Чуть-чуть мудрее

— А если бы ты верил, что колесо сансары вращается не в одной плоскости до конца времен, а поднимается по спирали вот так? — спросил Полуэкт и показал рукой, как именно по его мнению поднимается колесо сансары.

— Каждое последующее перерождение лучше предыдущего? — спросил Мангуст. — Нет, это бессмыслица, глупо в нее верить! В каждый момент большинство живых душ — травы, деревья, черви и букашки. Если бы колесо сансары вертелось так, как ты говоришь, мир стал бы другим.

Полуэкт задумался над его словами и сказал:

— Однако с тобой интересно беседовать, ты умен. А ты все время воруешь или владеешь другим ремеслом?

— Нет, ремеслом не владею, — помотал головой Мангуст. — Чтобы овладеть ремеслом, надо либо родиться в семье мастера, либо удачно попасть в рабство. Мне не довелось ни того, ни другого. Но я не ропщу, потому что верю, что когда-нибудь доведется.

К этому времени дорога привела их к большой заболоченной луже, где цвели лотосы и дремали молодые крокодилы, опасные только детям и собакам.

— О, гляди! — воскликнул Полуэкт. — Жемчужина в цветке лотоса!

— Где? — удивился Мангуст. — А, вижу. Нет, это не жемчужина, это бабочка отложила яйца.

— А издали выглядит как жемчужина, — сказал Полуэкт.

— Верно, — кивнул Мангуст. — Но это не жемчужина. Надо же такое придумать — жемчужина в цветке лотоса, ха! А прикольно звучит, почти как мантра!

— По-моему, это и есть мантра, — сказал Полуэкт.

Мангуст задумался, но не смог самостоятельно решить, мантра это или нет. Он сказал так:

— Когда придем в Мбабане, надо спросить жрецов, мантра это или нет.

— А если их мнения разойдутся? — спросил Полуэкт.

— Тогда я не получу определенного ответа и истина ускользнет от понимания, — ответил Мангуст.

— Разве в этом вопросе может существовать абсолютная истина? — спросил Полуэкт. — Для меня это мантра, а для кого-то бессмыслица. Слышишь, лягушки квакают? О чем они квакают?

Мангуст засмеялся и сказал:

— Даже не представляю, о чем может квакать лягушка. А ты представляешь?

— Да, — кивнул Полуэкт. — Во-первых, лягушка может квакать: "Я охочусь, братья и сестры, не надо мне мешать". Во-вторых, она может квакать: "Я хочу отложить икру, приходи ко мне, о прекрасный мужчина". В-третьих, она может квакать: "Я вижу цаплю, берегитесь, братья и сестры". И я думаю, что это не исчерпывающий перечень.

— Однако с тобой интересно беседовать, — сказал Мангуст. — Ты говоришь о вещах, о которых я раньше не задумывался и не подозревал, что они существуют. А теперь, когда их имена произнесены, свойства описаны и существование осознано, мой мир не останется прежним. Это как... не могу подобрать слово...

— Просветление? — подсказал Полуэкт.

— Да, как-то так, — кивнул Мангуст. — Я будто становлюсь чуть-чуть мудрее.

Тем временем дикая часть болота осталась позади, а впереди болото превратилось в рисовое поле, а вернее, не одно поле, а много маленьких огородиков, разделенных низкими оградками и каналами, позволяющими затопить либо осушить любое поле независимо от других. На некоторых полях горбатились крестьяне, а на других никто не горбатился.

— Однако твой вид удивляет простолюдинов, — заметил Мангуст. — Твоя одежда богата, но ты путешествуешь пешком и без охраны. Разве это не нелепо?

— По-моему, нелепо здесь одно — твое представление о нелепом, — сказал Полуэкт. — Богатство должно расширять свободу, а не ограничивать. Если оно не позволит мне путешествовать, как я желаю, к чему мне такое богатство?

— Однако другие люди рассуждают иначе, — сказал Мангуст.

— Это их беда, не моя, — сказал Полуэкт.

— Когда твое богатство привлечет разбойника, беда станет твоей, — сказал Мангуст.

— Одного уже привлекло, никакой беды не случилось, — возразил Полуэкт.

— Следующий разбойник может оказаться удачливее, — сказал Мангуст.

— Навряд ли, — сказал Полуэкт.

— Если он пустит стрелу из засады, не думаю, что твое боевое мастерство тебе поможет, — сказал Мангуст.

Полуэкт улыбнулся и сказал:

— Сдается мне, тебе неведомо, что такое боевое мастерство.

Мангуст подумал и сказал:

— Тогда почему тебе не показать мастерство царьку? Обретешь много милостей.

— Разве я похож на того, кто ищет царьковых милостей? — рассмеялся Полуэкт.

— А, я понял! — воскликнул Мангуст. — Ты, должно быть, желаешь свергнуть царька и занять его место, так?

— А вот и нет, — возразил Полуэкт.

И вдруг остановился и указал пальцем перед собой, туда, где дорога поворачивала.

— Три, два, один! — провозгласил Полуэкт.

И в момент, когда пришло бы время прозвучать числу, предыдущему перед единицей, если бы такое число существовало, из-за поворота вышла юная дева. Поглядела на Полуэкта как течная сука глядит на кобеля и спросила:

— Благородный господин желает развлечься?

— Непременно! — радостно отозвался Полуэкт. — Расскажи мне, прелестная дева, есть ли жизнь на Марсе?

— Чего? — не поняла дева. — На чем жизнь?

— На Марсе, — повторил Полуэкт. — Он выглядит как звезда красного цвета, но на самом деле это не звезда, а мир, подобный тому, в котором мы с Мангустом путешествуем. Так вот, есть ли там по твоему разумению живые существа?

— А мне-то откуда знать? — пожала плечами дева.

— Знание — ничто, размышление — всё, — сказал Полуэкт.

Дева поглядела на него подозрительно и спросила:

— Ты пидор?

Полуэкт рассмеялся и отрицательно покачал головой.

— Почему ты смеешься? — спросил его Мангуст.

Полуэкт объяснил:

— Меня забавляет, как она стремится отрицать выходящее за рамки обыденного. Услышав непонятное, она не стремится осознать услышанное и стать мудрее, вместо того она старательно уклоняется от всех видов размышления и понимания.

— Отшельник, что ли? — спросила дева. — А чего такой богатый?

— На этот вопрос можно дать не менее десяти ответов, каждый из которых может стать верным при соответствующих обстоятельствах, — сказал Полуэкт. — Но тебе не суждено узнать, какой из них верен. Более того, навряд ли ты получишь от меня хотя бы один ответ.

— Почему? — спросила дева.

— Потому что немного смысла давать ответ на вопрос, лишенный интереса даже для спрашивающего, — объяснил Полуэкт.

— А с чего ты взял, что он лишен для меня интереса? — спросила дева.

— С того, что для тебя лишено интереса все, кроме трех вещей: пожрать, полюбить и поиметь что-нибудь полезное, — ответил Полуэкт. — Впрочем, сдается мне, первые две вещи у тебя сводятся к третьей.

— Да ты уже заколебал морочить голову! — воскликнула дева. — Если у тебя есть монета, я тебе отдамся, а иначе пошел вон!

— У меня есть монета, — сказал Полуэкт. — Однако навряд ли ты мне отдашься.

— Почему? — удивилась дева. — Фальшивая?

— Нет, — покачал головой Полуэкт.

— Ты бессилен? — спросила дева.

Полуэкт достал мужское достоинство и потеребил. Стало очевидно, что он не бессилен.

— Тогда почему ты не даешь мне монету? — спросила дева. — Ты, должно быть, таки пидор!

— Я не пидор, — возразил Полуэкт. — Однако я не плачу шлюхам.

— Я не шлюха! — возразила дева с негодованием. — Я крестьянская дочь, а блядством подрабатываю.

— Тем, кто подрабатывает блядством, я тоже не плачу, — сказал Полуэкт.

— А почему? — заинтересовался Мангуст.

— Я люблю, когда дева любит меня от чистого сердца, — сказал Полуэкт. — А такой деве к чему монета?

— Монета всегда к чему! — возразила дева. — Любовь любовью, а хозяйство хозяйством!

— Я не люблю, когда любовь оглядывается на хозяйство, — сказал Полуэкт.

— Извращенец! — воскликнула дева. — Ну и черт с тобой, еды у тебя нет, монету не даешь...

— Еда у меня есть, — перебил ее Полуэкт. — Вот, гляди.

Надо сказать, что на спине Полуэкт все это время нес маленькую котомку необычного вида, не с одним наплечником, а с двумя, так что она не болталась на плече, а прилегала к лопаткам, многие бабы носят младенцев схожим образом, только запеленутый младенец намного больше. А теперь Полуэкт котомку снял, раскрыл, вытащил оттуда хлеб, протянул деве и сказал:

— Жри.

Откусила дева от хлеба кусок и стало видно, что это не хлеб, а пирог, и не с чем-нибудь беспонтовым, а с луком и мясом! Сглотнул Мангуст слюну и получилось это так шумно, что Полуэкт рассмеялся. Сунул руку в котомку еще раз, вытащил второй пирог, протянул Мангусту и сказал:

— Жри.

Цапнул Мангуст пирог, поднес ко рту, но откусывать не стал, а вместо того спросил:

— Чем я смогу расплатиться?

— Чем совесть подскажет, — ответил Полуэкт и улыбнулся.

— Что-что? — переспросил Мангуст. — Совесть? А что это такое?

— В данном случае это желание сделать добро тому, кто сделал добро тебе, — сказал Полуэкт.

— Удивительно, — сказал Мангуст. — Никогда не имел такого желания.

— А кто-нибудь делал тебе добро? — спросил Полуэкт.

— Не помню, — сказал Мангуст.

Подумал-подумал, да и сожрал пирог. А дева сожрала и того раньше, стоит, пальцы облизывает. Полуэкт улыбнулся и достал из котомки еще три пирога, один цапнула дева, другой — Мангуст, а третий Полуэкт сожрал сам, но не так. как нормальный человек жрет вкусную жратву, а втрое медленнее, будто челюсти наполовину парализовало.

— Еще желаете? — спросил Полуэкт.

— Да, конечно, — кивнула дева.

— А сколько их там всего? — спросил Мангуст.

— Неограниченно, — ответил Полуэкт. — Каждый последний вынутый пирог оказывается предпоследним.

— А давай ты зайдешь в мою деревню! — предложила дева. — Покормишь папу, маму, трех братьев, двух сестер, двух дедушек, бабушку...

Полуэкт вытянул руку и коснулся ее губ, чтобы она замолкла. И спросил:

— Какое мне дело до всех этих людей?

— Они мои родичи! — воскликнула дева.

— Какое мне дело до твоих родичей? — спросил Полуэкт.

Дева задумалась и не смогла придумать достойного ответа. А Мангуст придумал.

— Придется отсосать! — воскликнул он. — Тогда ему появится дело до твоих родичей! Впрочем, ты не платишь шлюхам...

— Шлюхам не плачу, — согласился Полуэкт. — Но добро стараюсь не оставлять без ответа. Особенно если ответить на добро ничего мне не стоит.

— Я не знаю, как тебе сделать добро, — сказал Мангуст. — Я ведь не пидор.

— Я тоже, — кивнул Полуэкт.

— А как она могла бы — знаю, — сказал Мангуст.

— Я тоже, — кивнул Полуэкт.

Дева опустилась на колени. Полуэкт отступил на шаг.

— Я не плачу шлюхам, — повторил он.

За поворотом заржала лошадь, зычно и мощно, так ржут не крестьянские клячи, а боевые кони царьковой дружины. Мангуст вздрогнул, оглянулся, стал прикидывать путь к отступлению, ничего нормального не прикинулось, может, попробовать убежать, пока они с этими двумя станут разбираться? Нет, стрелой достанут. Ладно, будь что будет.

Отступил Мангуст на край дороги и склонился в земном поклоне.

Лошадь заржала повторно, сверху донеслось:

— Ты кто такой дерзкий?

Мангуст дерзнул приподнять взгляд. Конный десяток, все в шлемах и кожаной броне, у первого всадника на плече значок сотника, а сбруя на лошади в серебряных бляхах. Ох, влипли...

— Меня зовут Полуэкт, — представился Полуэкт. — И вовсе я не дерзкий, разве я произнес хоть одно дерзкое слово?

Сотник нахмурился.

— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал он. — Кто такой? И почему эта дева тебе поклонялась?

— Я Полуэкт, — повторил Полуэкт. — А дева поклонялась потому что хотела отсосать.

Сотник так удивился этим словам, что временно утратил высокомерие.

— Прямо на дороге? — спросил он.

— Выходит так, — кивнул Полуэкт. — А что такого? Почему бы благонравной деве не отсосать благородному мужу прямо на дороге? Не вижу к тому никаких препятствий.

Сотник к этому времени осознал, что утратил высокомерие, и нахмурился сильнее прежнего. Положил руку на рукоять меча, скрипнул зубами и сказал:

— Сдается мне, тебя пора научить благонравию. Не вижу к тому никаких препятствий.

Полуэкт слегка поклонился, как равный кланяется равному, и сказал:

— С радостью приму урок.

Сотник вытащил меч из ножен на пол-ладони, поколебался и вложил обратно.

— Почему ты не боишься? — спросил он.

— Не вижу в тебе ничего страшного, — ответил Полуэкт. — Разве ты бесноват? Разве страдаешь заразной болезнью? Нет, я не вижу в тебе ничего страшного.

В этот момент внезапно закричал воин, раньше ехавший непосредственно за сотником, а теперь его лошадь стояла от лошади сотника справа и чуть-чуть позади. Он закричал так:

— Я научу тебя почтению!

Выхватил нагайку, замахнулся и начал наносить страшный удар, обдирающий кожу с лицевых костей. Шагнул Полуэкт навстречу, ухватился рукой за начало ремня, где в ударе нет силы, потянул на себя, снял воина с коня и метнул в рисовое поле. А нагайку протянул сотнику, произнеся при этом следующее:

— Возьми, почтенный, мне чужого не нужно. Потом передашь владельцу.

Сотник отверг нагайку, осадил лошадь и сделал обеими руками сложное движение. Два всадника спрыгнули с лошадей и обнажили мечи.

— Приветствую вас, уважаемые, — обратился к ним Полуэкт. — Вы верите в колесо сансары?

Воины не удостоили его ответом. Тогда Полуэкт хлопнул в ладоши, сверкнуло, оба воина упали как подкошенные и стало видно, что они не только мертвы, но и сварены в собственной крови.

— Думаю, они были готовы к повороту колеса, — сказал Полуэкт. — Иначе непонятно, почему они не попросили отсрочку, чтобы совершить необходимые обряды.

— Какие обряды? — спросил сотник.

— Разные, — ответил Полуэкт. — В закатных странах, например, принято считать, что перед поворотом колеса следует провозгласить вслух все свои грехи, тогда колесо повернется легче.

— Ерунда, — сказал сотник.

— Я бы на твоем месте не стал судить так уверенно, — сказал Полуэкт. — В мире много непознанного и только невежда называет ерундой неизвестное, не подумав.

На лице сотника отразилась сложная гамма чувств. Брови, ненадолго разгладившиеся, вновь нахмурились, рука вновь легла на рукоять, а потом лицо вдруг побледнело, а пальцы разжались.

— Ты колдун! — воскликнул сотник.

— Можно и так сказать, — кивнул Полуэкт.

В этот момент Мангуст все понял. Поднялся он с колен, рассмеялся и воскликнул:

— Однако ты знаешь толк в развлечениях! А какой ты колдун: добрый или злой?

— О том не мне судить, — сказал Полуэкт. — Я знал много злых людей, полагавших себя добрыми, и я не хотел бы оказаться в их числе.

— Поступай на службу к царьку! — предложил сотник. — Он щедр и милостив!

— Какое мне дело до щедрости и милости? — спросил его Полуэкт.

— Царек прольет на тебя золотой дождь! — воскликнул сотник.

Полуэкт улыбнулся и сказал:

— Да ты поэт, парень. Нет, я не люблю, когда меня обоссывают.

— Я не о том говорю! — возмутился сотник. — Покажи царьку, что умеешь, и он станет платить тебе золотом! Золотыми монетами!

— Разве золотые монеты приносят счастье? — спросил Полуэкт.