До рассвета

— Угу, — Кол толкнул Парочку в плечо. — Ты сядь на место.

— Беженцы — люди особые, — ровно продолжил Инжи. — Вроде, бедные, но у каждого найдется что-то ценное, этакий остаточек былой жизни. У меня вот сапоги на меху и новый жупан. У Анны Греты — векселя за пазухой, у мужа — очки на серебряной цепочке. У Мэтта — Рина, а у Рины нет сисек, но присутствует задница... Вы тогда, во Флиссе, оглядели нас этак — быстро, но хватко. Приметили все, что нужно, и согласились взять в телегу. А ночь отчего-то очень уж хотели провести на дороге, подальше от людей... Впрочем, трактир на отшибе среди леса вас тоже устроил...

Кол сощурился, покосился на Инжи. Никакого лишнего движения не сделал, только рука напряглась.

— Повремени, соколик, — сказал Парочка. — Имею к тебе предложение. Делайте, что хотите, но оставьте малютку Джи и кого-то из ее предков. Да меня не троньте, понятное дело.

— Имеешь чем заплатить?

Парочка вытянул руку так, чтобы сполз рукав, и показал Колу свое запястье. Там белел жженый шрам в виде буквы W. У Кола расширились зрачки.

— Это же пожизненная!..

— Ага, — пожал плечами Инжи.

— Так ты не часовщик?

— Отчасти часовщик.

Вдруг Кол осознал, что Инжи еще не стар. Седина да размеренная речь добавляют десяток лет видимости, но движения точны, выверены, в пальцах ни следа дрожи.

— Сам подумай, — сказал Парочка, подкрутив ус, — хочешь ссоры или нет. Взвесь, прикинь хорошенько. Я не тороплю.

Кол взвесил.

— Решено: ты с нами. Про остальных в трактире подумаем.

* * *

Доча, берегись странных мест, — сказал бы Инжи Прайс, если б было кому. А главное: сразу примечай, в чем именно странность. Заметишь нужное — свою шею спасешь.

Хозяева трактира не любили гостей — вот что странно. Ни один фонарь не заманивал путников, цепной пес злобно лаял у ворот. Трактир напоминал форт: хмурый двухэтажный сруб за высоким частоколом, окна забраны решетками, еще и закрыты ставнями. Однако, противореча всему остальному, ворота были распахнуты. Фургон вкатил во двор и встал посередине. Слева — конюшня и колодец, справа — сарай с поленницей, за спиной — ворота и пес, что никак не уймется. Впереди — крыльцо, на которое сразу, без стука вышел куцый мужичонка в здоровенном тулупе. Сказал доброжелательно:

— Здравия вам!..

Поднял фонарь, осветил путников, и добавил тоном ниже:

— Вы кто такие? Зачем явились?

Путники высыпали из фургона. По разномастной их внешности было ясно и кто, и зачем.

— Добрый хозяин, стоит ли спрашивать, коль сам видишь ответ? — обратился Парочка к куцему. — Мы — несчастные беженцы в поисках ночлега.

— Нету ночлега, нет! — замахал руками хозяин. — Все места заняты!

— Боюсь проявить невежливость, но все же усомнюсь в твоих словах. На дворе свежий нетронутый снег, фургонов нет, кроме нашего, в окнах не светится. Как же ты разместил полный трактир постояльцев, ничем не выдав их присутствия?

— Не в-ваше дело! — куцый аж начал заикаться от раздражения. — Есть места или нету — все равно трактир закрыт!

— Но ворота-то были открыты, вот мы и въехали в них. А развернуть фургон назад — это ж целая история. Не позволишь ли нам, добрый хозяин, в порядке исключения заночевать в твоем закрытом трактире?

— Н-не позволю! Уезжайте!

Кол с дружками поднялся на крыльцо и приобнял куцего жестом, одинаково развязным и угрожающим.

— Проводи-ка нас в дом, милок. Там в тепле и побеседуем.

Хозяин попытался возразить, но без толку. Кол просто пихнул его в раскрытые двери, следом вошли дружки, а за ними и Парочка.

Сени были просторны и добротны — прям не сени, а господская прихожая. Большие окна в решетках, лосиная голова с шапками на рогах, разлапистые медные вешалки, на одной из которых — громадный тулуп, брат того, что на куцем. Слева дубовая дверь — судя по запаху сырости, ведущая в подвал. Вход дальше в трактир сделан в виде резной арки и занавешен шторой, под нею пляшут заманчивые отсветы камина.

— Уютно у тебя, — отметил Кол. — А сам жмешься, гостей на морозе держишь. Ай-ай-ай, нехорошо!

Штора отдернулась, выпустив в сени человека. Лицом он напоминал первого, был выше ростом, но какой-то невзрачный, плюгавый.

— Что происходит, господа?

Дружок Джон подступил к нему с неприятным оскалом:

— Это мы тебя спрашиваем: что происходит? Честным путникам не дают заночевать! У тебя там над воротами написано: "Трактир Джек Баклер". Что ж ты людей обманываешь, сволочь?

— Никакого обмана. Это и есть трактир "Джек Баклер", а мы — братья Баклеры, хозяева. И нам, хозяевам, виднее, открыт трактир или закрыт. Сейчас он закрыт! Извольте покинуть помещение!

— Ладно, ладно, поедем, — Кол примирительно развел ладони. — Только мы продрогли в пути, а лошаденки выбились из сил. Кликни кухарку, чтобы сделала чаю, позови конюха, пускай даст хворосту лошадкам. Мы согреемся, они поедят, тогда и поедем дальше. Много времени не займем, монету заплатим — все чин по чину...

Если перед тобой стоят три мордоворота, — посоветовал бы Инжи дочуре, — ни за что не говори слов вроде таких:

— Нет тут ни конюха, ни кухарки! Трактир закрыт, черт возьми! Мы одни с братом!

Дружок Джон врезал плюгавому кулаком, и тот свалился, запутавшись в шторе. Куцый закричал и дернулся, но Кол поймал его за шкирку и приставил к пузу тесак.

— Давай, показывай жилище.

Следующий час в трактире было шумно. Кол с дружками обшаривали дом. Братьев Баклеров водили за собой. Кол распахивал двери каждой комнаты и требовал: "А ну, тычьте пальцем". Куцый попытался вывернуться и убежать — его избили. Плюгавый делал вид, что не понимает. Его тоже избили, затем у него глазах перевернули и растрощили топорами всю мебель в комнате. Откуда-то выпала агатка, забытая прежними гостями. Джон ткнул ею в нос плюгавому Баклеру: "Вот". Схватил плюгавого за ухо, переволок в следующее помещение: "Ткни пальцем". После трех разгромленных комнат и трех кругов побоев хозяин трактира смирился. "Там, в шухляде... И в щели за шкафом... И..."

Все найденные ценности стаскивались вниз, в каминный зал. Кол с дружками не брезговали ничем. Столовые приборы, часы, канделябры, кубки, монетки любого достоинства сваливались в груду возле камина. Путники растерянно смотрели, не веря глазам. Мэтт и Рина попытались вмешаться:

— Кол, Джон, прекратите! Что вы делаете?.. Так нельзя!

Второй дружок Кола показал им топор. Инжи придержал молодых за плечи:

— Не встревайте, ребята. Пускай парни пограбят немного, душу отведут. Они ведь тоже, как вы, — дезертиры. Ничего, поди, хорошего не видели от самого начала войны. А тут хоть какая-то радость.

— Нельзя так! — возмутилась Рина. — Это же разбой, преступление! Мы должны их остановить!

Кто-кто, а Инжи Прайс не собирался ничего останавливать. Во-первых, с божьей помощью Кол насытится добычей из трактира и не позарится на самих беженцев. Во-вторых, чем больше свершится разгрома, тем скорее дезертиры захотят покинуть трактир. Это тоже на руку: кому-кому, а Инжи Прайсу никак нельзя засиживаться на месте.

— Спокойнее, милые мои, — увещевал Парочка молодоженов. — Считайте, что это бескорыстная помощь Альмеры вашему родному Южному Пути. Путевцы пострадали от войны, альмерцы — нет. Так отчего же не взять чуток альмерских денег и не переложить в путевские карманы?

— Верно говоришь, дед! — ухмыльнулся Джон и мимоходом пнул под ребра лежащего куцего.

— Чертовская правда! — воскликнула Анна Грета. — Чего это все только нас грабят? Пускай теперь наш черед!

— Что ты говоришь, голубка?.. — ужаснулся муж.

— Хочешь быть нищим — так и сиди. А мне надоело!

Она присоединилась к дезертирам, шарящим по дому. Кол хотел ее прогнать. Ростовщица дала пару ценных советов: "Возьмите зеркало — денег стоит! Ножи эти бросьте, в них серебра на слезу... Снимите часы с маятником. Ничего, что большие — выньте механизм!" И Кол расположился к ней: "Молодца, детка. С тебя есть толк".

Парочка наблюдал за крошкой Джи. К его радости, девчушка выказывала меньше испуга, чем интереса.

— Почему дядя Кол бьет и грабит? Он что, пират?

— Дезертир. Ну, это похоже на пирата.

— А он хороший пират или плохой?

— Средний, — покачал рукой Инжи.

— А хозяева трактира — они плохие? Наверное, плохие, раз их так побили!

— Очень мудрая вера. Держись ее, детка.

Инжи потрепал волосы девчушки. Она улыбнулась от удовольствия. Поди, нечасто перепадали нежности на ее долю.

Наконец, разгром подошел к концу. Все три дезертира вернулись в зал, притащив с собой чуть живого Баклера. Расселись у огня, наслаждаясь видом кучи трофеев. Кол вытащил из груды арбалет и "козью ножку". Взвел и зарядил оружие, прицелился, всадил болт в ноздрю кабаньей головы над окном.

— Метко бьет. Хорошо, что ты не взял его, когда вышел нас встречать, — Кол потрепал куцего по опухшей щеке. — Теперь давай-ка, позаботься о гостях. Иди, налей нам винца и сообрази чего-нибудь поесть.

Куцый послушно засеменил в угол зала, открыл дубовый бар, чудом не подвергшийся опустошению.

— В-вам... какого винца?

— Видали: он спрашивает, какого винца? Правильно, так служить! Самого крепкого давай.

— Есть х-ханти...

— П-подойдет, — перекривлял его Кол.

Похлебывая нортвудскую настойку, грабители взялись за дележ добычи. Джон, второй дружок и Анна Грета стали рыться в груде, выбирая вещички поценнее. Кол остановил их:

— Сделаем иначе. Анна Грета, ты ж, вроде, ростовщица? Знаешь, что почем? Вот ты и продашь все вещи подороже, когда будем в Алеридане. А деньги уже поделим.

Кол открыто назвал пункт назначения, это было очень скверным знаком для братьев Баклеров. Однако они не уловили истинного смысла. Кол повернулся к Инжи:

— Ты, каторжник, что-то не очень помогал нам.

— Ка-аторжник? — разинула рот кроха.

— Не поспел за вами, — пожал плечами Инжи.

— Останешься без добычи.

— Я не в обиде.

— Ишь...

Кол вперил взгляд в Рину с Мэттом:

— А вы, вроде, что-то там тявкали?

Прежде, чем крестьяне дали ответ, Анна Грета привлекла внимание Кола:

— Посмотри-ка: в этой куче не хватает кой-чего. Вещей много и денег тоже, но все — мелкие. Серьезный хозяин хранит средства в монетах покрупнее. Или в векселях...

— Благодарю, голуба.

Кол кивнул Джону, и тот взял за грудки плюгавого:

— Где остальное?

— Нехорошо, — выдавил Баклер, — не надо.

Его подтащили к камину, сунули голову чуть не в самое пламя.

— Деньги, сука!

Плюгавый хлопнул себя по груди. Сунув пятерню ему за шиворот, Джон вытащил конверт. Передал Колу, тот раскрыл, бестолково порылся в бумажках, отдал их Анне Грете.

— Это векселя! — вскричала ростовщица. — Три штуки по десять эфесов!

— Святые боги!..

Секунду спустя векселя уже легли в карманы дезертиров — по одному на брата. Анна Грета возмутилась, Кол осадил:

— Возьмешь свое с продажи добра.

Она принялась разглядывать трофеи, на глазок прикидывая, за что сколько выручит. Куцый принес хлеб, сыр и колбасу. Дезертиры принялись жрать, Инжи сообразил перекус себе и крохе, девчушка все норовила заглянуть ему под манжет — рассмотреть клеймо на руке. Мэтт и Рина так и стояли в стороне, вконец потерянные.

— Плохо вы сделали, — промямлил плюгавый Баклер. — Не стоило...

— Тебе плохо, а нам хорошо! Га-га-га!

— Скверно это кончится. Мы с братом работаем на одних людей...

— Хоть не на зверей! Гы-гы!

— Они — очень серьезные люди... Когда узнают, не простят вам...

— И откуда же они узнают?

— Как — откуда? — Баклер ткнул в себя пальцем. — От нас же и узнают! Мы им скажем!

— Вы скажете?.. — прищурился Кол.

— Да! — подпрягся куцый брат. — Верните деньги и уезжайте, или все расскажем! Вам тогда не сдобровать!

Какие идиоты! Инжи так и хлопнул себя по лбу. Подумал с грустью: будь у меня дочка — она бы точно не была дурой...

— Очень страшно, — Кол поманил куцего пальцем: — Подойди-ка, браток.

Инжи сказал крохе:

— Отвернись к стене и закрой ладошками уши.

До чего же хорошая девочка: не стала ни спорить, ни переспрашивать — просто сделала. Кол погладил рукоять тесака, но не успел занести оружие. На улице раздался собачий лай.

Все затихли, прислушались. Сквозь лай проступил цокот копыт, звон подков. Скрип сапог по снегу.

Спина Инжи покрылась испариной. Боги, как рано! Он-то думал, что имеет еще целые сутки форы!

— Они нам тут не нужны, — выдохнул Парочка, силясь звучать убедительно.

— А то я сам не знаю! — фыркнул Кол. — Джон, иди глянь, кто это.

Джон подбежал ко входной двери и выглянул в скважину.

Отчетливо — дун! дун! дун! — раздался стук дверного молотка.

— Кто там?! — рыкнул Кол.

— Двое конных.

— Только двое?

— Погодь... да.

— При оружии?

Дун! Дун! — гремел молоток.

— Не разобрать... Они в плащах...

— Двуцветных? — не выдержал Инжи.

— Вроде, нет...

От сердца слегка отлегло.

Стук повторился вновь — настойчиво, властно. Дун! Дун!

Кол поднял арбалет, прежде отнятый у куцего. Острием болта указал дружкам:

— Ты — налево, ты — направо. Спрячьтесь.

Два головореза юркнули в прихожую, Джон встал за полуприкрытой дверью подвала, а второй — за вешалкой с тулупами и шубами. Оба вытащили ножи.

— Ты, — арбалет ткнулся в ребра куцему, — открой дверь. Впусти и запри за ними.

Куцый нерешительно шагнул в прихожую. Кол тряхнул оружием, целясь ему в спину, и куцый прибавил ходу.

— Тихо, — бросил Кол остальным и задернул штору между залом и прихожей.

Он встал у крохотной щелки, оставшейся между шторами, следя за каждым движением куцего. Парочка подошел ближе. Не имея возможности выглянуть, он обратился в слух.

Учись ориентироваться по звукам, — сказал бы Инжи дочке. Слух никогда не обманет, если привыкнешь ему доверять. Лови каждый звук.

Шаги куцего проскрипели по половицам — трусливые, поспешные. Лязгнула щеколда, скрипнули дверные петли. Легонько присвистнул ветер, из-под шторы повеяло холодом.

— Это вы... — промямлил куцый. — Здравствуйте...

— А кого ты ждал?

Голос гостя был низок и груб, с хрипотцой, как от легкой простуды. Голос крепкого парня, замерзшего в долгой дороге. Говор не северный. Слава Праматерям!

— Я это... За-заходите, гости... С-согрейтесь...

Куцый попятился, скрипя половицами. Не ровно назад, а чуть в сторону. Арбалет Кола теперь глядел не в спину куцему, а в грудь чужаку. Звякая шпорами, чужак вошел в дом. Тяжелый твердый шаг, добротные кавалерийские сапоги. Военный, стало быть. Скверно, доча, — сказал бы Инжи. Военные опасны хотя бы тем, что никогда не ходят поодиночке.

Вслед за первым солдатом вошел второй. Этот сделал только шаг, и тут же скрипнули дверные петли. Он встал прямо в дверях, притворив за собою, но не задвинув щеколду.

— Позвольте, я запру... — дернулся куцый. Реакции не последовало.

— Чего так темно? — грубый голос первого.