|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Святой Полуэкт явился в город Шринагар, когда там проходила ежегодная ярмарка. Есть в этом городе обычай, что на десятый день после окончания сезона дождей на площади у восточных ворот собираются купцы из разных мест, разбивают шатры и вырастает временный город, примерно как у полночных кочевников, но чуть-чуть по-другому. И если кто желает купить наложницу или верблюда или драгоценные безделушки или что-нибудь еще в том же роде, то такой человек приходит на ярмарку и покупает, что желает, потому что столь богатого выбора по столь дешевым ценам больше не сыскать во всей стране. А еще на ярмарку являются акробаты, шуты, жонглеры, дервиши, волшебники, проститутки, воры, попрошайки и все прочие виды людей, какие обычно собираются на ярмарках. И еще зеваки, которых влечет на ярмарку не какое-то конкретное дело, а жажда развлечений.
Однажды утром один волшебник демонстрировал на ярмарке удивительную способность зависать в воздухе на высоте десяти цзиней. Садился он в позу лотоса, брал в руку волшебную трость и молился, а помощники закрывали его со всех сторон простынями, расписанными священными узорами, чтобы нечистые взгляды не нарушали молитву. А потом помощники убирали волшебные простыни, глядь, а волшебник по-прежнему сидит в позе лотоса, но уже не на земле, а висит в воздухе на высоте десяти цзиней, а волшебным жезлом касается земли, но ежу понятно, что не на жезле держится вес, а на святости, потому что рука с жезлом вытянута далеко вперед. Восхитились зеваки святости волшебника, засвистели и зааплодировали, стали бросать медяки в корзину, что помощник понес вдоль толпы. Замечательный пример волшебного мастерства!
Стоял среди зевак молодой муж приятной наружности, одетый в роскошный хитон, ткань которого отливала железным блеском, видать, какая-то новомодная краска, купцы, должно быть, привезли из далекой страны. В левое ухо мужчины была вдета золотая серьга с большим самоцветом, похожим на бриллиант, но явно другим, потому что те, кто ходят без охраны, бриллианты таких размеров не носят. А в тюрбане у мужика торчал еще один якобы бриллиант, тоже несуразно огромный, несомненный признак дурновкусия. А на пальцах у мужика были надеты перстни желтого металла, а на шее цепь, тоже имитация золота, тоже очень уродливая, ну да боги ему судьи. Короче, стоял мужик в первом ряду зевак, но не свистел и не аплодировал, а когда к нему подошел помощник волшебника с корзинкой — ничего в корзинку не положил.
Это и был святой Полуэкт.
Рядом с ним стоял знаменитый в городе вор по прозвищу Мангуст, который крал только у иноземцев, потому что иначе знаменитым вором не станешь, быстрее повесят или камнями побьют. А если у своих не красть, то все нормально, люди таких воров даже любят. Решил Мангуст иноземца подколоть и сказал так:
— Однако сдается мне, твоя скупость не соответствует цене твоих украшений!
Люди, стоявшие рядом, оценили иронию и захохотали, но Полуэкт остался серьезен. Он ответил:
— Ты неправ, почтенный. Ибо богачи чаще скупы, чем щедры, ведь тому, кто щедр, труднее стяжать богатство, нежели тому, кто скуп. Разве не так?
Мангуст задумался над вопросом и не нашел, что ответить, не уронив достоинства. А потом задумался еще раз и нашел подходящий ответ. Он сказал так:
— Впервые вижу мужа, не стыдящегося собственной скупости!
Полуэкт ответил так:
— Сдается мне, скупцу стыдиться скупости не умнее, чем скопцу стыдиться увечья. Однако говоря о скупце, не намекаешь ли ты на меня?
— Намекаю, — кивнул Мангуст.
— Здесь ты ошибаешься, — сказал Полуэкт. — Ибо я ничего не подал волшебнику не оттого, что я скуп, а оттого, что он обманщик. Нет никакого волшебства в том, что он висит в воздухе на высоте десяти цзиней.
— Что ты болтаешь! — завопил помощник волшебника. — Разве ты не видел, как я водил рукой у учителя под жопой? Там нет никакой подпорки!
— Подпорка не под жопой, а в другом месте, — сказал Полуэкт. — Я могу показать.
Когда мужик произносил эти слова, Мангуст смотрел в глаза волшебнику и увидел, что от этих слов волшебник дрогнул.
— А покажи! — воскликнул Мангуст.
— Покажи! Покажи! — закричали зеваки.
Вышел Полуэкт вперед, встал перед волшебником на колени и вдруг как стукнет снизу по жопе! Жопа у волшебника зазвенела как медный таз, а помощники волшебника переглянулись и лица у них стали, как у воров, которых скоро будут бить. А Полуэкт поднялся и пнул волшебника снизу по руке, державшей волшебный посох. Все думали, что рука от такого удара взлетит вместе с посохом над головой, а она осталась на месте, а весь волшебник закачался в воздухе, как ребенок на качелях, но иначе.
— Он сидит в тазу, — объяснил мужик. — А таз стоит на подставке, она продета через рукав, там толстый металлический стержень.
Вышел из толпы один воин, взмахнул мечом, распорол волшебнику рукав и все увидели, что так и есть, никакой это не волшебник, а жулик.
— Мочить жулика! — закричал Мангуст.
Стал незадачливый жулик выпутываться из рукава, которым был прикреплен к подставке, а воин схватил его одной рукой за бороду, другой занес меч, а Мангуст в этом время запустил руку в корзину с монетами и положил себе в карман полную пригоршню медных монет и вроде пару серебряных. И никто этого не заметил, кроме Полуэкта. Но разоблачать Мангуста он не стал, а подмигнул и пошел прочь. Мангуст подумал-подумал, да и пошел за ним.
— Эй, почтенный! — позвал Мангуст. — Как тебя зовут?
— Да кому какое дело? — отозвался Полуэкт. — Ну, допустим, Полуэкт.
— А я Мангуст! — представился Мангуст. — Давай, я тебя пивом угощу?
— Ну, угости, — не стал возражать Полуэкт. — Только нормальным, чтобы не как верблюжья моча.
Зашли они в таверну, заказал Мангуст два пива, сели они за столик, стали пить. Отхлебнули по глотку, Мангуст спросил:
— Как тебе пиво?
Полуэкт ответил ему так:
— Если бы я был невежлив, то сказал бы, что оно лучше верблюжьей мочи, но ненамного. Но если бы я так сказал, я бы оскорбил твое гостеприимство, не правда ли?
Мангуст хотел было сказать, что он уже оскорбил гостеприимство, потому что сказанное внутри оборота "сказал бы" все равно сказано, а потом подумал, а точно ли это верно? Полуэкт рассмеялся и сказал:
— Прости, я пошутил.
Мангуст подумал и решил: пусть так и будет. Тоже посмеялся. И спросил:
— А почему ты не разоблачил жулика раньше? Ты ведь сразу догадался, что он жулик, верно?
Полуэкт улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А почему я не разоблачил тебя? Я ведь сразу догадался, что ты вор.
— Я тебе ничего плохого не сделал, — сказал Мангуст.
— Ты ответил, — сказал Полуэкт.
Мангуст поразмыслил над его словами, осознал смысл и восхищенно цокнул языком.
— А ловок ты управляться со словами! — сказал он. — Ты, наверное, жрец?
— Нет, я забавляюсь, — сказал Полуэкт.
Допил пиво залпом, поморщился и сказал:
— Пойду-ка я отсюда. Говорят, тут где-то неподалеку есть город Мбабане, а в нем красивый храм.
— До того храма идти целый день, — сказал Мангуст. — Только к вечеру дойдешь.
— Я не тороплюсь, — сказал Полуэкт и встал.
— А можно кое-что спросить? — спросил его Мангуст. — Самоцвет у тебя в серьге — цитрин или халцедон?
— Бриллиант, — ответил Полуэкт. — А что?
— Врешь, — сказал Мангуст. — Во всем Шринагаре бриллиант такого размера только один — в царьковой короне.
— Был один, — сказал Полуэкт. — Теперь два. Скоро будет снова один. Такова жизнь, все течет, все меняется.
Мангуст рассмеялся и сказал:
— Ты, Полуэкт, самый лучший враль из всех, кого я встречал, а встречал я немало! Неплохо вышло, что мы с тобой повстречались!
— Неплохо, — согласился Полуэкт.
Взял стеклянную кружку, поднес к уху, провел по кружке серьгой, осталась глубокая царапина.
— Прощай, — сказал Полуэкт.
— Погоди! — воскликнул Мангуст. — Давай, я тебя провожу!
— Ну, проводи, — сказал Полуэкт и улыбнулся.
На мгновение Мангусту показалось, что Полуэкт мгновенно распознал весь его замысел и счел смешным. Подумал Мангуст и решил, что не может такого быть.
Расплатился Мангуст за пиво, вышли они из таверны и пошли по дороге, что ведет к городу Мбабане. Вышли за пределы ярмарки, пересекли поле и вошли в лес. И тогда Мангуст сказал:
— Я слышал, в этом лесу водятся разбойники.
— Не сомневаюсь, — согласился Полуэкт.
Мангуст думал, что тот добавит что-то еще, но Полуэкт молчал. Тогда Мангуст спросил:
— Разве ты не боишься, что разбойников привлечет твой бриллиант?
— А стоит ли бояться? — улыбнулся Полуэкт. — Любой разбойник подумает, что это стекляшка и подивится моему дурновкусию.
— А если разбойник решит, что это все же бриллиант? — спросил Мангуст.
— В таком случае мы славно повеселимся! — воскликнул Полуэкт и улыбнулся до ушей.
Мангуст огляделся, никого не увидел и сказал:
— Давай же начнем веселиться! Снимай серьгу!
Полуэкт снял серьгу и протянул Мангусту на раскрытой ладони. Мангуст протянул руку, чтобы цапнуть, а Полуэкт свою отдернул, а другой рукой стукнул Мангуста по нижней челюсти и та клацнула.
— Сдается мне, ты не самый лучший вор, — сказал Полуэкт. — Вор должен быть бдителен, а ты бдительность утратил.
— Ах ты пидор! — воскликнул Мангуст.
Выхватил нож и хотел пырнуть Полуэкта в печень, но тот поймал запястье, а ногой стукнул по яйцам так, что Мангуст света белого невзвидел. А когда взвидел вдругорядь, то увидел, что Полуэкт сидит на пеньке, драгоценная серьга вдета обратно в ухо, а отобранным ножом он забавляется, подбрасывает и ловит и видно, что в этом искусстве он достиг мастерства.
Застонал Мангуст, закашлялся, вытошнило его. Улыбнулся Полуэкт, подождал, когда Мангуста отпустит, протянул флягу, сказал:
— Глотни, полегчает. Но немного, оно крепкое!
Глотнул Мангуст из фляги, а там такое прекрасное вино! Сладкое, пахнет чем-то вроде меда, но другим, а крепкое настолько, что язык щиплет, но не сильно, а в самую меру.
— Вот это да! — воскликнул Мангуст. — Сома или амброзия?
— Портвейн три топора, — непонятно ответил Полуэкт. — Хватит хлебать, захмелеешь!
Схватил флягу, стал отбирать. Мангуст хотел было воспротивиться, но передумал, потому что заопасался еще раз получить по яйцам. Отдал без сопротивления.
Подумал и спросил:
— А почему ты меня не покарал? Я же тебя оскорбил.
Рассмеялся Полуэкт и ответил так:
— Однажды Будда шел мимо огуречного поля и один огурец обратился к нему с такими словами: "Эй, Будда, я трахал твою мать, а в твой тюрбан заворачивал немытый член!" Знаешь, что ответил ему Будда?
Мангуст отрицательно помотал головой.
— Будда ответил так, — сказал Полуэкт. — Будда воскликнул: "Ого, говорящий огурец, экая диковина!"
И замолчал.
Мангуст подумал-подумал и спросил:
— А кто такой Будда?
Полуэкт удивился его вопросу и спросил в ответ:
— А что, он разве еще не родился? Тогда пусть это будет не Будда, а, например, Кришна.
— А кто такой Кришна? — спросил Мангуст.
— Гм, — сказал Полуэкт. — Ну, пусть Ганеша.
— Hазве Ганеша наматывает на голову тюрбан? — удивился Мангуст.
— Да какая разница! — воскликнул Полуэкт. — Смысл притчи не в том, чтобы рассказать историю, а в том, чтобы слушающий стал чуть-чуть мудрее.
Задумался Мангуст над его словами и то ли понял, то ли нет. Скорее все же нет. Решил оставить для дальнейшего осмысления.
— Слушай, Полуэкт, — сказал он. — Я гляжу, ты могучий воин, хотя с виду не скажешь. Почему ты не поступишь на службу к царьку?
Полуэкт улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А зачем?
— Добыча, — объяснил Мангуст. — А когда войско грабит город, можно трахать таких красивых баб, каких в других обстоятельствах ни за какую плату не трахнуть.
— Если бы я любил красивых баб, я бы обменял бриллиант на гарем, — сказал Полуэкт.
— Должно быть, ты любишь мальчиков либо гусей! — предположил Мангуст.
— Нет, все же баб, — покачал головой Полуэкт. — Но я не люблю ни покупать любовь, ни брать силой, я люблю, когда ее дарят от чистого сердца.
— Когда грабят город, любовь чаще всего как раз дарят, — сказал Мангуст. — Редко какую бабу приходится принуждать силой. Показал окровавленный меч и она сразу все дарит от чистого сердца.
— Это не от чистого сердца, — сказал Полуэкт. — Я так не люблю.
— А зачем тогда ты постигал воинское искусство? — спросил Мангуст. — Это ведь утомительно и больно, если не мечтать о добыче. Если нет награды, зачем терпеть боль?
— Я с тобой не согласен, — покачал головой Полуэкт. — Лучшая награда за боль тренировки — собственное совершенство. Не будешь тренироваться — станешь жирным и больным.
— Надо иметь большую удачу, чтобы стать жирным, — заметил Мангуст.
— Извини, — сказал Полуэкт. — Не хотел обидеть.
Задумался Мангуст над словами Полуэкта и не нашел в них никакой обиды. Хотел было спросить, в чем дело, но передумал, решил не спрашивать.
— Однако пойдем, — сказал Полуэкт. — Отдохнули и хватит.
Встали они и пошли дальше по дороге.
— Какая прекрасная страна! — воскликнул Полуэкт. — Воздух чистый, в лесу полно зверья, на обочинах почти нигде не насрано, великолепно! Какая прелестная гармония! Я иногда мечтаю поселиться в подобном краю на много лет подряд. Найти особо живописное место, построить красивый храм и жить при нем отшельником.
— А какому богу храм? — спросил Мангуст.
— Любому доброму, — ответил Полуэкт. — Чтобы на алтарь возлагали цветы, а священные картины чтобы восхищали, но не пугали. Чтобы душа в этом храме устремлялась ввысь, на время соскакивая с колеса сансары.
— Разве с колеса сансары можно соскочить? — удивился Мангуст. — Разве это не путь всего сущего — вечно перерождаться в иное, но аналогичное?
— Так верят в этой стране, — кивнул Полуэкт. — А в закатных странах в сансару не верят, там полагают, что когда человек помирает, душа покидает тело, боги ее судят и присуждают либо вечное блаженство, либо вечные муки, смотря как человек жил. А еще есть точка зрения, что благородном мужу о посмертной судьбе рассуждать незачем, что такие рассуждения — удел дураков и подлецов, а если ты не дурак и не подлец, то какое тебе дело, что именно станет с твоей душой, когда тело перестанет существовать?
Мангуст подумал и сказал:
— Наверное, надо быть сильно праведным, чтобы рассуждать подобным образом. Я бы не смог. И тем более я не смог бы полагать, что жизнь единственная и накопленные грехи в следующей жизни не искупить. Я ведь вор! Я, конечно, слежу за кармой, стараюсь не последнее забирать и без нужды не убивать, но все равно грешен, это в моей профессии неизбежно. Я так думаю, мое следующее перерождение будет благородным зверем, крокодилом, например, или макакой. Там я искуплю нынешние грехи, снова перерожусь человеком, а дальше как получится. По-любому, вера в реинкарнацию позволяет смотреть в будущее без страха, а если бы я не верил, что колесо сансары вращается вечно, я бы так не смог.
— А если бы ты верил, что колесо сансары вращается не в одной плоскости до конца времен, а поднимается по спирали вот так? — спросил Полуэкт и показал рукой, как именно по его мнению поднимается колесо сансары.
— Каждое последующее перерождение лучше предыдущего? — спросил Мангуст. — Нет, это бессмыслица, глупо в нее верить! В каждый момент большинство живых душ — травы, деревья, черви и букашки. Если бы колесо сансары вертелось так, как ты говоришь, мир стал бы другим.
Полуэкт задумался над его словами и сказал:
— Однако с тобой интересно беседовать, ты умен. А ты все время воруешь или владеешь другим ремеслом?
— Нет, ремеслом не владею, — помотал головой Мангуст. — Чтобы овладеть ремеслом, надо либо родиться в семье мастера, либо удачно попасть в рабство. Мне не довелось ни того, ни другого. Но я не ропщу, потому что верю, что когда-нибудь доведется.
К этому времени дорога привела их к большой заболоченной луже, где цвели лотосы и дремали молодые крокодилы, опасные только детям и собакам.
— О, гляди! — воскликнул Полуэкт. — Жемчужина в цветке лотоса!
— Где? — удивился Мангуст. — А, вижу. Нет, это не жемчужина, это бабочка отложила яйца.
— А издали выглядит как жемчужина, — сказал Полуэкт.
— Верно, — кивнул Мангуст. — Но это не жемчужина. Надо же такое придумать — жемчужина в цветке лотоса, ха! А прикольно звучит, почти как мантра!
— По-моему, это и есть мантра, — сказал Полуэкт.
Мангуст задумался, но не смог самостоятельно решить, мантра это или нет. Он сказал так:
— Когда придем в Мбабане, надо спросить жрецов, мантра это или нет.
— А если их мнения разойдутся? — спросил Полуэкт.
— Тогда я не получу определенного ответа и истина ускользнет от понимания, — ответил Мангуст.
— Разве в этом вопросе может существовать абсолютная истина? — спросил Полуэкт. — Для меня это мантра, а для кого-то бессмыслица. Слышишь, лягушки квакают? О чем они квакают?
Мангуст засмеялся и сказал:
— Даже не представляю, о чем может квакать лягушка. А ты представляешь?
— Да, — кивнул Полуэкт. — Во-первых, лягушка может квакать: "Я охочусь, братья и сестры, не надо мне мешать". Во-вторых, она может квакать: "Я хочу отложить икру, приходи ко мне, о прекрасный мужчина". В-третьих, она может квакать: "Я вижу цаплю, берегитесь, братья и сестры". И я думаю, что это не исчерпывающий перечень.
— Однако с тобой интересно беседовать, — сказал Мангуст. — Ты говоришь о вещах, о которых я раньше не задумывался и не подозревал, что они существуют. А теперь, когда их имена произнесены, свойства описаны и существование осознано, мой мир не останется прежним. Это как... не могу подобрать слово...
— Просветление? — подсказал Полуэкт.
— Да, как-то так, — кивнул Мангуст. — Я будто становлюсь чуть-чуть мудрее.
Тем временем дикая часть болота осталась позади, а впереди болото превратилось в рисовое поле, а вернее, не одно поле, а много маленьких огородиков, разделенных низкими оградками и каналами, позволяющими затопить либо осушить любое поле независимо от других. На некоторых полях горбатились крестьяне, а на других никто не горбатился.
— Однако твой вид удивляет простолюдинов, — заметил Мангуст. — Твоя одежда богата, но ты путешествуешь пешком и без охраны. Разве это не нелепо?
— По-моему, нелепо здесь одно — твое представление о нелепом, — сказал Полуэкт. — Богатство должно расширять свободу, а не ограничивать. Если оно не позволит мне путешествовать, как я желаю, к чему мне такое богатство?
— Однако другие люди рассуждают иначе, — сказал Мангуст.
— Это их беда, не моя, — сказал Полуэкт.
— Когда твое богатство привлечет разбойника, беда станет твоей, — сказал Мангуст.
— Одного уже привлекло, никакой беды не случилось, — возразил Полуэкт.
— Следующий разбойник может оказаться удачливее, — сказал Мангуст.
— Навряд ли, — сказал Полуэкт.
— Если он пустит стрелу из засады, не думаю, что твое боевое мастерство тебе поможет, — сказал Мангуст.
Полуэкт улыбнулся и сказал:
— Сдается мне, тебе неведомо, что такое боевое мастерство.
Мангуст подумал и сказал:
— Тогда почему тебе не показать мастерство царьку? Обретешь много милостей.
— Разве я похож на того, кто ищет царьковых милостей? — рассмеялся Полуэкт.
— А, я понял! — воскликнул Мангуст. — Ты, должно быть, желаешь свергнуть царька и занять его место, так?
— А вот и нет, — возразил Полуэкт.
И вдруг остановился и указал пальцем перед собой, туда, где дорога поворачивала.
— Три, два, один! — провозгласил Полуэкт.
И в момент, когда пришло бы время прозвучать числу, предыдущему перед единицей, если бы такое число существовало, из-за поворота вышла юная дева. Поглядела на Полуэкта как течная сука глядит на кобеля и спросила:
— Благородный господин желает развлечься?
— Непременно! — радостно отозвался Полуэкт. — Расскажи мне, прелестная дева, есть ли жизнь на Марсе?
— Чего? — не поняла дева. — На чем жизнь?
— На Марсе, — повторил Полуэкт. — Он выглядит как звезда красного цвета, но на самом деле это не звезда, а мир, подобный тому, в котором мы с Мангустом путешествуем. Так вот, есть ли там по твоему разумению живые существа?
— А мне-то откуда знать? — пожала плечами дева.
— Знание — ничто, размышление — всё, — сказал Полуэкт.
Дева поглядела на него подозрительно и спросила:
— Ты пидор?
Полуэкт рассмеялся и отрицательно покачал головой.
— Почему ты смеешься? — спросил его Мангуст.
Полуэкт объяснил:
— Меня забавляет, как она стремится отрицать выходящее за рамки обыденного. Услышав непонятное, она не стремится осознать услышанное и стать мудрее, вместо того она старательно уклоняется от всех видов размышления и понимания.
— Отшельник, что ли? — спросила дева. — А чего такой богатый?
— На этот вопрос можно дать не менее десяти ответов, каждый из которых может стать верным при соответствующих обстоятельствах, — сказал Полуэкт. — Но тебе не суждено узнать, какой из них верен. Более того, навряд ли ты получишь от меня хотя бы один ответ.
— Почему? — спросила дева.
— Потому что немного смысла давать ответ на вопрос, лишенный интереса даже для спрашивающего, — объяснил Полуэкт.
— А с чего ты взял, что он лишен для меня интереса? — спросила дева.
— С того, что для тебя лишено интереса все, кроме трех вещей: пожрать, полюбить и поиметь что-нибудь полезное, — ответил Полуэкт. — Впрочем, сдается мне, первые две вещи у тебя сводятся к третьей.
— Да ты уже заколебал морочить голову! — воскликнула дева. — Если у тебя есть монета, я тебе отдамся, а иначе пошел вон!
— У меня есть монета, — сказал Полуэкт. — Однако навряд ли ты мне отдашься.
— Почему? — удивилась дева. — Фальшивая?
— Нет, — покачал головой Полуэкт.
— Ты бессилен? — спросила дева.
Полуэкт достал мужское достоинство и потеребил. Стало очевидно, что он не бессилен.
— Тогда почему ты не даешь мне монету? — спросила дева. — Ты, должно быть, таки пидор!
— Я не пидор, — возразил Полуэкт. — Однако я не плачу шлюхам.
— Я не шлюха! — возразила дева с негодованием. — Я крестьянская дочь, а блядством подрабатываю.
— Тем, кто подрабатывает блядством, я тоже не плачу, — сказал Полуэкт.
— А почему? — заинтересовался Мангуст.
— Я люблю, когда дева любит меня от чистого сердца, — сказал Полуэкт. — А такой деве к чему монета?
— Монета всегда к чему! — возразила дева. — Любовь любовью, а хозяйство хозяйством!
— Я не люблю, когда любовь оглядывается на хозяйство, — сказал Полуэкт.
— Извращенец! — воскликнула дева. — Ну и черт с тобой, еды у тебя нет, монету не даешь...
— Еда у меня есть, — перебил ее Полуэкт. — Вот, гляди.
Надо сказать, что на спине Полуэкт все это время нес маленькую котомку необычного вида, не с одним наплечником, а с двумя, так что она не болталась на плече, а прилегала к лопаткам, многие бабы носят младенцев схожим образом, только запеленутый младенец намного больше. А теперь Полуэкт котомку снял, раскрыл, вытащил оттуда хлеб, протянул деве и сказал:
— Жри.
Откусила дева от хлеба кусок и стало видно, что это не хлеб, а пирог, и не с чем-нибудь беспонтовым, а с луком и мясом! Сглотнул Мангуст слюну и получилось это так шумно, что Полуэкт рассмеялся. Сунул руку в котомку еще раз, вытащил второй пирог, протянул Мангусту и сказал:
— Жри.
Цапнул Мангуст пирог, поднес ко рту, но откусывать не стал, а вместо того спросил:
— Чем я смогу расплатиться?
— Чем совесть подскажет, — ответил Полуэкт и улыбнулся.
— Что-что? — переспросил Мангуст. — Совесть? А что это такое?
— В данном случае это желание сделать добро тому, кто сделал добро тебе, — сказал Полуэкт.
— Удивительно, — сказал Мангуст. — Никогда не имел такого желания.
— А кто-нибудь делал тебе добро? — спросил Полуэкт.
— Не помню, — сказал Мангуст.
Подумал-подумал, да и сожрал пирог. А дева сожрала и того раньше, стоит, пальцы облизывает. Полуэкт улыбнулся и достал из котомки еще три пирога, один цапнула дева, другой — Мангуст, а третий Полуэкт сожрал сам, но не так. как нормальный человек жрет вкусную жратву, а втрое медленнее, будто челюсти наполовину парализовало.
— Еще желаете? — спросил Полуэкт.
— Да, конечно, — кивнула дева.
— А сколько их там всего? — спросил Мангуст.
— Неограниченно, — ответил Полуэкт. — Каждый последний вынутый пирог оказывается предпоследним.
— А давай ты зайдешь в мою деревню! — предложила дева. — Покормишь папу, маму, трех братьев, двух сестер, двух дедушек, бабушку...
Полуэкт вытянул руку и коснулся ее губ, чтобы она замолкла. И спросил:
— Какое мне дело до всех этих людей?
— Они мои родичи! — воскликнула дева.
— Какое мне дело до твоих родичей? — спросил Полуэкт.
Дева задумалась и не смогла придумать достойного ответа. А Мангуст придумал.
— Придется отсосать! — воскликнул он. — Тогда ему появится дело до твоих родичей! Впрочем, ты не платишь шлюхам...
— Шлюхам не плачу, — согласился Полуэкт. — Но добро стараюсь не оставлять без ответа. Особенно если ответить на добро ничего мне не стоит.
— Я не знаю, как тебе сделать добро, — сказал Мангуст. — Я ведь не пидор.
— Я тоже, — кивнул Полуэкт.
— А как она могла бы — знаю, — сказал Мангуст.
— Я тоже, — кивнул Полуэкт.
Дева опустилась на колени. Полуэкт отступил на шаг.
— Я не плачу шлюхам, — повторил он.
За поворотом заржала лошадь, зычно и мощно, так ржут не крестьянские клячи, а боевые кони царьковой дружины. Мангуст вздрогнул, оглянулся, стал прикидывать путь к отступлению, ничего нормального не прикинулось, может, попробовать убежать, пока они с этими двумя станут разбираться? Нет, стрелой достанут. Ладно, будь что будет.
Отступил Мангуст на край дороги и склонился в земном поклоне.
Лошадь заржала повторно, сверху донеслось:
— Ты кто такой дерзкий?
Мангуст дерзнул приподнять взгляд. Конный десяток, все в шлемах и кожаной броне, у первого всадника на плече значок сотника, а сбруя на лошади в серебряных бляхах. Ох, влипли...
— Меня зовут Полуэкт, — представился Полуэкт. — И вовсе я не дерзкий, разве я произнес хоть одно дерзкое слово?
Сотник нахмурился.
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал он. — Кто такой? И почему эта дева тебе поклонялась?
— Я Полуэкт, — повторил Полуэкт. — А дева поклонялась потому что хотела отсосать.
Сотник так удивился этим словам, что временно утратил высокомерие.
— Прямо на дороге? — спросил он.
— Выходит так, — кивнул Полуэкт. — А что такого? Почему бы благонравной деве не отсосать благородному мужу прямо на дороге? Не вижу к тому никаких препятствий.
Сотник к этому времени осознал, что утратил высокомерие, и нахмурился сильнее прежнего. Положил руку на рукоять меча, скрипнул зубами и сказал:
— Сдается мне, тебя пора научить благонравию. Не вижу к тому никаких препятствий.
Полуэкт слегка поклонился, как равный кланяется равному, и сказал:
— С радостью приму урок.
Сотник вытащил меч из ножен на пол-ладони, поколебался и вложил обратно.
— Почему ты не боишься? — спросил он.
— Не вижу в тебе ничего страшного, — ответил Полуэкт. — Разве ты бесноват? Разве страдаешь заразной болезнью? Нет, я не вижу в тебе ничего страшного.
В этот момент внезапно закричал воин, раньше ехавший непосредственно за сотником, а теперь его лошадь стояла от лошади сотника справа и чуть-чуть позади. Он закричал так:
— Я научу тебя почтению!
Выхватил нагайку, замахнулся и начал наносить страшный удар, обдирающий кожу с лицевых костей. Шагнул Полуэкт навстречу, ухватился рукой за начало ремня, где в ударе нет силы, потянул на себя, снял воина с коня и метнул в рисовое поле. А нагайку протянул сотнику, произнеся при этом следующее:
— Возьми, почтенный, мне чужого не нужно. Потом передашь владельцу.
Сотник отверг нагайку, осадил лошадь и сделал обеими руками сложное движение. Два всадника спрыгнули с лошадей и обнажили мечи.
— Приветствую вас, уважаемые, — обратился к ним Полуэкт. — Вы верите в колесо сансары?
Воины не удостоили его ответом. Тогда Полуэкт хлопнул в ладоши, сверкнуло, оба воина упали как подкошенные и стало видно, что они не только мертвы, но и сварены в собственной крови.
— Думаю, они были готовы к повороту колеса, — сказал Полуэкт. — Иначе непонятно, почему они не попросили отсрочку, чтобы совершить необходимые обряды.
— Какие обряды? — спросил сотник.
— Разные, — ответил Полуэкт. — В закатных странах, например, принято считать, что перед поворотом колеса следует провозгласить вслух все свои грехи, тогда колесо повернется легче.
— Ерунда, — сказал сотник.
— Я бы на твоем месте не стал судить так уверенно, — сказал Полуэкт. — В мире много непознанного и только невежда называет ерундой неизвестное, не подумав.
На лице сотника отразилась сложная гамма чувств. Брови, ненадолго разгладившиеся, вновь нахмурились, рука вновь легла на рукоять, а потом лицо вдруг побледнело, а пальцы разжались.
— Ты колдун! — воскликнул сотник.
— Можно и так сказать, — кивнул Полуэкт.
В этот момент Мангуст все понял. Поднялся он с колен, рассмеялся и воскликнул:
— Однако ты знаешь толк в развлечениях! А какой ты колдун: добрый или злой?
— О том не мне судить, — сказал Полуэкт. — Я знал много злых людей, полагавших себя добрыми, и я не хотел бы оказаться в их числе.
— Поступай на службу к царьку! — предложил сотник. — Он щедр и милостив!
— Какое мне дело до щедрости и милости? — спросил его Полуэкт.
— Царек прольет на тебя золотой дождь! — воскликнул сотник.
Полуэкт улыбнулся и сказал:
— Да ты поэт, парень. Нет, я не люблю, когда меня обоссывают.
— Я не о том говорю! — возмутился сотник. — Покажи царьку, что умеешь, и он станет платить тебе золотом! Золотыми монетами!
— Разве золотые монеты приносят счастье? — спросил Полуэкт.
— Конечно, — кивнул сотник.
Полуэкт сунул руку в волшебную котомку и вытащил золотую монету. Повертел в руках и сказал:
— Нет, не чувствую никакого счастья.
И спрятал обратно.
Сотник положил руку на рукоять меча, посмотрел на мертвых товарищей, вздохнул и переложил руку обратно на луку седла. А из рисового поля как раз в этот момент вылез брошенный туда воин, с него текла грязная вода.
— Возьми свою нагайку, — сказал ему Полуэкт.
Воин протянул руку, принял нагайку, поклонился и сказал:
— Благодарю, что сохранил мою жизнь, почтенный колдун.
— Я гляжу, ты неслабо грешен, — сказал Полуэкт.
— Почему? — удивился воин.
— Потому что не желаешь повернуть колесо сансары, — объяснил Полуэкт. — Полагаешь, следующее перерождение станет хуже?
Воин пожал плечами и ничего не ответил. А Мангуст спросил волшебника:
— А ты сам почему не желаешь повернуть колесо сансары?
— Я люблю свое нынешнее рождение, — ответил Полуэкт. — Не желаю его прерывать.
Сотник тем временем плюнул на ладонь и прихлопнул другой ладонью. Плевок вылетел наружу и чуть было не попал в деву.
— Фу, зачем так делать! — воскликнула она.
— Это такое гадание, — объяснил ей Мангуст. — То, что мы сейчас наблюдаем, обычно понимается как рекомендация пойти на риск и переменить в своей жизни что-нибудь большое.
— Полуэкт, давай ты станешь новым царьком! — предложил сотник.
— А на кой оно мне? — спросил Полуэкт.
— Власть, — объяснил сотник.
— Ответственность, — скривился Полуэкт. — Надоело.
— А давай пойдем походом на Пинараси, царек даст тебе богатую долю в добыче! — предложил сотник.
— У меня появится третий бриллиант? — спросил Полуэкт.
— Почему третий? — переспросил сотник, сам понял и воскликнул в сердцах: — Да иди ты к чертям!
Пришпорил коня и ускакал. Воины переглянулись, один сказал:
— Надо бы ребят забрать, а то гиены погрызут.
Стали они грузить покойников на лошадей, а Полуэкт обратился к Мангусту и к деве с такими словами:
— Мертвые пусть хоронят своих мертвецов, а мы пойдем дальше.
— В деревню не зайдешь? — спросила дева.
— Не зайду, — согласился Полуэкт.
— Дай монету, — попросила дева.
Полуэкт протянул ей медяк.
— Нет, золотую! — воскликнула дева.
— Золотую не дам, — сказал Полуэкт и спрятал медяк.
— Тогда дай что давал! — воскликнула дева.
— Поздно, — покачал головой Полуэкт. — А на будущее запомни: принимать предложенное надо немедленно, иначе упустишь удачу.
— Да иди ты к чертям! — воскликнула дева. — А я с тобой не пойду!
— Пойдешь, — возразил Полуэкт. — Хотя бы из любопытства.
Дева подумала и согласилась.
— Ладно, пойду, — сказала она. — А что я получу в конце пути?
— Это зависит от тебя и от множества случайностей, — ответил Полуэкт. — Возможно, ничего. Возможно, станешь чуть-чуть мудрее. Возможно, тебя укусит кобра и ты помрешь.
— А с чего меня вдруг укусит кобра? — насторожилась дева.
— Любого человека в лесу может укусить кобра, — объяснил Полуэкт. — А когда кобра кусает человека, тот почти всегда помирает, даже если его зовут Мангуст.
— Почему ты так сказал? — удивился Мангуст. — Какое значение имеет мое имя?
— Никакого, — ответил Полуэкт. — Но если бы ты был настоящим мангустом, который мохнатый и с хвостом, укус кобры был бы тебе не более вреден, чем укус ужа.
— Разве? — удивился Мангуст. — Почему тогда мангуст, когда нападает на кобру, не позволяет себя кусать?
— Потому что укус кобры ему не менее вреден, чем укус ужа, — объяснил Полуэкт. — Ядовитые зубы длинные и тонкие, прокусывают любую шкуру, а раны от них легко воспаляются.
Некоторое время они молчали, затем Мангуст сказал:
— А я думал, что звери, давшие мне имя, храбрые и ловкие.
— Они храбрые и ловкие, — согласился Полуэкт. — Я однажды видел, как мангуст обратил в бегство пятерых львов.
— Как он сумел их так напугать? — заинтересовалась дева.
— Никак, — ответил Полуэкт. — Он их не напугал, а заколебал. Суетился, орал и кусал за лапы. Львы могли его убить, но не могли сделать это без усилия, а прилагать усилия они не пожелали, они были сыты и хотели отдохнуть. Поэтому они отошли на сто шагов и улеглись там, а мангуст залез на высокий камень и кричал им вслед: "Я вас прогнал! Я велик и могуч! Вы ничтожны!" Львы не стали с ним спорить.
— А я однажды видел, как лев погнался за мартышками, а те забрались на дерево и обоссали его сверху, — сказал Мангуст.
— А я однажды видела, как лангуры насрали слону на голову, — сказала дева. — А еще я видела, как сборщик налогов приказывает пороть бедняков.
— Какая связь между этими событиями? — спросил Мангуст.
— У них были похожие лица, — ответила дева. — У сборщика налогов и у лангуров. Счастливые и высокомерные.
— Как когда десятник орет на солдат? — спросил Мангуст.
— Кстати да, похоже, — кивнула дева. Подумала и добавила: — Однако раньше я никогда не задумывалась о таких вещах. Должно быть, я становлюсь чуть-чуть мудрее.
— Возможно, от Полуэкта исходит благодать, — предположил Мангуст.
— Кстати да, — кивнула дева.
— А что такое благодать? — спросил Полуэкт.
Мангуст и дева переглянулись и пожали плечами.
— Хер его знает, — сказал Мангуст. — Но от тебя она точно исходит.
— О да! — согласилась дева. — Полуэкт, давай сделаем привал, я тебе отсосу или дам трахнуть куда пожелаешь!
Мангуст улыбнулся и сказал:
— Сдается мне, я теперь понял, что такое "от чистого сердца".
Полуэкт улыбнулся в ответ и сказал:
— Ты понял верно. Благодарю тебя, милая дева, я с радостью приму твое предложение, но позднее. Мне хотелось бы придти в Мбабане засветло, чтобы осмотреть храм.
— Я тебе не понравилась, — огорчилась дева.
— А вот и нет, — возразил Полуэкт.
— А вот и да! — возразила дева. — Когда мужику нравится баба, мужик теряет голову и становится как буйвол у течной коровы!
— Благородный муж никогда не становится как буйвол у течной коровы, — возразил Полуэкт. — Благородный муж разумно планирует свои действия.
— Благородный муж не напивается? — спросил Мангуст.
— Всякое бывает, — ответил Полуэкт. — Но благородный муж разумно планирует, когда напьется и в какой степени.
— Я бы не хотел стать настолько бесстрастным, — сказал Мангуст. — Это не по-человечески.
— А по-моему, как раз по-человечески, — возразил Полуэкт. — Есть одно племя, там считается, что всех мальчиков надо время от времени трахать в жопу, иначе не по-человечески.
— Какая гадость! — воскликнул Мангуст.
— А у нас в деревне мужики говорят, что мальчик или девочка — все равно, — сказала дева.
Мангуст посмотрел на нее с негодованием, было видно, что он хочет повторить: "Какая гадость!" но из вежливости воздерживается.
— А еще я знаю племя, где мужики могут жениться на мужиках, а бабы на бабах, — сказал Полуэкт.
— Я тоже знаю это племя, — кивнул Мангуст. — У них еще все жрецы носят одежду противоположного пола, чтобы запутать злых духов.
Полуэкт рассмеялся и сказал:
— Теперь я знаю, что таких племен два.
Дева сказала:
— А все-таки нехорошо, что ты не потерял голову, как буйвол у течной коровы. Ты объяснил, я поняла, обиды нет, но все равно как-то... не то чтобы обидно, обиды как раз нет...
Полуэкт сказал:
— Ты такая милая.
Взял ее одной рукой за плечо, другой за талию, привлек к себе и поцеловал. И сказал:
— Какая ты маленькая! Я как будто педофил!
— Кто? — не поняла дева.
— Неважно, не бери в голову, — сказал Полуэкт. — А как тебя зовут?
Дева произнесла имя, Полуэкт попытался повторить и не смог, потому что имя было длинное и заковыристое, что-то вроде Мадхьябхратурдхарма, но по-другому.
— Я так не выговорю, — сказал Полуэкт, потерпев три неудачи подряд.
— Никто не выговаривает, — согласилась дева.
— А как же тебя зовут в деревне? — спросил Полуэкт.
— Эйтыидисюдаатопожопенастучу, — представилась дева.
— О да, как же я не догадался! — сказал Полуэкт и рассмеялся.
Дева тоже рассмеялась и Мангуст подумал, что до заката Полуэкт ей вдует и это будет от чистого сердца и надо запомнить, как это делается, чтобы попробовать повторить. Но непросто будет повторить такое без волшебства.
Полуэкт вдруг остановился, обернулся назад и продекламировал:
— Три, два, один!
И на следующий счет, который не прозвучал, потому что соответствующего числа не существует в природе, из-за поворота, который они только что прошли, явился давешний сотник верхом на лошади. Подскакал он к ним, спешился, встал перед Полуэктом на одно колено и попытался ухватить за запястье, но Полуэкт уклонился.
— Волшебник, научи меня волшебству! — воскликнул сотник.
Полуэкт стал глядеть ему в глаза таким взглядом, каким удав пугает кролика. Но сотник не испугался, не отвел взгляд, пришлось Полуэкту отвести взгляд самому.
— Ты говоришь так, будто имеешь право требовать, — сказал Полуэкт.
— А что, нет? — спросил сотник.
— А с чего да? — спросил Полуэкт.
— С того, что я храбр, честен и дружен с царьком! — заявил сотник. — Кого учить волшебству, как не меня?
— А почему не ее? — спросил Полуэкт и указал пальцем на деву.
Сотник расхохотался и сказал:
— Сдается мне, легче обучить курицу или крокодила! Она же тупая крестьянка!
— И что? — спросил Полуэкт.
— Она низшей касты! — воскликнул воин.
— Я тоже, — сказал Полуэкт. — И что?
— Гм, — сказал воин и задумался. Подумал и сказал так: — Да ладно, ничего, пусть так. Думаю, с тобой я сильно не осквернюсь, а даже если осквернюсь, пусть боги вдоволь посмеются над моей судьбой! Учи меня по-любому, я сделаю вид, что мы равны!
Полуэкт запустил руку в волшебную котомку, вынул говно, свежее, только что насранное, аж пар идет, и метнул сотнику в голову. Тот уклонился.
— Подними и сожри, — приказал Полуэкт.
Сотник нахмурился, поднялся и положил руку на рукоять меча.
— Сдается мне, этот парень передумал учиться волшебству, — заметил Мангуст.
Сотник посмотрел на него и начал вытягивать меч из ножен. Полуэкт хлопнул в ладоши. Сотник дрогнул.
— Иногда хлопок — это всего лишь хлопок, — сказал Полуэкт. — А кстати, кто знает, как звучит хлопок одной ладонью?
— Вот так, — сказала дева и продемонстрировала.
— Ни хрена себе у тебя пальцы! — удивился Мангуст.
— Ага, — улыбнулась дева. — Мы когда с сестрой играем, я ей двумя пальцами в глаза, она вот так, — дева прислонила ладонь к носу, — а мне без разницы, все равно пробивает!
Сотник кашлянул и сделал решительное лицо.
— Если я сожру то говно, то стану волшебником? — спросил он.
— Не исключено, — ответил Полуэкт. — А если не сожрешь — не станешь.
— Я бы отказался, — сказал Мангуст.
— Я бы тоже, — согласился Полуэкт.
— А почему тогда ты предлагаешь ему такую гадость? — спросил Мангуст.
— Он боится оскверниться, — ответил Полуэкт. — Это дурной страх, надо преодолевать. Кстати, это было говно брахмана, помни о том, когда будешь жрать.
Дева засмеялась и спросила:
— А что, говны разных каст различаются?
— Не больше чем люди, что их насрали, — ответил Полуэкт. — И не меньше.
— Да иди ты к чертям, колдун! — воскликнул сотник.
Сел на лошадь и ускакал.
— Какой молодец, — сказал Полуэкт ему вслед.
— Ты не стал бы его учить в любом случае? — спросил Мангуст.
— Может, и стал бы, — пожал плечами Полуэкт. — А толку? А так он стал чуть-чуть мудрее.
— Меня учить не станешь? — спросил Мангуст.
— Иди, сожри то говно, — ответил Полуэкт.
Мангуст подумал и сказал:
— Это ведь символ, верно? Сожрав говно, я как бы подтверждаю серьезность намерений и одновременно отрекаюсь от неуместного высокомерия и чего-то там еще... Так?
— Тебе виднее, — ответил Полуэкт. — Это говно — как бы знамение, оно явлено тебе, не мне, тебе и решать, что оно значит.
— Гм, — сказал Мангуст. — Я всегда полагал, что когда боги или святые являют знамения, им всегда известно, какое что значит.
— Ты ошибался, — сказал Полуэкт.
— Ну и ладно, — сказал Мангуст. — Тогда пойдем дальше. Покажу тебе храм.
Некоторое время они шли молча, затем дева обратилась к Мангусту:
— Ты больше не будешь его просить?
— Не буду, — кивнул Мангуст.
— Почему? — спросила дева.
— Мне кажется, я уже получил все, что мне положено, — ответил Мангуст.
— И что это было? — спросила дева.
— Я стал чуть-чуть мудрее, — ответил Мангуст. — Так ведь, учитель?
— Мумбайский шакал тебе учитель, — сказал Полуэкт. — В целом так.
Дева рассмеялась и сказала:
— У нас в деревне староста, когда боится или стесняется сказать "нет", говорит "в целом". Налоги сдали? В целом сдали.
— А ты знаешь толк в мудрости, — сказал Полуэкт.
— Так стало быть, я не стал мудрее? — спросил Мангуст.
— Тебе виднее, — ответил Полуэкт. — Это твоя мудрость, не моя.
— Прыщ на носу лучше наблюдать со стороны, — сказал Мангуст.
— Прыщ на носу лучше не наблюдать вовсе, — возразил Полуэкт.
Они одновременно рассмеялись и Полуэкт сказал:
— Сдается мне, ты тоже знаешь толк в мудрости.
— А мне сдается, ты все-таки мой учитель, — сказал Мангуст.
— Всякое бывает, — сказал Полуэкт. — Однако похоже, что я уже научил тебя всему.
— Не верю, что твоя мудрость столь ограниченна, — сказал Мангуст.
— Зря, — сказал Полуэкт. — Однако мне надоело с вам болтать. Эй, дева! Желаешь отдаться мне от чистого сердца?
— Конечно! — воскликнула дева.
— Ну пойдем, — сказал Полуэкт.
Взмахнул рукой и отворил дверь прямо в воздухе.
— Подожди! — воскликнул Мангуст. — А как же храм? Ты хотел осмотреть храм!
— Ну его на хер, они все одинаковые, — ответил Полуэкт. — Прощай, Мангуст.
Взял деву за руку, затолкал в дверь, шагнул сам следом и затворил дверь за собой. На том и закончилось явление святого Полуэкта.
Пошел Мангуст обратной дорогой, нашел то самое говно, подобрал, завернул в лопух. Но оно воняло и он его выбросил, оставил только лопух, потому что для памяти о святом достаточно и лопуха. А потом Мангусту открылось, что и лопух тоже лишний, потому что след Будды (кстати, вспомнил, кто это такой был) содержит столько же благодати, сколько и сам Будда, а след следа Будды суть вся вселенная. Рассуждая подобным образом, Мангуст вернулся в Шринагар, зашел в таверну, заказал вина и как-то незаметно начал проповедовать. Оглянуться не успел, глядь, а уже жрец в храме святого Полуэкта. Тогда Мангуст кое-что понял и хотел было восславить святого Полуэкта за полученный дар, но осознал, что все суета, и передумал.
А дева, которую святой Полуэкт взял в рай живьем, так и не вернулась обратно. И это правильно, любая бы не вернулась.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
