежный вихрь, заклубился, завертелся вокруг елки, и, уплотняясь, все с тем же перезвоном, сопровождаемым теперь еще и завыванием пурги, стал превращаться в тройку белых коней богатырского телосложения, легко тянувшую за собой сказочного вида белые сани, в которых сидели двое. Поначалу в снежной мути ничего разобрать было невозможно, по залу носился лишь призрак. Но с каждой секундой изображение становилось все четче, и вот, шумно храпя и звеня бубенцами под дугой, кони остановились. Вскидывая гривами, они стали рыть копытами снег, который пурга принесла с собой и покрыла им все свободное от зрителей пространство.
— Кто звал меня?! — раздался мощный раскатистый бас, эхом несколько раз отразившийся от стен. Заснеженная фигура в санях поднялась во весь свой гигантский рост, головой едва не касаясь замороженного потолка.
Ответом ему было гробовое молчание.
И в этой тишине в двух шагах от меня послышался дрожащий то ли от страха, то ли от возмущения голос директора:
— Безобразие!!! Почему не по программе?!!
Вопрос был обращен к суррогатной "Снегурочке", прижавшейся к двери и совсем позабывшей от изумления заученный текст. Она со страхом посмотрела на директора широко раскрытыми глазами и, пытаясь что-то сказать трясущимися губами, показывала на разыгравшееся действо.
— Кто разрешил?! — взвизгнул директор, топоча ногами.
Дед Мороз степенно сошел с саней и повернулся к нему.
— Али не ждали? — спросил он, широко улыбаясь.
