Браслет-2

01. Наша Третья Мировая

Я сидел на берегу океана, подставив лицо палящему солнцу, и блаженно щурился. Вот уже добрую половину дня я пыхтел над чистым листом бумаги и пытался выудить из себя что-нибудь связное. Желание вести дневник преследовало меня еще с пеленок. Насколько помню, едва научившись различать буквы и складывать из них слова, я уже тогда хотел что-то рассказать о себе воображаемому читателю.

Потребность рассказать о своем мироощущении жила со мной постоянно и периодически выплескивалась на страницы многочисленных тетрадей и блокнотов, с воодушевлением начинаемых под влиянием какого-нибудь очередного душевного катаклизма, и никогда до конца не дописываемых. Годы шли, количество тетрадей росло, многие из них безвозвратно были утеряны, а связного рассказа о себе у меня так и не получилось. Всегда находилась какая-нибудь уважительная причина, вследствие которой я надолго терял интерес к собственной персоне. Собственно, к себе я интереса никогда не терял, но процесс описывания личных "подвигов" быстро мне надоедал. От записей типа: "встал, оделся, поел, пошёл" веяло мертвящей скукой и однообразием, и потому я все реже брался за перо. До очередного всплеска страстей.

Но все это были детские глупости, пустопорожнее сотрясение, ну, если не воздуха, то, по крайней мере, ментального пространства. Иное дело — сейчас. Я просто обязан в упорядоченном виде изложить весь ход событий, причиной которых была моя неуёмная деятельность, дабы впоследствии, лет, эдак, через тысячу, а то и через две, люди не стали излагать об этом смехотворных легенд.

— Ну а все-таки, почему карандашом? — уже в который раз подступилась ко мне Настя, имея в виду то, что каракули свои я выводил означенным инструментом.

— Я тебе уже объяснял, — вяло отозвался я, не оборачиваясь к ней. Она лежала на коврике чуть позади меня, прикрыв глаза вчерашней газетой. Мы были на острове абсолютно одни, и поэтому наличие одежды не являлось необходимостью. К тому же солнце жарило так, что мысли о ней вызывали только содрогание. За время нашего пребывания здесь Настя почернела от загара, и животик ее заметно округлился, что, впрочем, не портило ее внешности. Даже, скорее, наоборот.

— Ну, так что ж, что объяснял, — капризно изогнулась она и придвинулась ко мне. — А я, может, и не поняла! — Она приподнялась на локте и, набрав горсть песку, высыпала его на лежащий передо мною лист бумаги. — Сидишь-сидишь, — заглянула она мне в глаза, — а результата — никакого! Может и впрямь, надо бы ручкой? — Она лукаво прищурилась: — Самый богатый человек планеты строчит мемуары огрызком карандаша! Смехота!

— Дался тебе этот карандаш! — Я встряхнул листом, очищая его от песка, и легонько щелкнул ее карандашом по носу. — Говорят тебе: так мысли лучше текут. Легче пишется.

— Текут-то они, текут, да все как-то мимо бумаги. Хоть бы строчку из себя выдавил.

— Неправда, — кивнул я на стопку исписанных листов, придавленных рогатой раковиной. — А это что, по-твоему?

— Это было вчера. И позавчера. А сегодня ты только смотришь на воду да тяжко вздыхаешь. Интересно, с чего бы это? "Тяжела ты, шапка Мономаха"?

Наверное, я, действительно, выглядел не лучшим образом, предаваясь своим невеселым размышлениям.

Ответственность тяготила мою душу. Ответственность за целую планету, перепаханную мною вдоль и поперек. С тех пор, как мы вернулись на Землю, опосля, так сказать, победы над супостатом, много воды утекло в ее реках. Нам "со товарищи" пришлось немало попотеть, как когда-то выразился Танзу, дабы выправить нездоровую ситуацию на планете. Льщу себя надеждой, что нам это удалось хоть в какой-то степени, хотя до рая на Земле нам еще — ох, как далеко! Да и вряд ли это вообще в принципе возможно. Сей процесс напоминает латание дыр на ветхой одежде: коленку зашьешь, глядишь, а задница уже голая. Срам прикроешь, а оно уж в другом месте расползается. И конца-краю этому не видать...

Как бы там ни было, на бумаге излагаю все по порядку.

* * *

**

"Разместив наших женщин в одном из средиземноморских курортов, что оказалось не таким уж простым делом (они ни в какую не хотели нас отпускать), мы с утроенной энергией принялись за работу. Первейшей своей задачей мы поставили, естественно, разоружение одуревшей от напряжения цивилизации. Надо было спешить, поскольку события нарастали, как снежный ком. С одной стороны наглели янки, чувствовавшие себя безраздельными хозяевами в любой точке планеты. С другой — все выше поднимал свою змеиную голову исламский фундаментализм. До конца значение этого слова я так и не уразумел, но для себя твердо уяснил одно: эти ребята пойдут до конца, поскольку признают лишь тот вариант мироустройства, в основе которого лежат догмы Корана, а все остальное, что с ними не согласуется, подлежит уничтожению.

Меня, как космополита, такой подход, конечно же, не устраивал. Команду мою — тоже. Чего стоило, к примеру, поразившее меня в одном из выпусков "Новостей" сообщение о праздновании Пакистаном годовщины создания ядерного оружия! По этому случаю были организованы народные гуляния со всеми причиндалами. Хорош праздничек, нечего сказать!

Поэтому, прежде всего я обратил внимание браслета на ядерное оружие. Долгих объяснений не понадобилось. Он прекрасно меня понял и, настроив свой "нюх" на радиоактивное излучение рукотворных сооружений, стал опустошать одну за другой ракетные шахты вместе со всем комплексом обслуживания. Условие оставалось прежним — люди должны оставаться невредимыми.

Надо было видеть растерянные физиономии вояк, когда в мгновение ока они лишались всего, оставаясь у разбитого корыта. Самым ужасным для них было то, что они не могли понять, как такое вообще может быть? Монолитная доселе твердыня исчезала под их руками, как зыбкий мираж. Это противоречило всему их жизненному опыту.

Я не уставал удивляться, насколько милитаристская машина оказывалась изощренной в стремлении засекретить расположение ракетных баз. Где мы только их не находили: и в лесах, и в степях, и в горах, и даже на дне океана. Но ядерные подлодки, несущие свое мрачное дежурство в его глубинах были так же беззащитны перед мощью браслета, как и их сухопутные аналоги. Виток за витком, меридиан за меридианом "прочесывали" мы Землю в поисках опасной заразы. Я спешил, поскольку весть о странной "эпидемии", поразившей войска стратегического назначения летела впереди нас. Одна за другой гасли точки на картах стратегов. Я опасался, что, почуяв неладное и не разобравшись, что к чему, меня опередят и в воздух поднимутся тысячи ракет. Уследить за всеми будет намного сложнее, чем давить их по одиночке в своих гнездах.

Конечно, я мог бы обезопасить это дело в самом зародыше и, "одним махом всех побивахом", уничтожить всю космическую связь. Но мне не хотелось доводить все до крайности. Ведь тогда во всем мире ослепнут и оглохнут миллионы телевизоров, являвшихся для многих обывателей связующей нитью с окружающей действительностью. И как они тогда вообще узнают, что мир, в конце концов, избавился от страшной угрозы, дамокловым мечом висевшей над их головами всю вторую половину двадцатого века? А разбираться, какие из спутников принадлежали военному ведомству, а какие служили мирным целям (я по своей наивности полагал, что такие тоже имелись), у меня не было времени: я спешил.

Подходили к концу первые сутки, когда нас вычислили. Мы это поняли потому, что нас атаковали. И, кабы не браслет, остались бы от нас рожки да ножки. Вернее, мокрого бы места даже не осталось, потому что "пульнули" в нас, как выразился Пашка, ракетами с "ядреными" боеголовками. Военная машина защищалась. Видеть они нас, конечно, не видели, но след наш, его продвижение, обозначенное демилитаризованной полосой, был хорошо заметен на электронных картах командных штабов.

Браслет мгновенно среагировал на появление угрозы, но я его малость попридержал, подпустил ракеты поближе и только потом позволил им бесследно кануть в небытие.

Соратники мои, с тревогой наблюдавшие за приближением "гостинцев", шумно вздохнули, а Санька с нервной усмешкой заметил:

— Командор, не кажется ли вам, что процесс уже пошёл?

— Ещё как пошёл! — улыбнулся я ободряюще, хотя бодрости той отнюдь не ощущал. — И самое время пришпорить коня!

Мы ещё несколько раз подвергались нападению, но всё с тем же результатом. Силы были слишком неравными. Хилое на вид изобретение сверхцивилизации шутя отбивало все атаки, вызывая этим в милитаристских кругах истерические завывания. Ну, сами посудите: считай полвека мнить себя пупом Земли, уже полностью сжиться с этой мыслью, в том смысле, что "ежели что, так мы им покажем", и вдруг оказаться в полном бессилии перед неизвестным явлением, которое без пыли и шума глотает "подарки" со страшной начинкой и при этом, что самое невероятное, не наносит ответного удара! Это, по их понятиям, уж совсем ни в какие ворота не влезало!

Но больше всего вояк бесило то, что несмотря на все потуги, им никак не удавалось определить, что же всё-таки происходит и что за зверь раздевает их догола? Предпринимались попытки (и неоднократные) вступить с нами в переговоры. Обращения звучали на всех мыслимых и немыслимых языках, обещались золотые горы, но мы только посмеивались между собой и ни с кем в полемику не вступали. Да и чем было можно нас купить? Это мы могли купить кого угодно, хоть всех Рокфеллеров вместе взятых.

Поэтому, сохраняя радиомолчание, мы сосредоточенно "мочили одну гадину за другой", по живописному выражению все того же Пашки, летая над планетой этакой новоявленной Немезидой, богиней возмездия за все бывшие и будущие прегрешения.

Я полагал, что мы быстро справимся с работой, но на освобождение планеты от ядерных запасов ушло несколько суток. Требовалось заглянуть во все изощрённые потайки, какие только мог выдумать злой гений человека. Всевидящее око моего "коня" проникало в недра Земли практически на любую глубину, задавая направление "распылителю", как обозвал Пашка процесс уничтожения требуемых объектов.

И вот настала долгожданная минута, когда в небытие канула последняя подлодка, упорно пытавшаяся уйти из-под удара. Под "метлу" пошло всё, что сколько-нибудь имело отношение к радиоактивности: от ядерных ракет до последнего рентгеновского аппарата. Уничтожены были все атомные энергостанции, и даже все до единого урановые рудники со всем их содержимым.

Своей деятельностью мы, конечно же, основательно добавили людям проблем. Взять, к примеру, ту же медицину. Она осталась без очень нужного и полезного оборудования. На эту тему у нас вновь разгорелась дискуссия, но я ее быстро "погасил", заявив, что если б мы пожалели медиков, то в скором времени нам бы пришлось узнать, что все медицинское оборудование под любыми благовидными предлогами (и без оных) конфисковали военные. Поэтому, как ни крути, а все, что излучает радиацию, должно быть уничтожено, дабы не было соблазна превратить это в оружие массового уничтожения. Нам ещё земляне спасибо скажут.

— Скажут, скажут, — ехидно поддакнул Пашка. — Уже говорят. Еще и "подарочками" закидывают.

Пора было переходить ко второй части нашей программы, которую мы, шутя, окрестили "Генеральной уборкой". Речь шла теперь об обычных вооружениях. Я не отказал себе в удовольствии позабавиться и лично заглянуть в каждую "горячую" точку планеты с целью тотальной конфискации всего, что стреляло и взрывалось. Здесь фантазия бога войны оказалась настолько изощренной, что я не мог дать браслету никаких толковых указаний, поскольку в видах вооружений и сам был неграмотен, да и друзья мои на этот счет не могли сказать чего-нибудь определенного. Приходилось просто указывать пальцем в очередное "чудо" военной мысли: "Убрать!", "Убрать!", "И это убрать!", "И вот это!"

Постепенно мы набирались опыта, и скоро уже не требовалось тыкать браслет носом, чтобы определить, что вот это — "бяка". Он сам узнавал знакомые очертания и насылал "проказу" на смертоносные изобретения.

В среде военных воцарилась паника. Сладкой патокой на мою душу лились в эфире истерические рапорты об утрате очередной партии вооружений. Я нарочно не трогал средства связи и транспорт, чтобы орды осиротевших вояк могли без проблем добираться до мест дислокации.

В полный голос на планете зазвучала тема Божьего Суда. Все измышления по этому поводу вызывали у нас лишь насмешливые комментарии, но ведь, в принципе, так оно и было! Пусть это громко сказано, но моими руками Бог вершил правосудие. Правда, главные виновники оставались пока безнаказанными, но ведь это — дело времени. Освободившееся от страха человечество само разберется, кто прав, кто виноват и вынесет свой вердикт. Все еще впереди. Да и я безучастным, конечно, не останусь. "Генеральная уборка" заняла у нас уйму времени. С ядерными запасами было несравнимо легче: они сами трезвонили о себе на всю округу своим излучением. А вот с автоматами, танками, самолётами и прочей нечистью пришлось основательно повозиться. Периодически наведываясь в командные пункты, которые мы отыскивали за всевозможными хитроумными запорами, мы сверяли свои действия со сверхсекретными источниками информации и выуживали оттуда сведения о складах с оружием и боеприпасами. Оставалось только сориентироваться на местности и нанести опустошительный визит. Все делалось тихо и бесшумно, однако резонанс во всем мире получало мощнейший. Различные радио— и телеголоса взахлеб смаковали тему полного банкротства всех без исключения ведомств военно-промышленного комплекса. Военные верхушки заседали беспрерывно, но сколько-нибудь дельных предложений по исправлению ситуации выработать были не в состоянии и только угрюмо принимали сообщения о новых потерях.

Вскоре посыпались первые головы. И в прямом, и в переносном смыслах. Череда громких отставок в среде генералитета сменилась серией самоубийств, а то и просто расправ над оказавшимися не у дел, не нужных теперь и не мыслящих себя вне военной машины, людей в погонах.

Конечно же, мы никому не подыгрывали. Разоружали и наших и ваших. А раздевать военный люд я перестал, оставляя военную форму им на память о былых "заслугах". Но многие и сами не захотели носить ее, опасаясь репрессий со стороны гражданского населения, которое теперь вело себя далеко не мирно, выплескивая наружу все накопившиеся обиды и унижения при виде безоружных вояк.

Особое удовольствие доставляло мне "работать" с так называемыми бандформированиями. В отличие от регулярных войск, они брали в руки оружие не по принуждению, а, так сказать, "по зову сердца", испытывая к нему самые "интимные" чувства. Их отчаяние доходило до безумия, когда предмет страсти, придававший им вес и значительность в собственных глазах, бесследно исчезал. Опустошенные склады с любимыми "игрушками" вгоняли бравых молодцов в страшную депрессию. Нечем было даже зарезаться, так как холодное оружие тоже становилось дефицитом, кроме, разве что, кухонных ножей.

Для особо рьяных приверженцев силового решения жизненных проблем приходилось даже применять театральные методы убеждения в виде голоса с неба, повествующего о том, что терпение Господа в конце концов истощилось, и пришел Судный День. Помогало, но не всегда. Развращенные силой оружия убогие мозги предпочитали адский огонь мирному созидательному труду, к которому их призывал "глас божий". В полный рост вставала проблема ухода в наркотический мир. Но с этой напастью мы решили заняться чуть позже, когда воочию убедимся, что военно-промышленный комплекс планеты "отбросил копыта", по выражению все того же Пашки.

А комплекс, закаленный во многовековых передрягах, сдаваться и не собирался. Военные заводы, в то время, пока я мотался по всему свету в поисках их продукции, увеличивали ее выпуск с удвоенной энергией. Спрос и, естественно, цены на нее, и до этого немалые, взлетели до астрономических величин. Я только посмеивался над их потугами, оставляя их разгром "на закусь".

— Мочи его! Мочи! — возбужденно вопил Пашка, которого вся наша деятельность приводила в неописуемый восторг. — Ишь, затаился! — потирал он ладони при виде очередного многоствольного "зверя".

— Пал Ксанч рискует выпрыгнуть из штанов, — усмехался Санька, тоже, впрочем, неравнодушно следивший за ходом операции и принимавший активное участие в поисках очередной жертвы.

После падения стратегического колосса с нами бороться уже и не пытались. Верховное командование всех государств, пораженное катастрофическими потерями, оказалось полностью деморализованным. Зато журналистская братия переживала свой звездный час. Средства массовой информации заполонили репортажи самого скандального характера: разоблачения следовали мощным валом, благо, самому ведомству, попавшему на зуб пятой власти, было не до того, чтобы расправляться с неугодными элементами по старинке. Соревнуясь друг с другом в измышлении причин странного апокалипсиса, обсуждению в прессе подвергались даже самые глупые предположения. Что самое интересное, среди них проскальзывали и близкие к истине, но всерьез они, конечно же, никем не воспринимались. Прагматичное, приземленное мышление человечества, погрязшего в своих ежедневных делишках, не привыкшего мыслить вселенскими категориями, за редким исключением, оказалось неспособным принять идею, которая напрашивалась сама собой: жить надо в мире и согласии!

Извращенное сознание, вскормленное бездуховным телевидением, проповедовавшим культ насилия, и перенесшим его на просторы Вселенной, не могло понять такой простой вещи, что, к примеру, инопланетяне — вовсе не обязательно страшные и кровожадные монстры, всей Галактикой почему-то вдруг ополчившиеся непременно на несчастную Землю, будто других планет во Вселенной уже и не осталось. Что Земля — рядовая планетка на задворках Галактики, каких среди обитаемых миров — миллионы! Человек сам взрастил в собственном сознании идею о своей исключительности, и, только потому, что она, эта идея, тешит его самолюбие, он был не в силах с нею расстаться.

Мир настороженно следил за нашими действиями и за благо воспринимать их результаты не торопился. Ждал, затаив дыхание, что всё непременно кончится общей погибелью.

Жертвы, конечно же, были. Но являлись, скорее, следствием неразумной реакции, а то и просто страха перед необъяснимым. Характеры у людей разные и, соответственно, реагировал каждый по-своему, что, порой, и приводило к неоправданным потерям. К примеру, те же военные корабли, снизу доверху напичканные смертоносным оборудованием, после его изъятия становились просто большими лодками, бесцельно блуждающими в океанских просторах. При их создании, в интересах устойчивости судна, конструкторами учитывалась каждая мелочь, а, обезображенные нашим вмешательством, они эту самую устойчивость теряли, и мы часто находили на следующих витках перевернутые кверху брюхом и покинутые экипажами корабли, вернее, то, что от них оставалось.

— Ничего страшного! — пожимал Пашка плечами. — Они знали, куда шли служить. Чай, не в санаторий! Да и не тонет оно, дерьмо-то!

Утешение, конечно, слабое, но успокаивало, что часто рядом с перевернутыми и полузатонувшими судами уже трудились спасатели. А если таковых не оказывалось, приходилось помогать: я бросал им на воду большой надувной плот, чтоб они на нем могли ожидать прихода помощи.

Вообще, всех нюансов нашей "уборки" и не перечесть. Приходилось чем-то жертвовать, чтобы спасти мир, беременный Третьей мировой.

Конечно, многого мы не учли, вероятно, от излишней самонадеянности, а, порой, и просто от глупости, что, в принципе, одно и то же, но дело было сделано: экономический потенциал военно-промышленного комплекса был подорван на корню..."

02. ''Здравствуй, Дедушка Мороз!''

— Хочу тебе кое о чём напомнить, милый мой волшебник.

— Это о чем же?

— Какое сегодня число, не помнишь?

Я сморщил нос, делая вид, что усердно припоминаю. Потом сдался:

— Нет, не помню. Теперь все дни какие-то одинаковые.

Настя выразительно посмотрела на меня:

— Совсем опустился. Забурился в тропики, целыми днями валяешься на песке и ничего не делаешь. Вон, — шлепнула она меня по животу, — почернел, как головёшка.

— Насчет "ничего не делаешь" явное преувеличение, — лениво возразил я.

— То, что ты царапаешь своим огрызком вот эти жалкие бумажонки, — она пренебрежительно ткнула пальцем в исписанные листы, нещадно терзаемые ветром, — это еще ни о чем не говорит.

— Ну, а все-таки, — напомнил я, — что за день-то?

— Тридцатое декабря! — с вызовом произнесла она.

Я пожал плечами:

— Ну и в чем же криминал?

— Балда! Какой криминал? Новый год на носу! Я заинтересованно повернулся к ней:

— А что, есть какие-то особые пожелания? По-моему, тебе-то уж грех жаловаться: весь мир у твоих ног!

— Речь вовсе не обо мне. Что ты всю нашу несчастную Землю перевернул вверх тормашками, я и так помню.

Я хмыкнул, пропуская колкость мимо ушей, и спросил:

— Ну тогда о чем же?

— О давней традиции, которую мы с дедом старались не нарушать.

— С дедом?.. Гм!.. Ну-ну, я слушаю. — Каждый Новый год мы радовали подарками самых обездоленных детишек.

— Ах, так вот откуда все эти легенды о Санта-Клаусах и Дедах Морозах! — улыбнулся я.

— Не ёрничай! — царапнула она меня своми глазами. — Я говорю о детдомах. И в первую очередь о том, где выросла я.

— Так в чем же дело? — Я встал и отряхнул с себя песок. — Показывай дорогу!

— Быстрый какой! — фыркнула она. — Надо сначала все обсудить.

— Я — весь внимание!

— Да перестань ты кривляться! — вконец обиделась она.

— Ну-ну! — Я присел с ней рядом и обнял за плечи. — Не дуйся! Мне очень интересно.

— Можно подумать! — хмыкнула она для порядка и продолжила нехотя: — Тут есть одно "но". Не нравится мне та форма, в которой дети всегда получали от нас подарки. Я много раз спорила с дедом по этому поводу, но он стоял на своем.

— И что же это за форма?

— Мы просто рассылали во все детдома (о которых знали, естественно) большие посылки с подарками. Но все эти посылки проходили через множество рук, воспитатели, нянечки старательно профильтровывали наши послания, и я уверена на сто процентов, что в результате детям доставались рожки да ножки.

— Как понять: "рассылали"? Что, при ваших возможностях нельзя было лично доставить все эти коробки?

— Ты не понимаешь, о чем говоришь! Мест, куда надо доставить эти самые, как ты говоришь, "коробки", очень, очень много!

— Ну и что? Подарков не хватит?

— Времени не хватит! До Нового года везде — просто не успеть.

— Ну так начинали бы рассылать пораньше!

— Мы так и делали. Уже с весны думали о следующем Новом годе.

— Дедушка Мороз и внучка его Снегурочка! — не удержался я и тут же получил звонкий шлепок по спине.

— Трепло!.. А говорил: "интересно"!..

— Мне действительно интересно, — сказал я, потирая ушибленное место.

— Ну так тогда слушай и кивай.

— Угу!

— Я предлагаю сделать всё-всё по-другому. Повсюду мы уже и так не успеваем, а вот в одном месте можно провести эксперимент. Ведь ты у нас волшебник?

— Угу! — опять кивнул я, и только открыл рот, намереваясь заметить, что об этом она вспоминает только тогда, когда ей это удобно, но ее ладошка плотно закрыла мне его:

— Сиди и слушай!.. Ну так вот, опираясь на твой богатый опыт любителя почудить, давай сделаем так...

* * *

**

Щуплый мужичок с беспокойно бегающими глазками оглядел нас сверху донизу:

— Ну, я директор. Что вам угодно?

— У нас к вам дело.

— Честно говоря, вы не вовремя. Сейчас такая горячая пора! Новый год знаете ли...

— Вот именно об этом мы и хотели с вами поговорить. Как у вас обстоят дела с подготовкой к празднику?

— А вы, собственно, кто? — мгновенно насторожился мужичок. — Из РОНО, что ли?

— Нет, — улыбнулся я, — мы не из РОНО.

— Ага! — сообразил он что-то про себя. — Только почему не предупредили?

— Да вы нас не так поняли! Мы здесь, как частные лица. Хотим предложить свою помощь в проведении Новогоднего представления.

Мужичок замер на секунду и вдруг разочарованно протянул:

— Ах, арти-исты, значит! — И тут же засуетился, выпроваживая нас. — Нет, господа хорошие, вы уж не обижайтесь, но у нас уже все готово. Своими, так сказать, силами. Тем более, посмотрите сюда, — он толкнул обшарпанную дверь, на которой выцветшая табличка гласила: "Актовый зал". — Видите: все уже в сборе. Через десять... — Он глянул на часы. — Нет, уже через пять минут начинаем. Так что... — развел он руками.

— Ну а посмотреть-то позволите? — не сдавался я. — Поучиться?

— Это всегда пожалуйста! — гордо просиял директор. — Прошу!

Мы прошли в зал. Конечно, назвать это помещение "залом" можно было лишь условно. Просто большая комната, силами обитателей детского дома принявшая праздничный вид. Только впечатление от этого "вида" было совсем не праздничное. Казенное какое-то, выморочное. Судя по всему, финансы сего заведения давно поют романсы.

"Или оседают по карманам заботливых руководителей", — услышал я Настю.

"Очень даже может быть", — согласился я так же беззвучно.

Разновозрастная масса детей, от четырех до восемнадцати, а, может, и постарше, расположилась по периметру ближе к стенам. Сидячие места, как водится, занимали те, кто постарше и понахальнее. Робкие и нерешительные довольствовались местами похуже, кучками и поодиночке подпирали стены. Я ожидал увидеть печальные и суровые лица, на которые наложила свой отпечаток неудачно сложившаяся с самого начала жизнь. Однако я ошибался. Дети везде дети. Шумные и неусидчивые, они с трудом сдерживали бьющую через край энергию, которая выплескивалась тут же, в мелких стычках по пустякам. Воспитатели, грубые окрики которых слышались то из одного конца зала, то из другого, агрессивно наводили некое подобие порядка в рядах неугомонного собрания.

На нас сразу обратили внимание. Десятки глаз с интересом, некоторые даже с неприличным, уставились на нас в упор. Раздалось улюлюканье и язвительные замечания, произнесенные вполголоса, но так, чтобы слышно было и нам. Слышались неприятные похохатывания, издаваемые, естественно, пассажирами сидячих мест. Жующие физиономии нахально разглядывали обтянутую джинсами точеную фигурку Насти и развязно улыбались.

"Мне почему-то кажется, что наше присутствие здесь вовсе необязательно," — громко подумала порозовевшая Настя.

"В принципе, да, — согласился я, чувствуя себя тоже не совсем уютно. — Но теперь назад уже поворачивать поздно, а в следующий раз учтем."

Сесть было некуда. Галантные джентльмены, само собой, уступать место даме даже не собирались.

"Потерпи, — успокаивал я ее. — Скоро им будет не до нас."

"Надеюсь..."

Вошедший следом за нами директор кому-то кивнул и сказал вполголоса:

— Можно начинать!

Прошло несколько секунд томительного ожидания. Наконец, где-то в углу между зрителями закашлял магнитофон, и проскрипели вступительные фанфары. На противоположной от нас стене распахнулась дверь, увешанная бумажной мишурой и оттуда, натужно улыбаясь, появилась сильно накрашенная пухлая девица в костюме Снегурочки.

— Здравствуйте, дети! — звонким голосом провозгласила она.

Дружное улюлюканье и свист с сидячих мест были ей ответом. Но, видимо, она привыкла к подобному обращению, а потому, не обращая на выкрики внимания, продолжила заученный монолог. Она говорила о том, какой это хороший праздник — Новый год, как долго мы его ждали, и вот он, наконец, пришел.

— Ну а какой же Новый год без Деда Мороза? — громко спросила Снегурочка и выразительно обвела густо накрашенными глазами не утихающий зал.

— И без бутылки! — выкрикнул какой-то ухарь.

На него громко зашипели сразу две стоящие рядом тётки, вероятно, воспитатели, а Снегурочка, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Дети! Давайте позовем Дедушку Мороза?

— Зови, чего уж там! — не унимался жующий контингент. — Тебе за это бабки платят!

Загалдели, зашумели еще громче, кто в лес, кто по дрова.

"Кошмар! — сжала мне руку Настя. — И здесь я провела свое детство?! Зверинец какой-то! Раньше такого не было, честное слово!"

"Не боись, моя хорошая, — ответил я, — сейчас мы их утихомирим!"

И сосредоточился.

Вся сотня (или сколько их там было) глоток вдруг утихла и в один голос, как солдаты на плацу, дружно гаркнула:

— Д Е Д У Ш К А М О Р О З !!!

Показалось, что от слаженности крика сейчас обрушится давно не беленый потолок.

Потолок устоял, но с этого мгновения с ним стало твориться что-то неладное. С тихим перезвоном, отлично слышимым в наступившей нереальной тишине, начиная с центральной части, прямо над тощей, карикатурного вида, елкой, он стал быстро покрываться крупной изморозью. Пятно разрасталось на глазах у изумленной и притихшей публики, по краям вытягиваясь вниз и превращаясь в диковинного вида сосульки. И вдруг срединная часть замороженного пятна протаяла, и оттуда, несмотря на то, что на улице стоял солнечный день, глянула изумительной красоты россыпь звездного неба. Сильно потянуло холодом, в образовавшийся проем ворвался снежный вихрь, заклубился, завертелся вокруг елки, и, уплотняясь, все с тем же перезвоном, сопровождаемым теперь еще и завыванием пурги, стал превращаться в тройку белых коней богатырского телосложения, легко тянувшую за собой сказочного вида белые сани, в которых сидели двое. Поначалу в снежной мути ничего разобрать было невозможно, по залу носился лишь призрак. Но с каждой секундой изображение становилось все четче, и вот, шумно храпя и звеня бубенцами под дугой, кони остановились. Вскидывая гривами, они стали рыть копытами снег, который пурга принесла с собой и покрыла им все свободное от зрителей пространство.

— Кто звал меня?! — раздался мощный раскатистый бас, эхом несколько раз отразившийся от стен. Заснеженная фигура в санях поднялась во весь свой гигантский рост, головой едва не касаясь замороженного потолка.

Ответом ему было гробовое молчание.

И в этой тишине в двух шагах от меня послышался дрожащий то ли от страха, то ли от возмущения голос директора:

— Безобразие!!! Почему не по программе?!!

Вопрос был обращен к суррогатной "Снегурочке", прижавшейся к двери и совсем позабывшей от изумления заученный текст. Она со страхом посмотрела на директора широко раскрытыми глазами и, пытаясь что-то сказать трясущимися губами, показывала на разыгравшееся действо.

— Кто разрешил?! — взвизгнул директор, топоча ногами.

Дед Мороз степенно сошел с саней и повернулся к нему.

— Али не ждали? — спросил он, широко улыбаясь.

Морщинки у его глаз собрались сеточкой, и от всего облика Деда с его богатейшей шубой, искрящейся на свету, с широкой окладистой бородой до самых колен, веяло добротой и приветливостью.

— Вы кто?! — брызгал слюной директор, подступая к гостю.

Дед Мороз звучно рассмеялся и, широко расставив руки, в одной из которых он держал усыпанный драгоценными камнями посох, обвел глазами притихшую публику:

— Дети! Вы тоже меня не узнаете? Кто же я?!

В тишине раздался рассудительный голосок:

— Вы — дедуска Молос...

— Правильно! — еще шире улыбнулся "дедуска" и поманил к себе говорившую девчушку: — Ну-ка, иди сюда, моя хорошая!

Девочка, лет, наверное, шести, стала пробираться через кордон развалившихся на стульях "хозяев положения". Кто-то из них подставил ей подножку, и она бы упала лицом в снег, если бы Дед Мороз не пришел на выручку. Он сделал навстречу ей движение рукой, с его рукавицы слетел сноп серебристых искорок и, окутав падающую девчушку, вознес ее прямо к нему на руки.

Она взвизгнула от неожиданности и прижалась к его пушистому воротнику. По залу пронесся вздох восхищения.

Укоризненно посмотрев на обидчика и покачав головой, Дед Мороз повернулся к притихшей девочке и тихо пробасил:

— Тебя как зовут, милая?

— Света... — млея от восторга, выдохнула та.

— Света. Светик-Самоцветик, — ласково проурчал Дед, как бы пробуя ее имя на вкус. — Посмотри-ка, что я тебе привез! — Он повернулся к саням, где сидела Снегурочка. Не та, что прилипла к стене и дрожала, как осиновый лист, нет, а настоящая, писаная красавица из русских сказок, в голубой, усыпанной серебристыми блёстками шубке, отороченной белым горностаевым мехом. — Ну-ка, внученька, помогай! — воскликнул он, все так же широко улыбаясь.

Та живо вскочила, взмахнула руками, и из ее рукавов посыпались разноцветные шарики с орех величиной. Все это сопровождалось нежным перезвоном невидимых колокольчиков. Едва коснувшись заснеженного пола, шарики превращались: белые — в зайцев, рыжие — в белок, а коричневые — в неуклюжих медвежат. Зал оживился. Зверята сразу забегали вокруг саней, вокруг елки, загомонили, говоря все разом. Медвежата, обежав для разминки пару кругов вокруг елки и постоянно перекувыркиваясь через голову, снова полезли в сани, откуда только что, уступая им место, вышла радостно улыбающаяся Снегурочка.

Кряхтя, медвежата выволокли из-под сиденья огромный, весь в сверкающих блестках, мешок, подтащили его к Деду Морозу, наблюдавшему за их возней с благодушной улыбкой, и выжидающе уставились на него.

— Ну, что стоишь? — подбодрил Дед Мороз Снегурочку. — Развязывай!

Снегурочка взмахнула рукой и с ее варежки малинового цвета брызнул сноп серебристых искр. Узорчатая тесьма соскользнула на пол и мешок раскрылся. Снегурочка взяла оттуда большущий разноцветный кулек и протянула его девочке. Та обрадованно ойкнула и с сияющими глазами вцепилась в подарок:

— Спасибо...

— Угощайся на здоровье! — добродушно усмехнулся Дед Мороз и опустил ее на пол. — Ну, детвора! — громко объявил он. — Налетай!

Сразу отовсюду зазвучала музыка, какую я сумел припомнить для данного случая, и зверюшки, сотворенные Снегурочкой, стали нырять по двое-трое в мешок и доставать оттуда кульки со сладостями. Другие хватали их со смехом и, добежав до зрителей, все еще находившихся в очарованном оцепенении, совали каждому в руки по кульку.

Пока раздавались подарки, Дед Мороз по-хозяйски прохаживался по залу, оглядывая его, и, цокая языком, качал головой.

— Непорядок! — пророкотал он наконец и ударил посохом в пол.

С заиндевевшего драгоценного кристалла, венчавшего собою посох, с серебряным перезвоном взметнулся целый фонтан искр и ударил в потолок. Закрутившись снежным вихрем и с каждой секундой увеличиваясь в размерах, рой искр заметался по стенам помещения, отчего они моментально покрылись морозными узорами самых различных форм и рисунков, и окутал собою ёлку посреди зала, на несколько мгновений совершенно скрыв ее от глаз зрителей.

Когда же искрящийся туман рассеялся, по залу прокатился многоголосый одобрительный вопль: на месте хилого болезненного деревца теперь красовалась мощная разлапистая ель, занимавшая собою добрую половину площади зала. Ее верхушка терялась за пределами потолка, уходя в проем, образовавшийся при появлении саней Деда Мороза. Никто, кстати, и не заметил их исчезновения. Они растворились в вихре вместе с конями, уступив место новоявленной красавице, игравшей и переливавшейся теперь мириадами бегущих огней, увешанной большими и маленькими игрушками и самого разного вида сладостями. Я уж постарался придать ей самый сказочный вид. Даже Настя, уже привыкшая к моим "чудесам", и то похвалила:

— Какая красавица!

Чего уж там говорить о самих детях! Мигом были позабыты все страхи и комплексы, радостные вопли и визги заполнили зал. Невзирая на возраст, дети прыгали и резвились вокруг елки, взявшись за руки. Они принимали активное участие в играх, сочиняемых моими зверушками тут же, на ходу, и никого ничуть не удивляло, что зверюшки-то разговаривают человеческим языком и ведут себя довольно разумно!

Объяснение этому нашлось случайно, когда я подслушал разговор троих нелюдимого вида парней, отличавшихся от остальных детей вызывающе пренебрежительными манерами и наглым выражением физиономий. Вернее, таковой физиономия была у одного, двое других ему только поддакивали. Они сидели неподалеку от нас и комментировали происходящее. Достаточно громко, чтобы их было слышно сквозь музыку и шум резвящихся обитателей детдома.

— Как он это делает? — удивленно спрашивала одна из "шестерок".

— Та! Компьютерная графика! — с видом знатока махнул "предводитель". — Тормоз ты, Кива, не догоняешь. Это ж как два пальца...

— Сколько ж бабок отцепил наш Хиляк за такое кино? — прозвучал вопрос с другой стороны.

— До фига и больше! — решил проявить свою осведомленность тот, кого "предводитель" назвал "Кивой". — Такие крутые дела на халяву не провернешь. Гля, во дает!

Этот "одобрительный" возглас относился к бенгальским огням, внезапно вспыхнувшим на кончиках каждой ветки у елки.

Я вдруг обратил внимание на то, что директора в зале нет, а няньки и воспитатели затравленно переглядываются из своих углов, пожимая плечами. Одна "Снегурочка", не смея покинуть свой пост, металась среди всеобщего веселья и что-то кричала, видимо, стараясь призвать всех к порядку и вернуть ход праздника в русло сценария.

Отсутствие хозяина детского дома вскоре объяснилось. В тот самый момент, когда хоровод детей, увлекаемый разношерстной компанией, сотворенной необычными гостями, слаженно распевал "Ёлочку", в зале появилась милиция.

"Интересная реакция на нововведения!" — "телеграфировал" я Насте.

Она судорожно вцепилась мне в руку:

"Не нравится мне это!"

Я хмыкнул:

"Посмотрим, как они будут арестовывать Деда Мороза!"

"Ты только, пожалуйста, без криминала. Хорошо?"

Я лишь улыбнулся и молча обнял ее за талию.

Но арестовывать пришли не Деда Мороза. Возникший за спинами служителей порядка "Хиляк" что-то сказал на ухо одному из ментов, похожему на шкаф, и указал на нас.

Настя дёрнулась и, забыв про телепатию, простонала вслух:

— Только этого нам не хватало!

Шум стоял невообразимый, поэтому, кроме меня ее все равно никто не услышал. Но тот, которому директор шептал на ушко, все понял по одному лишь испуганному выражению лица Насти. Он уверенно направился к нам, расталкивая зевак. За ним увязалась вся "команда спасения". "Хиляк", прячась за широкой спиной служителя закона, тоже подбирался к нам, предвкушая расправу.

— Так, — лейтенант загородил собою чуть ли не половину зала. — Ваши документы, пожалуйста.

— Я что-нибудь нарушил? — насколько сумел, скроил я невинную физиономию.

— Не то слово! — он выразительно повел глазами по залу.

— Что вы имеете в виду?

— Пройдемте. — Он сделал широкий жест в сторону выхода. — Там и поговорим. Прошу! — Он даже взял меня под локоток. — И вы, сударыня, — явно насмехаясь, обернулся он к Насте, — следуйте за нами.

Я почувствовал, как Настя напряглась.

"Не волнуйся, — сказал я ей молча, — все будет нормально. Просто небольшое приключение..."

Нас вывели из зала и повели по узкому коридору, слабо освещенному вшивыми лампочками. Судя по тому, как озиралась Настя, помещения она не узнавала. Входили в здание мы совсем с другой стороны.

Как я и думал, нас привели в апартаменты Хиляка.

— Располагайтесь, — по-хозяйски махнул "предводитель" на ряд стульев, жавшихся вдоль стены.

Сам он с хрустом угнездился в директорском кресле и, отвалившись на его потёртую спинку и повернувшись к нам боком, закинул ногу на ногу. По всему было видать, что он здесь нередкий гость. Схватив со стола графин с водой, он наполнил стакан, звучно осушил его и испытующе уставился на нас:

— Ну-с, господа, как же все-таки насчет... э-э-э... документов?

— Увы! — пожал я плечами, все еще стоя посреди кабинета. — Не могу ничем вас порадовать.

Тот нехорошо прищурился. Потом отвернулся к окну и ухмыльнулся:

— Вы нас и так уже... порадовали.

— Правда? Чем же?

Лейтенант вдруг вскочил и, опершись на стол своими кулачищами, прошипел, багровея, мне прямо в лицо:

— Ты чего из себя тут корчишь?! Бардак в зале — чья работа?!

— Чья? — невозмутимо повторил я за ним, как эхо.

Настя, сидевшая на стуле, так милостиво предложенном нашим похитителем, непроизвольно сжалась в комок.

Потерявший терпение мент обошел стол вокруг и остановился передо мной, раскорячив ноги и подбоченившись.

— Ну так, — он выдвинул нижнюю губу чуть ли не до пупка и презрительно оглядел меня сверху донизу. — Либо мы будем Ваньку валять...

— Либо?.. — продолжал я дразнить его.

— Либо я буду вынужден вас задержать и разговаривать мы будем уже совсем в другом месте, — мечтательно заключил он.

— Я не понимаю, что такого преступного творится в зале и, вобще, при чем тут мы?

— Ну ничего себе! — выполз из-за двери, видимо, подслушивавший директор. — Разворотили пол-корпуса и он еще спрашивает!

— Разворотили? — повернулся я к нему. — С чего вы взяли, что это мы? Разве все шло не по программе?

— Какая там, к черту, программа?! — возопил Хиляк, на всякий случай перебегая за спину шкафоподобного лейтенанта. — Никаких денег не хватит, чтобы заказать такую "программу"!

— Выходит, вам, все-таки понравилось? — с улыбкой спросил я, заглядывая за его "защитное сооружение".

— Кой черт "понравилось"! — плевался слюной директор. — Весь дом поставили на уши! Тут и так не знаешь, как этих ублюдков держать в узде, а тут еще вы со своим светопреставлением!

— И все-таки, — повторил я, — с чего вы взяли, что это именно наша работа?

— А то чья же еще? — изумленно сложил он лапки на груди. — Не вы ли предлагали свои услуги по проведению Новогоднего праздника?

— Ну да, — согласился я, — было дело. Но ведь вы же не позволили.

— Так и что с того? Вы решили действовать внаглую! — уверенно парировал он.

"Защитное сооружение" молча хлопало глазами, слушая нашу перепалку.

— Неужели вы могли подумать, что такое нам двоим под силу? — вяло держал я оборону.

— Мне такое тоже не под силу! — запальчиво выкрикнул Хиляк, притопывая карикатурными ножками.

— И, значит, все это сотворили мы вдвоем? — сделал я за него вывод и спросил с невинной физиономией: — А вы не обратили внимание, что мы с места не сдвинулись за все время представления?

— Обратил! Только я имел в виду не вас лично, а всю вашу банду артистов!

— Разве с нами пришла целая банда?

— Да! Через потолок!

Насколько ни была испугана моя Настя, но и та не выдержала и прыснула в кулачок.

Хмурившийся представитель закона, до этого в упор разглядывавший преимущественно мою персону, как-то странно скосил глаза на раскрасневшегося Хиляка, потом перевел взгляд на Настю:

— А вы что можете сказать по этому поводу?

— Бред! — выдала Настя. — От начала и до конца!

Я с уважением посмотрел на спутницу жизни. Сказано в точку и вовремя.

— Как "бред"?! — взорвался Хиляк. — А проломленная крыша? Я вообще удивляюсь, как никто при этом не пострадал!

— А вы уверены, что крыша проломлена? — поинтересовался я.

— Нет, вы на него только посмотрите! Все же видели, кого ни спроси, что ваши Мороз да Снегурка на лошадях прямо через потолок свалились!

Мент с уже с явным интересом поглядывал на Хиляка.

— И потом еще эта куча зверья! — продолжал директор, не обращая внимания на изменившееся настроение представителя закона. — Орут, песни распевают!

— Животные? — уточнил "представитель" сочувственно.

— Ну да! Из рукавов повыпрыгивали и давай колобродить!

— Из рукавов? Колобродить?

— Ну да!

Мент развернулся к нему полностью:

— Я что-то не въезжаю. То "банда артистов", то какие-то "рукава". Что за бред?

— Вот и я говорю: бред! — вставила расхрабрившаяся Настя, уже явно видя, что ужасное происшествие превращается в фарс.

До Хиляка вдруг дошло, что он выставлен в дурацком свете. Он открыл было рот, чтобы обосновать свою позицию, но тут вдруг раздался громкий стук и в приоткрывшемся проеме двери возникла красная запыхавшаяся физиономия одной из тех строгих теток, что держали в зале круговую оборону.

— Александр Иванович! — радостно заорала она.

— Ну что там еще? — недовольно отозвался директор, мгновенно нацепив строгое выражение на свою крысиную мордочку. — Я занят!

— Они улетели! — ничуть не смущаясь отпором, возбужденно провозгласила посланница.

— Кто? — дернулся тот.

— Ну... эти... Артисты!

— На чем улетели? — заинтересовался лейтенант.

— Дык, эта... На лошадях! — уверенно заявила тетка, уже наполовину вдвигая свое тучное тело в кабинет.

— На лошадях? Улетели? — насмешливо уточнил милиционер. — Ни на вертолете, ни на воздушном шаре, а именно на лошадях?

— Ага! — не ощущая подвоха, радостно кивнула воспитательница. — Мне там один зайчик такое платьице придарил — закачаетесь! — добавила она. — Это, говорит, вам на счастье! Хотите, покажу?

Хиляк зарычал:

— Дура!!! Вон отсюда!!!

— Да вы не думайте, Ксан Ванч, вам тоже там есть кой-чего! — не унималась "дура", сотворяя умильную, по её понятиям, физиономию и подмигивая.

— Пошла вон отсюда!!! — директор подбежал к двери и вытолкал назойливого "делегата" за порог. — Дура! — взбрыкнул он ещё раз, когда дверь захлопнулась.

Лейтенант потерял ко мне всякий интерес, вновь загрузил себя в кресло и уставился на Хиляка.

— Саша! — ласково проворковал он. — Милый ты мой! Ты что же это меня подставляешь?

— Я?! — пораженно взвизгнул тот.

— Да! Ты! Вот этих ты мне зачем высветил? — Он ткнул в меня толстым пальцем. — Да у вас тут и без них... — выразительно сверкнул он белками. — Не детский, а дурдом!

Хиляк обомлел:

— Игорь, да ты чего?..

— Это я-то "чего"?! Да ты сам прислушайся! Лошади у них тут летают! Зайчики песни поют! Подарками разбрасываются! А коровы у вас тут не летают? Без зонтиков не опасно появляться?!

— Да я не...

— Закусывать надо!!! — рявкнул внезапно покрасневший, как рак, лейтенант и, повернувшись ко мне, нетерпеливо махнул рукой: — Так!.. э-э... Свободны!

— Да ты что?! — в свою очередь взвился директор. — Зачем отпускаешь?! А платить-то кто будет?!

— Я сказал: свободны! — повысил голос лейтенант, видя, что я замешкался, беря под руку довольную Настю. — А с тобой, — повернулся он к "Саше", — разговор особый. "Платить"! — зло сплюнул он. — Я не удивлюсь, если всего этого вообще ничего не было!

— "Не было"? — поразился тот. — А дырка в потолке на ползала? А снегу кто понамел чуть ли не до пояса?

— Да чего ты плетёшь?! — услышал я крик мента, когда мы уже вышли в темный коридор. — Совсем, что ли, крыша едет?!

Настя тихонько хихикнула:

— Не рой яму другому! — и крепче прижалась к моему плечу.

— А ты боялась! Ну, давай, командуй, куда двигаем? — спросил я, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте коридора.

— Домой, конечно, на наш островок, — я почувствовал, как она пожимает плечами. — Куда же ещё?

— Кабинет директора, твою мать! — не выдержал я. — Даже лампочку при входе вкрутить, и то ума не хватает!.. — потом отозвался: — Домой, говоришь? А посмотреть, чем дело закончилось, не желаешь?

— Так они же улетели.

— Ну так мы заново прокрутим!

— Опять муравейник ворошить? Не надо. Давай, лучше, к себе. Мне что-то уже никаких праздников не хочется.

— А как же Новый год? Ты же говорила, что вы с дедом...

— Говорила, говорила, только ты все перевернул с ног на голову.

— Какой же я нехороший!

— Не кривляйся! Пока ты со всем миром воевал, мы совершенно забыли подготовиться к празднику. А он уж вот он — на носу! Какая уж теперь там подготовка? Новую форму опробовали, да блин комом вышел.

— Я, вообще-то, так не считаю. — Мы вышли на свежий воздух из угрюмого помещения и зашагали по тротуару. — Все, по-моему, вышло очень даже красиво, детям понравилось.

— Не спорю. Но ты же видел, какое сопротивление это вызывает у администрации?

— Интересно, а для кого ёлка-то? Для администрации, что ли?

— Но ведь ты же видел, что вышло?

— Ну и что? Если б не твоя просьба обойтись без криминала, они бы у меня сейчас тоже зайчиками по залу скакали...

— Ради бога!..

— Вовчик! Ты, что ли? — прозвучало вдруг позади меня.

Я обернулся.

Какой-то низкорослый мужик диковатого вида, облачённый в видавшую виды "защитку", стоял на обочине тротуара и смотрел на меня из-под натянутой по самые глаза лыжной шапочки. Этот нос ятаганом и крепко сжатые губы невозможно было спутать ни с кем!

— Игорь?!.

— Узнал...

— Боже мой! — возопил я. — Ты откуда здесь взялся?! — Я подбежал к нему и схватил за плечи, недоверчиво оглядывая его сверху донизу. — Ну, рассказывай, как дела?

— Та... — нехотя отмахнулся он и отвёл глаза. — Мои дела! Как сажа...

— Что так?

— А!.. Чо там... — Он упорно не желал смотреть в глаза. — Ты лучше про себя... — И он смущенно бросил взгляд в сторону Насти. — Про меня нечего...

— Не понял! — Я только сейчас унюхал исходивший от него запах перегара и ещё чего-то кислого. — Ты что же, так и не завязал с этим делом?

— А что мне остается? — вяло огрызнулся он, видимо, уже жалея, что окликнул меня. — Хоть так... согреться...

— Совсем ничего не понимаю! — тряхнул я головой. — Ты где живешь?

— Да так... — повел он плечами. — Где придется...

— Опять непонятно! — настойчиво теребил я его. — Как это: "где придется"? — При виде его изможденной и небритой физиономии ужасная догадка сверкнула в моей голове: — Бомжуешь, что ли?

— Ну уж!.. — цыкнул он обиженно. — Скажем так: терплю временные неудобства. — И он снова покосился на Настю.

— И где же ты их... терпишь? — запнулся я, подыскивая слово поаккуратнее.

— Не важно... — дёрнул он плечом. — Пусти...

Я огляделся. Метрах в пяти от тротуара среди грязного снега и пожухлой травы топорщились потрескавшиеся бетонные плиты теплотрассы. Из-под них шел пар, оттуда выглядывали две головы в экзотических головных уборах и заинтересованно смотрели в нашу сторону, очевидно ожидая, что им тоже что-нибудь обломится. Я сразу понял, что это и есть то место, где Игорь "терпит" свои "неудобства".

Я мельком взглянул в лицо Насте: брезгливое выражение всё сказало мне и без слов. Подвига благотворительности она от меня совсем не ждала.

Но я решил по-своему.

— Так, друг мой! — решительно развернул я его к себе лицом, преодолевая сопротивление. — Сейчас ты без пойдешь вместе с нами.

— Куда? — угрюмо спросил он, оглядываясь на "коллег".

— Увидишь! И вопросы будешь задавать потом. Друзей твоих с собой я взять не обещаю.

Он хмыкнул:

— Так говоришь, будто на другую планету зовешь!

— На другую не обещаю. Пока. Обойдемся и этой. Идем! — подтолкнул я его в открывшийся проём.

— Чо это? — дернулся он и вытаращил глаза.

— Рай! — Я пнул его под зад, отчего он кубарем покатился на прибрежный песок через светящуюся кромку экрана.

Настя молча последовала за нами, недовольно поджав губы. Последнее, что я успел заметить, прежде чем захлопнуть проход, это отвисшие челюсти Игоревых "друзей", от удивления высунувшихся по пояс из своего укрытия.

03. Танкист из подворотни

Игорь вскочил на ноги и дико огляделся:

— Где это мы?

— В раю, — усмехнулся я. — Можешь разоблачаться. Здесь холодно не бывает. Снимай свою хламиду. У нас найдется что-нибудь и посвежее.

Но тот лишь зло сверкнул глазами:

— Ты мне это... Зубы не заговаривай! Куда затащил?

— Какая тебе разница? Здесь тепло и комфортно. Чувствуй себя, как дома. Сейчас нам хозяйка чего-нибудь на стол сообразит. Правда, милая?

— Еще чего! — фыркнула "милая".

— Кстати, познакомься! — запоздало спохватился я. — Жена моя. Настей зовут.

Он молча уставился на неё, не находя, что сказать.

— Да мы уж знакомы давно! — со вздохом отвернулась Настя и пошла по дорожке к белеющей среди пальм ажурной вилле. — Заочно! — пояснила она через плечо.

— Вроде как... не имел чести... — попытался Игорь соответствовать вдогонку, но у него это вышло как-то коряво и он вконец стушевался, отчего стал еще злее.

— Да ты расслабься! — рассмеялся я. — Не обращай внимания. Пофыркает и перестанет. Она девка классная. Просто до сих пор простить не может, как ты миллион профукал.

Он остолбенел:

— А откуда... — Потом, сообразив что-то, осторожно спросил: — А она тоже?.. Знает?..

— Знает-знает! — заверил я, садясь на песок. — Да снимай ты свою драгоценную амуницию! Вон, уже пот градом! — И стал сам скидывать с себя облачение северных широт.

Он вдруг растерянно посмотрел в ту сторону, куда ушла Настя, и проворчал:

— Может, снизойдешь до объяснений?

— Обязательно, — с готовностью кивнул я и блаженно растянулся на песке. — Только сначала ты мне о себе расскажешь. Как сумел докатиться до жизни такой?

— А эта... — Он повел горбатым носом вокруг. — Декорация... Как? Надолго?

Я с удовольствием рассмеялся:

— Это не декорация! И, можешь поверить, она надолго! На экваторе мы.

— Ну... Что брехать ты мастер, я ещё помню, — пробормотал он и стал распаковываться. — Про тарелки вон как складно врал. Я тогда чуть было не поверил. — И он медленно стал распаковываться.

Наряд его, как снаружи, так и изнутри, не дышал благообразием. Проживание "где придется" оставило на нем своеобразный отпечаток.

— Ты это... — Я с трудом подбирал слова, чтобы ненароком не ранить его больное самолюбие. — Хламиду-то свою брось подальше. Да иди в море окунись. А то, небось, с прошлого года ещё...

— Тебе-то что? — огрызнулся он и поинтересовался уже более миролюбиво: — А море здесь тоже... того?...

— Что "того"?

— Ну, настоящее? Мокрое?

— Вот дурень! — рассмеялся я. — Иди, купайся!

— Ну-ну... — буркнул он для порядка и поплелся к воде, прикрывая рукой дыру на трусах.

Сдерживая смех, я наблюдал из-под прикрытых век, как он, преодолевая сомнение, погружался в прозрачную океаническую волну.

Пока он там плескался и фыркал, я все старался представить, какие-такие пути-дороги могли привести его, всегдашнего выдумщика, делаша с авантюрной жилкой, в такое плачевное состояние. Никакого объяснения, кроме пьянки, я не находил.

"Я тоже так считаю", — услышал я громкую мысль в своей голове и даже не сразу сообразил, что это Настя.

"Ах, ну да! — с усмешкой подумал я в ответ так же громко. — Контрол! Тотал контрол!"

"А ты как думал? — прозвучало в ответ обиженное. — Ты что же, теперь к нам сюда всех бомжей соберёшь? Всех алкашей и наркоманов? Я-то, по наивности своей, полагала, что мы здесь будем только вдвоем. А ты, как я вижу, решил из нашего островка богадельню устроить?"

— Да ничего такого я не надумал! — вслух ответил я. — Ты и сама прекрасно знаешь, что он мне не чужой. Если ещё помнишь, мы и друг друга нашли не без его участия. И потом, при моих-то возможностях, я просто обязан ему помочь.

"Ну конечно! — жужжало в моей голове. — Только ему мы и обязаны! Если мне не изменяет память, он твою помощь уже однажды получал. Напомнить, что из этого вышло?"

— Не надо. Я всё прекрасно помню. Ты, кстати, где?

"Ну ведь ты же распорядился что нибудь на стол поставить! Я и воплощаю в жизнь решения партии и правительства."

— Вот и умница! — Я сел и упёрся взглядом в стоящего передо мной Игоря. С него струями стекала вода.

— Ты с кем это?

Увлечённый переговорами с Настей, я и не услышал, как он подошёл.

— А... Это я так... Репетирую!

— Угу. "Тихо шифером шурша..."

— Можешь думать и так.

— Ну, если б я тебя не знал... — Он бухнулся рядом на песок и закрыл глаза, подставив солнцу белый живот. — Хотя, с той поры много воды утекло... Я смотрю, ты хорошо устроился. И это всё картины? — В его голосе звучала неприкрытая издёвка.

Я промолчал. Говорить правду было еще рано. Врать — себе дороже. Одно враньё потянет за собой другое. Да и стоит ли вообще что-либо рассказывать? Ещё неизвестно, чем обернётся эта встреча. Настя права: я, как всегда, действовал по наитию.

— Ну давай, давай, колись. Сказал "А", говори теперь "Б".

— Ты это о чём?

— Как "о чём"? В один миг перенёс за тыщи километров и тебе нечего сказать?

— Значит, всё-таки, осознал?

— А куды ж дяватьси-то? — по-стариковски проскрипел он. — Факты — вещь упрямая: бьют прям по лицу!

— Так ты ж всё равно не поверишь.

— А ты ври поскладнее, — хмыкнул он самодовольно. — Может, и поверю.

— Я, вообще-то, про тебя хотел бы узнать, как ты докатился до жизни такой?

— А что тут сложного? Жизнь как жизнь... Да щас все так живут!

— Ты мне-то уж не врал бы! "Жизнь"! Про уши осла ещё не забыл?

— Хм... Злопамятный...

— Я не злопамятный. Только понять не могу: тот рай, куда ты меня всё тащил, именно так и выглядит?

— Топчи-топчи! — злобно буркнул он. — Думаешь, если судьба улыбнулась раз, то оно так и будет всё время? Щас! Будет и на моей улице праздник!

— Это хорошо, что ещё веру не потерял.

— Надежда, сам знаешь, подыхает последней... — И вдруг он взвился: — Да если б не тарелки эти грёбаные, я, может, ещё и выше тебя взлетел бы!

Я заинтересованно приподнялся на локте:

— При чём здесь "тарелки"?

Он посмотрел на меня, как на идиота:

— Ты телевизор давно смотрел? Не знаешь, что в мире сейчас творится?

Признаться, телевизор с его жвачкой меня мало занимал. Хватало и новостных сайтов.

— Тебя-то это каким боком? Люди ездить перестали?

Он с тоской посмотрел на меня и отвернулся.

Я не отставал:

— Ну а всё-таки?

Он помолчал и буркнул, не поворачиваясь:

— В армию я подался... Опять в танкисты...

Теперь мне стало всё ясно! Я вспомнил неорганизованные толпы уныло бредущих "обезлошадевших" вояк, после устроенного мною тотального разоружения. Игорь оказался одним из них, так и не нашедших потом своего места в жизни. Я, занятый глобальными проблемами, всё откладывал решение вопроса по их трудоустройству, наивно полагая, что государство должно само об этом позаботиться. Но государство до сих пор не оправилось от полученного шока, а люди-то кушать каждый день хотят!

Я густо покраснел. Вот она, ответственность! Когда думаешь обо всём этом отвлечённо, в планетарных масштабах, получается вроде как во благо всем, но стоит "снизойти" лично до каждого из этих "всех", получается, что я и есть причина всех проблем в их судьбах. А насчёт "блага"... Когда это оно ещё проявится!

А пролема вот она, лежит рядом, растянувшись на песке. Ну, ему, допустим повезло, наши пути-дорожки случайно пересеклись. А остальные?

— Одного я не понял, при чём здесь тарелки?

— Да все так говорят! — вновь уставился он на меня, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Кто ещё может устроить такое?

— А почему обязательно "тарелки"? Может, кто другой?

Он насмешливо посмотрел на меня:

— А кто? Уж не ты ли?

Я промолчал, скрывая хитрую улыбку.

— Всё-таки не пойму, — сказал я, видя, что он не собирается продолжать, — чего тебя-то, шабашника заядлого, в армию понесло?

— Да бес попутал! — цыкнул он с досадой. — Хмырь один приезжал, служили с ним вместе когда-то. Ну и стал расписывать прелести жизни контрабасов.

— Кого?

Игорь выразительно глянул на меня:

— С луны свалился? Контрактников так зовут.

— Первый раз слышу...

— Где уж тебе! — снисходительно усмехнулся он и резко сменил тему: — Я там в зарослях хижину заприметил. Такая вся белая. Часом не твоя?

Я улыбнулся:

— Допустим...

— Хорошенькое допущеньице! Миленький такой Тадж-Махальчик!.. Если б там ещё чего и пожевать было... — с тоской добавил он. — А ещё лучше — выпить!

— Пиво устроит?

— Спрахиваешь! — мгновенно оживился он, подскакивая.

— Ну тогда пошарь в песке. Может, чего и надыбаешь.

— Где? — вытаращил он глаза.

— Ну там, — равнодушно закрыл я глаза и лёг на спину, подставив своё белое пузо тропическому солнцу. — Где сидишь.

Он суетливо зашарил по песку и тут же наткнулся на банку пива. С удивлением замер:

— Фигня какая-то...

— Что-то не так?

— Чё лыбишься? Песок-то горячий, а банка — глянь! — ледяная! Аж запотела!

— Ну, не нравится, не пей...

— Щас! — он рванул за колечко и жадно припал к отверстию. В два глотка опорожнив сосуд, он отшвырнул его и с сожалением причмокнул: — Хорошо, но мало!

— Бери ещё...

— А что, там ещё есть? — Он радостно гоготнул и зарылся в песок. Взметая буруны, выудил оттуда ещё две банки и спросил обиженно: — Чего ж молчал-то?

— Ты не спрашивал.

— Угу, — плотоядно булькнул он, — а слон не догадывался.

С изрядной долей брезгливости я вслушивался в звуки, доносившиеся из его утробы.

— Лечиться тебе надо.

— Не родился ещё тот врач! — сыто рыгнул он и довольно откинулся на спину.

— А ты пробовал?

— Смеёшься? Была охота... под хвостом мочить! Мне и так неплохо!

— Узнаю Одессу... — вздохнул я и поднялся. — Ну-ка, глянь сюда!

— Чего ещё?.. — недовольно повернулся он и осёкся, встретив мой взгляд...

04. Дебаты в ''Тадж-Махальчике''

— Не поняла, — встретила меня Настя, колдовавшая над столом с угощением. — Где гость?

— Сейчас заявится, — отмахнулся я. — Тут заблудиться невозможно. Все дороги ведут в Рим. Нашу хижину за версту видать.

— Хижину? — улыбнулась Настя, поправляя кокетливый фартучек.

— Ну да, это он так обозвал наше гнёздышко.

— А чего ж ты его бросил?

— Отдыхает. После сеанса терапии. Супротив пьянства, — пояснил я.

— Горбатого могила исправит! — едко усмехнулась она.

— Ну почему? — оскорбился я. — С Пашкой-то получилось?

— Кстати, о птичках! — встрепенулась Настя. — Звонил он минут пять тому.

— Что случилось?

— А я почём знаю? Срочно хочет тебя лицезреть. Спрашивал, удобно ли?

— Ну и что ты ему ответила?

— Что ты принимаешь посла людоедского племени.

Я хохотнул:

— Представляю, что он тебе на это сказал!

— Тогда я и передавать не буду.

— Вот именно, — притянул я её к себе и прижался ухом к округлому животику. — Не стоит ребёнка с такого возраста к грубостям приучать. Как мы там? — поднял я на неё глаза.

— Воюем, — улыбнулась довольная вниманием Настя. — Пытается жилплощадь расширять. Тесно ему там, видите ли.

— Ну, тут уж я вам не помощник, — развёл я руками. — В женской механизьме я не спец.

— Ещё б ты там начал командовать! — фыркнула она. — Без сопливых разберёмся! — она чмокнула меня в лысину и крикнула: — Глашка! Как там наша утка?

— Ещё немного, хозяйка! — послышался голосок Ангелины Вовк. После долгих сомнений Настя всё-таки самостоятельно пришла к выводу, что прислуга нам нужна и я мигом воскресил опальную Глашку. Она довольно удачно вписалась в интерьер "Тадж-Махальчика", порой бывала даже незаменимой. Особенно теперь, когда "хозяйка" оказалась в интересном положении. Я не раз с улыбкой представлял реакцию Глашки, когда нас станет уже трое. Она сама, конечно, не в счёт.

Хотя, детей она уже видела. И Пашкиных, и Санькиных, когда они галдящей толпой ввалились на наш плавучий островок к вящему ужасу местной фауны. Глашка моментально им понравилась, особенно тем, что на ней можно было кататься верхом, чем она без устали и занималась в свободное от кухни время. Уж что визгу-то было!

— А вот и твой пациент, — сказала Настя, глядя в ажурное окно. — Очухался. Ишь, башкой-то вертит!

— Любопытствует, — посмотрел я туда же. — Чудно, наверное, из бомжатника в рай попасть.

— Само собой! — Настя отклеилась от меня и направилась туда, где слышались тяжёлые Глашкины шаги. — Иди, встречай, а то в обилии дверей заблудится.

— Стесняется, — предположил я. — Он же теперь совсем другой человек.

— Смешно! — фыркнула Настя, исчезая за высокой стрельчатой дверью. — Игорь, и стесняется!

Я вышел на террасу. На Игоря было чудно смотреть: одежда, что я сотворил, шла ему, как корове седло. Я-то привык видеть его в засаленных джинсах и кожаной куртке, а здесь передо мной стоял такой шкет в белых шортах и сетчатой майке.

— Привет графьям! — послышался его смущённый голос. — Я ничего не напутал? Это моё? — Он указал на себя. — Я другого ничего не нашёл.

— Проходи, — сказал я, беря его под локоть и подталкивая ко входу. — Всё уж остыло, тебя дожидаючись.

Он стал подниматься по лестнице, с усмешкой глядя по сторонам:

— Не пойму, откуда такое кино?

— Всё узнаешь в своё время.

— Загадки, загадки...

"Тадж-Махальчик", как он обозвал нашу белоснежную виллу, являл собою дикую смесь архитектуры всех мировых цивилизаций, объединённую под одной крышей моей неуёмной фантазией. Собственно, это была ажурная беседка, продуваемая всеми ветрами. Она имела очертания многих известных мне шедевров мировой архитектуры. Благо, строительство мне ничего не стоило. Я лишь на бумажке слегка прикинул, повинуясь давней привычке, да ещё чтобы Настя хоть приблизительно оценила, что именно я собирался "отчебучить", как она называла моё творчество.

Беседка была доступна всем ветрам в тихую погоду и наглухо закрывалась силовым колпаком вместе со всем островком во время плохого настроения у Нептуна. Форму её я иногда подвергал корректировке, стоило только мне подсмотреть удачную идею во время моих скитаний по свету. В целом же она напоминала нечто, рвущееся ввысь. Санька сразу окрестил её "звездолётом". А Пашке, вообще, только попадись на язык — такого наслушался!.. Но, в принципе, это был лишь безобидный дружеский трёп.

И вот теперь явился ещё один "ценитель", на похвалу которого рассчитывать вообще не стоило. Да я, собственно, в ней и не нуждался: для себя делал. А кому не нравится...

— Устроился ты, конечно, нехило, — завистливо проскрипел "ценитель", когда я втолкнул его в просторную прихожую, выполнявшую у нас по совместительству и роль столовой. — Такие бабки!

Я молча выдвинул из-под стола белоснежный стул, такой же легкий и эфемерный на вид, как и всё здесь, и сделал приглашающий жест: загружайся, мол.

— Эх! — скрывая смущение, сказал Игорь, осторожно присаживаясь на краешек сиденья. — Давненько я по дворцам да по виллам не шастывал! — Он чуть-чуть поёрзал задницей по стулу и высказал сомнение: — Какой-то он худосочный на вид. Из бумаги, что ли? Не развалится?

— Танком не раздавишь, — заверил я.

— Танком, может, и нет. А вот фюзеляжем своим...

— Не боись. До сих пор ни одна задница не оскорбилась.

— А вот и утка поспела! — вплыла в дверь улыбающаяся Настя в сопровождении мягко ступающей Глашки, которая несла на вытянутых перед собой манипуляторах поднос. Там лежала источающая умопомрачительный запах тушка несчастной птицы.

Игорь выпучил глаза и онемел. Пока Глашка, едва слышно повизгивая сервомоторами, ставила поднос, пока разгружала его на свободном участке прекрасно сервированного стола, он неотрывно смотрел на неё во все глаза, не в силах вымолвить ни слова. А когда она прощебетала: "Приятного аппетита!" и скрылась за дверью, сердце технаря не выдержало:

— Вовчик... Ущипни меня...

Мы с Настей весело переглянулись.

— Это что?... Или... кто?

— Глашка.

— Робот, что ли?

— Ну да, прислуга.

— Ни фига себе, прислуга! — он ошарашенно помолчал и потряс головой: — Как-то у тебя тут всё... неправильно... Или у меня с головой чего?..

— Не похоже.

— Тогда, может, расскажешь, что за кино?

— Да ты бы поел сначала, — сказала Настя, насмешливо поглядывая на него.

— Да я это... — Взгляд его обежал стол и виновато остановился на тарелке перед носом: — Светским манерам не обучен. — Он вздохнул, пожал плечами и с притворной скромностью сказал: — В какой руке вилку-ножку держать, и то не знаю.

— Ешь руками, — посоветовал я, принимаясь за трапезу. — У нас можно просто, без церемоний.

— Скажешь тоже... — Он мельком взглянул на Настю и совсем скукожился.

— Давай-ка я тебя обслужу, — поднялась Настя. — А то от скромности с голодухи помрёшь.

— Во-во! — обрадовался он. — Как осёл. Буриданов.

Зазвонил мобильник, лежавший от меня неподалёку. Я взглядом подвинул его, что тоже не укрылось от изумлённого взгляда Игоря, и включил громкоговорящую.

— Володь, ты? — раздался на весь зал Пашкин голос.

— Ну!

— Дело есть. Как там твой людоед? Ещё у тебя?

Мне стало неловко. Я покосился на Настю. Она хихикнула, прикрыв рот рукой.

— Да это шутка была. Игорь у меня в гостях. Мастер Проволочка. Помнишь такого?

— Ещё бы! Недавно только вспоминали!

— Ну вот. Я его из толпы выудил. С ним и базарю.

— Это ещё надо посмотреть, — вклинился Игорь, — кто кого выудил.

— О-о! — заорал Пашка обрадованно. — Кого я слышу! Приве-ет!

— Привет-привет, — проскрипел Игорь и прицепился ко мне: — А чё он там... про людоеда?

Я отмахнулся и уточнил у Пашки:

— Ты где? Дома?

— Ага!

— Ну давай, открываю проход.

Пашка вывалился из светящегося прямоугольника шумный, лохматый и сразу облапил испуганно вскочившего ему навстречу Игоря.

— Здорово! — лупил он его по спине своими клешнями. — Сколько лет! Сколько зим!

Игорь жалобно смотрел на меня из его объятий:

— Вовчик... Откуда он... взялся?

Пашка отстранился, взял его за плечи и обернулся ко мне:

— Он что же? Ещё ничего не знает?

Я отрицательно покачал головой.

— Ну и дела! — захохотал он. — То-то я и смотрю, что челюсть до колен отвисла! "Откуда взялся"! Сам-то как сюда попал? Не той ли дорогой? Не боись, Игорёк! — хлопнул он его по плечу, отчего тот опять брякнулся на стул. — Теперь ты тоже в нашей команде! Будешь как у Христа за пазухой! Вовчик у нас теперь — у-у! Сила! — Он тоже придвинул ногой стул и сел к Игорю поближе, локтем едва не свалив со стола тарелки. — Ну, рассказывай! Кто ты? Где ты? Исхудал чего-то. Ешь плохо, что ли?

Энергии Пашке было не занимать. После приобщения к силе браслета он из унылого меланхолика превратился в неугомонного балагура и весельчака. А что ещё человеку надо? Здоровья — вагон, денег — море, жена не пилит, дети здоровы и счастливы. Вот он и расцвёл. Все его комплексы давно забыли к нему дорогу.

— Ну? Чё молчишь? Рассказывай! — тормошил он обалдевшего от напора Игоря.

— Ну, спрашивай... — сделал тот вялую попытку поддержать форму и стал с отсутствующим видом ковыряться в тарелке.

— Откуда ты?

— От верблюда! — огрызнулся Игорь.

Пашка повернулся ко мне:

— Чё эт' с ним?

— Клинит потихоньку. От обилия впечатлений.

— А-а! Эт" дело знакомое! — тряхнул Пашка патлами. — Я попервой тоже не лучше был. А щас — ничё, пообвыкся! Человек — он такая падла, что даже к счастью привыкает! Со временем, конечно.

— Ты есть-то будешь, счастливый ты наш? — хихикнула Настя.

— Та не! — махнул Пашка клешнёй, едва не зацепив стоящие рядом угощения. — Моя Наталья меня уж натолкала. Во! — похлопал он по брюху. — Да и нам ли растекаться слёзной лужей? — Он отвалился на спинку стула и, вытянув под столом ноги, стал одуваться и обмахиваться попавшей под руку салфеткой: — А у вас тут не холодно! Я всё никак не приноровлюсь. Каждый раз забываю, что из зимы в лето... С Новым годом вас, кстати, с наступающим!

— И вас в то же место... — отозвался Игорь.

— Отмечать-то бум, или как? Идеи есть?

— Да мы уж тут было начали, — с улыбкой сообщила Настя. — До того наотмечались, что милицию пришлось вызывать.

— Ого! — восхитился Пашка. — Это уже что-то новенькое! Где ж это вы так засветились?

Игорь тоже заинтересованно прислушался.

— В детдоме, где я росла, решили детям ёлку по всем правилам устроить. Только во вкус вошли, а тут милиция.

— Ну, я представляю, как вы там "во вкус вошли"! — захохотал довольный Пашка. — Зайчики, белочки, ёжики? И всё в натуральную величину?

— Ну конечно! А администрации такая самодеятельность не понравилась. "Почему не по программе?!" — орёт, "Кто позволил?!"

— А детям-то понравилось?

— Догадайся, — хмыкнул я. — Твоим-то понравилось?

— Есес-с-сно!

— Ну а те чем хуже? Тем более, что я там ещё разных примочек навыдумывал.

— Ну а с ментом-то как же? Под липку разделали?

— Зачем? Он просто не увидел в наших действиях криминала. А Хиляку психушкой пригрозил.

— Это кто?

— Директор детдома, — пояснила Настя. — Стал рассказывать тому, как всё было на самом деле. Ну а какой нормальный поверит в такое?

— Эт' точно! — гыгыкнул Пашка. — Нормальный ни в жисть не поверит!

Игорь внимательно вслушивался в наш разговор и вдруг, смиренно потупив глазки, попросил:

— А теперь, пожалуйста, для дураков. И, если можно, поподробнее.

Пашка рахохотался и сказал с акцентом:

— Вах, дарагой! Тут надо издалэка начинат!

— Начинай. У меня времени — воз.

Пашка весело посмотрел на нас с Настей:

— Хозяева позволят недостойному слово молвить?

— Ляпи, — махнул я лапкой. — Мне не осилить. Настрою нет.

— Зато у меня есть! Настя, ты как?

Она поднялась:

— Трепитесь. А я — наверх, отдохну пойду.

Я послал ей мысленный поцелуй. Она ответила тем же, сопроводив его милой улыбкой, и уточкой выплыла из комнаты.

— Значит так! — Пашка звучно шлёпнул ладонями и, потерев их одна о другую, хитро прищурился: — Верьте, аль не верьте, а жил на белом свете один такой ма-а-аленький скромненький, ничем не примечательный, человечек. И звали его Вовочкой. Работал он на заводике, делал медицинские инструментики на своём на фрезерном станочке, в свободное время картиночки малевал, музончик хавал, и даже не подозревал, болезный, что давно ходит под колпаком у Мюллера. То бишь у супружницы своей у будущей — у Настасьи. Следила она за ним и знала все подробности жизни его личной с помощью чудесного такого приборчика, обладавшего разными сказочными возможностями, которые нам с тобою и во сне не привидятся. А вот встретиться они — ну никак не могли! Настасье скромность девичья не позволяла первый шаг сделать навстречу судьбе своей, а ему, несчастному, даже и в голову не приходило, что сохнет по нём одна дивчина. Да и стеснителен он был очень и женского полу избегал, как чёрт ладана. А посему на дискотеки не хаживал, к девкам красным на улице не приставал и, вследствие этого пути-дорожки их нигде пересечься не могли.

А у Насти той дедушка был, тоже ма-а-аленький такой, из-за бороды не видать. Он-то и был хозяином того приборчика, доставшегося ему по наследству от Господа нашего Иисуса Христа, — при этом Пашка карикатурно перекрестился, а Игорь презрительно фыркнул и как-то странно посмотрел на меня.

— Ну так вот! — Пашка встал, заложил руки за спину и, как заправский лектор, стал расхаживать взад-вперёд, клюя носом в такт своим словам. — А у Вовочки нашего друг-приятель такой был, Игорем его прозывали. Знаешь такого? — хехекнул он, скосив плутоватый глаз на хмурившегося слушателя. — А у друга того подружка была, Милкой звали... Кстати, — внезапно сменил он дурашливый тон на серьёзный. — Как она?

— Не знаю, — буркнул Игорь со злостью. — Тебе-то что?

— Да так, ничего, — Пашка пожал плечами. Его слегка покоробило от этого неожиданного выпада. — Ну так вот... Дедуля Настасьин внушил тому Игорю с его Милкой, чтобы они под любым предлогом утащили нашего Вовочку на дискотеку, что удалось им с большим трудом. Очень уж наш Вовочка был не ходок в сии злачные места.

— Да уж! — почему-то вздохнул Игорь. — Только я всё это и без тебя помню. Ты дальше чеши.

— Чешу-чешу! — с готовностью отозвался Пашка. Ему явно нравилась та роль, которую он взял на себя. — Попал наш Вовочка на дискотеку, стоит один-одинёшенек, скучает, друзей-товарищей не замечает, уж было домой засобирался, как вдруг, откуда ни возьмись, подходит к нему девица-краса, да такая, что наш Вовочка враз спёкся. Влюбился, значит. — Пашка вдруг испуганно посмотрел на меня: — Володь, я того... не очень?

— Нормально, — усмехнулся я.

"Паразит!" — услышал я лукавый шепоток в голове: это Настя моими ушами слышала повествование о нашей встрече.

"Ай-яй-яй! — чуть покачал я головой, пряча улыбку. — А подслушивать нехорошо!"

"А кто подслушивает? — мгновенно парировала она. — Никто не подслушивает!"

"Ну-ну!" — хмыкнул я и послал мысленный поцелуй, получив в ответ мурлыканье довольной кошки.

— Ну так вот, — продолжил "лектор", клюя носом. — Слово за слово, познакомились они, и Настя привела нашего Вовочку домой. Но не подумайте ничего плохого! — поспешил заверить Пашка, увидев в глазах Игоря понимающую усмешку. — Всего лишь с дедушкой познакомить! А тот сразу ошарашил Вовочку заявлением, что приборчик тот чудесный дарит ему на вечное пользование, так как он, то есть Вовочка, идеально подходит в преемники самому деду. А деду тому, мол, надоело небо коптить, устал он суеты мирской и хочет свести счёты с жизнью. Только перед тем для нашего Вовочки надобно провести, так сказать, инструктаж по пользованию тем приборчиком.

— Что ещё за приборчик? — недоверчиво фыркнул Игорь, явно заинтересованный.

— О-о! — вскричал Пашка. — Сей приборчик не простой, а волшебный, наделённый невиданной силой вершить судьбы Вселенной! Ну-к, Володь, яви миру энтую чуду!

Я поднял руку и показал браслет.

Игорь тускло посмотрел и вновь уткнулся в тарелку с двусмысленным выражением на лице. Видимо, проникнуться важностью момента ему мешала дурацкая манера изложения. Ну и ладно. Всё не так нудно слушать в который уже раз. А поверит-не поверит — проблема слушателя. Я, как говорится, и не претендую. Нам с ним дитя не крестить.

"Ещё чего! — фыркнула моя "кошка" со второго этажа. — Только через мой труп!"

"Тоже хорошая идея!" — хмыкнул я и представил, как щекочу ей подошву.

"Вовка! — взвизгнула она. — С ума сошёл! Я уж думала какая-то тварь забралась ко мне в постель!"

"А это, чтоб не подслушивала!" — мстительно хехекнул я и продолжил мысленное путешествие "щекотунчика" вверх по её ноге.

"Прекрати сейчас же!!! — завопила Настя уже в полный голос, да так, что её стало слышно с верхнего этажа. — Думаешь, мне это приятно?!"

Лицо Пашки вытянулось и он неосознанно втянул голову в плечи:

— Это... мне?..

Я рассмеялся:

— Не обращай внимания. С Глашки стружку снимает.

"Я с тобой ещё разберусь! — полыхала моя Настя. — "Глашка"! Меня нет, понял? Сплю я!"

"Приятных сновидений! — послал я ей поцелуй.

"У-у, подлиза!" — услышал я в ответ уже мурлыкающее.

— И стал тот дедок, — продолжил ободрённый Пашка, — скакать с нашим Вовочкой, аки блоха подковёрная, по городам и весям матушки нашей Земли, иногда совершая прогулки по шопам тамошним для услаждения души меломана нашего музыкальными да художественными приятностями. В космос даже выпрыгивали, дабы на матушку нашу со стороны взглянуть, красоты её оценить...

При этом Игорь насмешливо глянул на Пашку, потом на меня, хотел, видимо, что-то сказать, да передумал.

А Пашка опять вошёл в раж:

— И вот настал час расставания. А надобно сказать, что у Насти в домашнем хозяйстве, если можно так выразиться, любимец был, зверушка такая лопоухая, привезённая дедом с далёкой звезды Канопус. Зверушка, не зверушка, а чесала языком по-нашему не хуже нас с тобою...

Тут Игорь уже взорвался:

— Вовчик, да чего он плетёт?!

— Ты слушай, слушай, — улыбнулся я. — Сказано ж было, что нормальный человек такому не поверит.

— Не, ну это вообще чёрт-те что! — пожал он плечами.

— То ли ещё будет! — пообещал Пашка с хитрой физиономией. — Вообще — а-абзавидуешься!.. — Ну вот, — вновь заходил он по белому паркету взад-вперёд, — а родиной той зверушки была неприветливая такая планетка, которая вкруг той Канопусы обращалася. Биэлой её прозывала та зверушка. А вот имечко её я запамятовал, — при этом Пашка страдальчески скорчил свою выразительную физиономию.

— Лори, — подсказал я.

— Во! Правильно! — хлопнул он себя по лбу. — А я: то ли "Гори", то ли "Ури"... Так вот ентая Лори...

— Это был он.

— Да? Ну, без разницы... Ентот Лори наплёл нашему деду, что его планета сплошь покрыта растениями, обеспечивающими приятную смерть в сладком забытьи, на что дедок тот и купился. Ну, насколько ласковы те растения, Вовчик сам потом убедился, — хмыкнул Пашка, мельком взглянув на меня. — Но не в ентом суть. Обучил, значит, дедок нашего Вовочку, как пользоваться тем браслетом, да и хильнул на ту самую планетку. Помирать, значит. — Игорь при этом царапнул по нему взглядом исподлобья. Но Пашка, как токующий глухарь, ничего не замечая, продолжал свою песнь: — Настасья дедушку очень любила и, в расстроенных чувствах, пожелала в тот вечер остаться одна, потому как крутое решение деда и для неё самой явилось неожиданностью. Ну а наш Вовочка, неопытный в полюбовных делах, не посмел ей перечить и помчался домой испытывать новоприобретённую игрушку. Можешь себе представить, как выпрыгивало от радости его ретивое из грудной-то клетки! Такой царский подарок! И, представь, буквально ни за что! Просто родился вовремя! Ну, правда, дедок поставил ещё одно условие: наш Вовчик ни под каким соусом не должон покидать Настасью, что бы между ними ни происходило. Но он мог бы этого и не говорить, только взлянув на счастливую физиономию нашего Ромео! Да и козе понятно, что надо быть последним дураком, чтоб отказаться от такой женщины!

Игорь поднял на меня глаза:

— Вовчик, я бы не потерпел...

— А чё?.. — моментально скуксился Пашка и оглянулся на меня. Он уже и сам понял, что зарапортовался. — Я так, для красного словца...

— Чеши-чеши, — добродушно усмехнулся я. — Всё так и было.

— Во! — оживился тот. — Я ж и говорю!..

— Говоришь-то ты много, — проворчал Игорь, — видать, с утра принял лишку на грудь, вот и трепешься, как радио — без устали.

— Да ты что?! — возопил Пашка. — С тех самых пор, как Вовчик меня отремонтировал, я енту гадость вааще в рот не беру! — И он призвал меня в свидетели: — Скажи, Вовчик!

Я подтвердил.

— Отремонтировал? — не понял Игорь.

— Ну да! Во, гляди! — пошлёпал Пашка себя по ляжке. Я ж всю жизнь хромой был!

— То-то я и смотрю, что мне в тебе чего-то не хватает! — удивлённо воскликнул Игорь. — И что? Ты хочешь сказать, что это сделал он? — его палец упёрся в меня.

— Да не он, а браслет! — Пашка тряхнул своей гривой. — Он мне его только на руку надел и... и всё! Потекла по жилам кровушка! Бегаю таперича, как джейран казахстанский!

Игорь положил голову на скрещённые пальцы рук и озадаченно скосил на меня глаз:

— Хм! И это правда?

Я кивнул, а Пашка заорал, обегая вокруг стола и не давая мне рта раскрыть:

— Ещё б это была не правда! Ты ведь и сотой доли не знаешь, что мы тут понатворили с тем браслетом! И на Марсе побывали, и по Галактике пошлялись, и на планете были, где одни только бабы живут! Представляешь? Целая планета баб! Какое раздолье!

— И Третью мировую предотвратили... — вставил я, как бы невзначай.

Игорь мгновенно навострил уши.

— А вот тут, пожалуйста, поподробнее, — сказал он, наливая себе из пузатого самовара, высившегося посреди стола.

— Ты не спеши! — оскорбился Пашка. — Постепенно и до этого доберёмся. Слушай всё по порядку.

— Да не, Паш, я уже понял, что это какой-то особый вид нуль-транспортировки. И то, что вы попользовались им в своё удовольствие, я тоже усёк. А вот что там насчёт Третьей мировой?

— Да чё там Третья мировая? — отмахнулся "лектор". — Разоружили всех к чёртовой матери — и все дела!

— Это как же? — наседал Игорь с ехидной ухмылкой, отхлёбывая горячий чай. — Прям так и разоружили?

— Хе! — показал на него пальцем Пашка и повернулся ко мне, ища поддержки. — Глянь на него: не верит!

— Это ж коснулось его лично, — усмехнулся я виновато. — Вот потому эта тема его так и цепляет. Он же перед тем в танкисты подался. По контракту.

— Ах, вон оно что! — догадался Пашка и расхохотался. — Так ты из этих, из пострадавших!

— Не вижу повода для веселья, — хмуро проворчал Игорь, отставляя чай в сторону. — Я в это дело все свои деньги угрохал. А в результате — пшик!

— Ну, извини! — Пашка пожал плечами и, раскинув свои клешни в стороны, сел на место. — Мы не знали. Мы о благе человечества радели!

— Радели они... — буркнул Игорь недовольно. — Раздели — это точно! Вы не задумывались, скольких вы оставили без средств к существованию? Ни работы, ни жратвы...

Воцарилось неловкое молчание. Пашка обиженно сопел и ковырялся в тарелке.

— Ты вот спрашивал, как там Милка? Да ушла она от меня, как только всё это началось! Обозвала неудачником и ушла. А я... Что мне оставалось делать? Стал пить... Вот... Пока Вовчика не встретил случайно. Знаешь, где я всё это время обитал?

— Догадываюсь, — виновато вздохнул Пашка.

— В люке теплотрассы! — с вызовом произнёс Игорь. — Скатился. Дальше некуда!.. И я не один такой. Нас миллионы! А вы тут забавляетесь! Я-то по глупости поверил этим байкам про тарелки... В принципе, ваша деятельность мало чем от них отличается. Ваш этот... браслет, он ведь тоже не на Земле делался?

— Ну!

— Вот и "ну"! Дорвались детки до игрушки...

Я не выдержал:

— Ну а что бы ты на моём месте сделал?

Он хмуро посмотрел на меня и пожал плечами:

— Не знаю. Не думал. Но уж накормил бы всех сначала, это точно!

— Да не успели мы! — скривился Пашка с досадой. — Эти хмыри уже всерьёз воевать собрались ядерным оружием!

— С чего это вдруг? Кто бы им позволил? Подёргались-подёргались, да на ту же задницу и сели бы...

— Много ты знаешь! — фыркнул Пашка. Его скомороший задор как рукой сняло. Он сидел, нахохлившись, будто воробей в сырую погоду, с преувеличенной внимательностью выискивая что-то на тарелке.

— М-да... — вздохнул я. — Вот они, хвалебные дифирамбы благодарного человечества. — Я встал со своего насеста и подошёл к окну.

— А ты чего хотел? — вскинулся Игорь, неприязненно щурясь. — Чтоб тебя в задницу расцеловали за такое? Весь мир теперь похож на разворошённый муравейник! Ведь всё только и держалось на военных заказах! Так было во все времена! И чего ты добился? Сидим мы теперь у разбитого корыта и не знаем, с чего начать?

— "Мы" — это кто? — едко поинтересовался Пашка.

— Россия! — зыркнул на него белками Игорь. — Мне до юсовцев дела нет. Получили по башке, так туда им и дорога! Но зачем было своих-то раздевать? Сколько времени и средств теперь надо, чтобы всё это восстановить!

— "Восстановить"? — поразился Пашка.

— Ну да! Не будем же мы со всей этой сволочью стрелами да копьями воевать?

— Ты глянь на него! — повернулся Пашка ко мне. — Он даже и не врубается, для чего всё это сделано!

— Ну и для чего?

— Да для того, чтоб человечество мирным строительством занялось, а не изготовлением наперегонки смертоносных игрушек!

Игорь посмотрел на нас, как на ненормальных:

— Вы, ей-богу, как с луны свалились! Да никогда такого не будет! Человек в самой основе своей — хищное, кровожадное животное! Оно всегда воевало, и будет воевать! И тут вы хоть удавитесь, но ничего с этим поделать невозможно!

— Ты и впрямь так считаешь? — вяло отозвался я, усаживаясь на подоконник.

— Да я уверен в этом на все сто! Да что там на "сто"? На двести! На тысячу!

— Ау-у! — дурашливым голосом пропел Пашка. — Кто больше?

— Чё ты зубы скалишь? — накинулся на него Игорь. — Тут ведь дураку понятно, что оно заложено на генетическом уровне! Даже поговорка такая существует: "Человек человеку — волк!"

— Ну и хай сабе существует, — заявил Пашка, опять цепляя на себя маску шута. — А мы думаем иначе. Правда, Вовчик?

— Не правда, — поёрзал я по подоконнику. — Хотелось бы выслушать и мнение противной стороны.

— Ну очень противной! — гыгыкнул Пашка.

— Никакой я не противный, — вздохнул Игорь, остывая. — Просто есть такое понятие — разумный подход. И если подходить к этому делу с головой...

— Ну да, ну да, конечно! — закивал Пашка с притворным согласием. — У нас ведь к ентому месту задница приставлена!

— ... Если подойти с головой, — надавил Игорь многозначительно, — то, повторяю, сначала надо было всех жратвой обеспечить, а уж потом работы лишать!

— Ну и как ты себе это представляешь? — спросил я.

— Да чего уж теперь-то, после драки кулаками махать? — обречённо махнул Игорь. — Вся промышленность в руинах лежит...

— Вот уж брехня-то! — взвился Пашка. — Мы воевали только с военно-промышленным комплексом!

— Угу... И с водой выплеснули младенца...

Пашка похлопал глазами, соображая, и повернулся ко мне:

— Ты что-нибудь понял?

— Вроде того. Он имеет в виду, что всё было завязано на том самом комплексе. А теперь клиент сдох...

— Ну и чё?

— Да чё "чё"? — снова полез в драку Игорь. — Все связи оборваны, в стране бардак! Кто наверх забрался, под себя гребёт, гноит товар, кто внизу — никому и на фиг не нужен, дохнет с голоду. И конца-краю этому не видать! Вы что, слепые? Сами не видите?

— Уж больно жуткую картину ты нарисовал! — поморщился я. — По-моему, всё не так страшно.

— А ты спустись туда, где я был, да поживи там — ещё не то запоёшь! — с вызовом произнёс он.

— Делать нам больше нечего! — встрял Пашка. — Надо решать, как дальше быть, а мы побираться пойдём! Щас! Мы это уже проходили!

— Сытый голодного не разумеет... — с досадой отвернулся Игорь.

— Ну а всё-таки, — не отставал я, — что, по-твоему, надо сделать такое кардинальное, чтоб на Земле оздоровить атмосферу? Чтоб не было этого... волчьего генетизма? Хочу у тебя, как у свежей головы, спросить.

Игорь озадаченно оглядел нас и надолго замолчал. Было непонятно, то ли он просто надулся, то ли о чём-то думает.

— Ну? — не выдержал Пашка. — Чего молчишь-то? Критиковать-то оно легко! А как самому чего предложить, так слабо!

— Да не "слабо"! — неохотно проскрипел тот. — Я бы предложил, да оно звучит по-дурацки... Да и вообще... невыполнимо в принципе.

— Ну-ка, ну-ка! — оживился Пашка. — Мы тебя слушаем, затаив дыхание! Для нас нет ничего невыполнимого!

Игорь как-то тяжело и со скрипом растянул рот в улыбке:

— Совести бы людям побольше... — И, выразительно глянув на Пашку, добавил: — А некоторым — скромности!

— О! — не приняв вызова, радостно завопил Пашка. — И этот туда же!

— Что значит "и этот"? — поперхнулся Игорь.

— Да потому, что сие предложение уже имело место быть! Да только не прошло. К сожалению, — с кислой гримасой добавил Пашка.

— Почему?

— Хозяева не позволили. Сказали, что это слишком лёгкий путь к этому самому... к совершенству!

— Какие ещё "хозяева"? — ещё больше изумился Игорь.

— Хозяева браслета. Его же тоже кто-то изготовил, как ты думаешь?

Игорь беспокойно заёрзал:

— Я там вначале что-то про Христа слышал... Уж не хочешь ли ты сказать?..

— Та не! — отмахнулся Пашка. — Куда им! Эти птицы полётом пониже. Чистые технари.

— Так вы что же? И до них уже добрались?

— Я там не был. Это вот Вовчик сподобился. По сугубо личным вопросам. В коридорах времени заплутал.

— Ну вы, мужики, даёте! — повёл Игорь головой. — Не только здесь наследили, а и до хозяев добрались!

— Ну, это ещё надо посмотреть, кто до кого добрался, — сказал Пашка, с независимым видом, накладывая себе в тарелку. — И вообще, проголодался я что-то с этой беспонтовой дискуссией. Нервный какой-то разговор у нас получается. А воз-то и ныне там!

— Ну почему же? — возразил я. — Вот ещё один голос в защиту нашего генератора. Это тоже о чём-то говорит.

— Что за генератор? — насторожился Игорь.

— Генератор совести, — с набитым ртом ответил Пашка.

— Чего?! — расхохотался Игорь довольно неожиданно. — Совести? А как она выглядит?

— Не она, а он, — не среагировал Пашка на его обидный смех. — Спутник такой. Суть в том, что мы над планетой развешиваем на стационарных орбитах несколько таких генераторов, излучающих флюиды совести, чтобы охватить всю территорию Земли. И наступает рай! Никто никого не обижает, все живут в мире друг с другом, последней рубашкой делятся. Всё по совести, значит.

Игорь даже вскочил и забегал по комнате:

— Не, ребята, я с вас угораю! Вы ведёте себя, как слоны в посудной лавке! Какой генератор?! Какие флюиды?! Совесть не может идти снаружи под влиянием какого-то излучения! Вы что?! Это же... это от характера зависит, от воспитания, в конце концов! Дикость какая-то! — В великом недоумении от нашей безграмотности он поднимал плечи, крутил головой и хлопал себя ладонями по бокам.

— Дикость, или не дикость, — обиделся Пашка, — а алкаши с девятого этажа-то повыпрыгивали! А мы только чуть-чуть приоткрыли ящичек этой, как её?.. Пандоры! Так что не надо насчёт "изнутри"! Снаружи тоже нехило действует! И ещё как! Проверено!

Игорь остановился и слушал, как-то странно разглядывая нас обоих, будто диковинных насекомых. Пашка от его взгляда даже двигать челюстями перестал.

— Знаете, что я вам скажу, ребята? — после непродолжительной паузы спросил Игорь с какой-то тоской.

— Ну, уж, наверное, какую-нибудь гадость! — уверенно заявил Пашка и даже на спинку откинулся, приготовившись обороняться.

— Да нет, зачем же? — тихо проговорил Игорь, как бы сомневаясь. — Просто с того момента, как я сюда попал, у меня не проходит ощущение нескончаемой шизы. Будто вы на полном серьёзе играете в какой-то идиотский спектакль... Или я сплю и никак не могу проснуться...

— И что тебя может убедить в обратном?

— Ты, Вовчик, не обижайся, но я не понимаю, зачем ты меня вообще сюда притащил? Накормил, одел, согрел — за это спасибо, но — цель?

— Дурак! — с досадой крякнул Пашка. — Ну какая может быть цель у дружеской помощи?

— Пашка прав, — сказал я. — Ты был в бедственном положении, я тебе помог, протянул руку тонущему.

— Да и не тонул я вовсе... — Игорь отвёл глаза. — Всё нормально было...

— Ты хочешь сказать, что твоё положение тебя устраивало?

— Вполне...

— Ну, извини! — развёл я руками в недоумении. — Видимо, я чего-то не понимаю. Сколько я тебя знал, ты всё время стремился к материальному благополучию, не правда ли?

— Н-ну...

— Я теперь предлагаю тебе полностью обеспеченную жизнь, а ты говоришь, что там, в помойке, тебе было лучше! Где логика?

Игорь на это хмыкнул и со злой гордостью произнёс:

— "Обеспеченная жизнь"? Это у тебя на шее, что ли? Не настолько я ещё опустился, чтоб в приживалки идти.

— Вот уж, действительно, дурак! — вскричал я, теряя терпение. — Ты ещё ничего не понял? — Я соскочил с подоконника и подошёл к нему вплотную. — Вот с этой самой штукой, — потряс я браслетом у него перед носом, — никакие материальные проблемы нам не страшны, понимаешь? Хочешь денег — будут деньги, хочешь машину — будет тебе машина, да не одна, а сколько пожелаешь! И каких угодно типов! Чего ни пожелаешь, всё у тебя будет! И мне это ничего, — понимаешь? — совсем ничего стоить не будет! Всё сделает вот эта штука — браслет!

— Он тебе даже бабу новую сварганит! — с ехидцей поддакнул Пашка. — И не одну, а сколько пожелаешь!

— Да нет проблем! — продолжал разоряться я. — Понимаешь? Мы — всемогущи! Всё, чего ни захотим, всё у нас будет! И в неограниченном количестве! Да только вся беда в том, что одного дать браслет не в состоянии — ума! Ты же сам видишь, что с этим тотальным разоружением мы сели в большую лужу! И теперь нам требуются свежие идеи, чтобы выкарабкаться из неё. Потому-то я тебя сюда и затащил в надежде на твою помощь. Ведь ты же всегда был технарём от Бога! А нам сейчас требуется именно техническое решение проблемы. Может, вместе чего и родим. А уж с моралью мы как-нибудь разберёмся, если будут сомнения. Цель у нас одна — мир и процветание на Земле! Что тут непонятного? Ну?

Игорь стоял передо мной, сунув руки в карманы и слегка покачиваясь с пяток на носки. Пока я бился в истерике и брызгал слюной, он с интересом разглядывал меня, но взгляд его выражал только сильное сомнение в моих умственных способностях. Когда я захлопнул рот и выжидающе уставился на него, он отвёл глаза и удивлённо спросил:

— Одного не пойму, в каком месте ты ловишь кайф?

— Не понял, — опешил я.

— Ну... Почему тебе обязательно надо сделать счастливыми все шесть миллиардов?

— Вот такой я дурак... — я вздохнул и, разочарованно пожав плечами, опять отошёл к окну. — Видимо, поэтому дед и остановил свой выбор на мне...

Мы помолчали. Я вдруг потерял интерес к разговору. Игорь же в этот момент что-то усиленно соображал. Во всяком случае, старался сделать вид, он прекрасно понял, что малость перегнул палку в своём нигилизме.

— А... Позволь узнать... — осторожно начал он.

— Ну? — спросил я, не оборачиваясь.

— Про деньги там... про машину... Ты это серьёзно?

Мы с Пашкой глянули друг на друга и одновременно расхохотались. Игорь, как улитка, сразу же втянулся в раковину и скрылся за маской безразличия.

Я поманил его пальцем:

— Иди сюда. — Он нехотя, вперевалку, повиновался. — Смотри! — указал я в окно.

Площадка перед нашей виллой в живописном беспорядке была заполнена автомобильной техникой самых различных сортов. Я постарался воплотить все свои скудные познания в этой области как можно полнее. Машины были новенькие и блестели в свете заходящего солнца, как намазанные соплями.

— Такой автопарк тебя устроит?

Глаза у Игоря округлились. Он оглянулся на входные двери, потом опять посмотрел в окно и поражённо пробормотал:

— Я же там проходил... Как это я их не заметил?...

— Тогда их там не было, — терпеливо пояснил я.

— Угу... — хмыкнул он. — Они вот прямо сейчас с неба свалились!

— О, гос-с-споди! — вырвалось у Пашки и он нервно захихикал. Уверенный в моих способностях, он даже задницу от стула не оторвал, чтоб полюбопытствовать, что это я там предлагал Игорю?

— Их только что сотворил я. Смотри, — указал я на окно, — машины есть?

— Ну, есть...

— А теперь? — спросил я, когда вся разношёрстная техника за окном испарилась на его глазах. — Видишь? Это всё в моих силах. Именно об этом я тебе и толкую!

Игорь медленно повернулся ко мне и презрительно процедил:

— Кино...

— Товарищ не понимает! — трясся Пашка мелким ядовитым смешком.

Я взял Игоря за локоть и поволок к выходу:

— Пойдём. Попробуешь на зуб. И скажешь, кино это, или нет.

Тот фыркнул и поплёлся за мной. Пашка, размахивая обглоданным утиным крылышком, фальшиво пропел нам вслед:

— "Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?.."

Пока мы преодолевали анфиладу арок и дверей по пути на улицу, вся машинная братия вновь заполонила всё пространство перед "хижиной". Яблоку негде было упасть.

— Ты мне скажи одно, — попросил я, когда мы с ним остались наедине. — Ты чего ломаешься? Что тебя не устраивает?

— Да не верю я ни одному вашему слову! — психанул он и отвернулся.

— Короче, так, — подвёл я итог препирательствам. — Вот тебе твои машины — лапай, щупай, пробуй на вкус и на цвет. Убеждайся в их реальности. Как созреешь — возвращайся к нам.

Я развернулся и пошёл в дом к умирающему от смеха Пашке.

— Ну, тупы-ы-ые!!! — встретил тот меня в своей обычной манере. — Уже и так, и эдак — "не верю!" И хоть ты лопни, хоть ты тресни!

— Подслушивал?

— Да у него же это по всей морде вот такими буквами это написано!

— Тише. Он нам ещё понадобится.

— Ох, что-то я сильно в этом сомневаюсь! Не будет нам с него никакого навару!

— Ладно! — осадил я его. — Увидим... Ты чего звонил?

— А-а! — обрадовался Пашка и поудобнее угнездился на своём насесте. — Идея мне тут одна, мягко выражаясь, по головушке стукнула. Хотел со всеми вместе обмозговать.

— Понятно, — вздохнул я. — От одного катаклизма не очухались, а у тебя уже другой на подходе.

— Ну так и что? Делать-то что-то надо? Надо!

Я покачал головой:

— Что-либо делать будем после всестороннего обсуждения и опробирования.

— Ну дык а я об чём? Подвергнем всеобщему осмеянию! Зови Санька! Он у нас главный "смеец"!

— Ещё не известно, кто у нас главнее по этой части.

Я набрал Санькин номер. Тот ответил не сразу, а когда раздалось мрачное "Слушаю...", голос мне его не понравился.

— Спишь, что ли?

— А... Это ты, Володь?

— А то кто же?

— Да мало ли?.. — уклончиво сказал он. — Нет, не сплю.

— А чего не в духе?

— Да так... Подпортили мне тут... настроение.

— Дела семейные? — посочувствовал я, но он ответил:

— Семейные... Но только твоей семьи.

Я мгновенно насторожился:

— А если поопределённее?

— В общем... Открывай проход. Похоже, у нас опять проблемы.

— А ты где?

— Да дома, где же ещё? Давай, жду!

Он прямо с порога оглушил нас:

— Гость у меня был. Кирюша.

— Когда?! — подскочили мы оба.

— Да вот только что. Во сне.

— Тьфу! — Пашка снова сел, а я сказал:

— Не понял.

Санька выдвинул стул и тоже сел напротив меня:

— Вот и я не понял. Ты был прав: я дрыхнул и только что проснулся. Но не от твоего звонка, а от чёткого видения. Является ко мне Кирюша, разнаряженный, как петух, и задаёт мне один-единственный вопрос: "Когда Насте срок рожать?"

Я ещё более встревожился:

— Ну и что ты ему ответил?

— В том-то и дело, что я не помню, что я ему ответил, и ответил ли вообще. Вроде как сквознячок такой по мозгам прошёлся и всё. Я проснулся. А тут ты позвонил.

В сильной тревоге я мысленно взлетел наверх, ощутил мирное посапывание и покой двух дорогих мне существ и успокоился. Там было всё в порядке. Одно росло и набиралось сил, другое отдыхало. Я лишь дал команду браслету, чтобы силовой колпак, окружающий меня, вытянул в их сторону рукав и надёжно закрыл их от любого постороннего вмешательства. Потом облегчённо вздохнул и спросил у Саньки:

— И как ты думаешь, это серьёзно?

— Не сомневаюсь.

— Эт' ты съел чего-то перед сном, — встрял Пашка. — Вот и привиделась такая гадость.

— Эта "гадость" нам ещё свои зубки покажет, — заверил Санька. — Чует моё седалище.

Я задумчиво проговорил:

— Вообще-то я полагал, что вся их команда срок мотает. А тут... Вроде как прелюдия к чему-то не очень приятному. Что бы это значило?

— Не знаю, — пожал Санька плечами. — Теряюсь в догадках.

— Да чё вы, в самом деле? — возмутился Пашка. — Кому-то что-то показалось, а вы уж и в панику ударились! Мы вон Землю всю перепахали-перелопатили, высветились — дальше некуда! И что? Засёк нас кто-нибудь? Да ни фига! Потому что все упыри сидят сейчас на коротком поводке! Тебе твой начальничек чего говорил? А? Успокойтесь вы, ради Бога!

— И всё-таки, нельзя недооценивать... — начал было Санька, но Пашка его перебил:

— Пуганая ворона куста боится! Давайте лучше о деле!

— Что за дело? — с насмешкой взглянул на него Санька.

— А ты полагаешь, что мы уже всё переделали и нам больше нечем заняться? Вон, Игорёк сегодня нас тут в пух и прах разнёс с нашей политикой!

— Какой Игорёк?

— Выгляни в окошко — увидишь, какой!

Санка поднялся и подошёл к окну, на которое указал Пашка.

— Ба-ба-ба! Это что за автосалон?

— Это Вовчик Игорька задарил, чтоб он нам свежую идейку подкинул.

— Не вижу никакого Игорька.

Пашка тоже подошёл к окну, пошарил глазами по авто-столпотворению и ткнул пальцем:

— Вон, видишь — копыта торчат из-под красного "джипорожца"?

— Вижу.

— Вот это Игорёк и есть.

— Мастер Проволочка, — подсказал я.

— Ах, вот кто к нам пожаловал! — пропел Санька. — Так бы и сказали, а то "Игорёк", "Игорёк"! И где ж ты его откопал?

— На помойке! — поспешил ввернуть ехидный Пашка. — На самой, что ни на есть! Приодел, приобул, на человека сделал похожим, а он опять — ишь! — в белом костюмчике — и под машину! Ему и баба не нужна!

— Чёй-то ты на него зуб точишь? — сощурился Санька.

— Да чё! — цыкнул Пашка с досадой. — Битый час тут Вовчик уламывал его в нашу команду записываться, фокусы разные показывал! Я тут перед ним комедию ломал, пытаясь донести истину... "Не верю!" — и всё тут! "Отпустите, кричит, меня в Гималаи!" Вот Вовчик его машинками-то и купил! Всё, говорит, твоё, только дай нам идею. Вон она, идея твоя, под машиной валяется! Уже что-то не по нём: машины с нуля, а он чего-то — слышь? — стучит! Ре-мон-ти-и-рует! — ядовито припечатал Пашка.

— Мастер! — веско сказал Санька, скрывая усмешку. — Усовершенствует!

Он отошёл от окна и сел на место.

— Ну так что у нас тут за дела? — спросил он у меня, но я отмахнулся, занятый своими тревогами:

— Это Пашка тут что-то родил. Я ещё и не в курсе.

— Небось, опять не меньше, чем мировая катастрофа?

— Очень даже может быть! — загадочно произнёс Пашка, заметно оживляясь. — Это как посмотреть!

— Ну-ну, не томи, — Санька похлопал его по плечу и потянулся к самовару.

— А идея моя проста, как три копейки! — расцвёл Пашка и многозначительно выдал: — Надо нам людей наградить телепатическими способностями!

— Наградить можно орденом, медалью, — равнодушно отозвался Санька. — Сифилисом, к примеру. А телепатическими способностями наделяют.

— Неважно! — начал героическую оборону Пашка. — Суть не в словах, а в понятиях!

— Значит, будем жить по понятиям... Как на зоне.

Пашка в замешательстве посмотрел на него, потом упёрся взглядом в меня:

— Ну а ты-то чего молчишь? Да эт-самое... медальками бренчишь?

— Я не бренчу, — пожал я плечами. — Пока не проникся. — Меня сейчас занимало совершенно другое и слушал я его в пол-уха.

— Не, я чё-т не понял, — обиделся он. — Плоха идея, что ли?

— Ну что вы, сэр, ваши идеи всегда брызжут неистребимым оптимизмом! — улыбнулся Санька, помешивая ложечкой сахар. — Но сами-то вы хоть в необходимом минимуме просчитывали последствия вашего... м-м... нововведения?

— А то как же? — живо откликнулся Пашка. — Мы таким образом превратим человечество в единый муравейник!

— Человейник, — поправил его Санька. — Ну и... что дальше?

— Ну как "что"? Все друг про друга будут всё знать. Будет просто невозможно скрыть свои дурные намерения. Обмана попросту не будет! Всё станет открыто и честно!

— Так. Ладно, — согласился Санька. — Ну а куда девать такие неистребимые черты человеческой натуры, как жадность, накопительство, сутяжничество, желание перемывать кости ближнему? Агрессивность, в конце концов? Представь: сейчас всё это прикрывается красивыми словами, любому, как ты говоришь, дурному поступку находится благородное объяснение. А тогда? Когда всё станет явным? Все вышеперечисленные качества ведь никуда не денутся, останутся с нами, взлелеянные жизненным опытом. Да ещё и выставленными напоказ! Ты не находишь, что это прямой повод для конфликтов?

— Ну и ничего! — упёрся Пашка. — Побьют-побьют морды, да и успокоятся!

— Хе! "Успокоятся"... Ну, это ладно, — вроде бы как согласился Санька. — А вот представь себе такую ситуацию: тебе понравилась жена соседа. Сейчас ты это можешь скрыть, встречаться тайком, если, конечно, она разделяет твои чувства. Все довольны: её муж — ни сном, ни духом, твоя — тоже. А если о чём-то и догадываются, так это ещё доказать надо. А когда всё станет явным? Только у тебя зародилось влечение к соседке, так об этом сразу же узнают и твоя и её половины, все соседи вокруг, вся планета! Ну, другое дело, если предположить, что им до этого просто дела нет. Но, исходя из сволочной сути рядового обывателя, ни ты сам, ни, тем более, я, в это ни за что не поверим. Ведь так?

Пока он произносил свой монолог, Пашка стал красным, как рак:

— У тебя удивительная способность изговнять любую хорошую идею!

— Но ведь ты сам предлагал подвергнуть её всестороннему анализу! — рассмеялся Санька. — Чем мы и занимаемся!

— Да это что, анализ, что ли?

— А что же?

— Да это... доведение до абсурда!

— Не, ты погоди, — с ехидцей продолжал Санька добивать оппонента. — Какой абсурд? Всё это вполне жизненные вещи! Представь: невзирая на то, что вы как на витрине у благодарных соседей, у вас дело сладилось, ты залез в постель к соседке, ей уже захорошело, она в экстазе, ты — тоже. И этот факт комментирует вся округа! Что, кстати, и для вас обоих тоже не остаётся секретом — ведь вы тоже наделены тем самым даром. Ну и как это, по-твоему?

— Да иди ты! — прошипел Пашка. — Нашёл о чём говорить! Ведь, в конце концов, можно научиться... ну... блокировать, что ли, свои мысли. Что-то допускать к прослушиванию, а что-то, те же подробности, которые ты так красочно мне тут расписываешь, просто глушить!

— Вот видишь! — обрадовался Санька. — Опять секреты, опять недоговорённости и недомолвки. От чего ушли, к тому и вернулись. А ты говоришь: "Всё открыто, всё честно!"

— Так я ж не это имел в виду!

— А что? Ты же сам только что провозгласил основной принцип: "Все друг про друга будут всё знать!"

Пашка смутился.

— Ну, я не знаю... Как-то у тебя всё наизнанку выворачивается!

— Почему "наизнанку"? Мы ведь о самом насущном!

— Хе! "Насущное"! А живи без греха!

— Хорошо! — опять будто бы согласился Санька, насмешливо щурясь. — Интимные отношения с соседкой — грех! Ну а с собственной-то женой можно?

— Кто ж тебе запрещает?

— Но ведь это тоже будет происходить у всех на виду! Вернее — на слуху, что, кстати ещё более разогревает фантазию слушателей. Я понимаю, есть любители выставлять гениталии напоказ, но вот лично я к ним не отношусь.

— А я что, отношусь, что ли?! — взбеленился Пашка.

— Ну... Как бы это?.. Не наблюдал!

— Да пошёл ты! — вконец обиделся Пашка и замолчал.

— Ну вот вы и без меня справились, — примиряюще улыбнулся я. — Даже не апеллируя к высшим материям. Как видим, даже на бытовом уровне человеку есть что скрывать, не говоря уже о политике. Я, кстати, тоже не отношусь к любителям обнародовать свои интимные отношения.

Пашка крякнул с досады, засопел, но стоически промолчал.

— Так что, джентльмены, — подвёл итог Санька, — предложение Пал Ксанча о наделении рода человеческого телепатическими способностями не проходит. Не выдерживает серьёзной критики.

— Да потому, что вы свели всё к постели! — всё-таки не выдержал Пашка.

— А куда ж без этого? — Санька театрально развёл руками. — Чай, основа жизни, не абы что!

— Основа жизни — жратва! — категорически заявил Пашка.

— Чего-то я не понял, — Санька переглянулся со мной. — А какая связь между телепатией и жратвой?

— Да никакой! Я к тому, что делом надо заниматься!

— Не спорю, надо. Что ты предлагаешь?

— Я? — злорадно хмыкнул Пашка. — Я уже предложил! Теперь твоя очередь!

Санька пожал плечами и уже серьёзно сказал:

— А другого пути и нет, как только поднимать промышленность и сельское хозяйство. Рабочие места создавать. Чтоб людям было чем на хлеб себе заработать. И ничего нового в этом я не вижу. А вы всё ищете какие-то волшебные средства, чтобы — бах! — и все сразу сыты и довольны. Нет таких средств. Всё делается планомерно и постепенно. Мы учинили разгром на планете, мы и обязаны помочь поднять экономику. Встречаться, договариваться, обеспечивать поставки сырья, стройматериалов. Штамповать лучшие образцы заводов, фабрик, фермерских хозяйств. Но не просто так, от балды: наделал кучу заводов, нате, мол, пользуйтесь! А они стоят и не работают. А почему? Потому что экономика — дело тонкое! Всё объято и переплетено связями. А без них ничего не работает.

Пришёл, к примеру, на завод: "Чего у вас не хватает?" Того-то, того-то, того-то. Для виду заключаем договор о поставках или о постройке всего этого. Для отвода глаз назначаем какую-нибудь смехотворную сумму в пределах их возможностей, договариваемся о сроках выплаты, тоже обалденно их устраивающих, и — вперёд! Наутро уже всё готово! Работайте, товарищи! Флаг вам в руки! И так в каждом конкретном случае.

— Ну ни фига себе! — скривился Пашка. — Это ж сколько времени уйдёт на все эти уговоры-переговоры!

— А ты что думал? Это ломать быстро, а создавать всегда медленно. Да и куда тебе торопиться?

— Я ещё и для себя пожить хочу. А если мы займёмся этими твоими поставками-постройками, вся задница будет в мыле, а результат — курам на смех!

— Для себя, по-моему, ты уже живёшь, — съязвил Санька. — И живёшь так, что любой смертный обзавидуется.

— Ну и что? Красиво жить не запретишь!

— Нахватался словесов. Никто тебе не запрещает. Только должок-то отрабатывать надо!

— "Должок"! — вспыхнул Пашка. — А не я ли Третью-то мировую... это... — От волнения он никак не мог слова подобрать.

— Организовал? — с готовностью подсунулся Санька.

— Предотвратил! — свирепо сверкнул глазами Пашка.

— Ох, ты! Самолично?

— Да чего ты изгаляешься? — взвился Пашка. — Ведь сам же прекрасно понимаешь, о чём я говорю! Ведь с моей же подачи всё пошло-поехало, ну, скажи, Вовчик?

— Вы ещё ордена с медалями начните друг другу навешивать за боевые заслуги! — цыкнул я на них.

Справедливости ради надо заметить, что Пашка прав: всё началось именно с тех авианосцев в Персидском заливе. И спровоцировал инцидент именно он. Опыт нам тогда жутко понравился, и мы решили его многократно повторить. Что из этого вышло, вы уже знаете.

Нашу "дискуссию" неожиданно прервал выросший на пороге Игорь.

— Вовчик, я ни фига не врубаюсь!

Все с интересом повернулись к нему.

— Что такое?

— Снаружи — машины, как машины, а внутри — лажа!

— "Унутре — наши опилки!" — голосом незабвенного Райкина прокомментировал ехидный Пашка, мгновенно преобразившийся в предвкушении цирка.

— Почему "лажа"? Не желают ездить? — спросил я, догадываясь, что его смущает.

— Ну!.. "Ездить"! — фыркнул он. — Тут и ездить-то негде! — Тут он узрел Саньку и протянул ему руку. — Нашего полку прибывает? Ещё не все в сборе?

— Теперь все, — ответил я. — Ну, так что тебя не устраивает?

— Убери остальные машины. Мне и одной хватит.

— Выбрал?

— Выбрать-то я выбрал... Но... скажи, пожалуйста, — нервно вздохнул он. — Где у неё движок?

— На месте.

— На том "месте" какая-то микроскопическая коробка — это я видел. Да только на двигатель это мало похоже. Педаль жмёшь — тихо так гудит, вроде ехать хочет. Сила чувствуется. Я бы и попробовал, да тут же не протолкнуться!

Я поманил его к окну:

— Покажи, какую оставить?

— Вон, "джип" красный.

— Уж не тот ли, под которым ты валялся? — опять не удержался Пашка, чтобы не влезть. — А чего ты там стучал? Машины-то новые!

— Хреновые! — огрызнулся Игорь. — Я же должен знать, что мне подсовывают?

— Ой, хе-хе! — голосом кота Матроскина проговорил Пашка. — Смотри, Шарик, не продешеви!

Игорь бросил взгляд в окно, убедился, что двор опустел и вышел, не удостоив Пашку ответом.

— Пойду, проинструктирую, — направился я следом.

За мною, ухахатываясь, увязался и Пашка.

Нас встретил невыносимый визг тормозов. Красная молния, виляя из стороны в сторону, носилась вокруг "Тадж-Махальчика", как угорелая. За рулём сидел сосредоточенный Игорь и выжимал из несчастной машины все соки.

Мы с Пашкой не рискнули спуститься с террасы, пока он не остановился. Наконец, в последний раз жалобно взвыли покрышки, и из машины выпрыгнул взлохмаченный Игорь. Он захлопнул дверь и, прислонясь к машине, с ухмылкой поджидал, пока мы спустимся к нему.

— Ну и как? — спросил я у него.

— Бегает неплохо, — с видом знатока констатировал Игорь. — Но всё равно — лажа!

— Ну почему? — изумился я.

— А потому! Скажи, где начинка у этой машины? На чём она бегает? На святом духе? Ни движка, ни бензобака! Весь мой опыт встаёт дыбом при виде этой игрушки!

— Я ж говорю, — хихикнул Пашка из-за моей спины. — Ему и бабы не надо! "Встаёт" у него!..

Игорь на это едва заметно улыбнулся, но промолчал.

— Эта машина работает на энергии вакуума, — пояснил я. — А управляется усилием мысли. Ей не надо бензина.

— И где я его возьму, когда надо будет заправляться?

— Что именно? — удивился я наивности вопроса.

— Ну, этот твой... вакуум!

Пашка рассыпался мелким ядовитым смешком с истерическими подвываниями:

— А головушка-то на что? Там ентого добра — хучь ведром черпай!

— Погоди, Паш, — одёрнул я его. — Энергия вакуума неисчерпаема. Она разлита по всей Вселенной. Машина не требует подзарядки.

— Хм! — Игорь с сомнением посмотрел на "машину", побарабанил пальцами по капоту, потом спросил: — И что? Она работает только в твоём присутствии? Или везде?

— Конечно, везде! Не боись, не растает, как все остальные, — улыбнулся я, предупреждая его следующий вопрос.

— А чё там ты говорил насчёт мысли? — вроде как очнулся он.

— Ты можешь даже и не прикасаться к рулю и всему остальному. Это всё бутафория, я её для твоего успокоения изготовил. Просто представь, как она должна ехать или лететь, и она послушно выполнит любую твою команду.

У Игоря округлились глаза:

— "Лететь"?!

— Ну да. Она и летает. С любой скоростью и на любой высоте. Даже и космос ей по зубам. И под воду может свободно занырнуть. И на любую глубину.

— Ну... Эт ты, конечно загнул!..

— А ты сядь, да попробуй! Чего зря языком-то?

— И попробую! — с вызовом произнёс Игорь, открывая дверь. — Только это... как насчёт парашюта?

— Зачем?

— А если твоя таратайка в воздухе, не дай Бог, откажет, до земли как, своим ходом?

Пашка задавленно хрюкнул, а я успокоил:

— "Таратайка" не откажет. Гарантирую!

— Ну-ну! — буркнул Игорь и скользнул в кабину. — Насмотрятся тут... кинов разных!... — и захлопнул дверь.

Взвизгнули покрышки, машина сорвалась с места, пронеслась с десяток метров и свечой взмыла ввысь. Через пару секунд она скрылась за облаками.

— Только мы Игорька и видели! — резюмировал неугомонный Пашка.

— Посмотрим, — пожал я плечами, повернулся и пошёл в дом. Пашка хвостом затрюхал следом.

— Ну что, провели инструктаж? — встретил нас вопросом Санька. Он стоял у окна с чашкой кофе и, не спеша, из неё отхлёбывал. Видимо, наблюдал всю сцену.

Я просто кивнул в ответ, зато Пашка дурашливо приложил ладонь к виску и разразился перефразированной цитатой из "Федота Стрельца":

— "Докладаю: чуть заря Игорь поднял якоря! Слава Богу! Отвязались! От него, от упыря!"

— Рано радуешься, Иван-царевич, — охладил я его пыл. — Рыбка уже крепко сидит на крючке. От подобной лафы только круглый идиот может отказаться.

— Так ведь он и есть... это самое... — начал было Пашка, но наткнулся на мой неприязненный взгляд. — А чё я?.. Я — ничё...

— Нам с ним работать, — пояснил я для непонятливых. — Так что не надо, Паш. Тем более — за глаза.

— Хорошо-хорошо! — отгородился он выставленными перед собой ладонями, будто ожидая удара, сразу прикинулся паинькой и скромненько загрузил себя за стол. — Я лучше тоже — кофейком побалуюсь.

— Вот и ладно. А мы вернёмся к нашим баранам.

— Это ты про кого? — спросил Санька на всякий случай.

— Да о твоём "планомерно и постепенно". Мне показалось, что здесь есть рациональное зерно. Скорее всего, ты прав: чудеса нам сейчас и впрямь не помогут. Только, может быть, в процессе реализации плана. У тебя на примете есть первые "жертвы"?

— Сколько угодно! — довольно хмыкнул тот.

— Вот и давайте обмозгуем план внедрения. А генератор и телепатию будем применять в том случае, если уж совсем дуболомы попадутся и без этого будет просто никак.

— Дуболомы нам точно попадутся! — не утерпел ехидный Пашка.

05. Предчувствия

В кабинет директора завода мы попали, мягко говоря, не вовремя. В сей момент молоденькая секретарша честно и со знанием дела отрабатывала свой хлеб.

— Ну, яти его мать! — хохотнул Пашка. — Растащило их! — Глазки его сразу стали масляными. — В рабочее-то время, а?

— Картинку пока выключи, — поморщился Санька. — Минут через "дцать" нагрянем. Перерыв у них. Обеденный.

— Зачем выключать? — воспротивился Пашка. — Мне нравится! Когда б мы ещё бесплатное кино посмотрели?.. Как она играет!..

— Пал Ксанч! — строгим голосом проговорил Санька, переглядываясь со мной. — Не отвлекайтесь!.. Да и вам ли жаловаться на бесплатность услуг?

— В жизни надо ловить каждое мгновение! — невозмутимо парировал Пашка, не отводя глаз от экрана. — Тем более, когда оно так прекрасно!.. Ка-кая ляля!.. Не, ну ты глянь, что она вытворяет!..

— Ну вот ты и пойдёшь к Петровичу вести переговоры, — сказал Санька. — Тебе там будет очень комфортно.

— Ещё чего! — возразил я. Он только и будет на девочку пялиться! Иди уж сам, как договорились. Всё-таки, твой же знакомый.

Санька усмехнулся и промолчал. А Пашка, потирая руки, продолжал свои комментарии во всеуслышание:

— Старый-старый, а туда же — сладенького захотелось!

— Не такой уж он и старый, — Санька пожал плечами. — Может, чуть старше нас. Да и... старый конь борозды не портит.

— Хороша борозда-то, а? — совсем распустил Пашка слюни. — Сам бы не отказался пару раз сохой пройтись...

— Чем это вы тут занимаетесь?! — внезапно появилась на пороге моя Настасья.

Я от неожиданности покраснел, а Санька, скрывая усмешку, и тут не растерялся:

— Дожидаемся в приёмной у директора, пока он освободится.

— Хороша приёмная! — фыркнула Настя. — Ждут они! Выключи! — шикнула она на меня. Я повиновался. — Старые развратники!

— Ну, не такие уж мы и старые... — скромно потупился Пашка. — Если нас, да к тёплой печке прислонить, то с нами ещё о мно-о-огом можно... поговорить! — и он озорно сверкнул из-под шевелюры своим глазом.

— Я-то думала, они тут делом занимаются!.. — продолжала бушевать моя половина.

Но Пашка, с самыми честными глазами, в которых, правда, всё ещё черти бегали, побожился:

— А мы и так — делом! Пришли, понимаешь ли, к начальнику на приём с деловым предложением. Кто ж знал, что он в этот момент будет занят? — последнее слово он уж очень многозначительно выделил.

— Как спалось? — поспешил я перевести разговор со скользкой темы.

— Терпимо, — сердито поджала губки Настя. — Только шумел кто-то сильно под окнами.

— Это не мы! — опять влез Пашка. — Это Игорёк!

— Ну и... Где же он? — недовольно огляделась она.

— "Там, за облаками! — ужасно фальшивя, пропел Пашка. — Там, там-дарам! Там-дарам!" — И голосом незабвенной домомучительницы пояснил: — "Он улетел, но обещал вернуться!"

— И как понимать эту... самодеятельность?

— Машину новую полетел испытывать, — снизошёл Пашка до нормальной речи, но Настя всё равно ничего не поняла и он принялся во всех подробностях посвящать её в недавние события, естественно, в своём репертуаре.

— Артист! — подвела итог Настя его словоблудию.

— Вот и я то же говорю! — поддержал её Пашка, но она его перебила:

— Ты — артист!

— Ну... — деланно засмущался Пашка, будто получил несказанную похвалу. — "А я ещё и на машинке могу..."

— Ладно, Матроскины, — вздохнула Настя. — Претворяйте в жизнь свои идеи, а я окунусь пойду...

И добавила мысленно:

"Я думала, что ты мне компанию составишь... А у тебя тут... своя компания..."

Я виновато посмотрел на неё и обратился к "соратникам" с пламенной речью:

— Начальник всё равно занят. Вы ту пока без меня. А я скоро.

"Соратники" с готовностью закивали, кто чем попало:

— Давай-давай!

Настя окинула строгим взглядом стол и пригрозила:

— Чтоб я пришла — всё было умято! Мужики называется! Едят, как цыплята! Зря, что ли, старалась?

— Не извольте сумлеваться! — в шутовском поклоне изогнулся Пашка. — Костьми поляжем, а врагу не отдадим!

Настя выразительно фыркнула и выплыла из дверей. Я продефилировал следом, придерживая за локоток и предусмотрительно растворяя перед нею двери.

— Володь, я по сети пошарю? — вслед мне крикнул Пашка.

Я кивнул. Он обрадованно кинулся к одному из компьютеров, расположившихся вдоль стены. А Настя едва слышно пробурчала:

— Никак не наиграется... Дитятко!..

* * *

* * *

Кровавый мутный диск солнца садился в тучу, тёмной полосой протянувшуюся над горизонтом от края до края. От него к берегу пролегла искрящаяся дорожка того же цвета. Неведомый художник размахал этот цвет по всему небосводу, окрасив им даже затерявшиеся в вышине перистые облака, и казалось, что весь мир объят предчувствием пожара.

— Закат сегодня какой-то ненормальный... — сказала Настя, тревожно оглядываясь и сбрасывая халатик.

— Наверное, погода испортится, — высказал я предположение и тоже стал раздеваться.

Вода была тёплая и ласковая, как в ванне. Мы долго барахтались и фыркали, но всё происходило как-то вяло, невесело. Настя всё время хмурилась, капризничала и я думал, что это из-за того, что она застала нас за неприглядным занятием. Но я ошибался.

Едва мы выползли на песок, ещё хранивший дневное тепло и я ласково положил ей руку на живот, как она вдруг завопила, страшно округлив глаза:

— Вспомнила!!! Вспомнила, что мне приснилось!!! Ф-фу!.. — И она с омерзением передернула плечами, непроизвольно отбросив мою руку.

— Ну и... что же?

— Да этот... идиот! — И на глазах её выступили слёзы.

— Какой идиот? — замер я, уже догадываясь, чьё имя сейчас прозвучит.

— Да тот, что на базаре тогда меня увёл! А ты всё допытывался "Кто?" да "Кто?"

— Кирюша... — нахмурился я. Ещё б я его не помнил!

— Ну да! Сидит, гад, у меня на краю постели, халат мне раздвинул, гладит меня по животу и приговаривает с мерзкой такой улыбочкой: "Моё!.. Моё!.." А я ни закричать, ни пошевелиться не могу. Только чувствую, как ребёночек внутри аж ходуном! ходуном! под его рукой! Потом встал, гад, приложил палец к губам: молчи, мол, и ушёл в стену. А этот так и бесится, бьётся, бьётся! Я аж проснулась! Проснулась — а ничего не помню! — она заплакала и прижалась ко мне. — Только гадко так на душе! А этот, — она провела рукой по животу, — едва угомонился! Испугался, бедненький! Я сразу же к вам и спустилась. Страшно мне стало! — прошептала она и ещё крепче прижалась к моей груди. — Ведь ты ему его не отдашь? — подняла она на меня заплаканные глаза.

— Настенька, ну что за глупости? — постарался я её успокоить, но у самого от её рассказа мороз по коже продрал. — Это тебе на погоду приснилось. Видишь? — показал я на небосвод, — Шторм собирается. — Мне стало как-то неуютно на пустынном берегу. Солнце уже ушло за неопрятный горизонт и завеса ночи стремительно падала на землю. — Пойдём домой, чайку попьём. Тебе отвлечься надо. А то всякая ерунда в голову лезет.

Мы оделись и побрели к дому, прижавшись друг к другу.

— Это хорошо, что твои друзья сегодня с нами, — всхлипнула она. — Не так страшно ночевать.

— Ну что ты, глупенькая! Чего нам бояться? Злыдни сидят за решёткой! А все остальные нам не страшны!

Её-то я успокаивал, а у самого тревога нарастала. Я уж не стал ей о Санькином видении рассказывать — масла в огонь подливать, но решил обязательно посоветоваться с друзьями: как быть? За сегодняшний день имя этого подонка выплывает уже во второй раз. И это неспроста. Зря Пашка так легкомысленно отмахивался. Интуиция меня редко подводит. А она мне говорит, что пора принимать превентивные меры. Только какие?

Прожектора ярко освещали и саму виллу, создавая ощущение лёгкости конструкции, и площадку перед ней. Возле входа стоял красный "джип".

— Вернулся, — улыбнулась Настя сквозь слёзы. — Всё больше народу!

— Вот и вытри глаза и никому ничего не говори, — поцеловал я её в доверчиво раскрытые губы. — Я сам со всем разберусь.

Настя только судорожно вздохнула и крепче прижалась к моему плечу.

* * *

*

А дома нас ждал сюрприз. Игорь вернулся не один, а с какой-то незнакомой женщиной. И только приглядевшись, я её узнал: Милка. Она сильно похудела, да ещё и перекрасилась.

Как только женщины познакомились, Игорь отволок меня в сторонку и смущённо забубнил:

— Вовчик, ты извини, что я так вот, без спросу...

— Оставь ты, ради Бога! — улыбнулся я через силу. — Это твои проблемы. А места на острове всем хватит. Выбирайте себе комнаты наверху и будьте, как дома! — Последние слова я сказал громко, чтобы всем было слышно. Но, кроме напряжённо прислушивавшейся к нашей беседе Милки, рассеянно обернулся только Санька. Они с Пашкой сидели каждый возле своего компьютера и оттуда доносилась стрельба и кошачье мяуканье. Пашка с остервенением "мочил" кошек и не обращал на нас никакого внимания. Санькин компьютер что-то сосредоточенно "качал".

— Ну и как машина-то? — спросил я, чтоб уйти от неудобоваримой темы.

Игорь со смущённой улыбкой похлопал глазами и проникновенно сказал:

— Вовчик... Ну, дурак, что возьмёшь?

— Это в каком смысле?

— Да в том самом! Отбрыкивался потому что. А машина — класс! Работает, как часики! Слушается — одно удовольствие! Короче, беру все свои слова обратно... — Он опять замялся, не решаясь о чём-то завести разговор.

Я догадался:

— Деньги лежат в бардачке. На первое время, думаю, хватит.

Он радостно подпрыгнул:

— Чё ж ты раньше-то не сказал?

— А раньше их там и не было.

— А... — как-то странно смутился он и закивал: — Да-да, понимаю... Спасибо, Вовчик!

И он пулей вылетел во двор. Милка проводила его недоумевающим взглядом.

Ну так. Нашего полку прибыло. Интуиция меня и здесь не подвела: Игорь наш. Со всеми своими потрохами.

Теперь надо подумать, как обезопасить Настю.

— Мужики, — окликнул я игроков. — Гаси коптилку! Дело есть.

Пашка с явным сожалением оторвался от своего садистского занятия и сел за стол. Санька пощёлкал мышкой, озадачивая компьютер, и тоже подсел к нам. Как раз в этот же момент с улицы вернулся счастливый Игорь с оттопыренными карманами.

Я поделился с ними своими опасениями. Удивительно, но даже Пашка на этот раз отнёсся к сообщению с большой серьёзностью. Видимо, с шутовского настроя его сбивало присутствие Милки: они были мало знакомы и он ещё не знал, как она отнесётся к его "художествам". Только искоса поглядывал на неё и печально вздыхал, выразительно играя своми густыми бровями.

Идей не было. Вернее, были, но настолько непригодные к использованию, что их отметали сами же авторы. Взять, хотя бы, предложение "на пока" спрятать Настю на Зеркальной планете среди женского контингента.

Сила Беевой команды была нам известна и никто не питал иллюзий на их счёт. Опасность вырисовывалась вполне реально. Плюс к тому, добавляло проблем Настино "интересное" положение. Мы сидели понурые и только Игорь с Милкой потихоньку переглядывались, не понимая, что нас так заботит. На её немой вопрос он только едва заметно пожимал плечами.

— Да... — кисло промямлил Пашка. — Если бы Насте да тот костюмчик, что был на тебе, когда ты вернулся оттедова! — И он ткнул большим пальцем в потолок.

В голове моей как будто что-то щёлкнуло и я посмотрел на него внезапно просветлевшим взглядом:

— Пашка! Ты — гений!

Я от радости не рассчитал и с такой силой саданул его по плечу, что он, потеряв равновесие, чуть не сверзился со стула.

— Это что? — выпучил он глаза. — Похвала, или оскорбление?!

— Похвала, Паш! Похвала!

Я крепко пожал ему руку и заторопился:

— Вы пока посидите, а мы сейчас! Пойдём наверх! — потянул я за собою Настю.

— Чудеса твои, господи! — донеслось нам вслед изумлённое.

* * *

**

Мне настолько не терпелось воплотить в жизнь пришедшую идею, а Настя так медленно поднималась по лестнице, что я непроизвольно облегчил её вес до минимума и буквально на руках внёс её в нашу комнату. Она сперва довольно захихикала, потом почувствовала тошноту, и мне вновь пришлось вмешаться, успокаивая её взбунтовавшийся пищевод.

— Хорошо! — наконец расцвела она, сладко потягиваясь, и щёки её зарозовели. — Свой домашний доктор!.. Ну и чего этот доктор меня сюда притащил? — лукаво сощурилась она. — Будешь из меня никелированную статую делать?

— Лежи тихо, а я пока с браслетом переговорю.

— Ну-ну...

В результате "переговоров" выяснилось, что облачение в защитный "костюмчик" течению Настиной беременности никак не помешает.

Я велел ей раздеться. Она слегка поворчала, что, мол, уже и дремать начала, но повиновалась. Я дал команду браслету и тело Насти заблестело серебром. Натуральным осталось одно лицо. Она критически оглядела себя и озабоченно спросила:

— А мальчику это не повредит?

— Не повредит. Браслет дал добро. А почему ты думаешь, что это мальчик?

— Уверена. Дай-ка! — Она взяла мою руку и положила себе на живот. — Чуешь? Шевелится. — Я стал на колени и приложил ухо. Слышалось биение двух сердец, урчание переливающейся жидкости и мягкие толчки. Настя с улыбкой наблюдала. — Ну ладно, ладно, так и быть, — вдруг сказала она, — загляни, разрешаю! — И тут же тревожно предупредила: — Но только аккуратно!

Я, как стоял перед нею, в том положении и сосредоточился, включая у себя внутреннее зрение. Только ещё, как можно нежнее, обхватил руками с боков её живот. Настя выжидающе застыла. Потом вдруг захихикала:

— Ты чего ему делаешь? Он смеётся!

— Смеётся? — удивился я. — Откуда ты знаешь?

— Интересно, а кому же ещё знать? Чувствую!

— Я ему чуть-чуть пяточку пощекотал.

— Безобразник! Допусти тебя! — Она притворно насупилась, потом спросила с лукавинкой во взгляде: — Ну и как? Мальчик?

— Мальчик! — счастливо выдохнул я и, поднявшись с колен, нежно поцеловал её: — Моя ты лапушка!

Но она тут же сменила тему:

— А как насчёт писать-какать? Можно будет в этом наряде?

— И не только, — многозначительно улыбнулся я.

— А вот с этим можешь и подождать! — решительно пресекла она мои намёки. — Перебьёшься! — И стала одеваться.

— Нигде не мешает?

— Да я и не чувствую ничего, — сказала она и вдруг широко зевнула.

— Ну вот и хорошо, — облегчённо вздохнул я и погрузил её в глубокий, без сновидений, сон. Пусть отдохнёт от пережитых треволнений. И она и маленький.

06. Петрович

С лёгким сердцем я сбежал вниз и сразу же подступился к Игорю с Милкой:

— Пойдёмте, покажу ваши апартаменты.

Но Милка заупрямилась:

— Не, мы домой...

Игорь что-то зашипел ей на ухо, а я подпел:

— И куда на ночь глядя? Тем более, погода портится: будет шторм. Вот переночуете, тогда и решите. Идём!

Они переглянулись и встали. Игорь спросил:

— Машину-то куда поставить?

Я рассмеялся:

— Да кто её тронет-то посреди океана?

И потащил их наверх.

Комнаты Милке понравились, мебель, судя по восхищённому взгляду, тоже. А Игорь, заискивая, во всём с ней соглашался. Я показал, что где находится, и, пожелав им спокойной ночи, поспешно ретировался. Честно говоря, не только Пашка чувствовал себя неуютно в присутствии Милки. Что-то, видать с энергетикой у неё было неладно. Ладно, потом ненавязчиво поинтересуемся.

Когда я спустился вниз, Пашка встретил меня ехидным замечанием:

— Не было у бабы забот, так купила порося...

— Всё окупится, — коротко ответил я и спросил: — Ну что, бойцы невидимого фронта, не устали? Может, баиньки?

Санька только головой покачал, мол, нет, а Пашка заворчал:

— А завтра опять выжидать, когда он со своей секретутки сползёт? Нет уж! Давай сейчас. Тем более, что там сейчас день ещё в самом разгаре. Это здесь уже сонное царство.

Санька улыбнулся:

— Ты уж совсем его за полового гиганта держишь. В его-то возрасте! Это же чистая случайность, что мы застали их за таким интересным занятием.

— Ну, я думаю, что он уже выдохся за это время, — отмахнулся Пашка. — Врубай, Вовчик, поехали!

Я включил изображение. Директор, как ни в чём ни бывало, сидел за своим столом, заваленным бумагами и сердито кричал на кого-то в селектор, изредка взглядывая на монитор компьютера.

— Ну где я их тебе возьму?! Где?! Вот, у меня на первый участок ушло три и на третий два! И всё! Больше у меня нет! Нет, ты понимаешь?! Рожу я их тебе, что ли?!

Я переместил изображение в "предбанник", где уже знакомая нам секретарша с кислым выражением на хорошеньком личике пыхтела над клавой.

— Отсюда начнёшь?

Санька кивнул и протянул руку:

— Сообрази-ка для девочки презентик.

Я "сообразил", но он остался недоволен:

— Чего прибедняешься? Как-нибудь пооригинальнее там, ты ж художник!.. Во! — одобрил он, когда коробка конфет в его руках приняла несколько вычурные очертания. — А теперь Петровичу чего-нибудь так... позабористее, чтоб сразу в осадок выпал... Ну вот... Вроде ничего...

— Вряд ли ты его чем-нибудь удивишь, — сказал я с сомнением. — Он ещё и не такое видывал.

— Ну не с пустыми же руками! Теперь это... — показал он на свой наряд. — Смокинг мне посерьёзнее... Вот так. Пойдёт... Ну и сундук с зелёными не забудь... Во!.. Теперь вроде всё...

— Это ты называешь "с пустыми руками"? — хохотнул Пашка, увидев в его руках увесистый дипломат с деньгами.

— Ему это на один зуб, — буркнул Санька, критически оглядывая себя. — Открывай!

Я выждал, пока "секретутка", надумавшая в этот момент подвести глазки, опять уткнётся в клаву, и впустил туда Саньку. Она от неожиданности даже вздрогнула:

— Как вы... тихо вошли!

— А зачем нам лишний шум? — Санька обольстительно улыбнулся и положил перед нею "презентик". — С наступающим! А мы всё цветём, цветём... Петрович у себя?

Коробка молча перекочевала в ящик стола и последовал равнодушный кивок на дверь шефа:

— Икру мечет.

— Не страшно! — Санька по-хозяйски растворил массивные двери и, держа на отлёте довольно увесистый чемодан, уверенно шагнул в кабинет.

Секретарша проводила его насмешливым взглядом и небрежным движением выдвинула ящик, где перед этим утонул Санькин подарок.

Я переместил изображение в кабинет директора, чтоб в любой момент прийти Саньке на помощь. Но невооружённым глазом было видно, что он здесь не первый раз и чувствует себя отнюдь не робко.

— Можно? — с нарочитой важностью спросил он от самых дверей.

Директор оторвался от монитора, мутным взглядом окинул вошедшего и просветлел:

— Проходи.

— Всё воюешь, Петрович? — Санька прошёл через весь кабинет и, пожав протянутую руку, уселся на предложенный стул.

— Не говори... — "Петрович" взъерошил пальцами седеющий ёжик. — Жизнь настала — хоть вешайся!

Санька окинул кабинет оценивающим взглядом и усмехнулся:

— А по тебе не скажешь...

Тот отмахнулся:

— Ты на это не смотри! Это всё, что от былых времён осталось. А нам теперь на насесте бы удержаться. Многие уже вон — послетели!

— Неужели всё так трагично?

— Да ты что? Ящик не смотришь, что ли? Раздели нас, ободрали, как липку! Был завод — всем заводам завод, а теперь что? Смех и грех! Бытовуху выпускаем! Даже горбачёвская конверсия нас не затронула. А теперь — всех под одну гребёнку!

— Видать, кому-то не угодили, — показал Санька в потолок.

— Смеёшься? Наверху сами ни черта понять не могут, на заднице волосы рвут! Всё ждут, что же следующее на очереди? — Он вскочил и забегал вдоль километрового стола. — Кто бы мог подумать? Ведущая ядерная держава была, твою мать! Нет, ты человек грамотный, умный, ты мне скажи, что это за напасть такая на наши головы? А? И заметь: испарилось всё, хоть отдалённо имеющее отношение к вооружениям! Остальное-то не тронуто! Это как прикажешь понимать?

— Наверное, хотят сказать, что война — это плохо... — с ухмылкой покосился на него Санька, развалясь на стуле.

— А то мы и без них не знаем! — захлебнулся ядом хозяин кабинета. — Раз они такие умные, так должны же понимать, что мы-то — мы! — ни с кем воевать и не собирались! Мы ведь только для защиты! А теперь что? Раздеты и разуты перед всеми врагами!

— Так ведь им тоже, говорят, досталось...

— Да слышал я эти побасенки! Слышал! — зло отмахнулся директор. — Ты больше верь! Штаты как были хозяевами везде, так ими и останутся! Да теперь ещё и черножопые — почуют слабину, всей массой навалятся! Они же нас одним количеством задавят!

— У них ведь те же проблемы...

— Ох, не верю я! Не верю!.. Это у нас всё через задницу, а там, — махнул он куда-то за спину, — всегда всё на мази было... Ладно, — плюхнулся он на своё место под портретом президента. — Это наши проблемы... Ты-то чего пришёл?

— Оказать посильную помощь, — просто сказал Санька, чуть ли не со скучающим видом разглядывая свои ногти.

Директор остановил на нём возбуждённый собственным красноречием взгляд и вдруг от души расхохотался:

— Ты?! Помощь?! Кому?!

— И тебе, и заводу.

Директор захохотал так, что у него выступили слёзы.

— Ой, не могу! — стонал он в изнеможении. — Уморил! Ну спасибо, Санёк, давно я так не смеялся! Уважил!

Санька сидел с непроницаемым лицом.

— Ты зря смеёшься, Петрович. Я вполне серьёзно.

— Ну-ну! — Продолжая сотрясаться от душившего его приступа веселья, "Петрович" достал платок и вытер лицо. — И в чём же твоя помощь заключается? Советы будешь давать?

— Не только. — Санька поставил перед ним дипломат и раскрыл его. — Это тебе. На первое время.

С лица "Петровича" медленно сползла улыбка.

— Эт... то что?

— Зелень, — небрежно ответил Санька. — Не видишь, что ли?

Тот осторожно взял хрустящую пачку, надавил на угол, проглядел её и бросил обратно в дипломат.

— Это шутка?

— Это взятка.

"Петрович" от такой откровенности оторопел:

— За что?

— За то, чтоб не воровал из тех денег, что дам на нужды завода.

Тот медленно, не сводя глаз с дипломата, развязал узел галстука, расстегнул ворот рубашки и потянулся к селектору:

— Танечка, меня ни для кого нет!

Секретарша промурлыкала, что всё поняла, и отключилась.

"Петрович", в лице которого не осталось и следа от былого добродушия, неприятным голосом спросил:

— Я не понял... Ты кто?

Санька приподнял бровь:

— Первый раз видишь?

— Я не о том. Кого ты представляешь?

— А тебе не всё равно?

— Хотелось бы знать, от кого пулю в лоб схлопочу.

Санька расплылся в дружелюбной улыбке:

— Ну зачем же доводить всё до крайностей? Будет всё благопристойно — не схлопочешь.

— "Благопристойно" — это как?

— А ты что, уже и забыл, что такое совесть и честь?

"Петрович" ткнул кулаком в чемодан:

— Предлагаешь взятку и говоришь о совести?

— Я её покупаю. А что? Мало?

— Да ты знаешь... — замялся тот, подыскивая объяснение.

— Добавить надо?

— Чёрт! — не выдержал директор насмешливого взгляда. — Не о том я вовсе!

— А о чём же?

— Я вообще... не въезжаю, чего ты от меня хочешь?

Санька вздохнул:

— Ну, если вкратце, — восстановить завод.

Директор усмехнулся:

— Неплохо для начала!

— ...А если чуть подробнее, — невозмутимо продолжал наш парламентёр, — то дело обстоит так: я даю деньги, а твоя забота — перепрофилировать завод на мирные нужды. И чтоб никакой военщины! Будешь хитрить и воровать — контракт будет аннулирован и денежки просто испарятся, куда б ты их ни упрятал.

Директор долго и с каким-то странным выражением смотрел Саньке в лицо.

— Ну? — не выдержал тот игру в молчанку. — Чего смотришь? Условия не устраивают? Так мне без разницы — предложу другому. С руками оторвёт.

— Слушай... — наконец проговорил тот, не отводя глаз от лица необычного гостя. — А ты, случайно, не из... этих? — И он каким-то судорожным движением ткнул большим пальцем в потолок.

— Из "этих", — насмешливо ответил Санька. — А как ты догадался?

— А ты сам не слышишь, как это звучит? По-дурацки как-то: вот тебе всё, только будь хорошим мальчиком! Сколько живу на свете, а такого предложения, извини, не получал.

— Мы, — Санька тоже показал на потолок, — можем себе такое позволить! — И напомнил: — Ну, я так и не уяснил: ты согласен или как?

Директор молчал и что-то прикидывал в уме.

— Сумма, что ли, не устраивает? — наседал Санька. — Так ты скажи прямо!

— Ну... — наконец отелился тот. — Мне одному этого, может, и достаточно будет... На первое время! — спохватился он с хитрым прищуром, видя, что Санька порывается что-то сказать. — Но ты же должен понимать, что для того, чтоб.. всё провернуть... это же мизер!

— Деньги будут, — солидно заверил Санька. — Сколько потребуется, столько и будет!

Но тот уже взял себя в руки и язвительно ухмыльнулся:

— Хе! Где ж ты возьмёшь-то столько, милай?

Санька ответил ему той же монетой:

— Дык мы жа из "энтих"! — и опять кивнул на потолок.

— Так... — Директор встал и, сунув руки в карманы, подошёл к окну. — Давай теперь серьёзно: что тебе надо?

Санька удивлённо оглянулся на него:

— Петрович, я думал, ты мужик умный...

— Шутки в сторону!!! — вдруг заорал "умный мужик", покраснев, словно рак. — Сказками я уже сыт по самое нельзя!!! Да и некогда мне, — подошёл он к своему столу и стал демонстративно перекладывать с места на место бумаги. — Дела, знаешь ли! Завод надо восстанавливать! — В последние слова он постарался вложить как можно больше яду.

— Сказки? — хмыкнул Санька и повернулся к стене, где, по его рассчётам, должен был находиться я. — Ну-ка, Володь, организуй убедительные доказательства!

— Ты это с кем?.. — начал было "Петрович", но не договорил.

Я решил не мелочиться и завалил весь стол, возле которого сидел Санька, слитками золота. Прямиком из Форт-Нокса! К сожалению, я не рассчитал нагрузки: стол затрещал под тяжестью бдагородного металла и с ужасающим грохотом рухнул. Чемодан с "зеленью" оказался погребённым под грудой золота вперемешку с обломками стола.

Санька едва успел отскочить.

— Ну, ты это... хоть предупреждай, — буркнул он мне, поправляя на себе "смокинг". Потом оглянулся на побледневшего директора, застывшего с вытаращенными глазами и спросил: — Ну что? Убеждает?

Тот оцепенел и не мог вымолвить ни слова.

На грохот вбежала секретарша:

— Василий Петрович! Что тут у вас... — и тоже онемела в неподвижности.

— Я же сказал!!! — мгновенно рассвирепел "Василий Петрович" и бросился на неё с кулаками. — Меня НЕТ!!! Ни для кого!!!

Та с визгом едва успела выпорхнуть за дверь.

Санька, довольный произведённым эффектом, обернулся ко мне:

— Володь, достаточно. Убери.

Золотая груда исчезла. На её месте остались лишь обломки стола и рассыпанная среди них "зелень". Чемодан, сделанный из пластмассы, тоже не выдержал испытания, рассыпавшись на мелкие куски.

— Не понял... — прохрипел директор, прислонившись спиной к двери и теребя ворот рубашки. Казалось, что его сейчас хватит удар.

Санька подошёл к окну, налил из графина воды и поднёс ему:

— На, выпей, полегчает.

Тот жадно опрокинул в себя содержимое стакана и, вытирая рукавом губы, хрипло спросил:

— Что это было?..

— Ты опять не понял? — удивился Санька. — Это было золото. В слитках.

— Это я видел... — Шатающейся походкой директор подошёл к своему креслу и рухнул в него. — Как оно здесь оказалось?.. И куда?.. — Он сделал неопределённый жест руками.

— Это неважно, — Санька подошёл к окну и сел на подоконник. — Контракт будем подписывать?

Тот, с удручённым видом покивал головой. Потом хрипло спросил:

— А с кем ты... говорил? — и шёпотом добавил, показывая в пол: — С Ним?

— Петрович, тебе какая разница? — язвительно усмехнулся Санька, не разубеждая собеседника в заблуждении. — Будешь иметь дело только со мной.

"Петрович" продолжал сидеть с обречённым видом.

— Так, — Санька встал с подоконника и отряхнул задницу. — Пыльно у тебя тут. Балуешь ты свою Танечку... Короче, договариваемся так. Сегодня, я вижу, ты ни на что не способен. Завтра, в это же время я к тебе прихожу, а ты встречаешь меня во всеоружии. Ясно?

Тот поднял на него тяжёлый взгляд:

— Один вопрос...

— Ну?

— Как быть... с братвой? Ведь не дадут же...

— Братву мы берём на себя, — заверил Санька. — Только пальцем покажешь, — и повернулся ко мне: — Володь, давай!

Я открыл проход прямо на глазах у директора, проводившего Саньку ужасным взглядом.

— Последним фокусом ты его вааще добил! — хихикнул Пашка, едва лишь закрылся экран. — Чистый Мефистофель!

— Ничего, — небрежно отмахнулся Санька. — До завтра очухается. Ты это... — Он показал на себя. — Верни мне мою шкуру. А то как-то не в своей тарелке... Во... — И самодовольно поинтересовался: — Ну и как я вам? В качестве "парле-манте"?

— Прелестно! — прокаркал Пашка по-мультяшному и добавил: — Теперь ему впечатлений хватит надолго!

— Устал? — спросил я.

Он подошёл к столу, заварил себе кофе и сказал:

— Вообще-то, занятие нервное. За всё время разговора он несколько раз порывался вызвать охрану.

— Я заметил.

— Чемоданчика пожалел! — хрюкнул Пашка. — С ребятками пришлось бы делиться.

— Не стал бы он делиться, — сказал Санька. — Не таковский парень. А с золотом — эт' ты хорошо придумал, — одобрительно хмыкнул он. — Убедительно.

— Так он, небось, так и будет думать, что это ему всё привиделось.

— Чемоданчик не даст. Да и обломки стола с настрою не собьют.

— "Всё поели и попили, всю посуду перебили, — задумчиво подперев щёку, продекламировал Пашка. — А хозяйке Наташке дали по зубам."

— Это всё ещё впереди, — фыркнул Санька, обжигаясь и дуя на кофе.

— А чё это он там... насчёт братвы? — напомнил Пашка.

— Рэкетиры его достают. Надо будет провести воспитательную работу.

— Надо-надо! — оживился Пашка и сказал голосом Печкина: — "До чего ж люди до чужого добра жадные!"

— Тоже, видать, хотят красивой жизни, — хитро покосился на него Санька, прихлёбывая из чашечки.

— Понимаю, в чей огород булыжничек, — с деланным равнодушием повёл Пашка плечом, в то же время остро и коротко полосанув меня взглядом. — Не дурак.

Я решил прервать нарождавшийся бессмысленный трёп и спросил обоих:

— Ну, так что, можно считать, что первый опыт удался?

— Вполне, — уверенно сказал Санька. — Такие солидные аргументы! Рыбка точно на крючке!

— И что же дальше?

— Как "что"? Ты же сам всё слышал.

— Я имею в виду: ограничимся пока этим визитом, или ещё куда заглянём?

Санька задумался:

— Мне кажется, надо немного обождать.

— Чего ждать-то? — встрепенулся Пашка. — Делом надо заниматься!

— Пал Ксанч, — поморщился Санька, — супротив того возражений нет и быть не может. Но потрудитесь-ка взглянуть на календарь: что за дата у нас на носу?

— А... Ну да... Новый год! — чуть ли не с досадой промямлил Пашка, сразу потеряв к теме интерес.

— Вот именно. До нас ли будет людям? Сейчас все к праздничному столу душой прикипают, а тут мы со своими прожектами! Мало мы им в этом году нагадили, так теперь ещё и...

— "Спасибо партии родной за доброту и ласку!.." — съехидничал было Пашка но, оглянувшись на дверь, откуда недавно появлялась Настя, многозначительно затих: мол, сами знаете продолжение.

— Вот-вот! — Санька прекрасно понял его. — Так что и мы давайте держать нос по ветру.

— Ну, эт' другой хабар! — отозвался Пашка и, выхватив чего-то с тарелки всей пятернёй, отправил в рот. — Мы энта... "Мы полезных перспектив никогда не супротив"!

Я спросил:

— Где и когда?

— "Когда?" — вопрос, конечно, звучит довольно странно, — сказал рассудительный Санька. — А вот насчёт "где?"...

— Ну, уж, конечно, где-нибудь посевернее! — тряхнул Пашка своей шевелюрой. — А то что это за Новый год — среди аблизьян да попугайцев? И ёлка из пальмы какая-то... ну совсем неубедительная...

— Зачем "из пальмы"? — возразил Санька, вставая из-за стола. — Шеф нам натуральную изобразит. Ему это — раз плюнуть!

— Да не... — скривился Пашка. — Это не то... За окном-то всё равно — лето!

— Ну и претензии у вас, Пал Ксанч! — ехидно улыбнулся Санька. — Вам ещё и зиму в тропики подавай!

— Да на фига! — возмутился тот. — Чё на тётю ерунду-то говорить? Я ж за север голосую! Можно хоть на самый полюс!

— Медведей развлекать? Не... Тогда уж давайте ко мне. У меня под Новомосковском дача неплохая. Там и погудим.

— Я тоже не нищий, если чё! И у меня дачка имеется. Со всеми регалиями и причиндалиями.

Санька равнодушно пожал плечами:

— Мне, собственно, по барабану. Как шеф решит, так и будет. Я на всё согласен. А сейчас — извиняйте: пора мне! Супруга ждёт. Надо ещё по магазинам прошвырнуться.

— Не понял! — вылупил глаза Пашка. — На кой тебе сдались магазины? Вовчику только скажи...

— Э-э, Пал Ксанч! Вы не понимаете! Зачем лишать женщину удовольствия сорить деньгами? В этом же процессе есть нечто мистическое!

— Ну... если только под таким углом...

— Короче, давайте, до завтра! — Санька поднял руку в приветствии и шагнул через мерцающий порог.

Когда экран за ним погас, Пашка обиженно насупившись, подступился ко мне:

— Чё это он там за намёки бросал? Ты ему рассказал, что ли?

Я не сразу и сообразил:

— О чём?

— Не придуривайся. Я — об острове.

— А! — улыбнулся я, а потом и расхохотался, глядя на его несчастную физиономию.

— Чё смешного? — ещё больше накуксился он. — Я ж просил... Теперь насмешек не оберёшься!..

— Да нет, Паш! Ей-богу! Ни слова, ни пол-слова!

— Да?.. — он недоверчиво посопел, хлюпнул носом и немного просветлел: — А чего ж он тогда?..

— Когда?

— Да про жизню красивую?

— Фиг его знает... Совпадение! — пожал я плечами. — Гарантирую: он ничего не знает!

07. Остров наслаждений в океане есть

Это был наш с Пашкой секрет. Ото всех. Не только от Саньки.

Суть дела вот в чём.

После того, как мы "облагодетельствовали" население Зеркальной планеты целым войском половых гигантов, дружно принявшихся удовлетворять потребности изголодавшихся аборигенов пострадавшей планеты, Пашка устроил мне целый концерт. Когда он узнал о том, что "свято место" уже занято, с ним сделалась истерика. Он кричал, что нас без присмотра нельзя оставить ни на минуту, что долгие годы, пока меня не было на Земле, он вынашивал эту идею — стать на той планете бабьим королём, что эта мысль грела его всё это время, и что мы не имели морального права решать без него такой важный вопрос!

Я только удивлённо таращился на него: таким Пашка предстал передо мной впервые!

— Паш... Да это ж шутка была... — пытался я оправдываться.

— Ни фига себе — шуточки у вас! — чуть не бился он головой об стену. — Я-то ведь — проникся! — На глазах у него даже слёзы появились.

— Тебе чего, бабы своей не хватает? — удивлялся я.

— Да чё та баба! — зло сверкал он глазами. — Корова! То ей нельзя, то ей нехочется!.. А то вдруг захочет, так не вовремя... Тоска одна!.. А я это дело люблю, как художник! Понимаешь?.. Да ты меня понимаешь, только придуриваешься! Ты ведь тоже... Ну, вобщем, того... неравнодушен к женской красоте... Чё смотришь? Скажешь "нет"?

— Не скажу...

— Ну вот! — продолжал он излагать своё видение мира. — Чё — "жена"! Одна и... страшнее атомной войны! А я хочу, чтоб их было много и одна красивее другой! Чтоб глаза радовались, наслаждались! И чтоб всегда — в полной боевой готовности! Без всяких там "нельзя" и "не хочу"!

— Так пойди в любой бордель...

— Та не... Это не то! Это всё — общего пользования! А я хочу, чтоб они были только мои, чтоб знали и хотели только меня одного! Понимаешь? И та планета была идеальным вариантом!

— А чего ж ты тогда ломался?

— Дык страшно ведь! Волосы дыбом, как подумаешь, где это всё находится! Это ж ведь не на Земле!

— Да тебе-то какая разница? Так бы и любили, так бы и обожали, пылинки бы сдували. Ты б и думать забыл, что не на Земле! Да и мы на связи, не дали бы потеряться.

— Да вот же! — сплюнул он. — Не сообразил вовремя!.. А вы!.. Эх, всю малину мне...

— Паш, да это ерунда, — успокоил я его. — Дело-то поправимое.

— Ну да? Отлавливать поодиночке будешь там своих кобелей, что ли?

— Зачем? Что сделано, то сделано. Я тебе здесь баб настрогаю. Сколько захочешь.

— Не понял!.. — вытаращил он засверкавшие было глаза. — И... куда ж я с ними? Баба ж меня с говном сожрёт!

— А ты что, рассказывать ей собрался? Отчёт писать? Про Зеркальную-то не растрепал?

— Дык это... — растерялся он и отвёл глаза. — Было дело...

— Ну и дурак! И про то, что тебя там оставить хотели, тоже?

— Не! Ты что? — побожился он, тряся головой. — Я — так: чисто, как факт.

— Это уже лучше. А то я думал...

— Нет-нет! Да что ты! Она б меня...

— Понимаю... — согласился я, усиленно соображая. — Тогда давай сделаем так. Я тебе организовываю райский уголок где-нибудь... ну, скажем, в Тихом океане поближе к экватору, вдали от оживлённых трасс... Обустраиваю островок наподобие моего, со всеми мелочами быта: бассейны там, сауны, жратва, выпивка... Ну, в общем, сам подскажешь, чего твоя душенька... Вот. А потом прошвырнёмся по планете, ты мне только покажешь пальчиком: "Вот эту хочу... Вот эту... Вот эту..." Короче, сколько захочешь. Я с них поснимаю копии и к тебе на остров отправлю. Ну а там с ними сам разберёшься. Идёт?

Пашка аж онемел от такой неожиданной и блестящей перспективы. Он молча и с преувеличенной готовностью кивал головой, пожирая меня восторженными и преданными глазами. Потом вдруг смутился:

— А... как я туда... того... Ну... Добираться как буду?

— Это уже моя забота, — беспечно отмахнулся я, хотя в тот момент ответа на его вопрос даже и близко не представлял.

На том и порешили. Среди бескрайних просторов океана нашли симпатичный островок с живописной фауной и флорой и уютной лагуной. Стали сочинять необходимую инфраструктуру. Пашка заботился, чтоб у каждой из его будущих "невольниц", как он их называл, были собственные апартаменты с полным набором услуг: спальня, ванна, бар, туалет... Парковая зона, в виду ограниченности места, была общая, где намечалось проведение "массовых мероприятий", как сказал Пашка. Что он под этим имел в виду, я не уяснил, да особо и не старался выпытывать. Его проблемы.

Потом, когда уютное гнёздышко было готово, наступил самый волнительный момент: отлов "невольниц" для "гарема". Термины, естественно, самого "султана".

Поначалу он стал кидаться чуть ли не на каждую вторую, напоминая мне изголодавшегося маньяка. Когда их число перевалило за двести, до него дошло, что среди них всё-таки нет той "самой-самой", "Гюльчатай", которая больше всего щекотала бы ему душу.

Тогда я предложил ему перенести своё внимание с улиц на павильоны Голливуда и искать свои жертвы среди звёзд теле— и киноэкрана.

— И как это я сразу-то не сообразил?!! — восхитился Пашка. И тут же распорядился: — Всех, что до этого насобирали — в расход!

— А жалеть не будешь?

— Да чего там! — задохнулся он от предвкушения обладания звёздами мировой величины. — В сто раз лучше надыбаем!

Слюни у него текли рекой!

Потом он вдруг оторопел:

— Так они ж по-русски — ни бельмеса!

— А тебе что, с ними философские беседы вести?

— Ну... Не без этого...

— Для этого у тебя жена имеется.

— Да иди ты! С той курицей!.. — И он с досадой отмахнулся: — У неё одна философия...

— То корова, то курица, — улыбнулся я. — Ты уж как-то определись.

— Жирная свинья! — с ненавистью припечатал он.

— Ты так категоричен. Ведь она ж, всё-таки, мать твоих пацанов...

Он мутно глянул на меня:

— Невелика заслуга...

— Сам, что ли, пробовал?

Он уставился уже удивлённо, будто увидел в первый раз:

— Чё эт' на тебя нашло?.. Поехали!

— Ну да, — вздохнул я. — Как в том мультике: "Крути баранку, да помалкивай!"

— Да ладно тебе! — хлопнул он меня по плечу и, ойкнув, отдёрнул руку: на удар браслет ответил электрическим разрядом. — Чёрт! — скривился он, тряся на миг онемевшей рукой. — Я ж по-дружески!

— А ему без разницы, — улыбнулся я.

И мы отправились в недра Голливуда.

Когда Остров любви был полностью укомплектован, Пашка на целый месяц исчез с горизонта, с головой окунувшись в "художественную" деятельность. Я организовал ему коридор для того, чтобы попадать туда в любой момент буквально "не отходя от кассы": из подвала его собственного дома. Незадолго до этого он приобрёл его в Подмосковье, где и поселился со своей семьёй. Часть стены отъезжала в сторону, едва Пашка касался рукой одного из камней фундамента здания, и он сразу же попадал в объятия своих любвеобильных "птичек". Задать им установку на повышенную сексуальность и любовь к одному только Пашке мне тоже особого труда не составило. Это, кстати, и сыграло с ним злую шутку: через месяц, когда он вновь нарисовался у меня, то выглядел ничем не лучше мартовского кота: измочаленный, но, в принципе, довольный. Только немного обескураженный.

— Что случилось? — поинтересовался я, увидев его смущённую физиономию. — Система не работает?

— Да ну, что ты... — устало отмахнулся он.

— А чего ж тогда на морде лица?

— Радость... Не видишь, что ли?

— Она, вроде, не так выглядит.

— А что, не похоже? — И он притворно осклабился.

— Ладно, колись! Я же вижу...

Он чуть покряхтел, собираясь с мыслями, и поудобнее угнездился в кресле.

— Ну это... Совестно и говорить... После всего, что ты для меня...

— Ты давай ближе к делу!

— Да я это... Про баб... Они ж безмозглые! Все мысли только об одном... — И он сделал недвусмысленное движение.

— Так ведь ты ж сам того хотел! Я и выполнил.

— Нет-нет! — засуетился он. — К тебе претензий нет! Всё о' кей! Но это... Как бы это?.. Короче, иногда хочется просто отдохнуть, расслабиться в их кругу, побазарить о чём-нибудь. А это... Только я на порог — кидатся: "Давай!" да "Давай!" Ну ладно, раз, другой, третий. Надо же и меру знать! А она — до потери пульса! Приходится бегством спасаться!

— Так ты — к другой!

— Да они все такие!.. Ненасытные!..

— Чего ж ты хотел? По-моему, смысл заказа был именно в этом — усладить!

— Да я не справляюсь!!! — завопил он. — Понимаешь?!! Их очень много!

— Не понял! — расхохотался я. — Тебе что, "аппарат" подремонтировать?! Чтоб успевал?

— Ещё чего! — рассвирепел Пашка. — Мне и с таким хорошо!

— Тогда в чём дело?

— Дык это... Поубирай их...

— Всех?

— Да ты что?! — испугался он. — Не всех. Оставь три... Ну, четыре! Самых-самых! А остальных — того!.. Может, потом... На замену? Когда эти надоедят? А?

Я рассмеялся:

— Ладно! Как скажешь! А не жалко?

Он горестно вздёрнул бровями, вздохнул и потупился:

— Жалко... А что поделаешь?..

— Может, тебе помощника дать?

— Нет!!! — вскинулся он. — Не надо! Это — моё!

— Ишь ты! — удивился я. — Жадность фраера сгубила!

— Пусть так! Но делиться ни с кем не желаю! Прикипел! И душой и телом... Вот только... — просительно взглянул он на меня и опять замялся.

— Ну?

— Ума бы им побольше... Чтоб могли беседу какую-никакую поддержать. Душу чтоб было с кем отвести. А то ведь — куклы безмозглые!

— Извини! — развёл я руками. — Самому бы кто ума добавил... — И напомнил: — Да ведь мы так и договаривались, что бабы твои будут только копиями со звёзд. И душа, и ум остались у оригиналов. Тебе достались только тела да инстинкты.

— А нельзя их — того?..

— Чего?

— Ну это... Поменять?

— Как это? — изумился я.

— Ну... Оригиналы — мне, а копии — это... на их место?

— И что это будет? Думаешь, подмены не заметят?

— Ну и фиг с ними! Хай докажут!

Я не согласился:

— Извини, Паш, я на это не пойду. Это ж люди... Каждая со своей судьбой, своим характером... Да ты и сам не захочешь возиться, когда они свалят на тебя свои проблемы!

— Да ладно-ладно! — попешил он меня успокоить, видя, что его предложение мне пришлось не по вкусу. — Я так, чисто теоретически! Мне и так сойдёт. Только давай их слегка — того!.. Проредим?

— А вот это — пожалуйста! — сказал я, открывая проход на его остров. — Показывай!

Эти события имели место ещё до нашей Третьей мировой. А уж потом, когда она началась, нам стало не до острова. Пашка, естественно, заныривал туда с завидной регулярностью, но мне больше со своими фантазиями не докучал.

08. ''Чайник''

Когда Санька исчез по ту сторону экрана, Пашка тоже не стал у меня задерживаться. Когда я ему предоставил выбор: "Куда? К девочкам или домой?" он только зевнул и небрежно отмахнулся:

— Ну их на фиг! Надоели! Домой хочу. Чё'т покимарить растащило.

— Правильно, — сказал я, открывая проход. — Перед Новым годом надо чуть соснуть.

— Угу... "Пососать полезно сладость перед сном"... Давай, в общем. До завтра!..

Непонятная тяжесть угнетала мне душу, и, с чем она была связана, я не мог уразуметь. Неужто Настин сон так подействовал? Опасение присутствовало, не спорю, но не настолько же?

Чтобы развеяться, я сел к компьютеру, нахлобучил наушники и на меня обрушился жёсткий мир Iron Maiden.

За время моего отсутствия в мире появилось много интересной музыки в новом для меня стиле "хэви-металл", который сразу привлёк моё внимание. И лидером среди них для меня оказалась именно эта группа. Концертные записи, как и вседа, я недолюбливал, если не выражаться ещё сильнее, а вот студийные их работы доставляли мне истинное удовольствие. Кстати сказать, Пашка целиком и полностью разделял мой вкус в данном случае. Зато Санька брезгливо морщился и называл их работы "зубодробительными", хотя и признавал за ними "мастерское владение струментом". Он больше склонялся к рок-музыке в стиле, который Пашка, прямолинейный, как топор, пренебрежительно обзывал: "Здесь почешет, там потрёт". К авангарду, то есть.

Я лично Санькино умонастроение прекрасно понимал и тоже иной раз упивался шедеврами этого направления, но только — при соответствующем настроении.

Сейчас же, чтобы разогнать душевный мрак, требовалось что-то пожёстче. Iron Maiden со своим "Невольником" как нельзя лучше подходил для этой цели.

Но что-то было неладно. Ощущался какой-то дискомфорт. То ли во мне, то ли извне. Музыка шла мимо сознания, напрягая только слух, а душу оставляла безучастной.

Ладно. Сменим тему.

Я пробежался ещё по нескольким файлам совершенно различных музыкальных направлений. Но всё было не то. Не цепляло. Ни старое, привычное, ни новое, ни разу не слышанное.

"Зажрались вы, батенька! Давно ли дрожали над каждой кассетой, приобретённой за последние гроши? А теперь — винчестеры — битком, вся музыка мира — к вашим услугам! И — опять всё не то! Убивать пора!"

Я выбрался в Интернет и стал бездумно бродить по его страницам, надеясь хоть чем-то заинтересоваться.

С невольной усмешкой припомнилось, как я преодолевал свою компьютерную неграмотность. Начинать пришлось буквально с нуля. Меня-то не было, считай два десятилетия, а за это время компьютеры претерпели умопомрачительные трансформации: из безобразных монстров ЭВМ, занимавших помещения, размером со спортивный зал, они превратились в общедоступные уютные дисплейчики с "клавой", "мышкой" и, едва слышно урчащим где-то под столом, системным блоком. Ну, вы знаете...

Так вот. Когда я ещё только "отчебучил" свой первый "прикол" как теперь выражаются, с кораблями ВМФ США, моё появление на нашей грешной Земле вычислил не один только Санька Другов. Догадливым на сей счёт оказался ещё один человек.

К тому времени я уже обзавёлся мобильным телефоном самой навороченной модификации, благо с финансами проблем не было. Такими же телефонами я снабдил Саньку с Пашкой, хотя, они смущённо отнекивались и говорили, что теперь и сами могут купить себе ничем не хуже.

— Зачем же тратиться по-пустому? — убеждал я их. — Это ведь копии! Уплачено лишь за "симки". Уж этот-то подарок я могу себе позволить?

И мне было милостиво дозволено.

Дня через два после приобретения телефона раздаётся звонок. Я так и думал, что это или Санька, или Пашка. Раскиданные по всему миру, мы часто с ними перезванивались. Просто так, потрепаться.

— Санька, ты?

— Хм! Да, вроде бы, я, — раздался в трубке незнакомый баритон.

— Не понял, — смутился я. — Это кто?

— А угадай! — И незнакомец очень знакомо рассмеялся.

Я ещё больше растерялся. Что-то шевельнулось во мне, отозвалось, но догадка ещё не выплыла на поверхность.

— Я вас знаю?

— А вы, батенька, нахал! — В голосе звонившего явно слышалась добродушная усмешка. — Родственник! Яти его мать!

И до меня дошло!

— Санька!!! — заорал я. — Сан-Саныч! Брат!!!

— Слава Богу! Признал!

— Ё-моё!!! — продолжал я радостно орать. — Ты где?!!

— Ну где "где"? Всё там же! — хохотнул он. — Где и всегда.

— Не понял! В Белоруссии?!

— Ну не-е! — протянул он. — Я уж и забыл, когда жил там! В Москве я.

— Чё там потерял? — удивился я.

— Ничего не потерял. Живу!

— А... А... — поперхнулся я, заподозрив самое ужасное. — А мама?

— Чё "мама"? Мама в Белоруссии. Заглянул бы? Хоть раз в столетие?

Мне стало ужасно стыдно.

— Ты знаешь... — забубнил я. — Меня-то не было...

— Знаю, — понял он по-своему. — И давно не было. О том и речь.

— Да нет... — смутился я. — Не знаю, как и объяснить...

— Чё объяснять? Встретимся, всё и объяснишь. Дуй ко мне!

— А где ж я тебя найду?

Он задумался:

— Что б такое приметное?.. Красную площадь, надеюсь, найдёшь?

— Конечно!

— Ну вот. Выпрыгивай там. Возле трупа вождя. А я щас буду. Как раз смена заканчивается.

"Хм! — удивлённо мелькнуло в голове. — Знает!"

Ну, ещё б ему-то не знать! Тётка уж, наверное, описала во всех подробностях наш к ней не совсем обычный визит и не менее странный "отъезд".

— А ты кем и где? — прокричал я ему вдогонку.

— Машинистом в трубе, — сказал он и отключился, оставив меня в полном недоумении. Откуда мне было знать тогда, что "трубой" на жаргоне машинистов зовётся метро?

Я выскочил недалеко от Мавзолея и, с нетерпением ожидая встречи, немного пошатался среди его паломников. Они дико оглядывались на меня и я поначалу не мог понять, чем привлекаю общее внимание? Потом дошло: на дворе — поздняя осень, а я, как был в майке и шортах, так и выскочил. Мне-то, собственно, наплевать, мороз на улице или жара. А вот окружающим это казалось, по меньшей мере, вызывающим. Да ещё и в таком "святом" месте!

Что ж, ладно! Я зашёл за угол и принял надлежащий вид, скопировав у мужика неподалёку его форму одежды. Интерес окружающих к моей персоне моментально угас.

И тут меня окликнул по фамилии тот же голос, что за несколько минут до этого я слышал из своего мобильника. Я резко обернулся.

На меня смотрел высокий светловолосый мужчина где-то моих лет, фигуру которого несколько портило солидное брюшко. Пронзительный взгляд глубоко посаженных голубых, со стальным отливом, глаз не узнать было невозможно!

— Санька!

Мы с радостью обнялись и он потащил меня через пол-Москвы к себе домой. По дороге разговора не получалось: мешала суета людского муравейника. Перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы исподтишка разглядывали друг друга. Не знаю, как я ему, но в его чертах явственно проглядывал Толь Ванч. От матери в нём мало чего осталось.

— А как ты меня нашёл? — наконец разродился я вопросом, когда мы, после многих пересадок на метро, втиснулись в маршрутную "Газель".

— Нет ничего проще в век Интернета! — самодовольно хмыкнул он.

— А момент? Его-то как вычислил?

— А сам не догадываешься? Я как услышал про чудеса в Персидском заливе, сразу понял, что это ты.

— Почему? — оглянулся я на дремавших соседей по маршрутке.

— Не вписываешься в физику нашего мира. Я же помню, в каком шоке мама была. Кстати, меня тогда не мог подождать? Я минут через десять после твоего ухода заявился домой.

— Кто ж знал? Терентьевна сказала, что ты где-то с пацанами "шаблаешься". И когда будешь — неизвестно. А мы спешили.

— Не ври. Куда тебе спешить? Впереди — вечность! Выходи. Приехали.

Что интересно, он даже не спрашивал, откуда у меня браслет. Воспринимал просто как факт везения. Кому-то в жизни больше везёт, кому-то меньше. Вот мне, к примеру, повезло немного больше, чем остальным шести миллиардам. И ничего тут удивительного нет. А когда я по собственной инициативе попытался приоткрыть завесу над тайной обретения браслета, он меня оборвал:

— Сказки будешь женщинам рассказывать.

— И тебе не интересно?

— Только его технические характеристики.

Все те годы, пока мы с ним не виделись, он шаг за шагом углублялся в компьютерные дебри. И к моменту нашей встречи он уже был крутым "зубром": собрать комп, разобрать, настроить, "апгрейдить" — для него было раз плюнуть. Он был постоянно в курсе всего нового в мире тонких технологий, о которых я даже близко не имел никакого понятия, кроме названия "компьютер". Когда он стал хвалиться своими познаниями, уже в первые десять минут внимание моё поплыло и вскоре дало сбой. Термины, цифры, опять термины, куча характеристик... То, что я его не понимаю, он заметил не скоро.

— А как же тогда ты с ним управляешься? — откровенно удивился он, кивая на браслет. — Эта штучка ведь будет покруче всех моих "пней" вместе взятых!

— Просто говорю ему, чего хочу. Или представляю.

— И всё?

— И всё.

— Н-да... — завистливо покрутил он головой. — Нам до такого — ещё пилить и пилить! — И полюбопытствовал: — А ну, продемонстрируй!

— Что именно?

— Ну... Что-нибудь. Чего он там у тебя умеет?

— Всё.

— Я — серьёзно.

— И я — серьёзно.

— Да!.. — хохотнул он. — Так мы ни до чего не договоримся... Ну, вот, к примеру... Какова у него скорость передачи данных?

— А фиг его знает!

— Ну а как же тогда ты по Интернету шастаешь?

— Я даже не знаю, где это?

— Ну, даёшь! А говоришь, "всё может"! Что ж тогда ты с ним делаешь?

— По космосу "шастаю". Или вот... Создаю чего-нибудь.

— Хм!.. Ну, создай!

— Чего?

— Ну вот... Хотя бы — ещё один комп! — пришла ему идея.

— Такой?

— Ну!

— Да пожалуйста!

... После испытания "на полную катушку" моего "творения" был вынесен вердикт:

— Это ещё круче, чем я думал... Помнишь анекдот про жену Эйнштейна?

Я слегка обалдел от такого резкого перехода:

— Нет...

— Ну это... Короче, приходит его жена на открытие нового гигантского телескопа. "Скажите, спрашивает, для чего нужна эта штука?" Ей отвечают: "Для открытия новых законов Вселенной"...

— ... А она говорит, — докончил я за него. — "Странно... Мой муж обычно делает это на обрывке старого конверта"... Знаю. Это не анекдот. Это быль. Я читал где-то.

— А я — в Интернете.

В общем, медленно и со скрипом он стал вводить меня в свой мир. Честно сказать, популяризатор из него оказался — никакой. Мало знать что-то. Надо ещё уметь передать эти знания в простой и понятной форме. А вот с этим у него было "слабо". Я постоянно требовал от него аналогий, сравнений с магнитофоном. Его бесила моя бестолковость:

— Да нет здесь и не может быть никаких аналогий! Это совершенно другой подход к записи данных!

Но я, чувствуя своё бессилие, аналогии для себя всё-таки находил: мне так легче было расставить незнакомый материал по полочкам. Худо-бедно, но через неделю титанических усилий я уже елозил мышкой по экрану и нажимал на виртуальные кнопки более-менее осмысленно. Мозги под черепушкой едва не кипели!

А в промежутках между делом мы с ним "шастали" по планетам Солнечной системы, заглядывали и ещё куда подальше в глубь Галактики, посетили многие уголки матушки-Земли. Но самое большое впечатление на него произвело моё "умение делать деньги" буквально из ничего.

— Вот этого дерьма, — довольно басил он, похлопывая по колену увесистой пачкой "зелёных", — мне всегда катастрофически не хватало. Приходилось урезать себя в самом необходимом.

— "На пока" хватит? — спросил я, удесятеряя объём "дерьма".

— Скромненько, но со вкусом! — сдержанно хохотнул он. И сразу предупредил: — Моей — ни слова! Женщина должна знать своё место!

— Твои проблемы! — пожал я плечами.

— И вот это убери! — распорядился он, тыча в экран. Щас явятся, — при этом он глянул на часы. — Чтоб они — ни сном, ни духом! Обе! А то сразу губу раскатают!

— Да оно и не жалко, вроде...

— Жалко, не жалко, а бабу баловать нельзя! — припечатал он. — Самое необходимое она получит из моих рук!

Вот так. Строго и категорично. По принципу ежовых рукавиц.

Жену его звали Ириной. Жаловалась она мне на его самоуправство, улучая момент, когда ей удавалось с великим боем сбагрить суженого или в подвал за картошкой (они жили в однокомнатной на четвёртом этаже), или с мусорным ведром, "как мужчину".

Я мог ей только посочувствовать, усердно кивая и качая головой в нужные моменты. Лучше самих супругов в их отношениях разберутся только они сами. А потому я терпеливо пережидал эти спонтанные душеизлияния.

Но вот кто в штыки воспринял моё появление в их тесной квартирке, так это их единственная дочь — Алёнка, этакое избалованное вниманием несовершеннолетнее дитя с великосветскими замашками. Та сразу же вычислила, что если гость, то его непременно положат на её кровати, в её отгороженной части комнаты, рядом с её компьютером. Она ночами не вылезала из Интернета, пользуясь тем, что у папы с мамой существовали диаметрально противоположные взгляды на методы её воспитания.

Однако я сразу же успокоил её, сообщив, что ночевать у них я не собираюсь, что буду заглядывать только днём, и только, когда папа будет дома. Вставшие было дыбом иглы у злючки-колючки улеглись, и общение обрело несколько иную тональность. Если только сдержанное презрительное молчание в ответ на мои дежурные вопросы можно назвать общением.

Не прошло и полгода, как мы с компьютером стали сносно понимать друг друга. Больше всего меня прельстила возможность с его помощью раздвинуть рамки моей фонотеки, одновременно сильно сократив её габариты. Файлы в формате МР3 (как читала Настя — "эм эр зэ") вполне удовлетворяли мои требования к качеству воспроизводимой музыки. Цифровая запись, конечно, — вещь, несравнимая с записями на кассетах. Тут тебе и объём, и глубина, и все тридцать три удовольствия.

Но сегодня, сидя перед компьютером, удовольствия я не испытывал. Скорее, чувствовал даже раздражение. Ничего меня не радовало.

"Что ж за фигня такая?! — в конце концов, обозлился я на себя. — Неужели призрак Кирюши так сильно выбил меня из колеи? Не так уж он и страшен без помощи Бея..."

"Наверное, это из-за погоды, — пришла другая мысль. — Небо не зря с вечера краснело от натуги..."

Как бы в подтверждение "Тадж-Махальчик" содрогнулся.

Ну вот. Пришёл первый шквал приближающегося шторма.

"Предновогодний сюрприз!" — улыбнулся я и стал выключать компьютеры. Хоть это и смешно в моём теперешнем положении, но давняя привычка беречь аппаратуру давала знать. Зря шиковать не имело смысла.

Я почувствовал, как пришли в движение защитные механизмы нашего плавучего острова: силовой колпак накрыл его по периметру, и началось медленное погружение на дно океана. Там, у рыб, тишь да гладь, да Божья благодать. Переждём катаклизьму на квартире у Нептуна.

"Вот тебе и вся причина дискомфорта. Тем более, — при этом я бросил взгляд на карту транзитов, по традиции висящей перед глазами над моим столом, теперь уже над компьютерами. — Да... Тем более, сегодня, к тому же, ещё и полнолуние. Всё в сумме и даёт кошмарный эффект. Вон в аспектах какая чернота!"

Напряжённые аспекты на данный момент времени преобладали, складываясь в самые неприятные конфигурации.

"Оттого и разлад в душе", — продолжал я убаюкивать себя, вставая из-за стола. Мне вдруг тоже сильно захотелось "домой", под тёплый бочок Настёны. Даже зевота одолела, что было удивительно: спал я редко, практически не ощущая в этом необходимости. Иногда всё же было приятно погрузиться в невесомое забытьё.

Шум на лестнице, ведущей наверх, вдруг привлёк моё внимание. Послышалась брань, звук пощёчины, вскрик и кто-то покатился по лестнице. Я удивлённо уставился на распахнувшуюся дверь, прикрывавшую выход на лестницу: Милка, подруга Игоря, медленно поднималась с пола. Полными слёз глазами она дико огляделась по сторонам, увидела меня, и, закрыв лицо руками, рыдая, кинулась к выходу из дома.

Я онемел: уж чего-чего, а такого у меня здесь ещё не было! Левый глаз Милки (я успел это заметить) украшал здоровенный кровоподтёк!

С лестницы, неторопливым шагом, на ходу заправляя майку, спускался злой, как чёрт, Игорь.

— В чём дело?! — набросился я на него. — Ты чего хулиганишь?!

— Вовчик! — не очень ласково сверкнул он своими глазами, собираясь, видимо, сказать какую-то гадость, но опомнился и тихо, с трудом сдерживая ярость, проговорил: — Я тебе за всё благодарен, но... Не лезь ты в это дело... — Он повернулся к выходу и прошипел сквозь зубы: — Тварь!..

У меня хватило ума понять, что последнее восклицание относилось уже не ко мне.

Ну и дела! Я покачал головой. Что такого могли не поделить мои квартиранты?

Кто их знает? Как говаривала моя бабуля: "Чужая семья — потёмки". Вот уж, точно!

Но чтобы морду бить?! После стольких лет разлуки?! Как они улыбались-то друг другу только что! Я так и полагал, что у них там сейчас... Ну, короче не до наших проблем. А им, действительно, "не до нас"! Только не понять, с какого боку? С чего это у них сыр бор-то?..

И куда это они попёрлись? Ещё надумают...

В дверях появился немного обескураженный Игорь:

— Вовчик!.. Не пойму...

— Чего тебе?

— Что там за аквариум?! Хотел эту... Короче, отвезти её надо... А вокруг...

— Пойдём, — направился я к выходу. — Просто наверху штормит. Потому мы и опустились на дно. Переждать.

— Хм!.. Ну и как же теперь?..

— Кверху каком.

Я вышел с ним во двор и увидел на заднем сиденье "Джипа" плачущую Милку.

— Садись за руль!

Открыв ему проход за тысячу километров отсюда, я махнул:

— Поезжайте!

Колёса жалобно взвизгнули, красная молния выпорхнула в образовавшийся проход и скрылась в облаках...

— Что там за шум? — сквозь сон спросила Настя, когда я забрался к ней под одеяло.

— Игорь с Милкой подрались.

— Тю! — открыла она глаза. — Правда, что ли?

— Правда, — обнял я её. — Спи. Они домой улетели.

— А... — зевнула она и, прижавшись ко мне покрепче, хихикнула: — Улятели? Клявать стало неча?

— Угу...

И Настя опять сладко засопела на моём плече.

09. Помогай

Я забылся странным сном. Это был даже не сон, а, скорее, видение. Оно посетило меня за несколько минут до пробуждения.

Перед моим взором проплывали живописные пейзажи, видимые как бы с высоты неспешного птичьего полёта. Реки, долины, горы, покрытые буйной растительностью, были видны мне, будто сквозь мокрое стекло. Словно дождь только что прошёл, а стекло ещё не высохло.

И вдруг я вздрогнул: изображение потекло, будто на то стекло, через которое я смотрел, снаружи плеснули ведро воды, а когда я вновь сумел что-либо рассмотреть, неспешный полёт продолжался, но пейзаж претерпел катастрофические изменения! Реки испарились, оставив после себя сухие русла, растительность исчезла, вместо неё кое-где торчали только обугленные пеньки самых мощных стволов бывших деревьев, а горы и холмы превратились в оплавленную остекленевшую массу с застывшими потоками лавы на склонах!

Это длилось несколько мгновений. Потом кто-то неведомый опять плеснул воды: изображение потекло, помутнело, а когда вновь возможно стало что-то разглядеть, всё оказалось по-прежнему: леса на холмах зеленели, реки вернулись в свои русла, а полёт неспешно продолжался.

Через несколько мгновений всё повторилось: стекло на миг помутнело, а когда потёки воды схлынули, опять предстала картина страшных разрушений.

Зрелище производило настолько тягостное впечатление, что я ещё раз вздрогнул и очнулся.

— Что с тобой? — Настя приоткрыла один глаз.

— Да так... — Я сел на постели и опустил ноги, нащупывая тапочки. — Приснилось что-то. Спи. Я сейчас...

— В туалет? — уже засыпая, пробормотала она.

Я кивнул, но Настя этого уже не видела: она с удовольствием закуталась в одеяло и свернулась калачиком. Послышалось сладкое посапывание.

Сновидениям значения я не придавал никогда, рассматривая их, как бесплатное кино, но в этот раз "кино" оказалось довольно неприятным.

"Что это было?" — спросил я у браслета.

"Формулировка вопроса недостаточно ясна" — занудил он своё излюбленное, ожидая, что я ему стану сейчас разжёвывать, но я только цыкнул с досадой и поплёлся вниз. Развеяться.

Глянул на часы. Ого! Оказывается, я дрых непозволительно долго: целых шесть часов! Поневоле, станет сниться, чёрт знает, что!

"Как там, наверху?"

Сезам вытащил нос наружу, понюхал и доложил, что "наверху" уже тихо. Буря в стакане улеглась. Значит, пора поднимать паруса.

"Давай, действуй!" — распорядился я и сделал себе крепкого чаю. Расклеился я что-то. Нет той живости, что надлежит. Сезам совсем нюх потерял: мышей не ловит.

Несправедливо обиженный Сезам отозвался, что, мол, животных, называемых мышами, на острове нет. Потому и не ловит. А что касается жизненного тонуса, то он на высоте.

Я усмехнулся:

"Не бери в голову. Это я так, шучу".

С телом да, всё в порядке. Вот только на душе камень лежит.

С чего бы это?..

А... Ну да, конечно... Мир лежит в разрухе, голодный и холодный. И в этом только моя вина. Допустили, как говорится, козла в огород...

Я тяжко вздохнул. Назад дороги нет. Сделано немало. И сделано всё правильно. Я уверен. А предстоит-то ещё больше. И с какого боку браться за это "больше", одному Богу известно.

"Тадж-Махальчик" слегка покачивало: чай в бокале вёл себя беспокойно. Остров выплывал из морской пучины. Все проблемы, связанные с декомпрессией, браслет решал ненавязчиво и неприметно. А, может, их и вообще не было?

"Господи, тебе-то что за дело? — оборвал я себя. — Твоя забота вон — как накормить и обеспечить работой несколько миллиардов оставшихся не у дел? Вот ею, этой заботой и занимайся!"

Занимаюсь. В меру сил и способностей. Сил-то много, хоть отбавляй. А вот способностей... В смысле — ума... И занять-то не у кого. Советчики тянут, кто в лес, кто по дрова. То генератор, то телепатия, то ударная пятилетка... И всё как-то не то. Не панацея.

Ох, и тяжела ты, шапка Мономаха! Царём я себя не объявлял, но обязанностей от этого ничуть не меньше. А то и поболе будет. У того печаль о Руси единственной была, а мне весь мир достался...

Махнуть бы на всё рукой, да в загул пуститься. Как Пашка. А что? Не смогу? Не мужик, что ли, в конце концов? Смогу! Ещё как смогу! Браслет поможет с любым гаремом управиться!..

Только как же с чувством долга быть? Куда от него-то деться?.. Нашкодил, и — в кусты?

Ну почему — "нашкодил"? Избавил мир от ядерной угрозы! Разоружил осатаневших фанатиков! Мало, что ли?

Конечно, много! Миллионы людей лишил рабочих мест. Пустил по миру тысячи и тысячи семей. Разрушил устоявшуюся государственную систему. Несмотря на всю её чудовищную суть, она кормила людей. А вот как накормишь их ты, "благодетель"?

Мне стало тошно ото всех этих мыслей, и я вышел на улицу.

Солнце уже взошло, и ослепительная дорожка пролегла по водной глади океана. Она пробивалась сквозь прибрежные заросли. Разноцветная пернатая живность орала и суетилась в разлапистых верхушках пальм, с любопытством и ожиданием поглядывая на меня.

И эти — туда же! Каждое утро Настя подкармливала их, вот они и выстроились в очередь за халявой.

Ничего, подождёте, пока хозяйка встанет. У меня и без вас есть о ком позаботиться.

И я, не спеша, двинулся по галевой дорожке, вьющейся среди зарослей, к берегу океана.

Из-за птичьего шума я не сразу различил тихий, с присвистыванием, голос, переходящий в шипение:

— Моя сильно извиняйся на такая русский язык...

Я дёрнулся. Буквально в двух шагах от ствола ближайшей пальмы отделилась гибкая фигура, покрытая блестящей зелёной чешуёй. У неё имелись в наличии две руки, две ноги, по типу человеческих. Но это был не человек. Во всяком случае, голова у него была не человечья. Она больше напоминала голову змеи или, даже, ящерицы. Круглые, выпуклые глаза незнакомца неподвижно смотрели на меня.

— Господи! — вырвалось у меня. — Вы кто?

— Ваша... твоя соратник, — проговорил незнакомец, едва заметно присвистывая. Ему, действительно, с трудом давался русский.

"Предновогодние сюрпризы идут косяком", — с тоской подумал я и спросил:

— Как это понимать?

— Мы работать... служить армия Бей, — проговорил тот и добавил: — Как твоя... Моя тоже... подневольник! — с трудом выговорил он.

У меня тоскливо заныло под сердцем:

"Опять двадцать пять! Опять это имя!"

Я внутренне приготовился к самому худшему и тихо спросил:

— Ну и... что вам надо?

Незнакомец впервые с момента встречи моргнул и разразился длинным монологом:

— Бей теперя померла. Моя теперя получай свобода. Моя хотел ходи домой. А такая больше нету. Бей убила мой родина. Кидай мой родина звезда. Мой родина жигай моя солнце!.. Моя теперя никто не нуждай. Моя бродила многа живой планета. Предлагай помощь. Никто моя не нуждай. Каждая-всякая солдата моя прогоняй! Везде своя синсая... ошейник! На рука!

И он понуро опустил голову.

Только теперь я обратил внимание на то, что на его зелёной чешуйчатой руке красуется такой же браслет, как и у меня! Коллега! Вот оно что! Да ещё и оказавшийся бездомным вследствие разбойных действий пресловутого Повелителя. И, к тому же, не у дел, так как войска Бея уже нет. Разбежалось по своим мирам.

— Так ты... так вы просите у меня защиты и помощи? — спросил я. На душе у меня слегка оттаяло, но насторожённость ещё не отпускала.

— Нет! — повысил он голос, поднимая голову. — Моя сам хотеться помогай! Моя сильный! Хочел бывай надым... как это?.. нужный! Твой планета имей большой проблема! Моя знай! Моя здеся давно. Моя наблюдай. Но не мешайся! — торопливо добавил он, чисто по-человечески приложив одну руку к груди, а другой отрицательно помахав у меня перед носом.

"Я давно уж тут стою, у крылечка, на краю", — всплыло филатовское к месту, но не совсем ко времени. Не до хохмы как-то.

Я-то — ладно, мы гостям завсегда рады. Если, конечно, это гость, а не шпион.

А остальные? Как им-то его преподнести? Взять ту же Настю? Она ж со страху помрёт, завидев это чудо! Вон он, какой зелёный, блестящий, будто соплями намазанный.

Н-да... Не было пчали...

— Твоя плохо не думай! — приложил он руку к тому месту, где у человека, обычно, расположено сердце. — Моя хороший помогай!

"Помогай"... Попугай...

— Зовут-то тебя как, "Помогай"?

Он чуть смешался:

— Моя зовут на твой язык нехорошо. Твоя пускай зовут какая хотеть. Моя бывай согласись!

Кого-то мне его манера разговора напоминала, никак я не мог вспомнить. Что-то такое киношное, или мультяшное...

— Так и будем тебя звать, — улыбнулся я. — "Помогай"!

— Твоя смешно? — И он протянул мне руку. — Моя теперя больше согласись! — Его рот неожиданно разъехался в улыбке. Я бы сказал: "До ушей", но ушные раковины у него отсутствовали. Зато рот оказался полон мелких, ослепительно белых, зубов.

Преодолевая невольную брезгливость, я осторожно пожал протянутую конечность. Неожиданно она оказалась тёплой и жёсткой на ощупь. А я ожидал нечто липкое, мягкое и холодное. Как у лягушки.

— Моя знай: твоя зовут Вовчик! — радостно доложил он, чувствуя в моём настроении перемену в свою пользу. — А твой самка зовут Настя! Моя хорошо понимай?

"Самка"! От такого определения я аж поперхнулся. Шпиён как есть!

"Ты, случаем, в постель ко мне не залезал?" — подумалось непроизвольно, но он, то ли услышав мысль, то ли прочитав по лицу, тут же побожился:

— На моя плохо не думай! Моя культурный! Моя знай какая честный!

— Ладно, — я ещё прикидывал, как поступить. — Что ж мне с тобой делать?

— Моя понимай правильно! — закивал он головой, опять-таки, чисто по-человечески. — Твоя иди заготовить земля... нет... как это?.. — запутался он, но я пришёл ему на помощь:

— Подготовить почву?

— Ай! Как моя хотел такая слово сказать! — воскликнул он, радостно улыбаясь и беспрестанно тряся меня за руку. — Правильно! А моя гуляй здеся! Моя ожидай твоя приглашай!

— Ждать приглашения? — подсказал я.

— Так-так! — кивнул он и мгновенно растворился среди зелени.

Я в замешательстве огляделся вокруг, но его нигде не обнаружил.

— Помогай!

— Моя здеся! — возник он передо мной, сияя всей своей сотней зубов. — Твоя чего?

— Да нет, ничего, — смутился я. — Просто ты так быстро исчез. Незаметно.

— Моя хорошо умей исчезай! — похвалился он. — Моя много ещё умей!

— Ну ладно, тогда я пошёл?

— Моя будешь твоя сожидай! — заверил он и опять испарился.

Я лишь покачал головой и, не спеша, направился к дому.

В принципе, рассуждал я, парень он неплохой. Если он тот, за кого себя выдаёт. Но первое моё впечатление — вы меня извините! Это даже не впечатление, а испуг! Я уж было подумал, что всё, хана! Настя одна останется. Да ещё и с малышом! Да ещё и на необитаемом острове! Это ж верная погибель!

Слава Богу, я ошибся...

Вот только что я ей-то скажу?!

"Можешь не трудиться, я уже и так всё знаю", — прозвучали у меня в голове ехидные интонации. Не узнать их я, конечно, не мог.

— Так ты уже не спишь?! — изумился я.

"С тобой поспишь, как же! То драки по ночам устраиваешь, то теперь какой-то Помогай. Не ты будешь, если куда-нибудь не вляпаешься!.. Он хоть не сильно страшный?"

— Да как сказать?.. — затруднился я с ответом, пропустив мимо ушей обвинение в ночном инциденте. — Привыкнуть надо.

"А ты уже и привык? Быстрый какой! — фыркнула Настя. — Ладно. Веди его сюда, — смилостивилась она. — На месте разберёмся".

— Только ты уж... того!.. повежливей с ним, пожалуйста, — попросил я на всякий случай. — Инопланетянин, всё-таки...

"Ладно-ладно! Напугал бабку пенсией! — подтолкнула она. — Всё будет зависеть от его поведения".

И я поплёлся назад, к месту встречи. Со стороны, наверное, это выглядело довольно глупо: туда-сюда, туда-сюда... Да ещё и сам с собою разговаривает.

— Помогай! — окликнул я, когда дошёл до места, что тоже не свидетельствовало о великом уме: стоит придурок среди зарослей и зовёт на помощь.

Он появился, как чёртик из коробки: просто отделился от куста, возле которого я стоял.

Я невольно вздрогнул:

"Какая у него, однако, способность к мимикрии!"

— Моя здеся, Вовчик! — улыбаясь всей своей начищенной сотней, с готовностью объявил он. — Твоя пришла моя забирай?

Я кивнул:

— Пошли.

— Моя радуйся такой переговора! — пришепетывая, оживлённо болтал он, пока мы шли с ним к дому. — Моя бывай многа планета и каждая моя прогоняй. Один твоя такая хороший! Моя помни твоя доброта! Твоя посмотри тогда! Самка твоя тоже хороший! Многа хороший!..

— Послушай, — остановился я. — Ты, пожалуйста, её так не называй. Ей это не понравится.

— Так-так! — с преувеличенной готовностью закивал он своей змеиной башкой. — Хорошо!

— Понимаешь, — мне, почему-то, стало неловко за него, — у нас так не принято. Самками людей не называют. Это у животных самки. А у людей они называются: женщина, жена, ну... подруга. Ещё — девушка.

— Моя слышал такая слово! — согласился он. — Моя будет называй твоя самка девушка. Хорошо такая? Самка не обижайся?

Я аж закашлялся от неловкости. Балбес! Она ведь слышит наш разговор!

— Ты можешь называть её просто: Настя. Этого будет достаточно.

— Моя понимай! — дотронулся он до моего плеча. — Твоя не будешь стыдно.

— Ну хорошо, коли так. Ты уж постарайся... — пробормотал я, весь скукожившись от неловкости.

И мы стали подниматься по ступеням террасы.

Вот глупость-то! Переживаю, как за неудобоваримого родственника. А, по сути, кто он мне? Ни сват, ни брат. Так, товарищ по несчастью. Но я имел глупость принять участие в его судьбе. А что? Надо было сказать: "Пшёл вон!"? И за что? Он мне плохого ничего не сделал. Только испугал вначале. Ну, так это, в принципе, не его вина. Это я стал... как пуганая ворона.

Настя устроила нам торжественную встречу прямо в гостиной. Тоже, видать, не в своей тарелке себя чувствовала. Волновалась. Она встала из-за накрытого стола и медленно приблизилась к нам, оглядывая гостя. Тот, видимо, тоже оробел, или нам так показалось, но в следующий момент он отколол неожиданный номер: упал на колени, склонил голову и проговорил с чувством:

— Моя сильно падай на твоя красота!

Мы с Настей переглянулись, она густо покраснела и нахмурилась:

— Это как понимать?

— Он, видимо, хотел сказать, — вступился я за незадачливого рыцаря, — что он сражён твоей красотой?

— Так-так! — закивал тот, мгновенно вскакивая с колен и обнажая в улыбке свою белоснежную сотню. — Моя плохо говорить по русский язык, но быстро будешь научись! — страстно заверил он, преданно смотря ей в глаза.

Настя от такого спектакля, а ещё больше от демонстрации обилия зубов, смутилась и отступила на шаг:

— Ну, вы это... проходите... к столу! Небось, проголодались с дороги?

Я усмехнулся и телеграфировал:

"Чего ты выдумала? Ты ж не знаешь, чего он ест!"

"Можно подумать, что ты знаешь!" — вспыхнула она и покосилась на гостя.

Тот, видимо, что-то уловил и, приложив руки к груди, торопливо заверил:

— Настя! Твоя не моги волновайся! Моя будешь кушай твоя еда!

И он шустро шмыгнул за стол, выпрямившись на стуле, как школьник.

— Вот так! — мстительно сверкнула Настя глазами. — Парень культурней тебя оказался!

— Так-так! — закивал "парень", вожделенно оглядывая угощение. — Моя сильно культурный!

Я только усмехнулся и тоже уселся за стол. Настя тоже пристроилась на краешке стула, в смущении теребя передник.

Зато гость уже не смущался. Он выхватил с тарелки кусок мяса и отправил его в рот. Глаза его блаженно прикрылись, и он стал медленно пережёвывать пищу.

Мы сидели и заворожённо смотрели на него. У нас ещё не было такого гостя. И о чём с ним говорить, мы тоже не имели понятия. Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое только мерным похрустыванием челюстей инопланетянина. Кажется, он мясо употреблял вместе с костями. Ну, с такими-то зубами и я бы не пренебрёг!

— А вы к нам откуда прилетели? — наконец нашлась Настя.

Я уже хотел телеграфировать ей, что подобный вопрос гостю будет неприятен в свете того, что он мне рассказывал, но он открыл глаза и, посмотрев на меня, заявил:

— Такая думай не надо. Моя приятно всякая вопрос из Настя.

Она тихонько прыснула в кулак, на что он тоже улыбнулся:

— Моя смешной? Это никакой не страшный. Моя нравится, когда смешной. Моя дома всегда смешнился. Моя был большой... как это?.. — обратился он ко мне за подмогой, как к своему заправскому переводчику: — Моя забыл...

— Шутник? — подсказала Настя.

— Так-так! — обрадовался он неожиданной поддержке с её стороны. — Шутник! Мой самка... — тут он на миг запнулся и поправился: — Мой девушка... Мой девушка много живот болел от моя шутник!

— Короче, помирала со смеху, — пояснил я.

— Зачем помирай? — удивился он. — Моя девушка тоже быстро улетай, когда Бей убивай мой планета!

— Убил планету? — ужаснулась Настя.

— Так-так! — вздохнул он печально и тут же оживился: — Мой девушка теперя никак не ходит от моя!

— Не понял, — брови мои поползли вверх. — Она тоже здесь?

— Так-так! — просиял он. — Моя на мой девушка... как это?.. Люб-ля? — неуверенно произнёс он, вопросительно оглядывая нас.

— Вы любите её? — догадалась Настя.

— Девушка любите моя тоже! — заверил он.

— Так ты что ж, её там, в кустах, оставил, что ли? — возмутился я.

— Не так, — отрицательно мотнул он головой. — Девушка здеся! На моя!

У меня челюсть отвалилась:

— Где это — "на моя"?

— Вы, наверное, хотите сказать... — начала Настя, не менее поражённая этой новостью, но он перебил её:

— Вот он!

От его тела отделилась вторая фигура, как две капли воды, похожая на него и встала рядом с ним, потупив глаза.

Что называется, полный финиш!

Мы поражённо молчали, выпучив глаза. А Помогай ласково смотрел на свою возлюбленную. Наконец, я обрёл способность говорить:

— А... больше у тебя там никого нет? Бабушка-дедушка? Мама-папа? Ты уж сразу скажи, чтоб мы в курсе были!

Он расцвёл:

— Зачем никого? Ещё здеся!

Я окончательно обалдел! А Настя, внимательно разглядывавшая его подругу, строго спросила:

— Ну и кто же?

— Мой яйцо! — гордо заявил он и погладил подругу по животу. Та чуть-чуть поголубела, всё так же, не поднимая глаз. Видимо, это означало, что она смутилась. Покраснела, по-нашему.

— Так она что? Беременна?! — вскричала Настя.

— Так-так! — ещё больше засветился Помогай. — Она ожидай мой сагис... как это?.. Человечинка! Мало-маленький! — показал он расстояние от пола.

— Ждёт ребёнка? — заулыбалась Настя, сразу изменив своё отношение к гостье. — Вовка! Что ж она тогда стоит?! Предложи даме стул!

Честно сказать, я был настолько поражён, что совершенно позабыл обо всех правилах этикета. Пристыженный, я вскочил, чтобы последовать совету Насти, но Помогай протестующе поднял свои зелёные руки:

— Настя не давай беспокойся! Мой девушка такой хорошо! — он коротко свистнул и "девушка", ни секунды не раздумывая, мгновенно слилась с его фигурой.

— Ну как же так? — расстроилась Настя. — Пусть посидит с нами, поговорит. Мы гостям всегда рады. А, может, она тоже кушать хочет?

Помогай растянул рот в улыбке:

— Настя хороший. Добрый. Моя спасибо за такая! А говорить мой самка... эт-та... девушка!.. не можно! Она не понимай ваша язык. А когда на моя — сразу понимай! Такая закон! — и он со значением прищёлкнул языком.

— Короче, — стал переводить я Насте, — когда они слиты воедино, она тоже понимает, о чём идёт речь...

— Да поняла я! — отмахнулась та, как от назойливой мухи, и опять принялась совестить Помогая: — Она ж у тебя, небось, голодная сидит? Дай женщине подкрепиться-то!

Тот на секунду застыл, переваривая новые для себя слова, потом опять обнажил свои зубы:

— "Голодный" — это кушать надо? Моя правильно понимай?

— Понимай-понимай! Правильно понимай! — закивала Настя. — Пусть слезет, поест.

— А мой что такая делает? — и он демонстративно запустил в рот кусок мяса. — Мой давай кушай девушка. Смотри! — И он отправил туда же ещё хороший шмат сочной мякоти. Считай, он в одиночку и умял всю утку. — Мой яйцо тоже кушай! — продолжал он с набитым ртом. — Нравится такая! Настя — вкусный хосяв... эта... хозяйка!

— Так у вас что, и рот один на двоих?! — поразилась Настя, пропуская комплимент мимо ушей.

— Так-так! — закивал Помогай. — Такая сильно удобный! Один кушай на семья!

— Действительно, удобно! — усмехнулся я и пожал плечами: — Но постоянно таскать на себе такую тяжесть — это что, тоже удобно?

— Так-так! Сильно удобно! — сиял Помогай. — Моя любит мой семья! И такая нет тяжесть! Такая таскай — радость! — проникновенно произнёс он.

— Н-да... — протянула Настя завистливо. — Вот это джентльмен! Вот это рыцарь! Всю жизнь носит на руках свою возлюбленную! Не то, что некоторые! А тут сидишь, ждёшь, пока появится...

— Настя понимай не так, — возразил Помогай.

— Как же не так? — удивилась та.

— "Всю жизнь" не так. Моя носит мой самка, как ждёт... как?.. Ребёнка? Ребёнка живой — самка ходи сама.

— Ну и то! Хотя бы так! — не сдавалась Настя. — Тоже красиво!

— Сильно красиво! — согласился "рыцарь". И поинтересовался: — Твоя тоже носит яйцо?

Настя порозовела и рассмеялась:

— Мы яйца не носим! У нас не так.

Помогай аж поперхнулся:

— Как "не так"? А ребёнки? Ваша ребёнки не бывай?

Настя ещё больше смутилась:

— Почему "не бывай"? Очень даже бывай. Только дети у нас рождаются сразу живыми, без яйца.

Теперь пришла очередь Помогая удивляться:

— Такой удобно?! — он указал на её живот. — Там дети живой?!

— Ну не мёртвый же! — раскраснелась Настя. Щёки у неё стали пунцовыми, и она нахмурилась. — У твоей подруги, хоть и в яйце, но ведь тоже живой?

— Правильно, — кивнул Помогай и как-то вдруг почувствовал, что переступил дозволенную приличиями грань: — Твоя обидел на мой?

Настя мельком взглянула на меня, как бы призывая на помощь, и тихо сказала:

— Да нет...

Помогай изумился:

— Как такая бывай?! "Да" вместе "нет"?

Я усмехнулся, невольно подстраиваясь под его манеру речи:

— Вот такая наша русский язык! Как хошь, так и понимай!

— Моя удивляйся! — вскричал Помогай и брякнулся на колени перед Настей: — Твоя моя извиняй! Моя плохо понимай ваша закон. Скажи, какая надо говори?

От неожиданности Настя оторопела и, преодолевая брезгливость, взяла его за руку и стала тянуть кверху:

— Это совсем лишнее! Не надо передо мной падать на колени по каждому пустяку! — И она беспомощно посмотрела на меня: — Скажи ты ему!

Но тот вскочил сам, отбежал к окну и с горечью произнёс:

— Теперя и твоя моя прогоняй. Моя не понимай, какая места на меня плохой?

И он, прислонившись к стенке спиной, сполз на пол.

— С чего ты взял, что тебя прогоняют? — удивился я.

Он поднял на меня свои погрустневшие глаза и тихо сказал:

— Моя взял слова от Настя...

— А... что такого оскорбительного она сказала?

Настя тоже удивилась:

— Ты ничего не путаешь?

Тот вообще схватился за голову:

— Моя стала совсем страшный от ваша язык! Твой сказала на моя: "Это совсем лишнее!" Значит, моя надо выбрасывай! А теперя сказал: "Путаешь". Это какая понимай? Моя такой знаешь нет!

Настя от души расхохоталась:

— Вот дурачок! Сделал из мухи слона! Ведь я имела в виду, что поступок твой лишний, а не ты! Просто у нас так не делают.

— А какая делают?

— Ну... — замялась та. — Просто разговаривают. А ты тут прямо трагедию устроил!

Тот осоловело посмотрел ей в глаза:

— "Трагедию"? "Строил"? Это какой слово?

Настя вздохнула:

— Знаешь что, мой милый? Давай-ка, я займусь с тобой изучением русского языка. А то мы так и будем воду в ступе толочь. Ты не против? — спросила она у меня.

— Да ради Бога! — хмыкнул я, предвкушая, как она с ним намучается. — Как говорится, баба с возу...

Помогай с интересом прислушивался к незнакомым словам и выражениям, но, похоже, смысл уловил, потому что в его глазах засветилась радость.

— Послушай! — осенило меня. — А зачем тебе знать язык? У тебя ж браслет! Слушай мысли да понимай!

Тот опять стал серьёзным:

— А она поломатая...

Я опешил:

— Как "поломатая"? А как же ты сюда попал?

— Такая поломатая, как не вся, — горестно вздохнул он. — Бей как моя не знай делай поломатая. Теперя она ходи туда, ходи сюда. А думай не работает. И как другой работа не умей.

— Вот скотина! — неожиданно для себя вспылил я. — Он же ему браслет заблокировал! — объяснил я Насте. — Оставил только функцию телепортации! В другом качестве он ему, видите ли, не нужен был. Как, впрочем, и все остальные.

— Бедненький! — посочувствовала Настя, всё больше проникаясь к гостю симпатией. — Как же ты теперь?

— Моя не знай, — опустил голову Помогай. — Надо какая-никакая ремонт делай. А моя не умей. Потому моя на Вовчик пришла.

— А с меня-то какой толк? — удивился я. — Тебе к Танзу надо. Это его команда браслетами занимается. Изготавливают да ремонтируют.

— Танзу моя нельзя, — пригорюнился Помогай. — Моя воевал на Танзу.

— Да глупости это всё! — воскликнул я. — Они — ребята с понятием, знают, что ты не сам против них попёр. Вон меня они вообще из кусочков собрали. Я совсем мёртвый был, Бей меня на атомы распылил. Так они со мной почти двадцать лет воландались. Но ведь сделали же! И браслет мой починили.

— Моя стыдно... — тихо сказал Помогай.

Я почесал в затылке:

— Ты это... погоди. Я сейчас посоветуюсь с браслетом. Может, и не надо тебе никуда...

Оказалось, что проблема не стоила и выеденного яйца.

— Ну-ка, дай мне его сюда, — попросил я браслет у Помогая. — Сейчас мы тебе его настроим.

В глазах Помогая появился ужас.

— Да ты не трусь! — успокоил я его. — Я ж не Бей. Ты что ж, пришёл за помощью, а сам боишься довериться?

— Моя не трусь. Моя страшно от яйцо. Моя браслет снимай, энергия кончай, яйцо помирай. Твоя такая знай? Моя такая нельзя...

Я опять поскрёб в затылке:

— Вот проблема-то!..

Неожиданно пришла на помощь Настя:

— А вы просуньте каждый руку под браслет друг другу и сдвиньте браслеты вместе. Вот вам и единая система!

Я судовольствием чмокнул её в щёку:

— Умница ты моя! Золотая голова!

Помогай с интересом пронаблюдал за нами:

— Твоя любил Настя? Вот сюда? — Он показал на свою скулу.

— Да-да! — отмахнулся я от объяснений, которые опять могли сконфузить Настю. — Не отвлекайся! Давай свою руку!

Операция заняла всего несколько секунд. Что интересно, я ничего не почувствовал, зато Помогаю изрядно досталось: его здорово тряхнуло! У него, у бедного, аж ноги подкосились. Он бы упал, если б я его не поддерживал.

— Стой крепко! — улыбнулся я. — Теперь мы с тобой — кровные братья! — Потом заглянул в его мутные глаза и спросил: — Ну, как ты?

Тот с беспокойством прислушивался к себе:

— Думай на яйцо...

— Это ты мне?

— Нет-нет! — тряхнул он головой совсем по-человечески. — Это моя на моя...

— Прислушивается к состоянию яйца, — перевёл я Насте, стоявшей рядом с нами с тревогой на лице.

Она кивнула, а в голове у меня прозвучал голос Сезама:

"Сканирование и сонастройка успешно завершена".

— Ну вот и ладненько! — Я выдернул руку из-под его браслета. — Стоять-то сам можешь?

Помогай расплылся в счастливой улыбке:

— Моя сильный! Яйцо живой!

— Ну, слава Богу! — вздохнула Настя.

— Самка сильно пугайся... Теперя радуйся! — продолжал Помогай комментировать процессы внутри себя, светясь от счастья.

— Передай ей привет от меня! — хохотнул я и, подойдя к столу, бросил в рот кусочек лимона. Что-то на кислое потянуло. Наверное, тоже яйцо снесу...

Когда я обернулся, Помогай стоял рядом с протянутой рукой.

— Ты чего?

— Привета давай. Передавай буду.

Я от души расхохотался. Вместе с Настей.

— Да это ж фигура речи такая: "Передай привет!" Ну как бы... — Я в недоумении остановился, не в состоянии объясниться.

— Скажи, что мы желаем ей хорошего здоровья, — пришла на помощь Настя, у которой от смеха даже слёзы выступили.

Помогай просиял:

— Такой шутка?

— Почему шутка? — Я всё ещё не мог успокоиться. — Это правда: мы хотим, чтоб твоя... гм!.. подруга была здоровой и красивой. Да ты прислушайся к нашим мыслям! Ведь браслет теперь у тебя работает!

Помогай смутился:

— Наша закон нельзя слушай чужой мысли. Только мой семья можно.

— А вот это правильно! — с удовольствием отметила Настя. И с улыбкой проговорила на манер Помогая: — Моя нравится такая закон!

10. Благодетель

За окнами промелькнуло что-то красное, послышался удар и визг тормозов. Помогай вздрогнул.

— Кино продолжается! — хохотнул я. — Сейчас будет концерт!

— Она такая зовут? — удивился Помогай.

— Его зовут Игорь, — улыбнулась Настя. — Тоже чудо ещё то!

Помогай только растерянно похлопал глазами и уставился на дверь.

"Чудо" появилось злое и сосредоточенное. Едва зубами не скрипело. Хлопнув дверью, он с разгону решительным шагом прошёл на середину комнаты и, как вкопанный, остановился в двух шагах от Помогая.

Тяжело сглотнув, он с трудом отвёл глаза от экзотической фигуры и хрипло спросил у меня, чуть приподняв указательный палец:

— Я это... чего-то не знаю?..

Я с удовольствием расхохотался, а Настя прыснула в кулак. Он отвлёкся от своих мыслей, и его физиономия на мгновение претерпела комичные метаморфозы.

Растянув рот в своей зубастой улыбке, Помогай сделал шаг ему навстречу, протянул руку и простодушно представился:

— Помогай!

Игорь дёрнулся и отступил назад.

— Вовчик! Что за шутки?! Мне не до того щас...

— Какие шутки? — помирал я со смеху. — Чего парня зря обижаешь? Он же с тобой познакомиться желает!

— Кто желает? Вот эта?.. — он задохнулся и не договорил.

— Но-но! — прикрикнул я. — Выбирай выражения! Он такой же человек, как и мы. К тому же — гость. Уважать надо!

Игорь дико сверкнул глазами и, обойдя стол вокруг, брякнулся на стул.

— Какой фигнёй вы здесь занимаетесь!..

— А ты чего такой злой пришёл? — спросила Настя. — Будто ежа проглотил?

Он хмуро глянул на неё, хмыкнул и, повесив голову, ничего не ответил, играя желваками на скулах.

Проницательный Помогай тихо поинтересовался у меня:

— Твоя друг потеряла самка?

— Скорее, выкинул, — так же тихо ответил я ему. — Только не самку, а жену.

— Вот именно "самку"! — рыкнул Игорь и с хмурым интересом воззрился на Помогая. — Женщиной её не назовёшь.

— Ага! Твоя говорил людя самка не бывай! — обрадовался тот, обращаясь ко мне. — Теперя сама гляди!

Игорь невесело усмехнулся и потянулся к тарелке с солениями:

— Она ещё и разговаривает!..

Помогай оживился, явно стараясь наладить контакт:

— Моя плохо знай ваша язык. Это — да! Настя сказал моя учить буду делай. А твой самка совсем ходит на твоя. Не надо волновайся!

— Чего б ты понимал! — обозлился Игорь. — Да на фиг она мне нужна после того, что она сделала!

— Моя тоже говори нужна, — не понял Помогай вывертов языка, хоть и очень старался. — Какой он делал?

— "Какой"? — вращая глазами, ответил тот. — Да пацана моего в детдом сплавила! — И он грохнул кулаком по столу, отчего посуда на нём подпрыгнула и зазвенела.

Помогай растерянно поморгал и, глядя то на меня, то на Настю, огорчённо сказал:

— Моя не знай такая слово...

— Вот и не суйся тогда! — отбрил его Игорь. — Советчик!

— Ну, ты не очень-то, — вступился я за Помогая, оскорблённого в лучших чувствах. Он тихонько отошёл к окну и сел на подоконник, потеряв желание вести беседу в таком тоне. — Он же, тебя жалеючи...

— Та!.. — зло отмахнулся тот и отвернулся, пряча слёзы.

Настя подошла к Помогаю и поманила его за собой. Тот покорно поплёлся за нею вслед.

Когда они скрылись за дверями, я подсел к Игорю:

— Так вот за что ты её колотил...

— А то за что же? — буркнул он и с чувством выплеснул: — Тварь! — потом посопел и добавил ещё пару определений той же окраски.

— Тихо-тихо! — положил я ему руку на плечо. — Держи себя в руках. Найдём мы твоего пацана.

— Да чё его искать? Нашёл я его уже... Вон он, в машине сидит!

Я поднялся:

— Дак чего ж ты!.. Мать твою! Тащи его сюда!

Тот недоверчиво оглянулся. В глазах застыли злые слёзы.

— А чё, можно?..

— Знаешь, что? — рассвирепел я. — Дурак ты! Вот что!.. Пошли!

* * *

**

На заднем сиденье "Джипа" сидел большеголовый и глазастый паренёк лет десяти и с интересом разглядывал навороты фасада "Тадж-Махальчика". На Игоря он был похож "на все сто". Тот же доминирующий нос, те же глаза навыкат.

— Ну, давай знакомиться? — склонился я к открытому окну.

— Давай, — ответил пацанчик и вложил щуплую ладошку мне в руку. — Меня зовут Саша.

Игорь стоял сбоку, опершись на крышу автомобиля, и с теплотой смотрел на сына.

— Ну а меня дядя Володя.

— Я знаю. Ты работаешь волшебником.

Я мельком взглянул на прячущего улыбку Игоря и спросил:

— А ты любишь сказки?

— Нет, — серьёзно ответил Саша. — Там всё неправда.

— А почему ж ты назвал меня волшебником? Ведь волшебники бывают только в сказках.

— Так сказал папа, — пожал плечами не по возрасту рассудительный паренёк и отвернулся.

— А что же ты любишь?

— Играть в приставку. — Он посмотрел мне в глаза с невыразимой печалью и добавил: — А ещё шоколад.

— Ты что ж, не мог пацану шоколадку купить? — покосился я на отца с недоумением и собрался было порадовать паренька, но Игорь остановил меня:

— Ему нельзя. Сердце. И зубы плохие...

— Ладно, — я выпрямился, открыл дверцу машины и протянул Саше руку. — Пойдём. У меня и приставка есть и конфет навалом.

— Ему нельзя сладкое, — повторил Игорь с тревогой, отслоняясь от машины. — Врачи запретили.

— А разве я не волшебник? — состроил я невинную физиономию, обращаясь к мальчику.

— Так сказал папа, — равнодушно ответил тот, опять пожимая плечами и вылезая из салона. Следом за ним вывалились разноцветные коробки с игрушками.

— Это тебе папа купил?

Серьёзный Саша оглянулся и побросал коробки обратно.

— Да... — печально сказал он и виновато посмотрел на отца: — А шоколадку — нет...

Тот крякнул с досады и захлопнул дверцу машины.

— Теперь тебе можно будет есть всё, что хочешь, — сказал я, поднимаясь вместе с мальчиком по ступеням террасы. — Сейчас мы поколдуем и всё будет нормально.

— Ты бы пацану голову не дурил, — недовольно пробурчал Игорь, тащившийся сзади нас. — И так тошно...

— Это папа сегодня съел чего-то невкусное, — сказал я Саше. — Вот его и тошнит.

— Он сегодня маму прогнал, — печально ответил Саша и закусил губёшку.

— А ты откуда знаешь? — Я обернулся и осуждающе посмотрел на Игоря.

— Папа сказал... — на глазах паренька заблестели крупные капли и подбородок его задрожал.

— Ты не понял. Это он так пошутил. Вот увидишь, всё будет хорошо!

Сзади опять раздалось досадливое кряхтение, но сказать он ничего не успел: мы уже скрылись за дверями и они хлопнули у него перед самым носом. Он молча последовал за нами.

Когда мы входили в столовую, меня вдруг качнуло от яркого видения: пейзаж тотального разрушения из моего утреннего сна на мгновение затмил сознание.

"Что это было?" — ошеломлённо спросил я у браслета, но тот не отметил никаких отклонений.

"Ну ни фига себе!" — только и сказал я.

— Ты тоже съел что-то невкусное? — поинтересовался Саша, выдёргивая свою руку из моей. Видимо, я непроизвольно сжал ему её.

— Извини, — смутился я. — Голова закружилась.

— У волшебников тоже с головой не в порядке бывает? — в его голоске послышалась неприкрытая ирония.

— Увы! — развёл я руками. — Все мы люди, все мы...

— Ух, ты! — Саша увидел ряд компьютеров по-над стеной и сразу забыл про всё на свете. — А можно, я поиграю?

— Конечно! — улыбнулся я. — Выбирай!

— А ругаться никто не будет? — с тревогой оглядываясь, спросил он.

— Никто. Это всё моё. Можешь играть, когда захочешь.

— Ух ты! — расцвёл мальчишка и показал на крайний аппарат: — Вот этот можно?

Я кивнул, улыбаясь ему, и монитор компа ожил: пошла загрузка.

Саша с интересом обернулся ко мне:

— Дядя Володя, как ты это делаешь?

— Что?

— Ты даже не подошёл к нему, а он заработал.

— Программа у него такая... Сам игры найдёшь? Или помочь?

— Найду, конечно!

И мы с отцом перестали для него существовать.

* * *

**

Я подсел к нему сзади, делая вид, что с интересом наблюдаю за игрой и, прикрыв глаза, сосредоточился. Браслет быстро уяснил картину состояния детского организма и неприметно подправил все деформации. Ребёнок даже ничего не почувствовал, увлечённый игрой.

— Ты чего там вытворяешь? — прошептал Игорь, заметив моё отрешённое лицо.

— Всё, — так же тихо сказал я, отводя его в сторону. — Пацанчик здоров. Можешь до отвала пичкать его конфетами.

Игорь оцепенел:

— Опять шутки?..

Я рассердился:

— Какие, к чёрту, шутки?! Разве этим можно шутить?!

— Тогда... что?.. — напрягся он, всё ещё не веря, что дамоклов меч, висевший над головой его единственного сына, исчез.

— Ты, наверное, нерусский?! — прорычал я ему на ухо, чтоб мальчик ничего не услышал. — Говорю же: отремонтировал я твоего пацана! Будет жить твой наследник! На, вот, — я сунул ему в руку большую шоколадину. — Порадуй мальчонку!

Игорь закусил губу, точь-в-точь, как его сынишка, и лицо его приняло жалкое выражение. Он сунул в карман шоколад, даже на него не глянув, и с силой вцепился в мою ладонь:

— Вовчик!.. — говорить он не мог, дыхание пресеклось от волнения. Он только ещё раз повторил: — Вовчик!.. — Потом нашёлся: — Если это правда...

— Балбес! — поморщился я. — Руку оторвёшь! Правда! Конечно, правда!

Он порывисто обнял меня, потом оттолкнул и подошёл к сыну:

— Сашик... Сашик, ты как себя чувствуешь?

— А что случилось? — не отрываясь от экрана, спросил тот.

— Ну это... Сердце не болит?

— Ой, пап! Ну не мешай! — отмахнулся мальчик. — Ничего у меня не болит!

Игорь постоял немного над ним, невидящим взором смотря на монитор, потом подошёл к столу, где я сидел, и, смущаясь, пробормотал:

— Вовчик... Ты это... Можешь рассчитывать на меня, как на самого себя!.. Я твой раб!

— Ты балбес! — ещё раз обозвал я его. — Мне помощники нужны, а не рабы! Думающие помощники!

— Да всё, что угодно! — с чувством произнёс он. — Говорю же...

— Ладно, сядь. Базар имеется.

Он послушно опустился рядом на стул. А я вдруг вспомнил:

— Ты шоколад-то отдал?

— Чёрт! — подскочил он и коротко хохотнул: — Из башки вон!

Он быстрым шагом подошёл к сыну, отчего тот испуганно обернулся:

— Пап, ты чего?..

— Это тебе, — положил он перед ним угощение. — Дядя Володя передал. Волшебник! — И он мельком глянул на меня через плечо.

— Ух ты! — оживился мальчик. — А мне разве можно?

— Можно-можно... — Голос его дрогнул. Он погладил сына по голове и тихо сказал: — Теперь тебе всё можно...

С совершенно другим лицом, в котором теперь светилась нежность, он постоял возле него и развернулся ко мне:

— Я слушаю.

— Сядь. Разговор долгий и не из приятных.

— Интересно, — хмыкнул он, опускаясь на седалище. — Ну и... что у нас плохого?

— Ты не капитан Зелёный, так что не трепыхайся, а выслушай.

— Ну-ну... — Он, кажется, догадывался, о чём будет речь.

— Спросить хочу: как думаешь дальше быть?

— Хрен его знает!.. — насупился он.

— Пацану мать нужна.

— Да чё, я бабу не найду?.. С такими-то бабками?..

— Это ты себе бабу найдёшь. А ему? Не каждая сможет мать заменить. Да и не в таком он уже возрасте, чтоб любую тётю "мамой" звать. Проблем будет столько, что света белого не...

— Ты к чему это мне говоришь? — зло оборвал он и прищурился. — Думаешь, не понимаю?

— Погоди фыркать. Пацан у тебя и так натерпелся. Просто так сердце не заболит. Ему нужна его мать, а не какая-то другая тётя.

— Да чтоб я эту суку?!. — зарычал Игорь, забывшись.

— Погоди. — Я положил ему руку на плечо. — Не надо, чтоб он слышал такое. Утихни. Две минуты назад ты клялся в верности, а теперь готов растерзать меня.

— Да ведь я предлагал помощь в решении твоих проблем! — недобро сверкнул он глазищами. — А в своих я как-нибудь...

— Вот именно. "Как-нибудь". И что б ни сделал, всё будет не то. Потому что отравлено ненавистью. А ты должен через себя переступить.

— Вовчик!!! — перекосило его от противоречивых чувств. — Ну не надо в ране ковыряться, прошу тебя! Всё ещё так... живо...

— Сядь! — чуть ли не приказным тоном сказал я. — Сядь и послушай.

Он швырнул себя на стул и упёрся в меня горящим взглядом:

— Ну?!

— Держи себя в руках. Ты, всё-таки, привлёк внимание пацана. Вон, аж уши горят, хоть и виду не подаёт.

— Да он не слышит, — отмахнулся Игорь. — Весь в игре.

— Игра давно закончилась, а он не видит. Если так и дальше пойдёт, то моя работа пойдёт вся насмарку: опять лечить придётся.

— Ладно-ладно, — зашептал он недовольно. — Я слушаю.

— Слушаешь, да не слышишь. Пойдём отсюда.

— Куда?

— На улицу. Там побазарим.

Мы вышли и уселись в его машину.

— Я предлагаю тебе вот что. Только сначала выслушай, а потом кричи, что я лезу не в свои дела. Хорошо?

Он молча сопел, уставившись на приборную панель.

— Расцениваю твоё молчание, как желание выслушать. Итак, начал загибать я пальцы. — Первое. Пацану мать нужна? Бесспорно, нужна. Тебе без бабы тоже не сахар. Это второе. Предлагаю искусственный вариант. И только ради твоего пацана. Кабы речь шла только о тебе — и чёрт бы с тобой, не маленький. Баб, действительно, навалом.

Так вот. Я создаю дубль твоей Милки... дослушай до конца, не вылупай свои зенки!.. Я создаю дубль твоей Милки, — повторил я с нажимом на слове "дубль", — напичкиваю её всякими благодетелями: материнская ласка, любовь и осознание тебя как единственный свет в окошке... ну и всякое такое... Отключаю ей тот кусок памяти, где вы поцапались, она об этом ничего знать не будет. Ну а ты... тебе надо проглотить эту пилюлю: переступить через себя и притвориться, что ничего не было и мама просто ждала вас в комнате наверху. Скажешь пацану, что, мол, ты так оригинально пошутил, что дядя Володя был прав, когда так говорил... Ну? Что скажешь?

Пока я разливался соловьём, лицо Игоря пошло красными пятнами и на скулах заиграли желваки.

— Чё молчишь да злишься? — толкнул я его. — Не устраивает? Предложи тогда другой вариант. Но такой, чтоб психику пацана не ранить!

— Да ё-моё!!! — взорвался он наконец. — Я думал, ты мне дело будешь говорить!.. А ты опять!.. В болячке ковыряешься! Прикалываешься! Удовольствие получаешь, что ли?! Не пойму!

Я онемел. Выходит, он даже и не прислушивался к тому, что я ему предлагаю!

— Ну ты и дурак... — прошептал я, смотря на него во все глаза, будто видел впервые. — Я-то думал, ты умнее...

— Может быть и дурак! — зарычал он, не помня себя. — Но ты сам послушай, что ты мне тут нагородил! Вместо бабы резиновую куклу суёшь! И ты думаешь, что пацан будет ей рад?! Не говоря уже обо мне!!!

— Ей-богу, дурак, — сказал я ещё тише. — Когда это я тебе куклу предлагал?

— Да вот только что!!! Дубль!!! Это что, по-твоему?!!

Я немного помолчал и хихикнул, не выдержав. Он даже отпрянул:

— Что?! Крыша едет?

— Оглянись, — сказал я, указывая глазами на террасу перед входом. — И помни, о чём я тебе говорил. Не ломай пацана.

— Папа! — раздался оттуда радостный детский голосок. — Ну где же ты пропал? Мама-то здесь была! Мы тебя ждём-ждём! Иди к нам!

Глаза мальчишки светились невыразимым счастьем. Он держался за руку матери и щекой прижимался к ней. Милка с ласковой улыбкой смотрела в нашу сторону. А Игорь буквально оцепенел, глядя на них.

— Помни, — тихо предупредил я ещё раз. — Это совсем другой человек. Та Милка осталась там, где ты её и оставил. Это и есть тот самый дубль.

Он сверкнул на меня дикими глазами, и то ли зарычал, то ли застонал, как от невыносимой боли. Потом тряхнул головой, вылез из машины и стал медленно подниматься наверх.

Папу встретили ласковым воркованием. Он неуклюже топтался возле них и, как автомат, кивал головой, отвечая на расспросы, изредка царапая меня взглядом в великом смятении.

Я смотрел на них из окна машины и улыбался.

В конце концов, он осторожно, как опасную змею, обнял вновь обретённую жену за талию, другой рукой обхватил за плечи сына, и они скрылись за дверью.

Я облегчённо вздохнул и откинулся на спинку с чувством выполненного долга.

И вдруг вжался в сиденье: на миг всё заслонило прежнее видение. Обожжённый и оплавленный ландшафт буквально кричал от боли! Каким-то внутренним слухом я слышал этот нескончаемый ужасный крик. И сквозь него, нарастая волнами, пробились три тяжёлых слова. Смысла их я не уловил. Только настрой. Они упали на меня, как мощные капли расплавленного металла, отдавшись гулким эхом над искорёженной местностью.

И всё исчезло.

Обливаясь холодным потом, я сидел, вцепившись в обивку сиденья.

"Ты что, опять ничего не заметил?!"

"На две секунды увеличилось артериальное давление, — отчитался браслет. — Состояние приведено в норму".

— А изображения не видел?! — поразился я.

"Нет".

— Что-то я не понимаю: образы в моём мозгу тебе недоступны?

"Только те, что продуцируются мозгом. Влияния извне не фиксируются".

— Так это было влияние извне?!

"Вероятность события — 0,57. Информации недостаточно".

— Ага! — злорадно констатировал я. — Вот когда я загнусь от этих "извне", тогда информации будет достаточно! Так?

"Формулировка вопроса недостаточно корректна", — ушёл от ответа мой Сезам.

— Да иди ты со своими формулировками!

Я энергично толкнул дверцу и вылез из машины. Меня вновь потянуло на берег океана. На сердце лежал камень. Это уже становится системой: как меня посещает видение — так чувство тяжести на душе. Каким-то образом эти оба явления взаимосвязаны. Действительно, какие-то внешние наводки. Уже третий раз за сутки.

"Что там у тебя опять?" — услышал я у себя в голове бесплотный голос. По интонации сразу можно было догадаться, кто это.

— Да так... — нехотя ответил я. — С головой что-то не в порядке.

"А когда она у тебя была в порядке?" — укусила Настя.

— Тебе виднее...

"Слышнее, — поправила она и потребовала: — Выкладывай!"

— Да ничего страшного, — попытался я отвертеться. — Картинки какие-то видятся... Ты лучше скажи, как там твой ученик?

"Какие картинки? — встревожилась Настя, пропустив мой вопрос мимо ушей.

Я вкратце передал содержание видений, не вдаваясь в кошмарные подробности, и успокоил:

— Браслет вообще ничего не заметил. Так что — не бери в голову!

"Да уж, энтот твой браслет! — фыркнула Настя. — Он и Бея не заметил!"

На это я даже не нашёлся, что ответить. Она права.

"Я всегда права, — самодовольно заявила она. — Даже когда не права. Ты зови меня в следующий раз, — распорядилась она. — Вместе посмотрим".

— Если получится.

"Это ещё почему?"

— Потому что оно длится одно мгновение и сильно бьёт по нервам. Я просто не успею тебя позвать. Пока очухаюсь...

"Какой ты!.. — возмутилась она. — Нерасторопный!"

— Скажи уж "неуклюжий".

"Ладно, некогда мне, — завернула она. — Ученик ждёт".

— Как он там?

"Ой, живот порвать можно!"

— Вот этого не надо. Живот беречь нужно. Там — яйцо!

"Я те дам, "яйцо"! Только появись! Ну, всё! Целую!"

И она отключилась. Я даже не успел спросить, слышала ли она чего про Милку? Ладно, потом. Кабы слышала, точно не утерпела бы. Или замечание насчёт головы надо было понимать в этом ключе?..

Я с разгону бросился в воду и долго плавал, фыркая и отдуваясь, чтобы хоть как-то разогнать мрак на душе.

Ко мне пристроились два дельфина. Когда они появились, я не заметил, обратил на них внимание, только когда кто-то мягко ткнул меня в бок.

— Что такое? — засмеялся я. — Поиграть?

Они прекрасно поняли меня. Началась весёлая возня. Мы резвились с ними где-то с полчаса. Когда они уплыли, довольный и запыхавшийся, я выполз на песок погреться на солнышке, прикрыл глаза и услышал над собою:

— Твоя Пашка звенит. Говорить надо хочет.

Конечно, это был Помогай. Он неслышно возник рядом со мной, держа в руке мобильник.

Я хохотнул, представив Пашкину реакцию, когда он увидит, а, тем более, услышит Помогая, и взял телефон.

— Слушаю.

— Слушает он! — рявкнула трубка. — Кто у тебя там дурью мается, под чукчу косит?

Я расхохотался:

— Сам увидишь! Чего хотел-то?

— Как "чего"? С наступающим тебя! Когда нарисуешься?

— Где?

— Совсем плохой стал! Мы ж договорились! У меня на даче! И Санька не против! Я уж созвонился!

— А твои?

— Чё "мои"?

— Будут?

— А куда они, на фиг, денутся? Это без тебя праздник не праздник! Украшение стола! А они-то чё? Потребители! Ты у нас — гвоздь программы!

— Ладно тебе. "Птичек" тоже позовёшь?

— Чё, дурной, что ли? Только их тут не хватало! Мы тихо, по-семейному! Сказал тоже! Я им потом "праздничек" устрою!

— Ну-ну! Ладно. Щас, команду соберу.

— А кто у тебя там? Голос какой-то незнакомый. Игорь, что ли, дурака валяет? Или баба его?

— Увидишь. Пока! Минут через "дцать" будем.

Я отключил телефон и спросил у Помогая:

— Ну что? В гости пойдём? Новый год встречать?

Он наклонил голову, удивлённо прислушиваясь к новому слову:

— "Гости"? Моя не знай такая слово.

— Вот сейчас мне звонил Пашка. Так? А теперь мы пойдём к нему домой. На праздник.

— Кто такая "праздник"?

Видимо, Настя его настолько заморочила, что он уже по инерции всё продолжал учёбу.

— Праздник — это когда поют, танцуют, смеются, кушают много вкусного!

— А! — обрадовался он. — Моя такая знай! Это как мама-папа помирай, моя теперя танцуй, песня пой, радуйся!

Я опешил:

— Какая же это радость? Тогда плакать надо!

— Как не радость? Пашка помирай, моя-твоя танцуй, песня пой! Пашка теперя хорошо!

— Да ты сдурел! — вскочил я. — Типун тебе на язык! Пашка совсем не "помирай"! Живой он! Звонил вот только что!

— Зачем тогда песня пой? Зачем танцуй? Кто теперя хорошо? Типун?

— А, по-твоему, хорошо, когда умирают?

— Так-так! — закивал он. — Уходи хороший мир!

— О-о, милый мой! — протянул я. — Тогда мы с тобой на разных языках говорим! У нас все плачут, когда человек помирает, жалко его! А когда праздник, тогда поют и танцуют!

Он задумчиво смотрел на меня:

— Моя не понимай такая праздник. Зачом радость? Кто многа хорошо?

— Что-то тебя, милый, совсем одолели похоронные настроения! Пошли, сам всё увидишь!

Я натянул майку, шорты, сунул в карман телефон и направился к дому. Помогай грациозно вышагивал рядом. Было не заметно, что он тянет на себе двойную ношу. Это вызывало невольное уважение.

Всё-таки я не выдержал и задал вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

— Как вы различаете мужчину и женщину? Самца от самки? У нас, например, отличие заметно хорошо. А вот твоя самка очень похожа на тебя. Как две капли воды. Как ты находишь свою самку среди многих похожих соплеменников?

Он чуть замедлил шаг, видимо, обдумывая ответ, развёл руки в стороны и коротко сказал:

— Дух!

— По запаху? — догадался я и указал на свой нос. — Самка пахнет не так, как самец?

— Не такая правильно! — сказал он, тряся головой. — Запах ходи на нос. Дух совсем другая. Дух на голова ходи!

— А-а! — допетрил я, наконец. — Аура! Биополе! Понятно. Ты чувствуешь присутствие самки по той энергии, что её окружает?

— Так-так! — радостно закивал он. — Такая правильный! Энергий окружай на самка!

— Я понял, понял. Что-то такое есть и у нас. Но в меньшей степени. У нас больше смотрят на внешность. Здесь, — показал я на себе. — И здесь.

— Моя понимай, — серьёзно кивнул он. — Хороший место. Вкусный.

— Только говорить об этом у нас не принято, — предупредил я, едва сдерживая смех. — Закон такой.

— Моя понимай закон, — опять закивал он. — Моя не говори такая никто.

"Вот и ладненько, — подумал я с удовлетворением. — А то, чего доброго, ляпнешь при случае".

11. Опять двадцать пять

Мы ввалились к Пашке в составе трёх семей: моей, Игоревой, ну и, так сказать, семьи Помогая. Пашка обомлел, завидев его и, оттащив меня в сторону, страшным шёпотом задышал мне на ухо:

— Это что ещё за лягушку ты приволок?!!

— Тот самый чукча.

— Так она ещё и разговаривает?!!

— Она ещё и мысли слышит. Так что — фильтруй базар.

Пашка, никак не ожидавший от меня подобных терминов, выпучил глаза:

— Обал-де-е-еть!..

И я не понял, отчего надо было "обалдеть": то ли от моей "фени", то ли оттого, что "лягушка" мысли слышит.

— А где ты её откопал?

— Нигде. Сам припрыгал. Это один из воинов Бея.

— Клава, я фигею... — пробормотал ошеломлённый Пашка. — А у тебя-то он что забыл?

— За помощью пришёл. И предложить свою помощь.

— Так за тем, или за другим? Я не понял!

— Вот сам его и расспроси.

— Он и по нашему умеет?

— Так ты ж с ним по телефону говорил!

— Гм-гм! — озадаченно вскинул он брови и направился к гостям выражать своё, так сказать, "почтение".

Само собой, Пашка с воодушевлением воспринял новый повод позубоскалить. Особенно его "приколола", как теперь выражаются, манера речи Помогая. Он с удовольствием вступал с ним в полемику, зачастую в его же манере, и, до слёз хохоча, расспрашивал об укладе их цивилизации. В конце концов, я не выдержал, отвёл его в сторонку и попросил пожалеть простодушного гостя:

— Что ж ты в его болячке ковыряешься, балбес?

— А чего? Он даже и не морщится!

— Тебе что, известно, как он выражает своё недовольство?

— Да нет... Но треплется-то с охотой!

— Всё равно. Будь, как бы это?.. поаккуратнее, что ли? Мы ещё не знаем, чего от них можно ожидать и в каком случае они полезут на стенку.

— "Они"? — удивился он. — У тебя их там ещё вагон?

— Их двое. И оба тут. И он и она. И ещё — ребёнок.

— Чего?! — вылупил он глаза. — Где?!

— Тихо ты! Не ори...

Пришлось ему вкратце обрисовать ситуацию.

— Офиге-е-еть!.. — завистливо протянул он. — Как удобно-то! Вечный кайф! Постоянный коитус! Нам такое и во сне не приснится! Надо с ним — того!.. произвести обмен опытом! — И он направился было к гостям, но я придержал его за рукав:

— Помни, о чём я тебя просил.

— Да ладно! — отмахнулся он, как от назойливой мухи. — "Чай, и мы в лесу не звери, понимаем, что к чаму!"

Но цитата из филатовского "Стрельца..." обходительности ему не добавила. Скорее, наоборот. После моего откровения он необычайно возбудился и вынудил-таки Помогая продемонстрировать свою возлюбленную.

Пашка был разочарован.

— Они же абсолютно одинаковые!.. — прошипел он мне на ухо. — Что он, что она!

— А тебе что, приударить захотелось? Боишься перепутать?

— Не, ну баба же всё-таки...

Пока Пашка донимал нашего звёздного гостя, женщины перезнакомились и уже активно делились последними новостями. Ну, сплетнями, то есть. Но контингент был ещё не в полном составе: Друговы что-то задерживались. Сам я к ним соваться не хотел, ждал звонка, чтоб только потом проход открыть. Но мобила упорно молчала.

И тут меня опять прихватило. Знакомая картинка поплыла перед глазами, сопровождаемая душераздирающим воплем вселенской боли! Но видение дополнилось пугающим элементом: на фоне искорёженного пейзажа внезапно появились горящие ненавистью глаза, которые смотрели мне прямо в душу! И в самый последний миг я опять услышал те слова. Но в этот раз я сумел уловить их интонацию: горящие глаза обвиняли! Обвиняли и ненавидели!

— Что с тобой? — Настя первая усекла неладное. — Опять?

— Да... — прохрипел я, хватаясь за стену и тяжело дыша: видение имело в буквальном смысле сногсшибающее действие!

Пашка тоже навострил уши:

— Что — "опять"?

Я коротко ввёл его в курс дела.

— Слушай, чё за фигня творится?.. — нахмурился он. — То сны, то видения... Будто тучи над головой собираются.

Я согласился, но пытать Сезама уже не стал: не имеет смысла. Он опять, кроме ухудшения самочувствия, ничего не отметил. Только ведь это — следствие. А причину-то он не видит!

Ожил мой телефон.

— Да...

— Дядь Володь! — послышался из трубки взволнованный девичий голосок. — Предки у вас?

— Какие предки? — опешил я.

— Ну, "какие"?.. Мама с дядь Сашей!

— Сантик, это ты, что ли? — так называл Санька свою падчерицу. По иронии судьбы её тоже звали Саша.

— Ну да!

— Их у нас нет... А что случилось?

— Это я и хотела у вас узнать! Они ушли по магазинам и до сих пор нету!

— Когда ушли? — невольно напрягся я.

— Да ещё в обед!

— В обед?!.

Я испуганно глянул на часы: без двадцати девять!

Спокойно, Сигизмунд, спокойно...

— Обещали скоро вернуться и сразу — к дяде Паше! Вы же там?

— Конечно. Ждём вашего звонка.

— А где же они тогда?!. — в голосе девушки послышались слёзы.

— Так! — распорядился я. — Жди меня. Я иду!

— Я с тобой! — подсунулся Пашка.

— Привет! А женщины с кем?

— Чё, маленькие, что ли? Мы — щас! — махнул он им. Они тоже почуяли запах керосина и притихли.

— Моя тоже хотел! — ввинтился Помогай. — Моя думай — беда!

— Типун тебе на язык! — окрысился на него Пашка. — Сиди, ото! Баб развлекай! Сами справимся! — И добавил вполголоса: — Ещё дитя своим видом напугаешь...

Я открыл проход и нырнул туда первым. Пашка, едва не наступая мне на пятки, ввалился следом.

Сантик, с глазами, полными слёз, стояла у окна и кусала губы.

— Дядя Володя! — кинулась она ко мне. — С ними что-то случилось! Помогите!

— Ещё одна Каркуша! — хлопнул Пашка себя по бокам. — С чего ты взяла?

— Ну-ка, — я усадил её на диван. — Давай по порядку: когда и как это было?

— Да я вам уже всё сказала! — удивилась она. — Я от Светки пришла, а они собираются: "Мы скоро!" И ушли.

— И всё?

— И всё.

— И не сказали, куда идут?

— Почему "не сказали"? По магазинам, говорят, пройдёмся. Не с пустыми же руками в гости идти?

— Хосссподи!.. — возвёл Пашка глаза к потолку. — А то своего у нас мало!

— И всё равно, — пожал я плечами. — Не вижу криминала.

— Может, зашли к кому, да засиделись? — выдвинул Пашка рабочую гипотезу. — Мало ли у Саньки знакомых?

— Я уже всех обзвонила! — глаза у Сантика стали большими-большими. Ещё чуть — и заплачет. — Ни у кого их нет, и не было сегодня!

— Тихо-тихо, — прижал я её к себе. — Не паникуй. Это просто какое-то недоразумение.

— Ессессно! — поддакнул Пашка с преувеличенной готовностью. Его больше всех раздражал сгустившийся в последнее время мистический туман.

— А тогда почему они до сих пор не вернулись? — капризно изогнула она губы.

— Давай посмотрим, — спокойно предложил я.

— Куда? — удивилась она.

— В прошлое! — подсказал ушлый Пашка. — В недалёкое!

— А-а... — она тоже что-то слышала от Саньки по этому поводу.

— Скажи мне как можно точнее, — попросил я, — во сколько они ушли?

— Ну... — задумалась она. — От Светки я ушла, точно знаю: на часах было без десяти два... Ну, домой шла минут десять-пятнадцать. Я ещё журнал покупала по дороге... Да, — кивнула она себе, — где-то минут пять третьего я вернулась домой. А они как раз одевались. Я с ними в дверях столкнулась.

— Хорошо. Значит, четырнадцать ноль пять? — уточнил я и, получив в ответ утвердительный кивок, обратился к Сезаму: — Ну-ка, дай нам картинку на это время.

Вспыхнул экран в золотистом обрамлении, и Сантик увидела себя, сидящей в кресле с журналом на коленях и ритмично качающей головой. Видимо, в такт музыке.

— Ой! — улыбнулась она. — Да это же я!

— Ну конечно! — улыбнулся я. — Кто ж ещё мог здесь быть в тот момент?

— Только промахнулись мы маленько, — цыкнул Пашка. — Это ведь картинка уже после их ухода?

— Да-да! — рассеянно отозвалась она, разглядывая себя со стороны. — А, вроде, и ничё...

— Ты это о чём?

— Да так... — смутилась она. — О себе...

— Гм-гм! — красноречиво прокашлялся Пашка и, качнув головой, вполголоса пробормотал: — Женщины... — Потом запоздало посоветовал: — Назад чуть отмотай!

Я уже и так "отмотал".

— Ой! Вот они! — воскликнула Сантик, радостно подскакивая. — Мама! Ты куда запропала?! — и она собралась шагнуть через кромку экрана.

— Сантик, — придержал я её за рукав. — Они тебя не слышат. Это — прошлое.

— А звука почему нет? Они же разговаривают! — возмутилась она.

— Ну, извини, — пожал я плечами. — Так устроен браслет. Звук он передаёт только из настоящего.

— Да?.. Плохо он у вас устроен... — разочарованно присела она и тут же опять подскочила: — Ой! А вот опять я! Уже две меня! Как вы это делаете?

— Не две, — терпеливо пояснил я, наблюдая, как в дверях появилась Сантик и, освобождаясь от верхней одежды, о чём-то оживлённо щебетала с "предками". — На картинке раньше ты была некоторое время спустя.

Она со скукой посмотрела на меня:

— Как у вас всё сложно... Вот! — воскликнула она, оживляясь. — Они уходят!

— Вот теперь мы пойдём за ними, — сказал я.

— А как? — удивилась она. — Вы ж сами сказали, что туда нельзя!

— Не мы пойдём, а браслет, — пояснил я и двинул экран следом за "предками" Сантика.

— Ишь ты! — восхитилась она. — Как удобно! А ведь так можно и преступников выслеживать!

Пашка снисходительно покосился на неё. А я кивнул:

— Вот сейчас мы и будем их выслеживать.

— Ну зачем вы так? — моментально обиделась она. — Они ж не преступники!

— Я пошутил, — пожал я её руку. — Лучше давай смотреть.

Санька с Ольгой спустились вниз и вышли из подъезда. Мы следовали за ними буквально по пятам.

У подъезда, перекрывая проход, очень неудобно стояла тёмно-синяя "Газель". Как только объекты нашего наблюдения с ней поравнялись, намереваясь обойти, двери её вдруг распахнулись, из машины выпрыгнули крепкие ребята в чёрных масках, завернули Саньке с Ольгой руки за спину и затолкали их в машину. "Газель" рванула с места и унеслась по тротуару, сбив на ходу детскую коляску. К счастью, она оказалась пустой: её пассажир гулял с мамой на обочине.

— Ой, мамочки! — завопила Сантик. — Это ещё что за дядьки?! Зачем?! — она вцепилась мне в руку и тут же потребовала: — Догоните их сейчас же!

— Что я и делаю... — пробормотал я, слегка обалдев от столь быстрой смены декораций.

Браслет в два счёта догнал "Газель" с "дядьками" и пристроился в хвосте в полуметре от машины, которая неслась уже по трассе за городом.

— Чё ты к заднице-то прилип? — фыркнул Пашка. — Вовнутрь нельзя, что ли? Может, они их там...

— Да! Да! — рыдала на моём плече Сантик, не отрывая глаз от экрана.

Я стал медленно приближать плоскость экрана к "Газели", чтоб аккуратно въехать в салон. Но в этот момент машина резко затормозила и мы, мгновенно проскочив её насквозь, по инерции понеслись над пустым шоссе.

— Стоп! — скомандовал я и развернул панораму на сто восемьдесят градусов. Мы успели опередить "Газель" метров на тридцать. Отсюда было видно, как "дядьки" в масках высыпали из машины и растерянно озираются по сторонам.

— Чё потеряли? — удивился Пашка.

— Нам-то что? — Я подвинул экран к машине и въехал сначала в кабину, где сидел водила, тоже с интересом выглядывавший на улицу, а потом, пронзив перегородку, — в салон.

Там было пусто!

— Не понял! — вылупил глаза Пашка. — Куда они их подевали?

— Тоже не пойму, — удивился я не меньше Пашки, пронзая крышу и поднимая экран над машиной.

"Дядьки" поснимали маски и, царапая отвисшими челюстями асфальтовое покрытие, заглядывали уже и под машину. Кругом пустырь, скрыться было некуда, тем не менее, заложников ни они, ни мы не наблюдали.

— Фигня какая-то! — почесал Пашка в затылке. — На полном скаку... Ты чего-нибудь понимаешь?

— Нет... — пробормотал я потрясённо.

Притихшая девушка огромными глазами следила за событиями.

— Они их потеряли? — со страхом и надеждой спросила она.

— Похоже на то, — пожал я плечами и спросил: — Ты вообще узнаёшь кого-либо из них?

— Ну, даёшь! — фыркнул Пашка.

А Сантик покачала головой и тихо обронила:

— Нет...

— Да откуда она их будет знать? — цыкнул Пашка. — Это ж братва! Сборная подзаборная!

— Тогда я совсем ничего не понимаю...

— Чего тут понимать?! — вскричал Пашка. — Отматывай назад, ещё раз посмотрим! Только теперь в ихнюю будку влезь и сиди там, пока до этой точки не доедем!

Я сбросил по времени несколько минут, которые понадобились братве, чтоб доскакать сюда и "влез в будку" чуть раньше, чем из подъезда появились Санька с супругой.

"Дядьки" сидели в напряжённом ожидании и потихоньку переругивались, сжимая кулаки.

— Интересно, какая связь между нашим интеллигентом и этими гамадрилами? — озадаченно пробормотал Пашка.

— Да никакой! — отмёл я невысказанное подозрение.

— Конечно! — неожиданно поддакнула молчавшая всё это время девушка. — Дядя Саша хороший. Он не станет связываться с такими...

— Идут!.. — объявил Пашка и мы замерли в ожидании.

"Дядьки" — тоже.

Как только Санька пропустил жену вперёд, чтоб протиснуться в щель оставшуюся между низким заборчиком и бампером "Газели", "дядьки" посыпались из машины.

Через несколько секунд "Газель" уже неслась по шоссе, а Санька с Ольгой сидели, зажатые "дядьками" с обеих сторон и что-то возмущённо высказывали похитителям. Собственно, "выступала" только Ольга и пыталась высвободиться из дружеских объятий "братков". Санька лишь хмурился и разглядывал скрытые масками физиономии. Один раз он что-то спросил с ухмылкой, но так же, как и его жена, ответом не был удостоен.

Стремительно приближалось место "икс". Братки сидели, уверенные в своей силе и чуть ли не дремали. "Рыбёшка" оказалась хилой и опасности не представляла. Так что не грех было и расслабиться.

И вот тут произошло непонятное. Перед носами бандитов и пленников возникло белое свечение и оформилось в фигуру простоволосой женщины. Она коротко взмахнула руками и... всё! Исчезла она, а вместе с нею и заложники! Это произошло в течение одной секунды, так что я не уверен, успели "дядьки" что-либо заметить или нет? Пропажа обнаружилась лишь мгновение спустя, когда братки, сидевшие по бокам от пленников, лишились опоры и столкнулись головами.

Что происходило дальше, мы уже видели.

— Ну и кто это был? — оглянулся Пашка, и они с Сантиком вопросительно уставились на меня.

— Откуда я знаю? Я и разглядеть-то ничего не успел... — смущённо проворчал я.

— Ну так отмотай назад и поставь на "паузу"! — фыркнул Пашка. — Разглядим!

— Видик тебе, что ли? — огрызнулся я, но "пожелание зрителей" выполнил.

И вот мы дошли до момента возникновения свечения в салоне.

— А теперь помедленнее, пожалуйста! — распорядился Пашка. — По кадрику. Я хочу этой мадаме в глаза её бесстыжие посмотреть!

Я выполнил Пашкины указания и вздрогнул: глаза "мадамы" оказались до жути знакомыми! Это был тот горящий ненавистью взгляд из моих видений! Вернее, из моего последнего видения, что "прихватило" меня уже в Пашкиных апартаментах.

— Твою ма-а-ать... — вырвалось у меня.

— Что? Что такое? — подобрался Пашка. — Знакомый портрет?

Я рассказал ему, где я "встречался" с этой "мадамой".

— Ну и... чё? — не понял Пашка. — Кто это?

— Не знаю... Но меня она ненавидит до поросячьего визгу.

— За что?

— Знал бы я!..

Сантик с тревогой прислушивалась к нашему диалогу.

— А при чём тут мои предки? — спросила она.

— Не знаю... — скис я. — Ничего не знаю...

Пашка криво ухмыльнулся:

— Забавно получается! Вокруг нас заваривается какая-то каша, а мы даже пиблизительно не знаем, откуда ждать гадости в следующий раз!

— Но мы ведь их найдём? — дрожащим голосом спросила Сантик, едва сдерживая слёзы.

Я обнял её за плечи:

— Обязательно найдём. Не сомневайся. Вот только подумаем хорошенько.

— А кто эти дядьки в масках? Чего им надо от дяди Саши?

— А действительно? — вскинулся Пашка, выходя из ступора. — Ради какого праздника было организовано это "маски-шоу"?

— Я, кажется, догадываюсь...

— Ну?

— Чё "ну"? Помнишь, где мы были вчера?

— "Ой, где был я вчера, не найти днём с огнём"... — почесал Пашка в затылке. — Ты про завод, что ли?

— Вот именно. Начальник-то несколько раз порывался охрану вызвать, пока там Санька ему по ушам ездил. Помнишь?

— Да помню... — вздохнул Пашка. — Вот тебе и "рыбка на крючке"... — Потом встрепенулся: — А мы ничего не путаем? Точно от него подарочек?

— Давай проверим.

Мы вернулись к тому моменту, когда братки обнаружили пропажу. Дураки даже под брюхо машины заглядывали. Мы стали наблюдать за их дальнейшими действиями.

— Может, вперёд промотаем? — предложил нетерпеливый Пашка. — А то — пока расчухаются...

— Смотрите! — сказала Сантик. — Вон тот по мобиле разговаривает!

— Ну и что? — хмыкнул Пашка. — Нам-то всё равно не слышно, кому он там "докладает"... Послушай! — вдруг оживился он. — А нельзя по каналу связи на тот конец провода — того! — проскользнуть? Увидали бы пахана ихнего. М?

— Сейчас попытаемся поставить задачу, — поморщился я и попробовал втолковать браслету, чего именно я от него хочу.

Как ни странно, мне это удалось. Картинка на экране изменилась, и мы увидели знакомый кабинет. Петрович, красный, как варёный рак, что-то орал в трубку, брызгая слюной.

— Сантик, тебе знаком этот дядечка? — ехидно спросил Пашка.

Та задумчиво покачала головой:

— Нет... Хотя... Вроде бы видела как-то раз... Мы всей семьёй гуляли, а он мимо проезжал, нас увидел и остановился. С дядей Сашей о чём-то разговаривал. Приятный такой дядечка...

— Вот этот "приятный дядечка" и заказал твоих предков, — мрачно изрёк Пашка. — Ишь, как разоряется! Рыбалка, видите ли, у него не удалась!

— А зачем? — округлила девушка глаза.

— Ну это... — крякнул Пашка и бросил мимолётный взгляд на меня. — Это длинная история... Да и чего там! Всё равно у него ничего не вышло. Так что и рассказывать неча. Испарились они куда-то по дороге. Кому-то ещё понадобились.

— А кому? — допытывалась расстроенная Сантик.

— Это знает только дядя Володя, — отвертелся хитрый Пашка.

— Да не знаю я! С чего ты взял?

— Ну так у браслета спроси! Он же у тебя по всем вопросам — дока!

Опять Пашка мыслил быстрее меня. Вернее — острее, изобретательнее. Я как-то потерялся весь, пропажа четы Друговых больно ударила по мне. Я ощутил огромную ответственность теперь ещё и за их судьбу. Особенно мне тяжело было смотреть в глаза вот этой пятнадцатилетней девочки, безгранично верившей в моё хвалёное всемогущество. К этому бы всемогуществу да холодный ум...

Расспросы браслета ясности не внесли. Он понёс какую-то околесицу о параллельности миров, об их множестве, и большой вероятности местонахождения искомого объекта в одном из них.

— Ты чего-нибудь понял? — выпятил Пашка нижнюю губу, когда я вывел ему эту фразу по старинке — красными буквами, горящими в воздухе, прямо перед носом.

— Давай зададим ему вопрос о другом, — вздохнул я. — Скажи, Сезам, где сейчас находится Санька? — Я как можно чётче представил его портрет, хотя нужды в этом и не было: все, кто хоть единожды контактировал с браслетом, были у него "на крючке". В этом я уже не раз убеждался.

"В обозримой части нашей Вселенной объект "Санька" не наблюдается", — ответил браслет знакомой фразой.

— А не нашей? — едко хмыкнул Пашка.

Я перевёл, поскольку браслет отзывался только на мои молитвы. Загорелся ответ:

"Обзор смежных вселенных программой не предусмотрен".

— Слабо, что ли? — скривился Пашка. Потом, опять-таки, не без ехидства, спросил: — А каков же радиус этой "обозримой части"?

"Десять миллиардов световых лет", — отчитался браслет.

Пашка аж присвистнул:

— Нехилый пятачок!

— Только радости от этого мало, — расстроился я. — Его ответ означает одно: родителей Сантика нет нигде...

Девушка посмотрела на меня и горько расплакалась.

Пашка крякнул с досады:

— Умеешь ты... утешить!

— Ну, ты это... — попытался я успокоить ребёнка, мало сам веря в то, что говорил. — Мокроту-то раньше времени не разводи... Не всё ещё потеряно.

— Вы же сами!.. — свозь всхлипы и рыдания проговорила она. — Сами сказали, что их... их нету!..

— Ну и что? Это совсем ничего не значит! Их нет именно в нашей Вселенной. Но ты сама подумай: они ведь не сами исчезли! Их забрала какая-то женщина! А это что значит?

— Что? — всхлипнула Сантик.

— Это значит, что они у неё в... ну, в общем, в гостях!

— А кто?.. Кто она такая?.. Где живёт?

Я прокашлялся:

— Ну это... В общем, щас мы у браслета ещё раз спросим...

— Мы уж спрашивали, — фыркнул Пашка.

— Спрашивали, да не так! — За спиной Сантика я сделал ему ужасную гримасу: не мешай, мол!

И, особо не надеясь на успех, спросил:

— А скажи-ка нам, Сезам, ты можешь показать ту планету, откуда пришла эта женщина?

При этом я старательно держал перед мысленным взором женское лицо с горящими ненавистью глазами. Особого труда это не составило.

"Да", — ответил браслет.

Пашка вместе с Сантиком навострили уши.

— Да ну? — усмехнулся я, полагая, что мы вновь окажемся слушателями заумной лекции о множественности миров. — Так давай, покажи!

Перед нами отверзлась бездна Вселенной, усеянная мириадами звёзд, а в центре экрана красовался голубой шар, затянутый дымкой облаков.

— О! — удивилась Сантик. — Земля!

— Это что? — хмыкнул Пашка. — Шутка такая?

Я вздохнул:

— Скорее всего, я опять неправильно сформулировал вопрос.

— Да правильно всё было! — с досадой отмахнулся он. — Это умник твой чего-то... мудроту разводит!

Сантик, внимательно вглядываясь в изображение планеты, спросила:

— А что это за дырочки повсюду?

— Какие дырочки?

— Ну, вон, смотрите! Там, где нет облаков, будто червями изгрызено!

— Чего ты там выдумываешь?.. — недовольно поморщился Пашка, но совету её последовал, как и я.

В самом деле, поверхность планеты, видневшая в разрывах среди облачного покрова, казалась покрытой мелкими оспинами. И цвет облаков при внимательном рассмотрении не казался таким уж белоснежным. Он сильно отдавал желтизной, скорее даже, грязно-серым.

— Может, и не Земля это вовсе? — с сомнением посмотрел на меня Пашка.

— Как же не Земля? — не согласилась Сантик, тыча пальчиком в экран. — Вон Африка, вон Австралия проглядывает! А сбоку, вон, кусок Америки виден! Если бы ещё облака убрать...

— Да постирать их, — поддакнул Пашка.

Я согласился:

— Облаков, действительно, что-то многовато... И какие-то... ну, грязные... Земля, вроде, не так выглядит.

— Может, Венера?.. — предположил Пашка и тут же с ходу отмёл: — Не! Откуда на Венере наши материки возьмутся?

— Да чего мы, в самом деле? — спохватился я. — А ну, Сезам, давай вперёд!

Планета рывком бросилась на нас. Сантик непроизвольно вскрикнула и закрылась руками.

— Извини, — приобнял я её за плечи. — Не рассчитал. Забыл, что ты у нас... новенькая.

Мы пронзили грязно-жёлтый облачный покров, и метрах в пятидесяти от поверхности я перешёл на горизонтальный облёт.

То, что мы увидели, поразило нас до глубины души. Мне показалось, что я опять погрузился в свои видения. Перед нами предстал искорёженный, оплавленный мир. Безобразные, прямо-таки гигантские воронки с рваными краями проносились под нами.

Их-то Сантик и приняла за "дырочки" с высоты в несколько тысяч километров. Поверхность планеты была обезображена до неузнаваемости. Горы потекли, оплавились и застыли остекленевшей массой, склоны их усеяли многочисленные трещины и разломы.

И над всей этой апокалиптической картиной мчались низкие рваные тучи, из которых беспощадно били в истерзанную землю ветвящиеся столбы исполинских молний.

— Здесь что, прошла ядерная война? — прижавшись ко мне, шёпотом спросила Сантик, во все глаза смотря на картину всеобщего разрушения.

Я промолчал, цепенея от ужаса. А Пашка, внимательно посмотрев на меня, спросил:

— Это, случайно, не картинка из твоих видений?

Я медленно кивнул. Да, это была она. Именно эту панораму уже несколько раз показывал мне неизвестный "благодетель".

Сантик вдруг отстранилась. Взгляд её был страшен. Она вскрикнула с надрывом:

— Так что?! Это сюда попали мои... родители?..

Последнее слово далось ей с большим трудом и произнесла она его шёпотом.

Я опять промолчал и едва заметно кивнул, не в силах оторвать взгляд от движущегося под нами пейзажа. Страшная догадка, зародившаяся в моём мозгу, потрясла меня.

— Ну, чего вы молчите?! — принялась она колотить меня в грудь своими микроскопическими кулачками. — Мама с па... с дядей Сашей здесь?! В этом аду?!

Я с трудом набрал в грудь воздуха и тихо ответил:

— Да...

— Ты-то почём знаешь?! — взвился Пашка, подозрительно щурясь. — Да погоди ты! — окрысился он на девочку. — Ну-ка, давай выкладывай, с чего это тебе так вдруг поплохело?

Видимо, я сильно изменился в лице.

— Ты знаешь... — хрипло выдавил я, не решаясь выговорить ту правду, которая открылась мне только сейчас. — Это всё — моя работа...

— Чего — "всё"? — вылупился Пашка.

— Вот это всё! — сказал я уже громче. — Ты понимаешь?! Я разрушил этот мир!!!

— Чего?! — Пашка подскочил и встал передо мною, загородив панораму. — А ну, глянь сюда!

— Ну? — сурово уставился я на него.

— Совсем плохой стал? С чего это ты решил на себя чужих собак навешивать? Лавры Христа покоя не дают? Это он за всех на кресте отдувался! И ты туда же метишь? Кто-то здесь здорово позабавился, а ты всё на себя...

— Сядь!.. — устало отвёл я глаза. — Сядь и послушай.

— А мне и так удобно! — упёрся Пашка в меня требовательным взглядом. — Ну? Я слушаю!

— Ты помнишь... — Я потёр пальцами лоб и поморщился. — Помнишь, как мы с тобой решали, куда девать корабли американцев в Персидском заливе?

— Ну!

— Я ещё предлагал закинуть их на Солнце?

— Ну! Ну, дальше!

— А ты помнишь, куда мы их, в конце концов, девали?

— Конечно! К чему ты спрашиваешь?

— Ну? И куда?

— Как "куда"? Испарили! Исчезли они!

— Вот именно! — тяжело вдохнул я. — Исчезли!

— Ну и что?! — терял терпение Пашка.

— А то! — повысил я голос. — Физику учил? Во Вселенной никуда ничего не исчезает и не возникает ниоткуда, понимаешь?

— Ни фига не понимаю! — тоже стал кричать он.

— Да пойми ты! Всё, что мы "испарили", попало вот сюда! В этот мир!

— Ну и что?.. — фыркнул Пашка и осёкся. Застыл с отвисшей челюстью.

— Допёр? — строго посмотрел я на него.

Тут вмешалась притихшая было Сантик. Она старалась извлечь для себя полезную информацию из нашего нервного диалога, но, так и не сумев, запричитала:

— О чём вы говорите?! Мама с дядей Сашей попали в беду, а вы!.. — И она опять в голос заплакала.

— Погоди... — смутился я и мельком посмотрел на Пашку. — Погоди, Сантик. Не плачь. Мы говорим о том же самом.

— О чём "о том же самом"?! — всхлипывая, стыдила нас она. — Какая-то "физика"! "Корабли" какие-то! Вы мне только одно скажите: вы их спасёте?!

— Обязательно! — постарался я вложить в звук своего голоса как можно больше уверенности.

— Ну, так спасайте! — потребовала она.

Пашка схватился за голову и потряс ею:

— Ох, эти мне бабы!..

— Понимаешь, — привлёк я её к себе и погладил по волосам. — Не всё так просто. Я сейчас поговорю с браслетом, а ты сиди и молчи. Хорошо?

Она доверчиво прижалась и кивнула, не сводя заплаканных глаз с экрана. В этот момент мы пролетали над обугленными развалинами большого города. Я глубоко вздохнул и спросил:

— Сезам, Санька находится в этой Вселенной или в какой-либо другой?

— Почему только "Санька"?! — возмутилась Сантик. — А мама?!

— Мы же договорились, — упрекнул я её. — Помолчи пока.

Браслет высветил надпись:

"Сканирование параллельных континуумов программой не предусмотрено".

— Твою мать! — не сдержался я.

— Что? Что он такое сказал? — задрожала девочка.

— Ничего, — ответил я довольно грубо и тут же пожалел. — Потерпи немного. И не обижайся.

Пашка спросил:

— А что ж ему там доступно?

Я переадресовал вопрос браслету и получил ответ:

"Переход, защита, ограниченное телепортирование".

— Слава тебе, господи! — ощерился Пашка. — Это как же понимать? По частям, что ли? Ногу — можно, руку — нет?

Оказалось, что функция телепортации в параллельных мирах срабатывает, но не везде, "не на всём протяжении континуума", как выразился Сезам.

— А переход туда и обратно возможен везде? — спросил я

Оказалось, что "туда" — из любой точки нашей Вселенной, а вот возвращение обратно — проблематично: потребуется вернуться к точке перехода.

— Короче, где взял, туда и положи, — подытожил Пашка и сделал вывод: — Хреново!

— Дитя-то постыдись! — поморщился я.

— Да ладно! — отмахнулся он. — Это всё потом. Чё делать-то будем?

— Как "чего"? Организовывать спасательную экспедицию! — Краем глаза я заметил, как оживилась Сантик. — Ты-то как?

— Хм! — вздёрнул Пашка бровями. — Глупый вопрос! Куда ж без меня-то?

— И я пойду! — с готовностью отозвалась Сантик.

— А вот это — лишнее! — сразу отмёл Пашка все возражения. — Это тебе не поход на дискотеку! Без сопливых разберёмся! С моими посидишь, пока мы туда сходим.

— У-у! — нахмурилась она. — Так нечестно!

— Ещё как честно! — поддержал я Пашку. — Ты только глянь туда! — ткнул я пальцем в экран. Мы как раз проплывали над одной из "дырочек". — Там тебе не Дисней-лэнд!

12. ''Фёдор Михалыч отдыхает!''

Праздника не получилось. Все сидели понурые и молчаливые. Переваривали новость. Детей, чтобы своей вознёй не мешали взрослой беседе, отправили в бассейн. Оттуда неслись их визги и писки. Однако Сантик не пожелала уходить.

Помогай первым нарушил молчание:

— Моя не понимай.

— Что именно? — отозвался я.

— Почему тот женчин Санька забирай? Твоя сказал: "Моя поломай родина женчин". А почему забирай Санька? Почему забирай самка... подруга для Санька? Почему твоя не забирай?

— Тут и понимать нечего, — сказал Пашка и осторожно положил руку мне на плечо: — Его — попробуй тронь! Браслет кишки выпустит. Вот они и решили действовать обходными путями. Методом давления. Они знают, что Вовчик за друзей — в огонь и в воду! Вот и взяли Саньку с его благоверной в заложники. В качестве приманки.

— А Вовка-то им зачем?! — вспыхнула Настя. — Кто-нибудь мне внятно это объяснит?!

— Ну!.. — безнадёжно махнул Пашка. — Тут у Вовчика своя теория. Я уж объяснял, чего он там себе понавыдумывал...

— А откуда вообще известно, что гибель той планеты на его совести? — спросила Пашкина Наталья.

— Вот и я об том же! — подскочил Пашка и стал туда-сюда маячить перед нами. — Ты бы хоть для порядку сперва у своего всезнайки спросил, так это, или не так? А то взял моду — чуть что: "Моя вина!" Честь, ум и совесть, понимаешь!

— Я уже спрашивал, — спокойно ответил я.

— Ну и чё? — остановился он передо мною.

— Всё так и есть.

— А ты, случаем, не врёшь? Для поддержки, так сказать, своей теории?

— Какой смысл ему врать? — открыл рот молчавший до сих пор Игорь. — Можно подумать — честь великая!

— А с него станется! — уверенно сказал Пашка, наливая себе из графина какую-то красную жидкость. — Когда Вовчик скорбит, Фёдор Михалыч отдыхает!

Помогай внимательно прислушивался к нашей перебранке, мало чего в ней разбирая. Наконец, горестно вздохнул:

— Моя не понимай...

— Чего твоя опять "не понимай"? — булькнул Пашка, одним махом осушив стакан.

— Зачом наша не ходи на Санька? Зачом сиди? Зачом много говори? Делай надо!

— Вот светлая голова! — хохотнул Пашка и передразнил: — "Делай"! А как "делай", твоя знает?

— Моя такая знай: наша надо ходи! — настойчиво и серьёзно повторил Помогай. — Наша ходи, потом смотри! Искай тама Санька!

— Эт' ты здесь, сидючи на диване, такой умный! — подошёл к нему Пашка, сунув руки в карманы. — А когда перед тобой раскинется целая искорёженная планета, где ты будешь Саньку искать? Браслетик-то — тю-тю! — там не помощник! Там у него нюх не фурычит! Что, будешь каждую трещину обнюхивать?

Но тот не принял шутливого тона:

— А твоя какая думай?

— Моя? — сощурился Пашка и, скривив рот, пожевал один ус. — Моя думай, что надо Вовчику ту мадам снова повидать, да с ней перебазарить. Так, мол, и так, вы нам — Саньку с супружницей, а мы вам — что? Чего, мол, изволите взамен? Не для экзекуции же они его выманивают? Раз пошли на такие хитрости, значит, не дураки, понимают, что им не светит на нём душеньку отвести. Он же у нас ни в огне не тонет, ни в воде не горит! — последние слова Пашка проговорил, обращаясь преимущественно к Насте.

Та судорожно вздохнула:

— А тогда зачем он им?

— Я ж и говорю: хай у той мадамы и поспрошает! Только следующего видения надо дождаться.

— Это что ж такое получается?! — вскипела Сантик. — Мама с дядь Сашей там погибают, а мы будем ждать у моря погоды?!

— Ты это... — поморщился Пашка, помахивая рукой: сиди, мол. — Пургу-то не гони. Ничего с ними не случилось. И не случится. Не для того их брали, чтоб на завтрак употребить. Понимаешь, они — заложники!

— Понимаю! — всхлипнула Сантик и тихо добавила: — Но заложников ведь тоже... убивают...

— Это если не выполнены поставленные условия, — раздельно проговорил Пашка. — А нам даже требований пока никаких не предъявили. Значит, живы они и нас дожидаются! Сечёшь?

— Так чего мы тогда будем сидеть? — рассудительно сказал Игорь. — Наш зелёный друг прав — действовать надо! А там, на месте, сориентируемся.

— Я так понимаю, что и ты с нами? — удивился Пашка, поворачиваясь к нему всем корпусом.

— А мы что, собрались сюда анекдоты травить? — исподлобья глянул на него тот. — При том, вы все — безлошадные, а я один среди вас при транспорте. Глядишь, моя таратайка и сгодится для чего-нибудь.

— Да-да-да! — скривил губы ехидный Пашка. — Я ж запамятовал: твоя таратайка на том рельефе будет в самый раз ко двору! Мне только что оттуда позвонили: дороги для неё уже настелены!

— Я серьёзно, — нахмурился Игорь. — Таратайка-то летает! — И озлился: — Ну, не пешком же, в самом деле!

Пашка хехекнул:

— А ты уверен, что там она тоже будет летать, а не превратится в груду бесполезного хлама?

— Ни в чем я не уверен, — поднялся Игорь. — Ну, так и что? — обратился он ко мне. — Идём? Или будем ждать очередного сеанса связи?

Я со вздохом пожал плечами:

— А фиг его знает, когда он ещё будет? И будет ли вообще? Мне кажется, там легче будет связаться с похитителями.

— Ну, слава Богу! Наконец-то слышу умные речи! — И повернулся к остальной части мужского населения: — Тогда вперёд?

— Моя готова! — оживился Помогай.

— Иди-ка сюда, — потянул я его в сторонку и тихо сказал: — Ты бы подругу свою на всякий случай здесь оставил. Девушка в положении, всё-таки. А путешествие может оказаться опасным. Да и переживания ей совсем ни к чему.

Пока я говорил, Помогай отрицательно крутил головой и, когда я закрыл рот, он проговорил назидательным тоном:

— Она и моя — самка хорошо. Оставил — самка плохо. Сильно больной делай. Пока яйцо нету, моя — носи самка. Закон такая!

— Ну, как знаешь, — пожал я плечами. — Я хотел, как лучше.

— Моя понимай.

13. ''Будем полетай!''

Прежде, чем выскочить в чужой мир, мы немного осмотрелись. Несколько раз визуально облетели на бреющем полёте неуютную планету для того, чтобы выбрать площадку поровнее. Нам приглянулась одна из них, неподалёку от развалин большого города. Оплавленные руины, мрачными силуэтами заслонявшие горизонт, царапали копьями обелисков низко несущиеся грязные лохмы облаков.

— С Богом!

Я вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и открыл проход в мир, параллельный нашему.

Пейзаж не изобиловал растительностью, проще говоря, её не было вообще, и определить на глаз скорость перемещения воздушных масс при разглядывании через безопасное окошко возможно было только по несущимся с головокружительной скоростью облакам.

Теперь же мы буквально оглохли от рёва ветра, со всей дури набросившегося на нашу машину. Он ударил её в правый борт и, как пушинку, поволок прямо к обрыву, до которого было не больше двадцати метров.

Игорь поднял машину в воздух и попытался выправить положение. Но сила ветра была просто невероятной! Он прижимал нас к земле и неумолимо нёс прямо на скалу, что вставала из глубокой трещины за пределами выбранной нами площадки.

— Давай!!! Давай круто вверх!!! — выпучил глаза Пашка, вцепившись в приборную панель.

— А я, по-твоему, что делаю? — сжав зубы, проворчал Игорь, чудом уворачиваясь от столкновения со скальным выступом. — "Давай"... Не тянет ни фига!

— Вот тебе и таратайка! — хищно осклабился Пашка, вытирая обильный пот, когда опасность миновала.

Совершая головокружительные кульбиты и несколько раз перевернувшись через голову, Игорю всё же удалось кое-как выровнять полёт машины, но теперь нас несло не к городу, а совсем в другую сторону.

— А вы пешком хотели... — буркнул он едва слышно.

Теперь, когда мы отдались течению ветра и летели "по воле волн", в кабине наступила относительная тишина. Только в невидимых глазу щелях слышался неумолкающий злой посвист.

— Н-да... — протянул я, оглядывая пейзаж. — Натворили мы дел...

— Это ещё надо доказать! — упрямо набычился Пашка. — Не верю я, что это наша работа! Небось, они и сами сложа руки не сидели!

— Мы уже здесь, Паша, — тихо сказал Игорь. — Скоро всё узнаем...

— Ну, если будем всё время порхать под облаками, много мы не узнаем! — съязвил в ответ Пашка.

— Погоди, — так же спокойно сказал Игорь, откидываясь на спинку сиденья, — вот доберёмся до какого-нибудь населённого пункта...

— "Населённого"! — хехекнул Пашка. — Если там кто и остался из "населения", так только пауки и крысы!

— Твоя говори неправильно, — встрял вдруг Помогай, сидевший со мной на заднем сиденье.

— Эт' ещё пощему? — повернулся к нему Пашка.

— Моя слышит, — насторожённо ответил тот и показал на голову.

— О! — удивился Пашка. — Уже что-то! А что ж твоя слышит?

— Моя теперя плохо понимай. Надо ожидай. Живая близко-близко.

— Ну-ну... — разочарованно отвернулся Пашка и хотел отпустить что-то в своём репертуаре, но в этот момент перед лобовым стеклом мелькнула какая-то тень, и машину сильно тряхнуло. — Мать твою зовут печёнкой! — вырвалось у него. — Что это было?!

— Знал бы я... — сквозь сжатые зубы прорычал Игорь, вцепившись в руль и прилипнув к боковому стеклу, пытаясь что-то рассмотреть внизу. — Птичка...

— Видишь, Паш, — сказал я, усмехаясь. — Здесь остались не только крысы.

— Что за птичка? — тоже упёрся лбом в стекло Пашка. — Ничего не вижу!

— Щас увидишь! — пообещал Игорь и мы ухнули вниз.

Ветер сразу завыл, заревел, и мы вновь закувыркались. Опять перед нами мелькнула какая-то разлапистая тень довольно внушительных размеров, и мы совершенно чётко расслышали автоматную очередь!

— Мама дорогая! — вскрикнул Пашка, хватаясь за поручни. — Это что?! Салют в нашу честь?!

— Скорее — охота! — прорычал Игорь, закладывая крутой вираж.

Нас вжало в сиденья и мы вновь услышали выстрелы.

— Игорь! Не связывайся! — перекрикивая рёв ветра, посоветовал я. — Уходи!

— Кабы знать — куда?!

— Вниз! В любую расщелину!

— Да это ж верная смерть!

— А ты постарайся! Машина выдержит!

— Ну-ну... — пробурчал он себе под нос. — "Выдержит"! А мы?

Нас опять несколько раз перевернуло через голову, и машина камнем понеслась к земле. Если бы не ремни, которыми мы были предусмотрительно пристёгнуты, наш славный поход можно было бы считать оконченным.

Оставался последний штрих: героическая посадка. Её мы ожидали с замиранием сердца. Земля приближалась с каждой секундой и, когда осталось каких-то метров двадцать, машину потряс удар, и вращение прекратилось.

Освещение заметно ослабело и, на фоне непрекращающегося рёва атмосферы появились новые звуки: трещал корпус машины! Её теперь плавно покачивало и ритмично встряхивало.

Я взглянул в окно и оторопел: машину охватывало нечто, сильно напоминавшее корявые ветви старого дуба! Они цепко держали машину, а в просветах что-то мелькало в такт потряхиваниям корпуса.

— А ещё говорят, что коровы не летают... — пробормотал Игорь.

— Мать твою через подколёсицу! — то ли заржал, то ли зарычал Пашка. — Это что ещё за птичка?!

— Как ты ругаешься изобретательно! — хмыкнул Игорь. — Хотя бы дракона постеснялся!

— Я не понял, — подал я голос, когда опять смог говорить. — Что произошло?

— Приехали, — хмуро произнёс Игорь. — Нас несут на завтрак.

— Кто?

— Говорю же — дракон!

— Прикалываешься...

— Какие там приколы! — с дурацким восторгом прокричал Пашка, силясь разглядеть что-либо в просветах между стволами, обхватившими кабину. — Лишь бы этот прикол своими лапками из нас киш-миш не сотворил!

Я тоже пражённо припал к боковому стеклу.

Не в пример нам, Помогай сидел, отрешённо прикрыв глаза, и, казалось, спал. Я мельком удивлённо взглянул на него и опять попытался что-нибудь увидеть за пределами машины. Там ритмично хлопали какие-то грязно-серые полотнища.

— "Вы куда?! В ска-азку!"— проблеял Пашка, охваченный непонятным восторгом.

— Как бы эта сказка нам боком не вышла, — прошипел Игорь, нащупывая что-то под приборной панелью.

— Ты не вздумай вырываться! — присоветовал Пашка. — А то птичка лапки сожмёт покрепче и хряснем мы, как яичная скорлупа!

— Да он и так уж всю машину погнул! — зло сплюнул Игорь. — Вылезать-то как будем?

— Сами извлекут, когда кушать захотят! — хихикнул Пашка.

— Шутки у тебя!.. Дурацкие!..

— Других не держим!

Нас, действительно, нёс в своих лапах огромный дракон. Точь-в-точь, как его изображают в фильмах. Только голова у него была одна. Больше я не рассмотрел. Может, где и болтались про запас ещё несколько? Он крепко держал машину в своих кряжистых лапах, по форме напоминающих куриные. Оттого в первый момент и пришло сравнение со старым дубом. Если курицу увеличить до размеров небоскрёба, то её лапы, действительно, станут похожими на стволы старых деревьев.

— Дракон-то ладно, — сказал я задумчиво, — но я слышал автоматную очередь! Или мне это показалось?

— Кой чёрт "показалось"! — фыркнул Игорь. — Звук "калаша" ни с чем не спутаешь!

— Что? Дракон по нам из "калаша" фигачил?

— Зачем "дракон"? — ответил Игорь. — Наездник!

— Наездник?! — поразился я. — Ты уверен?

— Да видел, вот как его! — кивнул он на Пашку.

— Ага! — поддакнул тот, всё ещё не выходя из состояния эйфории. — Я тоже видел!

— Какая Пашка смешно? — открыл глаза Помогай.

— С добрым утречком! — повернулся тот. Странное поведение неземного гостя заметил не только я. — Спал, что ли?

— Моя разговаривай.

— Слава Богу! Разговорился насилу! — усмехнулся Пашка. — Мы тут на ушах стоим, а его кимарить растащило!

— Моя на дракон разговаривай.

Пашка выпучил глаза:

— Что?! С драконом разговаривал?! Это как? — Он покрутил возле виска и, чтоб не подумали чего дурного, пояснил: — Мысленно?

Тот кивнул.

— Ну! Эт" другой хабар! — оживился Пашка, поворачиваясь к нему чуть ли не всем корпусом. — Ну и чего он там тебе наплёл? Куда он нас тащит?

— На хозяин.

— Зачем?

— Она не знает. Нет разум.

— Поня-а-атно... — Пашка смерил его долгим взглядом и отвернулся.

Игорь же, наоборот, глянул на нас в зеркало заднего вида довольно заинтересованно:

— Умники! Вы мне скажите одно: мы где?

— Ещё один проснулся! — хрюкнул Пашка. — В параллельном нашему мире! Где ж ещё? Ты что, не с нами ехал?

— С вами. Но "калаш"-то здесь откуда?

— Ну! — пренебрежительно махнул Пашка. — Мало мы дерьма сюда сбросили? Если повар нам не врёт? — повернулся он ко мне с ехидной ухмылкой.

— Не врёт, — вздохнул я и повторил: — Повар вам не врёт...

— Тогда что ж мы-то? — осуждающе уставился на меня Игорь.

— Что?

— Мы ж не вооружены! Всё равно, что голые!

— Мы сюда не воевать пришли...

— Да иди ты! Мать Тереза!.. Если я правильно въезжаю в ситуацию, то все побрякушки из нашего мира перекочевали сюда?

— Ну... Похоже... А что?

— А то, что здесь и шагу без оружия ступить нельзя! Вот что!

— Мы постараемся избежать...

— Сказки дядюшки Римуса! "Избежать"! Как?! Если на тебя придурок с пушкой прёт, как его избежать?!

— Ты чего завёлся?

— Да не завёлся я!.. — сердито отвернулся Игорь. — Просто мучают дурные предчувствия...

— Пусть они тебя не мучают. Всё будет хорошо.

— Твои бы слова, да в уши... — начал он, но договорить не успел.

— Держись!!! — вдруг заорал Пашка и упёрся в приборную панель ногами и руками.

Удар!!! Ещё удар!!! Ещё!!! Ещё!!!

Салон машины с каждым разом прогибался и трещал.

— Нами, что, гвозди забивают?!! — свозь грохот донеслось Пашкино ржание.

— Орехи раскалывают!!! — послышался ответ Игоря.

Двери выгибались наружу и поочерёдно слетали с петель, загремев где-то позади. Нас трясло, как медведь липку, зубы коллективно клацали, но ремни, которыми мы себя предусмотрительно зафиксировали, всё-таки выдержали.

Стоило машине разгерметизироваться, как ветер с радостью набросился на нас и стал рвать одежду.

Нас последний раз подбросило и ударило оземь. В тот же миг лапа дракона разжалась и он, саданув напоследок по машине шипастым хвостом и едва не перевернув её, элегантно удалился за скалистый выступ, с каждым шагом сотрясая каменистую почву.

Ошеломлённые столь "мягкой" посадкой, мы не сразу пришли в себя. А когда очухались, то с "радостью" обнаружили, что машина окружена аборигенами диковатой наружности: длинные, развевающиеся на бешеном ветру волосы, хмурые злые лица, не обещающие ничего хорошего, кое-как состряпанные из потрёпанных шкур туалеты. Но самым интересным открытием оказалось то, что все они были вооружены с головы до пят! И очертания смертоносных механизмов не оставляли никаких сомнений в их предназначении. Направление, куда смотрели эти, с позволения сказать, "механизмы", нам тоже не понравилось: дула автоматов были направлены прямо нам в лица!

Один из аборигенов что-то злобно выкрикнул неожиданно высоким голосом и повёл стволом в сторону.

— Хэндэ хох! — перевёл Пашка и мы, как по команде, задрали руки кверху, дабы не провоцировать местное население на более крутые меры.

Тот же самый представитель "комитета по встрече" нас, любимых, недовольно заорал и, забросив автомат за спину, подошёл вплотную, довольно бесцеремонно схватил Игоря за шиворот и поволок прочь из машины. Тот злобно заворчал, но повиновался. Куда ж деваться?

— Тю! — испустил Пашка удивлённый возглас. — Да это бабы!

Не опуская рук, он широко заулыбался и полез из машины. Мы с Помогаем последовали его примеру. Правда, без улыбок. Теперь и мы разглядели, что "делегация" и впрямь состояла из особей женского пола. Формы верхней части тел, которые они особо и не прятали, лишь небрежно прикрыв их лохматыми шкурами каких-то животных, подтверждали Пашкино открытие.

Игорь, начавший было возмущаться по поводу невежливого с ним обращения, затих: дама, извлёкшая его из машины, потеряла к нему интерес.

Нас тоже небрежно оттеснили от машины и оставили в покое. Не удостоив нас даже презрительного взгляда, женский батальон деловито окружил наш "Джип", поднатужился, и шустро покатил его к пещере, вход в которую виднелся шагах в пятидесяти от нас. Вся делегация быстро скрылась из глаз, помогая себе гортанными выкриками.

На площадке остались одни мы, нещадно терзаемые злобным колючим ветром.

— Вы чего-нибудь поняли? — изумлённо хохотнул Пашка, опуская руки. Мы тоже не стали утруждать себя неудобной позой.

— Я понял одно, — сердито сказал Игорь, отряхивая с коленей следы неуважительного обращения. — Мы теперь совсем безлошадные.

— Недолго мучилась старушка! — "посочувствовал" Пашка и пожал плечами: — Не въезжаю: на кой им этот раздолбанный драндулет?

— Видать, у них это дело тоже хорошо поставлено.

— Какое дело?

— Приём цветных металлов.

Внезапно пошёл сильный снег. В сочетании с беспощадным ветром удовольствие оказалось ниже среднего. Мы, не сговариваясь, потянулись к пещере, куда гостеприимные аборигенши уволокли наш автомобиль, поскольку другого убежища на горизонте не наблюдалось. Площадка с одной стороны обрывалась в пропасть, а с другой была приткнута к отвесной скале, в основании которой и находилась пещера. Это даже и не пещера была, а просто вертикальная трещина в стене, расширявшаяся книзу. Расширялась она настолько, что в самом её основании прошло бы два таких "Джипа", как наш.

Вот туда мы и поспешили.

— Весело-весело встретим Новый год... — меланхолично пропел неугомонный Пашка, когда мы укрылись за россыпью крупных скальных обломков, которыми был полузасыпан вход в пещеру. — Ну? И какие будут предложения? Вино? Шампанское? Женщины?

— Вовчику пора на связь выходить.— угрюмо сказал Игорь. — Пока женщины не вспомнили, что в машине кто-то сидел. Тогда уж никакого шампанского не потребуется.

— А, может, посмотрим, куда нашу тачку поволокли? — неуверенно предложил Пашка. — Заодно и выясним, что к чему?

— Чтоб башку открутили? — огрызнулся Игорь. — Так у меня она не лишняя. Да и вообще... Чё время зря терять? Я не намерен тут надолго задерживаться.

— Товарищ не понимает! — осклабился Пашка, выглядывая из-за своего укрытия. — Я ж имел в виду браслет, а не ноги!

— Всё равно! — отрезал тот. — Надо делом заниматься. Машина уже интереса не представляет: птичка постаралась.

— А вот наши дамы так не считают! — продолжал изгаляться Пашка уже просто так, из спортивного интереса.

— Ну вот пусть "ваши дамы" ею и подавятся!.. Давай, Вовчик, напрягай извилину!

— Моя тоже помогай! — раздалось у меня из-за спины.

— А! — оживился Пашка. — Тебе-то уж сам Бог велел с твоим-то имечком! Да с твоими талантами! Мож, чего и надыбаете? Вдвоём-то?

— Ты только кран закрой, — попросил я и изобразил, как запечатываю рот на "молнию". — Сосредоточиться надо.

— Всё! Молчу-молчу! — попятился Пашка и тут же, споткнувшись о булыжник, с грохотом повалился на спину. — Твою мать! — завопил он, мгновенно забыв о своей клятве. — Женщины живут! Хучь бы раз в году субботник устроили!

— Паш!.. — напомнил я.

— Понял! Понял! — дурашливо перекрестился он. — Ей-бог, молчу!

Я сосредоточился и постарался вызвать в памяти картинку последнего видения. Искорёженный пейзаж, горящий взор, мутнеющее стекло...

Минут пять я добросовестно тужился, но всё было напрасно. С надеждой я взглянул на Помогая. Тот сидел с отрешённым видом и молчал. Видимо, не хотел сдаваться раньше времени.

— Ну чё? — выглянула из своего укрытия кислая Пашкина рожа.

Я пожал плечами:

— Голый Вася...

— Может, он чего? — с тающей надеждой покосился он в сторону застывшего, как изваяние, Помогая.

Я вяло усмехнулся:

— Он вообще здесь ни при чём. Видения меня посещали, а не его...

— Она летит, — открыло изваяние свои глаза.

— Кто?! — одновременно вскричали мы.

— Дракон.

— Хос-с-спыдя! — вновь помахал Пашка возле рта щепотью. — Зачем?!

— Моя позвал.

— Зачем?! — уже хором закричали мы и вскочили на ноги.

Тот со спокойной улыбкой спросил:

— Машина нету? — И тут же сам ответил: — Нету. Она поломатая. А дракон — не поломатая. Будем полетай!

— Да твою же мать!!! — испуганно завопил Пашка, выпучив глаза. — Управлять им кто будет?! Ты, что ли?!!

— Моя постарайся, — приветливо кивнул Помогай.

Игорь сурово взглянул на него, сжав кулаки, но сказать ничего не успел: широкий вход в пещеру заслонила трепыхающаяся тень и скала под нашими ногами содрогнулась.

— Надо понимать — карета подана?! — взвизгнул Пашка неожиданно тонким голосом. Лицо его перекосила странная ухмылка — то ли от восторга, то ли от ужаса. Мы с Игорем выглядели, наверное, ничуть не лучше.

— Наша надо торопись, — деловито распорядился Помогай и, поманив нас за собой, направился к выходу из пещеры.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь... — потрясённо пробормотал я и последовал за ним. Не доверять ему у меня не было повода.

— Мужики! — глядя исподлобья, рыкнул Игорь. — Я от вас фигею!

— Давай, Игорёк, двигай! — подтолкнул его Пашка, хлопнув по плечу. — А то на поезд опоздаем! Сядем на кобылку, вот тогда точно фигеть начнём!

— Да я не о том! — пришлось тому повысить голос, поскольку мы уже вышли из под сводов пещеры, и ветер с новой силой набросился на нас. — Мы что, уже обозначили направление?!

Ответом его никто не удостоил. Мы в этот момент со смешанными чувствами разглядывали средство передвижения, которым нам предстояло воспользоваться.

В двух шагах от нас, переступая с ноги на ногу, нетерпеливо хлестал себя увесистым хвостом по чешуйчатым бокам доисторический ящер. Пара кожистых крыльев, каждое размером с парус фрегата, трепетала на ветру. Зубастая и шипастая голова, в пасти которой свободно уместился бы наш конфискованный автомобиль вместе со всеми нами, с любопытством поглядывала в нашу сторону.

Что сказал ему Помогай, осталось тайной, так как атмосфера не позволяла что-либо расслышать, кроме завываний ветра. Но опасная рептилия подогнула ноги и, распустив по земле свои крылья, со вздохом легла на живот, как домашний послушный пёс. Голова ударилась о землю, громко клацнув зубами.

Помогай повернулся к нам, оцепеневшим от предчувствия, махнул рукой и первым ступил на плоскость крыла. Довольно шустро перебирая всеми четырьмя конечностями, он взбежал на спину дракону и угнездился между пластинами, частоколом идущими от самого загривка и до кончика хвоста. Потом повернулся к нам и нетерпеливо замахал, указывая на такие же пассажирские места позади себя.

— Эх, мама дорогая! — вскричал Пашка и, очертя голову, ринулся вперёд. — Роди меня обратно! — донеслось до наших ушей сквозь вой ветра.

Пашка занял плацкарту без особых проблем и, сияя дурацкой улыбкой, тоже замахал нам руками и ногами.

Дракон скосил глаз в нашу сторону: мол, сколько ещё ждать? Сие многозначительное напоминание подвигло нас к решительным действиям. Не стоило разочаровывать птичку в её лучших ожиданиях.

Посадка прошла без осложнений. Мы с Игорем заняли забронированные места и вцепились в шершавые пластины, растущие прямо из хребта ящера. Ложбина между ними оказалась довольно удобной для задницы, и, если бы не бешеный ветер, со всей своей неукротимой дурью старавшийся вырвать нас из седла, то предстоящая поездка могла бы показаться даже интересной. Слава Богу, хоть снег кончился. И на том спасибо.

— Не замёрзнем?!! — крикнул я своим спутникам.

— Терпимо! — ответил Игорь, обернувшись ко мне.

Пашка тоже что-то проорал и шлёпнул по спине Помогая: трогай, мол!

Наш "поезд" качнулся и вскочил на ноги. Крылья вспорхнули, подняли тучу мелких камней и бестолково захлопали над нашими головами.

— Держитесь!!! — закричал я, защищая голову руками от камнепада. Я-то — ладно, меня худо-бедно, но браслет защищает. Помогая — тоже. А вот Пашке с Игорем каково?

Но они быстро нашли выход из положения, натянув куртки на головы.

Н-да... Подготовились мы к экспедиции — на славу! Скорей-скорей. Думали в машине отсидеться.

Отсиделись...

Дракон присел, оттолкнулся и, отчаянно хлопая своими необъятными кожисто-чешуйчатыми парусами, тяжелыми рывками поднялся в воздух. Мы дружно клацали зубами при каждом толчке. Пашке это совсем не помешало что-то проорать по поводу ходовых качеств нашего летательного аппарата. Видимо, Помогай, сидевший впереди него, впервые услышал подобное словосочетание, поскольку удивлённо повернулся к Пашке, пытаясь осмыслить сказанное им. Это моментально не преминуло сказаться на лётных способностях дракона. Полёт его стал рваным, как у бабочки-капустницы. По одному этому я понял, что Помогаю нельзя отвлекаться: он держит дракона в телепатической узде.

— Пашка!!! — рявкнул я и, когда он обернулся, сделал ему страшные глаза, показывая, как "молнией" запечатываю рот.

Он приложил ладонь к виску, изображая послушание, и опять выкрикнул что-то нецензурное, едва не сверзившись со своего седла.

Да, ремни безопасности нам, конечно бы, совсем не помешали...

Экзотический полёт продолжался. Я уже более-менее притерпелся к ритмическим рывкам, сотрясавшим слоноподобную тушу нашего "самолёта" и к мельтешению крыльев перед мордой лица. Выбор транспортных средств у нас был невелик. А тут вдруг такая халява: задарма покататься на сказочном драконе. То, что в нашем мире такие твари не водятся, я знал наверняка. А если они водятся здесь, то сам собою напрашивается вывод: этот мир несколько отличается от нашего. И ещё: похоже, что, если не считать драконов, другие твари не пережили нашу бомбардировку. Во всяком случае, они до сих пор нами не наблюдались. Может, чего по мелочи и водится там, внизу, но в небе — ни птиц, ни других летающих созданий, что могли бы сгодиться драконам в пищу. Не духом же святым они питаются, в конце концов?..

Неожиданная и неприятная мысль вдруг обожгла меня: радиация! Если со времени нашей, так сказать, Третьей мировой не прошло ещё и полгода, то здесь должен быть смертельный уровень! Меня и Помогая защищают браслеты, а два других моих спутника?! Ведь Пашка с Игорем сейчас ежесекундно поглощают убийственную дозу облучения!!!

От огорчения я чуть не свалился с насеста. Вот это я маху дал! Вот это мы подготовились к операции спасения! Дилетанты!

— А ну-ка быстренько скажи мне, — обратился я к Сезаму, — каков здесь уровень радиационного фона?

"Защита функционирует нормально", — самодовольно заверил он.

— Балбес! Я не о себе волнуюсь! Как отразится на моих спутниках отсутствие защиты?

"Балбес" помолчал секунды две-три, то ли проглатывая нанесённое оскорбление, то ли принюхиваясь к тому самому фону и, как бы нехотя, доложил:

"Уровень радиации соответствует земной норме".

— Не понял! — изумился я, ещё не зная то ли радоваться, то ли печалиться. — Ведь ядерные взрывы буквально изрешетили несчастную планету! И это было совсем недавно! Куда подевалась радиация?!

"Физические константы данного континуума существенно отличаются от констант континуума изготовления".

— И... что? — опешил я от подобной зауми.

"Период полураспада плутония в данном континууме составляет двадцать пять земных суток".

— Ты с кем там базаришь?! — прокричал Игорь, удивлённо поворачиваясь ко мне.

— С браслетом! — ответил я в той же манере, выглядывая из-за пластины, за которую крепко держался. — Интересуюсь, не угрожает ли вам с Пашкой местная радиация?

— Как вовремя! — хохотнул тот. — Ты бы ещё об этом на наших поминках вспомнил!

Я густо покраснел. Он прав, тут уж ничего не попишешь.

— И что он там тебе ответил? — с едкой ухмылкой опять поинтересовался Игорь.

— Радиации нет! — ответил я с облегчением. — Здесь она, почему-то, выветривается намного быстрее, чем у нас!

Игорь крутанул головой, что можно было расценить, как знак одобрения, и прокричал:

— Ну, ещё бы! Ураган здесь, видимо, — дело привычное! Вот и выдувает всё к чёртовой матери!

— Ветер здесь ни при чём! — крикнул я. — Радиации от него ни холодно, ни жарко! Тем более, что ураганы тоже — наша работа! Следствие ядерной бомбардировки!

Игорь одарил меня насмешливым взглядом и отвернулся.

— Чего ржёшь-то?!

— Не много ли ты на себя берёшь?!

— Ты это о чём?!

— Об ураганах!

— Я серьёзно! Мы своим вмешательством нарушили природное равновесие!

— Да ладно! — мотнул он головой, не рискуя жестикулировать. — Ты мне лучше скажи, куда мы летим?!

Я пожал плечами:

— Доверься Помогаю!

Он опять насмешливо покосился через плечо:

— С какой радости?!

— Мне интуиция подсказывает! Он знает, что делает!

— Ха-ха два раза! — фыркнул Игорь и отвернулся.

А ведь и вправду, куда мы направляемся? Интуиция интуицией, но знать бы наверняка тоже не помешало. Вон он сидит, такой торжественный, прямой, будто кол проглотил. И как будто совершенно точно знает, куда пролегает траектория нашего полёта. Он так быстро угнездил нас на хребет этой летающей скотины, что для расспросов нам и времени не оставил. "Будем полетай!" — вот и всё, что мы от него добились.

Но, с другой стороны, если я немедленно займусь расспросами, мы рискуем преждевременно завершить полёт. При том — в катастрофическом варианте. Я уж лучше подожду. Не будем же мы вечно среди облаков трепыхаться?

А дракон уверенно пёр вперёд. Прямо по курсу вырастал горный хребет, а за ним синели ещё несколько. Кабы дело было на нашей Земле, я бы сказал, что это Кавказ. Но не слишком ли быстро мы до него дошкандыляли? Скорость у нашего "самолёта" не сказал бы, что очень уж крейсерская. Не мог он так быстро до Кавказа добраться. Тогда что это за массив?

Угадать подробности рельефа не педставлялось никакой возможности: планету исковеркали мы — от души. Сплошь — воронки, трещины, разломы, гигантские кратеры... И всё — искусственного происхождения. А авторы — вот они! Сидят, любуются сверху на дело рук своих. Да чего там прятаться за спины других? "Авторы"... "Автор"! Я один во всём и виноват. Не было б у меня браслета, много бы чего не состоялось...

Пустили козла в огород...

И тут на меня накатило! Я едва удержался на хребте ящера. Видение в этот раз было такой силы и выразительности, что полностью подавило мою волю.

Летний солнечный день. Берег моря. Пляж, усеянный обнажёнными телами. В прибрежных волнах плещутся счастливые аборигены обоих полов. На берегу, среди взрослых, в песочке копаются дети.

И вруг — ярчайшая вспышка!

Вся идиллия мгновенно превращается в ад!

Обугленные тела... Кипящая вода... Плавающие в ней трупы...

И — стремительно и неумолимо вырастающая из моря стена воды с гору величиной! Она накатывает на берег, подминая всё под себя, но схлынуть не успевает, испаряемая серией следующих не менее ослепительных вспышек! Ужасающий рёв, грохот, вой!

И на фоне вселенского катаклизма — лицо! Горящие ненавистью глаза, искривлённый судорогой рот, из которого опять вылетают всего три тяжёлых слова. Но — каких! Я узнал их! Я понял! Сейчас я понял их страшный смысл!

— ЭТО!!! СДЕЛАЛ!!! ТЫ!!!

— Постой!!! — закричал я, судорожно цепляясь за ороговевшую пластину дракона. — Скажи мне, кто ты?!!

Но видение бесследно растаяло и исчезло...

Несмотря на собачий холод и пронизывающий ветер, я обливался потом. Глаза невидяще смотрели в пустоту, руки тряслись.

— Сподобился?! — услышал я чей-то крик сквозь завывания ветра.

Я поднял глаза и всретился с внимательным прищуром Игоревых глаз.

— На тебе лица нет! — прокричал он мне через плечо. — Что там у нас новенького?!

Не в силах говорить, я лишь махнул рукой и показал вниз: мол, потом, когда сядем.

Тут я заметил, что в мою сторону с интересом смотрит ещё одна пара глаз. Помогай, преступным образом манкируя своим основным занятием, пялился на меня. Когда я это обнаружил, в мозгу прозвучало:

"Твоя всё видел?"

А ещё говорил, что закон ему запрещает! Я кивнул и телеграфировал:

"Смотри за драконом!"

На что услышал в ответ:

"Она сама знает дорога. Моя показал. Моя тоже видел твой картина помирай. Женчина видел. Теперя знай дорога".

Обсуждать сил не было. Я только вяло улыбнулся и опять кивнул.

"Бери сила. Уже дорога кончай" — передал мне Помогай и отвернулся.

Короче говоря из его непутёвого монолога я сделал вывод, что он запеленговал местоположение "передающей станции". Интуиция меня не подвела.

Снег срывался ещё несколько раз. Мои спутники крепились, но я же не слепой, видел, что они сильно замёрзли и держатся из последних сил. Спина доисторического ящера мало походила на комфортабельный салон автомобиля. Больше всего меня мучило сознание того, что помочь им хоть чем-то я был не в состоянии. Все волшебные возможности браслета в этом мире не работали. Не все, конечно, сохранение меня, любимого, было на высоте: я почти не чувствовал атмосферных влияний. Ну, если не говорить о том, что дурацкий нескончаемый ветер ежесекундно старался смахнуть меня с моего насеста. И, чтобы этого не случилось, приходилось цепляться за дракона, что было сил. Ну, так ведь это мне, тщательно оберегаемому! А каково им, ничем не защищённым?

Вообще, надо признать, что с моей стороны было непростительной глупостью — взять с собой Пашку с Игорем. Хватило бы и Помогая. Он тоже в такой же броне, как и я. Душевный порыв моих друзей, конечно, понятен, но надо ведь и головой иногда работать! Если бы мы были сейчас в нашем мире, я бы давно всех и одел, и обогрел, и накормил. А здесь только и остаётся, что отдать себя на съедение собственной совести.

Внезапно стало темнеть. И довольно быстро. Сквозь низко летящие рваные тучи солнца мы не видели ни разу за всё время нашего экзотического перелёта. Его присутствие в этом мире ощущалось только по рассеянному свету. Поэтому вечер застал нас буквально врасплох.

Что делать? Лететь дальше? Вообще задубеем, на фиг.

Садиться? Куда? Сколько хватает глаз, кругом та же безрадостная картина — выжженная адским пламенем остекленевшая и растрескавшаяся пустыня. Ни кустика, ни деревца. Если совершить посадку, то даже костра нечем разжечь. Да и вряд ли сумасойтительный ветер даст нам его развести, даже если и будет, чем. Если только в какой-нибудь пещере или расщелине? Вон их сколько... Ну, и что это даст? Дров-то всё равно нет.

Вот вляпались, так вляпались! Волшебник, твою мать! Привык на халяву. Щёлк пальцами — и всё тебе на блюдечке с голубой каёмочкой. Так всякий дурак сумеет. А вот попробуй в таких условиях! А? Слабо?

Ладно, самобичевание — это, конечно, дело полезное, но — на досуге. А сейчас надо срочно что-то предпринимать.

"Помогай! — протелеграфировал я. — Сажай скотину!"

Он удивлённо глянул на меня, но ничего не сказал и направил дракона в сгущающиеся сумерки. "Скотина" слушалась его беспрекословно.

"И, всё-таки, удивительно, — подумалось мне мимоходом, — чем такая крупная животина питается? Ведь кругом одни только камни. Не их же с голодухи грызёт? Много бы она тогда полетала!"

Так и не разрешив эту загадку, я сосредоточился на том, чтобы не достичь земли раньше "животины". Трясло — немилосердно!

Наконец, наш "самолёт", мягко выражаясь, коснулся своими лапищами каменистой площадки, которую в потёмках непонятно как высмотрел Помогай, пробежал несколько шагов по инерции и, шумно отдуваясь и волоча по земле крылья, остановился и, гремя костями, рухнул на пузо.

Едва живые, мои мужики стали сползать на землю по плоскости услужливо растянутого крыла. Я, как мог, поддерживал их, чтоб удержались на ногах.

— Да ладно, Вовчик, ладно! — бормотал Игорь, крупно стуча зубами. — Не суетись...

— Что за станция такая? — с кислой миной поинтересовался Пашка, разминая затёкшие ноги и крупно вздрагивая.

Поразительно, но в этой каменной яме ветра не было! Место, куда мы опустились, со всех сторон было окружено вздыбленными скалами, потому ветер сюда не заглядывал, а шумел и завывал где-то далеко наверху, в рваных краях "посудины", на дне которой мы обосновались.

— Курорт, — попытался я отшутиться, но Пашка не настроен был хохмить. Он хмуро озирался и стучал зубами.

— Видали мы такие курорты... — пробурчал злой Игорь. — Что дальше-то? Костёр хотя бы запалить...

— Из чего? — фыркнул Пашка. — Здесь же ни фига не растёт...

Из темноты, со стороны головы дракона, нарисовался Помогай. Видимо, давал ему последние ЦУ.

— Моя хотел покажи, — подошёл он ко мне.

— Ну-ну! — глянул на него исподлобья Игорь. — Валяй!

Помогай включил экран своего браслета. На нём высветилась Земля, видимая из космоса, с расстояния в несколько тысяч километров.

— Ну и что? — скривился Пашка. — Видели мы это уже...

— Моя предлагай ожидай ночь на день.

— Ни фига не понял, — недовольно буркнул Игорь.

— Зато я понял, — улыбнулся я. — Молодец, Помогай! Он предлагает переждать ночь на дневной стороне, чтоб потом, когда здесь настанет день, вернуться и продолжить поиски.

— Охота была жопу мочить! — зевнул Пашка. — Туда, потом опять сюда... Лучше здесь переждать. По-моему, это единственное место на планете, где ветра нет. — При этом он зябко передёрнул плечами и вздрогнул. — Откроем окошко где-нибудь, где дрова имеются, покидаем сюда, подстрелим какую-нибудь живность, поджарим и спать завалимся.

И он опять сладко зевнул.

— "Подстрелим"! — хмыкнул Игорь и сплюнул. — Было б чем!

— О чём вы говорите?! — поразился я. — Ведь только шаг ступнуть и вы уже там!

— А на кой мы тогда вообще сюда летели?! — взбрыкнул Игорь. — Мне это кто-нибудь объяснит?! Я, по-моему, уже в третий раз об этом спрашиваю, но ответа пока не получил ни разу!

— Отвечу, — вздохнул я. — Дело в том, что он, — я ткнул пальцем в бок Помогаю, — засёк местоположение той "мадамы", как обозвал её Пашка. Мы не долетели несколько километров.

— Ну, и что нам это даёт?

— Как "что"? Ведь Санька-то с женой у неё!

— Ну и что? — упорствовал тот. — Ну, прилетели мы к ней. А она упрётся рогом: "Не дам!" Да ещё и нас с Пашкой в ту же каталажку приплюсует. И ничего ты с ней не сможешь поделать. Машинка-то твоя здесь не фурычит! Что дальше-то?! Будешь лбом в стену биться?

— Ктати, я тоже не догоняю, — с нехорошей ухмылкой проговорил Пашка. — Чё мы вообще на энтой земноводной тряслись? Ведь можно ж было вот так, браслетиком, высветить место пребывания Саньки, умыкнуть его и — ходу отседа! В чём дело, Вовчик?

— Во-первых, — стал я загибать пальцы, — местоположение штаб-квартиры "мадамы" стало известно только что. А во-вторых, то, что ты предлагаешь, не решает проблемы.

— Эт' ещё пщему?

— Да потому. Если она однажды умыкнула Саньку, то кто ей помешает сделать это и в другой, и в третий раз? А то и вовсе — расширить коллекцию. Игорь прав.

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Переговоры. Надо выяснить, какого рожна ей от нас надо.

Пока мы препирались, Помогай сосредоточенно работал с экраном. Краем глаза я наблюдал, как он приблизился к поверхности планеты с дневной стороны, отыскал просвет в облачном покрове поближе к экваториальной области и занырнул туда. Удивительно, но здесь ещё была жива растительность! Или она заново начала осваиваться в обезображенном мире? Во всяком случае, с высоты в пять десятков метров этот уголок выглядел довольно привлекательно.

— Снижайся, — тронул я за локоть Помогая. — Здесь и заночуем.

Игорь с Пашкой оглянулись.

— Бог ты мой! — расцвела на лице Пашки придурашливая улыбка. — Это где ж такие тундры-лианы произрастают?

— Какая нам разница? — отмахнулся я и сказал Помогаю: — Открывай!

Мы вывалились в густую траву под сень развесистых деревьев и лиан. В воздухе стоял парной дух, наполненный стрёкотом цикад и птичьих голосов.

— И на фига было на ентой насекомой трястись?.. — пробурчал Пашка, падая в траву, не выбирая места, и моментально отрубился.

Игорь тоже приткнулся у него под боком. Они настолько утомились, что о еде даже и не заикнулись.

Я переглянулся с Помогаем:

— Надо бы их поддержать. Накормить, обогреть...

— Твоя не надо волновайся. Твоя надо думай Санька спасай. Пашка, Игорь моя корми делай.

— Интересно, где ж ты еду-то возьмёшь?

— О! — поднял он кверху палец, призывая ко вниманию. — Птичка слушай? Она — много! Моя пойти охота делай...

И он резво шмыгнул в кусты.

— Голыми-то руками? — запоздало удивился я, но ответом прозвучал только богатырский храп моих убитых перелётом друзей.

Ладно, занимайся. А я пока телемост попробую наладить.

— Сезам, надеюсь последнее видение не прошло мимо твоего внимания? Ты засёк источник излучения?

"Да", — ответил тот довольно уверенно.

— И можешь показать место, откуда оно шло?

"Да".

— Ну, так показывай!

14. ''Я тебя съем!''

Картинка, которую выдал браслет на фоне тропического леса, выглядела довольно угрюмо.

Пещера. Под низким сводом горит костёр. Вокруг него, на некотором отдалении раскиданы лохматые шкуры каких-то животных. В тёмном углу — возвышение из крупных валунов. Оно образует своеобразный постамент.

У основания постамента — какая-то согбенная фигура сосредоточенно ковыряется в ворохе шкур. То ли зашивает их, то ли ищет насекомых. Больше в пещере никого нет.

"Неужто это и есть она?" — удивился я и подвинул экран вплотную к обитателю пещеры, чтоб хорошенько его (или её?) рассмотреть. Освещение в пещере было совсем никудышним, но мне удалось разглядеть, что это, всё-таки, не "она", а "он". При том, довольно безобразной наружности: лицо портил крупный шрам от виска к щеке. Создавалось впечатление, что в этом месте кожа собрана в одну большую складку и закреплена прищепкой. Конечно, прищепки никакой не было, но украшение физиономии аборигена смотрелось ужасно.

Сильно сгорбившись, мужчина зашивал шкуру иглой из рыбьей кости. Сквозь треск костра доносилось его невнятное бормотание, в такт которому он слегка покачивался взад-вперёд.

Я сместил прямоугольник экрана в сторону постамента, приподнял его повыше, чтобы разглядеть, что находится на нём там, под потолком пещеры, на расстеленных шкурах. И вздрогнул: из-под шкур рывком поднялась всклокоченная голова и прямо в меня упёрся тот самый безумный взгляд!

Это была она! И она почувствовала моё присутствие! А ведь перехода я не открывал! И, значит, ни видеть, ни слышать меня она не могла! Но она ощутила на себе поток внимания!

Я даже зауважал таланты своей противницы.

Мало того! Она резко выбросила руку в моём направлении и что-то каркнула.

"Ты уже здесь!" — услужливо перевёл браслет. Фраза сама сложилась в моей голове практически в унисон с нежным голоском аборигенши.

Краем глаза я заметил, как дёрнулся мужчина у основания постамента и бухнулся лицом в шкуры, что-то промычав ей в ответ.

"Я давно здесь, хозяйка!" — услышал я перевод.

Но "хозяйка" и ухом не повела в его сторону. Она неотрывно смотрела мне в глаза и от этого взгляда мне становилось, мягко говоря, не по себе. Он проникал далеко под черепушку.

Я рискнул ответить. Ведь, собственно, для того и затевалась вся наша экспедиция. Надо начинать диалог. Смущало только отсутствие непосредственного контакта. Но, видимо, смущало только меня. Она прекрасно обходилась природными способностями.

Я сразу взял быка за рога:

— Чего ты хочешь от меня?

Она дико захохотала и вскочила на ноги. Одежда была ей велика и основательно скрывала фигуру. Всклокоченные волосы и искажённое злобой лицо не позволяли определить её возраст хотя бы приблизительно. Но, судя по резким, отрывистым движениям, старухой она ещё не была.

— Чего я хочу?!! — перевёл мне браслет её безумный крик. — Я хочу твою силу!!!

— Разве у тебя своей мало? — попытался я урезонить её непомерные амбиции.

— Мало?!! — захлебнулась она от дикой злобы и затопала ногами. — Да у меня её просто нет!!!

Однако, тяжко мне с нею придётся: не в меру экзальтированная особа.

— Неправда! Ты доказала обратное, — стал я её нахваливать, чтоб хоть как-то загасить непомерную злобу. — Ведь именно твоя сила перенесла тебя в наш мир. И не ты ли насылала на меня такие яркие видения? Такое недоступно простому смертному!

Она самодовольно заржала и, легко перекинув себя через бруствер из валунов, укрытых шкурами, буквально скатилась к костру посреди пещеры.

— Да! — каркнула она. — Это сделала я! Но моя сила — ничто перед твоей! — И она вновь потребовала: — Мне нужна твоя сила!

— Да зачем? — удивился я.

— Чтобы править миром! — Она что-то бросила в костёр и пламя взметнулось под потолок.

Пещера осветилась ярче. Из тёмных углов показались злые рожи каменных истуканов.

"Господи, — вздохнул я устало, — угораздило же меня опять сцепиться с амбициозной нечистью! В который уже раз! То Бей хотел быть ничуть не меньше, чем Повелителем Галактики, теперь эта свалилась на мою голову!"

— Ты хочешь его окончательно разрушить? — мрачно усмехнулся я, наблюдая за её манёврами.

— Это ты его разрушил!!! — заверещала она, обегая вокруг костра. — Ты был плохим богом!!!

Я онемел: вот только богом меня ещё никто не называл! Ну что ж, когда-то надо и начинать... Хотя, не стоит обольщаться: ещё неизвестно, какой смысл она вкладывает в это понятие.

— Почему же был? — удивился я. — Вот он я! Живой пока.

— "Пока"! — взбрыкнула она. — Скоро ты умрёшь! И богом буду я!

— Это с какой же радости?

— Потому что я тебя съем! А сила перейдёт ко мне!

Обалдеть! Такие откровения!

— А если я не захочу? — неосторожно спросил я, понимая, что не стоило бы дёргать тигра за усы.

— Захочешь! — уверенно заявила она. — Потому что в жертву я принесу тех, за кем ты пришёл!

Она вновь кинула в огонь костра какой-то порошок, пламя опять выросло до потолка, но не растеклось по нему, как в прошлый раз, а собралось в плазменный шар, внутри которого я увидел обнявшихся Саньку и заплаканную Ольгу.

Кровь бросилась мне в голову:

"Сезам! — едва не закричал я. — Срочно определи их местонахождение!"

— Даже и не думай! — заржала она, гордо подбочениваясь. — Я спрятала их надёжно!

"Ну?! — подтолкнул я "уснувшего" Сезама, не обращая внимания на её кривляния. — Чего молчишь-то?!"

"Данное изображение и объект "Санька" не идентифицируются" — равнодушно заявил тот.

— Чего ты мелешь?!! — возмутился я. — Это были точно они!!!

Колдунья злорадно захохотала и принялась прыгать вокруг костра, выкрикивая, как заклинание:

— Сила будет моя! Сила — моя! Моя!

А браслет настаивал:

"Изображение не идентифицируется, как объект "Санька". Это виртуальный срез".

— Фотография, что ли? — разозлился я.

После секундного замешательства тот согласился с такой формулировкой. Правда, со скрипом.

— Ну так определи, когда и где она изготовлена, чёрт тебя подери! Потом отследим!

Но и тут оказалось, что "низзя":

"Физические константы данного континуума не позволяют производить сканирование".

— Да чтоб тебя!.. — в сердцах выкрикнул я и, погасив экран, уселся на траву, чрезвычайно раздосадованный.

— Ты чего тут разоряешься? — сонным голосом промямлил Пашка, открывая то один то другой глаз и щурясь от солнечного света.

Я поначалу лишь отмахнулся, не желая разговаривать, но он по чуть-чуть вытянул из меня минимум информации, необходимый для оценки, как он выразился, "ситуёвины". Больше всего ему понравилось известие, что мною хотят позавтракать. Или пообедать. Это кому как больше "ндравится".

— Дамочка экспрессивная, одна штука, — громко, с подвыванием, зевнул он и вскочил на ноги, подозрительно принюхиваясь. — А чем это у нас так вкусно пахнет? Неужто мсяо?

Теперь и я учуял запах жареного. Из-за ближайших кустов поднималась струйка сизого дыма. Оттуда и доносился дразнящий запах.

— Это, наверное, Помогай, — высказал я догадку. — Он ведь на охоту уходил.

— Ишь ты! — одобрительно хмыкнул Пашка. — Охотничек! — И потормошил Игоря: — Вставай! Хорош дрыхнуть! Завтрак из копчёной лягушатины проспишь!

Но тот что-то недовольно проворчал и, почесав волосатую грудь, отвернулся на другой бок.

— Спасатель, язви его в душу! — подбоченился Пашка, насмешливо оглядывая расслабленную фигуру Игоря. — Режьте меня на куски, ешьте меня с маслом!.. Ладно! Щас посмотрим, что там наш зелёный друг наварнакал...

И он решительно ломанулся через кустарник, спугнув целую тучу насекомых.

Я остался рядом с Игорем: не бросать же спящего! Ещё неизвестно, какие сюрпризы ожидают нас в этом тропическом раю.

Через минуту над кустарником появилась плутовская физиономия Пашки. Он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию. В другой руке он держал веточку с нанизанными на неё кусочками дымящегося мяса. Подкравшись к Игорю, он поднёс к его носу угощение и застыл, дожидаясь реакции.

Ждать пришлось недолго. Ноздри Игоря задёргались и он открыл глаза:

— Ну и на фига дразнить?

Пашка заржал:

— Да кто тебя дразнит?! На, жуй! Наш зелёный Помогайло расстарался!

Игорь принял вертикальное положение и взял из его рук угощение.

— А где же он сам?

— Там! — Пашка махнул назад. — Такого жирного индюка завалил — во! — растопырил он руки, чем вызвал недоверчивую гримасу на лице Игоря. — Чё скривился-то? Пойдём! Сам убедишься! Я уже утонул в слюнях!

И, не дожидаясь, пока Игорь соблаговолит оторвать от земли свою задницу, он с треском вломился в кустарник. Мы последовали за ним.

Помогай и впрямь "завалил индюка". Над уже погашенным костром на импровизированном вертеле томилась, истекая соком, тушка крупной птицы. Я был удивлён, откуда Помогай, во-первых, взял спички, а, во-вторых, чем он "завалил" индюка? Не голыми же руками? На все расспросы он добродушно улыбался и повторял:

— Мой самка надо кушать. Яйцо тоже кушать надо.

— Понятное дело! — довольно урчал Пашка, облизывая жирные пальцы и довольно похохатывая. — Яйца всегда подкармливать надо, чтоб в должной форме были!

У Игоря от такого завтрака тоже поднялось настроение. Исчез недобрый блеск в глазах. Откинувшись на спину и ковыряя соломинкой в зубах, он равнодушно поинтересовался:

— Ну? И что у нас плохого?

Пашка в своей обычной манере пересказал ему то, что сумел выудить из меня. Приврал, конечно, как всегда, но зато сытный завтрак придал живости его рассказу. Игорь сверял степень правдивости его трёпа по моей хмурой физиономии. Наконец, глядя в небо, он рассудительно заметил:

— Эта тётя много хочет. Надо бы поубавить её аппетиты.

— Козе понятно! — сказал Пашка вытирая руки об траву. — А как? Мы же повязаны по рукам и ногам! Чуть что не так и — полный кирдык! Или Саньку — на вертел, или — его! — Он чувствительно ткнул меня локтем в бок и, запоздало вспомнив, чем это может обернуться, опасливо отодвинулся. Но браслет не счёл его действия угрозой.

Игорь заметил его оплошность и хохотнул:

— Ну! Чтоб Вовчика на вертел усадить — это ещё надо сильно расстараться!

Пашка не ответил и мы немного помолчали, думая каждый о своём. Наконец, Игорь задумчиво промямлил:

— Я так понял, что именно эта тётя здесь погоду делает? Паханом подрабатывает?

— Ну...

— А у любого пахана обязательно есть недовольные. Оппозиция, то есть.

— Ну...

— Чё "ну"? Стравить их надо — и все дела!

— Не понял! На фига нам их разборки? Своих проблем не хватает?

— Тормозишь, Паша! Это не их разборки. Это уже наши разборки. Когда они сцепятся, мы аккуратно поможем противной стороне.

— Ну и где мы её возьмём, эту самую "противную сторону"? — кисло отозвался Пашка.

— А это уже дело техники! — выразительно посмотрел Игорь на меня. — Поёрзаем браслетиком по шарику неподалёку от владений амбициозной дамочки, глядишь, кого и откопаем.

— Пф-пф-пф-ф! — надул щёки Пашка, совсем не воспламеняясь Игоревой идеей. — Это может надолго затянуться... Ну, а ты чего молчишь, да медальками бренчишь? — накинулся он на меня. — Толкай мыслю!

— В том-то и дело... — пожал я плечами.

— Ну дык тогда поехали! Чё сидеть-то, сопли пережёвывать?

— Там же ещё ночь...

— Так это ж самое то! — просиял Пашка, вновь обретая своё обычное шутовское обличье. — Ты прикинь: все чёрные дела по ночам и замышляются! Значит, мы со своими намерениями как раз ко двору придёмся! Да и ночью-то оно сподручнее разглядеть, в какие щели они там позабились.

— С чего ты взял?

— Чёт-ты совсем расклеился от своих комплексов! Простых вещей уже не просекаешь. Плюнь и разотри! Не в чем тебе себя винить! Ты — не знал! А слон — не догадывался... "С чего взял"... Костры жгут по ночам, чтоб хари друг друга разглядеть получше! Да на сквозняке не задубеть. Ночью-то их далеко видать!

— А...

— Вот тебе и "а..." Заводи! Поехали!

Как точку отсчёта я вновь высветил пещеру колдуньи. Там было пусто. Во всяком случае, так казалось. Я не стал проверять правильность этого впечатления и поспешил найти выход на поверхность, пока хозяйка заведения опять не запеленговала моё внимание к своему загону.

Во время блужданий по каменным подземельям нетерпеливый Пашка несколько раз шипел на меня, чтобы я не выпендривался и просто пронзил толщу скальной породы. Но я ему не уступал и, в конце концов, мне удалось в потёмках отыскать тот крысиный ход, что вывел нас на свежий воздух. Авось траектория полёта пригодится потом. Чем, как говорится, чёрт не шутит.

Наверху ещё стояла ночь. Я поднялся метров на пятьдесят, чтобы осмотреться. В кромешной тьме относительно высоты я мог и ошибиться, но точности от меня никто и не требовал.

— Как у негра... — сощурился Пашка. — Не видно ни фига... Ты бы сделал экран колпаком над нами. А то тут солнце, а там — "тьма колючая".

Я сделал круговой обзор и мы, теперь и сами очутившись в темноте, дали глазам время привыкнуть к новому освещению. Вернее, к его отсутствию.

— Что в лоб, что по лбу... — буркнул Игорь. — Один хрен...

— Вон там... — послышался неуверенный голос Пашки. — Вон, смотри, что-то блестит.

— Да я и тебя-то не вижу, — сказал я, усиленно вглядываясь во тьму. — Куда показываешь?

— Ну вон, между этими скалами... Что на головы коней смахивают... Ну?

На фоне чёрного неба, действительно, еле-еле выделялись ещё более тёмные скальные массивы. Но вот чтоб какая-нибудь из них на лошадь смахивала?.. И вдруг я и впрямь заметил какое-то белесое пятно у самой, как мне показалось, подошвы горы.

— Вроде вижу... — неуверенно сказал я и двинул "пятачок", на котором мы теперь находились, по направлению к единственной детали, выделявшейся на фоне инфернального пейзажа.

Когда мы подлетели ближе, стало ясно, что светился вход в пещеру. Другую пещеру, не ту, из которой мы начали свой путь во тьме. Эта находилась от той на расстоянии где-то километра два, а то и три по сильно пересечённой местности. О её свойствах можно было только догадываться по вздыбленным скальным силуэтам, едва различимым с новой точки наблюдения на фоне сумрачного неба.

Я придвинул "пятачок" поближе ко входу и только теперь разглядел, что это была вовсе и не пещера, а довольно большой и глубокий грот, силами природы выдолбленный в вертикальной скале. Низкий козырёк нависал над площадкой, где свободно могла разместиться современная четырёх-пятикомнатная квартира со всеми её прибамбасами. Скальные образования по бокам тоже хорошо защищали убежище от всевозможного рода атмосферных неприятностей. И только от ветра не спасало это сооружение. Он по хозяйски заглядывал внутрь, взмётывал и уносил наружу искры костра, горевшего посреди площадки. Полукругом возле костра сидело и стояло человек двадцать обоих полов, одетых в экзотические лохмотья и жавшихся поближе к огню. Они молча и хмуро смотрели в рот оратору, отчаянно жестикулировавшему по другую сторону костра.

Я проник под свод убежища и развернул экран так, чтобы видеть лицо говорившего. И рассмеялся. Теперь понятно, почему её логово оказалось пустым.

— Чего ржёшь?

— А ты что, не узнаёшь?

— Та самая, что ли? — неуверенно предположил Пашка, всматриваясь в искажённые ораторским вдохновением черты лица.

— А то!

— Чё у них тут? Партсобрание?

— Ну! Уговаривает на членские взносы раскошеливаться.

— Смотри, — вмешался Помогай, видя, как "мадама"заглохла на полуслове — Она опять твоя чует.

— Вот это нюх! — гыгыкнул Пашка. — И браслетов никаких не надо!

— Ощущает поток внимания, — невольно перешёл я на шёпот.

— А чем твоё внимание отличается от тех, что возле костра?

— Не знаю. Сам удивился, когда она унюхала меня тогда, в первый раз, когда вы ещё дрыхли.

— Ну! Если она тебя с того света достала... Чего уж ей стоит у себя дома тебя расшифровать?

— "С того света"! Скажешь тоже!

— Ну, ты меня понял...

Декорация вдруг стремительно переменилась. Колдунья что-то коротко выкрикнула и бросилась вон из грота, в темноту.

"Он здесь!" — перевёл браслет.

Члены "партсобрания" тоже кинулись врассыпную. Но не все. Двое остались. Жалкие и дрожащие, они испуганно озирались по сторонам, ожидая появления "плохого бога". Но никого не видели. Видимо, это были хозяева "квартиры". Бежать им было просто некуда.

— Ну и чё? — уставился на меня Пашка, сверкая белками глаз в отсветах костра. — Идём на контакт?

— А стоит ли? — засомневался я. — Ты посмотри на них: ну какая, на фиг, это оппозиция? Тварь дрожащая!

— Ой, не скажи! — прищурился Пашка, оценивающе разглядывая кандидатов в Иуды. — Именно тварь дрожащая и бывает зачастую самым заклятым врагом. В глазки тебе заглядывает, улыбается, а за спиной нож точит. И только ты расслабился — хрясь! — а ножичек уже торчит у тебя промеж лопаток!

— Какой у тебя опыт сурьёзный, однако! — подковырнул его Игорь, недобро усмехаясь. — Эт" когда ж ты сподобился?

— Кабы сподобился, с вами бы тут лясы не точил! — отмахнулся Пашка. — Я же образно! Такие вещи понимать надо!.. Ну чё? — опять повернулся он ко мне. — Идём? А то и эти разбегутся. Уже, вон, лыжи навострили!

Я пожал плечами:

— Идти, так мне. Ты-то чего высовываешься?

— Дак интересно жа! Интриги, заговоры...

— А про ножик между лопаток уже забыл?

— Тут, скорей, "Калашом" попахивает, — сказал Игорь, тыча пальцем в ту сторону, куда удалился весь контингент. — О, глянь!

"Партийное собрание" в полном составе нерешительно показалось в круге света, отчаянно вертя головами во все стороны. И при полном боевом снаряжении: руки сжимают автоматы, на поясах — ножи и гранаты.

— Быстро же они усвоили наши "достижения"! — крякнул с досады Пашка. — Нашим салом — и нам же по мурсалам!

— А ты говоришь: "Интересно!" Сиди уже. Сам попробую перебазарить с этими боевиками.

— Охота тебе под пули-то лезть? — вяло попытался отговорить меня Игорь.

— Да что мне сделается? — хмыкнул я и кивнул Помогаю: — Перехвати эстафету! Чтобы связи не терять.

Как ни странно, тот понял правильно и сразу высветил на своём экране такую же картинку, как и на моём. Это для того, чтобы я мог закрыть за собой переход. Для безопасности спутников. Но тогда бы связь между нами прервалась, поскольку вместе со мной ушло бы и окно. А теперь они свободно могли наблюдать на Помогаевом экране, как будут развиваться события дальше.

15. Оппозиция

Я шагнул за порог в самом тёмном углу площадки, чтоб с первого же раза не спугнуть аборигенов своим появлением ниоткуда. В нос ударило запахом пота и горелой шерсти. То ли кого-то недавно съели, зажарив вместе со шкурой, то ли кто-то просто пренебрёг техникой пожарной безопасности.

Экран тихо схлопнулся и исчез. Этого едва слышного звука вполне хватило, чтоб меня обнаружили. Вполне возможно, они заметили мерцание каймы экрана. Как бы там ни было, не успел я и глазом моргнуть, как оказался окружённым плотным кольцом вооружённых аборигенов. Дула автоматов совершенно недвусмысленно смотрели на меня. Сами же аборигены с нескрываемым интересом разглядывали мою одежду, явно имея на неё определённые аппетиты.

Один из них что-то выкрикнул визгливым голосом. Браслет немедленно перевёл:

— Ты кто?

И только тут до меня дошло: как же я буду с ними разговаривать, не зная языка? Я-то их понимаю, потому как браслет со мной. А отвечать как? Мой ответ он им не прочирикает: перевод идёт только в одну сторону. Особые установки надо с ним специально обговаривать. Остаётся единственный выход — телепатия. Отвечать мысленно. Передачу-то он им точно обеспечит. Испытано не единожды.

— А разве колдунья вам не сказала, кто я?

Приходилось хитрить, выгадывая время: я не успел услышать, как "мадама" отрекомендовала им меня.

Строй моих конвоиров дрогнул и они стали недоумённо переглядываться:

— Ты слышал?

— Да...

До одного дошло быстрее всех:

— Чревовещатель! Он же разговаривает, не раскрывая рта!

Визгливый надменно выставил челюсть и пропищал:

— Нас не запугать! Видали мы и не такие фокусы!

— Я не собираюсь вас пугать, — транслировал я мысль, одну на всех. — Я пришёл к вам с миром и помощью.

Неожиданно для меня они грубо заржали:

— Помощник! Смотрите на него! Мелиса рассказывала, как ты нам помог! Хватит и одного раза! Вовек не забудем!

Так... Значит, тётю зовут Мелиса... Хоть микроскопический, но прогресс.

— О чём это вы? — прикинулся я удивлённым. — Что такого страшного Мелиса могла обо мне рассказать?

Визгливый поперхнулся и выпучил глаза. Остальные угрожающе зашумели:

— Не смей произносить имя Хозяйки! Это позволено только избранным!

— Хорошо-хорошо! — поднял я руки в примиряющем жесте. — Нельзя, значит, не буду! Но как-то же её можно называть?

— Никак! — отрезал абориген с довольно свирепой физиономией. — Он был вооружён каким-то монстром, названия которому я не знал. — Тебе это не понадобится!

— Почему?

— Потому что ты её не увидишь! Её можем видеть только мы!

— Хорошо, — опять согласился я. — Но объясните мне, что такого страшного я натворил?

Они опять зашумели:

— Он ещё и смеётся над нами! Издевается!

А Визгливый вплотную придвинулся ко мне и, преувеличенно артикулируя подвижными чертами своего лица, проверещал:

— Ты что, слепой? Посмотри, что стало с нашей землёй! Цветущие сады превратились в бесплодные пустыни! А сколько наших братьев и сестёр сгорели заживо?!

— Но при чём тут я? — продолжал я валять Ваньку, в надежде охладить полыхание страстей, но, похоже, ещё больше распалял их.

— А кто же?! — голос Визгливого утонул в общем возгласе возмущённых аборигенов: — Ведь ты же Бог!!!

Я равнодушно пожал плечами:

— Ребята, вы меня с кем-то путаете. Я — обычный человек. Как вот ты! — Я ткнул пальцем в Визгливого, отчего тот резко отшатнулся назад. — Или вот как ты! — Звероватый хоть и не отскочил, но заметно посерел. — Как я мог погубить вашу землю? Вот ты такое сможешь? — Я показал ещё на одного, стоявшего рядом со Звероватым. Этот даже не шелохнулся. Стоял, широко расставив ноги, и, ухмыляясь, крепко сжимал в руках автомат, видимо, свято веря в его всемогущество.

— Землю — нет, — фыркнул он. — А вот пулю в лоб тебе точно пущу. Чтоб хоть немного уважал астеев.

— "Астеев"? — состроил я удивлённое лицо. — Это кто?

— Астеи — это мы! — гордо выпрямился Визгливый, положив нижнюю челюсть себе на грудь. — Избранные!

— Хорошо, — кивнул я, стараясь разговаривать с ними, как с душевнобольными. — Хорошо. И чем же вы занимаетесь, избранные?

— Не твоё собачье дело! — Браслет именно так и перевёл слова Кровожадного, того, что обещал пустить мне пулю в лоб. — Ты нам зубы не заговаривай, а лучше говори, зачем пришёл?

— Я уже сказал — с миром и помощью.

— Ха! — взорвался ещё один, с седым ёжиком на голове. Он до сих пор хранил молчание, но, видать, и его припёрло. — Если ты — обычный человек, то какую помощь ты нам можешь оказать? Какой нам толк от тебя и от твоей помощи?

— Ну, — со скромной улыбкой потупился я. — Кое-что я, всё-таки могу.

— "Кое-что" могу и я! — нехорошо осклабился Кровожадный, выразительно поводя стволом. — Лоб у тебя вон какой! Точно не промахнусь! — И он заржал, довольный своей шуткой.

— Погоди, — остановил его Седой. — Говори, — деловито обратился он ко мне, внезапно сменив гнев на милость. — Что ты можешь?

— А нельзя ли нам того?.. — выразительно кивнул я на костёр. — К огню присесть?

— Ещё чего! — с пол-оборота завёлся Визгливый. — Наравне с астеями захотел?!

— Богу позволено всё! — отрезал Седой и, оттолкнув Визгливого, поманил меня за собой.

— То бог, то не бог! — заныл Визгливый, ковыляя следом. — Не понимаю...

Меня усадили на один из валунов, в определённом порядке расставленных вокруг костра. Остальные астеи, как они себя называли, расселись вокруг. Седой сел справа от меня. Видимо, заправлял здесь он. С другой стороны, не отводя от меня дула автомата, примостился Кровожадный. Его насмешливый взгляд ужасно нервировал меня, всё время подмывало испортить ему настроение, но — приходилось терпеть. Цель оправдывала все неудобствия.

— Говори! — приказал Седой.

— Вообще-то, — замялся я, — мне хотелось бы послушать вас. Расскажите о своих заботах. Может, я и смогу вам чем-нибудь помочь.

— Наши заботы тебя не касаются! — крикнул со своего места Визгливый.

Но Седой жестом заставил его замолчать.

— Какие у нас заботы? — как бы размышляя, сказал он. — Она у нас одна — выжить! Вот и вся наша забота. Это становится делать всё труднее. Земля давно не родит. Запасы кончаются. Людей осталось не так много, как хотелось бы. Вымираем.

— Да чего ты перед ним расплакался?! — опять не выдержал Визгливый, но тут же заткнулся, встретив кинжальный взгляд Седого.

— Я дам вам новую землю, — неожиданно для себя брякнул я.

И сам испугался. Конечно же, не расправы над собой, нет, это было бы глупо в моём положении, а той ответственности, которую я вновь возлагал на свои плечи. Теперь, когда мне стало известно, как я облажался со своими ядерными игрушками, на меня давило огромное чувство вины перед этим народом. И надо было как-то от него избавляться. Идея у меня на тот момент созрела, но очень сырая и неподготовленная, а самое главное — о ней никто из моих товарищей ещё не знал. Она возникла вот только что, когда я смотрел в эти измождённые суровые лица.

Аборигены загалдели и повскакивали со своих мест, возбуждённо жестикулируя. Только Седой, да ещё Кровожадный, добровольно взявший на себя роль моего надсмотрщика, остались на местах.

Седой долго и задумчиво смотрел на меня. Потом поднял руку, призывая соплеменников к тишине.

— Объяснись, — сурово приказал он.

— Всё просто, — сказал я серьёзно. — Вы собираете всех людей в одном месте, а я открываю дверь в другой, благодатный мир, где ваш народ обретёт новую родину.

Астеи опять зашумели, выражая недоверие:

— Ты его больше слушай! Тогда не добил нас, так решил теперь довершить чёрное дело! Гони его прочь! Он смеётся над нами! Двадцать лет продержались, и дальше сами проживём! Без благодетелей!

Седой, казалось, и не слышал воплей избранных. Он серьёзно и испытующе изучал моё лицо. Дав своим накричаться вволю, он поднял ладонь кверху. Мгновенно наступила тишина.

— Если то, что ты сказал, правда, то что ты хочешь взамен?

— Взамен? — вздохнул я. — Вернуть своих друзей.

— Друзей? — удивился Седой. — А где они?

Я виновато посмотрел на него:

— У той, чьё имя мне запрещено произносить.

Астеи стали удивленно переглядываться. Даже Кровожадный слегка изменился в лице: гадкая улыбка на мгновение исчезла с его лица, уступив место насторожёному ожиданию.

— Лидон — твой друг? — удивлённо спросил Седой.

Теперь удивился я:

— Кто такой Лидон?

— Раб Мелисы.

Я рассмеялся:

— Это тот, что ковыряется в шкурах и бормочет себе под нос?

Седой был несказанно поражён:

— Ты был в святилище Мелисы?!

Я понял, что опять ляпнул не то.

— Ну да... А разве мне... это тоже нельзя?

Астеи возбуждённо загомонили, а Кровожадный встал и подошёл ко мне вплотную.

— Он преступил закон и должен умереть! — злобно процедил он, глядя на Седого и кладя палец на курок.

Тот устало отмахнулся:

— Сядь! С этим мы всегда успеем. — И опять обратился ко мне: — По нашим законам никто не имеет права входить в святилище. Только астеи и только по приглашению.

— Прошу прощения, — изобразил я смущение. — Не знал. Я в вашем мире не так давно и законов изучить не успел.

— Ладно... — со скрипом согласился Седой. — Да сядь ты! — опять прикрикнул он на Кровожадного, так и стоявшего возле меня с автоматом у моего виска. — Глупости очень дорого нам обходятся... — тихо пробормотал он, непонятно к кому обращаясь. И вновь обратил властный взор на меня: — О твоих друзьях нам ничего не известно. Сколько их?

— Двое, — ответил я. — Мужчина и женщина. Вы бы их сразу узнали. Они среди вас выглядят чужаками. И лицом, и одеждой.

Седой удивлённо хмыкнул и оглядел всю гоп-компанию:

— Кто-нибудь знает о них?

Астеи отрицательно затрясли головами:

— Нет! Куда нам! Хозяйка давно к себе никого не пускает!

— Видишь? — повернулся он ко мне. — Твоих друзей никто не видел.

— Их видел у неё я. Она мне их сама показывала, — вздохнул я и почувствовал, что снова сморозил глупость: астеи задышали, как разъярённые быки. А Седой, явно пересиливая себя, медленно проговорил:

— Значит, ты нас обманул...

Кровожадный подскочил и ткнул мне под ребро дуло автомата:

— Я его убью!

Лучше бы он этого не делал. Браслет решил, что на мою драгоценную особу покушаются и мгновенно отреагировал. Сверкнула фиолетовая вспышка, автомат в руке Кровожадного превратился в сизое облачко, а сам он, звучно хэкнув, упорхнул куда-то за пределы площадки в темноту ночи.

Астеи притихли. Седой уважительно покачал головой:

— Всё-таки ты нас обманул: ты — не простой человек. Ты — Бог!

Я вздохнул:

— Извините, не хотел. Так получилось.

Седой пожал плечами:

— Он сам виноват. Я его предупреждал. — Он немного помолчал, раздумывая, и спросил: — Ты ещё не передумал?

Я вздёрнул брови:

— Насчёт переселения в лучший мир?

— Да.

— Я ведь слово дал!

Седой пожевал усы, всё ещё не решаясь, и, всё-таки, спросил:

— Та земля... Она нас прокормит?

Я улыбнулся:

— Хватит и внукам и правнукам. И даже их правнукам.

Впервые за всё время переговоров в глазах Седого мелькнуло подобие улыбки. Немного помолчав, он сказал:

— Я почему-то верю тебе...

И добавил:

— Я поговорю с Мелисой... Хотя, — вздохнул он, — предвижу большие трудности. Но это уже мои заботы... Так ты говоришь, что точно видел их у неё?

— Она показывала мне их в шаре над костром. Хвалилась, что хорошо их спрятала и мне их не найти.

Седой кивнул. В уголках возле его глаз появилась сеточка мелких морщин. Он переглянулся с кем-то из астеев и со вздохом шевельнул бровями:

— Да уж... Прятать она умеет... Хвалиться — тоже.

Он встал, поправляя на плече автомат. Следом за ним поднялся весь косилиум и тоже загремели-заскрипели, закидывая за спины оружие. Мрачно глядя в огонь костра, Седой сказал:

— Завтра на закате солнца мы будем ждать тебя здесь.

И направился в темноту, уводя за собой вереницу соплеменников.

"Какое уж там солнце! — подумал я. — Какой там закат! — И запоздало спохватился: — Сезам! Этого переводить не надо!"

Но тот и сам, видимо понял, что последняя фраза не предназначалась для обнародования, поскольку никто из астеев и ухом не повёл.

У меня перед носом засветился прямоугольник с тропическим лесом на заднем плане. Это Помогай предусмотрительно открыл мне переход. Я уверенно шагнул через порог.

16. Мелиса развлекается

— Ну и чё? — подступился ко мне мокрый с головы до ног Пашка. — До чего вы там договорились?

— Купались, что ли? — вопросом на вопрос оветил я, удивлённо разглядывая его и всех остальных. — А почему в одежде?

Сухим казался только Помогай.

— Кой чёрт "купались"?! — фыркнул Пашка, тряхнув шевелюрой и разбрасывая брызги. — Нам без тебя тут головомойку устроили!

— Кто?

— Догадайся!

— Твоя мадама постаралась! — сплюнул Игорь. Он снял свою куртку и принялся её выжимать.

— Она что, была здесь? — поразился я.

— Зачем? — не унимался Пашка, источая желчь. — Она по почте подарочек прислала! В виде тучки с дождичком!

Я посмотрел на небо. Солце так же светило, как и до моего ухода. Лишь сместилось чуть к западу.

— И давно дождь прошёл? — спросил я, усаживаясь прямо на землю и ощупывая абсолютно сухую траву.

— Он там ещё льёт, — буркнул Игорь, вытирая майкой волосы на голове.

— Где?

— Слепой, что ли? — возмутился Пашка. — Не видишь, что мы сейчас на другом месте? Не там, где вылезли. Ушли мы оттуда, как нас поливать начали.

— А с чего вы взяли, — недоверчиво усмехнулся я, — что поливали именно вас? Тропики, всё-таки! Дожди здесь часто бывают.

— Бывают, бывают, — состроил кислую мину Пашка. — Только где ты видел облака цилиндрической формы? Чё лыбишься? Как только ты ушёл, твоя тётя тут же вознамерилась нас утопить. Да не, ты послушай! — заторопился он, видя, что собираюсь предложить своё видение событий. — Прямо над нами возникла чернющая туча и давай нас того!.. увлажнять! А сама, блин, ровнёхонькая, будто циркулем вычертили! Снизу глядим — абсолютно ровный круг! Метров двадцать в диаметре. Ну мы и — дёру оттеда! Когда выбрались, глядим, а это не круг, а цилиндр! Высотой тоже метров двадцать, а то и все тридцать. Я думал, это у меня крыша едет. Нет, видели все. Да ты не поленись, сам посмотри! Заберись вон на тот взгорок, оттуда её хорошо видно. Натуральное ведро!

Само собой, я не поленился. Подскочил и стал карабкаться на пригорок. Пашка не отставал, трюхал следом.

— Вона, смотри-любуйся! — указал он рукою вдаль. — Я думал, преследовать нас будет. Но Бог миловал.

И в самом деле, невысоко над лесом висел грязно-синий цилиндр. С него свисали, будто щупальца осьминогов, тёмные космы, тянувшиеся до самых верхушек деревьев. Оттуда доносился громкий шум низвергающегося водопада. Цилиндр часто пронзали ослепительные высверки молний и самые мощные из них безжалостно лупили в землю.

— Ну? Убедился? — гордо подбоченился Пашка, будто в существовании подобного чуда была лично его заслуга. — По-твоему это что? Тропический дождь в отдельно взятой республике?

— Чудеса твои, господи! — только и сумел вымолвить я.

— А ты говоришь: "Купались"! Её бы способности, да в нужное русло!

Мы спустились обратно к нашему временному лагерю. Игорь ожесточённо избавлялся от влаги в своей нехитрой одежде. Помогай флегматично наблюдал за ним. Он сидел на земле, скрестив ноги на узбекский манер, и о чём-то сосредоточенно размышлял. Во всяком случае, со стороны так казалось. Может, просто разговаривал с подругой. Я невольно позавидовал ему.

— Видал? — хмуро спросил Игорь, опять принимаясь за свой ёжик на голове.

— Видал сассун, — ответил за меня Пашка и опять подступился ко мне: — Давай, колись! Чего там у тебя? Голый Вася?

— Не совсем. Надежда есть, — сказал я и принялся пересказывать содержание беседы с аборигенами.

— Да на хрена оно тебе надо?! — взвился Пашка, как только услышал, что я пообещал астеям. — Вот не было печали! И где же ты его возьмёшь, этот рай?! К нам, что ли, перекинешь их?!

— Зачем? У нас тоже не сахар.

— Тогда я вообще ничего не понимаю!

— Вовчик, — присел Игорь возле Помогая. — Я от тебя фигею.

Помогай покосился на него и сказал:

— Моя нет фигею. Моя понимай.

— Да моя тоже "понимай"! — с ожесточением хряпнул Пашка по траве кулаком. — Планет в космосе — до фига и больше! Но ведь это опять тянучка! Её-то, подходящую, ещё искать надо! Ты это "понимай"?

— "Тянучка" — какая-такая слово? — моргнул Помогай. — Длинный?

— Ну да! — цыкнул Пашка. — Это ведь ещё на неделю поисков! Если не больше! Санька там со своей бабой на волоске висят, а мы тут, что, благотворительностью будем заниматься? Во вселенских масштабах?

— Ты не понял, — вздохнул я виновато. — Санька завтра будет с нами.

— Это ещё бабушка надвое сказала! А планиду — вынь да положь к завтрему! Иначе — какой ты, на фиг, Бог? Я правильно просекаю?

— Ну, в принципе, да... — улыбнулся я.

— А раз ты не Бог, а... гм-гм!.. обманщик, то и Саньку мы не получим! Вот чё!

— С чего ты взял, что у меня нет планеты на примете? — спокойно возразил я.

— А что, есть? — сбавил обороты Пашка. — И когда же ты успел?

— Да мало ли "когда"? Что я, по космосу не шарил? Кое-что да заприметил.

Пашка подвигал бровями, озадаченно уставясь на меня. Соображал, значит, чем бы мне возразить, каким-таким аргументом? Нашёл-таки:

— Насколько я понимаю, всё, что ты видел, находится в нашей Вселенной?

— Ну... да.

— Вот! — обрадовался он. — А здесь-то — совсем другой расклад! Это же иная Вселенная! Тебе и браслет о том всё время талдычит!

— Он говорит о константах, а не о взаиморасположении материальных объектов.

— Да чё спорить? — сморщился Пашка. — "Константы"! Давай просто глянем!

— Давай глянем, — согласился я, дабы прекратить пустопорожний трёп.

Я вызвал в памяти одну из планет, где мы побывали с брательником между сеансами компьютерного ликбеза. Это был мир, во многом схожий с земным. Но какие-либо признаки цивилизации любого покроя мы так и не обнаружили, сколько ни мотались над планетой. Тогда нас это несколько расстроило, зато теперь сей факт был как нельзя кстати. Я дал команду браслету открыть окно в этом райском уголке, но вместо картинки в голове прозвучало:

"В данном континууме запрашиваемый объект отсутствует".

Я прокашлялся и растерянно глянул на Пашку.

— Что случилось?

— Кажется, ты прав... Мои намётки здесь ни к чёрту не годятся...

— Почему? Не спросил?

— Да козе ж понятно...

— А нам — нет! Ты спроси! И это... Сделай как-нибудь, чтоб и мы слышали его ответы. А то как бараны пялимся на тебя и ждём перевода.

Я выполнил Пашкино пожелание и мы коллективно занялись расспросами моего всезнайки.

И тут выяснились потрясающие подробности.

Оказалось, что мы находимся вовсе не на двойнике Земли, параллельно существующем с нею в одной точке пространства, как я себе раньше представлял, а вообще — у чёрта на куличках! Чуть ли не на другом конце Галактики! Слава Богу, что хоть галактика оказалась той же. Но радости нам сей факт не добавил. И вот почему. Планеты наших Вселенных, оказывается, взаимосвязаны гравитационными туннелями, через один из которых мы и попали сюда на Игоревом драндулете. И то, что мы оказались на обитаемой планете, чем-то схожей с Землёй, всего лишь поразительная случайность! С таким же успехом мы могли угодить и в недра любой звезды! Эти туннели время от времени меняют привязку и никакой системы в этом не наблюдается! Это означает, что въехать-то мы сюда въехали с Земли, а вернуться можем на любую из планет нашей Вселенной! И хорошо, если это будет именно планета, а не любое из ста пятидесяти миллиардов солнц, населяющих нашу Галактику! И когда произойдёт следующая перепривязка туннеля, через который нам в конце концов надо будет возвращаться, не знает даже браслет!

— Твою мать!!! — испуганно завопил Пашка. — Так, выходит, наше дело вообще висит на волоске!!! Каждая секунда дорога!

Но и это было ещё не всё!

Во время беседы с астеями я как-то не придал значения словам одного из них, что я, мол, пришёл через двадцать лет довершить чёрное дело. Какие двадцать лет?! Наша Третья мировая прокатилась по Земле с нашей подачи полгода назад! А разрушения, произведённые здесь, уже история: бомбы сыпались на головы аборигенов два десятилетия назад! Тогда что? Это не мы?

Браслет разрешил загадку. Оказывается, время в этой Вселенной летит, словно взбесившийся конь! И за наши полгода здесь пролетает едва ли не четверть века! Он, конечно, назвал более точные цифры, но сути дела это не меняет. Плюс-минус трамвайная остановка.

И ещё один нюанс: возвращаться в свой мир надо в той же точке над планетой, где мы выходили сюда. Иначе рискуем ускакать по времени далеко вперёд. И чем дальше от точки перехода будет расположена точка возврата, тем больший промежуток времени будет разделять нас, вернувшихся, от ожидающих нас женщин.

— Весело! — хмыкнул Игорь. — Предупреждать же надо! Я бы хоть кол туда воткнул, да трусы повесил для опознания. Поди найди теперь ту танцплощадку, где мы тогда выскочили! Тут же все колдобины на одно лицо!

— Ладно, мужики! — призвал я спутников к дисциплине. — Давайте о деле думать. То место — не проблема. Браслет в два счёта отыщет.

— Ой ли? — усомнился Пашка.

Спросили. Оказалось, что координаты браслет помнит: выдал ряд цифр.

— Ты мне картинку покажи! — взъелся Игорь. — Чё мне те цифры?

Браслет показал.

— Вроде то... — слегка расслабился Игорь. — А там... кто его знает?..

— Машина-то врать не станет, — вступился я за Сезама.

Игорь только фыркнул в ответ.

— Да не бесись ты! — положил я ему руку на плечо, прекрасно понимая, что его гложет. — Увидишь ты своего пацана!

Игорь царапнул по мне взглядом и сразу же отвёл его в сторону. Что ж, понять можно. Только-только жизнь стала налаживаться, а тут я со своими прожектами...

— И всё равно я чего-то не догоняю, — почесал Пашка в затылке. — Это что же получается? Чтоб переправить всю их шоблу на ту планету, надо произвести эту операцию в несколько ходов?

— Ну-ну, развивай мысль, — подтолкнул я, видя, что он больно долго собирает извилины в кучу.

— Ну вот смотри: сначала их надо переправить на ту площадку, где выходили мы. Так? Потом — ко мне... Ни фига себе! — вдруг заорал он. — Я представляю, что мне скажет моя Наталья, когда вместо нас четверых... нет, шестерых!.. ввалится целый батальон лохматых и немытых!!! Это как ты себе представляешь?!

Я поддался его настроению и тоже упал духом:

— Другой точки нет...

На помощь неожиданно пришёл помалкивавший Помогай:

— Точка не надо. Астей никакая разница, какая время ходи планета туда.

— Ты сам-то понял, чё сказал? — язвительно сощурился Пашка.

— Умница Помогай! — заулыбался я, стараясь сгладить Пашкину грубость. — Я всё понял!

— Ну-ну, — скривился Пашка, подбочениваясь. — Объясни таперича нам, убогоньким!

Я постарался пропустить колкость мимо ушей:

— Он говорит, что для аборигенов нет разницы, какой временной интервал будет между нашим возвращением домой и высадкой их на ту планету... ну, на их новую родину. Давайте её как-нибудь назовём, что ли? Чтоб дальше-то не путаться в определениях?

— Тянучка! — широко улыбаясь, предложил Помогай. Словечко пришлось ему по вкусу.

Пашка коротко заржал, а я сказал:

— Вот и готово имечко!

— Угу, — буркнул Игорь. — Шкура неубитого медведя...

— Почему?

— Потому что планеты ещё и в глаза не видали!

— Будь спок, планета точно есть! Сам видел. Даже ходил по ней. Хорошая, чистая, им с ходу понравится.

— Ну-ну... Только я что-то не въехал, чё там насчёт интервала?

— Короче говоря, я открываю проход на ту планету прямо с той площадки, где я с ними встречался. Планета ведь в нашей Вселенной?

— Ну.

— А браслет как объяснял? Чем дальше расстояние от точки нашего перехода до этой самой новой точки, тем дальше по времени она отстоит от момента, в котором живём мы со своими бабами. Допустим, это расстояние даст временной интервал лет в двести, а то и триста. Это значит, что от нашего времени период, в который они попадут, отстоит на двести-триста лет в будущем. И встретиться с ними потом, когда к себе вернёмся, мы уже не сможем.

— Ну и хрен с ними! Не очень-то и хотелось!

— Вот и Помогай о том же! Какая разница, с какого момента они начнут жить в нашей Вселенной?

— И всю эту заумную хрень ты понял из его слов? — удивился Игорь, тыча в Помогая.

— Ну да!

— Голова! — похвалил он непонятно кого, то ли меня за перевод, то ли Помогая за идею.

— Выходит, что к обмену мы готовы? — подытожил Пашка.

— Выходит — да! — кивнул я.

Он облегчённо вздохнул:

— Ну эт ладно... Но ты бы, всё-таки, проверил, может с той Тянучкой за те двести-триста лет чего случилось?

Я удивился:

— Что с ней могло случиться?

— Ну... Мало ли чего? Взорвалась там... Или свои аборигены завелись...

— Паш! — рассмеялся я. — Ну ладно, я б ещё понял, если б такое Игорь сморозил. Но ведь ты ж у нас — астролом! Двести лет в жизни планеты — это же мгновение! Мне ли тебя учить? За такой срок даже микробы новые как следует не разовьются! А ты — "аборигены"!

— Ну взорвётся! — гнул своё Пашка. — С астероидом столкнётся! Чем чёрт не шутит?

— Как тебе хочется всяких потрясений! — усмехнулся я. — Будто своих мало? Вот она, твоя Тянучка!

Я немного замешкался, разъясняя браслету задание, и высветил на экране типично среднерусский пейзаж: берёзовые рощи, могучие ели, высокая, сочная трава гнётся под ветром.

Пашка подозрительно покосился на меня:

— Это что? Прикол?

— Почему "прикол"?

— Да это ж Земля!

— А ты на небо глянь.

Пашка поднял глаза кверху, хмыкнул и заткнулся: с неба светило два солнца! Потом одобрительно прогудел:

— Ей-праву, кумочка, ни за что бы не поверил, что есть на свете ещё одна Земля! — И тут же засомневался: — Да не может быть, чтоб здесь никого не было!

— А вот представь себе! — развёл я руками. — Сколько мы с брательником ни рыскали, никого не нашли. Всё — как на Земле. А человека — нет.

— Теперь будет, — усмехнулся Игорь. — Ох, и нагадят!

— Это уже их проблемы, — сказал я и выключил экран. — А нам бы Саньку вызволить, пока его вместе с женой та бесноватая со свету не сжила. Вовек себе не прощу!

* * *

**

Пока солнце неторопливо катилось по небосводу в сторону заката, мы ещё несколько раз подвергались разного рода нападениям. И, опять-таки, не было полной уверенности, что это — дело рук нашей обожаемой "мадамы". Всё могло оказаться просто природными аномалиями. Только брали сомнения, с чего это вдруг аномалии кучковались именно там, где оказывались в этот момент мы? Хотя, почему бы и нет? Существуют же в нашем мире геопатогенные зоны? Те же Бермуды?

Само существование зоны с постоянной солнечной погодой на этой хмурой грозовой планете было удивительным. Не говоря уж про перемещение воздушных масс, которое не шло ни в какое сравнение с теми регионами, где мы высаживались ранеее и через которые пролетали на драконе.

Кстати, о драконах. Пока мы тряслись на шипастой спине, нам было совсем не до того, чтобы обратить внимание на тот факт, что крылатая тварь сказочного происхождения наличествовала в одном экземпляре. Сколько летели, ни один дракон нам больше не попался. Это что — случайность? Или совпадение?

Зато теперь, дожидаючись заката, мы в полной мере удостоверились, что дракон в этом неуютном мире отнюдь не одинок.

Мы расслабились на солнцепёке, позабыв о безопасности, разлеглись на травке и под щебет тропических птиц, прыгавших в кронах деревьев, перебрасывались малозначительными фразами. Я, кажется, даже слегка прикимарил. Времени до вечера оставалось много и делать было практически нечего.

Я очухался, когда у меня над ухом внезапно раздался испуганный Пашкин вопль:

— Атас!!! Воздух!!!

Я вздрогнул, открыл глаза и сел, обалдело оглядываясь. Небо потемнело. Сильный шум и душераздирающие вопли, будто кричало стадо слонов, доносились сверху. К тому же, поднялся порывистый ветер и взметнулась туча пыли.

Над нами, стремительно снижаясь, кружила стая драконов! И хищно раскрытые зубастые пасти не оставляли сомнений в их намерениях!

Честно сказать, я растерялся. Браслет разбаловал меня своей опекой. Раньше, кода я был простым смертным, меня хоть трусость выручала: я успевал или вовремя удрать, или, хотя бы, избежать опасности всеми правдами и неправдами. А теперь постоянная уверенность в своей безнаказанности усыпила во мне инстинкт самосохранения. Но в данном-то случае речь шла вовсе не обо мне: Пашка с Игорем были абсолютно беззащитны перед внезапно возникшей угрозой. А она уже нешуточно ощерилась острейшими зубами и когтями и пикировала прямо на нас!

Выручил Помогай.

— Ходи быстро на моя!!! — заверещал он, приглашающе загребая своими зелёными руками. — Все-все!!! Быстро-быстро!!!

Я его понял сразу. Схватив замершего в ступоре Игоря за шиворот, я потащил его к Помогаю. Пашка был уже там: он тоже быстро и по достоинству оценил приглашение Помогая под свой "зонтик".

Мы сгрудились в кучу, объединив с Помогаем наши защитные поля, в радиус действия которых теперь попали и Пашка с Игорем. Удивляюсь, как мы успели?

И — началось!

Драконы спикировали на нас и облепили со всех сторон своей нешуточной массой. Кабы не браслеты, им бы и зубы с когтями не понадобились: раздавили бы нас в лепёшку одним своим весом! Зачем было присылать столько тяжеловесных тварей? Хватило бы и одной. Они только друг друга покалечили, навалившись все разом. А мы сидели внутри сферы радиусом около трёх метров и страдали от ужасной вони! Во-первых, драконы, видимо, не чистят зубы, а, во-вторых, первые экземпляры, наткнувшись на наш заслон и получив от браслетов по первое число, попадали в отключке и тут же оказались раздавленными всмятку пришедшими им на помощь товарищами, идущими за ними следом. Те тоже сразу не разобрались, что к чему, и, получив убийственную порцию электричества, повалились поверх первых. За ними пришли третьи, четвёртые... В конце концов, нас просто замуровали внутри горы зловонного мяса! Хорошо ещё, что оставшиеся особи в своём безумном стремлении добраться именно до нас, разбрасывали мешающие им трупы сотоварищей по ремеслу, открывая тем самым доступ свежего воздуха. Ну, естественно, свежим его можно было назвать лишь очень условно, но сквознячок, хоть в таком виде, они нам организовывали.

Не могу сказать, сколько это продолжалось. Душераздирающие крики, хлопанье сотен крыльев, ручьями фонтанирующая кровь, брызгающие во все стороны внутренности раздавленных драконов и чавкающее содержимое их желудков не способствовали тому, чтобы в тот период отслеживать ход времени.

Но вдруг атака прекратилась. Не скажу, что настала тишина, поскольку чавкающие, хрустящие и хлюпающие звуки с утробными стонами и мычанием продолжались, но содрогаться от внешних и довольно чувствительных ударов наше импровизированное "убежище" из мяса и костей перестало. То ли иссякли ряды желающих отведать на вкус наши мослы, то ли просто потеряли к нам интерес.

Несколько секунд, умирая от запаха, мы прислушивались, не сводя глаз с узкого отверстия над нами, которое осталось свободным от тел драконов и сквозь которое виднелся кусочек голубого неба. Потом, не сговариваясь, начали карабкаться наверх, цепляясь за зубы, когти и шипы, торчавшие в живописном безобразии внутри нашего колыхавшегося в агонии "убежища".

Перемазанные как свиньи, мы выбрались на свет божий и кубарем скатились по пологой внешней стороне пирамиды из спин, лап, хвостов и зубастых черепов. Одна голова в патриотическом порыве рванулась к ноге Игоря, но я буквально лёг у неё на пути. Электрический разряд отбил у неё охоту забрать с собой на тот свет ещё одного компаньона. Игорь даже не заметил этого маленького происшествия.

Оказавшись на твёрдой почве, мы пустились бежать как можно дальше от этого развесёлого кладбища недомашних животных. Всех преследовало одно желание: отыскать какой-нибудь водоём, чтобы смыть с себя вонючую мерзость.

— Хоть опять под душ возвращайся! — с досадой выругался Пашка, задыхаясь от быстрого бега.

Наконец мы выдохлись и повалились на траву. Воды поблизости так и не оказалось. Грязные, вонючие, усталые, мы тяжело дышали. У меня дыхалка быстро восстановилась, Помогай вообще был как огурчик, зато Пашка с Игорем долго приходили в себя.

— Ну? — гневно посмотрел на меня Пашка, брезгливо отираясь своей же рубашкой, на которой живого места не осталось. — Чё там у нас по программе дальше?

Я пожал плечами, чувствуя себя ничуть не лучше: запах угнетал.

— Вот баба бестолковая! — продолжал фыркать Пашка. — Сначала помыла, потом изгадила! Нет, чтоб наоборот!

Авторство неприятностей, свалившихся на нашу голову, ни у кого не вызывало сомнений.

— А ты попроси! — буркнул Игорь. Он тоже в силу возможностей приводил себя в порядок: в ход шли пучки травы и комья земли.

— Да не мешало бы! — Пашка тоже нарвал травы и стал равномерно растирать дерьмо по штанам.

— Щас! Подгонит цилиндрик! Или ещё чего... изобретёт.

Вот это "ещё чего" меня сильно беспокоило. Видимо, дамочка с характером всерьёз вознамерилась уморить нашу экспедицию. Ишь, как старается! То одно придумает, то другое. Обнаружила место, где мы обосновались и предпринимает одну атаку за другой.

Собственно, почему "обнаружила"? Я сам высветился. Она запеленговала и теперь долбит систематически.

Так что? Надо дислокацию сменить? Чтоб со следа сбить?

Я поделился своими соображениями с друзьями.

— Во-во! — активно поддержал Пашка. — И куда-нибудь поводянистее, на берег моря, чтоб от дерьма отмыться!

Помогай предложил свои услуги. Сначала вышел в космос, чтоб осмотреться, выбрал место на берегу океана, опять-таки, в экваториальной зоне, чтобы "задницу не морозить", как порекомендовал Пашка, и мы дружно вывалились на прибрежный песок.

Кстати, теперь, после космогонических откровений Сезама, я более внимательно присмотрелся к очертаниям континентов этой планеты. Да, несомненное сходство было, но были и отличия, сразу и не бросившиеся в глаза.

К примеру, Австралия здесь соединялась с Евразией широким перешейком. Зондский архипелаг отсутствовал. Средиземное, Чёрное и Каспийское моря были единым водоёмом, да ещё и соединялись проливом с Аральским. Мадагаскар с Африкой являли собой целостный материк, не разделённый проливом. И таких вот мелочей можно было отыскать довольно много, кабы не спешка и нетерпение моих спутников да обилие облачного покрова, тоже не позволявшего судить обо всём с полной определённостью.

Мы с удовольствием погрузились в тёплые воды океана. Одно было плохо: ветер дул здесь намого сильнее, чем в предыдущем месте. Он гнал на берег высокую волну, но моим мужикам это даже понравилось. И только Помогай не разделил нашего восторга. Оказывается, в их народе купания не практиковались. На его родине и водоёмов-то больших не было. Климат мало отличался от нашей полупустыни. Ось планеты располагалась перпендикулярно к эклиптике, обеспечивая тем самым постоянство климата: смена времён года на их планете отсутствовала. Так что радость общения с водой Помогай свёл к минимуму: отмыл мерзопакостные наслоения со своей блестящей чешуи и с отрешённым видом уселся на песок, краем глаза наблюдая за нашей вознёй.

Сквозь низко бегущие неопрятные облака изредка растерянно проглядывало солнце. Яростный напор ветра гнал тучи песка, залепляя и рот, и глаза, и уши, а потому отдых на берегу, если можно его так назвать, доставлял удовольствие одному только Помогаю. А мы предпочитали коротать время в тёплой воде. Шум волн, с грохотом обрушивавшихся на пологий берег, не позволил нам вовремя засечь новую напасть. Её даже и опасностью трудно назвать. Скорее — забавное приключение.

Как я уже сказал, мы расслабились и не сразу обратили внимание на то, что вода у побережья стала сильно пениться. Даже не так. Пены не стало больше, но та пена, что являлась результатом столкновения волн с берегом, стала сильно укрупняться. Пузырьки, из которых она состояла, стали быстро увеличиваться в размерах, что вовсе не вредило их целостности. Они не только не лопались, а лишь крепчали и росли. Мы усекли эту аномалию лишь когда из-за ставших гигантскими пузырей, качавшихся в такт волнению воды, не стало видно сидящего на берегу Помогая.

— Это что ещё за новости?! — прокричал Пашка, безрезультатно пытаясь устоять в воде и тревожно оглядываясь по сторонам.

Мы начали отступать к берегу. Волны сбивали нас с ног, подгоняя и мешая ступать по осклизлым камням каменистого дна.

И тут произошло невероятное: после очередного вала, накрывшего нас с головой, мы, каждый в отдельности, оказались заключены внутри огромных мыльных пузырей, в которые превратилась прибрежная пена, и которых вокруг было уже великое множество. Всё побережье буквально кипело этими пузырями. И в трёх из них находились мы. Волны продолжали остервенело кидаться на берег, неся на своих гребнях наши пузыри, но они опять уползали обратно в океан вместе с потерявшей силу волной. Нас, оказавшихся внутри этих странных ловушек, нещадно кидало вверх-вниз и из стороны в сторону, сталкивая с другими пузырями, стенки которых оказались неимоверно прочными и, в то же время, мягкими и эластичными на ощупь. Проткнуть их и выбраться наружу было практически невозможно. Внутри каждого пузыря стоял неумолчный гул от столкновений с десятками других, подобных им. Если вы надуете детский воздушный шарик, приложите к нему ухо и станете колотить по нему пальцами, вы поймёте, что слышали мы, находясь внутри персональных пузырей.

Мы быстро потеряли друг друга из виду: нас раскидало по всему побережью. Хотя стенки пузырей были совершенно прозрачными, но из-за их общей волнующейся массы увидеть что-либо, кроме грязных рыжих облаков над головой да каменистого дна под ногами, не представлялось возможным. К тому же, "под ногами" — это сказано образно. Из-за толчеи десятков и сотен пузырей ни на каких ногах устоять было нельзя: не знаю, как остальные, но я беспрестанно кувыркался внутри своего не очень-то комфортабельного "батискафа", чувствуя себя совершенно беспомощным.

Положение — наиглупейшее! Вроде бы и опасности особой нет, но одно то, что ты превратился в обычную щепку, несомую по воле волн, оптимизма не добавляло.

Что интересно, даже бешеный ветер, что гнал волны к берегу, не мог оторвать пузыри от поверхности воды. А, казалось, он должен был их первым же порывом выбросить на прибрежный песок, а то и вовсе унести к чертям собачьим.

Оставалось радоваться, что он дует именно к берегу, а не от него. Это вообще могло кончиться для нас довольно плачевно.

Меня охватила паника. Я даже о браслете не сразу вспомнил. Да и чем он мне мог сейчас помочь со своими урезанными способностями? Защита? Да. Кислород в пузыре кончится — не сдохну. Но это — я. А Пашка с Игорем? К тому же, где они? Умом-то я понимал, что где-то недалеко, но душа успокаиваться этим не желала. Надо было что-то предпринимать. Но что?!

И тут, после очередного кульбита, я заметил, что положение моего пузыря как-то вдруг стабилизировалось и, хоть и кидало ещё из стороны в сторону, но как-то скованно. Усилился только бумкающий гул, разламывающий черепушку. Но на ноги встать я уже был в состоянии. И тут же почувствовал, как меня цепко ухватили за обе ступни прямо вместе с оболочкой пузыря! Я вздрогнул и стал вырываться. Но, когда опустил глаза, то увидел, что снизу, между моих ступней, проглядывает зубастая физиономия Помогая! Он держал меня над головою за ноги и, ступая по дну, пробивался с моим пузырём к берегу!

Я моментально прекратил сопротивление и неожиданно покраснел от стыда. Докатился! Повелитель Вселенной! Как простую букашку в спичечном коробке!

Видимо, пузыри какой-то неведомой силой были привязаны друг другу. Поэтому они, хоть и толпились у берега, но воды не покидали. Ни вместе, ни поодиночке.

Помогай же решил вытянуть меня на берег вместе с моим пузырём во что бы то ни стало. Было видно, что он прикладывал немало усилий, чтобы оторвать его от общей массы. Он тянул меня, вцепившись мёртвой хваткой в мои ступни, но сила, что притягивала пузыри друг к другу, сдаваться не желала.

В конце концов, потеряв терпение, он, решив помочь себе, вцепился в пузырь ещё и зубами. Их, слава Богу, у него хватало!

И опять произошла невероятная вещь. Зубы помогая прокусили оболочку пузыря, раздался сильный хлопок, сродни хлопку петарды, и я брякнулся головой в песок. Почему головой? Ноги-то мои были зажаты в руках у Помогая! Он тоже не удержал равновесия и, когда лопнул пузырь, протащил меня мордой по песку и упал на спину.

И тут началась натуральная каннонада! Стоило прикончить один мой пузырь, как по всему побережью пошла цепная реакция: тысячи других его собратьев стали лопаться с громкими хлопками! И, в течение нескольких секунд, прибрежные воды обрели прежний вид.

В разных сторонах пляжа из воды на карачках выползли: сначала злой, как собака, Игорь, а потом и Пашка, тоже не в лучшем настроении.

Когда я протёр глаза и отплевался от песка, они уже стояли рядом. И оба с дикими глазами спрашивали у меня:

— Что это было?!

— Знал бы я! Сам только что оттуда!

Я рассказал им о подвиге Помогая. Игорь молча и с чувством пожал ему руку, несказанно его этим удивив, а Пашка дружески шлёпнул его по плечу и заржал:

— Бабушка! А почему у тебя такие большие зубки? — И, упав рядом с Помогаем на песок, продолжил дурацким голоском: — А эт, внученька, чтоб шарики колдовские прокусывать при случае!

Наш спаситель только с растерянной улыбкой вертел головой, не зная, как реагировать на столь странные знаки внимания.

Я хмыкнул:

— Ты всерьёз полагаешь, что это мероприятие было организовано ради нас?

— А то нет? — уверенно заявил он. — Тут же явно торчат уши нашей старухи Шапокляк!

— А ты не допускаешь, что это какое-то местное природное явление?

Игорь окинул меня насмешливым взглядом:

— Ты сам-то в это веришь?

— Ну... Допускаю...

— Да тут даже козе понятно! — опять влез Пашка. — Бабуля уморить нас вознамерилась!

— А мне вот не совсем понятно, — упрямо возразил я, — на фига ей пугать нас такой ерундой?

— Не такая уж она и ерунда, — рассудительно сказал Игорь, тыча пальцем в бок Помогаю, — Кабы не он, так точно бы испугался. Ни выбраться, ни продыхнуть. Ещё бы полчаса и — полный кирдык!

"Слава тебе, господи, — облегчённо вздохнул я. — Не мытьём, так катаньем, но воспринял Помогая всерьёз. А то всё молчком да ухмылочками".

— Я одного не понял, — насмешливо прищурился Пашка, смотря в морскую даль. — Где же был твой браслет, когда тебя в консервную банку упаковали?

— Со мной, конечно.

— А чего ж он меры-то не принял?

Я пожал плечами:

— Видать, не счёл нужным. Опасности-то, как таковой, не наблюдалось.

— А... Ну да, ну да... — с ехидной готовностью закивал Пашка и, не договорив, многозначительно замолк, водя пальцем по песку.

Что интересно, за время нашей дискуссии Помогай ни разу рта не раскрыл. Он сидел с блаженным видом, прикрыв плёночными веками глаза и открывал их на мгновение, лишь когда кто-то из нас излишне эмоционально отстаивал свою точку зрения. Ненормативная лексика приводила его в замешательство.

Пашка в конце концов не утерпел и толкнул его локтем в бок:

— Спишь, что ли?

— Нет, — коротко ответил тот, слегка вздрогнув, и открыл глаза.

— А чё молчишь?

— Ваша сама хорошо говори. Зачем моя мешай? Моя слушай хорошо. Учись. А время ходи.

— Понятно... — вздохнул Пашка и, в который раз взглянув на косматое небо, с досадой ударил кулаком в песок: — Как приклеенное!

— Кто? — удивился Помогай и тоже посмотрел наверх.

— Да солнце! "Кто"... Не движется ни фига... Терпежа уже нет никакого. Скорей бы обменяться, да и — на фиг!

— По девочкам соскучился? — усмехнулся я.

Пашка не смутился:

— А тебе, смотрю, понравилось тут?

— Не очень.

— Вот то-то!.. Лично меня уже достала мышиная возня с этой сбрендившей старухой!

— Не такая уж она и старуха... Кабы отмыть, да причесать...

Губы Пашки скривились от едва сдерживаемой ядовитой ухмылки:

— Тебе видней... На вкус и на цвет, как говорится...

— Вовчик, — зевнул Игорь. — Я бы уже по рогам настучал.

— А чё я такого сказал? — хрюкнул Пашка. — У нас ведь этот... Как его там?.. Плюрализьм! Свобода мнений! Правда ж, Вовчик?

Я отмахнулся:

— Да чё с вами, с пьяными разговаривать?..

Короче, моё воинство маялось от безделия. Надо было их чем-то занять. Но чем? Солнце, действительно, будто гвоздями приколотили в зените. Ждать, да догонять — известное дело — неблагодарное занятие. Поневоле будешь благодарен "старухе Шапокляк", что хоть она скучать не даёт. А так бы вообще, взбесились от тоски. Правду говорят, нет худа без добра.

— Я вот чё думаю... — начал Игорь, но договорить не успел: земля под нами содрогнулась в мощной конвульсии.

Мы дружно клацнули зубами, подскочили и тут же попадали на песок, потому что толчок повторился и земля мелко задрожала.

— Шоу продолжается!!! — возбуждённо заорал Пашка, хватаясь за меня и пытаясь устоять на ногах.

Далеко прокатился подземный гул и завершился новым спазмом.

— Да твою же мать! — скрипел зубами Игорь. — Старуха достала уже!

Со страшным треском и грохотом побережье покрылось сетью трещин, куда стал осыпаться песок и хлынула вода из моря.

— Чего телишься?! — прокричал Пашка мне в самое ухо. — Открывай проход куда-нибудь! — И тут же оступился в трещину, погрузившись по колено.

Но экран засверкал своим контуром ещё до того, как Пашка открыл рот: Помогай вновь оказался сообразительнее меня.

Игорь схватил за руку отчаянно матерящегося Пашку и вместе со мной выдернул его из зыбкой ловушки. Мы кувыркнулись через светящийся порог, за нами на карачках вбежал Помогай. Последнее, что я, оглянувшись, успел заметить перед тем, как экран сжался в точку и погас, была вырастающая из моря гигантская волна высотой с трёхэтажный дом. В глаза бросилась ещё одна маленькая деталь: гребень волны венчали огромные пузыри! Те самые!

— И что? — спросил Игорь, отплёвываясь от песка. — Ты нас опять будешь убеждать, что это всё — природные явления? И валят прямо косяком?

— Ага! — съехидничал Пашка, потирая ушибленное колено. — И всегда только там, где в этот момент изволим ошиваться мы!

— Ну почему же? — смутился я. — Мы же не знаем, что творится в других местах...

— Ты неисправим! — цыкнул Игорь. — Сколько лет тебя знаю, ты всегда был таким!

— Каким?

— Идеалистом! Все кругом — цыпочки-лапочки, а ты один сволочь и виноват во всех грехах человеческих!

— Тебе бы Христом подрабатывать, — хехекнул Пашка. — Да жаль, вакансия давно забита. — Он осмотрелся по сторонам и удивлённо спросил у Помогая в его же манере: — Твоя куда нас принесла?

— Места какая встречай нада, — ответил тот с невинной улыбкой во все свои сто зубов.

— О-ба-на! — с расстановкой произнёс Пашка, вставая на ноги и придавая своей речи прибалтийский акцент: — Так ми уже прие-ехальи?

17. Шоу продолжается!

Место было, действительно, знакомым. Правда, тогда здесь было многолюдно, а теперь только ветер завывал, да гонял по площадке золу от потухшего костра.

И слава Богу, что хозяева в данный момент отсутствовали. Не хотелось бы иметь свидетелей нашего не слишком триумфального появления.

Но, что больше всего порадовало нас, так это то, что солнце, иногда прорывавшееся сквозь взлохмаченные облака, здесь уже клонилось к западу.

— Я очень надеюсь, — пропыхтел Пашка, надувая щёки, — что бабушка и здесь не оставит нас без внимания.

— Её б саму в тот пузырь, — сказал Игорь, усаживаясь на один из камней, что стояли вокруг места, где горел когда-то костёр.

— Не помешало бы... — вздохнул Пашка, присаживаясь рядом. — Да только ручки у нас больно коротки. Скорей бы уж парле-манте твои заявились. Чтоб хоть какую-то ясность внести.

— А знаете, что я думаю? — Игорь поднял обгорелую веточку и стал чертить ею на камне какие-то каракули. — Попомните моё слово: старуха без боя не сдастся.

— Почему?

— Она же тебе прямым текстом заявила, что ей браслет нужен. А ты им предложил планету сменить. Ей-то что с того? Ей власть нужна, а не комфорт односельчан. Их проблемы ей до задницы. Ей даже лучше, если им тяжко живётся. Только тогда они видят в ней последнюю свою надежду... Вот увидишь, они явятся ни с чем!

Сказать по правде, я сам того же опасался, но помалкивал. Открывать военные действия мы не имели права. Пострадают, прежде всего, заложники.

Эх, кабы только знать, где они?

— И что ты предлагаешь?

— Приглядывать бы надо. За бабушкой-то. Может, чего и углядим. А то доверились этим... с "калашами".

— Ну и как ты себе это представляешь? Подсмотреть я уже пытался. Она же чувствует! От неё — ни спрятаться, ни скрыться!

— Значит, плохо пытался! — Игорь сердито отшвырнул веточку. — Значит, не подглядывать надо, а вламываться и брать в оборот! А не по углам отсиживаться!

— Это как? — оторопел я. — А Санька?

— Пытать будем старушку! — ожесточённо заявил Игорь и по его виду я никак не мог понять, то ли он хохмит, то ли вправду намерен так поступить. — Как миленькая всё выложит! На блюдечке предоставит!

Пашка и Помогай с интересом прислушивались, а я теперь уже с ужасом смотрел на Игоря:

— Ты хоть понимаешь, что ты предлагаешь?!

— Да понимаю я! Понимаю! Но объясни мне, чего мы выжидаем? Повторяю: эти колхозники ничего не сделают! И придётся проблему срочно решать своими силами! Только может оказаться слишком поздно!

— Но послушай, — растерялся я перед его напором. — В таком случае я тебя не понимаю. Не ты ли чего-то там про оппозицию пел? А теперь, когда остался последний шаг, ты вдруг сорвался!

— Да это оппозиция, что ли?

— Другой у нас нет. Тем более, что сами подписались. Вот придут, тогда и будем решать.

— Ну-ну! — Игорь насмешливо фыркнул и замолк.

Помогай наклонился к Пашке и тихонько прошипел ему на ухо:

— Игорь хотела кушай колдун?

Пашка даже с камня свалился от смеха, а я спросил:

— Почему ты так подумал?

— Она говори: "положи колдун на такая... на блу... деч... ко!", — с трудом повторил Помогай незнакомое слово.

— Это такое образное выражение. Оно означает, что колдунья сама нам всё отдаст.

Тот ещё больше удивился:

— Вовчик давай браслет?

— Ага, щас! — никак не мог успокоиться Пашка. — Аж два раза!.. Да в пятак ей настучим, и все дела!

— В пятак? — смутился ещё больше Помогай. — Это какой?..

— Так!.. — подобрался Игорь, поднимая руку. — Кончай ликбез! Наши колхозники на горизонте показались.

В дальнем углу площадки возникло какое-то движение. Один за другим из-за обломка скалы стали появляться хмурые астеи. Они поднимались на площадку и, сделав несколько шагов по ней, в нерешительности останавливались. Оно и понятно: ожидали увидеть меня одного, а тут — целая бригада! Да ещё и один со столь нестандартной внешностью.

— Ходи на моя поле, — тихо сказал Помогай и потянул за рукава Пашку с Игорем. — Защита надо.

Оба беспрекословно подчинились и стали рядом с Помогаем плечом к плечу. Предосторожность не была излишней: кто его знает, что у аборигенов на уме? С автоматами они ведь так и не расстались.

— Ну, что скажете, аксакалы? — шагнул я им навстречу.

Из толпы выступил мускулистый мужик с длинными, до плеч, волосами и, пряча глаза, пробормотал:

— Ягмир просил тебя подождать.

— Ягмир? — удивился я. — Это кто?

— Тот, который с тобой договаривался, — с легким изумлением ответил мужик и отступил назад.

Я понял, что речь шла о Седом.

— Чего он там тебе сказал? — напрягся Пашка.

— Начальство задерживается.

— Ну, начина-ается!..

Ничего не оставалось, как только пялиться друг на друга. Над площадкой повисла нервозная тишина, изредка нарушаемая репликами вполголоса.

Но вот в задних рядах возникло какое-то движение. Передние расступились и мы с разочарованием увидали, что это были всего лишь несколько подростков с охапками хвороста. Испуганно оглядываясь на нашу компанию, а, особенно на Помогая, они молча уложили его в центре площадки на месте старого костра и также молча удалились.

На передний план выдвинулся тощий тип с замысловатым сооружением на голове, вроде короны, изготовленной из когтей довольно крупного зверя. Она крепилась на плетёном обруче то ли из дерева, то ли из похожего на него материала.

Одежду ему заменяла мантия из видавшей виды облезлой звериной шкуры, но, всё же, по качеству заметно отличавшаяся от одеяний остальных аборигенов.

— А это ещё что за деятель? — окинул Пашка новое действующее лицо оценивающим взглядом.

"Деятель" как будто понял, потому что одарил его презрительным взглядом и молча продефилировал к возвышавшейся куче хвороста. Он трижды обошёл её вокруг, с преувеличенной заботой поправляя выступающие ветви. Потом стал к нам спиной, вскинул руки кверху и неожиданно заголосил.

— Чего это с ним? — дёрнулся Пашка.

Признаюсь, я тоже вздрогнул. Резкий голос прозвучал в напряжённой тишине, как удар бича.

— Просит у Бога огня... — криво усмехнулся Игорь, исподлобья наблюдая за новоявленным артистом. — Небось, спички дома забыл?

Внезапно хворост вспыхнул ярким пламенем, и ветер, свободно гуляющий под сводами пещеры, взметнул огонь до самого потолка.

— Я смотрю, они тут все спецы по разным фокусам, — удивлённо фыркнул Пашка. — Никогда бы не подумал, что криком можно костёр подпалить!

— Да ну... Кинул туда чего-нибудь... — предположил Игорь.

— Не, я ж видел: он руки всё время кверху держал.

— Вот оттуда и сыпанул...

Они так переговаривались вполголоса, пока Пашка, наконец, не выдержал:

— Да госссподи! Верещит, что твоя бензопила! Костёр уж давно разгорелся! Чего орать-то?.. Ненароком ещё распашонку свою подпалит, а на нас всё свалит...

— Птичку жалко... — буркнул Игорь.

Рассеянно оглядывая толпу, собравшуюся перед нами, я ощущал некоторый дискомфорт. Приписывая это общей нервозности, я вначале не придавал ему значения, мол, всё как у людей: не знаешь, чего ждать от противной стороны. И тут у меня внезапно перехватило дыхание. Я не поверил своим глазам: из-за широких плеч насупившихся мужиков на меня в упор смотрела... Настя!

Мне показалось, что я схожу с ума. Картинка поплыла перед глазами, и я непроизвольно ухватился за руку рядом стоящего Пашки:

— Не понял...

Тот удивлённо покосился на меня:

— Чего ещё?

Ничего ему не отвечая, я, словно под гипнозом, шагнул к столпившимся астеям. Они напряглись.

— Э! Ты куда? — зашипел мне вслед Пашка.

Я опять не удостоил его ответом, не отрывая глаз от чудесного видения и медленно, шаг за шагом приближался к передним рядам аборигенов. Они беспокойно стали оглядываться назад, стараясь угадать, что так привлекло моё внимание, и понемногу расступаться.

На расстоянии вытянутой руки в неровном свете костра я всё-таки разглядел, что никакая это не Настя, а очень похожая на неё девчушка лет шестнадцати. Пока я приближался к ней, удивлённо хлопая глазами, псевдо-Настя съёживалась под моим взглядом, и, когда я, уже поняв свою ошибку, не нашёл ничего лучшего, как спросить: "Ты кто?", она резко развернулась и, расталкивая астеев локтями, бросилась в темноту наутёк.

— Ты ещё за ней побегай! — уже во весь голос прорычал Пашка и я очнулся от наваждения. — Какого хрена тебе неймётся?!

— Это я так... — странный морок ещё не отпустил меня полностью, и я осоловело посмотрел вокруг. — Чёрти-что...

— Вовчик! Да заткни ты его! Сил уже нет! — прошипел Игорь, имея в виду продолжавшего голосить аборигена.

Но тот будто понял сам. Резко оборвав свою арию, он медленно повернулся к столпившимся астеям и что-то мрачно изрёк уже совсем другим голосом, протянув к ним обе руки.

Браслет услужливо перевёл:

"Расступитесь, братья! Она идёт!"

Толпа послушно раздалась в стороны, освобождая широкий проход, и на сцену величавым шагом выдвинулись наши старые знакомые, с кем я вёл переговоры не так давно. На плечах они несли сколоченные на скорую руку носилки из двух-трёх перекладин и косматых шкур. На них кто-то лежал. Наружу торчали только сцепленные на животе посиневшие костлявые руки, так что угадать, кто это, мы не могли.

— Эт-то что ещё за процессия? — скривился Пашка. — Кому там срочно заплохело?

— Да, сто процентов, нашу придурковатую на переговоры припёрли, — предположил Игорь. — Шоу продолжается...

— А самой пешком уже и "не айс"? — сплюнул обозлённый Пашка. — Без прикомедий — ну никуда! То скачет, что твоя блоха, а то вдруг разлеглась!.. Ф-фу!.. — повёл он носом, когда порыв ветра бросил в нас очередную порцию искр и золы. — Чем это так неаппетитно? Никак сдохло что-то?

— Скорее, "кто-то"...

Астеи прошли на середину сцены, где полыхал костёр, и аккуратно установили носилки неподалёку от него.

Тамада неподвижно застыл и чего-то выжидал.

— Ну и зловоние!.. — продолжал комментировать Пашка вполголоса, изобретательно морща физиономию и крутя носом. Некоторые из толпы собравшихся онемевших зрителей стали перешёптываться и показывать на него пальцем. Послышались тихие смешки.

— Я, всё-таки, не догоняю, — не выдержал Игорь, когда пауза слишком затянулась. — Мы на переговоры попали, или на похороны? Это что, нельзя было отложить, или в другом месте организовать? Велика важность!

Проход в толпе "колхозников" так и оставался открытым. Через минуту напряжённого ожидания послышалось чьё-то тяжёлое сопение и оттуда показался Седой.

— Слава Богу! — буркнул Пашка. — Я уже дремать начал.

Вид у Седого был, мягко говоря, какой-то потерянный. Плюс к тому, он ещё и запыхался, поднимаясь к нам на площадку, так что парламентёр из него был отнюдь не представительный. Тут он застыл, как вкопанный, увидев нашу компанию. Понять его было можно. Помогай сильно добавлял колорита. К тому же, меж нами и не было оговорено, что я притащу с собой своё воинство.

Как бы всё ещё сомневаясь, стоит ли с нами после этого иметь дело, он медленно подошёл ко мне.

— Кто это с тобой?

— Расслабься, — натянуто улыбнулся я. — Это мои друзья. Можешь при них говорить свободно. Как обстоят дела?

Испуг внезапно преобразил его лицо. Он дико сверкнул на меня округлившимися глазами, потом неразборчиво пробормотал:

— Ты же сам знаешь...

Я нахмурился.

— Что именно?

— Я думал...

— Ну? Договаривай!

Он как-то затравленно оглядел моих спутников, немного задержавшись на Помогае, и проблеял:

— Я богам не указчик... Это ваши разборки...

Я не выдержал и вспылил:

— Да какие разборки?! Говори толком!

— Вовчик, что там ещё за дела? — прошипел изнывающий от неизвестности Пашка. — Опять, чтоли, наша бабушка фортель выкинула?

— Погоди, — отмахнулся я. — Сам ни фига понять не могу... — И опять перешёл на телепатический обмен с Седым: — Ну? Что стряслось?

Одарив меня странным взглядом и ни слова не говоря, он подошёл к носилкам и откинул одну из шкур с той стороны, где была голова у лежавшего на них человека. Потом повернулся ко мне и осуждающе произнёс:

— Ты у меня спрашиваешь?

Нашим взорам открылся не очень аппетитный портрет сильно измождённого и иссохшего от времени старика с длинными седыми волосами. Ветер тут же радостно растрепал их, наполовину закрыв лицо.

Я непонимающе уставился на своего невразумительного собеседника.

— Ну и... кто это?

Тот удивлённо вскинул брови:

— Как "кто"? Мелиса!

— Не понял... — Я подошёл к постаменту и, преодолевая брезгливость, внимательно посмотрел трупу в лицо. При этом вооружённые до зубов астеи моментально окружили нас, напряжённо ожидая от меня какого-нибудь подвоха. Седой повернулся к одному из них и тихо сказал:

— Станьте на место...

— Ты ему не верь! — сунулся вперёд Визгливый. — Мелису прикончил, теперь за нас возьмётся!

Но Седой только метнул в его сторону хмурый взгляд.

— Так вы считаете, что это я?.. — от удивления я сказал эту фразу вслух. Астеи непонимающе и с вызовом смотрели мне в глаза. Я повторил её мысленно.

— Вовчик, помочь, чтоли? — подал голос Игорь.

— Нет, — коротко отзвался я, но, видимо, ветер, отнёс мой ответ в сторону.

— Чё молчишь-то? Щас мы этих гавриков!..

— Нет! — громко повторил я. — Стойте на месте! — И вскинул руку кверху, чтобы им было наверняка понятно, что справлюсь я сам. Астеи отшатнулись от меня, расценив мой жест, как угрозу и только Седой остался неподвижен. Атмосфера всё больше накалялась.

— Что я говорил?! — обрадовался Визгливый и вскинул автомат на полном серьёзе.

— Погоди ты!!! — схватил его за дуло Седой и пригнул к земле. — Ты забыл, что случилось с Икрадом?

Видимо, он имел в виду опыт Кровожадного.

— Он первый напал! — цыкнул Визгливый, но Седой с силой оттолкнул его.

— Если б он напал, ты бы сейчас об этом не рассказывал.

И обратился ко мне:

— Так это не ты убил Мелису?

Я ошеломлённо глядел ему в глаза и не мог понять, как это так враз получилось, что я стал главным подозреваемым?

— Да с чего вы взяли?! Какой мне прок её убивать?

— Ты непоследователен, — рассудительно сказал Седой и указал на моих спутников: — Твои друзья были у неё в плену. Ты их освободил. А ей отомстил.

Я рассмеялся:

— Ты ничего не понял!

Седой выжидательно продолжал смотреть на меня, ничего не говоря.

— Это не те друзья! Понимаешь? То были мужчина и женщина. А где ты среди них видишь женщину?

— А это кто? — осторожно указал он на Помогая.

— Ну, даёшь! — удивился я. — Это вообще существо с другой планеты! Неужто не видно?

— Но в нём явно чувствуется женщина... — с сомнением пробормотал Седой. — Я ещё не так стар, чтоб не различать такие вещи.

Я прикусил язык, вспомнив, что Помогай таскает двойную ношу. Даже тройную. Но ему-то откуда это известно?! Или они тоже такие дела чувствуют? Н-да... Как же бедненько тогда мы смотримся на их фоне!

— Понимаешь, — в замешательстве я с трудом подбирал нужные слова. — Наши женщины выглядят так же, как и ваши. А это — мой боевой товарищ...

— Ага... значит, он тоже убивал наш мир? Понятно... — Седой с неприязнью покосился на Помогая.

— Боже мой! — схватился я за голову, отчего вояки опять напряглись. — Какая каша у вас в головах! Да он тут вообще ни при чём! Да и не о том мы с вами говорим! Сейчас надо как можно скорее найти наших друзей, которых куда-то спрятала Мелиса. А мы стоим тут и...

— Во-во! — поддержал меня Пашка с кислой физиономией. Видимо, от возмущения я опять всё вслух проговорил. — А мы стоим тут и тащимся от этакой вонизьмы! Может, им это и в кайф, но лично мне уже давно на блевантоне сыграть хочется. — Он с досадой сплюнул на землю. — Только вот не знаю, как отнесётся к этому почтенное собрание? Нервные оне! Чуть что — за автомат хватаются!...

— Паш, погоди... — поморщился я, но он повысил голос:

— Да чё — "погоди"-то! Долго мы тут ещё будем в молчанку играть? И вообще — что за трупешник они приволокли? Ты можешь нам это объяснить?! Чё с ним так цацкаются? Не молчи, как партизан!

— А то сам не догадываешься? — строго посмотрел я на своё деградирующее войско. — Бабушку нашу кто-то кокнул!

— Оба-на! — присвистнул Игорь. — Значит, это, всё-таки она?

— Так они говорят.

— И что ж теперь?

— Вот это я и хочу выяснить! — вздохнул я. — А вы мне тут... дисциплину разлагаете!

— А воняет-то она так почему? — гнул Пашка своё. — Вчера же ещё прыгала джейраном! Или это у них благовония такие? Мумию из неё не думают делать?

— Ладно, погодите, говоруны, — отмахнулся я. — Дайте поговорить с народом.

— Ага-ага! Только пусть энтот народ что-нибудь с нею делает побыстрей. А то воняет, как из моей... ну, в общем, ты знаешь!

— Не имел чести... — фыркнул я и опять обратился к "почтенному собранию": — Давайте отойдём подальше. Запах — нет сил терпеть.

Астеи расступились и я в сопровождении Седого перешел на другую, более тёмную, сторону площадки. Запах здесь не так остро ощущался. "Почтенное собрание" кучковалось неподалёку.

— Значит так! — Я вновь попытался направить разговор в нужное русло. — Расскажи-ка мне, уважаемый, как было дело?

— Какое дело?

— Ну, ты с нею разговаривал?

Седой как-то неуверенно кивнул:

— Она разговаривала...

— Ну и что?

Тот отрицательно покачал головой:

— Нет.

Я взбеленился:

— Что "нет"?! Ты можешь рассказать поподробнее?

— А тут и рассказывать нечего, — пожал он плечами. — Я только вошёл к ней, а она меня встречает криком: "Зачем пришёл?! Я и так всё знаю! Можешь возвращаться и передать, что я дважды повторять не буду!" Ну, я и пошёл... Только вдруг вспомнил, что обронил у неё свой посох, когда она на меня закричала. Мне без него тяжело ходить по горам. Вернулся, а она уже лежит мёртвая... и ещё этот запах... Будто уже неделя прошла. Труп разлагается...

Я хмыкнул:

— Мне казалось, что у вас так положено...

— Что положено?

— Ну... Мазать... Умащивать умерших благовониями.

— Нет, — он покачал головой. — Это неразумно. При нашей жизни. Ничего не растёт. Какие тут благовония... Это раньше...

— Тогда откуда запах?

— Говорю же: разлагается. Очень быстро.

Я задумался:

— А она там одна была?

— Нет. Лидон всегда при ней.

— Ну и что он сказал? Видел, кто её... умертвил?

— Он ничего не сказал. Он лежал, как мёртвый. Только потом мои люди увидели, что он дышит. Пока сюда его несли, он очнулся.

— Ну и?..

— Он ничего не знает. Говорит о какой-то шкуре. Будто она поднялась и накрыла его с головой.

— Что за шкура?

— Наверное, та, на которой он сидел... Какая же ещё? Он что-то там шил.

— Ну, накрыла. А дальше что?

— Дальше ничего.

— Никто его не ударил, не оглушил?

— Он не помнит.

— Фигня какая-то! — дёрнул я плечом. — Не знал, не видел. Хотя был рядом. Где он сейчас?

Седой повернулся к астеям и коротко приказал:

— Лидона сюда!

Трое из его окружения бросились выполнять приказ.

В следующий момент всё произошло так быстро, что должным образом среагировать успел только браслет.

Тот самый "деятель", как обозвал его Пашка, что донимал нас своими аккордами до прихода Седого, а теперь как-то стушевавшийся и стоявший с мрачным видом рядом с трупом Мелисы, вдруг подскочил к ближайшему из вооружённых астеев. Он выхватил у него автомат и, обернувшись с перекошенной от злобы физиономией сначала ко мне, а потом к стоявшим чуть в стороне моим спутникам, не целясь, стал поливать нас огнём. Выпустив по нам чуть ли не половину магазина, он упал, как подкошенный. Дело понятное, браслеты на руках у меня и у Помогая легко отразили атаку и пули, срикошетировав, мгновенно полетели обратно, сразив того, кто их выпустил. Да только вся беда в том, что вместе с ненормальным мстителем полегло много народу из находившихся на площадке. Кто упал, сражённый пулей, а кто и просто от испуга брякнулся на камни. Короче говоря, когда мститель пал жертвой собственного безумия, на площадке в стоячем положении были только мы и Седой.

Седого пули не задели, поскольку он стоял почти вплотную ко мне во время нашего разговора, и поле прикрыло и его, зайдясь фиолетовым свечением во время отражения атаки.

— Как говорится, "кто с мечом к нам придёт...", — невозмутимо прокомментировал Игорь, когда настала тишина, нарушаемая лишь треском пламени костра.

Зато Пашка, придя в себя, зашёлся продолжительным четырёхэтажным матом в адрес исполнителя смертельного трюка. Помогай, хлопая глазами, в недоумении прислушивался к незнакомым словосочетаниям.

— Это ж надо быть таким долбоёжиком! — орал Пашка, брызгая слюной. — Ладно — сам жить не хочет, так об остальных подумал бы! Ты глянь, чего он натворил!

— М-мустакадон... — с чувством проговорил Седой. Браслет замешкался с переводом, но и без того было ясно, что это явно не похвала. Он растерянно обозревал поле боя, стараясь, видимо, понять, сколько же людей осталось в живых после неожиданного инцидента. Все лежали вповалку, боясь поднять голову. А, может, ещё и думали, что Пашка произносит заклинания, подобающие данному случаю, так как тоже принимали его за какого-нибудь колдуна, сопровождающего моё величество. И пока не завершится таинство, не стоит и носа высовывать, чтобы ненароком не зацепило.

— Кто это был? — ошеломлённо промямлил я, тоже не сильно радуясь результатам наших переговоров.

— Расмус, — тяжело вздохнул Седой. — Большой Сеятель.

— Что-то на сеятеля он мало походит. Если только сеятель смерти...

— Это правая рука Мелисы, — пояснил он. — Несёт людям Веру наших предков.

— Нёс, — криво усмехнулся я. — Теперь этим займётся кто-нибудь другой...

— Да кто же? — опять вздохнул он. — Я и займусь. Ведь я был её левой рукой. Но она мне мало доверяла. Больше верила ему...

К тому времени Пашка завершил свой гневный монолог и, немного погодя, над поверженной толпой стали появляться отдельные головы. По мере того, как народом осознавался урон, нанесенный их численности, то тут, то там стали слышаться завывания и проклятия, адресованные, как я понял, нашей компании. Люди, оплакивавшие погибших родственников, жаждали мести. Понять их можно было: пока здесь не появились я и мои спутники (и даже ещё раньше), беды обходили их племя стороной. А теперь они шли буквально косяком! Сначала эта кошмарная ядерная бомбардировка ни с того, ни с сего, потом смерть их духовного лидера, что само по себе потрясает их основы, и вот теперь — массовый расстрел близких сородичей, жизнь каждого из которых — на вес золота, учитывая катастрофическое положение с численностью населения. Да ещё плюс этот ненормальный Сеятель...

С чего ему только взбрело такое в голову?

— Ягмир, — с трудом вспомнил я его имя. — Прими мои соболезнования. Ты же понимаешь...

— Он сам виноват! — резко оборвал меня Седой. Он как-то враз осунулся, лицо его потемнело и седина ещё больше бросалась в глаза. — Он прекрасно знал, что с богами шутки плохи.

— Да будет тебе! Какой я бог? Если бы я был богом, сейчас твои люди...

— Не вздумай им это говорить, — хмуро перебил меня Седой, кивнув головой в сторону астеев. — Не подрывай свой авторитет. Да и мой тоже... Давай делом заниматься. — Он повернулся к уцелевшим соплеменникам, постепенно приходившим в себя. — Где Лидон?!

— Нет больше Лидона... — вяло прозвучало в ответ. — Убит.

Снова из уст Седого прозвучало то замысловатое ругательство, что затруднился перевести браслет.

— Я не знаю, как тебе помочь... — сокрушённо проговорил он. — Был единственный свидетель...

— Толку с него, — отмахнулся я. — Всё равно ты говоришь, что он ничего не видел.

— Не видел, — эхом отозвался Седой, опустив голову.

— Так что свои проблемы я буду решать сам. Помочь вы мне ничем не сможете.

На Седого было жалко смотреть.

— Чего ты нос повесил? — положил я ему руку на плечо, отчего тот слегка вздрогнул. — Я понимаю: жалко людей. Но жизнь-то продолжается. Надо думать о живых. Будет ещё на вашей улице праздник.

Тот невесело хмыкнул.

— Ты о чём? Какой праздник?

— Я — о переселении в новый мир.

Тот недоверчиво и как-то с усмешкой покосился:

— Бог простил недостойных?

Я сделал вид, что не понял иронии:

— Простил. Будем случившееся считать недоразумением. Собирай людей. Будем начинать.

— Да все и так уже здесь. Все, что остались... — мрачно дополнил он.

— М-да... Негусто.

Я с сомнением окинул взором насупившуюся толпу. Многие сидели возле раненых и старались оказать им первую помощь.

— Вовчик! — напомнил о себе Игорь. — Ты там долго ещё телиться будешь?

— Уже начинаем, — отозвался я.

— Не верю своему счастью! — с подвыванием вздохнул Пашка.

Седой с опаской тронул меня за рукав:

— Мелиссу позволишь взять с собой?

Меня передёрнуло:

— Ваши проблемы...

Пашка поинтересовался:

— Чего там опять?

Я вкратце пояснил.

— О, хос-с-споди! А здесь её поджарить — не айс? Я так и думал, что для того и костёр запалили. Тащить за собой этот кусок вонючего дерьма!

— Видимо, "не айс". Да и не наше это дело...

— Ну да, ну да! Мавзолей, Красная площадь, толпы фанатов... Мы это уже проходили!.. Давай, разворачивай парус!

* * *

*

Перед тем, как открыть инопланетную панораму, я провёл краткий инструктаж среди своего немногочисленного воинства:

— Из под поля — ни ногой! Ещё не известно, как будет воспринято благодеяние. Может, кому опять пострелять захочется.

Громкий возглас восхищения был ответом на появление панорамы иного мира. Всех аборигенов охватил столбняк. Они во все глаза пялились на красоты заэкранья и не двигались с места, потихоньку обмениваясь восторжеными замечаниями.

— Ну и чё? — наконец не выдержал Пашка. — Долго ещё? Чай, не на экскурсию пришли. Скажи им, Вовчик, чтоб чесались. Мне лично эта тягомотина уже в печёнках сидит.

— Пашка ошиблась, — заявил Помогай с вежливым оскалом. — Этот планета наша назвал Тянучка.

Тот фыркнул:

— Пашка не ошиблась! Это вот "колхозники" ошибаются, если думают, что я здесь ночевать собираюсь.

Я подтолкнул Седого:

— Ну что? Проход открыт. Можете переходить на ту сторону.

Он недоверчиво покосился на меня:

— Так просто? А где это?

Я сдержанно хохотнул:

— Какая тебе разница? Далеко.

Он всё ещё стоял в нерешительности.

— Что тебя смущает?

— А солнца почему два?

— Это плохо?

— Нет... Как-то непривычно...

Я решил припугнуть:

— Так что? Вы отказываетесь?

— Нет-нет, что ты! — сразу очнулся он. — Мы тебе очень благодарны!

— Благодарить будешь потом. Когда приживётесь на новом месте.

Он как-то странно оглянулся:

— Ты будешь заглядывать к нам?

Я рассмеялся:

— Вот этого не обещаю! Своих проблем — выше крыши. Успеть бы разрулить.

Седой, а за ним ещё несколько мужиков грозного вида подошли к сверкающей кромке, разделяющей оба мира. По ту сторону на голубом небе сияли два солнца, одно чуть больше другого, под упругим ветром качалась высокая, чуть ли не по пояс, трава, чуть вдалеке темнела роща. Первопроходцы зачарованно смотрели на всю эту красоту и не решались сделать первый шаг.

— Ну? — опять подал голос нетерпеливый Пашка. — Поджопника дать, что ли?

Астеи, конечно, его не поняли, но смысл уловили по экспрессии, с которой он это произнёс. Решившись, и вроде даже прошептав какую-то молитву, один из охранников закрыл глаза и рывком переступил на ту сторону. И ничего страшного не произошло. Он стоял по колено в траве и глупо улыбался. Шаг, потом ещё, и вдруг, издав торжествующий вопль, он бросился бежать, часто подпрыгивая и размахивая нелепым своим автоматом.

Седой что-то сказал своим сопровождающим и они тоже перепрыгнули в траву, стараясь не наступать на сияющую кромку экрана. Немного постояли и так же, с воплями пустились догонять первопроходца, который в это время уже не бежал, а неподобающе возрасту кувыркался в траве, словно маленький ребёнок.

Тут уже и остальные, в немом оцепенении наблюдавшие за действиями первопроходцев, разом загомонили и пришли в движение. Они окружили Седого и стали бурно обсуждать происшествие, не переступая, однако, заветной границы. Он с беспокойством поглядел в мою сторону, и, как бы опасаясь, что я передумаю, начал настойчиво подталкивать в спины всё ещё робеющих соплеменников.

Постепенно поток людей из неорганизованно бурлящей и отчаянно жестикулирующей толпы превратился стараниями взмыленного предводителя в осмысленное перемещение в одном направлении. Шум стоял невообразимый! Я-то думал, что те, кто были на площадке, это и всё, что осталось от племени. Ан нет! Основная масса пряталась во тьме за пределами площадки среди искорёженных скал. Вновь прибывающие непременно ахали при виде невероятной картины, поудобнее подхватывали свои пожитки и уже в нетерпении толкали впереди идущих, чтобы поскорее оказаться на земле обетованной.

— "Да приезжайте, милые, рядами и колоннами! — декламировал Пашка, перекрикивая шум и для лучшего обзора поднявшись на один из валунов. Нас порядком пооттёрли от того места, где мы стояли до начала представления и прижали к скале. — Хотя вы все там химики и нет на вас креста! — разорялся он. Аборигены уже не обращали на нас никакого внимания. — А здесь места отменные, воздушные места!"

— Ты про синхрофазотроны строчку забыл, — едва слышно заметил Игорь.

— И так сойдёт! — отмахнулся тот. — Какие уж там у них синхрофазотроны?

Когда направляющая рука Седого оказалась уже не нужна, он подошёл к нам. Хоть лицо его и говорило об усталости, но глаза-то светились!

Он хотел нам что-то сказать, видимо, опять слова благодарности, но неугомонный Пашка не дал ему рта раскрыть.

— А бабушку нам оставили? — заорал он, указывая на стоявшие без движения смердящие носилки. Костёр к этому времени догорел и вариант "поджарить", по мнению Пашки, уже не прокатывал. — Мне от ентого наркозу аж не дышится уже!

Седой немного оторопел от напора, ничего не понял и обратился ко мне за переводом. Я, как мог, смягчил Пашкину грубую выходку и получил разъяснения.

— Они её в последнюю очередь вынесут, — сказал я. — Место готовят.

— А! Мавзолей? — понимающе закивал Пашка, из которого дурь пёрла неиссякаемым источником. — Я, значит, правду говорил! Красную площадь расчищают! Ну-ну! А сверху меня поставите. Буду вам стихи читать! — Он стал в позу и проорал, перекрикивая базар: — "И Ленин видел далеко, на много лет вперёд!"

Седой с лёгким недоумением посмотрел на него, потом на меня, как бы спрашивая, о чём речь?

— Не обращай внимания, — хохотнул я. — Заклинания читает. Освящает ваш путь.

Тот понимающе приподнял брови и серьёзно покивал: мол, это дело святое. Мне стоило большого труда не рассмеяться.

От общей массы народа отделилась тощая фигурка в залатанных одеждах и глазами чуть навыкате. Мужичок подобострастно, чуть ли не на полусогнутых, приблизился к Седому. Он наклонился к нему и они о чём-то пошептались. Тот в лёгком замешательстве посмотрел на экран, куда плотным потоком вливался народ, потом повернулся ко мне. Пашка тут же прекратил балаган и уставился на него.

— Что случилось? — спросил я.

— Не знаю, как и сказать...

— Прямо и говори!

— Драконы...

— Что "драконы"?

— Будет ли дозволено взять их туда? — он махнул рукой в сторону солнечного рая.

— А кто вам мешает? Это ваши проблемы! Берите, что хотите!

— Они же большие...

— Знаю, видел. Ну и что?

— Так они это... Не пролезут... Дверь маленькая...

Я рассмеялся:

— Это не проблема! Раздвинем, сколько надо! Давай сюда своих драконов.

Седой что-то буркнул мужичку и тот, обрадованно кивнув, быстро исчез.

— А теперь для убогоньких! — потребовал Пашка перевода наших мысленных бесед.

Я пересказал.

— О, прикол! — затрясся Пашка едким смешком. — Я сильно буду смеяться, когда эти горы мяса там не смогут оторваться от земли!

— Это почему?

— Ну, сам подумай, — снизошёл Пашка, разводя широко руками. — Здесь, как-никак, полусказочный мир! Колдуны, драконы, не удивлюсь, если тут ещё что-то есть, чего нет у нас. А мы-то их в НАШ континиум переправляем. Я правильно понимаю?

— Ну?

— Вот те и "ну"! Там вся эта магия может оказаться нерабочей. У нас же другая метрика. Здесь даже время игрушечное: несётся, как угорелое.

Я задумался, соображая, потом махнул рукой:

— Ну и фиг с ним! Это уже их проблемы. Пусть приспосабливаются. В крайнем случае на них пахать будут.

— Ну-ну! — хитро прищурился Пашка и отвернулся.

Зато очнулся Игорь, до сих пор угрюмо наблюдавий за перемещением народных масс. Он толкнул меня в бок и хмуро спросил:

— Я что-то так и не понял: мы Саньку уже не ищем? Уже всё путём?

— Кто тебе это сказал?

— Выводы делаю, глядя на эту первомайскую демонстрацию. Народ ликует и прославляет мудрого вождя и учителя...

Я тяжело вздохнул.

— Всё у нас даже очень не "путём".

— Так тогда в чём дело? Ты же ничего не объясняешь, о чём там шепчешься с их паханом.

— Да всё и так понятно. Без перевода. Бабушку кто-то грохнул. Саньки нет, и где он, никто не знает.

— И мы успокоились?

— Не дави на любимую мозоль. Просто я решил сразу разделаться с ними, чтобы долг на душе не висел.

— Мы же договаривались "баш на баш", насколько я помню. А ты устроил тут бюро добрых услуг. "Приходите к нам лечиться и ворона и волчица..." Я понимаю! — повысил он голос, видя, что я хочу сказать что-то в своё оправдание. — Понимаю, что они не всесильны. Не смогли найти — и флаг им в руки. Каждый остался при своих интересах. Я предупреждал, что помощники с них...

— У меня перед ними должок... — напомнил я.

— Это ты про разгром-то? Бабушка надвое сказала! Вон та, что лежит и воняет вовсю.

— Мы об этом уже говорили...

— Кстати, с чего это она так смердит? У друзей своих не спрашивал?

— Они не знают.

— Будто сдохла ещё год назад и забыли закопать.

Со стороны экрана послышалась автоматная очередь. Одна, другая...

Седой сорвался с места и влился в толпу. Побежал выяснять.

— А ты говорил, что там никого! — повернулся ко мне Пашка.

Я пожал плечами:

— Мы никого не нашли.

— Плохо искали. А они, вишь, сразу нашли! И дали адекватный ответ Чемберлену.

Мне тоже стало любопытно, что за "Чемберлена" там откопали аборигены, но вернувшийся вскоре Седой успокоил: ничего серьёзного. Люди пропитание добывают.

— Там на неведомых дорожках следы невиданных друзей! — тут же выдал Пашка.

— Зверей, — поправил я.

— Зверями они потом станут, — хохотнул он. — Когда поймут, что от пришлых добра не жди. Прятаться научатся. А сейчас там, — он кивнул на панораму за экраном, — край непуганных идиотов. Стреляй — не хочу! Знал бы Михаил Тихонович, в каких глубинах Вселенной будут чтить его детище!

— Кто такой?

Он с жалостью посмотрел на меня:

— Калашников Михаил Тихонович — выдающийся конструктор стрелкового оружия, доктор технических наук, генерал-лейтенант... Разрешите продолжать?

— Не надо, — пристыженно буркнул я, удивлённый такой его осведомлённостью. — Знать не знал, что его так зовут.

— Даёшь историю Родины, как "Отче наш"! — провозгласил Пашка. И непонятно было, то ли он так тонко насмехается, то ли говорит на полном серьёзе.

Земля под нами дрогнула. Потом ещё несколько раз. Со скал посыпались крупные обломки.

— Это что, опять бабушкины приколы? — насторожился Игорь.

— Ага, — подхватил Пашка, обрадованный новой теме для трёпа. — Посмертный сюрпрайз!

Но Седой успокоил, увидев мой вопросительный взгляд:

— Это драконы прилетели.

— Ну, сейчас начнётся! — Пашка даже поудобнее устроился на своём валуне.

Как ни странно, он оказался прав. Проблемы начались ещё на подступах к экрану. Площадка оказалась мала для таких гигантов. Погонщики до седьмого пота пытались объяснить бестолковой скотине, как надо расположить свой необъёмный фюзеляж, чтобы потом протиснуться в светящийся проём. Заход на посадку приходилось проделывать по нескольку раз, пока желаемый результат, хоть и с горем пополам, но был достигнут. Для этого пришлось в срочном порядке оттащить драгоценный труп подальше от "взлётно-посадочной полосы", которую теперь изображал несчастный пятачок, на котором мы все ютились.

— Одного не пойму, — дребезжал ядовитый Пашка, — чего они с этой вонючей бабушкой так нянчатся? Ну втащили бы её на ту сторону, притулили куда-нибудь под кустик, да и дело с концом! Щас эти толстозадые заденут драгоценный катафалк и не будет у них никакого Мавзолея.

И опять Пашка оказался прав. Не успел он закрыть рот, как очередная скотина с разбегу саданула хвостом по импровизированному постаменту, на котором покоилось разлагающееся тело Мелисы. Естественно, труп аккуратно был размазан по стенке. Поднялся невообразимый крик! Если до этого события шумовой фон мигрирующего населения как-то можно было переносить, то теперь это было выше всяких сил. Досталось бедному погонщику по первое число! Экзекуция происходила не отходя от кассы в жуткой тесноте и давке. Я даже пожалел Седого. Каково ему было управлять этой неистовствующей толпой.

— "Остались от козлика рожки да ножки"! — резюмировал "пророк". — А я вам что говорил?! А?! Теперь её со стенок будут соскребать!

Игорь только морщился, как от зубной боли:

— Пусть сами своё дерьмо вылизывают. Тебе-то что?

— Ну тормоза же первостатейные! Нет, чтоб умных людей послушать! Я же говорил!

— А они тебя так сразу и поняли! Ты ж по ихнему — ни бельмеса.

— Своя голова-то на что?

Короче, вышла непредвиденная задержка. Пока распределяли обязанности, кому выполнять почётное задание собирать то, что осталось от "козлика", поток миграции пришёл в совершенный хаос. Каждому проходящему было любопытно, что ж там такое стряслось? Они привставали на цыпочки, пытаясь заглянуть через головы, даже подпрыгивали. Но места в партере были плотно заняты и "на галёрке" только строили предположения, кого там так отчаянно мутузят?

Второй акт представления начался, когда одна из крупногабаритных животин наотрез отказалась переступить светящийся порог. Она вставала на дыбы, пятилась назад, тесня своим утыканным шипами телом всю честную компанию мигрантов. Я уже сильно жалел, что позволил аборигенам проворачивать такое опасное мероприятие. Можете себе представить весь кайф происходящего: шум, крики, рёв испуганной скотины — и всё это в полумраке, в неверном свете факелов. От костра остались только чёрные головёшки. Единственным стабильным источником света был мир за пределами экрана. Там в тот момент одно солнце только карабкалось к зениту, а другое уже клонилось к закату. Вот оно-то и бросало кроваво-красный отсвет на происходящее с этой стороны, придавая ему прямо-таки инфернальный колорит!

— Вовчик, может, вмешаешься? — с тревогой в голосе прокричал мне Пашка. — Чует моя задница: добром это не кончится!

Я пожал плечами:

— А чем я могу помочь? Здесь браслет не помощник. Тут бы нам самим уцелеть!

Поле браслетов до этого уже приняло на себя несколько чувствительных ударов. Иначе нас, как и Мелису, давно бы размазало по камням. Зверюги от электрических ударов ещё пуще взбеленились и яростно молотили шипастыми хвостами налево и направо. Каменистая почва крупно вздрагивала под многотонными тушами драконов.

Помогай тронул меня за плечо:

— Моя хочет говорить на дракон.

Я сразу понял, что он собирался сделать и согласно кивнул:

— Давай, Помогаюшка, уводи их отсюда. Иначе нам вовек не управиться.

Тот слегка показал свои острые зубы и прикрыл веки. Некоторое время результата от его усилий заметно не было. Толстозадые создания передавили уже немало народу, когда вдруг, как по команде, разом успокоились и гуськом, друг за другом двинулись в предусмотрительно раздвинутый для них проём.

— Однако, силён, бродяга! — восторженно цыкнул Пашка, краем глаза наблюдавший за медитацией Помогая. — Что б мы без тебя делали?! Теперь этих, — он показал на жмущихся к каменным стенам аборигенов, — тоже по быстрому туда отправь! Надоел этот балаган до смерти!

Но Помогай пожал плечами:

— Моя не может. Нет такая закон.

— Чего? — не расслышал тот.

— Он не может нарушить закон, — вступился я.

— Ах, ну да! — тут же скривился неблагодарный "пророк". — Принципы у нас!

Помогай вопросительно воззрился на него.

— Пашка уважает твой закон, — поспешил я сгладить грубую выходку.

— О да! — осклабился ничего не понявший "грубиян". — Пашка очень уважает твоя закон! Так уважает, дарагой, что даже кущить не может! Вах, как уважает!

Пока мы таким образом коротали время, последний из драконов втянул свой хвост на ту сторону. Вздохнули с облегчением не только мы. Аборигены тоже радостно загомонили, восхваляя искусных погонщиков и, подхватив свои многочисленные пожитки, тоже ринулись следом за основной массой.

— А их не так уж и мало! — заметил Игорь.

Я согласился. Мне тоже сгоряча показалось, что их остались жалкие крохи. А народ всё валил и конца-краю видно не было. Если я не ошибаюсь, то перед нами уже продефилировали тысяч пять. А то как бы и не больше.

— Слышь, уважаемый! — обратился Игорь к Седому, когда тот вновь нарисовался возле нас. — А где же те отвязные дамы, что спёрли наш лимузин? Сколько смотрю, эти домохозяйки с пожитками мало на них похожи.

Когда я перевёл тому вопрос, он только заинтересованно посмотрел:

— О ком речь? Какие женщины?

Я вкратце поведал ему, как нас приветливо встретили амазонки сразу после прибытия в их мир. Седой внимательно выслушал и пожал плечами:

— Не знаю. А далеко это отсюда?

— Часа два-три на драконах летели.

Седой удивлённо выпучил глаза, а Пашка встрял, не дав тому высказаться:

— Та ну, на фиг! Полдня летели! Я задубел тогда, как цуцик!

Я, видимо, незаметно для себя, стал отвечать Седому вслух.

— Паш, задубеть можно и за пять минут. Тем более — при нашей-то подготовке.

— А чем тебя наша подготовка не устраивает?

Игорь фыркнул, а я покачал головой:

— Сунулись, будто на курорт. Даже одеждой не озаботились.

— Ну да, ну да... — задумчиво согласился тот. — Тулупчик точно не помешал бы. Да только прошли те времена.

— Это почему же?

— Ну как "почему"? Раньше-то как было? "Вовчик! Вынь да положь!" И Вовчик вынул и положил. А теперь нет того Вовчика. Одно МЧС золотопогонное.

Я даже рассмеялся:

— Ничего они не "прошли"! Сейчас всю команду отправим по назначению и рванём домой.

— Да неужто? — всплеснул Пашка руками. — А я уж грешным делом...

— Полагаешь, меня туда не тянет? Не к кому?

— А как же Санёк? — опять подступился Игорь. — Бросим?

— За кого ты меня принимаешь?! — вдруг вспыхнул я.

— Ну, а всё-таки?

Я подавил в себе всплеск негодования и холодно пояснил:

— Дома у меня, то бишь у браслета, больше возможностей. Прокрутим по времени туда-сюда, посмотрим, что можно сделать...

— А на кой... д-деревянный... мы сюда-то припёрлись? Можно было сразу, не слезая с печи...

— Да кто ж знал-то?! — взбрыкнул я. — По-моему, это первейшее дело: стряслась беда — беги на выручку! Разве не так?

— Так-то оно так... Да как-то всё бестолково, непродуманно...

— Предложи! — вконец обозлился я. — Предложи! Ну? Что? Слабо? Критиковать-то — оно легче всего! Например, случись с тобой беда, я бы так же, не раздумывая, ринулся на выручку! А потом бы уже соображать начал: логично это или нет! Думаешь, мне самому нравится, что у нас получается? Представь себе — нет!

Я отвернулся от него и стал смотреть на пейзаж по ту сторону экрана, стараясь взять себя в руки. Спутники мои притихли и некоторое время их было не слышно. Шумел только людской поток. Потом я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Я оглянулся. Игорь смотрел, как побитая собака:

— Прости дурака...

Я тяжело вздохнул:

— Ладно... Проехали...

А Пашка тут же обрадованно ввернул:

— Вот такая, понимаешь, за-го-гу-лина!

Седой наклонился ко мне:

— Я могу чем-то помочь? Нехорошо, когда боги ссорятся.

— Уводи побыстрее своих людей, — дёрнул я подбородком в сторону экрана. — Больше ничем. Много вас ещё?

Он посмотрел в темноту за пределы площадки и кому-то крикнул:

— Даньяр своих привёл?

Я не разобрал, что ему ответили, только он недовольно поморщился:

— Ну сказал же... — И он пошёл на голос, бросив мне через плечо: — Я скоро...

Опять потекли томительные минуты ожидания.

— Глянь-ка, — указал Пашка в угол, где сопели от усердия особо доверенные лица. — Бабушку-то нашу отскребли от асфальта! О! Чую! Настаёт самый главный момент!

Но в этот раз интуиция ему явно изменила. Фанфары не прозвучали и торжество не состоялось. Аборигены просто завернули в тёмную ткань горшок, куда упаковали "бабушку" и тихо ушли за пределы экрана.

— Бли-и-ин! — скособочило нашего "пророка". — Хучь бы слезу пустили напоследок. Мол, жила, верой и правдой служила!.. Прощайте, мол, сады и огороды!.. Э-эх! — махнул он безнадёжно. — Одно слово — "колхозники"!

— Сами-то слиняли, а запах остался, — хмыкнул Игорь.

— Видать, в назидание потомкам!

Ждать долго не пришлось. К тому времени, когда вернулся Седой, толпа сильно поредела. Мимо нас, опасливо оглядываясь, проскальзывали какие-то серые тени сверкая белками глаз. Привратники из числа охраны Седого, которых он снарядил стоять у кромки экрана для указания направления разношёрстной толпе, поторапливали отставших, призывно махая руками и всем своим видом выказывая нетерпение.

Седой появился в сопровождении четырёх дюжих молодцов, которые тащили на себе довольно тяжёлые с виду носилки. Сам Седой подволакивал ногу и вёл за руку ту самую девчушку, что я так неудачно спугнул перед самым расстрелом. А, может, оно и к лучшему? Неизвестно, осталась ли она в живых после той мясорубки несколько минут спустя после её бегства? Может, именно моё вмешательство и спасло ей жизнь. Нет, как говорится, худа без добра. Поди знай, что мною двигало в тот момент. Как будто наитие какое...

— Что с тобой? — обратился я к Седому.

Он только отмахнулся:

— Ничего серьёзного. Лигирда напала.

— А кто это?

Он удивлённо посмотрел на меня, не шучу ли я?

— Червяк такой. В скалах живёт.

Я поёжился:

— И много их тут?

— Да какая разница? — пожал он плечами. — Они не опасны.

— Ну да! А нога?

— Она защищалась. Я наступил на неё.

Потом он посмотрел на девчушку и сказал мне:

— Это последние люди. Больше никого нет. Спасибо тебе! — И он согнулся в поклоне, приложив свободную руку к груди. Потом выпрямился, опять мельком глянул на спутницу и произнёс: — Прощай. О тебе у нас будут слагать легенды.

— Ну! Это уж совсем лишнее, — покраснел я. Хорошо, что Пашка с Игорем не понимали его речь! — Счастливо вам обосноваться на новом месте!

Седой улыбнулся и потянул за собой девчушку, которая всё это время молча смотрела на меня во все глаза. Мужики с носилками проследовали за ними в полном молчании.

Они переступили через кромку экрана, и я дал Сезаму отбой. Экран схлопнулся и мы оказались в кромешной темноте. Только ветер трепал наши одежды и волосы. И запах никуда не делся.

— Ну вот! — послышался недовольный Пашкин голос. — Как у негра в заднице! Хоть бы один догадался нам свой факел оставить! Ну, народ!

18. Возвращение

— Бабуля отбросила кони, а сюрпризы-то продолжаются!.. — Пашка с любопытством косился на меня. — Может, нам не ту бабулю подбросили?! А мы и уши развесили!.. Наша-то не так воняла!.. Только прыгала, аки блоха подковёрная!..

Терзаемые ураганным ветром, мы стояли на краю обрыва и пялились в пропасть. Буквально несколько часов назад браслет показывал нам, что на этом месте была более-менее ровная площадка, на которую мы так самонадеянно десантировались в этот мир. И теперь тот же браслет утверждает, что точка перехода в наш мир находится в пяти метрах от обрыва! То есть — прямо в воздухе!

— Говорил же, трусы надо было на палке повесить! — прокричал Игорь. — Теперь не маялись бы, гадаючи, у кого из нас крыша едет: у браслета твоего, или у нас!

Разговаривать можно было только так. И то не всё разберёшь.

— Где бы они щас были, трусы твои при таком-то ветре? — фыркнул Пашка. — В каком-нибудь местном Занзибаре-Калахаре!

Но Игорь, похоже, не расслышал.

— Чего молчишь? — крикнул он мне на ухо. — Как уходить будем?

Я пожал плечами:

— Понятия не имею...

— Давай хоть спрячемся куда-нибудь, что ли?! — с другой стороны заорал Пашка. — А то этот грёбаный сквознячок спит и видит, как бы нас летать научить! Да и тряхануть опять может! Скала-то, видишь, не выдержала критики!

После непродолжительных поисков, мы укрылись за группой оплавленных булыжников, приткнувшихся к такой же оплывшей скале. Здесь ветер хоть и не оставил нас в покое, но был уже не так настырен.

— Ну что, господа хорошие? — начал Пашка импровизированный совет. — Похоже, нет нам отседова никакого ходу-выходу? Застряли, мать его яти!..

— Моя такой не думай, — подал голос молчавший до этих пор Помогай.

— Да ну? — подался к нему Пашка, преувеличенно изображая внимание. — Поделись, поделись, какой-такой твоя-моя думай?

Я незаметно толкнул его в бок: не юродствуй.

— Моя думай, уходить можно тута здеся.

— Ага-ага! — с готовностью закивал Пашка. — Как раз к пенсии внуков поспеем!

Помогай недоумённо завертел головой:

— Какой такая пенсий? Какая поют?

— Да-да, самое время песни петь! — цыкнул Пашка и отвернулся.

Я пришёл на выручку Помогаю:

— Ты помнишь о том, что уходить надо в той же точке, где и прошли сюда?

— Моя помнишь. Моя думай не страшно.

— Ну конечно! — фыркнул Пашка. — Нам терять нечего! Особенно тебе!

— Паш! — осадил я его. — Хватит! Всем плохо. Не надо на других зло срывать.

Он подскочил и скрылся за гладким боком валуна.

— Ты куда?

— В сказку! — донеслось оттуда недовольное.

— А всё-таки?..

— Да до ветру...

— А... Ну-ну... Этого добра здесь... Так что ты хотел сказать? — повернулся я к Помогаю.

— Моя говорил на браслет. Она сказал, где земля кончай, время много не ходи.

Я потряс головой, соображая:

— Если мы уйдём прямо с обрыва, то временной разрыв будет маленьким?

— Интересно бы знать, насколько он будет "маленьким", — хмуро поинтересовался Игорь.

— Да года три, — высунул голову из-за поворота Пашка, заправляя рубашку в штаны — если не больше!

— Два раза два рука, — спокойно ответил Помогай. И уточнил: — Мой рука.

Игорь, видимо, впервые с интересом посмотрел на его руки и присвистнул.

— Ну, хоть в этом повезло, — хрюкнул Пашка, опять подсаживаясь к нам. — Слава Богу, пальцев у тебя — не как зубов.

— Паш! Ну будь ты человеком!

Но Помогай улыбнулся во всю ширь своей сотни.

— Моя понимай! — кивнул он. — Шутка такой?

— Шутка, шутка, — вздохнул Пашка с каким-то подвыванием. — Я представляю, как моя Наталья шутить начнёт, когда мы через две недели заявимся. Да ещё и с пустыми руками. Туристы... Санькина девчонка изведётся вся...

— Другого способа нет, — покачал я головой. На меня опять навалились угрызения совести. — А летать мы не умеем.

— Н-да... — пригорюнился Игорь. — Машинка бы сейчас ой как не помешала...

Пашка толкнул его в плечо:

— А чё? Может, и вправду? Наведаемся к амазонкам? Заберём своё? Так, мол, и так...

Игорь хмыкнул:

— Вот только металлолома нам сейчас и не хватает! Таскать за собой!

— А, может, они её того?..

— Чего "того"?

— Ну, из говна конфетку сделали?

— Щас! Ты не с нами был? Не видал, как её та птичка уделала? До сих пор как вспомню...

— А чем чёрт не шутит? Вовчик, а?

— Да ладно тебе! — отмахнулся Игорь, как от надоедливой мухи. — Там одного ремонту на год. Если не больше...

Пашка всё больше распалялся от своей идеи:

— Не, ты послушай! На кой нам тот ремонт? Летать-то она ещё могла на тот момент? Хоть и покорёженная?

— В лапах дракона? Сколько хочешь. Так драконов всех уже того!... На тот свет!

— Товарищ не понимает! — Пашка даже вскочил и забегал туда-сюда, насколько позволяло наше укрытие. — Машинка-то от Вовчика! Сам говорил, что на святом духе летает!

— Когда это я такое говорил?

— Ну, на этом, как его?.. Чёрт!... На вакууме! Короче, волшебная машина! — отмёл он возможные возражения. — Она и в растерзанном виде способна будет в воздух подняться. Ей двигатель-то и не нужен, по сути.

— И чего плетёт?.. — крутил головой Игорь, но было видно, что слова агитатора падают на благодатную почву.

— На кой нам её красоты, той машины? — наседал Пашка. — Нам бы на ней только до места перехода допрыгнуть. А там Вовчик из неё опять ласточку зафигачит! Ну?

Игорь в сильном сомнении щурился и отводил глаза.

— А вы чего молчите? — накинулся Пашка на меня с Помогаем. — Дело же говорю!

Я пожал плечами:

— В принципе можно и глянуть... Как ты? — тронул я Игоря за плечо. — Стоит овчинка выделки?

— Ну!.. Паша и мёртвого уговорит! — усмехнулся тот. — Ладно... Хрен с ним! Заводи!

— О!!! — радостно завопил довольный Пашка. — Заработала!!!

И устроился поудобнее на обломке скалы смотреть кино.

— Сто процентов, Паша там себе уже какую-то присмотрел, — хехекнул Игорь. — Ишь как волну гонит! И когда только успел?

— А ты думал? — подыграл ему Пашка, предвкушая новый балаган. — Ну? — повернулся он ко мне. — Чё телимся? Адрес забыл?

* * *

*

Сказать, что скала на экране нам знакома, было бы сильным преувеличением. В этом негостеприимном мире все буераки на одно лицо. Рваный и оплавленный каменный пейзаж разнообразием глаз не радовал. Но браслет утверждал, что это то самое место, где нас лишили нашей автособственности.

— Ну-ну, — вздохнул Игорь. — Допустим, что так. Давай, двигай внутрь, — указал он на вертикальный разлом, который знакомо расширялся книзу. Это туда команда воинственных амазонок упёрла наше многострадальное авто.

Вход в подземелье изнутри был плотно прикрыт огромным валуном. Девочки защищались от бешеной атмосферы, которая, как и в тот раз, натурально сходила с ума: в воздух взлетали тучи каменного крошева и с размаху бросались на отвесные скалы.

— Блин, — Пашка зябко передёрнул плечами. — Наших бы вояк сюда. Подержать здесь пару денёчков с голой задницей против ветру, чтобы прониклись, к чему приводят их милитаристские мечтания. А то в кабинетах всё так красиво выглядит. Знай только жми себе на кнопочки!.. Чё смотришь? — окрысился он, заметив иронический взгляд Игоря. — А с какого бодуна, думаешь, мы устроили всю эту заваруху? Чтоб на Земле не возникло таких вот живописных пейзажиков. Кабы не мы, критиковать нас уже было бы некому!

— Сам себя не похвалишь... — хмыкнул Игорь, отводя глаза.

Пашка хотел сказать в ответ ему какую-то гадость, но увиденное на экране, отбило у него охоту спорить.

Мы проникли сквозь преграждавший дорогу валун и уже довольно основательно заплутали в подземных переходах. Даже казалось, что некоторые крысиные ходы мы проползали по второму, а то и по третьему разу. Темень была кромешная, и, если бы не одиночные, тускло коптящие факела, попадавшиеся нам на некоторых поворотах, можно было бы усомниться в обитаемости этих мрачных помещений. И вот неожиданно стены узкого прохода раздались вширь и вверх и мы впорхнули в огромный, довольно ярко освещенный зал. Что интересно, факела, либо какие другие примитивные источники света здесь были ни при чём. Стены и потолок обширного помещения мягко светились и давали ровный, не отбрасывающий теней, рассеянный свет.

— Тормози, — распорядился Игорь, удивлённо обозревая открывшуюся перед нами панораму. — Надо бы пооглядеться...

— Пещера горного короля... — выдал не меньше его поражённый Пашка. И тут же обрадованно заорал: — А вот и вигвамы наших дамочек! Вот они где, голубушки, обосновались! Ну-ка, ну-ка!

Действительно, считай, всю площадь "пещеры" занимал непроходимый лес из сталагмитов, торчавших на каждом свободном метре полезной площади, а навстречу им с потолка свешивались, а кое-где и сращивались с ними причудливых форм сталактиты. Весь материал "пещеры" светился и впечатление было просто изумительным по красоте.

Так вот, "вигвамы наших дамочек" довольно своеобразно использовали природный материал подземелья, ничуть не нарушая его архитектуры. Сталагмиты служили колоннами, на которых крепились примитивным образом скреплённые шкуры каких-то мохнатых животных, и в результате получалось, что почти вся свободная от каменных исполинов квадратура была поделена импровизированными ширмами на сектора самых разнообразных форм. Похоже, обитателям сих лабиринтов было всё равно, какую форму имеют их квартиры. Форму задавали циклопические природные образования, то бишь сталактиты, росшие из пола совершенно прихотливо.

— Одного я никак не пойму, — Пашка удивлённо повёл плечами. — Всё население этого мира одето-обуто в шкуры каких-то зверей, но их самих мы ни разу не сподобились увидеть. Вам не кажется это странным? Вот и здесь тоже лепят шкурки куда ни попадя. Впечатление такое, что у них тут стада разгуливают. Ничуть не экономят.

— Каиньяк, — отозвался молчаливый Помогай.

— Чего "коньяк"? — дёрнулся Пашка, видимо, не ожидавший такого словечка от инопланетного "говоруна".

— Каиньяк, — повторил Помогай с нажимом на букву "и". — Животный такая.

— А ты-то почём знаешь?

— Моя слушай, астей говорила. Там! — Помогай махнул куда-то рукой, вероятно имея в виду переселённое нами племя.

— Тем более, — фыркнул Пашка. — Куда ж они их подевали? С собой точно не взяли. Мы бы усекли. Небось, не букашки-таракашки. В карман не положишь.

— Вся сдохла. Кушать нет. И ещё — луч.

— Радиация, что ли? — сразу въехал Пашка. — Тем более, экономить надо. А тут — посмотри! Ну прямо-таки Большой тебе Театер! Сплошь одни кулисы! Только вот артисточек я что-то не наблюдаю.

— Тихий час, — обронил Игорь, внимательно оглядывая окрестности.

— Вот-вот! Самое время умыкнуть машинку!

— Её ещё найти надо. Ты её видишь? Я — нет.

— Ну дык покружиться надо по окрестностям. Чего прилип-то?

Это относилось уже ко мне.

Я стал сканировать помещение на предмет обнаружения кучи металлолома, в который по представлениям Игоря превратилась наша машина. Минут пять мы обыскивали все закоулки "Пещеры горного короля", как окрестил это подземелье Пашка, но результат оказался равным нулю. Мы ничего не нашли.

— Хосс-ссподи! — прошипел неугомонный Пашка. — В музей сдали, что ли?

— А ты в самих вигвамах посмотри, — посоветовал Игорь. — Мож они спят с нею. Или на ней. Вместо лежанки.

— Ага, по очереди! — поддакнул Пашка.

С некоторой долей смущения я прошёлся по "вигвамам", но я зря комплексовал: там не только никакой машины не оказалось, но и самих "артисточек" тоже. Помещения были абсолютно пусты.

— Что за яти его мать! — кипятился Пашка. — Понаразвешивали тут свои тряпки, а сами не живут. Экая расточительность!

— Как бы это не оказалось каким-нибудь святилищем, — предположил я.

— Ну, не в гавно, так в партию! Вечно нам везёт, как утопленникам! Где ж их теперь искать?

— Ближе к центру Земли, — хохотнул Игорь. — Зарылись от неприятностей поглубже.

— "Земли"! — фыркнул Пашка. — Кабы она Земля была! Ты там как? — толкнул он Помогая. — Не чуешь их нигде? Ты ж у нас главный чуец!

— Моя нада там сиди, — Помогай указал на экран. — Так чуец получайся.

Пашка коротко заржал. Видимо над словесными вывертами Помогая. Даже Игорь не выдержал и заулыбался.

— Говорил же я вам, это всё — "голый Вася", — покрутил он головой. — Мы будем ещё месяц по этим катакомбам лазить. Может, она ещё и не та пещера. Ошибся, может, браслет?

— Оба браслета не могли ошибиться, — сказал я.

— Ну тогда эти дамочки хорошо умеют прятаться.

— Ну а чё? — вновь загорелся Пашка, хватаясь за соломинку. — Может, правда Помогая туда? Чтоб свой нюх настроил? Ты как?

Тот пожал плечами:

— Моя не страшный.

— Да то, что ты у нас красавец, козе понятно, — Пашка коротко переглянулся с нами, пряча усмешку. — Вопрос-то в чём? Смогёшь, али как?

— Моя постарайся, — развёл тот руки в стороны. Видимо, этот жест означал сомнение.

В этот момент Игорь вскинул руку:

— Опаньки! Гля!

Моментально балаган утих и мы хором уставились туда, куда указывал Игорь. Возле одного из сталагмитов нарисовалась какая-то согбенная фигура. Чем она там занималась, отсюда нельзя было разобрать, поэтому я резко придвинул экран.

— Грибы, что ли, собирает? — хмыкнул Пашка.

При ближайшем рассмотрении это оказалась молоденькая девчушка лет шестнадцати, одетая, как и её соплеменницы, так же небрежно в шкуры от "Коньяка". На ней чудом держалась то ли набедренная повязка, то ли короткая юбка, а верхняя часть тела вообще ничем не прикрыта. Она часто наклонялась и что-то собирала на полу, прижимая это "что-то" к груди.

— А девочка-то — ничего! — цвикнул зубом Пашка. — В соку! Помыть бы только...

— Ну, начинается! — хохотнул Игорь. — Не о том думаешь, страстотерпец ты наш! Ты лучше задайся вопросом, откуда она здесь взялась?

— Ну? И откуда?

— А я знаю? Только что во всём зале никого не было.

— Тогда из какой дырки она вылезла?

— Из той же, что и ты! Следить надо. Неотступно. Вовчик, придвинь поближе. А то так же и исчезнет, как и появилась.

— А не спугнём?

— Паш! Я и то уже понял принцип действия. Тебе тем более должно быть... Оба-на!..

Девчушка на экране резко выпрямилась, при этом белые шарики, которые она старательно подбирала, рассыпались по полу. Она посмотрела прямо на нас, легко коснулась какого-то выступа на теле крупного сталагмита, и юркнула в открывшийся в этом же сталагмите проход.

— Не отставай, Вовчик! — моментально возбудился Пашка и схватил меня за рукав.

Я это уже и сам сообразил, и буквально наступал девчушке на пятки, пока она поднималась по каменной винтовой лестнице внутри сталагмита.

— От же яти его мать! — вохитился Пашка хитростью аборигенов. — А мы-то шастаем! Туды-сюды... А они вон чего удумали!

— Похоже, у них тут второй этаж имеется... — задумчиво произнёс Игорь. — Но через эту дырочку они же не могли машину утянуть?! Во-первых, просто не пройдёт, а, во-вторых, бабы, всё-таки...

Лестница, действительно, была очень крутой и узкой, а поднималась девчушка довольно быстро.

— А ведь она усекла наше присутствие, — сказал я. — Этот взгляд...

— Да не! Совпадение...

— Не знаю, не знаю... В этом мире все с причудами, как я погляжу...

— Ага, — подписался Пашка, — наша вонючая бабушка в два счёта расколола Вовчика, как он ни шифровался!

— Ну, это не бабушка...

— Это правда, — облизнулся Пашка. — Совсем не бабушка...

— Кот мартовский! — хохотнул Игорь. — Ты на её сиськи не смотри! Тебе о способностях толкуют!

— А чё не смотреть? Оно делу не мешает. А о способностях её сказать ничего не могу. Пока! — многозначительно поднял он брови, не отрываясь от экрана. — Пошшупать надо.

— Мечтать не вредно...

— Одно могу точно сказать: бегает, что твой джейран! Через три ступеньки скачет, и даже не запыхалась! Я бы уже давно скукожился!

Игорь только сдавленно хрюкнул в ответ и снисходительно покосился на него.

Наконец, лестница кончилась и упёрлась в площадку перед тяжёлой с виду дверью. Помещение здесь освещал довольно яркий и сильно коптящий факел. Сталагмит на этой высоте уже плавно перетёк в сталактит и составлял в поперечнике метров пять.

— О! Гля! Здесь и машина запросто станет! — определил Пашка.

— Её сюда ещё втащить надо... — буркнул Игорь.

Наша амазонка с разбегу ударила кулачком по какому-то неровному выступу и дверь ушла в сторону, пропуская беглянку и тут же опять плавно вошла в пазы.

— Райком закрыт! — резюмировал Пашка. — И не скажешь, что у них тут дикари живут: всё по последнему слову техники! Ныряй следом! Чего завис? Упустим же!

Я и впрямь слегка замешкался, удивлённо разглядывая бронированную дверь. В здешнем антураже она смотрелась как-то чужеродно.

Легко преодолев преграду, мы оказались в довольно тускло освещённом помещении. Факела сильно чадили и справлялись со своей работой с большим трудом, не давая полного обзора. При том, здесь было многолюдно. Плохо прикрытые фигуры в неизменных шкурах от "коньяка" сновали в полутьме, занятые своими проблемами. Ровный гул голосов и каких-то механизмов заполнял звуковое пространство мрачного помещения. А в отдалении сверкали пятки нашей девчушки. Она явно удирала от нас, часто оглядываясь назад!

— И ты ещё хочешь сказать, — хмыкнул я, направляя браслет следом за нею, — что она нас не видит?

— Чудеса твои, господи! — только и отозвался Пашка, признавая мою правоту.

— Тормози, Вовчик! — толкнул меня Игорь. — Чёрт с ней! Смотри, сколько народу кругом!

— Ни фига! — подскочил Пашка. — Если мы её упустим, то не будем знать, чего она там своим про нас наплетёт!

— Каким, на фиг, "своим"? Тебе оно надо? Мы что, сюда за бабами бегать пришли?

Я притормозил и удивлённо промолвил:

— Вы уж как-нибудь определитесь: бежать, или не бежать?

— Смотри, да вот же она, ласточка наша! — выкрикнул Игорь, весь подавшись к экрану.

— Где?!

В тёмном углу, куда указывал Игорь, в немощном свете факелов блестели бамперные "бивни" нашего "джипорожца". Нашего или нет, но это точно была машина!

Я резко придвинул экран.

— Без окон, без дверей... — хмыкнул Пашка. — А чё они там с нею делают?

Человек пять из числа местного населения возились над "украшением" того, что осталось от машины. Буквально каждый сантиметр её пострадавшей поверхности был "упакован" разноцветными тряпками: ленточками, бантикам, какими-то блестяшками, кусками всё тех же шкур... И только "морда лица" автомобиля была свободна от "бижутерии". Потому и блестела, явно специально начищенная.

— Сказано — бабы... — цыкнул Игорь.

— Они что, готовят её для первомайской демонстрации? — гоготнул Пашка.

— Даже колёса умотали какой-то хреновиной!

Освещение было никакое, аборигены суетились в полутьме, переговариваясь гортанными выкриками и скороговорками, перемежаемыми короткими смешками и хихиканьем.

— Сплетничают, — определил Пашка.

А Игорь требовательно глянул на меня:

— Ну и чё? Как будем брать?

Я пожал плечами:

— Ну как? Открываем проход...

— А они тебе в морду — "калаш"!

— Ну и что? Я пойду. Надо сюда сначала перегнать, а уж потом будем альпинизмом заниматься.

— Ну-ну... Так они тебе и отдадут игрушку без боя.

— Какой бой? Вы прячетесь за скалы, чтоб ненароком кого не задело, Помогай открывает проход, я сажусь в машину и — вперёд! Пусть себе стреляют! Минутное дело!

— Хе! "Вперёд"! — язвительно выдавил Игорь. — На чём? Колёса-то все умотаны! С места не сдвинется!

— Ну и фиг с ним! Летать-то она умеет?

— Молю Бога, чтоб не разучилась...

— А если не умеет, то она нам и даром не нужна.

Игорь мрачно вздохнул:

— Всё верно.

— Ну а чё тогда резину тянуть? — встрял Пашка и потянул его за рукав. — Пошли в укрытие!

Собственно, всё прошло без сучка и задоринки. Вместе с ворвавшимся ветром я вошёл в открывшийся проход, бабы с визгом прыснули в стороны и даже не вспомнили об оружии. Оно, кстати, так и осталось лежать на заднем сиденье машины. Это уж потом Игорь его обнаружил. Я сел за руль, с трудом продравшись сквозь тщательно задрапированный проём двери, и вдавил газ до упора, мысленно представив, что поднимаюсь в воздух. Не скажу, что машина послушалась беспрекословно, полёт выглядел какими-то рваными скачками, как у бабочки, ветер не дал мне сразу попасть в проход. Машину кидало из строны в сторону. Но перенести драндулет на нашу строну тяму хватило. Помогай тут же закрыл проход.

— Ну вот! — обрадованно возопил Игорь, появляясь из-за скалы, не дожидаясь команды. — А ты боялась!

— Это ты боялась, — уточнил Пашка. — А я тебя уламывал. И это стоило невероятных усилий. Короче, с тебя — пузырь.

— Щас! — отвечал Игорь, с остервенением набрасываясь на "первомайские украшения". Ветер обрадованно подхватывал их и уносил из поля видимости. — Перебьёшься! Вот похавать бы не мешало. Где твой индюк, Помогай?

Молчаливый Помогай непонимающе уставился на вопрошающего.

— Не бери в голову! — похлопал Пашка его по плечу, добродушно посмеиваясь. — Это он так шутит. — И добавил: — Сейчас дома будем. Там и похаваем. У меня у самого...

— "Сейчас"!.. Твои бы слова да Богу в уши...

— А в чём сомнения? Машинка-то летает?

— Летает... Как подстреленная ворона...

— На тебя не угодишь! — рассмеялся Пашка. — Наш Кузенька прямо-таки с жиру бесится. Скажи спасибо, что девки её в цветмет не сдали! Если б они знали, что машина летает...

— А они что, слепые были? Не в воздухе ли нас поймали?

— Скорее всего, не дошло, как её заставить летать.

— И слава Богу!.. Опаньки! — этот возглас Игоря означал, что он узрел-таки под тряпками четыре автомата, брошенные в испуге аборигеншами. Они завалились между сиденьями во время перелёта и не сразу бросались в глаза.

Они с интересом разглядывали трофей, крутили в руках и прицеливались. Только Помогай остался равнодушным к приобретению. Он опять сел в сторонке и прикрыл глаза, дожидаясь, когда транспорт будет готов к отправке. Я подошёл к нему и присел рядом:

— Тебе плохо?

Он удивлённо открыл глаза:

— Моя хорошо. Мой говори на моя самка.

— А... Ну, не буду мешать...

Но он придержал меня за руку:

— Твоя не мешай. Твоя хороший. Такая мой самка говори.

— Спасибо... — смутился я. — Как она там? Не голодная?

Тот улыбнулся:

— Она говори: терпит.

Я поднялся:

— Значит — пора отправляться. Игорь! Хватит засорять планету! Поехали!

— Опробовать надо бы... Ветерок меня беспокоит...

— Вот и давай! Тряпками дома займёшься. Если настроение будет.

Игорь покидал автоматы в покорёженный багажник и прыгнул за руль. Едва он оторвался от площадки, как ветер бросил его на скалы. Каким-то чудом он избежал столкновения и, едва не вывалившись из машины, взял круто ввверх. Багажник раскрылся и "калаши" посыпались вниз. Три из них упали в пропасть за обрывом, а один хряпнулся на площадку. Машина судорожно запрыгала у нас над головами и через мгновение исчезла из виду.

— Блин! — испуганно зорал Пашка и выбежал из укрытия. — Куда его чёрти понесли?! Он нас не потеряет?! Скалы-то все одинаковые сверху?! — Он подхватил автомат и дал очередь в низко летящие облака.

— Прекрати! — мы с Помогаем тоже отдали себя на растерзание ветру, присоединившись к нему, чтобы нас кучей было заметней. — В него попадёшь! Ещё только этого нам не хватало!

— А чтоб услышал!

Да, не продумали... Ни телефона, ни рации... С высоты он может и не разглядеть нас. То ли за полётом следить, то ли площадку искать...

Минут пять мы стояли и бестолково пялились в неприветливое небо. Ветер выл и с наслаждением рвал на нас одежду. А Игорь появился не с верху, а выпрыгнул из-за кромки обрыва и с размаху брякнул машиной о поверхность площадки, остановившись от нас в двух шагах.

— Наконец-то! — подбежал к нему Пашка, бросив "калаш". — Ну и чё?!

Мы с Помогаем тоже подошли к устало сидящему в кабине Игорю.

— Вот что я вам скажу, — мрачно изрёк он, снимая руки с руля. — Есть риск не попасть в окошко. Машина слушается очень плохо. Ветер смахнёт нас, как котят...

— Раздвинем окошко! — в запале выкрикнул Пашка. — Ящеров-то просунули! Чё ж теперь, жить здесь?!

Игорь помотал головой:

— Я не о том. Вовчика надо вперёд одного послать. А уж он оттуда нас на новой машине вывезет. Эта — ни к чёрту!

— Уж какая есть! А раздельно путешествовать — ну его на фиг! Эти игры со временем!.. Чуть промахнёшься — и кирдык! Сиди жди, пока разница во времени исчезнет! А жрать чего будем?!

— Пашка прав! — крикнул я, уворачиваясь от особо сильного порыва ветра. Машину протащило пару метров. Слава Богу — не к обрыву. — Лететь — так вместе! Если промахнёмся, так друг друга не растеряем!

— Моя такая тоже думай! — поддержал Помогай.

— Во! — хлопнул Пашка того по плечу. — Три против одного! Поехали!

— Да чё я, против?! — отозвался Игорь устало. Видно, борьба с машиной его вконец доконала. — Я просто предупредил... Загружайтесь и покрепче себя привязывайте! Лететь пять метров, но я не гарантирую ничего!

Мы попрыгали на сиденья и стали тщательно прикреплять себя к ним.

— Блин! — вспомнил Пашка. — Автомат забыл!

— Вот он тебе нужен! — крикнул Игорь в ответ. — От жены отстреливаться?! Сиди уж! Вовчик, давай! Чего тянуть?!

Я вызвал Сезама, объяснил задание и по возможности пошире раздвинул светящуюся над пропастью рамку. И вверх, и вниз, и в стороны. Получилось где-то метров по двадцать на сторону. Пашкина вилла маняще засветилась "на том берегу".

— В такую-то дырищу и слепой не промахнётся! — заржал Пашка. — Шире маминой...

— Ну, с Богом! — неожиданно перекрестился Игорь и рванул вперёд.

Видимо, в небесной канцелярии тоже опешили от ещё одного резко приобщившегося к лону церкви. Наверное поэтому, как только мы спрыгнули с обрыва, машина стала падать в пропасть! Вес машины вместе с нами оказался неподъёмным!

— Вверх! Вверх бери! — зорал испуганно Пашка, хватаясь за панель. — Не попадаем же!

— А я что делаю?! — сжав зубы проскрежетал Игорь, вцепившись в руль.

Но машина просто падала!

— Вовчик!!! Рамку!!! — орал взмыленный Пашка. — Придвинь рамку!!! Падаем!!! Разобьёмся к едреней фене!!!

— А время?!!

— Да хрен с ним!!! Переживём!!! Чешись!!!

Я сдёрнул экран с заоблачных высот и подсунул под машину. Мы камнем упали в него!

Наш драндулет со страшным грохотом несколько раз перекувыркнулся на брусчатке Пашкиного двора и замер на левом боку.

— С приездом, блин!!! — нервно заржал Пашка. — Мать вашу!!! Все целы?!!

Мы только промолчали в ответ, выпутываясь из ремней в неудобном положении.

А к нам уже бежали Пашкины домочадцы, что-то крича на ходу и размахивая руками...

* * *

**

— Вовчик! Блин! Очнись! — зло пыхтел Игорь, пытаясь высвободиться от объятий сверхнадёжно затянутых ремней. — Мы ведь уже дома! Организуй... блин!.. очередное чудо...

— Ты о чём?

— Машину на колёса поставь! — рявкнул мне на ухо Пашка. — А то — ни мы, ни нас!..

Пашкино семейство окружило покорёженную машину и с причитаниями активно изъявляло желание помочь нашему вызволению.

— Господи! Да где ж вы пропадали-то? — Наталья бегала вокруг, не зная, как подступиться. Пацаны забрались на машину сверху, но от них не было никакого толку. Только шуму прибавляли.

— А ну, сдрыснули! — окрысился на них взмыленный папаша. — Щас мы сами! Слезли, говорю!

Я подождал, пока детвора выполнит команду и аккуратно поставил драндулет на колёса. Их, кстати, осталось только два. По одному на каждом мосту. Остальные оторвались ещё при "мягкой" посадке и, весело подпрыгивая, разбежались по ближайшим кустам.

Ремни, стягивающие наши тела, тоже немедленно растворились.

— Ну, то-то! — довольно констатировал Пашка и полез из машины, широко растопырив клешни. — Ну, обнимите же своего папочку!

Пацанята мигом облепили его, а Наталья шлёпнула его ладонью по спине и выдохнула со слезами:

— Где ж ты, скотина, околачивался? А? Все глаза проглядела! Уж не знала, чего и думать!

— Сколько? — требовательно повернулся к ней Пашка.

— Чего "сколько"?

— Сколько нас не было?

— Да больше месяца! — У неё по щекам текли слёзы. — Ушли и пропали!

Мы переглянулись, а Игорь даже присвистнул.

— Дедушке Эйнштейну такое и не снилось, — хохотнул Пашка.

— Какому ещё дедушке?! — обозлилась Наталья и отвернулась, вытирая слёзы.

— Ну ладно, ладно, — притянул он её к себе. — Стоишь и смотришь, как чужая. Дай, я тебя пацалую!

— Одолжение он делает! — обиделась та и попыталась высвободиться. — Здесь у нас такие проблемы, хоть плачь! — И она мельком покосилась на меня.

Я сразу напрягся:

— Где Настя?!

— Да в доме твоя Настя, — отмахнулась она. — Лежит. Плохо ей. Изболелась вся.

— Что такое?

— А то ты не знаешь! — опять обозлилась она. — Баба на сносях, а тебя черти унесли! Защитить да поддержать некому. Хорошо, хоть Санька-то...

— Какой Санька?! — дёрнулся я, направляясь к Пашкиным апартаментам.

— Та братишка твой! Хоть один мужик рядом был...

— А он-то сюда как дорогу нашёл?

— Да уж, нашёл! — мстительно подбоченилась она. — Только вы эту дорогу забыли!

— Интересно...

Тут подал голос один из Пашкиных отпрысков:

— Па! А дядя Саша в больнице лежит!

— Какой дядя Саша?!! — споткнулся я.

— Другов!

Мы остановились. Пашка дикими глазами посмотрел на меня, я — на него:

— Ты чего-нибудь понимаешь?!

— А тут и понимать нечего, — фырнула всё ещё обиженная Наталья. — Пошли в дом, там всё и расскажу. Говорю же — проблемы у нас! Не разгребёшь!

— Бли-и-ин! — протянул Игорь и с досадой сплюнул. — Стоило жопу мочить!

Один только Помогай никак не выражал своих чувств и с интересом прислушивался к бестолковой перебранке.

* * *

**

Я первым вбежал в дом и заметался в поисках комнаты.

— Сюда! — распахнула Наталья одну из дверей.

Настя лежала на широченной кровати, прикрывшись простынёй. Волосы разметались по подушке. Лицо её ужаснуло меня: осунулось и побледнело.

— Что с тобой, моя хорошая? — кинулся я к ней.

Она открыла глаза. По щекам текли слёзы. Поднявшиеся было навстречу руки бессильно упали мне на плечи.

— Котик мой... — только и смогла произнести она и залилась слезами.

— Ну-ну-ну... — прижался я к ней и стал покрывать лицо поцелуями. — Я уже здесь... Не надо плакать... Не надо... Малышу это на пользу не пойдёт... Не надо, успокойся...

Наталья тихо притворила дверь с той стороны, оставив нас наедине.

Правильно. Сейчас надо прежде всего восстановить пошатнувшееся здоровье Насти. Все выяснения потом.

Продолжая тихонько успокаивать её, я стянул с руки браслет.

— Зачем?.. — вяло засопротивлялась она. — Не надо... Ты рядом... Это — лучшее лекарство...

— Надо...

Напомнив, чтоб не вздумала пугаться, когда браслет начнёт вживаться, я надел машинку ей на руку.

И прилёг рядом, так как уже знал, что меня сейчас вырубит. Результат не заставил себя долго ждать...

19. ''Тормозишь, папаша!''

Пробуждение оказалось очень тяжёлым. Будто я долго поднимался со дна водоёма, наполненного тягучей и вязкой жидкостью. Очень долго я выплывал на поверхность и опять что-то утягивало меня на дно. Я вновь забывался тяжким сном, часто прерываемым какими-то световыми сполохами. До сознания откуда-то издалека доносились чьи-то голоса, что-то требовавшие от меня. Но стена абсолютного равнодушия к их проблемам прочно отгораживала меня. В который уже раз выбравшись на поверхность и с трудом разлепив осоловевшие веки, я опять зажмурился от яркого света.

— Ну, папаша, ты и спать здоров! — услышал я чей-то голос как бы издалека. Кому он принадлежал, мой отупевший мозг не распознавал. — Ну ты глянь, опять глаза закрыл! — сказал этот кто-то и затормошил меня: — А ну, хватит дрыхнуть!

Я опять с трудом разлепил веки. Солнечный свет теперь загораживал чей-то силуэт.

— М-м?.. — на это только и хватило меня, в попытке прекратить домогательства человека, взявшего на себя роль добровольного будильника.

— Спать, говорю, прекращай! — кричал мне в лицо "будильник". — День рождения сына проспишь! А потом винить будешь каждого встречного, почему не разбудили?

Во мне что-то тихонько включилось на самых малых оборотах.

— Что?.. Какого сына?..

— Ну не божьего же! — рассыпался "будильник" коротким смешком. — Твоего собственного!

Я пригляделся к силуэту и, наконец, распознал его:

— Санька... Братан... Ты как здесь...

— Вечерней лошадью! — хохотнул тот. — Я смотрю, ты совсем чувство меры потерял!

Я тупо смотрел на него.

— Что смотришь? Сын у тебя родился! С тебя причитается!

Я приподнялся, затряс головой и опять уронил её на подушку. Тысячи мелких колокольчиков рассыпались в ней и каждый звоночек сопроводился мелким и хрустким покалыванием где-то на задворках Солнечной системы.

— Чё'т я... не того... Не айс...

— Ну конечно! Разбаловал тебя браслет! Суперменом привык быть. А как без него, так и "не айс"...

— Что-о?!!

Я дёрнулся и чуть не сверзился на пол. Потом, с трудом приняв сидячее положение, медленно обследовал запястья обеих рук.

— Как это... — с тоской посмотрел я ему в глаза.

Брат рассмеялся:

— И впрямь "не айс"! Ты что? Всё забыл?

— А что я... забыл?

— Да ты ж Насте его нацепил!

Что-то будто тёплым ручейком влилось в сознание. И стало как-то светлее.

— А... Ага... Ну да...

— Напомнить? Как ты даже не поздоровался и бухнулся рядом с нею, вместо того, чтоб посвятить нас...

— Не поздоровался?..

Тот хмыкнул, насмешливо наблюдая за моей физиономией.

— Тормозишь, папаша! До тебя даже не дошла важность момента: сын родился, а ты опять про свои игрушки!

— Сын?!! — наконец, дошло до меня. — Настя родила?!!

— Слава тебе господи! — сказал ещё кто-то сзади.

— А что ж ты мне сразу-то?..

— Во! — переглянулся он с этим "кем-то" за моей спиной. — Не я ли говорил? Будет винить всех и вся!

Я повернулся, отчего опять в голове зазвучала многоголосая трель, и встретился взглядом с Игорем. Почему-то он раскачивался из стороны в сторону.

— Эк его! — усмехнулся тот. — Шатает, как с перепоя!

— А вот и нет!.. — Я встал на ноги и комната пришла во вращательное движение. — Бли-и... ин!..

Братан ухватил меня за руку:

— Стой, не падай!.. Как же всё запущено...

— Щас-щас... Щас пройдёт... — оправдывался я, пока останавливалась карусель.

Что-то зелёное и блестящее нарисовалось по правому борту. Я перевёл взгляд:

— О!.. Помогай... И ты здесь?..

— Моя хотит помогай твоя. Нада садися.

Я послушно хряпнулся на задницу.

— Ну, ладно, вы тут восстанавливайтесь, — вздохнул брат. — А мы — на кухню. Чё-нить сообразим. Вы как только, так сразу к нам.

— Ага...

— Моя быстро Вовчик лечи... — заверил Помогай.

* * *

**

Минут через десять мы с Помогаем уже сидели за столом с остальными и я бурно возмущался неучастием в знаменательном событии своей семейной жизни. Мои друзья и близкие как могли охлаждали моё стремление немедленно бежать в роддом, дабы присутствовать и поддерживать.

— Сиди пока! — брательник налил мне в кружку крепкого чаю и поставил перед носом. — Подкрепиться тебе надо. Успеешь. Там и без тебя помощников хватает. Тем более, она в курсе, что ты без браслета совсем "не айс", — передразнил он меня. — Вот пирожные, вот пирожки, вот ещё... — он всё придвигал ко мне разносолы и сладости. — Ешь давай! Успешь.

— Ходи далеко не нада, — напомнил Помогай. — Браслет на моя. Сразу туда ходи.

— Тем более.

— Ну не! — взбрыкивал я. — Почему меня не растолкали, когда её прихватило? Я вот этого не пойму.

— "Не растолкали"! — фыркнул Игорь. — Только что не убили! Хотел уж башкой об пол стучать! Да Настя вмешалась: "Пусть лежит!" Браслет, мол, все соки из него повысосал...

— Чё, правда?..

— Он ещё и не верит!..

— А ты почему не вмешался? — накинулся я на Помогая.

— Моя мешался... — спокойно парировал тот.

— Кабы не Помогай, так ты бы и доси не очухался, — вступился за него Игорь. — Он там чего-то колданул, так ты хоть дышать стал. А то — мертвяк мертвяком! Мы уж грешным делом думали — всё, каюк, совсем кони отбросишь.

— А просто браслет на руку надеть — в голову не приходило?

Помогай опустил глаза:

— Мой яйцо нельзя такой делай...

Я покраснел и положил руку на его плечо:

— Извини... Я забыл...

— И вообще, чё ты к парню прицепился? — взъерепенился в конце концов Игорь. — Он и так вытянул тебя с того света. И ты же на него и нападаешь!

— Всё-всё-всё! — я поднял руки кверху. — Я неправ. Я из-ви-ня-юсь. Меня совсем из колеи вышибло.

— "Вышибло" его! Ты вот жри давай, да пойдём, чем сидеть тут и собак навешивать на кого ни попадя. Там ещё Другов нас дожидается...

— А что ж с ним за дела?

— Давай так, — распорядился Игорь. — Я рассказываю, а ты затыкаешься и не вякаешь. Ешь молча. Не перебиваешь. Договорились?

Короче, дело выглядело так. Буквально через десять минут после нашего отбытия в мир иной у Сантика зазвонил телефон, и ей сообщили что её предки попали под колёса какого-то грузовика и находятся в городской больнице с переломами. Больше всего досталось Саньке. Жену он успел в последний миг вытолкнуть с проезжей части. Она отделалась испугом и царапинами. А он сам с переломом ноги и сотрясением мозга теперь валяется в палате и дожидается выздоровления.

— Помогай уже приложил к нему руку, но, как сам понимаешь, — завершил Игорь своё скупое повествование, — без постоянного присутствия браслета на руке быстрого выздоровления не получится.

— Ну взяли бы у Насти, да надели!

— Ну ты и скотина! — хмыкнул брат. — Девка первый раз рожает, трусит, как бы чего не вышло, а ты — "взяли бы"! У неё ж там какие-то осложнения по бабьей части. От нервов, кстати. И не последнюю лепту внёс именно ты! Понесло ж тебя невовремя!

— Ну сдаюсь! Сдаюсь! — поднял я руки кверху и опустил голову. — Застыдили совсем. Виноват кругом.

— Блин! — фыркнул Игорь. — Опять он за своё! "Виноват"! Никто тебя не винит. По другому нельзя было...

— Вот тут не согласен, — покачал головой брат. — Хладнокровие и тщательная подготовка никогда ещё никому не мешали.

— Он не рассказывал, что там с ними произошло? Где были-то?

— Как же "не рассказывал"? Рассказывал. Только его рассказ ничего не прояснил.

— Почему?

— Говорит, что никуда из машины бандюков не исчезал. Просто вывалился на дорогу и сразу угодил под колёса следом идущего грузовика.

— О как! А мы, значит, всё во сне видели?

— В том-то и дело! Рассказываем ему про то кино, а он только посмеивается.

— Странно...

— Не то слово!

— Ладно! — брательник хлопнул по столу ладонью и встал: — Хватит трепаться. Всё равно не ешь ни черта. Время зря уходит. Заводи! — кивнул он Помогаю.

— Ты спешишь?

— Мне вечно при тебе сиделкой сидеть? Очухался, на рельсы встал — достаточно. И так уж три дня неотступно... Я запарился перед своей по телефону оправдываться. Да и вообще — дел до фига. Заказ поджимает.

— Ну так ты иди. Спасибо. Мы сами тут. А за мной — должок.

— Само собой. Я тебя и имел в виду. Так что — не отвертишься! — хохотнул он. — Как тут свои дела разгребёшь, звони.

— Замётано...

— Ладно, давайте! — махнул он всем на прощание и переступил светящуюся кромку, на другой стороне которой нарисовалась его "однушка". Он принципиально не менял её, чтоб не дразнить завистников. Я-то ему сделал шикарные апартаменты в центре Москвы, там он семью разместил. Но своих "клиентов" он принимал именно здесь. Какой в том резон, он особо не распространялся. Темнил.

Помогай закрыл за ним окно перехода и вопросительно уставился на меня:

— Настя идём?

— Ясное дело!

20. Кино

— Ой, соня мой пришёл! — заулыбалась Настя с кровати, едва завидев нас. Она сидела в окружении "помощников", как выразился брательник, умильно смотрящих на свёрточек, шевелящийся рядом с нею. Тут были и Наталья, и Милка. Одному Пашке было невыразимо скучно. Прислонившись к стене и скрестив руки на пузе, он старательно подавлял зевоту.

Я подбежал к Насте, наскоро чмокнул её и аккуратно подсунул руки под бесценный свёрточек:

— Можно?

Настя напряглась:

— Смотри — осторожно...

Я медленно приподнял тёплый комочек и, не дыша, прижал к себе, заглядывая в сморщенное личико.

— Ну, вылитый батя! — вынесла вердикт Наталья. — И твоего-то ничего нет.

— Скажешь тоже...

— А что, неправда, что ли? — обратилась она за поддержкой к едва не дремлющему Пашке. — Ну, скажи? — толкнула она его в бок.

Тот с несчастным видом вскинул брови и руки, как бы говоря: "Кто бы сомневался?" Видимо, этот вопрос в течение последнего часа ему задавали не первый раз. А потому от его "оптимизма" веяло смертной тоской.

— Как ты себя чувствуешь? — шёпотом спросил я.

— Как огурчик! — с улыбкой отрапортовала Настя. — Хоть сейчас домой! Только эти, — взмах куда-то за спину, — не отпускают. Говорят, что подозрительно. Уж очень всё гладко прошло. Так не бывает.

— Та ну! "Не бывает"! — с видом знатока заверила Наталья. — Сколько хошь!

— Во сколько же он родился?

Настя рассмеялась:

— Ты чего шепчешь? Он крепко спит!

— А шевелится?

— Так это снится что-то. Мальчик умница. Мы хорошо покушали и теперь дрыхнем.

Она с любовью и обожанием смотрела на малыша.

Я аккуратно присел рядом на край кровати. В душе шевелилось незнакомое чувство. То ли гордость, то ли нежность. Я счастливыми глазами смотрел то на неё, то на малыша и молчал. Всё было и без слов понятно.

Пашке эта идиллия уже, видимо, настряла в зубах. Поэтому он встал и с хрустом потянулся. Потом подошёл к окну и, выглянув на улицу, тоскливо спросил:

— Чё, мать, мож пойдём? Пусть они тут сами... Да и пацанов пора забирать...

— Ну ладно, — с явной неохотой засобиралась та. Пашкиных чувств она не разделяла. Ей хотелось ещё потрепаться.

— Ну так это... — Я с беспокойством поёрзал задницей по простыне. — Когда обмывать будем?

Глаза Пашки мигом загорелись:

— Эт' как скажете! Мы — хоть щас!

— Я те дам — щас! — цыкнула на него Наталья. — Не наглей! Дай очухаться людям.

Тот подвигал бровями, смотря в потолок, и просопел:

— Ну да, ну да... Всё верно... Там ещё и Другов своей очереди дожидается...

— Вот именно! Без тебя разберутся! — И она потянула его за рукав. — Пошли, "обмывальщик"!

* * *

**

Остальное было делом техники. Настю я забрал из роддома в тот же день. Врачи немного поскандалили на тему "не положено", но, после щедрых подарков, моментально сменили гнев на милость. Даже предложили свои услуги "в случае чего". Я не стал отвергать "добровольную" помощь и сказал, что буду иметь их в виду. Как только, так сразу. Типун, конечно, мне на язык, но... чего не бывает.

Настю с малышом я со всем надлежащим комфортом обустроил в Тадж-Махальчике. Было как-то боязно в помощницы давать ей Глашку в таком щекотливом деле. Но — выбора не было. Не звать же, действительно, помощников со стороны? Ещё неизвестно, что за люди попадутся. Не хотелось бы до поры до времени открываться внешнему миру. И так уже многие посвящены в истинное положение вещей. А что знают две женщины...

Что интересно, проблема нарисовалась в совершенно неожиданном месте. Малыш уже второй день жил на белом свете, а мы никак не могли выбрать ему имя. Вариантов было множество, да и советчиков — тоже. В конце концов, я сказал Насте:

— Как решишь, так и будет. Не слушай никого.

— Тебя тоже? — хитро прищурилась она.

— Меня — тоже.

— Тогда будет Витька.

На том и порешили. Я, в принципе, был с самого начала не против её варианта, но хотелось чего-то такого... Ну, в общем, необычного. Сообразно положению в обществе. Но и это имя тоже неплохо подходило. Виктор — Победитель! Многообещающе.

* * *

**

К Другову я наведался в тот же день. Как только убедился, что Настя чувствует себя прекрасно. Браслет уже опять красовался на моей руке и я был полон сил и планов.

— Что там за сказки про меня сочиняют? — с улыбкой спросил он меня, когда улеглись восторги и поздравления после встречи.

— Это не сказки.

— Я хочу знать всё из первых рук.

— А чем их рассказы будут отличаться от моего? Они тоже — активные участники событий.

— И всё-таки?

После подробных описаний наших приключений с видеопросмотром собственного похищения, он задал вопрос, мучивший не одного меня:

— Так кто же укокошил бабушку? Ведь, если судить по твоему рассказу, голыми руками её не возьмёшь.

— Не знаю.

— А кино посмотреть не догадались?

— Догадались. Но отложили это мероприятие до твоего выздоровления. Все вместе будем смотреть.

— И любопытство не гложет? Я бы уже не утерпел.

— Гложет. Вот сейчас тебя отремонтируем и — вперёд. Начнём дознаваться.

— А стоит ли? После драки кулаками?.. Уже как бы и всё равно... Дела есть и поважнее.

— Не всё равно. Имеется сильное подозрение, что все эти события — предисловие к намного большим неприятностям.

— Ты про нашего дражайшего и непотопляемого?

— Про него, любимого.

— Пуганая ворона куста боится. Он теперь тебе везде мерещится.

— Предложи другое объяснение.

— Только после просмотра кино.

— Вот именно... Давай сюда свою руку...

* * *

**

Любопытно, что в этот раз я в отключке не валялся. То ли выдрыхся перед этим основательно, то ли Помогай там чего "наколдовал", но лишение меня браслета во время восстановления Саньки сказалось на мне лишь небольшим упадком сил. И то хорошо. А то: чуть что — и сразу в обморок. Как кисейная барышня. Очень неудобно.

Как бы оно там ни было, а через минут двадцать Санька прыгал по палате, что твой джейран, испытывая на прочность свои отремонтированные конечности.

— Не устаю восхищаться, — сказал он, возвращая мне "христову машинку".

— Врачам будем докладаться? — улыбнулся я. — Или как?

— Что значит "или как?"

— Как ты объяснишь своё чудесное выздоровление? Они ж не утерпят, пошлют тебя на обследование, феноменом станут обзывать. Тебе оно надо?

Он задумчиво потёр переносицу:

— В принципе, ты прав...

Короче, сбежали мы. Ко мне на остров. Только по дороге прихватили Ольгу с Сантиком да и весь остальной "контингент". Чтоб и им и мне спокойнее было. Уж в Тадж-Махальчике точно всем хватит места. И Пашкиному семейству, и Игореву, ну и, так сказать, Помогаевому. Вместе с отпрысками.

Вся команда, наконец-таки, была в сборе.

— Ну что, господа? — открыл я "заседание", когда женская половина "контингента" уединилась наверху вместе с Настей, а детская, оседлав Глашку, "потерялась" в местных джунглях. — Будем смотреть кино?

— Давай-давай! — с шумом придвинул Пашка к столу свой стул и запустил пятерню в блюдо с чем-то разноцветным и любовно приготовленным нашими женщинами. — А то я по бабушке истосковался весь!

— "С головою влез в тарелку, — с усмешкой продекламировал Игорь, наблюдая за его манипуляциями. — Аж заляпал супом бант!"

Мы и его приобщили к племени фанатов филатовского "Стрельца".

— Это всё от нервов, — равнодушно отозвался тот, закидывая в "топку" угощение. — Ой, как вспомню! Так вся и вздрогну!.. — Он выразительно передёрнул плечами и его жующая физиономия повернулась к Игорю. — Попрошу мне в рот не заглядывать. Вы что, сюда жрать пришли?.. Во, смотри! — указал он на возникший перед нами экран. — Уже титры пошли! "Двадцатый век Фокс представляет"!

Знакомая тёмная пещера заполнила собой изображение.

Лидон всё так же ковыряется в углу у основания возвышения, тихонько раскачиваясь взад-вперёд. Видимо зудит свою нескончаемую песню.

Посреди пещеры горит костёр, и языки его пламени выхватывают из темных углов свирепые рожи истуканов. В его неровном свете кажется, будто они кривятся в хищных усмешках.

Мелиса в трансе, уставившись в одну точку, сидит в позе Будды на вершине своей пирамиды из камней и шкур.

Я придвинул экран вплотную к ней, чтобы не пропустить момента убийства. Глаза её полуприкрыты и не излучают того бешенства, которое всегда светилось в них, когда мне доводилось, так сказать, беседовать с ней.

— "Бабушка", "бабушка"! — усмехнулся Санька в наступившей тишине, прерываемой лишь чавканьем Пашки, да криком попугаев за окном. — Какая же она бабушка? Молодая женщина... И, при том, не лишена приятности... Зачуханная только. Но это уже вопрос бытовых условий...

— Ты дальше смотри! — чавкнул Пашка. — Ценитель! Посмотрим, что ты потом запоёшь!

Минут десять ничего не происходило. Пашка первый потерял терпение:

— Промотай вперёд, что ли?

— Нет, — упёрся я. — Момент пропустим.

Прошло ещё минут пять.

— Так мы до ишачьей пасхи... — начал было Пашка опять свою канитель, но в этот момент Мелиса открыла глаза и резко вскочила. Лицо её исказилось в гневе и она, резко выбросив руку в нашем направлении, стала что-то кричать, брызгая слюной и топоча ногами.

— Чё это с ней? — повернулся ко мне Санька. — Нас почуяла?

— Ага! — хрюкнул Пашка, вытирая рот углом скатерти. — С того света!

— Скорее всего, Седой пришёл, — сказал я. — Сейчас посмотрим...

И развернул изображение на сто восемьдесят градусов. Точно. У входа в низком поклоне согнулся наш старый знакомый.

— Хрен с ним, с Седым! — завопил Пашка. — Не отворачивай экран! Пропустим же!

— Пока Седой здесь, она ещё была живая, — успокоил я, разворачиваясь обратно. — Убийство произошло после его ухода.

— Вот и не фиг вертеть! Ждём.

Ждать пришлось недолго. Седой, не ожидавший такого напора, быстренько ретировался. Это мы поняли по изменившемуся выражению лица Мелисы. Оно стало у неё отсутствующим. Только пароксизмы гнева ещё искажали его. Она несколько раз нервно дёрнула подбородком и опять опустилась на своё место.

И вот тут произошло то, чего мы так долго ждали.

За спиной Мелисы проявилось лицо Кирюши и он, криво умыляясь (как всегда!), что-то произнёс, проведя над её головой каким-то предметом. И тут же испарился.

Она вздрогнула и вскочила на ноги, оборачиваясь на звук. Но в ней моментально что-то как бы надломилось. Лицо её исказило то ли изумление, то ли мука и она медленно осела на шкуры, головой свесившись через край.

— Кто бы сомневался! — сказал я и окинул присутствующих торжествующим взглядом.

— Не, ты дальше смотри! — заорал Пашка, тыча обглоданной костью в экран. — Смотри, что делается!

Пашка был прав. Творилось что-то несуразное: "не лишённое приятности", как выразился Санька, лицо Мелисы прямо на глазах начало сморщиваться и высыхать. Процесс старения шёл катастрофическими темпами! Руки, выпростанные из под покрывавших её одежд, истончились и от молодой плоти остались лишь кожа да кости. Голова превратилась в череп, обтянутый сморщенной пятнистой кожей. Глазницы и рот безобразно ввалились.

— Вот тебе и ответ, почему бабушка так смердила, — сказал Санька. — Её попросту насильно состарили. И, пока её нашли, да перенесли к вам на стартовую площадку, по её внутренним часам прошло не меньше пары лет.

— Уж воняла она, так воняла! — подтвердил Пашка, выуживая очередной кусок мяса. — Ей праву, кумочка!

— Ты что, сюда жрать пришёл? — не выдержал Игорь. — У меня бы кусок в горло не полез при виде такого!

— Вот и хорошо! — ничуть не смутившись, фыркнул тот с набитым ртом. — Мне же больше будет. Пончик как говорил? "Режим питания нарушать нельзя!" О! — поднял он жирный указательный палец и значительно выкатил глаза. — Я и не нарушаю.

Игорь возмущённо хмыкнул и отвернулся.

— Ладно, — сказал я, выключая изображение. — Что делать будем?

— А что тут можно сделать? — пожал Санька плечами. — Эти хлопцы нам не чета. Тут только ждать развития событий или прятаться. Явно же видно, что нам наступают на пятки. Убрали конкурирующую организацию, что по глупости влезла поперёк батьки в пекло. Им из-под тебя что-то надо, а эта экзальтированная дамочка влезла со своими амбициями не по делу. За что и поплатилась.

— Знать бы, что им надо...

— Ну, уж точно не браслет. Таких, как ты, у него были тысячи, сам же рассказывал. А он ищет именно тебя.

— Почём ты знаешь, как обстоят дела у остальных? Может, их тоже ищут?

— Опять собирает армию?

— Кто ж его знает? Может, и так...

— А как же тогда с заверениями Танзу, что Бей сидит в каталажке?

— Больше слушай! — чавкнул Пашка.

Воцарилась пауза. Пока моё воинство размышляло, я мысленно взбежал наверх и наткнулся на встречный поток внимания. От него веяло теплом и нежностью. Настя. Никому другому он не мог принадлежать.

"Чем занимается Виктор Владимирович?" — улыбнулся я.

"Сисю сосёт, — услышал я в ответ. — Почти уснул."

"Тебе там не мешают?"

"Да ну, что ты! Мне даже интересно".

"Ну и ладненько", — я чмокнул её за ушком, отчего она захихикала, и отключился, умиротворённый.

Подал голос молчавший до сих пор Помогай:

— Моя думай Земля спасай нада. Бей сама приходи. Сама говори какая хотел.

Пашка хохотнул:

— Уж она скажет! Будь спок! Не будешь знать, куды бечь!

А Санька согласился:

— Наш зелёный друг прав. Чего у моря погоды ждать? Делом надо заниматься. Нас сильно отвлекли. Примем необходимые меры предосторожности и продолжим начатое.

— Опять к Петровичу? — съехидничал Пашка.

— Почему бы и нет? Надо ж его отблагодарить за заботу? Надо. Но таких "петровичей" и без него хватит. Есть, где разгуляться. Тем более, у нас теперь два браслета. И мы можем работать сразу на двух фронтах.

— Представляю! — гыгыкнул Пашка. — Помогай в роли "парле-манте"! Все "петровичи", на фиг, разбегутся!

— Ну, Пал Ксанч, зачем же утрировать? Мы занимаемся экономикой, а Помогай работает над стабилизацией вращения планеты. Задача-то не потеряла актуальности до сих пор. Час "икс" близок.

— Будешь у нас стабилизатором! — похлопал Пашка по плечу Помогая. — Кариатидой. Небо держать, чтоб на голову, часом, не сверзилось.

Тот, явно не поспевая за разговором, растерянно крутил головой.

— Да ты не переживай! — посочувствовал Пашка. — Вовчик тебе обрисует задачу! Не боись!

— Моя не боись, — показал в улыбке Помогай свою великолепную сотню. — Моя не понимай. "Каритида"... "Стализатора"...

— Не бери в голову, — буркнул Игорь. — Это Паша так прикалывается.

21. ''Иностранная'' делегация

— Ну? И откуда мы начнём? — Пашка стоял впол-оборота к экрану и со скучающим видом покачивался с носков на пятки. Предстоящее мероприятие у него явно не вызывало никакого энтузиазма. Как, впрочем, и у меня.

Русская равнина стелилась перед нами спиралями циклонов. В промежутках без большого труда просматривались географические подробности.

— А давай наугад? Разницы-то нет. Всё едино. Везде разгром.

— Ну! Кто постарался?

— Ладно, Паш. Проехали. В зубах настряло! Предлагай варианты.

Он ворчливо оглядел панораму:

— А чё — "Паша"?.. Чуть что, так сразу: "Белоруссия!" — и ткнул пальцем в один из разрывов между облаками: — Ну вот, хотя бы сюда!

Сюда, так сюда. Это "сюда" оказалось побережьем Рыбинского водохранилища. Его северо-западной окраиной.

Картинка на экране приблизилась и мы нырнули под облачный покров.

— Сюда! — корректировал Пашка наш полёт, непонятно чем руководствуясь. — Сюда... Теперь сюда, над дорогой... Ещё чуть вперёд километров десять...

— Ну, Паш! — хохотнул Санька, молча наблюдавший за его выкрутасами. — Ты нас вообще, по-моему, в какую-то Тьмутаракань завёз! И не похоже, что центр России. Да ещё и снег кругом!..

Пашка мельком взглянул на него и, почему-то не оценив юмора, серьёзно парировал:

— Тьмутаракань много южнее...

Игорь удивлённо проскрипел:

— Хех! Ты даже направление знаешь? Я почему-то всегда думал, что это — образное выражение.

Пашка, не отрываясь от экрана, хмыкнул:

— Астрахань. Слыхал про такой кишлачёк?

— Это что, Тьмутараканью раньше обзывалось?

Пашка с усмешкой покрутил головой и выдал нараспев:

— "Ой, да говорила ж мине мама: в школу учиться ходють, сынок, а не прикалываться..." Тормози! — Это уже относилось ко мне. — С этих самых развалин и начнём нашу индивидуальную трудовую.

Мы зависли над просёлочной дорогой, на которую, как дольки мяса на шашлыке, были нанизаны сразу три деревушки, сросшиеся, считай, в одну большую. Среднюю из них рассекал перекрёсток. Одним концом эта поперечная дорога спускалась к обширному оврагу (скорее всего, это была какая-то речушка), а противоположным терялась в сказочной красоты лесу. На этом перекрёстке мы и остановили свой выбор.

— Мегаполис! — съязвил Санька, обозревая окрестности.

— Угу... И — ни души... — смущённо прикусил Пашка один ус. — А говорят, будто деревня встаёт до зари... Не верь глазам своим!..

По местным часам здесь уже должно было быть часов девять. Если не больше. Но улица пустовала. Население — будто вымерло.

— Прогуляемся? — оглянулся на меня Пашка. — Самое время для десанта. Пока никого местных нет.

— Как коллектив?

— Коллектив не против, — пробубнил Игорь и повернулся к Помогаю: — Без обид — посиди пока тут, понаблюдай. Мы-то к тебе привыкли, а там...

— Моя понимай, — улыбнулся тот в ответ. — Моя сама не хоти: тама холодно.

— Да уж! Наш Иван Сусанин выбрал местечко!

— Вот самому и надо было подсуетиться! — огрызнулся Пашка. — А то все молчали, Пашу ждали!

— Ладно тебе! Выходим!

Только мы переступили порог экрана, как нас тут же вычислили. Откуда-то с краю дороги, из запорошённых снегом кустов, выпрыгнула чёрная шавка и обложила нас звонким лаем. Издалека отозвались её единомышленницы.

— Не спишь, ПаУза? — повернулся к ней Пашка. — Гав-гав два раза!

— Не трогай ты её! — поморщился Санька. — Потом не отвадишь...

— От она мне нужна! Сама инициативу проявляет!

Свидетель нашего появления не унимался. Пришлось мне напрячь ситуацию. Строгий взгляд и телепатический посыл сделал своё дело: по дурному вревев и поджав куцый хвост, шавка буксанула на укатанном снегу и во все лопатки чесанула вдоль дороги.

— Чё ты там ей сказал? — Санька проводил её довольным прищуром.

— Показал, как выглядят драконы.

— Несчастное животное! — всхлипнул Пашка, запахивая лёгкую куртку. — Какая жестокость! Какой ужас... А здесь — гм-гм! — не юга, скажу я вам! — и он зябко передёрнул плечами.

Санька многозначительно хмыкнул, а Игорь указал на довольно крепкое деревянное здание, прятавшееся в заснеженных ветвях окружающих его деревьев:

— По-моему, вон там обитают органы власти. Как я понимаю, нам туда?

— Твоя ошшенно правильно понимай! — согласился Пашка, имитируя шелестящий голос Помогая. — Гля, и флажок для нас вывесили. Знали, гады, что искать будем! "Верной дорогой идёте, товарищи!" — изобразил он дедушку Ленина. Выставив ладонь в направлении сельсовета и наклонив голову, он первым целеустремлённо двинулся вперёд. Мы, естественно, последовали за ним.

— Эх, на крутой бы таратайке сюда подрулить, — посетовал Игорь. — С нами сразу по-другому запоют. А то будто цыгане с автобуса слезли. Чё'т мы тормознули, а, Вовчик?

— Да какие проблемы? Прошу!

Рядом с нами возникла та же машина, на которой мы совершали марш-бросок в иное измерение. Только теперь она блеслела, как соплями намазанная и следов перенесённых ею издевательств даже и намёка не было.

— Моя ж ты ла-асточка! — расстроганно запел Игорь, мгновенно преображаясь. — Как же я по тебе скучал!

— А сказать не мог? Я как-то и не того... Мне оно без надобности.

Санька заозирался:

— Ты бы народ-то не пугал... Изобразил бы, что она к нам издалека подъехала, что ли? А то прямо из воздуха...

— Где ты видишь народ? — гыгыкнул Пашка, занимая плацкарту на заднем сиденье и пропел ужасным фальцетом: — "Снова вымерло всё до рассвета!.."

— "Замерло", Паш, "замерло", — поправил его Игорь, любовно оглаживая машину, и, когда "певец" в ответ лишь презрительно хрюкнул, сочувственно вздохнул: — Бедная, несчастная та "Гармонь"!

— Я не понял, — Санька медлил с погрузкой себя в кабину. — Мы чё, эти два метра ехать в консервной банке собираемся? Я, вообще-то, могу и пешком туда дойти. Воздух-то здесь какой, а? — Он помахал перед носом ладонью, принюхиваясь. — Полезно и подышать.

Я его поддержал:

— Догоняйте. Мы — пёхом.

Воздух здесь и впрямь был чудесным. Чистым, звонким, морозным. Ни ветерка. Снежинки мягко падали на землю, тихо дополняя нарисованную за ночь картину. Из труб некоторых домов поднимались дымки, донося приятные запахи домашнего тепла.

— Я бы здесь и пожить не отказался, — поплотнее запахивая на себе не по сезону лёгкое пальто, сказал Санька. — Тихо, уютно...

— Да ты погоди нахваливать, — сказал я, всматриваясь в дверь сельсовета, смутно видимую сквозь усыпанные снегом лапы елей. — Может встретят нас, как та шавка.

— А ты ждёшь торжественный приём? Естественно, придётся применять меры убеждения.

— Не хотелось бы...

Мимо нас с гиканьем и Пашкиными воплями пронеслась Игорева "ласточка" и скрылась за поворотом извивающейся дороги.

— Куда их черти понесли?

— Тебе-то что? Кости разминают...

* * *

**

На пороге сельсовета нас поджидал облом. На двери висел здоровенный замок. Хорошо, хоть не ржавый. Иначе бы возникли сильные сомнения насчёт интенсивности работы сего учреждения.

Я недоверчиво подёргал его, будто надеялся, что это всего лишь видимость и обитатели нарочно спрятались за такой неумной ширмой, дабы осложнить к себе доступ.

С шиком напротив сельсовета притормозила наша "ласточка".

— Приехали! — хохотнул Пашка, подходя к нам. — Им по фигу, на чём там мы изволили пожаловать. Оне почивать изволють! Разрешите представить: "Слипин виллидж" в чистом виде! Блэк Саббат! Год одна тыща девятьсот шестьдесят девятый! — И он опять оскорбил наш музыкальный слух пародией на названную вещь.

Губная гармошка из его уст прозвучала прямо-таки не очень, но привела к неожиданному результату. На дороге неожиданно нарисовалась какая-то крупноформатная тётка в обнимку с велосипедом и зычным голосом, не предвещающим ничего хорошего, окликнула нас:

— Молодые люди! Вы кого хотели?

Её сопровождала крупная мохнатая собака, тоже не дышавшая благодушием. Она тут же зашлась длинной речью, содержание которой понятно было и без перевода: наша компания ей не нравилась.

Мы хором, как по команде, удивлённо повернулись на звук.

— Похоже, здесь не практикуется содержание собак дома на цепи? — тихо проговорил Санька, непроизвольно напрягаясь.

— Нам ба из начальства каво-нябудь! — съюродствовал Пашка, приноравливаясь к тёткиному выговору.

Та шестым чувством усекла насмешку и взгляд её посуровел.

— Ну, я — начальство! — заявила она недружелюбно, спускаясь с дороги и не выпуская из рук велосипеда. Она подошла к нам, напряжённо вглядываясь в лица. — Чего вам?

Я как-то смешался от такого вступления и не сразу вспомнил, зачем мы сюда вообще явились. Да и присутствие лающей собаки не способствовало задушевности беседы. Хоть и не пугало, но как-то нервировало.

Санька было начал объяснять, что у нас к ней серьёзное дело, но доминирующий собачий вокал не позволил ему прояснить картину. Поэтому после пары безуспешных попыток он устало замолк и уставился на источник звука. Тётка, наконец, обратила внимание на неудобство в общении и соблаговолила окрыситься на своё сопровождение. Но сделала она это как-то неубедительно, и собака продолжала обзывать нас последними словами. При этом она всё время поглядывала на хозяйку, виляя хвостом и как бы спрашивая: ну, как я, честно отрабатываю свой хлеб? Хорошо, хоть не кидалась проверять крепость наших нижних конечностей. И на том спасибо.

"Вовчик, — услышал я чью-то громкую мысль, — пора бы и власть употребить!"

Я удивлённо оглядел свою команду и поймал на себе изнывающе-кислый взгляд Пашкиной физиономии. Во как! Тоже воспользовался телеграфом в одностороннем порядке.

Ну что ж, если народ требует...

Недавний опыт пришлось повторить. Собака тут же поперхнулась на полуслове, взревела дурным голосом и, поджав хвост, резво покинула наше общество, оставив на снегу свидетельство пережитого ужаса.

— Слава Богу! — непроизвольно вырвалось у Игоря.

Оставшись без моральной поддержки, тётка посерела лицом и удивлённо посмотрела ей вслед. Потом подозрительно уставилась на нас и впускать не торопилась.

— Так вы по какому делу к нам?

— Мы что, так и будем на пороге беседовать? — удивился Санька.

— Люся! — неожиданно громко и радостно заорала та, завидев кого-то на дороге. — Ты документы-то передала?

Люся, оказавшаяся красномордой молодой особой со спортивной фигурой легко преодолела расстояние от дороги до сельсовета и тупо уставилась на начальницу:

— Какие документы?

Ясное дело, это был финт ушами. Теперь Люся выполняла роль сбежавшей собаки. Ей предписывалось, в случае чего, не пущать и отбивать атаку нагрянувших террористов.

Моментально воспрянув духом и приосанившись, начальница усмехнулась и с гордым видом завозилась с замком:

— Ну что ж, заходите, молодые люди...

Блокада была прорвана.

* * *

**

Помещение местной администрации и снаружи-то не сильно радовало глаз, а внутри так и вообще оказалось на грани убожества. Привыкшие уже к своим, без преувеличения сказать, шикарным апартаментам, мы ощутили ужасный дискомфорт, когда начальница царственным жестом указала нам на потёртые стулья, что нестройным рядом жались к стене.

— Присаживайтесь.

В помещении было как-то слабо натоплено и мы не спешили освобождаться от верхней одежды. Две печки цилиндрической формы высотою от потолка до пола надсадно гудели, создавая иллюзию уюта. Видимо, местный кочегар не так давно вспомнил о своих непосредственных обязанностях.

— Итак, молодые люди, что вас привело к нам? — вновь прозвучал тот же вопрос после короткого знакомства. Звали хозяйку Любовь Николаевной.

"Молодые люди" хором повернулись в мою сторону.

Хорошенькое дело! По-моему, договаривались о другом варианте.

Ладно...

— Мы, собственно, представляем международную благотворительную организацию, — вдохновенно начал я свою "речь". — В её задачи входит помощь отстающим и бедствующим...

— Кого это вы имеете в виду? — нехорошо осклабилась тётка, перебивая меня.

— Ну как "кого"? Вы хотите сказать, что у вас всё в порядке и помощь вам не нужна?

— Да вроде как нет. До сих пор не жаловались.

Я удивлённо посмотрел на неё:

— И ни в чём у вас нет нужды? Ни в финансах, ни материальном обеспечении?

Та хитро прищурилась и скромно опустила глазки:

— А вы можете что-то предложить?

Долго не раздумывая, я брякнул:

— Да практически — всё.

Санька, сидевший по правому борту, негромко кашлянул и странно посмотрел на меня.

Начальница же, наоборот, совсем никак не отреагировала. Некоторое время она сидела, опершись локтями на стол и смотря на свои сцепленные руки. Мне даже показалось, что она уснула.

Потом сделала движение к стоявшему на краю стола телефону и вопросительно посмотрела в мою сторону:

— Я позвоню?

Не ожидая никакого подвоха, я согласно кивнул.

Санька опять крякнул и едва заметно усмехнулся. А Пашка совершенно недвусмысленно протелеграфировал:

"Ментов будет звать".

Я глянул на него и пожал плечами: мол, нам-то что? Уже проходили.

Он только чуть заметно покрутил головой.

Телефон долго не поддавался на уговоры, сбрасывая набранный номер. Начальница заметно нервничала, что-то невнятно бормоча, но упорно, раз за разом, пытала аппарат. Наконец нервозную тишину прорезал её радостный вопль:

— Вячеслав Николаич!.. Это Люба!.. Да, Данилова! Какая же ещё?.. А-а, ну да... Вы не могли бы... Что?.. Нет-нет, я по делу!.. Что?.. Да нет же!.. У нас тут иностранная делегация... Иностранная делегация, говорю!..

Она кричала так, будто "Вячеслав Николаич" отвечал ей с Марса.

— Какие шутки?!. — продолжала она уговаривать "марсианина". — На полном серьёзе!.. Что?.. Четверо молодых людей... Да... Довольно приятной наружности!.. — она хитро покосилась в нашу сторону. — Чё надо?.. Надо, чтоб вы приехали!.. А как же?.. Как же без вас?.. Не-е!.. Нет, не могу!.. Минут через десять?.. Ладно, хорошо... Хорошо, говорю! Ждём!

Она положила трубку и с просветлённым лицом повернулась к нам:

— Это глава нашего сельского поселения. Вам надо его подождать. Без него я не могу вести с вами переговоры.

Пашка радостно подскочил:

— Ну тогда мы пока на улице перекурим.

Я удивлённо глянул на него и тоже встал.

— Как хотите... — облегчённо вздохнула начальница.

— А пока это вам... — совершенно неожиданно для себя я извлёк из-за пазухи букет роз и коробку конфет и положил всё это перед нею на стол. — Для удачного ведения переговоров.

— Ой, да ну что вы?! — разом покраснела та и в деланном испуге переместила своё дородное тело на спинку подозрительно заскрипевшего стула. — Неудобно как-то...

Я обольстительно (как мне показалось) улыбнулся и вышел вслед за своими "делегатами" выслушивать их насмешки.

* * *

**

Прошло, наверное, минут двадцать, пока на дороге показалась белая "Нива". Других машин попросту не наблюдалось. Осторожно притормозив рядом с нашей "ласточкой", водитель степенно выгрузил себя из машины и, состроив значительную физиономию, стал осторожно спускаться по скользкой тропинке с дорожного полотна.

— Приветствую вас, молодые люди, — с преувеличенным радушием произнёс он, подойдя к нашей уже порядком продрогшей "делегации". — Это о вас мне говорила по телефону Любовь Николаевна?

— А вы, надо полагать, тот самый Вячеслав Николаич? — довольно неучтиво ввинтился неугомонный Пашка, не дав мне рта раскрыть.

"Похоже, — мысленно усмехнулся Санька, — словосочетание "молодые люди" здесь у них официально принятое ругательство..."

Хлебосольно расставив руки, словно пытаясь обнять нас всех сразу, долгожданный Вячеслав Николаевич стал мягко подталкивать нас ко входу в "храм" администрации, неся какую-то околесицу о своей занятости и о том, как он рад нас всех тут видеть.

Всей толпой мы и ввалились опять в знакомый нам убогий "офис".

— Люба! — с порога загундосило высшее начальство. — Что ж ты гостей-то на улице морозишь? Надо было бы стол организовать. Люди издалека к нам, наверное...

— Так ведь они сами... — тут же принялась оправдываться "Люба". — Покурить, говорят... Разве я могу задерживать?

— Ради Бога! — стал отнекиваться я. — Какой стол? Мы к вам по делу...

— Так а я о чём же? — вскинул руки в притворном изумлении глава поселения. — Все дела за столом решать — оно как-то сподручнее. Не обижайте нас!

— Да кто вас обижает? — гыгыкнул Пашка, кося на него лукавым глазом из-под кучерявой шевелюры. — Мы и не думали. Стол так стол. А если ещё присовокупить чего поинтереснее... — мечтательно закатил он свои посоловевшие глазки, явно провоцируя хозяев на нужный ответ.

— От это по-нашему! — потёр в предвкушении руки хлебосольный глава. — Люба! Ты где? Ну-ка!..

Но Любе ничего не надо было объяснять. Видимо, система уже отработана до мельчайших нюансов. Мигом всё организовалось, я не успел и глазом моргнуть, как оказался за накрытым столом. Всё это сопровождалось малопонятной суетой, нескончаемыми прибаутками и присюсюкиваниями самого главы, порой переходящих грань всякого приличия, и подобострастным хехеканьем Любы.

"Наш Славик не зря весь на пупе извертелся, — хехекнул мне Пашка по немому телеграфу. — Явно чует, что ему здесь большой куш обломится!"

Я в ответ лишь криво ухмыльнулся. Не нравилась мне эта бестолковая традиция начинать серьёзное дело с незапланированного застолья. Но как-то так вышло, что без меня меня женили. Спутники мои особого неудовольствия по этому поводу не выказывали, даже, скорее, наоборот. Ну я и решил пока попридержать своё мнение в узде. Пусть потешатся ребятки.

А ребятки уже вовсю развернули художественную самодеятельность! Во главе с хлебосольным "Славиком", в руках которого непонятно откуда появилась голосистая гармошка, они орали частушки (кто в лес, кто по дрова). Я и не думал, что такого рода репертуар так популярен в моей команде! Куплеты сыпались, как из рога изобилия, причём, первую строчку-две запевал разошедшийся и раскрасневшийся от выпитого глава поселения, а уж остальные домысливала (чисто интуитивно) моя "иностранная" делегация.

В самый разгар нашего веселья в коридоре послышались бухающие шаги, дверь чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова какой-то тётки с хитрющим выражением на узкоглазой физиономии.

— Ой! Извините! — жеманно скукожилась физиономия. — А я шла мимо... Дай, думаю... Ну ладно, я попозже зайду...

— Стоп-стоп-стоп! — обрадованно засипел "Славик", устремляясь к двери. — Никаких "попозже"! — Он схватил её за руку и втащил в помещение. — Тут, понимаешь ли, история на глазах творится, а ты...

— Какая "история"? — по своему поняла притворно-улыбчивая тётка и чуть-чуть посерьёзнела.

Но "Славик" не удостоил её ответом, запихнул за стол рядом с собой и обратился к нам:

— Вот, господа! Прошу любить и жаловать: наша завклубом! Наталья... блин, как тебя там по отчеству? — по лицу главы проскользнула мимолётная гримаса в попытке вспомнить её родословную, и он тут же махнул рукой, не обращая внимания на то, что та с виноватой улыбочкой пыталась что-то вставить в шумные разглагольствования. — Наталья, короче! А это! — широкий жест и умильная гримаса в нашу сторону, — иностранные друзья! Они предлагают нам... Нам! Понимаешь?.. Всестороннюю помощь! Во-о-от!.. Вот за это мы и выпьем!

— Н-н-налывай, дарагой! — заключил Пашка, вскидывая клешню и играя бровями.

Перед тем, как опрокинуть в себя содержимое стакана, "Славик" провозгласил:

— За мир и дружбу между народами!

И многозначительно переглянулся с Любой. Та заискивающе хехекнула, в притворной скромности приподняв брови и опустив глазки в стакан.

Немного погодя, после очередной партии "штрафных", я наклонился к усердно угощавшемуся Пашке и тихо спросил:

— Ты не забыл, зачем мы сюда пришли?

Тот, уже основательно нагрузившись, равнодушно вскинул плечами и развёл в стороны руки:

— А вот это мы сейчас и выясним у нашего дорогого хозяина!

"Дорогой хозяин" в это время опять принялся терзать гармошку, но усёк наши с Пашкой переговоры и весь обратился в слух.

— Вячеслав!.. э-э... — высокопарно воззвал к нему Пашка, протянув руку, и потряс ею, мучительно вспоминая отчество.

— Николаевич! — угодливым хором поспешили женщины на выручку жующему оратору.

— Во-во! Николаич! — Нахальный Пашка грудью налёг на стол и приблизил к нему физиономию. — А скажи-ка нам, дорогой, зачем это мы сюда пришли? А?

И он повернул к нему одно ухо, как бы плохо слыша.

— Ну это... — несколько смутился "дорогой", тщательно подбирая выражения. — Чтобы нас, так сказать, того!.. Облагодетельствовать?

— Во-о-от! — откинулся Пашка на спинку крякнувшего стула. — Вот именно! Облагодетельствовать! А мы что?

— А что вы? — эхом отозвался "Славик".

— А мы что делаем?

— Ну, эт-та... — замямлил было "Славик", но Пашка бесцеремонно перебил его.

— Когда во всём мире поднимает голову гидра исламского фундаментализма... — торжественно и как бы призывая к совести оппонента начал он, потрясая указательным пальцем над головой. — Когда промышленность и сельское хозяйство родной страны лежит в руинах!.. — и резко сменил тон: — Короче, давай колись!

У "Славика" от Пашкиной патетики глаза на лоб полезли, а от последней фразы вообще чуть Кондратий не хватил:

— Да я чё?.. Я только вчера в прокуратуре...

— Да ладно! — цыкнул на него Пашка и гоготнул. — Сказки будешь в той прокуратуре рассказывать! А нам о проблемах своих давай! Чё надо... чё не надо... Приступай! Прямо по списку! — При этом он не забыл загрузить в себя, любимого, очередную порцию закусона. — А мы послушаем и сделаем выводы. Пральна? — сунулся он ко мне за подтверждением.

Мне ничего не оставалось, как сдержанно улыбнуться. Надо ж было как-то поддержать реноме.

— Да я это... — "Славик" уже основательно взмок и готов был залезть под стол. От веселья и следа не осталось. — Если надо...

В этот момент к нему склонилась рядом сидящая Наталья и с ехидным прищуром что-то тихо произнесла. Пашка так сильно скрипел стулом, что я не разобрал, что именно. Глава приосанился и важно произнёс:

— А какими средствами вы располагаете?

Пашка лениво махнул клешнёй:

— Николаич, ты за нас не переживай. Денег у нас на всё хватит.

— А как насчёт крыши в клубе? — неожиданно встряла завклубом и нехорошо раскраснелась, искоса поглядывая на главу.

Пашка крупно моргнул:

— Не понял. Крыши, что ли, нет в клубе?

Та отмахнулась:

— Крыша-то она есть, да вся никакая. Старая. Потолки текут везде. Менять надо. — И ядовито подытожила: — А денег, как всегда, у нас нет!..

— Ну, ты это... — скукожился "Славик". — Погоди тут со своими потолками... Заботы есть и поважнее...

— Эт кому как! — вскинулась Наталья. — Когда на голову течёт да сыплется, много не наработаешь!

"Славик" крякнул и, видимо, толкнул её под столом. Потому что как она резво вылезла на бруствер, так же быстро и скатилась с него. Больше мы от неё слова не услышали. На все дальнейшие расспросы она только вымученно улыбалась и многозначительно поводила бровями.

Слово взял глава поселения. Очень пространно и занудно он заехал откуда-то издалека, постоянно самого себя перебивая, уточняя и перескакивая с пятого на десятое. Слушая его, Пашка со значительной миной на кислой физиономии некоторое время согласно кивал в такт его разглагольствованиям. Но скоро смысл "доклада" он совсем перестал понимать и грубо прервал "докладчика":

— Слышь, Николаич? А если короче?

Тот развёл руками:

— Деньги на всё нужны. Короче уж некуда...

— Действительно! — хмыкнул молчавший до сих пор Игорь. — Короче некуда!

И тут Пашка хитро посмотрел на меня:

— Вовчик, а где же наш волшебный чумаданчик? В машине остался? — И, получив от меня утвердительный кивок, уточнил: — Дык эта... я схожу? Или ты сам?

— Сиди уж! — вздохнул я и с грохотом отодвигаемого стула поднялся из-за стола.

Не нравился мне весь этот балаган. С самого начала и до конца. Не то. Не с этого надо начинать. И не мне. На такие, мягко говоря, "переговоры" у меня нет ни "тяму", ни желания. Мелко всё и ненужно. Ну облагодетельствуем мы эту дыру. А дальше? Что это изменит? Таких деревушек по всей России — миллионы! И что? В каждую будем вот таким Макаром набеги благотворительные совешать? На много ли нас хватит? Лично меня — нет. Мне лично уже противно. При одном воспоминании хищного огня, вспыхнувшего в глазах "Славика", когда Пашка только упомянул про чемоданчик. Не дурак Славик, догадывается, с чем может быть тот "чумаданчик".

Н-да... Ломать, оно, конечно, было не строить... Увлекательно было... А это вот...

Мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться в своей старой, разгромленной теперь вурдалаками мастерской, пропитанной запахом красок и звуками музыки. И непередаваемым ощущением творческого полёта...

Потоптавшись на улице для приличия пару минут, я сунулся в дверь с упомянутым "чумаданчиком":

— На, Паш... Вы тут сами... А я на улице постою. Чего-то заплохело мне... Подышу малость...

Пашка удивлённо поморгал, принимая увесистый кейс, но комментариев по поводу моего внезапного "нездоровья" отпускать не стал. Хватило ума выдержать начатую игру в прежнем ключе. Только промычал что-то вроде:

— Ага... Ага... Мы тут тоже...

Что он этим хотел сказать, я допытываться не стал, и по-быстрому ретировался. Уже спускаясь по скользким ступенькам я услышал его дурашливый крик:

— Ну что, господа хорошие?!.

Процедура охмурения вошла в практическую плоскость.

Следом за мной увязался Санька.

— Ты чего сбежал?

— Да ну, на фиг... Противно...

Тот философски протянул:

— Да... Для таких вот дел ты явно не создан...

— "Дел"!.. — фыркнул я. — Ты это делом называешь?

— А Пал Ксанч — как рыба в воде! — хмыкнул Санька, с удовольствием вдыхая чистый морозный воздух. — Игорёк и тот язык проглотил. Видно, что не комфортно. Но не сдаётся.

— Вот Пал Ксанчу и будем поручать подобные "дела", — вздохнул я. — А меня — увольте!

— "Уволить" его! Куда ж мы без твоей поддержки? Без тебя вся наша деятельность не имеет смысла. Паша, думаешь, чего так хвост распустил? Не догадываешься?

— Догадываюсь...

— Вот то-то и оно... О! Слышь? Опять взялись баян терзать...

— И как долго это будет продолжаться? — мучительно морщась, я прислушивался к шуму за стенами администрации. — Я вообще хотел чисто по-деловому. Вот вам деньги, вот вам то, вот вам сё, работайте! Всё! А если каждая наша экспедиция будет сопровождаться вот такой грандиозной попойкой, много мы дел наделаем!

— Так это ж от тебя зависит! — хохотнул Санька. — Бровью поведи — и нет никакой попойки!

— Я не представляю, с какого тут конца надо браться...

— "С какого конца", говоришь?.. — В его глазах зазмеилась хитрая усмешка. — А выволакивай всю эту тёплую компанию на свежий воздух! Прямо сразу и не отходя от кассы.

— Ну, зови...

— А власть употребить? Слабо, что ли? Пусть им всем сразу захочется...

— Да ладно... На пустяки размениваться...

Скрипнула отворяемая дверь. На пороге нарисовался Игорь.

— Что за совещание?

— Поступила команда: "Хватит жрать!" — усмехнулся Санька, переглянувшись со мною.

— Да я чё? Я — хоть щас!.. Паша!!! — радостно заорал Игорь, приоткрывая дверь. — На выход!!!

Гармошка последний раз взвякнула и резко заглохла. Послышались шаги и в дверь высунулась раскрасневшаяся Пашкина физиономия:

— Енто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?.. Чё там с Вовчиком?

— В бой рвётся... — хмыкнул Игорь.

Пашка посверлил меня насмешливым глазом и выдал в своей обычной манере:

— "Мне бы саблю, да коня... Да на линию огня..." Понял! Не дурак...

Он захлопнул дверь и мы услышали приглушённый деревом стен дурашливый призыв, обращённый к аборигенам:

— Николаич! По коням!

Игорь хмыкнул:

— Паша — прям как у себя дома...

— Дык и я об том же, — с ухмылкой ответил Санька. — В следующий заезд его и пустим.

— "Следующий"! Ты ещё здесь разберись.

— Браслет не выдаст — свинья не съест...

22. ''Сарай культуры''

Когда "тёплая компания" вывалилась из дверей администрации на улицу, я оттащил Пашку в сторону и прошипел ему на ухо:

— А "чумаданчик"-то чего ж не вручил по назначению?

Он обескураженно пожал плечами:

— Дык эта... не берёт!

— Как "не берёт"?

— Вот так! Без докУменту, говорит, ни-ни! Чтоб всё было честь по чести. Органов боится.

— О как!.. Ну и чё теперь?

— Да чё "чё"? На фиг нужно. Перебьётся. Будем мы ещё по ихним инстанциям в очередях париться! Мы его натурой задавим!

— Ты это о чём?

— Ну дык эта... О чудесах материализации. Или "не айс"?

Я вздохнул:

— "Айс"-то "айс"... Но мне знать надо, что именно создавать. Картинку хотя бы...

— Вот за это можешь не переживать! В его папочке энтого добра — хоть завались. Прожектёр ещё тот. Мечтатель кремлёвский, яти его мать!

— В смысле?

— Да проектов разных у него там!

— А ты-то откуда знаешь?

— Сам и показывал!

— С чего это вдруг такое доверие?

— Э-э!.. Дарагой! Да ты его глазки не видел, когда я ему содержимое "чумаданчика" продемонстрировал... Сразу стелиться начал, всё передо мной выкладывать.

— Когда вы успели? Ведь всё же время на баяне...

— Обижа-аешь! — Пашка лукаво сверкнул глазом. — Мастер за рулём!

Я улыбнулся:

— Ну, коли так... То тебе и карты в руки.

— Это в каком смысле?

— Что у них там по плану первое?

Пашка крутанулся на пятках:

— Да вот этот сарай, — он указал пальцем на видневшееся метрах в пятидесяти здание. — Уважить надо язвочку Наташу.

— Это тот самый Дом культуры?

— Ну дык!.. Николаич! — обернулся он к тревожно прислушивавшемуся к нашим переговорам Славику. — Я правильно понял? Это, что ли, Дом культуры?

— Совешенно верно! — подсеменил Славик, мигом оставив окружение женщин на попечение Саньки с Игорем. — Пойдёмте, я введу вас в курс дела.

— Э, да чего там "вводить"! — скроил Пашка глумливую улыбочку, небрежно отмахиваясь от Славика, как от надоедливой мухи. — Я сам, кому хочешь... гм-гм! — И прогнусавил мне на ухо: — Домпер гудермесский помнишь?

— Само собой...

— Вот его и изобрази!

— Рядом? Или вместо этого?

— А на фига этот сарай будет рядом торчать? Только вид портить?

— Ну-ну...

Славик с вежливой улыбочкой прислушивался к нашему диалогу, улавливая с пятого на десятое. Он переминался с ноги на ногу, чуть пританцовывая, будто хотел в туалет. У женщин всё это время рот не закрывался ни на секунду. Они весело трещали с моими "делегатами" и, естественно, никто не догадывался, что сейчас произойдёт.

"Сарай культуры" бесследно исчез и на его месте возникло белоснежное здание архитектуры пятидесятых годов двадцатого века. Это была точная копия Дома Пионеров нашего городка, о котором упоминал Пашка. Браслет извлёк его из моей памяти. Издалека было плохо видно, но даже, по-моему, царапины на побелке колонн, и те были налицо.

Наступила гробовая тишина. И вдруг её прорезал истошный вопль вперемежку с матюками. "Язвочка Наталья", как метко окрестил её Пашка, сорвалась с места и, увязая в сугробах, кинулась бежать по направлению к новорождённому Дому Культуры. Она орала дурным голосом и строчила словами, как из пулемёта, всё время оглядываясь в нашу сторону и потрясая кулаками. Среди множества слов можно было разобрать только: "У меня ж там!.." и "Вашу мать!.." со всеми причитающимися эпитетами.

— Чего это с ней? — повернулся Пашка к онемевшему Славику. Но тот молча смотрел вслед "язвочке" и тихо серел лицом. — Челюсть-то подбери! — одёрнул он его. — Кишки простудишь!.. Куда её хрен понёс?

— Видимо, работу пошла принимать, — усмехнулся незаметно подошедший Санька. — Ишь, как обрадовалась! Исполнилась мечта завклубом!

— На радость эти песнопения как-то не тянут... — Пашка толкнул Славика в бок. — Чё пристыл? Не доволен, что ли?

Тот осоловело, всем корпусом повернулся к нему и жалобно проблеял:

— Как это понимать?..

Пашка заржал:

— "Как понимать"? Это надо понимать как шефскую помощь нашей фирмы! Ты просил отремонтировать ту хибару, что именовалась у вас Домом Культуры? Мы его отремонтировали! Чем старое латать, так лучше сразу новое построить! А? Вот теперь это — Дом Культуры! Можно даже сказать: Дворец! А то, что было — это не дом, это сарай. — Он панибратски хлопнул его по плечу: — Пошли тоже работу принимать!

Но Славик с места не тронулся.

— Вы мне не ответили...

— Чего ещё?

— Как... это... ну...

Он не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства и только кивал на новоявленное чудо.

— Хватит "какать"! Пошли! Сам всё увидишь!

Пашка бесцеремонно подхватил его под руку и потащил следом за убежавшей "язвочкой". Люба, едва поспевая, хвостом увязалась за ними.

— Идём, что ли? — предложил Санька.

Но я отмахнулся:

— Чего я там не видел?

— А дифирамбы послушать? — подкатился Игорь с кривой ухмылкой.

— Уже слышал. И довольно громко.

Санька коротко рассмеялся:

— Можно понять товарищей. Надо бы как-то поаккуратнее преподносить наши "услуги" населению.

— Предложи.

— Ну... — чуть задумался Санька, прищурясь. — Вот, хотя бы составить список желаемого. Принять к сведению. А уж потом ночью и явить миру чудо. Как-то так...

— Ты думаешь, наутро реакция будет чем-то отличаться от той, что мы только что наблюдали?

— Скорее всего, нет. Только мы этого видеть не будем.

— Тебя это напрягает?

— Ну... Не так, чтобы очень... Но немного есть. Приедается. К хорошему тоже быстро привыкаешь.

— "К хорошему"! — фыркнул Игорь. — Извращенец вы, однако!

— Не без этого, — философски парировал тот.

* * *

**

Вернулись они минут через пять. Довольно быстрым шагом. Втроём. "Язвочки" с ними не было. На Славика было страшно смотреть: всё лицо его покрылось какими-то пятнами, а выражения глаз я правильно понять так и не смог.

— Вовчик! — ещё издали крикнул мне Пашка. — Отмотай назад!

— В смысле?

— Ну... Твою же мать!.. — он выругался, провалившись в сугроб, когда нога съехала с протоптанной в глубоком снегу узкой тропинки. — "Сарай" верни на место!

— Это ещё почему? — уже хором спросили мы.

— Да у Натальи там... — он опять провалился по колено в снег, но теперь с другой стороны тропинки. — У неё там чего-то было. И вместе с "сараем" ушло. Думаешь, чего она так орала?

— Чего "было"?

— А я знаю? Не говорит. Только обзывает нас последними словами.

— Презентация Дома Культуры не состоялась? — хохотнул Санька.

— Какая там "презентация"! — он подошёл к нам и стал отряхивать снег со штанин. — Не дала нам и рта раскрыть. Такое впечатление, будто похоронила там кого!

— Драгоценности, что ли? — предположил я.

— Самогонный аппарат! — уверенно припечатал Игорь.

Пашка отмахнулся:

— Не знаю...

Славик подал голос:

— Молодые люди... Вам вот смешно. А мне как быть? Как отчитываться за это чудо архитектуры?

— Так это уже твои проблемы, Николаич! — фыркнул Пашка. — Наша задача — дать! А твоя — соврать! И нам дела нет, как ты будешь там выкручиваться в энтой своей прокуратуре. Не велик труд, я думаю, бумажки как надо подмахнуть? Ты же тоже не в накладе останешься?

— Ну зачем так грубо, — покосился он на Любу. — Скажем так...

Но как он хотел сказать, мы не узнали, потому что в его кармане зазвонил мобильник.

— О! — обрадовался Пашка. — Вот и прокуратура! Легка на помине!

— Типун вам на язык... — пробормотал тот, приглядываясь к надписи на дисплее и меняясь в лице. — Алё, Танечка... — проблеял он умильным голоском, приложив телефон к уху и отворачиваясь от нас. — Да... Да... Да тут у меня это... встреча... Что?.. Скоро... Какое молоко?.. Ах, молоко!.. Да, купил... Я помню... Да-да... Я тоже...

Пока он охмурял свою Танечку, Пашка кривил за его спиной рожи, комментируя разговор. Хорошо хоть Люба не видала. Она моментально оглохла и ослепла, как только Славик стал облизывать мобилу, и потому Пашкиного глумления не усекла.

— Жена звонила, — как бы извиняясь, повернулся Славик и встретился с Пашкой лицом к лицу. Тот запоздало среагировал и не успел сменить его выражение.

Что-то про себя поняв, Славик сухо проронил:

— Ну так что, молодые люди... — и осёкся, не увидев на горизонте "Дворца", как его назвал Пашка. "Сарай" стоял на прежнем месте.

— Ума не приложу... Как вы это делаете? — подавленно просипел он.

Люба послушно повернулась в нужную сторону и, поджав губы, тоже отвердела лицом.

— Секрет фирмы! — Пашка значительно поиграл бровями. — И открывать его мы вам не обязуемся.

— Да ладно... Ради Бога... — убито пробормотал Славик. — Вы мне одно скажите... — Он в нерешительности потоптался на месте, перекладывая папочку из одной руки в другую. — Что это нам будет... стоить?..

В этот момент зазвонил мобильник, но теперь уже у меня. Я и без того ощущал какую-то неясную тревогу, а потому испуганно схватился за телефон:

— Алло... Что случилось?

— Ничего не случилось, — раздался в трубке мужской баритон.

Я моментально внутренне напрягся. В последнее время незнакомые голоса ничего хорошего с собой не несли. Взгляд на дисплей ничего не выяснил: номер был незнакомым.

— Кто вы?

— Не узнал? — добродушно хехекнул баритон и что-то в этом "хе-хе" отозвалось в душе отдалённым воспоминанием. Я в пожарном порядке прокручивал в памяти лица своих знакомых и не находил соответствия голосу.

— Извините, нет...

— Них-них-ничего себе! — хохотнула трубка. — Гудермес уже что? Выпал из памяти?

И тут будто пелена с глаз упала!

— Бог ты мой! — заорал я обрадованно. — Вовка! Ты, что ли?!

Мои спутники хором навострили уши.

— Ну, вроде как я, — рассудительно ответил говоривший. — На Бога пока не тяну, но ангелом — может когда и стану. Надеюсь.

— Бли-и-ин!!! — завопил я радостно, одновременно обращаясь и к заинтересованно обступившим меня друзьям и к собеседнику в трубке. — Вовка Борисов отыскался! — Я переключил мобильник на громкую, чтобы всем было слышно нашу беседу. — Ты где пропадал?! Ни слуху, ни духу! Столько лет!

— "Отыскался"! Я-то на месте всё время был, — спокойно отвечал добродушный Вовка. — А вот тебя отыскать было довольно сложно. Да и Другов куда-то запропастился... Никого найти не могу.

— Да вот он, Другов! Рядом со мной стоит! — разорялся я на всю деревню, не в силах сдержать фонтанирующую радость от вновь обретённого товарища. — И Пашка тоже здесь! И Игорь!

— Это хорошо, — с тем же непрошибаемым улыбчиво-спокойным радушием констатировал собеседник. — Это просто замечательно. Ну и как вы там поживаете? Хе-хе! Поделки поделываете?

Ай, как мне был знаком этот с виду толстокожий, а на самом деле очень тонко завуалированный юморок! Как давно я не слышал этих его завёрнутых в притворную "косолапость" сентенций!

— Володь! Да чего там рассусоливать! Давай лучше встретимся и там поговорим!

— Хорошо бы, если так, — с сомнением в голосе проговорил тот. — Но ты даже не спросил, где я обитаю?

— Да какая разница?! — засмеялся я довольно. — Называй адрес!

— Ну, Москва... — прозвучало из трубки как-то неуверенно.

— Москва большая! Где тебя искать?

— А ты сам-то где? — удивился тот. — Что, тоже в столице нашей Родины?

Я хохотнул:

— Нет! — И обратился к Саньке: — Где это мы сейчас?

— Кажется, на Ярославщине, — ответил тот и насмешливо покосился на Пашку: — Если повар нам не врёт.

— Не врёт, не врёт, — сощурился тот недобро и ткнул пальцем в вывеску на сельсовете: — Читай! Чёрным по белому!

— Ну, допустим, по красному... — усмехнулся тот. — И не чёрным...

— Привет, Сань! — пророкотала трубка. — Паш, тоже привет! Игорёк, ты где там? Тоже здравствуй.

— Привет, привет... — буркнул тот, зябко поводя плечами. Они знакомы были только вприглядку, изредка сталкиваясь у меня дома, когда один уходил, а другой наносил мне визит. Поэтому радости особой Игорь не испытывал. Их мало чего связывало.

Зато у меня с Вовкой было чего вспомнить. Сошлись мы с ним на почве выжигания по дереву года за два до описываемых событий. Он проходил у меня ликбез по правилам использования новоприобретённого апарата и вскорости переплюнул своего учителя по качеству отделки любовно выписанных (или как лучше сказать: выжженных?) работ. Глядя на его творения, ни за что нельзя было сказать, что их касалась такая, в принципе, грубая вещь, как игла выжигателя.

Его страстью, как, впрочем, и моей, было изображение обнажённого (и не очень) женского тела, вплетаемого в разнообразные мистические сюжеты. Уж вылизывал он свои работы до такой степени, что мне и присниться не могло такое качество отделки.

У меня с выжигателем были простые отношения. Как тот же Вовка с немалой долей досады отмечал, мои работы сильно отдавали диснеевщиной. А он стремился к максимальному реализму. Каждую складочку, каждую морщинку на телах и на минимуме одежды своих "герлов"он вылизывал часами.

Одна только вещь ему никак не давалась: компоновка сюжета своих картин. За этим он и бегал ко мне. При разработке очередного страдальческого шедевра мы с ним засиживались часто-густо до поздней ночи. Я был обязан растолковать ему расположение и степень насыщенности каждой тени, каждого светового пятна. Порой это было очень утомительно, но отказать ему я был не в состоянии.

Вроде как всё понявший, он утаскивал свою доску домой и там смолил её "до посинения". Через день-два он вновь появлялся у меня с новой кучей вопросов и недоумений по поводу светового оформления всё той же картины. Но вещи получались у него, конечно, отменного качества.

Что любопытно, на продажу своих шедевров он ни в какую не соглашался. Любые посулы натыкались на вежливый, но твёрдый отказ. Не мог он расстаться со своими "детищами" ни за какие коврижки. Так и висели они у него дома на стенах на зависть многочисленным посетителям.

Вот это-то совместное наше творчество и было резко прервано, лишь только я обзавёлся браслетом. События завертелись так, что мне было уже не до выжигания. И уж, тем более, не до живописи. Хотя, мастерскую, максимально приближённую к образу своей прежней "берлоги", я себе в "Тадж-Махальчике", всё-таки, организовал. Даже вид за окном соответствовал прежнему. Только появлялся я в той мастерской не так часто, как того душа просила. Всё время что-то мешало. Суета какая-то.

— Ну так что? — продолжал я сучить ногами от нетерпения. — Адрес-то скажешь, или секрет какой?

— Никакого секрета нет, — рассудительно рокотала трубка. — В Долгопрудном я обитаю. Только ты сам не найдёшь. Давай я тебя встречу с электрички. Ты когда сможешь ко мне заглянуть?

— Да хоть щас! — вырвалось у меня непроизвольно. — Чего тянуть?

— Хе-хе! — добродушно рыкнула трубка. — Узнаю Одессу! Шутник. Тебе добираться ещё не меньше суток.

Я было раскрыл рот, чтобы начать убеждать его в обратном, но в этот момент получил ощутимый толчок в бок. Санька приложил палец к губам и молча показал: "Пусть так!"

— Ладно, Володь, — сразу остепенился я. — Всё верно. Это я от радости сдурковал. Короче, мы у тебя послезавтра высаживаемся в Долгопрудном. А во сколько тебе удобно?

— "Мы"? — удивился тот, не ответив на мой вопрос. — Вы что, все хором явитесь?

Я хохотнул. А Пашка перефразировал известную поговорку:

— Боливар четверёх не вынесет, что ли?

— Да не... — замялся собеседник в трубке. — Я вам буду только рад. Но где я вас спать положу? Мы тут с Валентиной сами едва...

Пашка гоготнул:

— Вовчик, да ты не тушуйся! Спальные места не понадобятся! Мы к тебе только на полчасика заглянем!

— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул Вовчик. — Через пол-страны ехать на полчасика? Вы что, транзитом через Москву? Вы, вообще, что там делаете все вместе, на Ярославщине?

— Подарки раздаём! — заржал Пашка и покосился на стоящего чуть в стороне Славика. — А у нас их не берут! Стесняются!

Славик делал вид, что усердно обсуждает что-то с Любой и нас вовсе не подслушивает.

Вовчик в трубке опять вздохнул:

— Приколисты...

— Ладно-ладно, — поспешил я смягчить впечатление от бестолкового разговора. — Послезавтра, так послезавтра. Ты не сказал, когда тебе удобно?

— Ну, я не знаю... — смутился тот. — Когда там у вас поезд приходит?

И опять, только я хотел взбрыкнуть "Какой, на фиг, поезд?", как Санька меня опередил:

— В десять утра тебя устроит?

— Вполне.

— Ну, тогда жди нас.

— Ладно, — ещё раз вздохнул тот. — Давайте. Жду.

Когда в трубке раздались короткие гудки, Санька наклонился к моему уху и пробубнил:

— Ты куда всё время торопишься? Человек совсем ещё не в теме, а ты его — обухом по голове! "Да хоть щас!" — передразнил он меня. — В запасе — вечность, а по тебе не скажешь. Будто уже завтра — конец света!

— А разве нет?

— Не кипишись: ремешок твой шарик удержит на краю. Обещал. Помогай лёд пообкарнает и вся недолга. А с Вовкой тем более — некуда спешить. Его в курс дела вводить — ещё день терять. Если не больше. А у нас ещё здесь до хрена и больше дел. Как раз до послезавтра и управимся.

— Ишь ты! — иронически хмыкнул Пашка, вплотную приблизив к нам свою кудлатую голову. — Скорый какой! Ширь-пырь-нашатырь! "До послезавтра"! Да тут и за год не управишься!

Санька только насмешливо посмотрел на него:

— А подслушивать нехорошо.

— Да я мимо проходил, — тут же сотворил Пашка равнодушную физиономию, пожимая плечами. — Смотрю — вы стоите, о чём-то перетираете. Дай, думаю, пособлю хорошим людям. Ну и нарвался — на самую, что ни на есть, чёрную неблагодарность!

Всё это краснобайство сопровождалось выразительной жестикуляцией и хлопаньем себя по ляжкам в притворной досаде. Во взгляде Славика, внимательно наблюдавшего весь наш балаган, явно читалась унылая мысль: "Ой, зря я с ними связался!" Он просто не мог решить, как относиться к нашей команде. Весь его прежний опыт администратора в данном случае ничего толкового подсказать не мог. Да и, видимо, память о "волшебном чумаданчике" заставляла его терпеливо выносить все Пашкины выкрутасы.

На горизонте показалась "язвочка Наталья". Она выволокла на крыльцо "Сарая культуры" два необъёмных клетчатых баула и колдовала над замком, тщательно запирая свои владения. Когда сей процесс её удовлетворил, она с удивительной лёгкостью подхватила драгоценную ношу и заковыляла по тропинке в нашу сторону, оскальзываясь в рыхлый снег.

— Вам помочь? Или вы сами? — вылез Пашка с предложением. сложив руки рупором.

— Без сопливых обойдёмся! — огрызнулась та и с гордым видом пронеслась мимо нас, бросив на ходу: — Без меня не начинайте! Я щас вернусь! У меня там... — И скрылась за поворотом.

Пашка хохотнул:

— Вот блин! "У неё там..."! Так мы будем с той хибарой до вечера воландаться! — Он повернулся к Славику: — Давай, Николаич, колись, что там у тебя по плану следующее. Запарили!

Тот гнусаво залебезил:

— Но вы не ответили на мой вопрос...

— Какой ещё вопрос?

— О цене ваших услуг...

Пашка переглянулся с нами.

— Не воруй! Вот и вся плата!

Славик моментально покрылся пятнами и просипел:

— Как... вас понимать?..

— Не придуривайся, Николаич! Ты всё прекрасно понимаешь. "Чай и мы в лесу не звери, понимаем что к чаму"!

Но Николаичу по статусу Филатовский "Стрелец" был как-то без нужды, а потому юмора он не оценил и молча пялился на Пашку, всё так же переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, что смотришь? Денежку я тебе давал? Давал! Ты её не берёшь. Говоришь — проблем не хочешь с законом. Ладно, уважаю! Хоть и не всё здесь так гладко... Да ты не тушуйся! — похлопал он Славика по плечу, видя, что тот порывается сказать что-то в своё оправдание. — Здесь все свои! — Он оглянулся на нас и подмигнул. — Ты до конца дослушай... Раз денежка вам без надобности, зайдём с другой стороны. Со стороны сугубо матерьяльной. Процесс будет протекать примерно так... Сейчас мы все вместе садимся в нашу "ласточку" — вон она, видишь? Притомилась уже, нас дожидаючись. Правда, Игорёк?

— А то! — цыкнул тот сквозь зубы.

— Вот. Все вместе садимся в нашу "ласточку", — повторил он вдохновенно, не снимая руки со славикова плеча. — Едем по подведомственной тебе территории, и ты, согласно там своим бумажкам, тыкаешь пальчиком в очередную развалину и говоришь: "Хочу, чтоб была как новая!" Ну, перед этим, конечно, знакомишь нас со своим проектиком, коих у тебя в папочке — сверх всякой меры. Ну, а мы, есессно, воплощаем в жисть решения партии и правительства. Тут же, не отходя от кассы! Наш стиль работы ты уже видел.

— Да уж... — промямлил Славик невнятно.

— Вопросы есть? — Пашка повернул к нему ухо, как бы прислушиваясь, но, не дав ему и рта открыть, тут же констатировал: — Вопросов нет! Значит, что?

— Что?

— По коням! — Пашка выставил вперёд свою клешню и первым двинулся по направлению к машине.

— Но позвольте...

— Что опять? — Пашка круто развернулся на пятках и чуть не сверзился с утоптанной тропинки.

— Мы же все туда не поместимся, — заискивающе прогнусавил Славик, указывая подбородком в сторону "ласточки". — Может быть, всё-таки, каждый на своей?

Пашка гыгыкнул и переглянулся со мной:

— А вот этот момент пусть тебя не волнует. У нас ахтомобиль — резиновый! Ещё десять раз по столько влезет!

— Ну, это ты, конечно, хватил! — криво ухмыльнулся Игорь.

Славик только головой покачал и степенно двинулся в указанном направлении, придерживая безмолвную Любу за локоток и что-то тихо ей гундося на ушко.

23. ''Шкатулка с секретом''

Поравнявшись с машиной, я придержал Пашку за рукав:

— Погоди...

Тот удивлённо оглянулся и застыл в нетерпеливом ожидании.

— Вы тоже послушайте, — сказал я идущим следом за мной Саньке с Игорем.

— Так... — шумно вздохнул Игорь. — Что у нас плохого?

— Типун тебе на язык, — шикнул я на него, мельком глянув на загружавшего себя в машину Славика. Люба топталась рядом, что-то заботливо кудахча. — Просто хочу дезертировать из ваших рядов.

Игорь присвистнул:

— Недолго мучилась старушка...

А Пашка вылупил глаза:

— Это как? Ты ж у нас — гвоздь программы! Стоило тогда жопу мочить!

— Не кричи, — понизил я голос. — Стоило. Я уже всё обдумал.

Санька коротко хохотнул и отвернулся, разглядывая окружающий нас пейзаж.

— Ну? — набычился Пашка, готовый сходу отмести любое предложение.

— Я сейчас отдаю тебе браслет...

Игорь присвистнул ещё громче, а Санька крякнул с досадой:

— Рискуешь...

— Ни фига себе! — глаза у Пашки едва не выпрыгнули из орбит. — Это зачем?

— Дослушайте до конца... — терпеливо перебил я и опять повторил: — Сейчас я отдаю тебе браслет. Ты отправляешь меня домой. Поработать хочу в мастерской. Ну, что поделаешь? Муза меня посетила. А вы сами тут без меня прекрасно со всем справитесь. Я вообще не вижу смысла в своём тут нахождении, — поспешил я оправдаться, видя изменяющиеся не в лучшую сторону выражения лиц своих соратников. — Паша здесь, как рыба в воде. Нашёл общий язык с местным населением. На Игоре — транспортное обеспечение. Вдруг чего, так мигом доставит до дому. На Саньке лежит общее руководство процессом. Он лично заинтересован в успехе операции. Разве не так? — Тот только презрительно хмыкнул. — А я здесь что делаю? Ни ступить, ни молвить не умею...

— Как это "что"? — возмутился Санька наконец. — Без браслета нам...

— Так без браслета, или без меня?

— Да какая разница?..

— Разница в том, что когда браслет будет у Паши, ему не придётся каждый раз на меня оглядываться, если понадобится срочно реализовать очередную идею...

— Во-во! Я представляю!.. — саркастически проскрипел Санька, с ехидным прищуром обозревая окрестность. — Паше только дай волю!

— А что "Паша"? — моментально взъелся тот. — Что тебе не нравится?

— Да всё! И балаган этот, и Четвёртая Мировая...

— Её ж ещё не было...

— Будет! Паша организует. Ему только дай власть! Он же критики на дух не принимает.

— Ой, можно подумать!..

— Ладно вам! — одёрнул я спорщиков. — Ничего страшного, я думаю, не случится. Не такой уж Паша и дурак... — Я решительно стянул браслет с руки и протянул его Пашке: — На! Я надеюсь на твоё благоразумие... А меня увольте... На пенсию хочу. Или, хотя бы, в отпуск... Кратковременный...

Отлив сил не заставил себя ждать. На меня знакомо опустился серый туман. И задуманное мною уже не казалось таким желанным и безоблачным. Но отступать было поздно. Сказал "а", так говори уже и следующую букву.

Пашка держал браслет в руке и надевать его не торопился, наблюдая за мной.

— Может, передумаешь?

— Нет...

— Тогда и я умываю руки, — безнадёжно махнул рукой Санька и нахмурился. — Всему есть предел. Не желаю присутствовать при агонии земной цивилизации.

Пашка мутно посмотрел на него, но на выпад ничего не ответил. Куда и подевалось всё его шутовство! Игорь с насмешкой посмотрел на их мрачные физиономиии, хохотнул и полез в машину:

— Давай, Паш, делай, что сказали, да поехали. Хватит рассусоливать.

— Вот именно... — поддержал я, борясь с надвигающимся забытьём. — Открывай проход. Надо отоспаться. Вырубает.

Я уже с трудом держался на ногах.

— А говорил: "Муза!..", — Пашка, ворча, натянул браслет и крупно несколько раз вздрогнул. — Твою мать!.. Чтоб тебя!.. Забыл совсем... Чё, прям здесь, что ли?

— Чешись...

— Угу... Ну, так как? — хмуро обратился он к Саньке. — Ты тоже до хаты?

Тот в сомнении постоял пару секунд, испытующе смотря на меня, на Пашку и, наконец, решился:

— Ладно, чёрт с вами! Кто-то же должен за тобой присмотреть...

Пашка просиял:

— Ну вот! А то: "Четвёртая мировая"!.. Пророк хренов... Загружайся! Я сейчас Вовчика до шконки дотащу и — назад...

* * *

**

Как я добрался до постели, совершенно не помню. Наверное, и вправду Пашка на руках донёс.

Только проснулся я не в лучшем состоянии. Как выжатый лимон. После того, как его из чая вынут. За ненадобностью.

Кстати, о чае: неплохо бы сейчас. Чашечку-другую. Да покрепче.

Щас бы — щёлк! И готово. В таком состоянии — самое то. Ни рукой, ни ногой шевелить не хочется.

Ага. Разбаловался... Забудь на время.

Надо, Федя! Надо...

Совершив над собой насилие, я сел. Огляделся.

Игиде это мы? А... Ну да... Как и было заказано: в мастерской... Килограммы пыли и квадратные километры бардака... Пашка педантичен, как робот... Ну, это и хорошо. Не хочу пока никого видеть...

Даже Настю?

Ну, дык да... Похоже на то...

И даже маленького?!

Гм... Ну, это... Гм-гм!.. Ну... Пока в норму не приду...

"Папаша"!..

Тебе до папаши — расти и расти!..

Кто бы спорил...

Ну, так а что там насчёт чаю-то? Принесёт кто-нибудь? Или самому чесаться?

— Глашка!..

Горло произвело какое-то невнятное клокотание. Больше на шёпот похоже.

А ну, ещё раз:

— Глашка!..

Спит, наверное...

Смешно...

— Ладно... Всё понятно, — обречённо вздохнуло моё "я". — Чесаться придётся, всё-таки, самому...

— Ну, зачем же так утруждать себя?

Голос прозвучал в тишине настолько неожиданно, что я резко вскочил на ноги.

Оказывается, не так уж я и выжат. Вон как запрыгал!

Запрыгаешь тут! У меня гости, а я — ни сном, ни духом! Да ещё кто!!!

Вы правильно догадались: Кирюша! Он самый. А то кто же ещё? И с ним его неизменная кривая ухмылка. За одну только за неё — повесил бы на люстре!

— Да ты не дёргайся, — ласково промолвил гость. Он сидел в моём кресле и с изрядной долей брезгливости меня рассматривал. — Я к тебе ненадолго.

Как это я его не заметил? Сидит же прямо перед носом!..

Совсем плохой стал... Ну да, ну да, мы же мастера по части спецэффектов...

— Что? Бей опять войско собирает?

— Почему сразу "Бей"? — оскорбился он. — Тьфу-тьфу-тьфу! — картинно поплевал он через плечо и постучал по подлокотнику. — Не к ночи будь помянут... Неужто мы и сами не с усами? И почему войско?

Артист! А то я не знаю, откуда уши растут!

— А чего ж тебе тогда от меня надо? Я гол, как сокол.

Он усмехнулся:

— Кто б говорил! Живя в таких апартаментах...

— У меня нет браслета, — перебил я его.

— Знаю, — приветливо, и даже с каким-то сочувствием, кивнул он. — Теперь всё знаю. — Он намеренно выделил слово "теперь". — Кабы ты его не сбагрил Паше, хрен бы мы с тобой сейчас так мило беседовали. Сказать по-честному, запарился я за тобой бегать, мил дружок. Вроде бы где-то здесь, но всё равно — как бы и нету тебя. Это ж надо такое придумать! — в притворном восхищении он даже руками всплеснул. — Костюмчик-то твой — того! Неплохую службу тебе сослужил. И тебе, и Насте твоей...

Бли-и-ин!!! Меня как кипятком ошпарило! Вот дурак!!!

Несмотря на изменившийся цвет лица, я продолжал держать форс:

— Так ведь он до сих пор на мне...

— Ну и что? А браслетик-то — тю-тю! А без него — костюмчик-то — тьфу! Видимость одна.

Ноги у меня подогнулись и я сел обратно на диван, опершись руками на край. Выходит, что Настю с маленьким я тоже перед ним оголил. Оставил без защиты.

Вот мудак!!! Муза его, видите ли, посетила! Ага... В лице вот этого глумливо улыбающегося урода.

— Да ты не волнуйся так, — посочувствовал он. — Не нужна мне твоя Настя вместе с твоим отпрыском. Мне нужен ты. И, если мы уладим наши дела полюбовно, то им вообще ничего не будет. Обещаю.

Буря клокотала внутри у меня! Но я сдержался и, как можно спокойнее, спросил:

— Что тебе надо?

— Ай, молодец! — похвалил он, снова всплеснув руками. — Умный мальчик! — И, наклонившись ко мне, чуть ли не шёпотом проговорил: — Если коротко — то мне от тебя нужна информация. Всего-навсего.

Я удивился:

— Что за информация?

Он откинулся на спинку и мило улыбнулся. Оказывается, его физиономия способна и на такое!

— Ты ведь у нас — "шкатулка с секретом"? Не так ли?

Я пожал плечами:

— Не знаю за собой никаких секретов.

— Ну, конечно! — опять умилился он. — Он не знает! А как же — тарелка?

Я вытаращился на него:

— Что "тарелка"?

— Напомнить? Как тебя "тарелка" похитила и в течение суток накачивала информацией?

Я рассмеялся:

— Ах, вот ты о чём! "Информация"! Какая там, к чертям собачьим, информация? Бред сивой кобылы! Ничего серьёзного!

— И ты, конечно, не знаешь, где он находится?

— Кто?

— "Страж Небес".

— Какой ещё страж?

— Небес.

— Господи! — устало вздохнул я. — Как же вы меня достали! То "воин", то теперь какой-то "сторож"!

— Не "сторож", — поправил Кирюша, теряя терпение. — А "Страж". "Страж Небес".

— Да кто это, в конце концов?! — заорал я, первым теряя самообладание. — Что за хрень?

— Так... — глаза Кирюши нехорошо сузились, и он угрожающе процедил: — Будем дурку валять... Ну, что ж... Я хотел по-хорошему. Видать, не судьба...

— Я правда не знаю никакого "сторожа"!.. — заорал я умоляюще. — То есть! "Стража" никакого!

Но Кирюша уже потерял всю свою любезность и только кивнул кому-то за моей спиной:

— Давай...

Сзади раздался неприятный чавкающий звук и, когда я в ужасе резко обернулся, то успел заметить падающую на меня в прыжке разлапистую, похожую на медузу или осьминога, тень. Она меня и накрыла с тем же плотоядным "чавком". Омерзительное холодное и липкое "нечто" облепило меня от макушки до самых пяток и я задёргался, пытаясь высвободиться и надрываясь от крика. Но всё было бесполезно. Сознание моё медленно угасло...

24. Осознание

.

...Страж...

...Страж Небес...

...Тёмный лес...

...Ты зачем... туда.. полез..

...Куда?..

— Оба-на!!! — Я разом пришёл в себя.

Я жив?! Меня так и не съели?!

Вот жалость-то!...

Воспоминание ужаса нахлынуло разом и я вновь задёргался. Ф-фу!!! Мразь какая!!! Липкая гадость опять живо припомнилась всей кожей. Ф-ф-фу-у!!!

Стоп-стоп! Но ведь сейчас меня вроде бы ничего не удерживает. Тело свободно извивается, дрыгает ногами и руками. При том, липкого ничего не чувствую. Ни на мне, ни подо мной... Чего дёргаешься?

Запах какой-то... Воздух плотный... Будто вода... Дышится с трудом...

И темно. Как у негра...

Где это я? Опять в каком-нибудь отстойнике? И вновь у чёрта на куличках?

Знакомо. Ох, как знакомо! Опять в дерьме, опять неизвестно где...

Да ещё и без браслета...

Что ж за гадость на меня натравил Кирюша? Ф-ф-фу!!!

Меня опять вывернуло наизнанку. Громкий "чвак!" и засос на всё тело! Незабываемое ощущение... Бр-р-р!!!

Ладно-ладно! Хватит!.. Всё-таки? Где я?

Да вот, лежу на чём-то жёстком... Вроде как на куче канатов...

Но что больше всего радует — ничего не болит. Или болит?

Я сел. Потом встал. Попрыгал.

Воздух как-то обтекает с трудом. Словно вода, но не совсем....

А так — нормально.

Только, почему-то голый. Забрали одежду, чтобы не сбежал? Или эта чавкающая тварь тряпками питается?.. Или я уже внутри неё?!! На ферменты разлагаюсь?!! О, боже!!!

Я ощупал поверхность под ногами. Да нет, нет. Та была скользкая и гадкая. А здесь сухо и жёстко. И ворсисто... Да, ворс, хоть и мелкий, явно ощутим...

Правда, что ли, верёвки какие? Пол из канатов? Ведь пощупать, так явно чувствуется, что они переплетены между собой в ровное поле.

Ну, не совсем ровное. Даже совсем не ровное. Волнами как-то... Но — не везде.

Я поймал себя на том, что ползаю по своей тюрьме на карачках и щупаю пол. Я встал и зашёлся в истерическом смехе. Повелитель мира, яти его мать, а? И в таком жалком положении! Хоть бы трусы оставили, срам прикрыть!

А, в принципе, кому ты здесь, на фиг, сдался? Всё равно — темень кромешная!

Вот Пашки нет поржать надо мной! Уж он бы за словом в карман не полез...

Воняет-то как... Чем-то противным... Дышать трудно... Густо...

Успокоившись, я решил нащупать стены помещения. Смех как-то странно звучит здесь. Эхо совершенно отсутствует. Вообще-то, правильно. Ворса, она звук гасит.

Что? И стены здесь из верёвок? Идиотизм... Своеобразный дизайн, мать его за ногу!..

Ладно, движемся в одном направлении. Где же она, стена-то? Пол идёт волнами, порой, прямо-таки, холмами. Взбираясь на них, я все коленки уже посдирал. Но стены пока нет...

Опаньки! Это что? Над головой? Хм... Вроде как потолок... Понижается... Сюда, что, прохода нет?.. Погоди-ка...

Что-то брезжит впереди... Точно: свет! Но только надо встать на четвереньки, чтоб туда пролезть. А коленочки-то — бо-бо!

Ты — того! — береги себя сам. Браслета нет за тобой ухаживать. А то, вообще, раскиснешь без привычки.

Блин, запах достаёт! Натурально потом прёт. Будто здесь лошади ночуют.

И где они, эти лошади?

Ага, их только сейчас и не достаёт! Ползи уже! Выдумщик... Береги дыхалку...

Ты смотри, вроде как выбираемся... Интересно только — куда?

Мы хотели стены видеть? Вот они, уже глазом различимы. Только и не стены это, а пол, плавно перетекающий в потолок. Труба, короче. Сдавленная сверху. По ней и ползём. Или пещера? Ага, из верёвок. Спецом для тебя свили...

Кстати, уже встать можно на ноги. Хоть пригнувшись, но идти на свет.

Блин, коленки-то пообдирал... Некстати как! Мало того, что голяком...

Я оглядел себя и остановился. А костюмчик-то серебристый — на мне! Блестит-посверкивает. Кроме него, правда, больше ничего, но за одежду сойти может. За видимость одежды. Греть не греет, но вроде как и не голый. А срам и рукой прикрыть можно. Хотя, кто его знает? Здесь оно, может, и не срам? Здесь, может все так ходят?

А где это — "здесь"? Думаешь, опять на какой-то планете завис?

А, разве, нет? Вурдалаки куда-то утащили...

Но сила тяжести-то присутствует!

Ну и что? Она на любой планете есть. Или больше, или меньше. Но — есть! Какая ж это будет планета? На вшивых астероидах и то — есть. А тут — смотри! — крепко на ногах стою... Только вот где стою? Это — вопрос!

Я поймал себя на мысли, что разговариваю сам с собою вслух. Нехороший признак!

Сплетённая из канатов труба (или пещера?) внезапно кончилась и воздух стал чище. Даже не так: изменился запах. В лучшую сторону. Мне он даже показался знакомым. Но как был густым, как кисель, так им и остался.

Я замер на краю невысокого обрыва. Правда, и обрывом его назвать нельзя: края закруглялись и уходили куда-то вниз. Вроде как и вправду я выполз из огромной приплющенной трубы.

А внизу расстилалась бескрайняя равнина, усыпанная мелкой, цвета глины, галькой, похожей на крупный речной песок. Среди камней во множестве копошились какие-то мешковатые паукообразные твари размером с полметра каждая.

О как! Живность в наличии имеется. Пастбище, что ли? А где пастух?

Я так понимаю, что тюрьма моя лежит прямо посреди этого пастбища?

Тюрьма? Тогда почему — ни запоров, ни охраны? Я вышел на свободу и никто мне в этом не препятствовал. Как-то странно...

Ладно, разберёмся...

Что-то с громким жужжанием пронеслось прямо над головой на очень большой скорости. Я отшатнулся и бросился назад, вглубь пещеры.

Вот и пастух появился... Ага, на самолёте. На реактивном. Интересуется... Хотя, кто его знает? Может, просто кто-то по своим делам спешит?

А чего испугался-то? Так и будем здесь сидеть вдвоём со страхом? Ждать, пока Кирюша заявится? Надо срочно контакты с местным населением налаживать. Может как-то оно и определится...

Я опять подошёл к выходу из пещеры и выглянул наружу. Никого. "Улятели".

Взгляд на небо настроения не прибавил. Внутри что-то сжалось от увиденного. Равнину, посреди которой лежала моя плетёная пещера, окружали циклопические постройки! Огромные неохватные колонны уходили вверх и где-то там, на большой высоте их венчали непонятные конструкции, располагавшиеся на поразительных размеров плоскости.

С правой стороны от входа в пещеру, хоть и ближе всего, но тоже на порядочном расстоянии, высились горы, поверхность которых, плавно обтекая все неровности, ниспадала почти до самой плоскости равнины. Похоже, почвенный покров этих гор был настолько эластичен, что не разрушался, ниспадая этаким экзотическим водопадом с большой высоты.

Я повернул голову влево, откуда шёл свет и просто обомлел. Свет исходил из... окна! Оконную раму ну ни с чем спутать нельзя! Но само окно было невероятных размеров! Стена, на которой находилось это окно, вздымалась на километровую высоту! И с этой высоты свисали огромные, просто-таки не поддающиеся сравнению, шторы! Да-да, именно шторы, но только колоссальных размеров! Как всё это выдерживало собственный вес?!

Высунув голову за край своего убежища, я поражённо оглядывался и ничего не понимал. Я — что? — нахожусь в какой-то невообразимых размеров комнате?! Ведь все эти циклопические постройки сильно напоминают самую обычную мебель! Но только очень, ну просто до безобразия огромных размеров!

Это что? Планета гигантов?!!

Вот так подфартило! Я только ещё Гулливером не был... А так, вроде, всё попробовал.

Контакты он решил устанавливать! Ха-ха два раза...

Громкий, ужасающий скрип прервал мои рассуждения. Я вздрогнул и прилип к плетёной стене.

Что это?

Пронёсся порыв ветра ураганной силы. Каменное крошево тучей взлетело в воздух и завихрилось в бешеном танце!

Поверхность расстилавшейся за пределами пещеры равнины содрогнулась несколько раз от тяжких и гулких ударов. Галька покрупнее, что осталась лежать без движения, дружно пощёлкивала всеми своими камешками, подскакивая в такт подземному ритму.

Господи! Землетрясение, что ли?

Откуда-то сверху раздались протяжные звуки, сложившиеся в осмысленную речь:

— НЕ ПОНЯЛА!

Произнесено это было так тягуче, будто ленту с записью голоса (а это был именно голос!) запустили раза в два медленнее нормальной скорости.

Раздалось громкое шуршание из глубины моей пещеры, будто оттуда кто-то выползал, такой же ребристый и жёсткий. Или её стены начали активно тереться друг о друга. И моё убежище пришло в движение. Пол встал на дыбы и стряхнул меня на равнину, усеянную галькой. Я даже сгруппироваться не успел и со всего маху должен был хряпнуться спиной о камни. Но воздух был настолько плотным, что задержал моё стремительное падение. При том, я угодил на что-то мягкое. Это оказалась одна из тех мешковатых тварей, что во множестве паслись вокруг. Испуганное животное недовольно хрюкнуло и отбежало в сторону на своих членистых ногах-ходульках. Но её товарки тут же заинтересовались мною. Сразу штук шесть подбежали ко мне и стали обстукивать своими гибкими хоботками.

"Ну, всё! — пронеслось в ошеломлённой падением голове. — Кирдык!"

Однако меня быстро забраковали и потеряли всякий интерес. Я был не в их вкусе.

— СТРАННО... — задумчиво раздалось с небес. При этом бывшее моё убежище всей своей массой (а её, оказывается, было раз в десять больше, чем я себе представлял) с громким шелестом и скрипом колыхалось надо мной. И с него на меня, хоть и медленно, но обильно, сыпались не только прилипшие к нему камешки, но даже те твари, которые только что обследовали меня на предмет съедобности. Дождём сыпались! Съёжившись, я лёжал на земле, закрыв голову руками и с ужасом пережидая этот кошмарный дождь.

— ХОТЬ БЫ СКАЗАЛ... — послышалось опять ворчливое завывание под аккомпанемент экзотического дождя. — НАВЕРХ, ЧТО ЛИ ПОПЁРСЯ? — Раздался оглушающей силы хлопок, другой, третий! Воздух вновь насытился мелкой каменной взвесью, несущейся в танце завихрений, и меня с головой закопало в мелком камнепаде. — ФУ! ПЫЛИ-ТО СКОЛЬКО! ХОТЬ БЫ ГЛАШКУ СЮДА ЗАПУСТИЛ, ЕСЛИ САМОМУ ЛЕНЬ УБИРАТЬ, — продолжал растягивать слова тот же голос. Я теперь явственно разглядел, что надо мной стояло гигантских размеров существо и било ручищей по тому, что служило мне укрытием, другой рукой удерживая его на весу. — НО ПОЧЕМУ ГОЛЯКОМ? — Гигантская масса медленно, как во сне, развернулась на пятках, отчего земля подо мною сильно дрогнула и каменная насыпь, схоронившая меня, слегка опала. — ЩАС Я ЕМУ! — с этими словами и под содрогание почвы гигантесса грузно выплыла из помещения. Пушечный выстрел закрываемой двери ознаменовал окончание визита, взвихрив новую тучу каменного крошева, вперемешку с обитателями равнины. В желеобразном воздухе она долго не желала опадать на землю, и всё кружилась и кружилась в вышине, пока я приходил в себя от визита дамы.

Я всё понял! Ещё лёжа под градом сыпавшихся на мою голову камней и животных, я осознал всю страшную правду о том, что со мной произошло на самом деле.

Меня попросту уменьшили! Та липкая тварь, что набросилась на меня в последний миг перед выключением сознания, уменьшила меня до размеров муравья!

И нахожусь я вовсе не на другой планете, а в своей же мастерской!

И не камни это летают над моей головой в неутихающем смерче, а самая обыкновенная пыль, увеличившаяся для меня в сотни раз!

И никакие это не животные пасутся на неоглядном пастбище, а самые натуральные пылевые клещи, непременные спутники любого срача!

И, что самое ужасное, это не загадочная инопланетная гигантесса сейчас приходила сюда, а моя Настя! И она меня ищет!

А убежище моё, откуда я выбирался — все-навсего моя одежда. Когда я уменьшился в габаритах, то оказался внутри неё, заплутал в её складках! Она-то ведь не уменьшилась вместе со мною! Потому-то я и голый сейчас. Это только волшебный костюмчик от Танзу смог повторить мои изменившиеся габариты.

И это мою одежду Настя трусила надо мной, выбивая пыль и возмущаясь моей безалаберностью.

И это моё положение просто кошмарно!!!

25. Встречи и расставания

Минут пять я не мог пошевелиться, оглушённый невероятным озарением.

Мешковидные членистоногие всё время натыкались на меня и хоботками проверяли на пригодность в пищу. Что-то их приводило в смущение. Я лишь отталкивал от себя особо нахальных.

Потом вдруг пришла мысль:

"Настя меня ищет, и сейчас может вернуться назад!"

Ведь раздавит, как котёнка! И даже не заметит!

Я разгрёб курган, под которым был похоронен, вскочил на ноги и заметался: надо бежать!

Но куда?!

Да куда-нибудь! Хоть под стол, хоть под диван! Лишь бы не под ногами!

Растолкав сгрудившихся вокруг меня в ожидании клещей, я направился в сторону дивана, который ошибочно принял за удивительные горы. И это совсем не почва свисала с гор, а покрывало, под которым я спал. Святая простота! Как можно было так обознаться?..

Оказывается идти босиком по каменистой россыпи — удовольствие ещё то! Ступни ног быстро запросили пощады. Надо было срочно придумывать что-то вроде обуви. Я спёкся и каждый камешек резал мне душу. Через подошву. Ноги уже не держали и я стал спотыкаться, задевая невозмутимо пасшихся в обилии мешковидных насекомых. Они тихо похрюкивали и посапывали, поедая какие-то чешуйки, в обилии рассыпанные повсюду, и дорогу уступать при моём приближении совсем не собирались. Даже когда я с досады попросту пинал их ногами. Туловище их напомнило мне бурдюк с водой.

Я остановился, чтобы передохнуть и осмотреть свои раны. Осмелев от инфантильности окружающего меня стада, я, преодолев брезгливость, решил для удобства поставить самую пострадавшую ногу на спину одному "бурдюку". Он вроде как задремал и моей наглости даже не заметил.

Пружинистое тело клеща приятно холодило ступню. Осмотр боевых ран настроения мне не поднял. Ещё чуть-чуть, и не смогу дальше двигаться. А опасность может в любую минуту прийти из-за двери.

Кто б мне сказал, что я так буду опасаться своей Насти, ни в жисть не поверил бы. А теперь угроза была вполне реальной.

— Э! — постучал я пяткой по спине клеща. — Уснул, что ли?

Тот пошевелил передними суставчатыми ножками, которые использовались для ощупывания и обнюхивания территории, немного посопел, хрюкнул и затих.

Спит, зараза! А тут — хоть пропади!

Я вконец обнаглел и взобрался обоими ногами на спину дремлющему уродцу. Неизъяснимое блаженство продолжалось пару секунд. "Бурдюк" подо мною недовольно хрюкнул и слегка дёрнулся. Я потерял равновесие и стал падать. Но стоило только представить, что израненными ногами опять придётся топтать острые камни, как спасительная идея пришла моментально. Я просто перепрыгнул на спину другому клещу, пасшемуся в полуметре от меня. И, едва только тот стал проявлять признаки недовольства, я перепрыгнул на следующего, потом — на другого. Благо их тут было — как собак нерезаных! А реагировали они на моё нахальство очень неохотно, с явной задержкой. Это мне было как раз на руку. Вернее — под ногу. Ступни мои просто балдели от удовольствия!

Вот таким не совсем обычным способом я и продолжил своё перемещение в сторону высившегося впереди спасительного дивана. Несколько раз над головой пролетало что-то с громким жужжанием. Но скорость этого "что-то" была настолько велика, что я никак не мог классифицировать его. А остановиться и понаблюдать времени не было. Для этого надо было спуститься со своей "бурдючной" дорожки на острые камни, а мне этого — ой, как не хотелось!

Но знакомство с загадочным летающим "устройством", всё-таки, состоялось. И не в самом лучшем варианте. Я сделал ещё, как минимум, пять-шесть прыжков по спинам пылевых клещей, и тут, прямо по ходу передо мной свалилось с неба это самое "устройство", спружинив на своих шести суставчатых ногах-ходулях, оканчивающихся внушительными крючьями. Огромные фасеточные глаза ярко-коричневого цвета занимали большую часть кошмарной морды, усеянной мелкими волосками. Прозрачные, окантованные тёмными полосами, крылья выпирали далеко назад из-за бронированной матово поблескивавшей полосатой спины. Она тоже поросла редкими, упругими на вид, волосами.

Я замер и сверзился с очередного "бурдюка". Прямо ему под ноги. Он недовольно хрюкнул, побарабанил по мне своими хоботками, оценивая на вкус, и равнодушно вернулся к прерванному занятию.

В лежачем положении разглядывать приземлившееся чудовище было совсем неудобно, но я боялся пошевелиться.

А ещё говорят, что коровы не летают!..

Это была муха. Самая обыкновенная комнатная муха. Только размером с корову. А то и больше. Пошевелив мохнатыми усищами, встроенными между огромными и ничего не выражающими глазами, она вытянула хобот, деловито пособирала несколько пасшихся рядом с нею клещей и, втянув его обратно, покрутила головой. Обозревала окрестности. А, может быть, разглядывала меня. По её глазам невозможно было определить, куда она смотрит. Я счёл за благо не шевелиться. В какой-то книжке в далёком детстве я читал, что муха видит только движущуюся цель. А неподвижные предметы для неё не существуют. Или то было про пауков? Выяснять справедливость этого утверждения мне не хотелось, поэтому я притих и терпеливо сносил домогательства пасшихся рядом клещей. Они с явным злорадством отыгрывались на мне за попирание их ногами., то и дело перебегая через меня, словно какой-то мусор на дороге.

Ничего-ничего, голубчики! Я вам покажу! Пусть только эта дура улетит!

Но "дура" улетать не собиралась. Её вдруг обуяла чистоплотность. Задней парой ног, утыканных крючьями на манер гарпуна, она стала начищать до зеркального блеска свои разлинованные крылья. Тупо уставившись зенками в мою сторону, она предавалась этому занятию со всей возможной тщательностью. А я лежал, застыв в неудобном положении, и молча умолял безмозглую тварь поскорее улетать. Даже представлял очень живо перед внутренним взором эту желанную картину. Но, то ли муха попалась тупая, то ли гипнотизёр из меня был каковый, да только результат был равен нулю. Больше того: муха вспомнила, что у неё есть ещё и передняя пара ног! Сосредоточившись теперь на них, она с угрожающим видом потирала их одна о другую, как бы говоря: "Ох, и похаваю же я сейчас!"

Периодически, резким взмахом то одной, то другой лапы, она закидывала их за голову и проводила по выпученным полушариям глаз, лишь слегка наклоняя голову. Должно быть, соскребала с них невидимую мне грязь. А соскребать было чем: каждая её лапа по всей длине снабжена целым арсеналом небольших крючьев. И как только она умудрялась не поцарапать ими матовые поверхности своих гляделок? Мне бы такие глаза! Обзор — на все триста шестьдесят градусов! И башкой вертеть не надо. Да она и не утруждала себя этим занятием, лишь слегка покачивая ею на шарнирах крепления. Видимо, таким образом оценивая заинтересовавший её объект.

Невольным свидетелем все этих подробностей я стал только потому, что шевелиться было нельзя. И мне ничего другого не оставалось, как только пялиться на уродливое чудовище, не ко времени вспомнившее о личной гигиене.

Мало того! Во время своего занятия она временами резко замирала, как бы к чему-то прислушиваясь, и в эти секунды душа моя от страха опускалась в пятки. Прислушиваться, конечно, было к чему: отовсюду доносились разнообразные негромкие звуки. То сопение, то похрюкивания, то хруст гальки. Но мне всё казалось, что разглядывает она в этот момент именно меня. Потому как на общем,сравнительно однообразном фоне камешков цвета хаки и копошащихся среди них беловатых клещей с жёлтыми членистыми лапками, мой костюмчик выделялся ярким блестящим пятном. И не заметить его было просто невозможно. Да и крупнее я был, чем клещи. Их по моей длине уложилось бы штук шесть, наверное.

Накаркал! Внезапно забыв о своём занятии, мгновенным броском за долю секунды муха преодолела расстояние, разделяющее нас, и застыла надо мною буквально в двух шагах.

Я затаил дыхание, и без того дававшееся мне с трудом.

"Ну всё! — промелькнула паническая мысль. — Вот теперь уже точно кирдык! Эта тварь церемониться не станет! С таким-то арсеналом!"

Но муха почему-то тянула с расправой. Она возвышалась надо мною грозным монументом и только изредка покачивала головой из стороны в сторону, наводя резкость своей офигительной оптики. Что-то ей мешало всерьёз мною заняться.

Прошло несколько томительных секунд. За это время над нами с жужжанием пронеслось ещё несколько подобных "устройств". Муха тянула резину и только подрагивала крыльями каждый раз в момент пролёта своих соплеменников.

Ждёт подмоги, что ли? Переговоры ведёт с ними по рации? Одной, мол, со мною не справиться?

Вот только этого мне не хватало! Честное слово, даст Бог выкарабкаться из этой передряги, изведу на прах всю насекомую рать в своём доме! Расплодил тут, понимаешь, целый скотный двор! Да какой там "двор"! Целое государство монстров, один другого краше!

Жаль, нет фотоаппарата! Сняться бы на фоне такого экзотического зоопарка. А то ведь не поверят! Скажут, что всё это — мои фантазии!

Мысли как-то не ко времени, не находишь? Смерть стоит над головой во всем своём уродливом великолепии, а ему разные побрякушки в голову лезут. Браслета нет, защитить некому.

Ну, а что ещё остаётся делать? Вскочить на ноги и бежать? Думаешь, не догонит? Вон, её товарки на каких умопомрачительных скоростях носятся! Хрен угонишься и на самолёте! А маневренность какая! Конструкторы самолётов точно обзавидовались бы! Говорят, тарелки такой же прытью обладают. Не знаю, не видел. "Моя" тарелка только стояла позади меня. В полёте я её не имел счастья видеть.

Хохма! "Накачивала информацией"! Слышал бы ты, Кирюша, ту информацию!

Внезапное мощное жужжание и тугой порыв ветра, бросивший мне в лицо горсть камней, возвестил об отлёте кошмарного создания. Что-то её спугнуло. Надолго ли? Не пора ли нам вернуться к прерванному путешествию?

Это "что-то" не замедлило нарисоваться. Я только приподнял на руках застывшее от неподвижности тело, как раздалась мелкая дробь и на горизонте промелькнула рыжая молния. Я тут же брякнулся мордой в камни и вывернул шею, чтобы рассмотреть лицо очередной опасности.

Что-то рыжее с тёмными подпалинами стояло невдалеке и разочарованно поводило километровыми усами.

Гос-с-споди! А это ещё кто? Шесть мощных суставчатых ног, утыканных шипами, сложенные на спине жесткие надкрылья и набычившееся равнодушно блестящее забрало с прилепленными по бокам небольшими чёрными глазками. Из нижней части "забрала" торчит пара постоянно шевелящихся и беспокойно ощупывавших почву под ногами суставчатых отростков.

Кажется, я догадываюсь, кто нас почтил своим присутствием. Уж лучше бы мне избежать такой "чести"! О прожорливости и неразборчивости в еде тараканов я немало наслышан. Этому товарищу точно не покажется несъедобной блестящая безделушка, неподвижно лежащая среди копошащихся "бурдюков". Я и "ох" не успею сказать, как меня подадут на завтрак рыжему чудовищу, пережившему в своё время динозавров.

Но я опять ошибся! Не удостоив меня чести быть обнюханным, таракан "газанул" и моментально скрылся из виду.

Эй, дарагой, пагади, да?! Куда побежал?! Я вкусный!

Ну, что за фигня? Почему сегодня все меня считают несъедобным?! Обыдно, да?!

Вставай, лежебока! Самое время делать ноги! Если меня не подводят мои сенсоры, сюда кто-то движется. Из того, из большого мира. Пол подрагивает в определённом ритме. Прошлое появление Насти тоже предваряло такое же явление, но тогда я не обратил на это внимания.

Эх, друзья-товарищи, клещи пылевые! Подставляйте свои упругие спины!

И я в самом прямом смысле поскакал к спасительному укрытию, как Дуремар по болотным кочкам.

26. S.O.S!

Я угадал: мне опять нанесли визит. Кто именно — я понять не успел. Открывшаяся дверь породила в желеобразном воздухе порыв ураганной силы! Конечно, это был всего лишь сквознячок, уравновешивающий давление воздуха в обоих помещениях — с этой и с той стороны двери. Но при моих теперешних габаритах такого дуновения вполне хватило, чтобы подхватить меня и швырнуть навстречу гигантскому посетителю вместе с тучей камешков (язык не поворачивался назвать это крошево пылью) и копошащихся в ней животных.

К таким полётам я ещё не привык. За всё время короткого воздушного путешествия только одна мысль свербила в сознании: "Как бы не свернуть себе шею!" Это, в смысле, во время приземления.

Но волнение моё было напрасным. Густой воздух не позволил мне шмякнуться на землю, как мешку с картошкой, а плавно, как пёрышко опустил на ноги. Во время замедленного спуска у меня хватило ума вовремя перевернуться ногами вниз. Мне даже как-то и понравился такой способ передвижения. Можно было бы и дальше так лететь перебежками сразу по сотне метров. Моих, конечно, метров. Да только кто мне будет организовывать сквозняки во время путешествия?

А, собственно, куда я собрался? Меня, что, где-то ждут?

Ждут-то, ждут, только не в таком же виде! Даже если я буду с кем-то из своих просто рядом находиться, так меня им ещё и увидеть надо! Например, вот сейчас, я был в непосредственной близости от... от кого? Ну, неважно, допустим, это была Настя, кто же ещё? Однако на меня даже не обратили внимания! Чем я отличался от мусора на полу? Ну, чуть крупнее, ну поблёскиваю немного... И всё! Ищет-то она меня большого! В смысле — нормального роста. А этот вот микроб Вовка ещё должен найти способ, как о себе дать знать.

Вот, к примеру, такая ситуёвина: сидите вы в кресле, смотрите, там, телевизор, ну, книгу читаете. А рядом ползает муравей. Много вы ему внимания уделите? Да чихать вы на него хотели! Пока он к вам или на ногу не залезет или, того хуже, под одёжду заползёт. Вот тогда вы обратите внимание на то, что он есть. И то — с какой целью? Ага! Непременно изничтожить! Чтоб неповадно было. Так что мне этот вариант самоопределения категорически не походит. Будет, к примеру, Настя разбираться, блестящий там муравей у неё под платьем ползает, или самый обыкновенный? Это с её-то "любовью" к насекомым! Самое главное, что он там ползает! А ползать не должен. Нечего ему там делать! За то и пострадает.

Так что вариантов у меня — не густо. Думать надо.

Вот таким невесёлым размышлениям я предавался, сидя у основания одной из гигантских колонн, куда прибил меня сквознячок типа урагана, перенеся через всю площадку. Колонны, каждая в сотню моих теперешних обхватов, всего лишь поддерживали перила. Их, этих пузатых красот архитектуры, было до безобразия много! Они шли ужасающе длинным, теряющемся в перспективе, рядом вдоль балкона, что нависал над гостиной. Там, в этой гостиной, в основном, и происходили все наши дебаты с моими соратниками.

В ту сторону я даже и смотреть боялся. Высота была такая, что просто "уму не растяжимо"! Этим самым умом-то я понимал, что если я брошусь с такой вот высоты вниз, то мне особо бояться и нечего: воздух меня с трудом пропускает через свою массу. Пушинка, к примеру, плавно опустится с присущей ей грацией. Ну, так ведь то — пушинка! А у меня в генах заложено, что ускорение свободного падения равно одному "же", то есть 9,8 метров в секунду в квадрате. Короче, если по-простому, то и костей не соберёшь. Никакие "бурдюки" не смягчат такое приземление. Это мне инстинкт подсказывал. А экспериментально выяснять ошибочность моего предубеждения особой охоты как-то не наблюдалось.

А, всё-таки, кто же ко мне только что пришёл? Настя? Или кто-то другой? Уже в течение нескольких минут оттуда слышны тяжёлые шаги, какие-то малопонятные звуки, будто кто-то отдувается после тяжёлой работы. При этом из-под двери вместе с потоком ветра вырывается очередная порция пыли (назовём её так). И ещё оттуда доносится громкое шуршание.

Уборкой занимаются, что ли? Так это Глашка? Подсмотреть никак нельзя. Любопытство дорого обойдётся. Для этого придётся перебежать через всю ширину балкона и поднырнуть по дверь. Ну, "поднырнуть" — это громко сказано. Мне там в баскетбол играть можно, под той дверью, и то мяч вряд ли доброшу до нижней кромки двери.

Меня вдруг посетила ужасная мысль, от которой мне стало не по себе: посетитель, кем бы он там ни был, сейчас закончит свою деятельность и откроет дверь. И тот поток воздуха, что принёс меня сюда, с таким же успехом сдует с балкона! И я продолжу воздушное путешествие уже в самостоятельном режиме, без каких бы то ни было технических приспособлений!

Надо в срочном порядке менять дислокацию. Хотя бы обежать вокруг колонны и спрятаться с той её стороны. И ещё — как-нибудь зафиксироваться. Ну, вцепиться во что-нибудь.

Какая чёткость в рассуждениях! "Как-нибудь", "где-нибудь", "чем-нибудь"... Хоть диссертацию пиши!

Одно хорошо: клещей, моих неизменных спутников, и здесь было до фига и больше. Их, похоже, везде хватает.

Я вспрыгнул на спину ближнему "бурдюку", отчего тот испуганно выдохнул: "Хек!", и поскакал по хекающей дорожке со всей возможной прытью вдоль плавно закругляющейся стены колонны.

Добежать-то, я добежал, при том довольно шустро, и даже в основании колонны нашёл несколько превосходных каверн, куда можно было свободно укрыться во время атмосферных катаклизмов. Они образовались, видимо, во время того, как Глашка орудовала здесь уборочным инвентарём и, цепляя щётками тело колонны, отколола от него кусочки цементного литья. За что в своё время ей будет вынесена особая благодарность. Но тут возникла проблема другого порядка: мне не будет видно того, кто сейчас должен покинуть мои апартаменты. Это вроде того, если бы вы забежали за водонапорную башню и захотели бы рассмотреть, что делается по другую её сторону. Что бы вы сделали? Правильно: вернулись бы назад вокруг башни. Но мне этого делать нельзя было ни в коем случае. Сквозняк, свободно гуляющий по Тадж-Махальчику, и без того норовил подхватить меня и унести к чёрту на кулички. Так ещё и грозит опасность при открывании любой двери. Не только моей.

А посему решаем так: ну его на фиг! Пусть там кто хочет входит-выходит, а мне и здесь неплохо. Пока. Потому что вечно мне здесь оставаться не резон. Желудок уже начинает проявлять признаки беспокойства. Ели-то мы ещё за столом у Славика. С тех пор маковой росинки во рту не было. А сколько сил в бегах потеряно? А нервов? Так что даже удивительно, что он, то есть желудок, всего лишь "проявляет признаки", а не требует в грубой форме.

Да и что мне даст это несостоявшееся наблюдение? Допустим, это не Глашка, а Настя. Ты что, будешь следом бежать, кричать и за подол цепляться? Туда ещё, во-первых, дотянуться надо, а во-вторых, кто расслышит твой комариный писк?

Вот она, стоя тогда надо мной, всего лишь невнятно бормотала свои недоумения, а ведь мне это слышалось как гром небесный! Теперешний мой вокал и сотой доли не составляет от прежних способностей. Меня только клещи хорошо слышат. Да и те мимо ушей пропускают. Ещё неизвестно, есть ли они у них? В смысле — уши.

Если даже я Насте в ухо залезу (представим на секунду это безумие) и буду орать, стоя в её слуховом проходе, что это даст? Вы правильно догадались: услышать меня она, может ещё и услышит (что очень сомнительно, но, всё же — допустим), но реакция будет однозначная — в ухе пальчиком покрутит, и нету Кука! В смысле — Вовчика. Как вам такая перспектива? Мне — не очень.

А потому надо присесть в своём новообретённом убежище и спокойно пораскинуть мозгами. Что же нам в сложившейся ситуации делать?

Я допрыгал по спинам клещей до присмотренной каверны, пинками повыгонял оттуда вездесущих "бурдюков", приземлил свою уставшую задницу прямо на холодный пол и предался невесёлым размышлениям.

Итак, что же мы имеем?

А имеем мы, товарищи, на данный момент четыре проблемы: две — поменьше и две — глобального характера. Причём, одна глобальная — из разряда неразрешимых.

Поясняю. Две поменьше — это проблемы еды и воды. Пока они мало беспокоят, но уже скоро встанут в полный рост и перейдут в категорию глобальных, причём — первостепенных. Если не почесаться.

Следующее. Глобальные. Одна из них — проблема общения. Надо как-то находить способ сообщить своим близким и друзьям о моём теперешнем бедственном положении. И наладить обмен информацией в любом виде. Конечно, выслушать придётся немало "комплиментов" в свой адрес, но — не без этого.

Живо припомнилось Санькино: "Рискуешь!" Как в воду смотрел! Хотя, если знать меня, и мою способность постоянно вляпываться в разные истории, предугадать было несложно.

Проблема глобальная номер два. Вы уже, наверное, догадались. Это проблема возвращения в Большой мир. Об этом, конечно, рано загадывать, но — всё же! Я не припоминаю в том списочке пункта, что браслет способен подобные фортели выкидывать. Я — о списке возможностей, что мне Сезам тогда на море демонстрировал. Да-да, на диком пляже. Когда я ещё упивался блестящими перспективами. И не предполагал о проблемах, которые несёт с собой обладание браслетом.

Данный случай — не в счёт. Сия оказия как раз и произошла со мной по причине отсутствия, а не наличия на мне браслета. Проще говоря, по причине собственной дурости. Браслет здесь совсем ни при чём. Как говорил Настин дед: "Единственное, чего браслет не умеет, так это дать ума". И каждый раз я вновь и вновь убеждаюсь в справедливости его слов.

Нет, ну а всё-таки? Ведь в том списке не было такого пункта, где упоминалось бы о способности браслета уменьшать в размере (тем более — в таких пределах!) материальные объекты. Клонировать — да. И я этим не раз пользовался. Но — уменьшать?..

А вообще, что там у нас было? Ну, телепортация... Ну, левитация... Я, между прочим, тут и без браслета неплохо левитирую. Правда, куда кривая вывезет, но — всё же, сам факт... Что там ещё?.. Так, материализация уже упоминалась... Телепатия... О-пань-ки! Стоп-стоп-стоп! Кажется, клюнула мысля... Ну да!.. Как же это я сразу-то?..

Ведь все, кто хоть раз (а я-то уж не один раз!) имел дело с браслетом, так и остаются телепатами. Только включается эта способность по мере надобности. По желанию, то есть. А я как раз сейчас желаю. Я очень желаю!

От волнения я даже подскочил и выбежал из своего укрытия. Но избалованные обувью ступни сразу напомнили о себе ужасающей болью!

Не, ну с этим надо что-то делать! Шагу ступить невозможно!

Ладно-ладно, сядь и сосредоточься. Задача номер один. Тебе сейчас требуется превратиться в мыслеизлучатель. Мысль надо излучать. Понимаешь? Мысль!

А какую?

Глупый вопрос! Конечно же, крик о помощи!

Что, прямо так и кричать? "Спасите!" "Помогите!" "Убивают!"

Не глупи. Никто тебя не убивает. Пока. Но перспективы прорисовываются.

Это обнадёживает. А давай просто по имени? "Пашка!" "Помогай!"

Хм! "Пашка"... Твой Пашка сейчас за тридевять земель Славика ублажает. Не докричишься. Настю позвать — в голову не приходило?

Приходило. Только я думаю так: звать надо того, у кого браслет в наличии. У такого индивида чувствительность на порядок выше. А что — Настя? Она и так вся в непонятках. А тут ещё ты со своими галлюцинациями. Напугаешь просто и всё. Пусть пока ничего не знает. Если даже что и услышит, так за глюк и сойдёт. Зову Помогая. Он ближе и скорее придёт на помощь.

Зови. Делай хоть что-нибудь!

И вот, в течение следующих десяти-пятнадцати минут я, обхватив голову руками, напряжённо излучал одну и ту же фразу в разных вариациях:

"Помогай! Тебя Вовчик зовёт! Отзовись! Помогай! Вовчик попал в беду! Надо выручать! Отзовись!"

Но ответа я не ощущал. Ни в каком виде. А тут ещё под ногами толкались осмелевшие клещи. Мою неподвижность они расценили, как приглашение к трапезе, и мне приходилось их всё время отпихивать. Это отвлекало и не давало сосредоточиться.

Унылая мысль "Наверное, и телепатический сигнал мой стал таким же микроскопическим по мощности, как и размер тела" не добавила мне настроения. Уж очень она была похожа на правду.

От напряжения вдруг заболела голова, и зверски захотелось пить и есть. Сразу, в один момент. Я понимал, что это реакция на эмоциональное напряжение, но легче от этого не стало. Дошло до того, что я уже с завистью начал поглядывать на клещей, которые всё время подбирали какие-то кусочки, похожие на чешуйки. Этого добра на земле валялось не так уж и мало.

Н-да... Не хватало только ещё опуститься до конкуренции с паразитами. Я представил, как отбираю у "бурдюков" их жратву, и меня непрозвольно передёрнуло.

Ничего-ничего! Ещё немного и ты будешь благословлять того, кто разбросал весь этот мусор. За деликатес сойдёт.

27. Есть контакт!

Послышались какие-то громкие заунывные звуки. Я встрепенулся и напряг внимание. Это были голоса. Но, опять-таки, сильно растянутые во времени. Каждый говоривший старательно замедлял слова, и вместо осмысленной речи получалось нечто похожее на призыв муэдзина к намазу. С той лишь разницей, что у того голос возносился до пределов человеческих возможностей, а здесь наблюдался обратный процесс: тональность была сильно занижена. Плюс ко всему, очень мешало эхо, разносившееся по гостиной. Ясности оно не добавляло.

— ВОВЧИК НА МОЯ КРИЧИ, — с большим трудом разобрал я изменившийся голос Помогая.

— КОГДА ЭТО ОН УСПЕЛ НА ТЕБЯ НАКРИЧАТЬ? — так же тягуче и не своим голосом отвечала ему Настя. — Я ВЕСЬ ДОМ ОБЫСКАЛА. ЕГО НИГДЕ НЕТ.

Не обращая внимания на адскую боль в ступнях и забыв воспользоваться "услугами" клещей, я резво подбежал к краю балкона и заглянул в пропасть. С такой высоты гигантские фигуры смотрелись более-менее естественно и я с радостью узнал в них Настю и Помогая. Они стояли по разные стороны стола и смотрели друг на друга. Настя — возмущённо, Помогай — как бы к чему-то прислушиваясь.

— ТВОЯ НЕПРАВИЛЬНО ПОНИМАЙ, — промычал Помогай, двигаясь так же медленно, как и говоря. — ВОВЧИК НА МОЯ НЕ РУГАЙ. ВОВЧИК ЗДЕСЯ КРИЧИ. — При этом он степенно поднёс руку к голове и несколько раз постучал указательным пальцем по виску.

Когда я разобрал эти его слова, у меня от радости аж дыхание перехватило. Я запрыгал в опасной близости от обрыва и заорал, что есть мочи:

— Помогай!!! Я здесь!!! Я здесь!!! Ты меня, правда, слышишь?!!

Пока я изливал свои эмоции, Настя медленно подбоченилась и прогудела:

— НУ И ЧТО ЖЕ ОН КРИЧИТ? Я ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ СЛЫШУ.

Тот медленно повернулся, оглядывая помещение, и ответил:

— ВОВЧИК ЗДЕСЯ. ОНА РАДУЕТСЯ, ЧТО МОЯ СЛЫШИТ.

Настя тоже стала оглядываться по сторонам. При этом лицо её выражало растерянность и возмущение одновременно.

— ЧТО ЗА ЕРУНДА? ГДЕ ЗДЕСЯ? — прогудела она, чуть выше тональностью, но всё так же мучительно медленно. — ЧЕГО ОН ВЗДУМАЛ С НАМИ В ПРЯТКИ ИГРАТЬ?

Пока Помогай открывал рот, чтобы ответить ей, я прокричал, сложив руки рупором:

— Я стал очень маленьким!!! Как муравей!!!

Можно было бы и не драть глотку, если уж на то пошло. Помогай мои мысли и так слышал. Но мне не терпелось донести до них истину, а они, как назло, двигались, говорили и, что самое главное, соображали очень медленно.

— ОНА НЕ ИГРАТЬ, — покрутил Помогай своей тяжёлой головой. — ОНА СТАЛА МАЛЕНЬКИЙ. ТАКОЙ БЕДА.

Настя перестала оглядываться и с усмешкой уставилась на Помогая:

— Я ЭТО И ТАК ЗНАЮ. НИКАК НЕ ВЫРАСТЕТ. ВСЁ В ИГРУШКИ ИГРАЕТ.

Я с досады аж ногой топнул, а Помогай в это время отрицательно крутил головой и говорил:

— ТВОЯ НЕПРАВИЛЬНО ПОНИМАЙ...

— ДА УЖ! — вырвалось у неё во время его тирады.

— ...ОНА ТЕПЕРЯ МАЛЕНЬКИЙ, — при этом он поднял руку и свёл вместе указательный и большой пальцы: — КАКАЯ МУРА... ЛЕЙ? — Слово было ему явно незнакомо.

Настя издала какой-то неопределённый сдавленный звук. Скорее всего, это была усмешка. А я подсказал своему переводчику:

— Рост — половина миллиметра!

Но, опять-таки, наши меры длины ему были плохо или совсем незнакомы (явное упущение в Настиной системе образования!), и он выдал:

— ПОЛОВИНА МЕТРА.

Выражение лица Насти сменилось на недоумённое, а я выкрикнул раздельно:

— Милли! Метра!

Чем его ещё больше запутал. Он склонил голову набок и неуверенно проговорил:

— МОЯ ПЛОХО ПОНИМАЙ ВОВЧИК. ОНА ГОВОРИ: МИЛЫЙ. ЭТО КАКАЯ? ЭТО ХОРОШАЯ?

А Настя вообще всё приняла на свой счёт:

— ПОДЛИЗЫВАТЬСЯ НАДУМАЛ! ПУСТЬ ЛУЧШЕ СКАЖЕТ, ГДЕ ОН?

Я махнул рукой на таблицу мер и весов и радостно закричал:

— Да здесь я!!! Здесь!!! На балконе!!!

Помогай, прикрыв глаза, медленно покрутил головой туда-сюда, видимо, в недоумении потряс ею, и неуверенно произнёс нараспев:

— БА-ЛА-КО-НИ... ЭТО КАКАЯ?

Да... Словарный запас Помогая оставляет желать много лучшего. Что же делать?

Я решил упростить формулировку:

— Помогай! Я стою около мастерской! Меня надо искать с...

И запнулся. Ну, вот как плохо знающему русский язык объяснить, что такое увеличительное стекло? Лупа, что ли? Или так: микроскоп? Что ж, попробуем:

— Ищи меня микроскопом!

Я не был уверен, что он меня понял. Он, кстати, тоже. Я уже настроился на его телепатическую волну. Почувствовал её. Она оказалась довольно сильной. Как это я сразу не ощутил? И вот по ней-то я ему и передал образ, будто под лупой разглядываю муравья. А рядом с ним пририсовал себя.

И он понял! Развернувшись, он медленно (ну, ужасно медленно!) подошёл к окну и, постучав пальцем по стеклу, радостно промычал:

— ТАКАЯ! ОНА ДЕЛАЙ БОЛЬШОЙ! — И опять замялся, произнося незнакомое слово. — МОКРА... МАКРО...

— ГОССПОДИ! — взвыла моя Настасья. Это мне так услышалось, что она взвыла. На самом деле она, видимо, поняв, воскликнула: — МИКРОСКОП, ЧТО ЛИ?!

Честно говоря, меня уже сильно раздражала эта наша с ними разница в темпах жизнедеятельности, но куда ж было деваться? Хоть хилый, но контакт.

Помогай стал совершать замедленнные колебания головой, выражая согласие, а Настя опять принялась озираться:

— БРЕД КАКОЙ-ТО... ЗАЧЕМ ЕМУ МИКРОСКОП?

— Гос-с-споди! — теперь уже взвыл я и с досады пнул сцепившихся из-за добычи клещей, устроивших возню у самых моих ног. — Да не мне нужен микроскоп! А вам! Чтоб меня найти!

От моего толчка пара повздоривших "бурдюков" полетела вниз. Но по какой-то неправильной траектории. Сквозняк подхватил их и понёс куда-то в сторону. Скоро они исчезли из виду в бесконечном пространстве гостиной.

— ОНА ГОВОРИ МИКРОСКОП НАДА НА МОЯ, — не совсем уверенно прокомментировал мои слова Помогай. — ТАКАЯ НАДА ВОВЧИК ИСКАЙ.

Настя шумно выпустила из ноздрей воздух (надо полагать — вздохнула) и, качая головой, проговорила, ещё медленнее произнося слова:

— НЕ В ГАВНО, ТАК В ПАРТИЮ. ОПЯТЬ С НИМ, НЕ ПОНЯТЬ ЧЕГО, СТРЯСЛОСЬ. — И повернулась к выходной двери: — СЕЙЧАС ПОИЩУ ЧТО-НИБУДЬ ПОХОЖЕЕ...

— Да не надо никуда ходить!!! — закричал я, чувствуя, что решение проблемы оттягивается ещё часа на полтора: пока она там поищет "что-нибудь похожее", я тут с голоду подохну! — Стекло лежит у меня в мастерской!!! Помогай!!! Скажи ей!!!

Тот даже как-то дёрнулся (может, мне и показалось) и потянулся к Насте:

— ВОВЧИК КРИЧИТ: СТЕКЛО МАСТЕРСКАЯ ЛЕЖИТ...

— Возле мольберта!!! — дополнил я координаты.

— МАЛЬБЕРТА ЛЕЖИТ, — как попка повторил Помогай, страшно растягивая слова.

Настя повернулась к нему, и глаза её блеснули стальным отливом. Такое у неё бывает, когда ей что-то сильно не нравится. Цвет глаз у неё непостоянен и зависит от настроения. Она сунула руки в карманы халата, поджала губы, повела глазами по комнате, как бы обращаясь ко мне тоже, и решительно заявила:

— ЗНАЕТЕ ЧТО? НЕКОГДА МНЕ ТУТ С ВАМИ В ПРЯТКИ ИГРАТЬ. МНЕ ВИТЬКУ ПОРА КОРМИТЬ. ВОТ ТАК! ЗОВИТЕ СВОИХ ПАШЕК-САШЕК И ПУСТЬ ОНИ САМИ ТУТ РАЗБИРАЮТСЯ! И С МУРАВЬЯМИ, И СО СТЁКЛАМИ! ВСЁ У ВАС КАК-ТО НЕ ПО-ЛЮДСКИ!

Я с тоской ждал, когда она проговорит свою гневную тираду и удалится. Слов было так много, и говорила она их так долго! Я ведь с самого начала фразы понял, что кина не будет: помощи от неё я не дождусь. А жрать уже хотелось неимоверно! И жажда мучила. Так что, как и было мною предсказано, мелкая проблема не преминула перерасти в категорию глобальных. Ждать много не пришлось.

Настроение моё вконец испортилось. Я опустился на пол недалеко от края балкона, чтобы не терять из виду фигуру Помогая, и понурил голову.

Кстати сказать, Настина выходка его тоже обескуражила. Он стоял и смотрел, как она поднимается по ступеням с гордо поднятой головой.

Я не выдержал этой затянувшейся сцены и заорал:

— Помогай!!! Зови Пашку!!!

И тут со мной приключился конфуз.

Я совершенно забыл об осторожности. И расплата не замедлила наступить.

Неизвестный мне визитёр закончил свои дела в моей мастерской и, так же, как и вошёл, вновь резко распахнул двери. Я так полагаю, что это была Глашка. Настя всё-таки выполнила свою угрозу и прислала её прибраться у меня в "берлоге". Но это всё — мои догадки. Ничего разглядеть я не успел. Да и не смог бы: колонна полностью закрывала собою обзор. Зато для порыва ветра, возникшего при открывании двери, это обстоятельство совсем не представило проблемы. В мгновение ока я был подхвачен вихрем сумасшедшей силы и брошен в бездну, о боязни которой не так давно говорил.

Можете представить мои чувства, когда я оказался в свободном полёте? Испугался — это мягко сказано. Слишком мягко! Я чуть с ума не сошёл от страха и уже приготовился к самому худшему. Однако, несколько мгновений спустя, когда прошёл первый шок, и я оказался способен наблюдать и анализировать, мною было замечено, что никакое "же" на меня не действует и я, вместо того, чтобы камнем падать вниз с оговоренным ускорением, лечу, кувыркаясь, по замысловатой траектории. Даже как будто бы и вверх! Потом направление полёта несколько раз менялось — и в горизонтальной, и в вертикальной плоскостях. А кончилось дело тем, что я, при очередном кульбите, воткнулся вниз головой во что-то мягкое и очень вкусно пахнущее. Это я сразу унюхал!

Мои страдания были вознаграждены: я имел удовольствие приземлиться в тарелке с салатом, что стоял на столе посреди гостиной. Исходя из того, что дом наш в данное время оказался пристанищем массы людей совершенно разных возрастов и вкусов, Глашка следила за тем, чтобы угощение на столе не иссякало, и любой желающий мог по своему усмотрению удовлетворить голод, не дожидаясь специального приглашения.

Вот в этом-то кулинарном раю я и закончил свой сногсшибательный полёт. Да ещё и мордой в салате!

Не отходя от кассы, я стал срочно пополнять истощившиеся ресурсы организма. Наконец-таки проблема питания отошла на задний план. Одной дольки помидора мне хватило и наесться, и жажду утолить, ещё и вымазаться, как свинья. А помидора даже ничуть не убавилось. Мне так показалось. Габариты мои не шли ни в какое сравнение с размерами предложенного блюда.

И вот, когда я, сыто икая, отвалился на подвернувшуюся помидорную семечку, на удивление оказавшуюся очень удобной формы, я, наконец, обратил внимание, что народу в гостиной прибыло!

Поначалу что-либо разобрать я вообще ничего не мог. Создавалось впечатление, что помещение атаковало стадо мастодонтов! Все "мастодонты" мычали наперебой и произносили очень много лишних слов. То есть, происходил процесс усвоения новой информации. Ну что ж, пусть поговорят. У меня теперь время есть. Жратвой я обеспечен на годы вперёд, и меня их многословие теперь мало раздражало. Сытый желудок не способствовал работе ума.

Я молча сидел на своём постаменте, разглядывал столпившихся вокруг стола гигантов, и с трудом узнавал до безобразия увеличившиеся портреты. Когда я смотрел с высоты балкона, изображение фигур и лиц мало отличалось от привычного. Но сейчас, когда я переместился к ним вплотную, все размеры приводили меня в невольный трепет. Внимание отвлекали мелкие подробности лиц и одежды. Приходилось напрягать всю свою волю, чтобы прислушиваться к тому, что складывалось осмысленного из грохочущих в комнате завываний.

Десант прибыл из Ярославской области в полном составе. Все были возбуждены своими тамошними подвигами, перебивали друг друга, и не сразу въехали в то, что пытался донести до них Помогай. Пашка, так вообще был недоволен, что его оторвали от интересного занятия. И только когда прозвучало слово "беда", все притихли и стали вникать.

Но Помогай мало чего усвоил из наших с ним переговоров. Своим детским лепетом он только вызвал ещё больше вопросов, и мне пришлось пожалеть его. То есть, самому выйти на связь с Пашкой. Я уже нащупал информационные потоки (назовём это так) всех присутствующих, но уверенности, что все услышат мой хилый телепатический голосок, у меня не было. Поэтому, когда Пашка спросил о моём местонахождении, я протелеграфировал:

— Я здесь, Паш! Прямо перед твоим носом!

У того брови поползли вверх, глаза выкатились и он, весь обратившись в слух, спросил у окружающих:

— ЭТО ВСЕ СЛЫШАЛИ? ИЛИ У МЕНЯ ГЛЮКИ?

Помогай с радостно оскаленной физиономией закивал и подтвердил:

— МОЯ ТОЖЕ СЛЫШАЛИ! ЭТО ВОВЧИК СКАЗАЛА!

Игорь стоял с независимым видом и пожимал плечами, Санька молча загружал себя за стол. Прямо перед моей тарелкой!

Пашка окинул площадь стола мутным взглядом, и недоверчиво переспросил:

— А ЕЩЁ КТО-НИБУДЬ СЛЫШАЛ?

Санька шумно вздохнул, отчего надо мной моментально закрутился смерч, и недовольно промычал:

— НУ, Я СЛЫШАЛ...

Я, что было сил, вцепился в несчастную семечку, давшую мне временное пристанище, и возмущённо заорал:

— Если Санька ещё раз так вздохнёт, то меня унесёт к чертям собачьим! Поаккуратней дышите, пожалуйста! Я здесь, в тарелке с салатом! Раскройте глаза, мать вашу!

Обе физиономии медленно приблизились к моим временным апартаментам.

28. ...И с мухами дружил

Однажды мне на глаза попалась довольно оригинальная статейка (сейчас уж не помню, когда и чья), в которой излагалась любопытная гипотеза о том, что Земле, по ходу своей многомиллиардной истории, пришлось вынянчить на себе несколько видов разумных существ, первоосновой которых были и ящеры, и насекомые, и, вот теперь мы, приматы. Создатель, так сказать экспериментировал, какой же из видов животного мира достоин носить гордое звание "сапиенс", то бишь "разумный". Не выдержавшие экзамен не уничтожались, а попросту уменьшались в размерах. Свою историю "отбарабанили" ящеры, проносив несколько миллионов лет гигантские телеса, но так и не состоявшись, как "сапиенсы". Потом настала очередь насекомых. Не зря же в ископаемых пластах находят останки муравьёв размером с собаку. Им удалось, так же, как, например, и пчёлам, создать сложно устроенные сообщества. Но, видать, чем-то они не угодили Богу. То ли своим стремлением всё подвергнуть рациональному обустройству, так что места свободному творчеству и не оставалось. То ли своей агрессивностью. Сие известно одному лишь Создателю. Мы только догадки об этом можем строить. И вот им всем на смену пришли раскрепощённые приматы. Но, к сожалению, если судить по результатам нашей, человеческой, истории, мы тоже не очень-то преуспели в том, чтобы решить поставленную перед нами задачу. Творец даже скидку нам делал несколько раз, посылая на Землю своих представителей, дабы образумить зарвавшихся неразумных детей своих. Но воз и ныне там. И вот теперь, мол, на повестке дня стоит вопрос уже о нашей состоятельности, как "разумных" творений Создателя. И что нам грозит судьба предыдущих кандидатов животного мира. Короче говоря, превратит нас Отец Небесный в козявок вроде меня теперешнего и — флаг нам в руки! Играйте, мол, в свои войны среди дремучих трав, пока не перегрызёте друг другу свои агрессивные глотки!

— И, ВЫХОДИТ, ЧТО ТЫ У НАС ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ? ПЕРВЫМ УДОСТОИЛСЯ ТАКОЙ СОМНИТЕЛЬНОЙ ЧЕСТИ? — подвёл итог ухмыляющийся Санька, когда я изложил им эту идею. — ИЛИ ЭТО ПРОИЗОШЛО ПО ПРИЧИНЕ НЕЖЕЛАНИЯ ВЫДАТЬ СЕКРЕТ?

— Знал бы я тот секрет! — хмыкнул я. — Не раздумывая, выложил. Лишь бы отвязаться от этого упыря!

— ТЫ ПРОСТО НЕ ЗНАЕШЬ, О ЧЁМ ГОВОРИШЬ. ЗНАЛ БЫ — ТОЧНО НЕ ВЫДАЛ БЫ!

Страсти к этому времени уже улеглись и мы хором проводили мозговую атаку на проблему: как меня тащить из очередного дерьма? Пашка, будучи на данный момент у нас браслетоносцем, сварганил телекоммуникационную систему, с помощью которой моя команда теперь могла более-менее сносно общаться со мной. На стене висел экран внушительных размеров, на котором красовался я, многократно увеличенный. Этот метод ещё и тем был хорош, что теперь можно было не опасаться за свою персону, если кому-то вздумается выплеснуть в крике свои эмоции, обращаясь ко мне. Все теперь смотрели исключительно на экран, а не в мою сторону, и воздушные потоки, извергающиеся озо ртов моих собеседников, бушевали где-то там, в стороне. До меня долетали только погашенные расстоянием ветерки, мало отличимые от гуляющих по Тадж-Махальчику сквозняков.

Удобная система, ничего не скажешь, но тут возникло одно небольшое неудобство. Пока меня никто, кроме насекомых не видел, можно было наплевательски относиться к своему внешнему виду. А теперь посмотреть на меня собрались буквально все домочадцы, и дефилировать перед ними в костюме Адама, хоть и блестящем, как никелированная статуэтка, было как-то не совсем комфортно. Если не сказать ещё грубее.

Стали думать и гадать, чем прикрыть неприглядную картину? Одежды такого микроскопического размера, конечно же, найтись не могло. Настя, ехидно хихикая, сначала предложила мне "кусочек ниточки". Но оказалось, что она для меня очень грубая и толстая. Выглядел я в этом, с позволения сказать, "костюме", как если бы кто из вас надумал залезть внутрь поставленных друг на друга нескольких автопокрышек. Из этого "офигительного прикида" (как определил — догадайтесь, кто?) нелепо торчала лишь одна моя голова. Руки можно было, конечно, просунуть между соседними витками толстенного каната, каким для меня оказалась эта "ниточка", но всё равно, как любил выражаться всё тот же Пашка, было очень даже "не айс".

И тогда Настя пожертвовала мне волос из своей густой шевелюры. Я сотворил из него что-то вроде набедренной повязки, хотя материал оказался тоже не слишком податливым и всё время норовил распрямиться.

— Такой же вредный, как и его хозяйка, — посетовал я.

— Щас в лоб дам! — обиделась "хозяйка". — Для него стараешься-стараешься, а он ещё и нос воротит!

— Ты сначала найди тот лоб! — хмыкнул большей частью помалкивающий Игорь.

— Ничего! Успею! Не всегда же он таким будет?

— Кто знает?.. — вздохнул Пашка.

— А чего тут знать? — фыркнула Настя. — Браслет у тебя? Вот и колдуй! Чтоб к вечеру мне Вовку назад вернули! Вот вам срок!

— Угу... Скоро сказка сказывается... — не решился Пашка на более ехидный комментарий. — Тут надо подумать, прикинуть. Это ж не трактор какой-нибудь, и не чемодан с деньгами! Живой ведь человек-то!

— Вот и думайте! — повернулась она к лестничной площадке. — Как чего надумаете, позовёте.

Следом за ней увязались и остальные женщины с детьми. Надоело им пялиться на экран, где совершенно ничего не происходит.

— Ну и?.. — спросил Игорь, когда закрылась дверь за шумной толпой. — Чего делать будем?

— Да не знаю я! — с досадой прошипел Пашка, косясь на экран.

— А в чём проблема? Я не понимаю, — пожал Игорь плечами.

— Да в том, что опасно это! Боюсь я!

— А там, у Славика, почему-то не боялся. Вон, какой храм зафигачил! Загляденье! Одни купола чего стоят! А дорогу? Как не фиг делать асфальт настелил до самого райцентра! А тракторов да комбайнов сколько настругал? Работай — не хочу! А теперь вдруг бояться стал. Чё тут сложного?

— Да то! Там, — Пашка махнул куда-то за спину, — я всё новое создавал. Из ничего. Вот отсюда! — Он постучал себе по лбу. — А тут надо из маленького Вовчика большого сделать! Из того же самого! Понимаешь?

— Ну и делай! Кто мешает?

— Проблема в том, — вмешался Санька, — что не умеет браслет выполнять такую прихоть.

— А откуда известно?

— Дык это... — Пашка ткнул клешнёй в экран. — Вовчик интересовался. В своё время.

— Вот мастера-фломастера! — с натугой прокряхтел Игорь, крутя головой, и прохаживаясь взад-вперёд. — Всё на свете он, видите ли, может, а именно это как раз и не умеет! В чём прикол, Вовчик? — он повернулся к экрану лицом. — Ты же Милку мне как сделал? И не подкопаешься!

— Я создал макет с определёнными параметрами. Уж извини за грубое слово.

— Да ладно... — поморщился он. — Ну, вот и ты, — повернулся он к Пашке. — Задай параметры и создай макет. Или, как там его... Ты что, Вовчика никогда не видел? Вон он, сидит. Срисовывай!

— Но это будет уже не Вовчик! Пойми ты, в конце концов! Это будет другой человек!

— А ты попробуй!

— И что? Я создам эту бездушную куклу, она будет среди нас тут гулять. А Вовчик как сидел в своём салате, так и будет киснуть там до скончания веку?

Игорь даже хохотнул:

— Ну, будет у нас два Вовчика!

— Не вижу ничего смешного, — фыркнул Пашка. — У тебя потом поднимется рука... гм-гм!.. Ну, это... убрать ненужного? У меня — нет.

— Ну почему? Это ж будет не Вовчик. Сам же сказал: "бездушная кукла"! С параметрами!

— Милка твоя вон тоже — с параметрами. А ты скажешь, что это кукла бездушная?

Игорь одарил его долгим взглядом, покряхтел, походил по комнате и вынес вердикт

— М-да-а... Навертели чудесов!.. Лопатой не разгребёшь...

Вот в этот самый момент относительно мирное и заунывное (для меня)течение беседы резко прервалось: я подвергся внезапной атаке с воздуха.

Сказать по совести, я просто расслабился. От обилия еды меня развезло, я был в благожелательном, хоть и критически настроенном окружении. Они медленно пережёвывали все аспекты возникшей проблемы, ещё медленнее рожали варианты спасения, и я даже как будто задремал. Всё происходило так тягуче, словно во сне, и было так мало совместимо с моими теперешними жизненными ритмами! Мне постоянно приходилось напрягать внимание, чтобы хоть как-то следить за вяло текущей дискуссией.

Именно этот фактор и определил ход дальнейших событий. Если по уму, то надо было как-то перестраховаться, обезопасить себя. Хоть салфеткой, что ли, накрыть место моего расположения? Ан нет! Все страхи, казалось, были позади, друзья — рядом, они, мол, защитят. Ну и поплатился.

В чувство меня привёл резкий, и довольно болезненный, толчок сразу с обоих боков. В рёбра впились какие-то острые предметы, меня сильно дёрнули, и я, открыв глаза, ощутил себя летящим с кошмарной скоростью! Ураганный ветер нёсся мне навстречу густым потоком. Над головой что-то натужно жужжало.

Щурясь от сильного потока воздуха, я поднял голову и онемел от страха. Мама дорогая! На меня смотрело кошмарное чудовище с огромными полушариями глаз! Зажав меня в гарпунообразных передних конечностях, больше похожих на какие-то экзотические рычаги, и вертя глазастой головой по сторонам, оно несло меня в неизвестном направлении!

Муха! Меня выкрала из салата обычная муха и несла теперь в качестве добычи! Может быть, та же самая, которую я тогда повстречал, путешествуя до дивана, а, может, и какая другая. Кто их разберёт? Они на морду, почитай, все одинаковы. И мне до этого не было никакого дела! Самое главное, что мною сейчас собирались полакомиться! А я этого в данный момент, почему-то, уже и не хотел.

От страха я заорал, что было сил! Уж и не помню, что именно я кричал своим заторможенным друзьям. Весь ужас был в том, что муха явно несла меня за пределы Тадж-Махальчика, направляясь к одной из множества ажурных ячеек в декоративной решётке, из которых были сложены стены моего жилища! А если это произойдёт, найти меня будет практически невозможно в тех джунглях, что окружали Тадж-Махальчик! Это была настоящая катастрофа! Я даже не так переживал по поводу, что меня сейчас будут есть. Больше беспокоила мысль, что я потеряюсь окончательно!

И Бог явил миру чудо! Наверное, он услышал молитвы вперемешку с матюками, которые в те секунды извергал мой практически неуправляемый рот.

Муха на всей скорости буквально вляпалась в паутину! Её предусмотрительно соорудил на нашем с мухой пути какой-то добрый паучок. Паутина мягко спружинила, сильно вытянулась в сторону полёта мухи и, не раздумывая, вернулась в исходное положение, несколько раз качнувшись вперёд-назад. Муха поначалу обалдела от такого неожиданного сюрприза, замерев на пару секунд, потом почувствовала, что её крылья напрочь прилипли к прозрачным капелькам, равномерно насаженным на несущие нити, и она начала свою предсмертную пляску, мощно, но тщетно раскачивая пленившую её ловчую сеть. В этот момент она совершенно позабыла обо мне, выпустив из своих кошмарных крючьев, какими оканчивались её "милые" лапки, и которыми она удерживала меня в полёте.

Совершенно случайно я не повторил подвиг своего непрошенного "коня"! Едва ослабли "дружеские" объятия королевы помоек, я полетел вниз и наткнулся на следующую по высоте радиальную нить паучьей сети. Повторяю, совершенно случайно я не попал на одну из тысяч прозрачных капелек, что так заботливо развесил добрый паучок на своих упругих нитях. Иначе бы я сейчас не писал эти строки, а равномерно растекался по капиллярам того паучка в виде очень полезных ему питательных веществ.

Мёртвой хваткой я вцепился в безопасный участок прочной нити между двумя соседними капельками и, закрыв глаза, сосредоточился только на том, чтобы бесновавшаяся этажом выше муха не стряхнула меня с моего насеста.

Сама нить была толщиной с мою ногу и довольно тёплая на ощупь. Не скользкая, а даже немного шероховатая, так что удержаться на ней я мог довольно долго, не рискуя сползти задницей в дрожащую от безумной вибрации каплю, расположившуюся от меня в каких-то сантиметрах тридцати. Моих, естественно, сантиметрах. Я по привычке мерил всё мерками относительно своего тела.

Над головой у меня тоже трепетала капля клейкого вещества. Так что ходу мне не было ни вперёд, ни назад. Да я и не стремился куда-либо ползти, пока добрый дядя паучок не разделается с не в меру нервничавшей мухой.

И он не заставил себя ждать. Гудение сети, затмившее все звуки окружающего пространства (даже поднявшуюся после моего отлёта суету в гостиной), приятно дополнил дробный перестук спешащего на помощь "паучка". Я как увидел того "паучка", слегка приоткрыв один глаз, так сразу же его и закрыл, желая только одного: слиться с нитью и стать как можно незаметнее! На что уж мухин портрет не дышал благообразием, но его ещё как-то можно было переварить, то есть привыкнуть. Но взгляд в "лицо" прибывшего хозяина вот этого километрового сооружения поверг меня в совершеннейший ступор! Я находился от него буквально в двух шагах, когда он стал разделываться с мухой, и прекрасно рассмотрел его малосимпатичную физиономию. Он заботливо пеленал свою добычу в шикарные одежды из специально предназначенной для этого паутины. Выделялась она из необъятного брюха, тут же застывая на воздухе и принимая форму кокона, сплетаемого ужасающими лапищами "доброго дядечки".

И тут я вспомнил, что никакой это не "дядечка", а самая настоящая "тётечка". Где-то я читал, что паутину плетут лишь самки пауков. А самцы околачиваются где-то поблизости, перебиваясь подножным кормом и выжидая удобного момента для продолжения рода с суровой и довольно скорой на расправу супругой. Чуть что не так, и — полюбовничек использовался в качестве деликатеса!

Ну и ладно, "тётечка", так "тётечка". Мне оно без разницы. Я в любовники не набиваюсь. Рожей не вышел. Только пусть эта "тётечка" поскорее управляется со своей добычей и убирается восвояси. А то у меня от напряжения уже все руки-ноги затекли!

Проверив надёжность "костюмчика", изготовленного для всё ещё буянившей мухи, паучиха аккуратно сделала ей инъекцию. Пациентку пробрала мелкая дрожь и она сразу притихла. Вероятно, кайф словила. Процесс подготовки блюда вошёл в следующую стадию.

Зорко окинув свои владения кучей разнокалиберных глаз, поросших довольно густым мехом, на предмет неучтённого продукта питания, кошмарная "тётя" неспешно удалилась, ловко переступая по нитям мощными "лапками" с крючьями вместо пальцев и ни разу не попав ни на одну из липучих капель.

Учись, студент! Вот тебе образец, как надо правильно передвигаться по этому минному полю. Как только "тётя" погрузится в сладкую дрёму, так сразу же и приступай.

Советы давать — оно, конечно, легче, нежели выполнять их. Мне бы те крючья... Ну, да ладно... И своими корявками обойдёмся...

И вот, в течение следующего часа, а то и двух (во всяком случае, мне так показалось), я медленно, стараясь даже не дышать, перемещался вниз по радиальной нити. На моё счастье дура муха вклинилась в паутину в нижней её части, а не где-то сбоку, или того хуже — наверху. Так что отрезок предстоящего пути, исходя из этого соображения, мне был сильно сокращён. И надо отметить ещё один момент везения: липкие капельки паучиха нанизала только на круговых нитях. А радиальные, шедшие из центра к краям, по одной из которых я сползал постепенно вниз, этого удовольствия были лишены. Но мне ещё предстояло перемещение по одной, самой крайней, круговой нити, переступая через липкие капли. Надо будет добраться до осевой толстой паутины, что крепится к стене и на которой держится вся паучья конструкция. Вот где начнётся настоящий экстрим!

Несколько раз "тётенька" высовывала нос, недовольно прислушиваясь к производимым мною колебаниям. Но, сочтя их за глюки, убиралась в своё укрытие где-то на самом верху километровой сети. В эти моменты я, проклиная себя за неуклюжесть, замирал в самой неудобной позе, дожидаясь отмены тревоги, и потом вновь потихоньку продолжал бесконечный спуск.

И, конечно же, друзья мои не остались безучастными зрителями. Как я уже упоминал, после моего внезапного исчезновения с экрана, в гостиной поднялся страшный шум, ещё и подстёгиваемый моим дурным воплем и в звуковом и в ментальном пространстве. Все наперебой спрашивали друг у друга, что случилось, а когда суть произошедшего ЧП была уяснена (кажется, Игорь заметил воровку), то меня стали вызывать и в звуковом, так сказать, диапазоне, и в телепатическом. Наши браслетоносцы на пару обратились в слух, чтобы засечь моё местонахождение.

Но, то ли от пережитого страха, то ли ещё по какой причине, я потерял настрой и, затаившись на своём месте, пока паучиха пеленала муху, не мог ответить на призывы. Крики-то, сравнимые с мычанием стада коров, я слышал, а вот ответить не мог. Расслабляться было нельзя. Ведь чтобы войти в телепатический сонастрой, мне надо было хотя бы сосредоточиться. Но куда там! До того ль мне было в тот момент? Причину вы уже знаете.

И только достигнув нижних уровней паутины, я решил передохнуть и выйти на связь.

Боже! Что тут началось! К этому времени сбежались все обитатели Тадж-Махальчика. И многие уже отчаялись найти меня.

Надо отдать должное моей Настасье. Она всех уверяла, что "Вовка жив", и ничего со мной не случилось. Мол, она это чувствует.

Ну, и ещё Помогай согласно кивал головой и то и дело повторял нечто странное:

— Браслета говорит: ноль-ноль-три.

В конце концов, Пашка взорвался:

— Чего ты несёшь?! Что? От Вовчика только три сотых осталось?!

Но тот, не умея объяснить, только мотал своей зелёной головой и говорил:

— Нет. Она живая!

— И на том спасибо! — фыркнул Пашка. — А вот моя браслета ничего не говорит!

— Поломалась? — участливо подсунулся Помогай.

— Типун тебе на язык! — отбрил его тот и даже не потрудился пояснить значение поговорки, оставив нашего зелёного друга в полном смущении.

А когда я себя обнаружил, остальное было делом техники. Пашка свечой взмыл под потолок, сказал Сезаму: "Фас!" и, обнаружив блестящую соринку, застрявшую в паутине, просто поддел её пальцем и вместе со мной опустился на пол под бурные аплодисменты благодарных зрителей.

— Чему вы радуетесь? — охладил восторги недовольный Игорь. — Проблема-то не решена! Мы что, так и будем из-за каждой мухи МЧС вызывать?

Все притихли.

— Ну и что ты предлагаешь? — Пашка так и стоял, держа перед собой указательный палец со мною и с куском паутины.

— Что я предлагаю? Да всё то же самое!

— Клонировать Вовчика, что ли?

— Ещё чего! — взвилась моя Настасья. — Буду я с пугалом огородным!.. — Она не договорила, выразительно сверкнув глазами. И цвет их в данный момент не предвещал ничего хорошего.

Но об этом знал только я. Остальные — смутно догадывались.

— Пошли наверх! — Настя решительным жестом пригласила женскую половину за собой. — Задача, кстати, не снята, — многозначительно обернулась она к Пашке. — Решайте!

— А то ж мы сами не знаем! — не удержался тот, когда за женщинами закрылась дверь.

И непроизвольно покосился на свой палец.

29. Клон с изюминкой

— Есть компромиссный вариант, — сказал Санька с едва заметной усмешкой. — Чтоб и волки, как говорится, и овцы... Только давай сперва обезопасим нашего Потеряшку, — обратился он к Пашке, так и стоявшему посреди гостиной с вытянутым перед собой пальцем. — Изобрази чего-нибудь вроде спичечного коробка, что ли? Только стеклянного. Посадим туда Вовчика, чтоб никакая очередная беда не захватила нас врасплох.

— Ну да! — мотнул Пашка шевелюрой. — А если задохнётся?

— Что значит "если"? Ты у нас кто? Дежурный волшебник. Вот и сообрази что-нибудь этакое... — Санька неопределённо покрутил кистью руки. — Чтоб и светло было, и дышалось нормально, и чтоб обязательно стерильно. От всяких там...

— "Постарайся мне добыть..." — пробурчал Пашка со вздохом. И тут же, спохватившись, зажал себе рот свободной рукой, пристально вглядываясь в паутину на пальце. — Ты как там? Не сдуло?

— Держусь, — заверил я его, крепко вцепившись в остатки ловчей сети и чудом не вляпываясь в липкие капли на ней, пока меня терзал ветер. — Но сменить место обитания не помешало бы. Пока не прилип. А то и пинцет не поможет.

Минут пять ушло на утрясание дизайна моей новой "квартиры". Когда же все замечания были учтены, и я перекочевал с оплетённого паутиной Пашкиного пальца в пластиковый кубик размером со спичечный коробок, Санька вновь попросил внимания достопочтенного собрания.

— Суть моего предложения вот в чём. Кто смотрел фильм "Люди в чёрном"? — Он обвёл взглядом присутствующих. Те молча ждали пояснений. — Ну? Что? Никто не видел?

— Я смотрел, — отелился Пашка. — А при чём тут это?

— При том. А ты не видел, что ли? — толкнул Санька равнодушно позёвывавшего Игоря. Тот отрицательно мотнул головой. — Ясно... Ну, а нашего друга, — он подмигнул Помогаю, — и спрашивать не стоит. И так понятно.

— Да ты по делу давай, — фыркнул Игорь. — В люлю пора. Ночь на дворе.

— Я и так по делу, — усмехнулся Санька. — В том фильме есть момент один. Это когда голову инопланетянину вскрывают, а там сидит маленький, настоящий. Он управлял большим.

— Вон ты о чём! — хохотнул Пашка. — Я понял!

— Ну, а раз понял, так давай! Действуй!

— Чё? Прям щас?

— А чего тянуть? Заодно и обкатаем идею.

Я подал возмущённый голос:

— А меня посвятить в свои идеи не желаете? Уже действовать собираются, а я — ни сном, ни духом!

— Да и я ни черта не въехал, — хмыкнул Игорь. — В чём прикол?

Санька хитро переглянулся с Пашкой и снизошёл:

— Объясняю. Сегодня здесь столько копий поломали в потугах найти решение, но главного так никто и не сказал. Хотя все прекрасно понимают, что нам ничего другого не остаётся, как опять идти на поклон к Танзу-батюшке. Помоги, мол, спаси и помилуй. Я правильно излагаю? — И он с усмешкой оглядел всю честнУю компанию. — Правильно! — ответил он, видя наши унылые физиономии. — И никто с этим не спорит. Тут, как выражается наш уважаемый Пал Ксанч, и козе понятно. Только весь вопрос в том, когда это оно ещё случится — добраться туда. А жить-то нашему Вольдемару надо здесь и сейчас.

— А покороче? — цыкнул Игорь.

— Хорошо, — тут же осадил Санька своего коня красноречия. — Совсем коротко. Делаем такую чучу. Паша изображает нам ту самую бездушную куклу, как две капли похожую на нашего Командора, — насмешливый поклон в сторону меня. — Мы ему делаем трепанацию черепа и обустраиваем там нашего Вовчика.

— Ну ни хрена! — фыркнул Игорь.

— Ты до конца дослушай, — одёрнул его оратор. — Кукла будет у нас с параметрами, как тут уже было сказано. В полном подчинении у Вольдемара. Его воля будет определяющей и подавляющей. Ногой дрыгнет — и кукла то же самое сделает, рукой поведёт — и тот опять повторит всё за своим наездником. Смысл понятен? — обратился он ко мне.

— Короче, инвалидная коляска, — гигикнул Пашка.

— Что-то вроде того... Ну, и чего молчим? — посмотрел он на экран, где красовался я.

— Да жутковатая задумка... — промямлил я нехотя. — Как оно в натуре будет...

— А вот это мы сейчас и проверим! — с усмешкой проговорил изобретатель идеи. — Голосовать будем, или как?

Все молчали, подавленные необычностью предложения.

— Чего думаем? Ты как? — толкнул он Игоря.

— Да чё я? — пожал тот плечами. — Мне, что ли, ходить? Эт ты вон Вовчика агитируй...

— Вовчик согласен?

Я молча развёл руками: куда, мол, денешься? Припёрло...

— Ну, вот и ладно! Давай, Паш!

— А чё "Паша"? — фыркнул тот, сдирая с себя браслет и протягивая его Саньке. — Ты придумал, ты и рожай. А я как-то не того... Не айс...

— Ну, начинается! — покачал Санька головой, надевая браслет. — "Если хочешь сделать хорошо..." Ой, блин!..

— Ага-ага! — подпел ему Пашка, злорадно наблюдая, как того долбают микро-разряды. — "...Сделай это сам"! Вот-вот! Тебе и карты, как говорится!

— Ну, ладно... — с прищуром прислушиваясь к себе, стал сосредотачиваться Санька. — Сам, так сам...

* * *

**

ЧуднО было наблюдать, как для меня готовили "инвалидную коляску". Я-то привык во всё сам совать свой нос. А теперь только посматривал да посмеивался со стороны, не подавая, конечно виду.

Санька, мысленно беседуя с браслетом, несколько раз как-то странно взглядывал на меня, будто видел впервые. Видимо, те самые "параметры" задавал.

А когда посреди гостиной возникла моя точная посеребрённая копия с пустыми, ничего не выражающими глазами, Игорь издал какой-то странный звук, больше похожий на хрюканье, а Пашка нервно заржал и рассыпался в язвительных "комплиментах":

— Хорош! Ну, очень хорош! Просто хватай, и беги! — И добавил: — "Тока сдвинь корону набок, чтоб не висла на ушах"!

Санька поморщился:

— А если без аллегорий? Что не так?

— Всё так, — успокоил его Пашка. — Но ты прикид какой-никакой изобрази ему. Что ж он тут будет сверкать ентим самым посередь наших баб? Нехорошо как-то...

Санька отмахнулся:

— Пусть об этом его Настя заботится.

— Да уж! Та Настя! — съязвил Пашка. — Щас явится: и то не так, и это... И Вовчик не настоящий. "А подайте мне сюда Тяпкина-Ляпкина"!

— Не страшно...

— Ага! Это сейчас тебе не страшно. А она враз забракует всю твою работу. Слышал, как она про пугало?..

— Ладно, фиг с ней! — с досадой цыкнул Санька, по-моему, даже и не вникая в Пашкины доводы. — Нам и так сейчас ответственная операция предстоит... Ну-ка, встань! — это он уже ко мне обратился. — Сейчас будем твои движения с этим "товарищем" согласовывать.

Он опять на несколько секунд ушёл в себя и скомандовал:

— А ну, подними руку!.. Да не так быстро! Сломаешь ведь!.. Теперь отставь ногу...

И мы с моим гигантским двойником стали заниматься производственной гимнастикой. На удивление, чётко повторяя все мои выкрутасы, он при этом ещё и мимику мою идеально копировал. Я старательно корчил рожи, неотрывно глядя на него. Клон проделывал всё то же самое, чем вызывал немало ядовитых Пашкиных комментариев, из которых трудно было понять, одобряет он всю эту деятельность, или как раз совсем наоборот?

Игорь с Помогаем сидели молча в сторонке и с диковатым выражением лиц наблюдали за нашей "аэробикой".

— Так! Хватит кривляться, — остановил Санька клоунаду. — Достаточно. Теперь давай проверим ходьбу. Только медленно! — тут же прикрикнул он. Однако не успел. Злую шутку сыграла опять-таки разница в скоростях наших жизненных процессов.

Приключился небольшой конфуз. Клон впервые в жизни получил травму!

Стоило Саньке дать команду, как я послушно двинулся вперёд по своей стеклянной клетке. Клон сделал то же самое и с той же скоростью, что и я. Но у меня-то мой коробок был пустой и ничего не мешало моим перемещениям внутри него. Чего не скажешь о моей в стократ увеличенной копии. Он двигался в масштабах гостиной и на его пути много чего оказалось! Этого-то я как раз и не учёл.

Одним из первых препятствий оказался обеденный стол, на котором, кроме посуды с угощениями, покоились, кстати, и мои прозрачные апартаменты.

Сначала я услышал грохот, крики, потом сразу пол коробка подо мною вздыбился и я полетел куда-то в угол.

Это, как потом оказалось, клон повторил мои быстрые шаги и на всей скорости врезался в преграду. Несмотря на свою тяжеловесность, стол покачнулся, сбросив мой "дом" вместе со мною. И, если бы Пашка чётко не среагировал, поймав его в полёте, чем остановил мои кульбиты внутри коробка, то мой двойник ещё немало покрошил бы мебели, повторяя за мной пируэты во время падения.

— Сиди! Не двигайся! — крикнул Санька, взял коробок у Пашки из рук, и аккуратно, словно готовую взорваться бомбу, вновь утвердил на своём месте. — Не шевелись!

Эти команды относились ко мне, так как любое моё движение тотчас же копировал безмозглый балбес. Даже в момент переноса меня из Пашкиных рук до стола, я чуть-чуть вскидывал руки, удерживая равновесие в неудобной позе. Так и эти движения клон старательно изображал.

— Всё ясно, — подвёл Санька итог. — Нет обратной связи. Клон Вольдемара чувствует на все сто, а Вольдемар его — ни на копейку. Щас исправим! Не двигайся! — ещё раз предупредил он и опять на несколько секунд ушёл в себя, втолковывая Сезаму нужные параметры.

И вот тут со мной произошла удивительная вещь. Вернее — с моими ощущениями. Я одновременно увидел себя и внутри коробка, как это и было на самом деле, и лежащим в неудобной позе возле стола в гостиной. Картинка перед глазами двоилась, и мозг был вроде как в недоумении: какой из них верить? При чём картинка, транслируемая клоном, была сильнее, качественнее, что ли? А моё натуральное зрение смотрелось, как в серой дымке. Плюс к тому, сразу же заболели ушибленные (клоном!) бедро и колено на правой ноге.

— Ну и как? — склонился над клоном Санька, а мне ясно виделось, что он склонился надо мной. Размеры гостиной обрели свои нормальные габариты и несказанно радовали душу.

— "Как", "как"? — передразнил я, вскакивая вместе с клоном на ноги. — Кверху каком! Получилось!

Я сразу почувствовал, что слова мои вылетают и из горла клона тоже.

Санька оторопело отодвинулся от меня. От клона, конечно, но иллюзия была полной!

— Чё пищишь-то? Чуть не зашиб...

— Потому и пищу, что скорости ещё не уравнены. Я как жил раза в три быстрее вас, так и живу. И двигаюсь с той же скоростью.

— Вот блин! — Санька осел на подвернувшийся стул. — Чего же делать?

— Проблема! — усмехнулся я. — Теперь тело клона — моё тело. Я его как себя ощущаю. Качественная копия! Давай браслет. Сам всё остальное доведу до кондиции.

Тот беспомощно посмотрел сначала на стеклянную коробку, где так и сидел я-маленький, потом на моё изображение на экране и опять уставился в живое теперь лицо клона. Потряс головой и сказал устало:

— Чё-т совсем крыша едет... Где теперь Вольдемар?..

Пашка хохотнул:

— Везде! Един в трёх лицах! За что боролись, на то и напоролись!

В этот момент на лестнице послышались торопливые шаги.

— Давай браслет! — зашептал я в ускоренном темпе. — Настя идёт! Щас точно проблемы начнутся!

Санька, как сомнамбула, стянул с руки браслет и протянул его клону.

Я мигом напялил его на руку и, переждав секундный каскад разрядов по всему телу своего двойника (а чувствовалось — по моему телу!), дал Сезаму необходимые указания по приведению моих биоритмов в нормальное состояние. Меня слегка повело, качнуло, фоновые шумы гостиной, которым я обычно не придавал значения, стали как-то выше тональностью. Мимолётная слабость в ногах быстро миновала и внутри опять сжалась готовая в любой момент распрямиться тугая пружина! Я почувствовал себя вновь с браслетом воедино!

В этот момент дверь на лестницу распахнулась и я, стоя к ней спиной, услышал Настин голос (натуральный!):

— О хосс-ссподи! Это что ещё за явление?

Я, не спеша, развернулся к ней всем телом клона и расплылся в широкой улыбке:

— Не узнала, что ли?

Голос звучал абсолютно нормально!

— Да ты бы хоть трусы одел бы, что ли? — вместо приветствия выдала Настя, подозрительно меня разглядывая. — Ни стыда, ни совести!

Она медленно подходила к моему двойнику и всё ещё сомневалась, то ли ей подсунули?

— За тем тебя и ждали, чтоб ты мне одежду принесла, — попробовал я подлизаться.

Но она сразу пресекла мои поползновения:

— Ещё чего! Ишь! Сам, что? Запамятовал, где что лежит?

Понятно, своеобразная проверка на вшивость.

— Ничего не запамятовал, — перешёл я в вялую оборону. — Как я туда голяком попрусь? Там же люди!

— А здесь что? Не люди?

— Ну, мужики же всё-таки!

Сунув руки в карманы халата, она обошла меня вокруг, придирчиво осматривая с головы до ног, зачем-то пошлёпала по серебристой спине, прислушиваясь, какой звук при этом получается, и, наконец, сдалась, направляясь к лестнице:

— Ладно... Щас принесу... Мухолов несчастный!

— Ты его прям, как арбуз оцениваешь! — гыгыкнул из своего угла Пашка.

Настя только фыркнула в ответ и молча вышла.

— Йес!!! — одновременно вскинули кулаки Санька с Пашкой, как только дверь за Настей захлопнулась. — Пронесло!

— Вы не радуйтесь! — охладил их пыл невозмутимый Игорь. — Щас она придёт и оккупирует Вовчика. Скажет: "Баиньки!" А ему куда деваться? Врубаетесь? Коробок-то здесь останется! А вдруг связь хреновая? Или ещё чего там? Заглючит ведь!

— Так чего ж мы стоим?! — сделал Пашка страшные глаза. — Надо Вовчика упаковать в башку этому.. Как его?

— Во-во! — с ядовитым смешком поддакнул Игорь. — Тащи топор!

Тот юмора не оценил:

— Зачем?

— Башку рубить!

Я пришёл на помощь офигевшему Пашке:

— Ну, блин! Вы даёте! Щас всё уладим!

Браслет не зря был на руке у клона, то есть — у меня. Можно теперь проворачивать любые фокусы.

Я подогнал клона к столу, взял его руками свою стеклянную коробочку, поставил ему на макушку, и та беззвучно утонула в его голове. Прямо на глазах поражённо наблюдавших друзей.

— Вот теперь мы — единое целое! — с улыбкой констатировал я, непроизвольно прислушиваясь к своим ощущениям. Дискомфорта не наблюдалось. Ощущение цельной личности только усилилось. Я вообще не различал границы между нами.

— А-бал-де-е-еть! — с ужасом промямлил Пашка. — Ты там не задохнёшься часом? Может, дырок в башке навертеть?

— Я ж говорил: топор нужен! — ухахатывался Игорь.

— Да чё ты прикалываешься?! — взорвался Пашка. — Я ж серьёзно за Вовчика переживаю!

— А что ему сделается? — Игорю было смешно видеть Пашкину подавленную физиономию. — У него ж браслет на руке!

— "У него"! — фыркнул тот. — Кабы у него! А то у этого...

— Не переживай, Паш, — успокоил я его. — Система отлажена чётко! Он — это я и есть.

— Угу... Вон, идёт твоя... "система". Щас она тебя как два пальца... раскусит...

По лестнице и впрямь послышались торопливые шаги, и в дверях появилась Настя с трусами наперевес.

— На! — бросила она их через комнату, ещё не дойдя до меня. — Облачайся! Стриптизёр!

Не в духе она была — это сто процентов. Так и просвечивала меня рентгеном стальных зрачков.

— А чё, больше ничего нет, что ли? — поймал я трусы в полёте.

Опять-таки, невооружённым глазом было видно, что меня тестируют. Реакцию проверяют.

— А ты что? Опять куда-то собрался? — отпела она. — Ночь на дворе! Все путёвые люди спят давно! — При этом она окинула презрительным взглядом всю нашу компанию.

— Ну и ты... спи... — прокрятел я, натягивая на себя предмет туалета. Тело слушалось безукоризненно!

— Ага... Поспишь тут с тобой... Всё? — оглядела она меня оценивающе. — Помаши всем "Спокойной ночи!" и — вперёд!

И звонко шлёпнула меня по спине, подталкивая к выходу.

Я заметил, как с усмешкой переглянулись Игорь с Пашкой. Мол, что я говорил?

30. Разброд и шатания

Утро началось с того, что в нашу дверь кто-то тихонько поскрёбся. Я, в принципе, и не спал. Так, лёгкая дрёма накатила после Настиных "тестов" на несоответствие "пугалу". Удовлетворённая полностью, она сладко спала. Маленький тоже посапывал в своей кроватке, изредка погукивая во сне. Поэтому я сразу и не обратил внимания на этот посторонний звук. И только когда он повторился, до меня дошло, что к нам кто-то пожаловал.

И кому не спится в такую рань? Только начало шестого...

На пороге стоял Пашка. Вид у него был самый разнесчастный.

— Вовчик, ты меня извини, поганца этакого, — прошептал он, ужасно кривя свою физиономию, — но не мог бы ты выйти на минуту?..

Я оглянулся на своё мирно спящее семейство и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собою дверь.

— Что стряслось?

— Да это... — засмущался он. — Наталью надо... того... вместе с пацанами...

— Чего "того"? — удивился я.

— Домой им надо...

— Не понял! Чё? Так срочно? Горит, что ли?

— Ну это... — мялся он, не поднимая глаз. — Я потом... Потом объясню... Можно?

Я пожал плечами:

— Да можно... Мне-то что?.. Где они? У себя, что ли?

Тот виновато скуксился и посмотрел куда-то в сторону. И только тут я обратил внимание на шорохи, доносившиеся из-за угла.

— Ну и чего вы там прячетесь? — подошёл я к повороту, ведущему в их апартаменты. — Как не родные...

Наталья, кусая губы, стояла у стены, прижимая к себе ребятишек. На меня она даже не посмотрела. Пацанята, ещё полусонные, держались за её подол. Чуть в стороне стояла сумка с детскими вещами.

Расспрашивать мне сразу расхотелось. Что-то между ними произошло. Это было ясно, как день. И, в принципе, это — их дело. Сами разберутся. Не маленькие.

Я молча открыл проход в их дачный коттедж, где мы все вместе так и не встретили Новый год.

Не говоря ни слова, Наталья подхватила сумку и шагнула через порог, цепко держа пацанов за руки. И уже оттуда обожгла поочереди нас с Пашкой странным взглядом, значение которого я совершенно не понял.

— Ты как? — ошеломлённо кивнул я на ту сторону. — Тоже?..

Тот, как побитая собака, обречённо мотнул шевелюрой:

— Не...

"Что ж такого страшного могло приключиться за одну-то ночь? — подумал я, закрывая проход. — Вчера, вроде, всё нормально было?"

Будто услышав, Пашка опять забубнил, заглядывая мне в лицо:

— Вовчик... Я потом тебе... Ага?.. Ладно?

— Да чего ты, в самом деле? Оправдываешься передо мной...

— Стыдно...

— Ладно, ладно. Мне-то что? Это ваши разборки...

— Ты не понимаешь...

— Чё тут понимать? — отмахнулся я, даже не желая вникать. — С кем не бывает?.. Дела-то семейные! — И я решил прибегнуть к хитрости: — Паш, а можно я ещё эт' самое... вздремну чуток?

— А... Да-да! — обрадовался он возможности отодвинуть момент объяснений. — Конечно! Я тоже... Того!..

— Тихо ты... — приложил я палец к губам, подходя к своей комнате. — Давай, короче! Потом побазарим...

И я нырнул за дверь, отгородившись ею от чужих и совершенно непонятных проблем.

* * *

**

Когда тремя часами позже я спустился в гостиную, немного опередив замешкавшуюся Настю, трапеза уже была в полном разгаре. Глашка усердно прислуживала, обитатели едва слышно обменивались незначительными репликами, сосредоточенно поглощая пищу. Милка с Ольгой что-то нашёптывали своим чадам. Пашка с кислой миной ковырялся в тарелке.

За столом не было только Помогая.

— Ну и как? Не гремит? — насмешливым шёпотом встретил меня Игорь, оттащив в сторонку.

— Ты это о чём?

— Коробочка в башке не тарахтит?

Я улыбнулся и показал сведённые в кольцо большой и указательный пальцы:

— Всё о'кей!

— Ну, тогда с тебя причитается! С днём варенья, так сказать!

Я отмахнулся:

— Вчера надо было поздравлять. — И, повернувшись к столу, спросил: — Ну? Что у нас плохого?

— Не мельтеши, — одёрнула меня вошедшая Настя. — Дай людям поесть спокойно.

— А что может быть "у нас"? — усменулся Санька. — Ждём распоряжений! Повестку дня ещё никто не отменял. С музой ты уже пообщался... — хитрый прищур его глаз договорил всё остальное.

Я смущённо крякнул:

— Ладно, проехали... Сам понимаю, что дурака свалял.

— А что "ладно"? Ничего не "ладно". Самое время обсудить накопившиеся проблемы.

— Валяй, — я тоже присел к столу, но есть почему-то совсем не хотелось. Наверное, в предчувствии "разбора полётов".

— Вот, к примеру, — Санька отодвинул пустую тарелку и откинулся на спинку стула. — Вопрос ведь так и остался открытым: зачем эта, с позволения сказать, "Муза" приходила?

— Что тут неясного? За мной. Вернее — за информацией. Я ведь уже рассказывал.

— Хорошо. А результат? Он получил то, что хотел?

— Не знаю...

— Вот! Действия какие-то странные у этого товарища. Тебе не кажется? Для чего-то из тебя микроба сотворил... Было бы намного понятнее, если бы он тебя опять, как тогда, в рекруты...

— Ещё чего! — Настя возмущенно звякнула ложкой по тарелке. — Мне сейчас только этого не хватает! И так вон... Среди мух да тараканов сколько времени скрывался... Слава Богу, что всё так обошлось.

Санька с усмешкой посмотрел мне в глаза, но я и виду не подал. Только взбрыкнулдля порядку:

— "Скрывался"! Выражения у тебя...

— А что? Разве не так? — сверкнула Настя стальным отливом глаз. — И вообще, — заключила она тоном, не допускающим возражений. — Дайте поесть спокойно. Без этих ваших... вселенских заморочек.

Я сердито засопел, не желая продолжать разговор в таком духе. На выручку пришёл Санька:

— Сударыня, вы, как всегда, абсолютно правы! Не будем о работе за столом. Приятного вам аппетита!

Настя презрительно фыркнула:

— "О работе"!

Я опять мужественно промолчал, не давая вырваться на волю возражениям. Так лучше. Всё равно ничего не докажешь. Женщина всегда права. Даже когда она совсем не права.

Над столом повисло неловкое молчание, лишь изредка прерываемое негромкими уговорами доедать содержимое тарелки. Это Милка утаптывала своего неедяку. Игорь с теплотой поглядывал на их возню и авторитетно поддакивал жене.

— А где же наш зелёный друг? — нарушил паузу Санька. — Кто-нибудь его сегодня видел?

— Медитирует, небось, — с ухмылкой отозвался Игорь. — У своих богов благословения просит.

— Благословения? На что?

— На ратный труд.

— Что за бред? — поднял глаза молчавший всё время Пашка.

Игорь пожал плечами:

— Ну, я не знаю. Если не ошибаюсь, кто-то поручал ему с Антарктидой сражаться? Или мне тогда послышалось? — обернулся он в мою сторону.

Я покосился на свою половину, двумя пальчиками изящно державшую куриную ножку и с показным аппетитом её поглощавшую.

— Не послышалось. — И сделал едва приметный знак рукой: — Потом...

Настя аккуратно положила обсосаннную косточку на край тарелки и выпрямилась на стуле с просветлённым лицом, держа мизинчики на отлёте.

— Ладно уж! — сказала она, ни на кого не смотря. — Деловые вы наши. Рожайте свою Антарктиду. Нету меня.

— Да ну, что вы, сударыня! — засуетился Санька, незаметно подмигивая мне. — Не извольте беспокоиться! Мы — так. Ничего существенного. Мировые проблемы могут и подождать!

"Сударыня" многозначительно усмехнулась и направилась к выходу, приглашая женщин за собой:

— Девочки, как управитесь — загляните ко мне. Поговорить надо.

Пашка из-под шевелюры стрельнул в меня глазом. Понятно, мол, о чём будет тот разговор! Отсутствие Натальи с пацанятами, естественно, заметили все, но никто ни о чём не спрашивал, понимая заранее, что тема болезненная, и ковыряться в ней не стоит.

"Девочки" быстренько завершили трапезу и, шумно топоча по лестнице, вознеслись на второй этаж. Воспользовались приглашением.

— Ну вот, — удовлетворённо подвёл Санька черту. — Творческая атмосфера восстановлена. Вернёмся, что ли, к нашим баранам?

Я слегка пожал плечами, показывая, что, мол, ничего против не имею.

Игорь же, лицо которого после ухода близких вновь обрело непроницаемое выражение, равнодушно процедил, держа спичку в углу рта:

— К баранам-то мы вернёмся. Только где же наш подниматель пингвинов? Непорядок... в танковых войсках...

Пашка со вздохом поднялся:

— Щас пойду посмотрю...

— Вот-вот, намекни там ему: народ, мол, жаждет лицезреть главное действующее лицо.

Пашка, лениво шаркая ногами, вышел, а я удивлённо спросил:

— Вы что, всерьёз решили взвалить на одного Помогая такую сложную задачу?

— А что? — Игорь без всякого интереса блуждал взглядом по потолку. — Не потянет, что ли?

— Само собой. Надо хотя бы элементарно знать ситуацию на планете.

— А что там с ней такого? Ну, бардак везде — это и так понятно. Но какое это отношение имеет к Антарктиде? Там же нет никого. Кроме пингвинов.

Я внимательно посмотрел на него:

— Прикидываешься? Или правда не понимаешь?

— Прикидываюсь.

— И тебе не известно, что там находятся основные запасы пресной воды на планете?

Игорь презрительно цвикнул зубом:

— Ну и что? К чему тогда весь этот базар?

— Решить надо. Как подступиться к проблеме.

— Чего тут решать? Нельзя, значит, нельзя. Баба с возу...

— Почему "нельзя"?

— Сам же сказал: "Запасы". Значит, трогать нельзя. Вопрос автоматически снимается с повестки дня.

Я вздохнул:

— Оставлять их там тоже нельзя. Это приведёт к изменению направления вращения Земли.

Игорь хмыкнул:

— Нам-то что с того?

Я беспомощно посмотрел на Саньку, ища поддержки. Тот с хитрой ухмылкой слушал нашу перепалку и не вмешивался.

— Скажи ты ему...

— Игорёк, это грозит мировой катастрофой, — не вдаваясь в подробности, сказал Санька.

Игорь с осуждающим кряхтением встал из-за стола и подошёл к окну.

— Я как погляжу, у вас, куда ни кинь, одни мировые катастрофы. С чего вы взяли?

— Нам кино показывали, — ответил Санька, с едва заметной улыбкой переглядываясь со мной. — Страшное.

Выглядывая через стекло что-то за пределами Тадж-Махальчика, Игорь фыркнул:

— Телевизор много смотреть — вредно . Спать будешь плохо.

Санька вопросительно посмотрел на меня:

— Товарищ до сих пор не в теме?

— Да вроде как... случая не представлялось. Я уж не помню...

Игорь повернулся спиной к окну и сел на подоконник:

— Чего я ещё не знаю?

— Вот этого, — сказал я.

И развернул перед ним кошмарную панораму конца света.

* * *

**

Пока мы смотрели "кино", возвратился Пашка.

— Ну? — повернулись к нему я и Санька. Игорь, хоть и без особого интереса, но продолжал разглядывать апокалиптический пейзаж.

— Хреново ему, — сказал Пашка. — Скорее всего, время пришло.

— Ты о чём?

— "О чём"-"о чём"! Рожать он собрался!.. Или она... Хрен их там разберёт...

Я даже подскочил:

— И чё? Ему там помощь не нужна?

Пашка усмехнулся:

— А ты что? Рубишь в их гинекологии?

— Паш, ну я ж серьёзно!

— Да он мне даже дверь не открыл! Нельзя, говорит.

Санька при этом глубокомысленно изрёк, ни к кому особо не обращаясь:

— Вот так мы и живём... Не понос у нас, так золотуха...

— Во-во! — хехекнул Игорь, отворачиваясь от экрана. — А ты говоришь: "Пингвины"... Ему теперь вообще не до пингвинов будет. Бэбик по рукам и ногам скрутит.

— Ну, так что ж... — задумчиво ответил я. — Сами справимся...

* * *

**

Честно говоря, проблема полярных шапок меня как-то напрягала своей неясностью. И Помогай правильно сделал, что вовремя "слинял с дистанции", предоставив нам самим решать все нюансы.

Перед тем, как приступить к практической части, надо было определиться в главном: куда девать лёд?

Оставлять всё, как есть, нельзя. Это ясно, как день.

Резать по кускам и выкидывать в космос, куда-нибудь на дальние орбиты, — глупо. Чистейшая питьевая вода станет непригодной к использованию: жёсткое космическое излучение враз превратит её в радиоактивную. Потомки нам огромное спасибо скажут.

— А по назначению применить — в голову не приходит? — съехидничал Игорь. — Если уж такая она сильно питьевая?

— Выпить, что ли? — кисло отозвался Пашка.

Игорь фыркнул:

— Одно бухло на уме! "Выпить"!.. Я, вообще-то, — про орошение. Пустынь на Земле ведь до фига и больше. Со школы помню. Одна Сахара чего стоит! Какая жилплощадь даром пропадает!

Я задумчиво покачал головой:

— А хуже не будет?

— С чего вдруг?

— Представь, если на раскалённую сковородку бросить кусок льда?

— Могу, конечно, представить. Что тут сложного? Пошипит-пошипит, да и успокоится. В итоге вода будет.

— Ни фига себе! — не выдержал Пашка. — "Пошипит"! Даже со сковородкой рядом стоять — и то не всякий выдержит. А тут половина Африки "шипеть" начнёт, когда мы свой подарочек на Сахару опустим! Не завидую я тем бедуинам!

— Пущай радуются! — цыкнул Игорь.

Я оглядел свою команду.

— Ещё мысли есть?

Пашка покряхтел, почёсывая вилкой спину, и, словно через силу, выдавил:

— Ну, на Луну можно... На Марс, на крайняк... Хай себе там полежит до поры, до времени. Пока мы здесь разгребём.

— На Луну нельзя. Это всё равно, что в открытый космос. Атмосферы нет. А вот на Марс... Ну, это, как ты сам сказал, "на крайняк". Если другого выхода не будет.

— А тот Марс кувыркаться не начнёт, как вот в этом кине? — опять подал голос Игорь, указывая подбородком на экран.

— Да и хрен с ним! — отрезал Пашка. — Там даже пингвинов нет. Один песок.

— Ну да! А как же — "каналы"?

— Видели мы те каналы, — нарушил молчание Санька. — Дядечка Скиапарелли просто прикололся. С перепою, видать, показалось.

Игорь с интересом повернулся к нему:

— Это ты про кого?

— Про мужика, которому те каналы почудились. Ещё сто с лишним лет назад. Может, там что и было, да всё песком уж давно позанесло. Видел бы ты тамошнюю бурю! На всю планету!

— Вы уж и там подсуетиться успели?

— Та не... — проскрипел Пашка. — Санёк же тебе говорит: погода сильно нелётная была. Мы лишь прошвырнуться хотели. Да какой там...

Игорь только головой покрутил и коротко хохотнул.

— Да ты не завидуй, — по своему понял Пашка. — Много не потерял.

— Было бы чему завидовать! Я с вас угораю...

— Ну а всё-таки? — напомнил я. — Какие будут предложения? Что-то я особого задора в ваших глазах не вижу.

Пашка кисло фыкнул:

— А чё там интересного? Только зря время терять?

— Во-во! — поддержал его Игорь. — У Славика и то интереснее было. Паша там такого навертел! Одно слово — художник! Местные мужики в осадок выпали, когда техника, как с неба, сыпаться начала!

Я усмехнулся:

— Представляю...

— Не, ты не представляешь... — цвикнул Игорь зубом. — Это видеть надо!

И он опять со скучающим видом стал разглядывать пейзаж за окном.

— Этих "Славиков" ещё на всех хватит, — успокоил я его. — Не переживай. Со льдом надо разобраться. Время поджимает.

— Ну, так действовать давай! Действовать! Чё языком-то зря чесать? Карта есть? Для начала хотя бы оглядеть поле боя.

— Само собой, — ответил я, и один из компов начал загрузку. — Только мы так и не определились, куда будем лёд девать?

— Я ж сказал: в Сахару! Там столько воды отродясь не видали! Да мало ли пустынь?

— Австралия тоже почти весь материк — пустыня, — вставил Пашка. — Гоби, Калахари, Средняя Азия...

— Во! А ты говоришь: "Куда?" Щас всю планету в цветущий сад превратим!

— Или в непросыхающее болото, — подковырнул Санька.

— Тоже вариант! — усмехнулся Игорь. — Всё лучше, чем от жажды помирать!

Я со вздохом покрутил головой, склоняясь к компьютеру:

— Детский сад...

31. Спецы-вредители

Побегали мы по сайтам, посмотрели информацию. И по Сахаре, и по Антарктиде. И по другим местам Земли, где с водой напряг довольно ощутимый. Если не сказать ещё сильнее.

Всё это было хорошо. Всё вроде бы соответствовало нашим намерениям. Но что-то смущало меня во всех этих наших наполеоновских планах. Шапкозакидательство какое-то. Я никак не мог для себя чётко определить, что именно. Какой-то момент постоянно ускользал от нашего внимания. И я боялся, что вылезет он, этот самый "момент", когда процесс пойдёт и уже нельзя будет ничего изменить.

— А можно задать ехидный вопрос? — усмешка не сходила с Игоревых губ во всё время обсуждения.

— Ехидный? Можно, — кивнул я, ожидая очередной колкости в свой адрес.

Игорь покряхтел, собирая извилины в кучу и спросил:

— Я — о технической стороне мероприятия. Как ты себе представляешь сам процесс изъятия льда? Ножовкой, что ли, отпиливать будешь по кусочку?

— Топором! — отомстил Пашка за недавнюю насмешку.

Но тот и ухом не повёл, ожидая моих объяснений.

— Не вижу в данном вопросе никаких сложностей, — пожал я плечом. — Воспользуемся чужой идеей. Зачем изобретать велосипед?

Все с интересом воззрились на меня.

— Я имею в виду книгу Абрамовых "Всадники ниоткуда".

Ответом было выжидающее молчание.

— Что? Никто не читал, что ли?

— Да как-то, знаешь... — проскрипел Игорь, всем видом давая понять, что литературу подобного рода он особо не приветствует. Как, впрочем, и всякую другую.

Санька предпочёл благоразумно промолчать, а Пашка, чуть сморщившись в потугах воспоминаний, осторожно спросил:

— Это не там были...как их?.. розовые облака?.. Что-то припоминаю...

— Вот-вот! — порадовался я, хоть и неуверенной, но, всё-таки, поддержке.

— И что это нам даёт? — фыркнул Игорь, услышав "розовые".

— А то и даёт, — улыбнулся я при мысли, в какую сторону сразу занесло моего неграмотного собеседника. — Там на Землю пожаловали инопланетяне негуманоидного типа в виде тех самых розовых облаков. Для каких-то своих, никому неизвестных, целей они резали лёд Антарктиды километровыми кубами и угоняли их в космос.

— Ну а всё-таки? — давил Игорь. — Делали они это как?

— Это и я тебе скажу, — Пашка придвинул стул и сел напротив него. — Они просто сплющивались в блин, толщиной в молекулу...

— Если не тоньше, — вставил я.

— ...и, как раскалённый нож в масло, входилили в лёд без всяких усилий, — Пашка даже ладонью изобразил процесс вырезания. — А потом вынимали получившийся "кирпич" и — фьюить! — туды его в качель! — махнул он куда-то вверх.

— А управлял ими кто?

— Никто. Это они сами и были теми инопланетянами. Могли так себя преобразовывать в любую форму.

— А почему тогда "облака"?

— Ну, — замялся Пашка, поглядев на меня. — Это их обычное состояние. В виде облаков. Розовых. Они так везде высвечивались.

Игорь выслушал объяснение с равнодушным видом, перекинул спичку во рту туда-сюда и, деловито цвикнув, вынес вердикт:

— Брехня!

— Не спорю. Но на то она и фантастика. Научная, — подчеркнул я. — Да и законы природы, в принципе, не нарушены, описано всё довольно правдоподобно. Почему бы и не взять нам эту идею за основу?

— Хм! — было мне ответом. Прозвучало оно как: "Твои проблемы!"

— Ну а ты чего молчишь? — обратился я к Саньке. — Плохой вариант?

— Я этого не говорил.

— Да ты вообще ничего не говорил, — усмехнулся Пашка. — Хрюкни хоть что-нибудь для разнообразия.

— Хрюкну, — веско произнёс Санька. — Только мой "хрюк" вам не понравится.

— Есть возражения? — спросил я.

— Скорее — уточнения.

— Ну-ну! — напрягся Пашка. Он уже принял тему близко к сердцу и приготовился отстаивать её, как свою.

— Я про людей хотел спросить. Как они отнесутся к нашей деятельности?

— Какие ещё люди? — нехорошо ощерился Пашка, предчувствуя подвох. — Там нет людей. Одни пингвины. Ты -что? — и у них будешь разрешение спрашивать?

— А полярники? Там же работают учёные.

— Ну и нехай себе работают. Льда на всех хватит. Да и вряд ли там кто остался после нашего погрома! Не до Антарктиды людям сейчас.

— Не уверен, — спокойно возразил Санька. — Не так давно там офигительные перспективы открылись. Многие рты пораскрывали на тот каравай.

— Тяму не хватит продолжать. Слепой, что ли? Не видишь, что в мире делается? Не до жиру.

— А вот тут не мешало бы и поинтересоваться, — Санька поудобнее устроился на стуле, положив ногу на ногу. — В реале, так сказать. Как мы? — обратился он ко мне.

— В принципе, надо бы, — согласился я. — Осмотреть поле битвы, как сказал Игорёк.

— Ну, тогда поехали?

* * *

**

Санька был прав. Полярников просто бросили на произвол судьбы. И наших, и забугорных. Они доедали последний ремень, сжигали последние капли горючего и посылали сигналы о помощи во все концы Земли. Но никому до них не было никакого дела. Даже не обещали помочь.

Мы нарисовались как раз вовремя. Правда, случись это пораньше, возможно, обошлось бы и без криминала. Обстановка там накалилась уже до предела и речь шла об элементарном выживании.

Но — мы тоже не боги. Хотя, доля вины, при том — значительная, лежит и на нашей совести. Весь этот бедлам с разоружением затеяли мы, а потому просто обязаны прийти полярникам на помощь. Лучше поздно, чем никогда.

— И как ты думаешь их спасать? — кривился Игорь. — Чё? Нарисуешься перед каждой экспедицией: "Здрассьте-пожалуйста, я пришёл вас выручать"? Так для этого надо хотя бы язык знать по минимуму. Да и вообще...

— Зачем рисоваться? Всё обделаем потихаря. Они и знать не будут, кого благодарить.

— Хе! Здорово! Это как? Усыпишь? Повырубаешь всех?

— Да нет же! Всё по тому же принципу. Вырезаем под станцией ледяной кирпич и переносим весь бутерброд на родину. Пусть они там сами разбираются, как оно так получилось. Главное, что живы и здоровы!

— Можно подумать, что они не заметят наших манипуляций!

— Да и хрен с ним! — фыркнул Пашка. — Тебя это волнует? Меня — нет.

— Ну-ну!.. — Игорь недоверчиво рассмеялся. — Я погляжу, как вы всё это провернёте.

— "Вы"! — передразнил его Пашка. — А ты что? Не с нами?

— С вами, с вами. Я только в уголочке посижу. Полюбуюсь.

Пашка смерил его кислым взглядом и отвернулся к экрану.

— А ты говоришь: "Свежая голова"...

Последняя реплика относилась уже ко мне.

Я ничего не ответил. Просто молча сотворил почти невидимое лезвие полукилометровой высоты и погрузил его в миллионотонный ледовый панцирь. Стал вырезать первый кирпич под российской станцией "Мирный", прилепившейся недалеко от побережья моря Дэвиса, как было обозначено на карте Антарктиды.

— А чего ж не розовое? — не утерпел Игорь в своём "уголочке". По всему было видно, что его захватила лёгкость исполнения браслетом задуманной операции.

— Чего зря гусей дразнить? — негромко ответил за меня Пашка, тоже внимательно следивший за беззвучной процедурой. — Попадутся такие вот... ценители. И то им не так, и это... Потом оправдывайся...

Некоторое время все молча наблюдали, как едва заметная линия бежит среди ледовых неровностей. Мы летели вслед за нею. Слышно было только завывание ветра. Потом Игорь, как бы извиняясь, процедил:

— Лихо!.. Я думал там визгу будет, да грохоту... А тут как нож в масло... Даже пар не идёт...

— С чего бы ему идти? — гордо засопел Пашка. — Фирма гарантирует!

— Да уж... Аппаратик — я тебе дам!

— Погоди! То ли ещё будет!

Когда периметр с квадратный километр был обозначен, я погрузил изображение на глубину где-то около ста метров и начал подрезать "кирпич" снизу, отделяя от континентальной массы. Браслет сам дал знать, как только лезвие вышло за пределы вырезанного куска.

— Ну, теперь самое интересное... — выдохнул я, начиная извлекать ледяную глыбу из образовавшегося паза.

— Тебе помочь? — хехекнул Пашка одобрительно. — Кирпичик приподнять?

— Кишка тонка... — тихо отозвался Игорь, теребя в зубах несчастную спичку.

Санька молча наблюдал за моими действиями. И лишь когда над заснеженной равниной завис гигантский параллелепипед с идеально ровными и абсолютно прозрачными гранями, в глубине которых струилась и переливалась изумрудно-голубая муть, удивлённо заметил:

— Неужели ничего не замечают?

Солнце, низко висящее над горизонтом, бликовало на обращённой к нам грани.

— Это ты про обитателей, что ли? — спросил Пашка, не отрывая глаз от экрана.

— А то про кого же? Не про пингвинов же...

— Их, кстати, что-то и не видать...

— Чего им тут уже ловить? — фыркнул Игорь, выплёвывая спичку. -Полярникам самим жрать нечего...

— Ты думаешь, они попрошайничать к людям идут?

— А то...

— Да ни фига! Элементарное любопытство.

— Ты-то почём знаешь?

— Книжки иногда почитываю! — многозначительно подвигал Пашка своими густыми бровями.

И это была истинная правда. Уж кто-кто, а я-то Пашку знал. Хотя, вся его эрудированность сводилась к простому желанию заткнуть за пояс любого кроссвордиста. Поэтому знания были разносторонними, но поверхностными. Исключение составляла, может быть, только астрономия. Но я об этом уже рассказывал.

— Ну и чё теперь? — спросил Игорь у меня, не наблюдая движения зависшего в воздухе "кирпича". — Своим ходом до Москвы?

— Ну ты, как первый раз замужем! — цыкнул Пашка. — Телепортация у нас на кой?

— Такую дуру? И в то окошко?

— Да хоть целую планету!

Уверенности Пашки я не разделял. Предстояло первый раз опробовать двойной переход. Не возникнут ли технические проблемы?

Почему двойной?

Первым было то окно, через которое мы, сидя у себя в тепле и уюте, наблюдали происходящее в Антарктиде. А второе предстояло открыть для перемещения "кирпича" в пределы Москвы. Не выключая наше. Как бы мы тогда увидели результат?

Можно, конечно, было выйти "на плэнэр", и уже оттуда управлять ситуацией, довольствуясь одним переходом. Но там же холод собачий! А посему я решил разрулить ситуацию по-новому.

Объяснить задачу браслету не составило труда. Он понял моментально, потому что образ предстоящей операции стоял перед моим мысленным взором. Попросту материализовал его.

Сотворённый нами колоссальный айсберг идеальной формы медленно вплыл в разверзшийся зев пространственного перехода и аккуратно лёг на заснеженную равнину Подмосковья, с треском подмяв под себя одиноко стоявшую рощицу чалых деревьев. И это было единственным резким звуком за всю прошедшую операцию.

Мы хором облегчённо вздохнули.

— Глуши коптилку! — Пашка радостно потёр ладони одну о другую. — За это дело надо выпить!

— Я ж говорю, — подытожил Игорь с ухмылкой. — Кому чего, а Паше только "выпить"!

— Чаю! — оскорбился "Паша". — Ничего другого я не имел в виду!

— Да-да! Говори...

— Ладно вам! — прервал я их трёп, выключая экран. — Передохнуть и впрямь не помешает.

— Н-наливай! — Пашка сопроводил восклицание выразительным жестом и вдруг спохватился: — А там-то экран выключил? Который второй?

Я с наслаждением потянулся, разминая застывшую от напряжения спину:

— Обижа-аешь...

* * *

**

— Один вопрос, — задумчиво проговорил Санька, вертя в руках недопитую чашку с чаем.

— Ну?

— Зачем так высоко?

Пашка так и впился в него нехорошим взглядом:

— Ну, что опять не так? Что "высоко"?

— Я говорю о толщине нашего "кирпича". Ведь там же добрая сотня метров! Как они слезать будут? Вы не подумали? Это хорошо сейчас — солнечная и ясная погода. А если облака набегут? Они ж за облаками окажутся!

— А ты не заметил? — ядовито осведомился Пашка. — У них там вертолётик стоит возле вигвама. На нём и спустятся.

— На чём? — насмешливо переспросил Игорь. — Те вертолёты забыли, когда летали. У них же полный кирдык по всем статьям: что в жратве, что в топливе!

— Ну я не знаю! — развёл Пашка руками. — Посигналят как-нибудь. По рации вызовут...

— А не легче просто "кирпич" потоньше сделать? — спросил Санька у меня. -Чтоб сами, без чьей-либо помощи смогли эвакуироваться? Зачем было такой толстый делать?

— Чтоб при транспортировке не разломился, — пожал я плечами. — Лёд — штука хрупкая. Тем более, такая масса.

— Ведь он уже на месте. Что мешает урезать по высоте? Помочь надо ребятам. И так натерпелись.

— Да я чё? Я не против...

Сказано — сделано.

Включив изображение ледяного монумента, конечно, дико смотревшегося на фоне местного пейзажа, я, тем же лезвием, срезал верхнюю часть его, толщиной метров десять, и слегка приподнял над оставшейся на земле массой. Потом, взметая снежные буруны и пропахав широченную борозду в местном ландшафте, я сдвинул по полю нижнюю часть в сторону , чтобы не мешала. И, наконец, бережно, едва дыша, опустил верхнюю, явственно потрескивающую, часть на освободившееся место.

— Ну вот! — удовлетворённо сказал Санька. — А то оставили людей на необитаемом острове!

— Их и так оставили, — усмехнулся Игорь. — И, заметь: это сделали не мы!

— Бог им судья...

А Пашка, глядя на верхушку айсберга, тоскливо вздохнул:

— Ну хоть бы спасибо сказали... Никакой активности! Будто их и не касается...

— Как проснутся — скажут, — хехекнул Игорь. — И тебе, и матери...

— Так, — пресёк я нарождающуюся дискуссию. — А с отходами что будем делать? Если эта глыба растает, здесь же непроходимое болото будет!

— Как "что"? — оживился Игорь. — В пустыню! Где у нас там Сахары-Каракумы? Хватай, да тащи!

— Шустрый какой! Дай хоть сориентироваться немного!

— А чего телиться? Ждать, когда растает?

— Не растает, — заверил Пашка. — Видишь? Здесь тоже зима. Снег ещё не сошёл.

— Чё-то у нас везде зима получается. И в южном полушарии, и в северном...

Пашка хмыкнул, удивляясь неграмотности Игоря:

— Так ведь в Антарктиде лето сейчас!

— Я этого не заметил. Что здесь — пурга, что там...

— Так ведь там летняя пурга! — хохотнул Пашка. — А здесь — зимняя!

Игорь косо посмотрел на него:

— За дурака держишь?

На что Пашка только и ответил:

— Ученье — свет! — И тихо добавил: — А неучёных — тьма...

Я выпрыгнул на пару секунд в околоземное пространство, глянул, где там эта самая Сахара и ринулся вниз, к её барханам.

— Чё за прыжки? — опешил Игорь от неожиданности. — Чего ищем?

— "Следующая остановка — пустыня Сахара! — продекламировал Пашка, имитируя женский голос. — Осторожно! Двери открываются!"

— Вот уж — на фиг! — запротестовал Санька. — Не вздумай! Смотри, что там творится!

С орбиты, конечно, мы этого рассмотреть не могли. Считай, половину гигантской пустыни покрывала бурлящая волна песчаной бури. Когда мы опустились на поверхность, обзор оказался вообще равным нулю. Солнце смотрелось в небе мутным красным пятном, а в нашу сторону неслись тысячи тонн песка! Естественно, на границе, разделяющей нас, они исчезали, но впечатление было тоже не из приятных.

— Ты специально это сделал? — хохотнул Игорь.

— Что? — удивился я.

— В спокойном месте сесть не мог? Решил вот таким манером показать несостоятельность моего предложения?

— Вот оно надо! — усмехнулся я. — Сел, где попало. Методом тыка.

— Плохо тыкаешь. Неудачно, я бы сказал. А ещё кто-то говорит, что это я в школе плохо учился...

Пашка только хрюкнул в ответ, а я вздохнул, бестолково пялясь в рыжую бурлящую тьму:

— Сам вижу. Давай в другом месте посмотрим?

— Ну, конечно! Чё тут ловить? Надеюсь, она тут не круглый год буянит? Хоть иногда выключают? Вот потом и наведаемся.

Санька с усмешкой сказал:

— Нам по жизни везёт на разные катаклизмы!

— На Марсе тоже так? — с подковыркой спросил Игорь.

— Да уж! — Пашка тряхнул своей косматой шевелюрой. — Там похлеще будет! Раза в три! А то и в пять...

— Куда ж ещё-то? И так вон, смотри — армагеддон в полный рост!

Я выпрыгнул из песчаного облака и понёсся над раскалённой равниной. Панорама глаз, конечно, не радовала. У меня даже возникло нечто вроде дежа-вю: на мгновение показалось, что я опять обозреваю лунный пейзаж. Песчаная буря осталась где-то далеко позади, а под нами перемещалась бескрайняя каменистая россыпь. Впечатление, конечно, было обманчивым, но даже отсюда чувствовался жар, исходящий от поверхности.

— Мама дорогая! — воскликнул Пашка. — Да здесь трёх Антарктид не хватит, чтобы оросить этакую нежить!

— А пишут, что не так давно здесь леса произрастали, — тихо заметил Санька.

— Ага. Тебе ещё не то напишут. Сидя возле компа. Кой чёрт "леса"! Тут же — о! смотри! — ни травиночки!

Я притормозил.

— Ну так что? Сюда выгрузим наш "кирпич"?

Игорь повёл плечом:

— Можно...

— Да он тут в момент испарится! — опять хрюкнул Пашка. — Минуя жидкое состояние!

— Вот и посмотрим...

* * *

**

Лучше б мы этого не делали! Вернее, делать то всё равно надо, но не так же бестолково!

А произошло вот что.

Пашке, как всегда, захотелось экстрима. Как это так? В Сахаре был, а Сахары не видал? В смысле, "не ощутил рецепторами". Словечко же нашёл!

— Открой окошко-то, — попросил он меня. — Пошшупать своими руками хочется. Запах Великой пустыни в ноздри свои запустить.

Казалось бы, что тут такого? Мало ли, где я тот проход открывал? Даже на других планетах, что несравненно опаснее, а тут — мать-Земля!

И команда, вроде, не против. Санька молча щурился на ослепительную панораму, не изъявляя желания последовать Пашкиному примеру. Игорь очередную спичку дожёвывал, коротко хмыкая на Пашкины хотения, тоже не стремясь в первопроходцы.

Ну, я и открыл.

В лицо пахнуло, как из раскалённой печи! Все пятьдесят с лишним градусов ринулись в прохладу нашей гостиной!

Но того и следовало ожидать. Пустыня же всё-таки!

Пашка выскочил на ту сторону, покочевряжился немного под палящими лучами солнца, изображая из себя то ли папуаса, то ли бедуина в ритуальном танце. Ну а мы, оставшиеся по эту сторону, постепенно притерпелись к температуре. И я как-то не подумал переход прикрыть, когда Пашка вернулся назад, всё так же пританцовывая, но теперь уже оттого, что устоять спокойно на раскалённых камнях было невозможно.

Я просто сразу же приступил к делу, не обращая внимания на трёп своих друзей по поводу Пашкиной активности.

Когда я открыл второй переход к тому месту, где дожидался наш "кирпич", из него с громким шипением вырвался вихрь холодного пара! Вроде того, как парит на жаре открытый на несколько секунд контейнер с мороженым. Сухой лёд тут же начинает испаряться в окружающее пространство. Только в нашем случае и контейнер оказался побольше и лёд не сухой. Холодный воздух Подмосковья ринулся из прохода на просторы Сахары. Сразу же образовался смерч. Сначала белый, а потом, когда в свой поток он захватил тучу пыли и мелких камней, стал грязно-серым.

Я не ожидал такого эффекта и немного растерялся. Даже ума не хватило вовремя закрыть преход на нашу сторону.

— Чего ты сидишь?! — испуганно завопил Пашка, защищаясь от летящих в лицо камней. — Форточку закрывай!!!

Я вырубил всю систему переходов и в наступившей тишине ошалело оглядел своих соратников.

— Кто-то говорил, что пошипит, да перестанет? — съязвил Санька, хитро поглядывая на Игоря и отряхивая пыль со штанов. — А ведь мы ещё и не начинали!

— А что шипело-то? — презрительно процедил тот, широко расставив ноги и сунув руки в карманы. — Кто-нибудь мне может толково объяснить?

— Да это же чистая физика! — воскликнул Пашка. — Козе ж понятно! Холодный воздух тяжёлый, вот он и ломанулся вытеснять горячий.

— Хм! А мне казалось, наоборот должно быть: горячий в дыру попрёт.

— А он и попёр! Только сверху. Видал, какой смерч завертелся?

— Да чё я там видел? Бой в Крыму, всё в дыму! Как в бане...

— М-да-а... — задумчиво протянул я. — Вот и попробовали. Это тебе не ящик с мороженым открыть...

— И какой же отсюда вывод? — спросил Санька. — Получается, что в нашем, так сказать, "про-жек-те" дыра образовалась? Непредусмотренная?

— Не вижу никакой проблемы! — фыркнул Пашка. — Всего-то делов: уравнять давление и температуру с обоих сторон перехода!

Игорь уселся на подоконник и саркастически поддакнул:

— Да! Чё там? Африку остудить, да Москву разогреть! Делов-то!

Пашка сердито насупился, но не сдавался:

— Ни черта не понял, а всё туда же!

— И чего же я не понял? Сам сказал...

— Я сказал, — перебил его тот с металлом в голосе, — "уравнять давление и температуру" — это значит "поднять фронт работ высоко над землёй". Туда, где одинаково холодно.

— Опа! — заинтересовался я. — Ну-ну! Продолжай...

Пашка сразу обмяк, увидев, что его идея упала на благодатную почву:

— А чё там "продолжать"? Вот сам посуди. На высоте километра два-три даже над Сахарой — холод собачий. Не говоря уж про Подмосковье. Это ж закон физики: чем выше, тем холоднее. Так? Так! Вот на этой высоте и надо открывать окно. А потом уж "кирпич" в него совать. Без таких вот... спецэффектов. Я понятно объясняю?

— Более чем! — довольно улыбнулся я, пожал ему руку в приступе благодарности и панорама Сахары вновь перекрыла половину гостиной. На том же самом месте. Погодная аномалия, сотворённая нами, уже рассосалась. Лёд растаял, вода бесследно испарилась и опять жарило, как в печи.

Наученный горьким опытом, я не стал больше баловать наши "рецепторы" запахами Великой пустыни. Ловить там, по сути дела, нечего. Камни, они камни и есть.

Я всё сделал так, как придумал Пашка. Особой одинаковости температур мы, конечно, не достигали. Оно нам без надобности. Так, на глазок.

"Кирпич", терпеливо дожидавшийся наших действий, медленно взмыл ввысь на трёхкилометровую высоту и, плавно въехав в разверзшиеся ворота, с тяжёлым грохотом обрушился на камни Сахары. Нечего с ним "няньчиться", как выразился тот же Пашка. Людей на нём теперь всё равно нет!

Пф-ф-ф-ф!!!

На месте падения с оглушающим шипением и треском опять завертелся белый вихрь и взмыл высоко в небо! Камни лопались от резкого перепада температур и громко стреляли! Каннонада слышна была, наверное, за километры!

Наш айсберг при падении раскололся на тысячи обломков и теперь они быстро таяли. Паром заволокло всё вокруг! Откуда-то сразу налетел ветер и стал кружить свежеиспечённые облака. Наверное, первый раз за несколько лет в этом месте пустыни пошёл дождь! Правда, его капли всё равно не долетали до раскалённых камней. Они шипели и испарялись.

— Вах-вах-вах! — поцокал языком Пашка, любуясь на картину разрушения. — Слющий, дарагой, кхакой фейерверк!

— Скажут "атомная бомба взорвалась", — пробормотал Игорь, отстранённо наблюдая за катаклизмом.

— Кто "скажет"? — тут же поменяв тональность и национальность, хохотнул Пашка в каком-то диком восторге. — Здесь же никого нет! Да и бомб теперь тоже никаких нет! Ни простых, ни атомных! И слава тебе гос-с-споди! — карикатурно обмахнул он свою физиономию. — Аминь!

— Что у вас тут происходит?! — раздался за моей спиной сердитый голос и топот множества ног по лестнице. — Весь дом ходуном! Гремят, шипят, орут! Война, что ли, началась?

— Ага! — дурашливо поддакнул Пашка, встречая улыбкой до ушей делегацию женщин во главе с моей Настей. — Со Снежной Королевой воюем!

— А если серьёзно?

— Сама не видишь? — оглянулся я и прикусил язык. Настя шутить не собиралась.

— Ничего не вижу... — поморщилась она и прикрикнула: — Хоть звук-то догадайся выключить! — И когда каннонада стихла, набросилась на меня: — Чего вы тут расшумелись?

— Ну, это... — смутился я. — Землю — того!.. спасаем...

Увлечённый процессом, я как-то и позабыл, что мы в доме не одни.

— А зачем так громко? Спасатели! Ити налево! Всех поперебаламутили! Мы уж думали, тут крыша обвалилась! Опять, что ли, очередную аферу затеваете? Не живётся же вам спокойно... Что там за парная баня? — не отходя от кассы, тут же потребовала она отчёта, с неприязнью смотря на экран.

Остальная часть "делегации" припарковалась к своим половинам и едва слышно уточняла подробности, покачивая головами.

— Лёд плавится, — пробормотал я. — В Сахару перекинули. Из Антарктиды.

— Да хоть с Луны! — неистовствовала моя Настасья, оглядываясь на женскую часть коллектива, словно ища у них поддержки. — Нам оно без разницы! Только делайте это потише! Витьку мне разбудили! Едва успокоила!

— Ну, извини, — я притянул её к себе и попытался поцеловать в щёку, но она отстранилась, всё ещё гневно раздувая ноздри. — Не буду я больше...

— Ага! И меньше тоже! — глаза её отливали сталью и ничего хорошего мне не обещали. — Спецы, мать вашу! Вечно куда-то вляпаются! Не хором, так поодиночке!

— Никуда мы ещё не вляпались... — сделал я хилую попытку объясниться.

Но ураган по имени Настасья не утихал:

— Вредители вы, а не спецы! А ты — так вообще, в квадрате! Устроил из уютного семейного гнезда какую-то экспериментальную лабораторию! Уже ему чем-то Сахара помешала! Песок не так лежит? Или не там?

Я опять попытался ей напомнить, с чем всё это связано. Но она не слушала! Её просто несло! Ей нужен был только покой! Ей и малышу! И больше ни о каких мировых проблемах она и слышать не хотела!

Ну, что оставалось делать? Только сидеть и терпеливо ждать, когда пар будет выпущен и ураганный ветер страстей уляжется сам собой.

Когда за раздражённой не на шутку Настей захлопнулась дверь, ведущая на лестницу, я поднял голову и с удивлением обнаружил себя в гордом одиночестве. Команда моя потихаря рассосалась по Тадж-Махальчику. От греха подальше. Чтобы ненароком и им не досталось на орехи от разбушевавшейся хозяйки. Короче, их супруги утянули по своим углам. Пашка тоже под шумок слинял. Разбирайтесь, мол, сами. Муж да жена, как говорится, одна сатана...

32. ''Не страшны нам Арктика с Антарктикой!''

М-да... Вот так и живём...

Но, как бы оно там ни было, а работу надо продолжать. Там люди гибнут. Брошенные на произвол судьбы. И, кроме меня, им никто не поможет.

Хм! "Вредитель в квадрате"!.. Скажет тоже...

Я тяжело вздохнул и переключил изображение на Антарктиду. Туда, где теперь вместо станции "Мирный" зияла впадина абсолютно правильной формы. Километр на километр. Та самая. Нашего изготовления. Её края отвесно уходили на стометровую глубину. Причём, они уже заметно обросли снеговыми валами, которые набросала неутихающая метель.

Ну, по крайней мере, здесь пока делать нечего. Совесть моя чиста. Люди уже на материке.

Собравшись искать следующий объект для переноса, я вдруг обратил внимание на чёрную точку, едва видимую на дне гигантского котлована. Она медленно и хаотично перемещалась.

Господи! Неужто, кто-то из обитателей станции свалился с айсберга во время его изъятия? Только этого не хватало!

Я ринулся вниз к непонятному объекту, притормозил в паре метров от него и... рассмеялся.

По дну котлована важно расхаживал пингвин. Он часто останавливался и с недоумением поглядывал наверх, проявляя признаки нетерпения. Видимо, ждал, что кто-нибудь из людей вот-вот придёт к нему на помощь.

Свалился, дружок? И как только не разбился, падая с такой высоты? Ведь не шутка — сотня метров точно будет!

Я огляделся. Понятно. Метель и здесь приложила свою снежную руку. Сверху оно было неприметно, но теперь явно видно, что за то время, пока мы, как дурни со ступой, носились с "кирпичом", она намела здесь довольно высокие сугробы. Вот в один из них и спланировал незадачливый искатель приключений. Недалеко вон и вмятина сохранилась. Наверное, только что сподобился, и поэтому метель даже не успела след замести.

С этим надо что-то делать. Не буду же я дежурить возле каждой ямы, спасая любопытных бестолковок.

От неожиданности трепыхая немощными крыльями и перепончатыми лапами, пингвин взлетел с моей помощью обратно на поверхность и плюхнулся в один из сугробов неподалёку. Уж и не знаю, что он там сказал мне в качестве благодарности, но клюв от испуга он долго не закрывал. Звука-то не было. Памятуя наказы партии и правительства, я работал в абсолютной тишине.

— Спасибо он тебе точно не скажет, — услышал я голос Пашки.

Я вздрогнул и оглянулся.

— Тьфу, чёрт! Испугал... Ходишь, как привидение...

— Хе-хе! А нам — слышал? — вздёрнул он бровью и покосился наверх. — Шуметь нельзя. Тихой цапою, тихой цапою, — изобразил он, как крадётся вдоль стенки, — так и шастаем, так и шастаем...

— Да ладно! Не бери в голову... Где был?

— Так... Воздухом дышал... Смотри, а ему понравилось! Щас опять туда сверзится.

Это он мне про пингвина напомнил. Бестолково покрутившись в поисках соплеменников, тот бодрым шагом направился прямиком к котловану. Ему-то из-за сугробов не видать, куда путь держит. Это нам с высоты птичьего полёта всё видно.

— Блин! Мне это уже начинает надоедать! Так и будем его пасти?

— Да выгрызи ты ему наклонный пандус во льду. Свалится, так сам по нему и выберется.

Я восхитился простотой решения. И как мне самому это в голову не пришло?

Перенеся искателя приключений подальше, чтоб не попал под инструмент, я быстренько реализовал Пашкину идею. Отходы льда поскидывал прямо на дно котлована, заодно и уменьшив этим, хоть ненамного, его глубину. Пустячок, а приятно. Не так высоко будет падать очередному бродячему любознайке.

— Гля, понравилось! Он прямо тащится от твоей транспортировки! — хихикнул Пашка. — Опять сюда идёт!

— Ну уж, на фиг! Валим отсюда! Много чести!

— Интересно, а почему он один бродит? Они ж обычно стаями держатся?

— Видать, заблудился, отстал...

Судя по карте, которую мы откопали в Интернете, если двигаться на восток, ближайшей станцией была австралийская Casey. Туда мы и чесанули, особо не раздумывая. Будем двигаться по кругу, решили мы, прочёсывая всё побережье материка. А потом двинем вглубь его.

Я напряжённо высматривал среди несущихся навстречу барханов, слепящих своей первозданной белизной, очередное человеческое поселение.

— Кэйси... — прочитал Пашка, елозя пальцем по монитору. — Или Кэйсэй? — Он выжидательно уставился на меня. — Как читается правильно?

— Спроси чего-нибудь полегче, — дёрнул я плечом.

Не настолько был хорош наш английский, чтобы ещё специальные названия разбирать. Хард-роковое образование не давало ответа на поставленный вопрос. Нам с ним до сих пор хватало и того, что мы с горем пополам разбирали названия любимых музыкальных шедевров. Хорошо ещё, что их авторы не слышали нашего произношения! Или, того хуже, — перевода...

— Тормози! — Пашка первым увидел занесённые снегом жилища полярников. — Вот они те самые Кэйси. Вместе с ихними кэйсюками...

Станция прилепилась у самого побережья. Процесс вырезания уже был знаком и много времени не отнял. Одну из граней айсберга я сразу стал резать под углом, чтобы потом ещё с пандусом не возиться. В качестве подъёмника для особо любопытных.

— Высоту "кирпича" действительно меньше сделаем? — посоветовался я с Пашкой, прежде чем нырять вглубь ледового покрытия. — Не разломится при переезде?

Тот задумчиво подвигал своими выразительными бровями:

— Хм! Ну, это зависит от того, куда положим "бутерброд". Австралия — сплошь пустыня и только на востоке у неё полоска, пригодная для жизни. В пустыню лёд мы уже клали. Сам видел, что из этого получается. Значит, отпадает... — размышлял он вслух. — На восточном побережье им и так самим жить негде. Ещё мы тут со своим подарком... Может, на воду положим? Возле одного из ихних мегаполисов? Чтоб сразу заметили, да помогли бы чем-нибудь? Как тебе такой вариант?

— Да давай... — пожал я плечами. — Вроде ничего страшного...

— Нет, — тут же отмёл он и продолжил оттачивать свою мысль. — Тут тоже есть один негативный момент. Прикинь: как только "пирожок" опустим в воду, сразу же небольшое цунами побежит к берегу. Соображаешь? А там люди отдыхают. Неприятности могут быть.

— Блин! Тоже верно... Что ж тогда? На чём остановимся?

— Давай знаешь, как сделаем? Рядом с городом, но на берегу. Где-нибудь на отшибе. Пусть сами думают потом, как до дому добираться.

— Значит, по высоте надо меньше делать. Метров двадцать хватит, я думаю?

— Ляпи... Только тоже, как для пингвинов, в самом "кирпичике" срежь одну грань для удобства эвакуации.

— Понял. Но давай сначала место присмотрим.

Присмотрели. Невдалеке от Мельбурна (если карта нам не врала). Невысокое такое плоскогорье, покрытое густым тропическим лесом. Рядом, километрах в двух, по трассе бегала разнокалиберная автоживность.

— Вот сюда и выгрузим, — кивнул Пашка. — А дальше — пущай автостопом. Или вон, на своих вездеходах. Если, конечно, горючка ещё осталась. Небось, уже будут в своём царстве-государстве. Не заблудятся.

Дальше — уже дело техники. Подрезали, аккуратно подняли, сунули в окно, опустили на присмотренную территорию. Лесом, конечно, пришлось пожертвовать. Но — ничего. Оклемается. Лёд растает, и деревья восстановятся.

— Закрывай! — махнул Пашка. — Поехали дальше!

Пока я осваивал антарктическую целину, то бишь до рези в глазах всматривался в девственную белизну пролетавшей под нами однообразно холмистой заснеженной местности, Пашка пытался прочитать на карте название следующей станции. Он потихоньку кряхтел, сопел, стараясь не отвлекать меня, наконец, не выдержал:

— Вовчик, чё-то я вообще плохой стал...

— Что такое? — Я притормозил, дабы во время трёпа не промахнуться мимо жилья.

— Да вот, что здесь написано? — ткнул он в красный квадратик, обозначающий полярную станцию.

Я хохотнул:

— Да это ж по-французски!

— А то я сам не вижу! Дурвиль какой-то... Да и ещё и Думонт...

— Ну и зачем оно тебе? Станция, да станция она и есть. С нас что, отчётность будут спрашивать? Главное, знаем куда положить опосля изъятия. О, видишь? Написано: "Франсе".

— Вижу. Но знать бы хотелось...

— Открой словарь французско-русский. И найди, как оно читается. Чего корячиться?

— Та ну... Я и в английском-то, как свинья в апельсинах, а ты мне лягушатников подсовываешь. На фиг! Пусть будет Дурвиль.

— Ну, как знаешь. Далеко там ещё?

— А ты думаешь, я знаю, где ты тормознул? Ориентиров-то: слева -море-окиян, а справа — сами знаете, что... И всё везде одинаковое.

— Ладно, летим дальше...

Довольно долго нам ничего не попадалось. Прибавить скорости я не решался, чтобы, не дай Бог, мимо не проскочить. А таким черепашьим шагом ещё неизвестно, сколько пилить до того "Дурвиля", как обозвал его Пашка. Навстречу нам летели мощные снеговые заряды, порой ослабляя видимость до нуля. Хорошо, хоть нашему "лобовому стеклу" дворники не требовались. А то б запарились чистить.

— Может, выше подымемся? — с кислой миной предложил мой порядком истомившийся помощник. — Сверху-то оно...

— Ну да! За облаками много ты увидишь!

Береговая линия несколько раз основательно вильнула и вышла на относительно прямой участок. Ну, если не считать скопившиеся у берега ледяные заторы. Ветер нагнал огромные массы отколовшегося льда и в беспорядке нагромоздил в прибрежной зоне. Эта безрадостная, шевелящаяся на водной поверхности панорама расстилалась до самого горизонта, насколько хватало глаз.

— Блин! — вздохнул Пашка. — Вот где бардак! И убрать-то некому!..

— Ничего, уберём. Только вот, с контингентом разделаемся...

В конце концов, ему наскучило пялиться на пустой экран и он предложил:

— Ядику змеиного не желаете?

— Да можно...

Перед нами возникли две чашки свежезаваренного чая.

— Не, — крякнул он с досадой. — Без обид. Я ж сам хотел. Хоть какое-то разнообразие... А ты — всю малину...

Я усмехнулся, и чашки испарились.

— Ляпи!

В этот момент мы сразу оба узрели стан "Дурвилей".

— О! — воскликнул Пашка и сразу испуганно оглянулся на лестницу. — Лягушатники нарисовались! — шёпотом добавил он. И распорядился: — Ну, ты пока обрезанием занимайся, а я чаёк организую. Ага?

Не отрываясь от экрана, я кивнул и стал кружить вокруг станции. На предмет обнаружения признаков хоть какой-нибудь жизнедеятельности. Но всё было мертво и занесено глубоким слоем снега.

— Нет никого, что ли?

Где-то на втором витке я засёк какое-то движение между заснеженными метеорологическими раскоряками. Я притормозил и приблизил к тому месту экран. Между сугробов прогуливалась стайка пингвинов.

— А ты говоришь "никого нет", — удовлетворённо сказал Пашка и поставил передо мной чашку с чаем.

— Да нам-то что с тех пингвинов?

— Если здесь околачиваются эти друзья, значит, и люди здесь. Загляни в яранги. Небось, лежат в отрубоне.

— Может, мы вообще опоздали?

— Кабы опоздали, пингвины бы ушли, — упрямо повторил Пашка. — Чё им тут делать среди железяк?

Пашка оказался прав: люди здесь были. Осунувшиеся и обросшие, они сидели и лежали по своим комнатам. Мы насчитали шесть человек. Двое спали, или просто лежали с закрытыми глазами, ещё трое сидели, тупо уставившись в одну точку. И только радист, замотанный в тряпьё, как немец под Сталинградом, непрестанно кашлял и терзал аппаратуру, надеясь докричаться до Большой земли. Всё, как и везде...

— И понесли же вас черти на край света... — с досадой проговорил Пашка. — Давай, Вовчик, принимай меры. Смотреть спокойно не могу на это безобразие. Меня б ни за какие коврижки...

— Ну, надо ж место присмотреть...

— Чего там смотреть? Эйфелеву башню не знаешь? Так её издалека видать. Ни с чем не перепутаешь.

— Да ты что? Там же людей, как тараканов на кухне!

Пашка хехекнул и опустил усы в чай.

— Нешто я и сам не понимаю? — булькнул он. — Прикололся. Давай, ищи парижское Подмосковье! Не теряй времени напрасно!

Я удивлённо хмыкнул и выскочил в космос. Париж высматривать. Вместе с его "Подмосковьем".

* * *

**

Французов мы благополучно переправили на их родину. Операция прошла без сучка, без задоринки. По накатанной схеме.

— Вот теперь смотри, — указал Пашка на монитор, где раскинулась карта Антарктиды. — Сейчас выходим вот сюда, вот, видишь залив МакМёрдо. Там две станции. Одна — Новой Зеландии, другая — британская. Мы их выцарапываем, и дальше совсем ничего нет. На протяжении тысяч кэмэ ни одной живой души. Поэтому мы можем сразу перепрыгнуть, считай, половину материка. До самого Сан-Мартина. Это вот здесь, аргентинская станция. Видишь? — водил он пальцем по монитору. — А дальше начинается самый рассадник. Их тут, на вот этом полуострове... по-моему, Ларсена?.. как собак нерезаных. Вот здесь придётся почесаться, это да!

— А чего они все в одном месте столпились?

— Ну, можно догадаться, наверное? Раз со всего свету хищники сюда слетелись, то уж явно не на блины. Какая-то офигительная выгода тут им светит.

— Светила, — поправил я. — Давай, веди. Где там твой залив... как его?

— МакМёрдо, — подвинул он изображение на экране. — Подпрыгни повыше, я тебе сразу его и покажу. К карте как будто присмотрелся...

Ага. Подпрыгнуть-то я подпрыгнул. Аж на орбиту. На самую низкую. А толку с того? Материк во многих местах был укрыт гигантскими циклонами, размахнувшими свои спирали на тысячи километров. И меж облаков едва проглядывали его очертания.

— Вот блин! — цыкнул Пашка. — Гладко было на бумаге...

Пришлось нырять на старое место, где зиял котлован после французов, и, перемещаясь вдоль побережья, лететь над самой поверхностью, дабы не потерять из виду береговую линию. Благо, наш "транспорт" не царапал пузом об лёд, и мы могли позволить себе любую скорость, определённо зная, что на места, мелькающие сейчас под нами, ещё не ступала нога человека.

— "...А только моя и Сидорова", — закончил Пашка мою мысль известной фразой из репертуара Аркадия Райкина. — Царство ему небесное... — горестно вздёрнул он бровями, показывая, как скорбит об утрате. — С кем он там теперь играет в "дурака"?.. — И было, опять-таки, не понять, то ли он придуривается, то ли ему и впрямь жалко великого артиста прошлых лет.

Тишину гостиной нарушила трель мобильника в моём кармане. Пашка от неожиданности аж подпрыгнул.

Взгляд на дисплей привёл меня в некоторое замешательство: звонил брат. Я почувствовал укол совести.

— Ё-моё! Совсем забыл... Да? — приложил я трубку к уху, не прекращая при этом движения вдоль побережья Антарктики.

— Какие люди! — раздался насмешливый голос. — Ты как там?

— Да ничё, вроде... Лёд таскаем...

— А! Ну, понятно. Значит, я не ошибся.

— В чём?

— В "Новостях" больше и темы нет. Гадают, что же это опять в мире происходит? Каким-то "чудесным образом" забытые Богом и людьми полярники из Антарктиды возвращаются. Верхом на айсбергах. Твоя работа?

— В принципе, да...

— Я так и понял. Эту чучу только ты у нас можешь замутить. Других кандидатов не наблюдается. Можешь не объяснять. Я ещё не забыл ту страшилку. И как долго тебе там ещё?

Я пожал плечами:

— День. Может, два. Как пойдёт.

— Круто! — хохотнула трубка. — Вы, батенька, хвастун! Миллионы тонн — за пару дней!

— Ну... — смутился я. — Может, и приврал чуток. Сами ещё ничего не знаем.

— Ладно. Ваши проблемы. А ко мне когда собираешься?

— Тебе как? Срочно?

— Хотелось бы... Клиент ждать не будет. Куй железо, как говорится...

— Ладно. Сейчас что-нибудь придумаем.

— Давай думай. Жду. Как надумаешь, дай знать.

И он отключился.

Я опустил телефон и тупо уставился на экран.

— Чё там? — поинтересовался Пашка, увидев, как у меня изменилось настроение не в лучшую сторону.

— Брат к себе зовёт. Что-то срочное.

— Ну? И в чём проблемы?

— Да как-то... С этим вот как быть? — Я указал на экран.

— Бросай. Чё "как"? Потом продолжишь. Столько времени ждали те полярники, ещё день подождут. Тем более, мы никому ничего не обещали. Хай радуются тому, что уже сделано.

— Да вон, уже, говорит, радуются! — махнул я через плечо. — В "Новостях" — тема номер один. "Чудесным образом"! — повторил я Санькин ехидный комментарий.

Пашка довольно хохотнул:

— А ты думал? Будут молча наблюдать? Щас такого понапридумывают!

Я выключил экран.

— Так, Паш. Ты пока к себе, или куда там? А я к нему загляну. Без свидетелей хочет. Опять чего-то темнит.

— Да ради Бога! — Пашка развёл руками, вставая. — Только тогда ты меня тоже... того!..

— Домой, что ли?

— Не... — с досадой тряхнул он шевелюрой. — Не хочу... К девочкам. На остров.

— Чего у вас там стряслось? Я, вообще-то, не хотел...

— Да ладно... — поморщился он и стал жевать ус, пряча глаза. — Сказку знаешь? Про рыбку золотую?

— Ну?

— Старуха там была. "И это хочу!" "И вот это!" В конце концов, допрыгалась.

— Да помню я! При чём тут это?

— При том! "Зачем, — говорит, — браслет отдал?" Типа, нам нужнее.

— Во как! — рассмеялся я. — А ты чё?

— А чё я? Как в сказке... Допрыгалась... Буду я последней сволочью... Ну, ты понял...

Я молча пожал ему руку. Потом включил изображение острова, где изнывали от желания его девочки.

— Не бери в голову, — похлопал я его по плечу. — Перебесится.

Он невесело хмыкнул и переступил светящийся порог.

— Мы ж на завтра Вовке обещались? Отменяется?

— Почему? — удивился я. — Тебе ночи не хватит?

— Не, ну там же братан тебе чего-то...

— Успеем. И там, и здесь. Без пятнадцати десять я тебя жду на этом месте. Не проспи. До завтра!

— Давай...

33. Прыг-скок

К брату я заявился без предупреждения. Ещё находился под неприятным впечатлением от Пашкиных откровений о "Золотой рыбке". И потому забыл позвонить.

Санька аж дёрнулся, когда я возник за его спиной:

— Твою же мать!.. А позвонить, что — не бывает?

Он сидел перед компом и что-то внимательно читал под аккомпанемент негромкой музыки.

— Извини, Сань. Задумался.

— Ты прямо как угадал, — усмехнулся он, пожимая руку и не отрывая глаз от монитора. — От меня только что люди ушли. Им бы тебя не надо видеть. Тем более, с такими вот "спецэффектами". Или сначала подсмотрел картинку?

— Нет. Чистая случайность.

Он мельком глянул мне в лицо:

— Чего такой груженый? С медведями не поладил?

— Какими медведями?

— С белыми! — хохотнул он. — Ты ж у нас теперь полярник!

— В Антарктиде белые медведи не водятся. Они в Арктике обитают.

— Как всё запущено... — Он пробежался по клаве, удовлетворённо крякнул и развернул кресло в мою сторону.

Не дожидаясь приглашения, я уже и сам нашёл, куда притулить свою задницу. Прочный с виду картонный коробок, какими была заставлена его однушка до самого потолка, сносно выдерживал мой вес.

— Ты бы пересел, — подвинул он мне другой такой же коробок. — Аппаратура, всё-таки...

— А чем они отличаются? — удивился я, разглядывая такие же цветастые надписи, но совету последовал.

"Пф-ф-ф!" — сказал предложенный коробок и подозрительно прогнулся.

— Содержимым, — коротко ответил он. — Так что там у тебя?

Я пожал плечами:

— Да так, ничего особенного. Запарка... Сроки поджимают, а дел ещё... — и я прочертил ребром ладони над головой.

Ну не буду же я ему рассказывать о своих приключениях в мире насекомых? Или о том, что перед ним вовсе не я, а только моя копия? Он и слушать не станет. Вон, смотрит на меня, а сам вроде как и не видит. Весь в своих проблемах.

— Ясно... Я тебя долго не задержу. Браслет как? Ещё фунциклирует?

— Хм! А как бы я сюда попал?

— Ну да, ну да... Глупый вопрос... Ладно! — хлопнул он себя ладонями по коленям. — Ты как? Может, чаю? И там ещё кой-чего... гм!.. негры не доели...

— Давай — о деле. Чего звал?

Он согласно мотнул головой:

— Как знаешь. Не говори потом, что я не предлагал... Хорошо, — опять крутанулся он лицом к монитору. — Смотри сюда.

Я подтащил свой коробок поближе.

— Видишь вот этот миленький домик? — он открыл одну из вкладок браузера и ткнул пальцем в изображение массивного бревенчатого многоэтажного терема, больше смахивающего на хорошо укреплённый форт. — Как он тебе?

Я молча развёл руками: "ничего, вроде".

— Такие строит одна скандинавская фирма по индивидуальным заказам. В предчувствии, так сказать, крутых времён. Там внутри полный боекомплект со всеми примочками, которые может пожелать извращённая душа обладателя большого кошелька. Причём, заметь: очень большого! Хатка специально адаптирована к суровым условиям Крайнего Севера. По последнему слову техники. Там столько бабок вбухано! Ты и представить себе не можешь. Хотя... — Он критически скосил на меня глаз через плечо и хехекнул: — Кому я это говорю?..

— Это всё понятно. От меня чего требуется?

— Вот! — одобрительно кивнул он. — Подхожу к самому главному. Ныряем на то место, — кивок в сторону монитора. — Ты "срисовываешь" во все подробностях эту хибарку, и потом устанавливаешь на тех местах, где я покажу. Надеюсь, количество копий у браслета не лимитировано? — Я отрицательно боднул воздух. — Вот и ладненько! Земля уже везде выкуплена. С законом проблем не будет.

— Да мне-то что... Это твоя печаль...

— Я ж и говорю. Всё подготовлено. Ждём только тебя. Как ты?

Я вздохнул:

— Адресочек давай...

* * *

**

— Одного не пойму, — сказал я задумчиво, когда мы, установив последний терем на заготовленном участке, расслабленно попивали кто что: я — чай, он — пиво. — С чего вдруг резко профиль поменял? Всё время — оргтехника и всё такое. А теперь вдруг строить надумал.

— Хе-ге! — довольно пробасил брат. — Веление времени! Спрашивает он ещё! Не ты ли всю планету на уши поставил? Сейчас самая популярная тема — как выжить при грядущем катаклизме? Вот состоятельные дядечки и бросили все силы на постройку убежищ, да таких вот автономных избушек. А я что? Желание клиента — закон! Любой каприз! Платите денежки!

— Тебе что? Денег не хватает?

— А вот, представь себе!

— Так чего молчишь? Я тебе того дерьма ещё накромсаю.

— Да не... — поморщился он. — Не стоит. С твоими бабками всё время по краю ходишь. Всё ждёшь, что в дверь постучат. Я и так их едва пристроил. Земля, думаешь, на какие шиши приобретена? В тех местах, куда мы с тобой сейчас домиков понатыкали, она просто золотая. На одни только взятки сколько ушло! Магомет избегался, пока уладил все тонкости.

— Магомет? Это кто?

— Ты его не знаешь. Человечек один. Кстати, наш с тобою земляк.

— Да слышу. Имя само за себя говорит.

— Ну, это совсем не обязательно. Магометов на свете хватает и без Чечни. Но, в данном случае...

— И что за человек?

— Хе-ге! Мне до него!.. — взмахнул он свободной рукой, показывая этим высОты профессионализма Магомета. — Короче, кабы не он, я давно бы в трубу вылетел.

— Выходит, деньги — это ещё не всё?

— Само собой! Это ты у нас никогда им цену не знал. Ни до браслета, ни теперь. Живёшь, как в тумане. Всё кому-то там хорошо делаешь. О себе хоть бы немного позаботился... А!.. — махнул он разочарованно. — Кому я это говорю?..

— Смешно, — вздохнул я и поменял тему: — Мама как там?

— Вот-вот, — кивнул он, насмешливо щурясь. — Слава Богу, вспомнил! Болеет она. Я уже сам хотел тебя просить...

— Так чего ж мы сидим?! — подпрыгнул я, едва не поперхнувшись чаем. — С этого и надо было начинать! А то — "домА"! "теремА"!

Он лениво пошевелил рукой:

— Сиди уж. Допивай свой... "алкоголь", — он по-стариковски акцентировал ударение на "а". — За пять минут с ней ничего не сделается. — Он взял со стола мобильник. — Предупредить надо. А то напугаем ненароком, как ты меня...

* * *

**

Визит к тётке прошёл на "ура". Когда мы с Санькой ввалились в тёмный коридорчик её квартиры, она уже ждала нас, с приветливой улыбкой выглядывая из-за приоткрытой двери, ведущей в самую большую комнату, именуемую громким словом "зал". Диван, на котором она лежала, прятался за нею.

Хотелось бы пару слов сказать об этой двери и ей подобных. Это было ещё при жизни матери, когда я только-только закончил восьмой класс. Мы тогда едва наскребли денег, чтобы выбраться со своих "югов", дабы навестить родственников, поселившихся в Белоруссии и недавно получивших новую квартиру. Ну, и, естественно, тётка не преминула "припахать" племянника, уже тогда подававшего большие надежды в художественном ремесле. Все двери, ведущие в разные комнаты из того самого коридорчика, где тётка принимала меня с Настей в первый наш визит, и куда сейчас десантировались мы с братом в данный момент, были разрисованы вашим покорным слугой иллюстрациями к русским народным сказкам. Когда двери были закрыты, коридорчик представлял собою мини-Третьяковку, являясь предметом постоянной гордости тётки. Первое время она водила делегации завистливых подруг. С годами краска пожухла и поистёрлась от бесконечных чисток и обтираний несуществующей пыли.

Вот из-за одной из таких дверей, и выглядывала сейчас обрадованная тётка, не в силах, видимо, встать нам навстречу.

Санька подтолкнул меня:

— Давай-давай, чего пристыл?..

— О-ой! Во-овчик! — потянулась она мне навстречу, и мы облобызались. — Са-ашик! — получил и брат свою порцию материнской ласки. Видимо, он тоже не часто сюда заглядывал, обходясь лишь общением по телефону, а потому явно хорохорился, непроизвольно чувствуя вину.

Начались расспросы, упрёки, возмущения, оправдания. Потом, когда повинная голова более или менее связно рассказала о своих злоключениях (типа, где все годы пропадал?), тётка стала меня пытать, отчего это я один явился? Где Настя? И живём ли мы до сих пор, или уже разбежались? А когда она узнала, что у меня несколько дней назад сын родился, а у неё, соответственно, — внук, она буквально в приказном порядке потребовала предъявить доказательство!

Санька только посмеивался, наблюдая, как я барахтаюсь в оправданиях.

Я удивлённо повернулся к нему:

— А ты не рассказывал, что ли? Это ж ты тогда меня в известность поставил...

— Да я как-то не "алё", — отвертелся тот. — Хотел, чтоб ты сам...

— Так ты знал?! — поразилась тётка.

— Ну, знал...

— И молчал? Ну, Сашик!.. Разве так можно?

Пока шла наша эмоциональная беседа, я времени зря не терял, внимательно выявляя и незаметно выправляя очаги тёткиных заболеваний. Не буду перечислять, какой букет болячек я у неё обнаружил (возраст, всё-таки!), но в тот момент, когда она решительно потребовала предъявить невоиспечённого внука, от всех её болячек не осталось и следа. Передо мной опять была прежняя весёлая и подвижная тётка, какой я её знал всегда. Перемены в своём самочувствии она вначале приписала радости от визита долгожданных гостей, но потом, неожиданно резво вскочив с дивана, подозрительно уставилась на меня:

— Я не поняла!

Санька давно просёк мои неприметные манипуляции и откровенно ухахатывался в своём углу.

— Я не поняла! — повторила она, уже что-то сообразив про себя и шутливо подбоченясь. — Ты что же это натворил? Чем я теперь перед Толь Ванчем оправдываться буду? Столько лекарств буквально вчера накупили! А?

— В мусорку их! — хегекал Санька, одобрительно поглядывая на меня. — Теперь они тебе не скоро понадобятся!

— Не, ну это ж надо же, а? — осторожно похлопывала она себя по бокам. — Не болит! Совсем ничего не болит!.. И голова ясная... Будто пелена какая упала... И сердце отпустило... Ну, Вовчик! Ну, племянник! Ну, доктор! Дай же я тебя хучь пацалую!

А Санька поддакивал:

— Да, мам, здоровье — оно, конечно, не купишь! Давно я хотел к тебе его затащить. Только ему всё некогда. Он мировые проблемы решает!

Но тётка не слушала, вдохновляясь открывающимися перспективами:

— Это что же получается? Я теперь могу и на дачу ездить? Наравне с Толь Ванычем рачки ползать?

— Да куда угодно, — улыбнулся я.

— А то ведь он, бедный, там один гнётся-корячится, — продолжала она свою думу. — А мне — ой, как стыдно! С меня-то ведь помощник — никакой! То давление, то сердце, то ещё какая-нибудь лихоманка прицепится! Будь она неладна! Разлеглась-разболелась!..

И вдруг до неё дошло:

— Как ты сказал, Вовчик? "Куда угодно"? Так это что ж? Я могу и внука теперь лично навестить?

— В принципе — да.

— Ну так чего ж мы тогда сидим-то, а? — засуетилась она и ворчливо передразнила: — "В принципе"! Щас подарочек внучочку да снохе сварганим и — поехали-поехали!..

Она ещё много чего говорила на радостях, с удовольствием бегая по комнате и перекладывая с места на место какие-то тряпки.

Санька с благодарной улыбкой незаметно пожал мне руку, и спросил не в меру оживившуюся мать:

— А батя-то где?

— Так говорю же — на даче он!

— Зимой? На даче?

— А ты думаешь там зимой делать нечего? — Она взглянула на часы, громко тикавшие на стене. — Вот, через два часа будет поезд до Калинковичей, мы к нему всем табором и заявимся, порадуем. А потом и к внуку можно будет...

— Мам! — одёрнул её Санька коротким смешком. — Ну, какой поезд? Ты прям, как неродная! Забыла, кто у тебя в гостях? Он и доктор, он и транспорт. И ещё Бог знает, что!

— И... что? — не сразу сориентировалась она.

— Так мы прямо отсюда к бате на дачу и шагнём! А потом к внуку, на остров.

— На остров? Какой остров?

— Ма! Ну я ж рассказывал!

Тётка в сомнении поджала губы, прижав руки к груди. Она пыталась что-то там припомнить и осмыслить новые для себя понятия. Потом задумчиво и медленно махнула рукой:

— Ай, ладно! Вам виднее, дети...

* * *

**

Не таковский он человек, Толь Ванч, чтоб открыто выражать свою радость при встрече, как на то надеялась тётка. Увидев нас, внезапно нарисовавшихся на очищенной от снега садовой дорожке, он только заинтересованно хмыкнул и прислонил к стене фанерную лопату, которой разгребал подходы к дачному домику. Потом стал молча снимать рукавицы, насмешливо нас разглядывая и слегка наклонив голову набок. Выжидал, пока мы ближе подойдём.

— Привет, пап! — сунулся Санька к нему с рукопожатием.

— Привет-привет, — раздвинул тот свои толстые губы в улыбке и похлопал сына по плечу: — Как там Москва?

— Да что ей сделается? Шумит!

Толь Ванч переместил прицел на мою особу:

— Ё-моё! Это в каких же формулярах записать? В кои-то веки сподобились лицезреть!

— Батька! — одёрнула его тётка со смехом. — Ну, ты как танк! Будешь так встречать, он ещё лет двадцать у нас не появится.

Виновато улыбаясь, я молча пожал руку, а "танк" уже наехал на саму тётку:

— А ты-то чего вскочила? Племяша увидала? И запрыгала! Не рано? Так на тебя и лекарств никаких не напасёшься!

— Ой, да отстань ты! — звонко рассмеялась та и, схватив его под руку, прижалась к плечу. — Не нужны мне теперь никакие лекарства! Не видишь, что ли? Вовчик меня совсем отремонтировал!

— Не понял!

Короче, ещё с четверть часа мы вводили его в курс дела и, заодно, как он сам выразился, "не отходя от кассы", подправили и все его болячки, какие мне удалось у него "нашшупать".

— Ну, это совсем другой разворот! — довольно рокотал он, невольно прислушиваясь к себе. — Теперь, надеюсь, дотянем и до следующего твоего визита! Когда наметил? Ещё лет через тридцать?

— Ой, батька! — осуждающе покачала головой тётка, но это вышло у неё как-то по-особенному, весело. — Прицепился, как репей к заднице! Нет, чтоб "спасибо" человеку сказать...

— А я, что? Я и говорю!

— Ага, "говоришь" ты... Ладно, дед, — сменила она тему. — Давай, собирайся живее! Поехали внука смотреть.

— А как там, на твоём острове? — спросил Толь Ванч немного погодя, облачаясь в парадно-выходное. — Выпить чего-нибудь найдётся? Или у вас там сухой закон?

— Кто про что! — фыркнула тётка. — Не успел очухаться и сразу "выпить"!

— Так внука же едем смотреть! КопыткИ обмыть надо? Надо! Или инопланетяне спиртные напитки не употребляют? — хитро глянул он на меня.

— Всё будет на высшем уровне, дядь Толь, — улыбнулся я, вглядываясь в дисплей мобильника. — Сейчас только Настёну предупрежу. А то, как снег на голову.

— Давай-давай, — царственно позволил Толь Ванч. — До поезда ещё время есть...

Санька хехекнул:

— Па! И ты туда же! Какой поезд? Щас же только говорили!

Тот недоверчиво покачал головой:

— Не знаю, не знаю... Пока сам не увижу, по мне всё это — просто сказки...

* * *

**

От Насти мне, конечно, опять попало. Но теперь уже по другому поводу: почему, мол, заранее не предупредил? Под благовидным предлогом она вытянула меня из комнаты, где тётка сюсюкалась с маленьким Витькой.

— К тому же, я что-то не поняла! — шипела она мне на ухо, совершенно забыв про возможности телепатического обмена. Дабы не всем слышно было. — Какого лешего тебя в Белоруссию занесло? Когда ты всё успеваешь? Ведь с пингвинами же только что барахтался?!

Объяснений она не слушала. Всё, что я хотел сказать в оправдание, с ходу отметалось ею, как детский лепет. Больше всего её доставало обстоятельство, что я превратил наш "милый уютный домик" в цыганский табор, в проходной двор!

— Ну не мог же я...

— Да всё ты мог! — не давала она мне рта раскрыть. — Ты прекрасно мог и промолчать. Но не хотел.

— Что Витька родился? — изумлённо пробился я сквозь осаду. — Промолчать?

Она поняла, что перегнула палку и мгновенно вывернулась:

— Я не об этом!..

Наш милый разговор прервал вовремя нарисовавшийся Игорь.

— Я только на секунду, — как бы защищаясь от возможной атаки вытянутой перед собою ладонью, заторопился он, просительно глядя на мою разбушевавшуюся супругу. — Мне бы Вовчика... На минутку? Ага?

— Да хоть на час! — раздражённо фыркнула та и с достоинством скрылась за дверью.

— Штормит? — посочувствовал Игорь.

— Угу... — печально вздохнул я. — Ты чего?

— Да мы — это... — И он пальцами показал бегущего человека.

— Домой, что ли?

— Ну дык! — понимающе закатил он глаза. — Вам и без нас гостей, гляжу, хватает...

Следующая мысль привела меня в полное недоумение:

— А куда ты собрался? У тебя ж ни кола, ни двора...

— Обижаешь, начальник! — довольно расплылся он. — Игорёк зря времени не теряет! Присмотрел закуток, не боись! Твоими же молитвами.

Я удивлённо вылупился:

— А каким боком тут я?

Игорь хохотнул:

— Ну, даёшь! Денежки-то чьи? Вот на них я и... — Он выразительно пошевелил пальцами. — Короче, спасибо тебе за всё. Нужен буду — звони. — Он крепко тряхнул мне руку. — А с пингвинами ты и без меня как-нибудь разберёшься. Я тут всё равно, как зайцу — пятая нога. Да и... — Взгляд на дверь, за которой скрылась Настя, всё сказал сам за себя. — Пусть — того!.. Поостынет малость.

Я опять вздохнул.

— Так куда тебе переход открыть?

— Не, нам без надобности, — усмехнулся он самодовольно. — Мы — своим ходом. У меня же — "ласточка"! Забыл, что ли? Машина — зверь!.. В общем — пока! Я — на связи.

* * *

**

Чтобы не давать повода для ненужных расспросов относительно нашего внутрисемейного климата, я нарисовал на своей физиономии радостную улыбку и шагнул в комнату. Но "рисовальщик" из меня в тот момент был, видимо, совсем никудышний. Я это понял по тому, каким взглядом царапнула по мне тётка, едва только Настя отвлеклась, склонившись над ребёнком. Похоже, она всё поняла и разговора мне теперь не избежать. Я незаметно показал сведённые вместе указательный и большой пальцы. Мол, всё путём! Но она так же молча едва заметно вздёрнула бровями: пой, пташка, пой!

Что касается Толь Ванча, так тот давно потерял интерес к "мероприятию", почему-то никак не переходившему в обещанное застолье. Он с тоской обозревал пейзаж за окном. Санька тоже недолго изображал из себя близкого родственника и как-то незаметно выскользнул из комнаты. Я даже и не заметил, когда это произошло. Уж слишком я был подавлен: неприятный осадок от разговора с Настей отравил душу. Что-то у нас разладилось. И как-то оно невовремя. Тут надо гостей привечать, а у меня нет желания лишний раз улыбнуться.

Но это, конечно, у меня. О Насте того и не скажешь. Будто и не было только что выяснений на повышенных тонах. Она беспрестанно щебетала о каких-то пустяках и угодливо хихикала на тёткины замечания относительно красоты и ума, которые "ну прямо-таки явно" светились в глазах внука. Толь Ванч, всё время призываемый в свидетели изрекаемых тёткой истин, лишь язвительно хмыкал и бурчал:

— Ну ты, мать, скажешь!..

Наконец, программа восторгов была исчерпана и Настя, оторвавшись от созерцания Виктора, беззаботно пускавшего пузыри, тусклым голосом обратилась ко мне:

— Скажи Глашке, пусть стол накрывает...

Я поспешил заверить:

— Уже и так всё готово!

Толь Ванч с просветлевшим лицом повернулся в нашу сторону:

— Глашка — это кто?

— Прислуга, — коротко пояснила Настя.

Толь Ванч выдал своё многозначительное "Хм!", а Настя распорядилась:

— Вы тогда спускайтесь в гостиную, а я сейчас. Только Витьку покормлю, и к вам присоединюсь. Ага? А то ему уже спать пора.

— Эт' дело понятное! — с удовольствием согласился Толь Ванч, потирая руки, и подтолкнул о чём-то задумавшуюся тётку: — Пошли, мать, мешать процессу не будем.

— Ой, батька! — вздохнула та, вставая со своего места. — Насилу, бедный, дождался! — Потом обратилась ко мне: — Ну давай, Вовчик, покажи ж нам свои апартАменты. А то заблукаем с непривычки. И дорогу к столу не найдём. Толь Ванч помрёт же без пол-литры!

— Хе-хе! — отозвался тот, хватаясь за ручку двери. — Да я её по запаху найду!

Понятно, что речь шла вовсе не об экскурсии по "апартАментам". Тётке не терпелось изложить своё видение нашего мирка.

И тут пол под ногами едва заметно дрогнул и поехал в сторону. В голове появилась какая-то неуверенность, вроде лёгкого головокружения, и тут же исчезла. За окном потемнело и предусмотрительный Сезам тут же зажёг под потолком аварийное освещение.

Все, кто находился в комнате, испуганно вскрикнули и схватились кто за что успел. Толь Ванч так и держался за ручку двери, тётка — за него. А я, стоя посреди комнаты, невольно занялся эквилибристикой. Витька заплакал. Настя подхватила его на руки и, широко расставив ноги и едва удерживая равновесие, впилась в меня колючим взглядом:

— Это что?! Опять твои штучки-дрючки?!

— Понятия не имею! — Я был испуган не меньше её. — Сейчас узнаю!

И выбежал за дверь, невежливо оттолкнув Толь Ванча вместе с тёткой.

Признаться, я сразу подумал, что это как-то связано с отъездом Игоря. То ли при взлёте зацепил за одно из архитектурных излишеств на фасаде Тадж-Махальчика, то ли ещё что-то вычудил? Но каково же было моё удивление, когда я наткнулся на него, сбегая с лестницы. Вид у него был довольно обескураженный:

— Вовчик, чё за фигня?..

— Что случилось?

— Мы, вообще, где?

Такой, казалось бы, простой вопрос поверг меня в изумление:

— Как это "где"? Дома.

Тот коротко, как-то по дурному, со взвизгиванием, хохотнул и, схватив меня за рукав, потащил на улицу:

— Пойдём! Сам всё увидишь! "Дома"!

Пока мы выбирались на улицу, пол под нами ещё раз пришёл в движение после короткого толчка, отчего мы с Игорем едва не попадали. Это уже становилось серьёзным!

Но, когда мы выскочили на улицу, у него, да и у меня тоже, вырвался крик изумления!

Пейзаж вокруг изменился до неузнаваемости!

Собственно, асфальтовое кольцо, окружавшее Тажд-Махальчик, никуда не делось. На нём так же сиротливо жалась к лестнице "ласточка" Игоря. Из её окон, широко раскрыв глаза, то ли от восторга, то ли от ужаса, выглядывало его семейство.

Но за пределами кольца дыбился абсолютно чуждый мир!

Именно "дыбился"! Сразу за границей асфальта начинался океан какой-то лавообразной массы. Из него, как в замедленном кино, вздымались лиловые языки, напоминавшие изуродованные скалы мира астеев. Они вяло, и как бы неохотно устремлялись к небу и так же медленно опадали на силовой пузырь, окружающий Тадж-Махальчик. Получив от него серию ярко-голубых "затрещин", языки неохотно отстранялись от силовой защиты, опадали вниз и вновь шли на приступ.

Но больше всего поразило небо! Тёмно-фиолетового цвета, с какими-то бирюзовыми отливами, оно кишмя кишело существами, отдалённо напоминавшими древних птеродактилей. С той только разницей, что переливались они всеми цветами радуги, в то время как "наши" птеродактили, если мне не изменяет память, всегда изображались невзрачными: цвета мокрого песка или глины. А это был прямо-таки разноцветный рай! Только рай сильно голодный. Потому что каждая из радужных тварей пыталась атаковать нас, широко раскрыв рот, утыканный мелкими и, видимо, очень острыми зубами. Но, получив от браслета внушительный щелчок по шишковидному носу, со звуком "Пиу!" тварь, кувыркаясь, отлетала на приличное расстояние. И вновь, как и текучие скалы, не теряя надежды поживиться, шла в наступление.

— Ахрене-е-еть! — поражённо протянул Игорь, обозревая "пиукающее" воинство, не прекращающее свои атаки ни на секунду.

Кстати, звук "Пиу!" они издавали только при встрече с полем браслета. В абсолютном молчании они кружились в небе сплошным переливающимся облаком, словно потревоженная стая ворон, и атаковали они так же молча, как это делали и лиловые скалы. Да только скалы ли это были? Напоминали они какой-то тестообразный конгломерат с чёрными змеящимися вкраплениями.

— Похоже, ты удивлён больше моего? — спросил я, обозревая более чем странные окрестности.

— Ясный пень! — ответил Игорь. — Когда я уходил за тобой, мы в какой-то пещере торчали. С красными лианами по стенам. С шикарными орхидеями.

— Ты ничего не путаешь?

Игорь хмыкнул в ответ и одарил меня насмешливым взглядом. Потом повернулся к машине и закричал:

— Ну и чего вы там сидите? Идите сюда! Вылет отменяется! Погода у нас, почему-то, сегодня нелётная... — последнюю фразу он уже пробурчал себе под нос. — Ты, часом, не знаешь, почему? — ехидно поинтересовался он, оглядываясь на меня через плечо. — Браслет, что ли, глючит?

Кстати, да. Не мешало бы и поинтересоваться... Что-то расслабился я... Шерше уже полностью ля фам... Куда ни посмотри...

А вслух сказал:

— Сейчас узнаю.

В этот самый миг под ногами вновь прошла лёгкая ковульсия и пейзаж кардинально изменился.

Теперь вокруг расстилалось бескрайнее снежное поле. По низкому небу ползли тяжёлые тучи, подсвеченные тревожным светом прятавшегося где-то за ними красного солнца, и сыпал мелкий, похожий на крупу, обильный снег.

— Что ж это за дела?! — возмущённо вскричал я. — Сезам! Что ты творишь?

Игорь с интересом прислушивался, помогая Милке с сынишкой подняться на ноги.

— Всё в пределах нормы, — послышался неживой голос браслета. — Чужеродное вторжение предотвращено. Контингент перемещён в один из обитаемых миров.

Ах, вот оно что! Сработал давний договор насчёт перемещения при первых признаках появления вурдалаков. "Мы думали свежи, а они всё те же"!

— Было вторжение? — Я даже не спросил, а как бы констатировал для себя непреложный факт.

— Да, — коротко ответил браслет.

Я поморщился: ну очень коротко!

— И кто за нами гонится на этот раз?

— Бей, Кирилл, плюс пять существ Жёлтого пространства. Идентифицирование существ не представляется возможным. Предположительно с целью захвата.

— Да блин! — не выдержал я. — Какого чёрта им от меня надо, в конце-то концов?!

— Вопрос некорректен.

Я фыркнул:

— Ещё как корректен! Чего им от меня надо?

— Предположительно с целью захвата, — повторил он.

— Господи! Ну что ты заладил одно и то же! Зачем я им понадобился?

— Информация отсутствует.

Приехали!.. И только тут до меня дошло:

— Как ты сказал?! Бей?!

— Да. Один из нападавших идентифицируется как объект "Бей".

— Но ведь он же в каталажке сидит!

Браслет на моё замечание никак не среагировал.

— Ну? Чего молчишь? Отвечай!

— Задай вопрос.

Игорь, стоявший неподалёку со своими близкими, коротко хохотнул:

— Он жаргону на дух не принимает!

А его пацанчик с серьёзным видом посоветовал:

— Дядя Володя, с ним надо, как с компьютером.

— Да вот же! — цыкнул я, теряя терпение. — Кто б сомневался?

— Вопрос некорректен, — пробубнил Сезам.

— А вопроса и не было, — вздохнул я, успокаиваясь и собирая извилины в кучу. — Вот сейчас будет вопрос: объект "Бей" подвергался изоляции?

— Да.

— И когда он освободился?

— Вопрос некорректен.

Я опять психанул:

— Ты сегодня просто невозможен! Ну что тут некорректного? Я спросил, когда изоляция была... м-м... прекращена?

— Девять тысяч пятьсот двадцать два условных года назад.

Мне показалось, что я ослышался:

— Чего?!

А Игорь уже откровенно расхохотался.

После столь поразительного ответа я постарался, как можно корректнее, сформулировать следующий вопрос. Насколько сумел.

— А недавно он не подвергался изоляции?

— Вопрос некорректен.

— Тьфу!

Сашик опять встрял:

— Он не понимает, что такое "недавно". Надо назвать конкретную дату.

— Да всё он понимает! — отмахнулся я с досадой. — Придуривается много. Почему-то именно сегодня! Откуда я знаю дату? Может, месяц, может, два?

Милка нагнулась и шепнула Сашику, чтоб не мешал дяде Володе. Ему, мол, и без подсказчиков забот хватает. Тот ласково прижался щекой к её руке и всё равно не утерпел:

— Надо ему опции под себя подстроить!

Почва под ногами слегка дрогнула и пейзаж вновь поменялся.

Теперь на голубом небе ярко засияли два солнца! А вокруг стеной стоял дремучий лес. Небо подпирали высоченные сосны!

— Земля, что ли? — с надеждой в голосе тихо спросила Милка, прижимая к себе Сашика и оглядываясь вокруг.

— Да ты на небо-то глянь! — хохотнул Игорь.

Послышался звук открываемого окна.

— И как долго будет ещё этот спектакль? — раздался над головой раздражённый голос моей благоверной. — Что за развлечение ты опять придумал?

— Да какое там "развлечение"? — не менее резко ответил я. — Браслет наши шкуры спасает! Убегаем от Бея с планеты на планету! Закрой окно! Дитя простудишь!

— Не кричи на меня!

— Я не кричу. У нас опять проблемы. Понимать надо.

— Прости меня гос-с-споди! — со стуком захлопнулась створка окна.

Послышался приглушённый плач ребёнка.

Витьку напугала... Опять она бесится! Хоть бы тётку постеснялась! Будто и не видит... Словно подменили бабу после родов...

— Сезам! — Я непроизвольно отыгрывался на нём. — Надоели мне эти препирательства! Ты можешь сказать конкретно, когда последний раз Бей вышел на свободу?

Браслет опять повторил свой умопомрачительный ответ.

— Не понимаю! — потряс я головой. — Что за бред ты несёшь?

— А тебе оно надо? — усмехнулся Игорь. — Чего ты пристал к нему? Вышел и вышел. Теперь надо думать, куды от него бечь?

— Вот это как раз и не проблема. Вариантов до фига! И даже больше. Вселенная безгранична и можно убегать до посинения. Только радости от этого мало. Вон, ишь? — мрачно кивнул я на окно. — Спокойной жизни хочет. А у меня, как назло, одни проблемы с этими грёбаными вурдалаками... И конца-краю не видать... Так это при том, что она ещё главного не знает... — И я с опаской глянул на Милку. — А то б вообще — съела!..

— Ладно, Вовчик, — сочувственно похлопал он меня по плечу. — Не бери в голову. Пошли в дом. Пусть твой браслет сам скачет по Вселенной, пока не надоест. Ты тут ничем не поможешь.

— А когда надоест?

— Вот тогда и будем думать. Проблемы надо решать по мере их поступления. И не заморачиваться заранее.

34. Гроссбух

Правду говорят, что беда одна не ходит. Мало мне было нарисовавшихся невовремя вурдалаков, мало неприятностей с Настей, так плюс к этому не замедлила подоспеть и ещё одна. Не сказать, что большая неприятность, но несуразица — это точно.

За всеми своими сумбурными и малоуправляемыми заботами я как-то совершенно позабыл о Помогае. Ну, рожает, и пусть себе рожает. Тем более, что помощи ни от кого он категорически не принимал. Да и чем мы могли ему помочь? Прав был Пашка: в его "гинекологии" мы "не рубим". А потому от нашего присутствия во время такого интимного процесса будет один только вред. И проблема по имени "Помогай" как-то сама собой отошла на задний план. Пока вновь сама о себе не напомнит.

И она не преминула напомнить. И, как всегда, в самой непредсказуемой форме.

Я совсем забыл предупредить своих гостей о том, что в моём ковчеге присутствует каждой твари по паре. При том попадаются твари довольно экзотические. Такие, как Помогай. Вроде бы две руки, две ноги, голова, но общее впечатленьице — ещё то! Не каждый, встретившись с ним лоб в лоб, равнодушно пройдёт мимо. Так оно и получилось.

Когда Тадж-Махальчик начало периодически потряхивать в результате телепортационных марш-бросков, это, естественно, не оставило равнодушным никого. Включая и Саньку с его семейством, а так же семейство Помогая. Как я узнал об этом чуть позже, его уже с полным правом можно было так называть. Помогай и его подруга, имя которой мы до сих пор так и не удосужились узнать, к этому времени уже вполне вошли в норму. Ну и, естественно, так же, как и я, а следом за мною тётка с дядькой, а потом и Санька со своими, они выбежали из своей комнаты узнать, что же происходит? При чём, Помогай со своей подругой немного замешкались и оказались в хвосте процессии, спускавшейся по лестнице в гостиную. Я к тому времени уже исходил пеной, допрашивая браслет о биографических подробностях Бея.

И надо же было тётке в тот момент оглянуться! Узнать захотелось, кто это там позади неё вышагивает?

Можете себе представить, кого она там увидела? Да ещё и в двух экземплярах!

Раздался истошный вопль, ноги её подкосились от страха, и она кубарем покатилась по лестнице! Ещё и увлекая за собой ничего не понимающего Толь Ванча, в которого она со всей силы вцепилась.

И быть бы финалу этого инцидента трагическим (лестница довольно крутая), кабы не реакция Помогая. Он попросту взглядом подхватил тётку с дядькой и, перенеся их по воздуху, аккуратно опустил в стоявшие по-над стенами в гостиной кресла. Естественно, понимания происходящего, и, тем более, бодрости духа сей перелёт им тоже не добавил.

Я, конечно, ничего этого не видел. Мне уже потом Другов рассказал во всех красочных подробностях.

И вот, когда мы с Игорем и его семейством появились в гостиной, то застали малопонятную сцену: тётка с дядькой, выпучив глаза, сидят в креслах, едва слышно постанывая и причитая (конечно, эту роль взяла на себя тётка). Ольга с Сантиком суетятся возле них, отпаивая водой. Оба Саньки (брат и Другов) стоят рядом, обмахивая их, чем придётся и бормоча нечто успокоительное.

А Помогай и его подруга скромно сидят в самом дальнем углу гостиной, дабы не будоражить своим видом не пришедших в себя моих непросвещённых старших родственников.

Насти среди присутствующих ещё не наблюдалось.

— Что тут у вас произошло? — спросил я, смутно догадываясь о причинах, так как первым делом усёк появление Помогая в двух экземплярах. Признаться, если бы один из них не улыбнулся мне виновато в качестве приветствия, я бы так и не угадал, кто из них кто. Так они были похожи.

Оба Саньки в двух словах обрисовали ситуацию. Дело, конечно, понятное. Я при первой встрече с Помогаем и сам оказался не на высоте.

— Во-овчик! Ну ты бы хоть сказал... — простонала тётка, которой и самой уже было неудобно из-за шумихи, поднявшейся вокруг её персоны. Она больше любила сама обволакивать своей заботой, нежели требовала этого от других. Такой вот она человек.

— А не я ли тебе рассказывал? — вставил Санька-брат.

Та лишь слабо отмахнулась:

— Может, чего и говорил. Да я не поняла...

— Надеюсь, теперь точно поняла? — усмехнулся сын.

Тётка вместо ответа сильно наклонилась в кресле, чтобы удобнее было видеть Помогая с подругой, и жалобно произнесла:

— Вы уж меня, пожалуйста, старую, извините! Я не хотела... — И вдруг спохватилась и спросила у меня громким шёпотом: — А они хоть по нашему-то понимают?

Я кивнул, а Помогай в ответ улыбнулся (лучше бы он, конечно, этого не делал!) и сказал погромче, чтоб тётка услышала его из дальнего угла:

— Моя хорошо понимай на русская язЫка!

Та невольно вздрогнула и опять шёпотом сказала мне:

— Так они ещё и говорят по-нашему? А я-то дура старая... Ой, как стыдно!..

Преодолевая страх и брезгливость, она встала и подошла к Помогаю. Дядька, уже пришедший в своё обычное состояние духа, только усмехнулся ей вслед:

— Ишь, парламентёр!

Тётка не удостоила его ответом. Совершив над собой усилие, она выдавила улыбку и, остановившись в метре от пары зелёных чешуйчатых Помогаев, дружелюбно уставившихся на неё, ещё раз сказала, приложив руку к сердцу:

— Честное слово, я не хотела вас обидеть...

Помогай радостно закивал своей ящероподобной головой и рассыпался в заверениях:

— Моя совсем хорошо понимай. Моя не обидеть! Очень красиво не обидеть!

Тётка тяжело сглотнула и мельком покосилась в мою сторону. Видимо, речевые изыски Помогая вкупе с внешностью, не способствовали налаживанию контакта, но занятого рубежа она не оставила. Решила мужественно заглаживать вину.

— Меня зовут Наталья Терентьевна. А вас как называть?

Помогай широко улыбнулся, отчего, я уверен, Терентьевна едва не лишилась чувств, и доверительно прошелестел:

— Вовчик моя называть Помогай!

Жаль, не было Пашки наблюдать эту сцену. Уж он бы от комментариев точно не удержался. А мы хором, затаив дыхание, только молча наблюдали за разворачивающимся действом. И лишь Толь Ванч с тоской поглядывал в сторону сервированного стола посреди гостиной: мол, когда же? По всему было видно, что ему до смерти надоела затянувшаяся прелюдия.

— При чём здесь Вовчик? — продолжала тётка допрашивать Помогая. — Он может вас и неправильно как-то называть. Даже как-нибудь обидно. Я их знаю. С них станется. — И она с усмешкой покосилась на меня. — А ваше настоящее имя как?

— Ну что ты, мать, пристала к парню? — не удержался Толь Ванч. — Он же тебе ясно сказал: Помощник!

— Не Помощник, пап, а Помогай, — вполголоса поправил его Санька и спросил у меня: — Чё там за проблемы?

Я вздохнул:

— Вурдалаки пожаловали. Опять бежим.

— Не понял.

— Да чё "не понял"? — за меня ответил Игорь, присаживаясь на свободный стул и сажая Сашика к себе на колени. — Бей нарисовался со своей командой. — Вот мы от него и прыгаем по планетам. Видел бы ты, что на улице сейчас творится!

— Мы, вроде, никуда не прыгаем... — начал Санька, но Игорь его перебил:

— Да ты выйди, глянь! — Он указал подбородком на выход. — Я уж и счёт потерял. Уже то ли на пятую, то ли на шестую планету перепрыгнули... Ну, чё смотришь? Думаешь, брешет Игорёк? Вместе с домом скачем! — пояснил он.

И, словно в подтверждение, пол под ногами опять дрогнул.

Оба Саньки тут же сорвались с места.

— Ты куда? — встревожилась Ольга, держа Сантика за плечи и с трудом удерживая равновесие.

— Посмотреть! — отозвался её супруг.

— Только, ради Бога... — Она не договорила: за мужиками уже захлопнулась дверь.

Толь Ванч со вздохом увязался за ними

— Пойду тоже посмотрю...

— Вовчик, — повернулся ко мне Помогай, заботливо придерживая едва не упавшую на него тётку. — Моя услышал: Бей пришла?

Я со вздохом кивнул.

Помогай что-то быстро просвистел своей подруге. Она изменилась в цвете, как-то вроде посерела, и плотнее утвердилась в кресле, забравшись в него с ногами.

— А ты не мог бы с ним договориться, — послышался с лестницы недовольный голос Насти, — чтоб он не кидал нас, как ту картошку?

— С кем? — удивлённо повернулся я к ней.

— Ну не с Беем же! — фыркнула Настя, осторожно спускаясь по ступенькам. Она держала малыша на руках. — С браслетом со своим разлюбезным! Пусть он скачет себе, куда хочет, но без этих вот сногсшибательных эффектов! Поровнее как-нибудь.

— Я попробую...

— Вот жисть настала! — посетовала она, подходя к тётке с Помогаями и аккуратно, чтоб не потревожить сон малыша, присела на стоящий рядом с креслами стул. — То с вурдалаками воюем, то с пауками!

— С какими ещё пауками? — испугалась тётка.

— А он что? — небрежно кивнула она на меня. — Вам ничего не рассказывал?

— Ну почему? — смутилась тётка. — Рассказывал. Только, может, не всё...

— А про то, что его в мусориночку превратили, без микроскопа не увидать, не рассказывал? — с каким-то мстительным торжеством вопрошала Настя.

— Нет... — упавшим голосом сказала тётка, беспомощно оглядываясь на меня.

— Не рассказывал? — обрадовалась Настя. — Так вы думаете, что это Вовка перед вами тут стоит?

— А то кто же? — оторопела тётка, а у меня внутри всё сжалось в нехорошем предчувствии.

— Да манекен это, кукла безмозглая! — выкрикнула Настя со злыми слезами, внезапно выступившими на глазах. — Он думал, я не догадаюсь. Догадалась, милый! — ядовито вывернулась она ко мне. — Тебе меня ни за что не провести! — И вновь обратилась к тётке: — А настоящий-то Вовка у него вот здесь сидит! — Она постучала кулачком себе по лбу. — В маленькой такой пластмассовой коробочке!

И она отвернулась, закусив губу. Плечи её сотрясались от сдерживаемых рыданий. Витька беспокойно закочевряжился у неё на руках и затих после порции ритмичных покачиваний.

— Оба-на!.. — удивлённо протянул Игорь. — Вот это палево... Где-то ты здорово прокололся...

Я поражённо молчал. Даже вурдалаки на тот момент меня мало интересовали.

"Откуда?!! Ну откуда она узнала?" — билось в голове. — Вроде бы не давал повода..."

— Да от тебя же самого и узнала! — на секунду повернула она ко мне заплаканное лицо. — Забыл, что ли? Здесь не один ты что-то можешь и умеешь!

И опять она апеллировала к обалдевшей и ничего не понимавшей тётке:

— Представляете? Вместо того, чтобы со всех ног бежать к своему начальству: "Спасите, мол, помогите!", он преспокойно пингвинами занимается! Лёд перетаскивает в Африку, полярникам жизнь обустраивает! А то ж без тебя там не разберутся! — опять вызмеилась она в мою сторону.

— Я что-то ничего не понимаю... — наконец-таки подала тётка голос. И был он у неё далеко не жизнерадостный. — А ему самому сказать ты это не могла?

— Да разве он меня слушает? Как же! Конец света на носу! Торопиться надо! Человечество, видите ли, загинается без него! А о себе потом хлопотать будем! Пока и в коробочке поживём! А то, что мне, может быть, противно к нему, к такому вот, прикасаться, он о том ни чуточки не думает!

И она опять, уже в голос, зарыдала. От обилия витавших в воздухе отрицательных флюидов малыш сначала тихо, а потом уже во весь голос завопил.

Игорь поднялся и что-то пошептал Милке. Потом пальцами показал мне бегущего человека и молча указал наверх. Я едва заметно кивнул.

За ними поднялись и Ольга с Сантиком. И тоже тихо удалились в свои апартаменты, тревожно оглядываясь на входную дверь. Мужики что-то задерживались. Успокаивало только то, что издалека доносились их громкие удивлённые возгласы. О драматической ситуации в гостиной они ещё ничего не знали.

Тадж-Махальчик опять конвульсивно дёрнулся. С улицы послышались бурные восклицания.

— Да скажи ж ты ему, в конце-то концов! — вскочила Настя, гневно буравя меня заплаканными глазами и поудобнее перехватывая извивающегося в крике ребёнка.

— Сейчас... — хмуро обронил я.

* * *

**

Пока я разговаривал с браслетом, объясняя ему пожелания своей недовольной половины, ко мне незаметно подошла тётка и, сложив руки за спиной, внимательно и с каким-то недоверием прислушивалась к нашему диалогу. Потом, когда все нюансы были утрясены и приняты к сведению, она спросила у меня со странной улыбкой, прятавшейся в уголках её мудрых глаз:

— А с кем это ты сейчас... разговаривал?

Я указал на своё запястье:

— Вот с ним.

Она задумчиво посмотрела на меня и, взяв за локоть, потянула в сторонку:

— Можно тебя? — И через плечо она мельком оглянулась на Настю, воевавшую с разошедшимся не на шутку наследником, которому не помогали ни вибростенд, ни сися, ни ласковое слово. Видимо ребёнок чувствовал её настрой и вёл себя соответственно.

— Объясни ты мне, бестолковой, — шёпотом приступила тётка к допросу, давно вертевшемуся у неё на языке, — что у вас тут происходит?

— Ну, вы же всё слышали...

— А ты думаешь, я чего-нибудь поняла? Какие-то пауки, пингвины, вурдалаки...

Под аккомпанемент Витькиных воплей я постарался более-менее толково объяснить сложившуюся ситуацию, но, насколько мне это удалось, показала её следующая тирада:

— Я так поняла, что мы попросту невовремя попали к вам. Ты уж не обижайся, — ещё ближе придвинулась она к моему уху, — но лучше переправь меня с батькой прямо сейчас домой. Подобру-поздорову. А то у меня так и свербит в одном месте сказать, что я обо всём об этом думаю. Не хочется с самого начала портить отношения со снохой...

— Но я не могу!

— Как это "не могу"? — неприятно поразилась та. — Сюда, значит, со всем своим удовольствием, а обратно — что? Своим ходом?

— Да каким там "своим ходом"? Вы так ничего и не поняли?

— А что ж такого я не поняла? — холодно осведомилась она.

— Мы ведь не на Земле! И нам туда теперь ходу нет. Во всяком случае — пока.

— Не на Земле? — искренно удивилась она. — А где же?

— Сам бы хотел знать! — невольно ухмыльнулся я. — Где-то далеко в космосе!

— Час от часу не легче! — не удержалась она от иронической усмешки. — Сподобилась на старости лет!.. А, может, права Настя? И у тебя теперь вместо головы — пластмассовая коробочка? Ты, часом, не бредишь? Как тогда, с тарелками со своими? Уж позору-то что было от людей! И не передать!

— Вы зря иронизируете, — покоробило меня от резкой перемены в её настроении. — Как раз именно из-за тех тарелок и гоняются теперь за мною. Вы прямо в корень зрите!

Она вздохнула:

— Чай, не первый день на свете живу. — И, старательно отводя глаза, спросила: — А чего им надо-то от тебя?

— Говорят, что во мне какая-то важная информация записана . Да-да, — поспешил заверить я, заметив, как насмешливо сощурились её глаза. — С тех самых пор. Та самая тарелка и записала.

— Ох, Володей! — улыбнулась она и добродушно потрепала меня по загривку. — Сколько знаю тебя, всегда ты был мастер... ну, если не приврать, так нафантазировать с три короба. Видела бы тебя мать! Как был дитём, так и остался... Ладно, — вдруг потеряла она интерес к разговору. — Где там запропастился мой Толь Ванч ? Чего-то и воплей их не слыхать. Уже бы и за стол пора? А, хозяюшка? — повернулась она к Насте, занятой незапланированным кормлением едва угомонившегося Виктора.

— Да-да! — напряжённо улыбнулась та, ожидая очередных толчков и непроизвольно прислушиваясь к нашему разговору. — Только Витьку щас уложу...

И она потихоньку стала подниматься, чтобы не нарушить чуткий сон вомутителя спокойствия.

— Да ты не торопись, мы сами тут разберёмся, — сказала тётка, подходя к столу и окидывая его хозяйским взглядом. — Значит, так...

В этот момент ударом чьей-то ноги распахнулась входная дверь и на пороге нарисовалась "чУдная" компания. Общество вурдалаков в полном составе! Бей, Кирюша и несколько мутных расплывчатых силуэтов, постоянно меняющих очертания, и казалось, с трудом удерживавших подобие человеческих фигур.

Но ужаснее всего была ноша, которую держали у себя над головами мутные силуэты с нераспознаваемыми физиономиями! Безо всякого напряжения в неком подобии дымчатых рук они несли в горизонтальном положении вытянувшихся в струнку и притянутых друг к другу неведомой силой обоих Александров вместе с Толь Ванчем! И лица у связанных были самые отсутствующие!

От столь резкой смены декораций у меня всё похолодело внутри. И браслет (предатель!) вновь, как и в первый раз, тоже налился мертвящим холодом. Я непроизвольно помассировал запястье. "Верный помощник" уже не сидел, как влитой, а потяжелел и болтался на руке, как банальный ремешок от часов.

— Ну вот мы и свиделись, дружочек! — каркающим голосом констатировал Бей, с усмешкой наблюдая мои манипуляции. Как ни странно, в этот визит рост его мало чем отличался от окружающих. Но мерзкая физиономия! Она никак не желала называться лицом и, по-моему, ещё больше подурнела! — Набегались, однако, мы за тобой! Честное слово, ни за одним из приматов я так ещё не гонялся! И, кабы не твоя мегера со своими глупыми претензиями во время драпа, мы бы ещё не скоро увиделись. Скажи ей от меня отдельное спасибо! Браслетик твой попросту не успел принять к сведению её пожелания и быстро перестроиться. И вот потому мы здесь! Как говорится: "И снова здравствуйте!" — Он широко расставил руки и чуть наклонил голову. Ну, артист на сцене, ни дать, ни взять! Только аплодисментов что-то не слышно.

Настя жутко побагровела во время его тирады и хотела сказать что-то обидное в свое оправдание, но Бей лишь приложил палец к губам: "Тс-с!" и она онемела. И только жалко смотрела на меня сквозь слёзы. Я сделал ей знак: не принимай близко к сердцу, от этого гада можно всего ожидать.

Бей с притворной усталостью плюхнулся в кресло, небрежным движением согнав оттуда оторопевшего Помогая, чья подруга перед тем юркнула на своё обычное место — внутрь него.

Надёжно, ничего не скажешь. Мне бы так со своими...

— Хорош, хорош! — оглядывая меня с головы до ног, продолжал довольно распинаться новоявленный хозяин положения. — Какого клона, подлецы, смастрячили, а? — оглянулся он на Кирюшу, прилепившегося рядом и не сводившего с него преданного взгляда. — И не подкопаешься!.. Да бросьте вы их! — обратился он к силуэтам, клубившимся перед ним и всё так же державшим свою кошмарную ношу. — Чего надрываться понапрасну? Берегите силы. Они вам сегодня ещё понадобятся.

Силуэты равнодушно, с каким-то металлическим грохотом, брякнули пленниками об пол и вытянулись перед Беем во фрунт.

И только теперь я разглядел, что тела моих близких заключены в едва заметные капсулы из какого-то прозрачного материала. Краем запаниковавшего сознания я догадался, что капсулы эти из разряда той, в которой побывал и я после трагически оборвавшейся галактической военной службы. Мне стало ещё хуже от этой мысли. Неприятности шли буквально косяком!

Увидав, как небрежно обращаются с её сыном и с мужем, оторопевшая поначалу тётка завелась с пол-оборота:

— Это что ж вы такое делаете, а?! Супостаты, мать вашу!!!

И она, ругаясь, как сапожник, бросилась на Бея с кулаками.

Добежать до него она, конечно, не успела. Он лишь покосился на неё, как мне показалось, с удивлением:

— Эт-то что ещё за экземпляр?

Со звуком "Ох-х-х!..." тётка словно на стену наткнулась. И медленно осела. Её тут же обволокло тем же веществом, что и лежащих неподвижно на полу.

— Надеюсь, всем всё ясно? — недовольно оглядел он моё поредевшее "воинство". — Некогда мне тут с вами...

Настя, прижав к груди ребёнка, страшными глазами смотрела на вурдалака и медленно пятилась ко мне, мелко кивая ему в ответ. Помогай, как истинный джентльмен, прикрывал даму собою, тоже потихоньку отступая. Я непроизвольно сделал к ним пару шагов, но Бей грубо на меня прикрикнул:

— Стой, где стоял! Ей и зелёного хватит... — И глумливо расхохотался: — Для защиты!!!

Смех его тоже, как и речь, напоминал воронье карканье, только звучал с каким-то сиплым придыханием:

— Хы-а! Хы-а! Хы-э-э!..

Собою он был очень доволен. Как же, рыбка попалась в сеть! Кирюша подобострастно подхихикивал каждому его слову. Смотреть противно. Так бы и размазал по стене...

— Ну что, дружочек? — резко оборвал сам себя вурдалак. — Как, всё-таки, насчёт того, чтоб поделиться сокровенными знаниями? Только не хитри! — выкрикнул он, резко выбрасывая перед собой руку. — Я всё равно возьму своё!

Я пожал плечами:

— Бери. Твои... посланники, — едва нашёл я эпитет, чтоб не называть их "людьми", — меня уже проверяли. И каков результат?

— Вопросы здесь задаю я! — ударил он кулаком по подлокотнику. — Или ты уже забыл, чем грозит излишняя самоуверенность? Могу повторить!

— Не забыл. Но давай баш на баш: я полностью отдаю себя на растерзание твоим псам, а ты...

— Ха! — не дал договорить мне Бей. — Оно ещё и торгуется! Смотреть не на что, а туда же! Вот наглость-то!

Он шевельнул указательным пальцем и меня обожгла резкая боль!

— А-а-а!!!

Будто огненный хлыст опоясал тело!

Хлыст прошёлся по мне ещё раз!

И ещё!

Извиваясь и крича от жуткой боли, я слышал как рыдает Настя, в бессилии наблюдая сцену моего истязания. Витька тоже зашёлся в истошном крике.

— Эй, вы, там! — прикрикнул на них Бей. — Заткнитесь! Щас вам тоже не поздоровится!

— Не сметь! — заорал я то ли от боли, то ли от страха за своих. Я уже мало чего соображал!

— Ты будешь ещё мне приказывать?! — осклабилась ненавистная морда и, увлекаясь всё более, он собрался, видимо, поддать жару, но в этот момент к его уху наклонился Кирюша и что-то коротко шепнул.

— Ты думаешь? — недоверчиво оглянулся на него Бей и, когда Кирюша кивнул, смотря ему прямо в глаза, согласился с явной неохотой: — Ладно, побережём...

По крайней мере, плеть меня больше не коснулась.

— Пожалуйста, — простонал я, качаясь, и чуть ли не падая с ног. — Отпусти всех. Я тебе всё расскажу...

— Вот как? — удивлённо взметнулись Беевы кустистые брови и он покосился на Кирюшу. — Видишь? Помогло! А ты говоришь!.. — И он застыл на полуслове в нелепой позе, очень неудобно вывернув шею и вытаращив глаза.

* * *

**

Я сразу и не понял, что произошло. Так мне было нехорошо. Тело просто горело нестерпимым жаром! И, только когда прозвучал знакомый чуть насмешливый голос, я понял, что пытка завершена.

"МЧС" подоспело! Вовремя, однако!

В дверях гостиной, прислонившись к притолоке, стоял Танзу.

— Нашёл ты кого просить о снисхождении! — были первые его слова. — Ему чужие страдания — хлеб! Он же питается ими!

Мы облегчённо выдохнули. Настя без сил опустилась на стул, который ей придвинул услужливый Помогай. Она едва не выронила ребёнка из ослабевших рук. Помогай и тут оказался на высоте: поддержал её за локоть и осторожно прижал к ней мгновенно успокоившегося Витьку. Настя с благодарной улыбкой посмотрела на него. А ещё говорят, что ребёнок плачет просто так, без причины!

— Вы позволите войти? — с улыбкой спросил гость.

— Могли бы и не спрашивать, — обрадованно подался я ему навстречу, едва передвигая конечностями, и рухнул на подвернувшийся стул.

Он подошёл и внимательно посмотрев на меня, заверил:

— Сейчас всё пройдёт.

— Да знаю... — Я уже и сам чувствовал, что оживший браслет в экстренном режиме принялся восстанавливать порушенное вурдалаками.

Кстати, они так и замерли в тех позах, в которых застало их появление могущественного гостя. Только те неустойчивые силуэты, что клубились перед своим повелителем по стойке "смирно", постепенно истаяли и сошли на нет. Наверное, ушли в своё "жёлтое" пространство, как о них отозвался браслет.

— Мама моя дорогая! — вдруг услышал я ещё один до жути знакомый голос за своей спиной и несказанно обрадовался ему! — Это что за музей мадам Тюссо?

Я через силу обернулся назад. Теперь в дверях стоял Пашка, сунув руки в карманы, и с интересом оглядывал помещение.

— Господи! Ты-то откуда здесь? — удивился я.

— Его заместитель с собой притащил.

— Чей?

— Господа нашего.

Невзирая на упадок сил, я от души расхохотался. Пашка был в своём репертуаре! Мы пожали друг другу руки.

— Заявился ко мне прямо на остров. Там, говорит, твоих друзей в баранки гнут. Не желаешь, мол, поучаствовать в этом приятном занятии? Я, естественно, согласился, поскольку за неделю меня девочки уже — того!... — Он оглянулся на Настю. — Ну, заездили, короче. Хоть караул кричи! Договаривались-то с тобой до утра! Я и жду сижу. Ну, не сижу, конечно... Домой-то нельзя!

— Сколько-сколько они на тебе ездили? — поразился я.

— Неделю! Не кричи... — опять обернулся он в сторону сюсюкавшейся с малышом Насти. — Вроде бы, к Вовке собирались... А ты опять куда-то испарился. На звонки почему-то вообще не отвечаешь. В чём, думаю, прикол? Неужто опять увидимся через пару тысячелетий? Потом вдруг смотрю, дядечка какой-то незапланированный на моём острове. Хотел уже на рога поднимать. Оказалось, что мы с ним знакомы. Заочно, правда. Одного не пойму, откуда ему про остров-то известно?

— Положение обязывает! — улыбнулся Танзу. — Он тут вообще ни при чём.

— Понятно, — вздохнул Пашка. — Все мы, выходит, под колпаком у Мюллера! — И поинтересовался, оглядываясь по сторонам: — Это что за ледовое побоище?

— Да вот, — кивнул я на Бея. — Вурдалаки пожаловали. Хорошо, Танзу вовремя подоспел. А то бы меня Бей...

— Так что? — округлил Пашка свои глаза. — Это и есть тот самый Бей?.. А рядом, я так понимаю, Кирюша! Ну, этого засранца я уже видел... Посмотреть-то можно поближе? — спросил он у Танзу. — Не укусят?

— Смотри-смотри, — усмехнулся тот, внимательно ко мне приглядываясь. — Ты как? В норме?

— Да вроде, ничего. Только это всё равно не решает проблемы...

— Знаю-знаю, — задумчиво постучал он костяшками пальцев по столу. — Всё знаю. Для того я и прибыл сюда. Ну, и для этого тоже, — уточнил он. — Маленько припозднился, правда. Дела задержали. Там беда, на ипсилон Цефея... Ну да ладно. Это к делу не относится... Подойди сюда. Сядь. Сейчас я тебя отключу, не бойся. Это для дела надо. Кстати, что с клоном будем делать?

— Как "что"? В расход!

— Хм! — вроде как даже удивился он. — Неразумно. Иногда нужен бывает.

— Ничего не знаю! — возмутилась Настя со своего места. Она, оказывается, уже более-менее пришла в себя и внимательно прислушивалась к нашему разговору. — И без двойника обойдётся! Нормального мне Вовку верните. Без всяких там коробочек-примочек! И одного мне через глаза хватит!

— Ну, если женщина просит...

— Просит, просит! Женщина просто жаждет видеть своего мужа в одном экземпляре и нормального размера!

— Размер, он, конечно, того!.. имеет значение... — вроде как сам себе пробормотал Пашка, насупив брови и с выделанным вниманием разглядывая неподвижную пару вурдалаков, но Настя его услышала.

— А ты как думал? Ишь, грамотные собрались!

— А я чё? — развёл тот руками. — Я ничё... Это ему вон не слышно, — указал он подбородком на Бея.

— Так! — призвал Танзу ко вниманию, похлопав в ладоши. — Слабонервных прошу удалиться. Сейчас будет не совсем аппетитное зрелище.

— Ещё чего! — упёрлась Настя. — Никуда я не пойду! Потерплю! Приступайте! И не такого насмотрелась!

Танзу усмехнулся:

— Я предупредил. А там, как знаешь...

— А я не буду смотреть, — сказал Пашка голосом Матроскина. — Я экономить буду. И лучше буду спать...

* * *

**

Когда я очухался, всё "ледовое побоище", как обозвал его Пашка, было уже на ногах. И бурно обменивалось впечатлениями. Один Танзу сосредоточенно молчал и всматривался в моё лицо.

— Ну и как? — первым делом поинтересовался он у меня.

— Вижу, — поморгал я. — И слышу. Всё, вроде, путём.

— А ну, встань, пройдись... — Я повиновался.

— О-о! — послышались голоса. — Предводитель дворянства очухался! Разбух, наконец-таки, до стандартных размеров! С днём варенья тебя!

Кажется, это опять Игорь со своими поздравлениями.

— Теперь попрыгай, — опять скомандовал Танзу.

Я терпеливо выполнил и эту команду.

— Дворец развалишь, бугай! — Толь Ванч отпускал свои остроты, усиленно угощаясь. Он так и не дождался торжественной части и решил самолично восполнять этот пробел. — Какой-то он у тебя весь ненадёжный. В ситечко. Недаром его ветром по планетам таскает!

Хм! Интересная версия случившегося! Вот так и рождаются мифы...

И тут лишь я заметил, что не все веселятся по поводу благополучного исхода дела. Настя испуганными глазами неотрывно следила за мной, так и сидя с малышом в обнимку. Я спросил взглядом: чего, мол, с тобой?

Она так же молча потрясла головой, смотря на меня чуть исподлобья, и вдруг брезгливо передёрнула пчечами. Видимо, обещанное зрелище и впрямь было неаппетитным...

— А эти-то куда подевались?.. — я указал на пустующее кресло, где перед этим с вывернутой шеей красовался Бей. — Опять, что ли, сбежали?

— Да ну, что ты! — улыбнулся Танзу. — Они уже там, где им и положено быть.

— "Вор должен сидеть в тюрьме!" — значительно процитировал подошедший Пашка, сияя как медный пятак. В руке он держал стакан с каким-то напитком. — Упакованы! Расфасованы! — И отправлены наложенным платежом! Сам лично проконтролировал!

— Хорошо, если так, — сказал я с сомнением. — Но ведь прошлый раз тоже так было. А почему же он на воле оказался?

— Сознаюсь, — кивнул Танзу. — Упущение с нашей стороны. Они с Кириллом выкрутились довольно просто и коварно: использовали временную петлю.

— Это как?

— Кирилл выдернул его с основной мировой линии чуть раньше, чем мы его схватили. Нарушили запрет на манипуляции со временем. И в результате образовалась темпоральная вилка.

— Но позвольте! — подошёл поближе Санька Другов. — Это же что же получается? Появилась параллельная реальность? Другая мировая линия? Вы хотите сказать...

— Да, именно это я и хотел сказать, — как бы нехотя согласился Танзу. — Мы с вами сейчас находимся на другой, на альтернативной мировой линии. А на основной Бей так и сидит в заключении. И всех вот этих событий там попросту не было. В той реальности вы продуктивно занимаетесь благоустройством планеты.

— А здесь? — Пашкин голос моментально окрасился унылыми интонациями. — Нам что? Не светит "продуктивно"?..

— Ну, почему же? — загадочно улыбнулся Танзу — Просто это произойдёт немного позже. И по несколько иному сценарию. Мировые линии ведь постепенно схлёстываются. Отклонения сходят на нет. Ну, естественно, если не добавлять новых отклонений, — пояснил он лукаво прищурившись, зачем-то выделив слово "новых". — Кстати, именно потому, что мы с вами сейчас находимся на альтернативной мировой линии, я и уполномочен передать вам решение Галактического Совета. — Он значительно оглядел нас и в моментально установившейся тишине торжественно объявил: — Вашей команде разрешено — в виде исключения! — поднял он указательный палец, — использовать в работе гипногенератор. Тот самый "генератор совести".

— Вау! Йес! — вскинули одновременно кулаки Санька с Пашкой и схлопнули ладони.

— Ну всё! — махнула Настя рукой. — Бедная та Земля!

Я не верил своим ушам! Неужели выстраданная нами идея оказалась верной?!

— Да, — кивнул Танзу, уловив мою мысль. — Совет решил рискнуть. Провести, так сказать, эксперимент. Посмотреть, что из этого, всё-таки, выйдет. И, если опыт окажется положительным, будет разрешено выправлять ситуации на таких вот безнадёжных мирах, как ваша Земля. Так что, образно говоря, на вас вся Галактика смотрит.

— А что, Земля так уж безнадёжна? — осторожно вклинилась в разговор Сантик.

— А вот представьте себе! — он нервно побарабанил пальцами по столу и посмотрел на своё запястье. Там у него поблёскивало тоже что-то вроде браслета. — Мне стоило очень большого труда убедить Совет в продуктивности вашего метода. Хотя, если честно, — понизил он голос и приложил ладонь ко рту, как бы сообщая нам большой секрет, — я лично сомневаюсь в нём. Хотя и доводы в вашу защиту приводил самые неопровержимые!

— А о чём, вообще, речь, можно узнать? — спросила молчавшая до сих пор тётка. Она внимательно слушала наши препирательства, но ничегошеньки не понимала.

— А тебе оно надо, мать? — широко улыбнулся Толь Ванч. Он быстро оклемался от перенесённого стресса (я подозреваю, что он вообще ничего не заметил), "вошёл в форму" и активно пользовался тем, что о нём позабыли. — Оставь ты, ради Бога! Пусть молодые сами решают свои мировые проблемы! Иди лучше сюда, хряпни стопочку!

— Ой, батька, отстань! — отмахнулась та. — Тут люди дело говорят, а ты с пустяками...

— Ну, как знаешь.. — Недолго думая, Толь Ванч сам употребил угощение, смачно крякнул и потянулся к одной из тарелок.

— Мам, я тебе потом всё расскажу, — склонился к тётке сын и тихо добавил: — Сейчас не время. Видишь, человек и так будто на иголках сидит.

Как он ни секретничал, Танзу его всё равно услышал.

— Вы правы, Александр Анатольевич. Пора мне... Вопросы у кого-нибудь ещё есть? — оглядел он присутствующих.

— Есть, — кивнул я. — Притом, самый главный. О каком-таком Страже Небес у меня всё время вурдалаки выпытывали? Они меня этим Стражем попросту достали! Ладно, если б я ещё знал...

Танзу в сильном сомнении пригладил волосы на затылке и помолчал.

— В общем, так, — он сложил губы трубочкой, будто свистеть собрался. — Информация о нём — да, действительно, была. Её записали на коре твоего головного мозга. Даже глубже. Не могу сказать, чем это было продиктовано. Я бы поступил по-другому. Но, что было, то было. Экипаж межгалактического крейсера возвращался в то время из разведывательной экспедиции из Пространства Мрака и потерпел катастрофу... В общем, это всё — очень длинная история, — нетерпеливо и даже как-то с опаской отмахнулся он. — Тут и временные завороты, и ещё много того, что вам знать... скажем так: совершенно ни к чему... Пересказывать её вам я всё равно не могу. Не имею права. Сам Творец наложил запрет на эту информацию.

— Кто?!

— Творец, — повторил Танзу и пояснил: — Ну, Бог по-вашему. Хозяин Мироздания... Ну, и чего вы так смотрите? Хотите сказать, никогда не слышали о Нём? — он коротко хохотнул и обвёл присутствующих насмешливым взглядом.

Ответом ему было поражённое молчание. Первым очнулся брат и спросил в сильном замешательстве:

— А что?.. Бог — это реальная личность? Умные люди вроде как отрицают...

Танзу совершенно искренне рассмеялся:

— "Умные люди"! Какие ж они после этого умные, если отрицают очевидное? Тогда кто же, по-вашему, Землю создал? А вас, простите? Чистая случайность? Или те самые "умные люди"? Смешно!.. Н-да-а, ребята... — Он тронул стушевавшегося Саньку за рукав: — Как вы там любите повторять к месту и не к месту? "Как всё запущено!"

— Вообще-то, мы отвлеклись, — с лёгкой иронией напомнил Другов. — Инфа, вы говорите, была. А сейчас-то она... где?

— Так нет её! Давно нет. Ещё когда мы вашего Вовчика ремонтировали, всё и переписали на более надёжный носитель. Уж извини, пожалуйста, за подобные эпитеты, — Танзу добродушно потрепал меня по плечу. — А он — стерилен. Никакой лишней информации в нём нет. Так что ребята из команды Бея, как у вас говорят, жутко обломались.

— И всё-таки? — не унимался Другов. — На главный вопрос вы так и не ответили: кто такой Страж Небес?

— Да это не "кто такой", а "что такое"... — нехотя и даже как бы со скрипом отозвался наш гость. Явно было видно, что внутри него идёт мучительная борьба. — Толкаете вы меня на должностное преступление!.. — Но тут, видимо, его осенило: — Хотя, в принципе... Раз она уже написана одним из ваших соплеменников...

В руках его возникла довольно объёмистая книга в чёрном переплёте.

— Вот, — хлопнул он ею об стол и прикрыл сверху ладонью. — Читайте! Здесь ответы на все ваши вопросы. И высказанные и невысказанные. Всё написано абсолютно верно. Ручаюсь! От первого слова до последнего. А я — уж извините! — умываю руки. И так много чего лишнего наговорил... Ох и влетит же мне! — вскинул он руки в притворном ужасе и попросту растворился в воздухе.

— Хм! — фыркнул Пашка. — Отделался! "Читайте!"

Мы склонились над книгой, едва не столкнувшись лбами.

— Бабиков Ю. А. — вслух прочитал я. — "Мировоззрение или возвращение Прометея".

— И что нам этот гроссбух даёт? — с кислой миной осведомился Пашка.

Я в ответ лишь пожал плечами:

— Будем читать...

(Конец второй части)