Имя твоего врага

Молодой Сетрас, только два года назад получивший право надеть на себя одежды всемогущего Торака, и сегодня впервые в жизни отбирающего жертвы для Дня Светлых Богов, попытался обернуться, чтобы обрушить на открывшего рот безумца гром и молнии, но... не смог. Его заворожил этот раскатистый голос, эти сочащиеся ненавистью интонации, это... ощущение Силы. Казалось, что с ним заговорил штормовой океан.

— Как же я вас всех ненавижу. Вы считаете себя лучше, — по какому праву? Умнее — с чего бы? Обернись и посмотри мне в глаза, ничтожество.

Сетрас послушно обернулся, чувствуя предательскую дрожь в теле и постыдное желание грохнуться на колени, умоляя о пощаде. Он не понимал, почему боится этого голоса, не понимал, почему грязный нищий позволяет себе разговаривать со служителем богов в таком тоне. Не понимал, но все же ничего не мог с собой поделать. Этот грохочущий голос воздействовал на какие-то гораздо более глубокие слои его личности, нежели разум, пробуждая животный ужас кролика, смотрящего в глаза своей смерти. Он был бы рад убежать, но страх удерживал его на месте, подсказывая, что беспрекословное повиновение — единственный способ прожить еще одну секунду.

Он обернулся и... всхлипнул. Отшатнувшись, молодой жрец грохнулся на задницу и, подтянув колени к груди, съежился на полу. Неудивительно — ведь из глубины глаз странного нищего на него взглянул сам дьявол. Яркий белок глаз Дориана заполнила чернота, черты лица заострились, делая бывшего императора похожим на мертвеца, но не это было самым страшным. Молодой жрец видел многое, в том числе и черные глаза — у одержимых, души которых захватил Ориан, Черный Бог, но тот мрак был другим... мертвым, неподвижным... Ночь в глазах несостоявшейся жертвы была живой, шевелящейся. Струи мрака, закручиваясь в спираль, уходили куда-то внутрь, в, казалось, саму Бездну.

— Вы считаете себя хищниками среди жертв. Избранными в стаде тупого быдла, — медленно, растягивая удовольствие, Дориан подошел к съежившемуся жрецу и громко втянул воздух хищно раздувшимися ноздрями, вдыхая так любимый им мускусный запах страха. — Но я открою тебе секрет, — хищник здесь не ты и даже не твое божество. Хищник здесь - это я!

Тьма, ранее лениво плескавшаяся в глазах этого ходячего воплощения ужаса, встала на дыбы, выходя за пределы хрупкой человеческой оболочки, на мгновение заполнив собой весь мир Сетраса, пронзив все его существо. Когда мрак вернулся обратно в глазницы Дориана, на грязном полу самой большой в Алтаре ночлежки остался только скрючившийся, высохший труп, мумия, лишенная души.

— Сегодня вы все умрете, — тихо сказал Дориан застывшим дружкам Сетраса. Никто из них так и не смог сбросить с себя оковы ужаса, никто не смог позвать на помощь своих божеств, что и не удивительно. Кто станет посылать на такое дело, как отбор жертв для бойни, сильных жрецов? Тех, кто действительно мог бы доставить неприятности, вызвав из небытия подчас чудовищную божественную силу, способную обратить в прах весь этот проклятый город?

Закрыв глаза, Дориан запрокинул голову, выпуская на свободу Черное Пламя. Темная радость бушевала в душе, какая-то часть его наслаждалась криками сгорающих заживо людей. Но другой половине его личности было мучительно больно, горько и стыдно. В конечном итоге, без своей силы, без безумного, одержимого лишь убийствами Черного Пламени он был никем. Пустышкой, годной лишь на то, чтобы выскребать котлы за кучкой жалких оборванцев да служить грушей для выплескивания злости и разочарования.

Черное Пламя сделало его властелином мира. И что же стало с ним, когда эта сила покинула его? Он снова вернулся к тому, от чего сбежал тогда, пятнадцать лет назад, снова опустился на самое дно. А что сделал, когда, наконец, смог собрать по крупицам свое "Я"? Принялся убивать.

Все кончилось очень быстро. Много ли надо времени силе, способной уничтожить мир, для того, чтобы обратить в пыль сотню человек и разнести на атомы двухэтажную развалину? Всего пара мгновений.

— Как же я вас всех ненавижу... — давясь слезами, шептал одетый в рванье человек, стоящий на коленях посреди черного выжженного пятна. — Как же я ненавижу тебя, черный монстр, исковеркавший мою жизнь и душу, себя, за то, что поддался, всех остальных, за то, что не остановили... За что мне все это? Я ведь просто хотел, чтобы со мной считались...

...Я скажу вам, что. Мы с ужасом понимаем,

что больше не можем жить иначе.

Глава 2. Случайные встречи

...Случайные встречи бывают разными.

Это может быть попутчик по дороге домой,

с которым вы переброситесь в карты

и выпьете пару стаканов сорокоградусной

или ветеран войны, с которым

познакомитесь в очереди на прием к врачу.

Эти встречи могут ничего не значить...

Кана с тихим вздохом прислонилась спиной к стене, устало потирая рукой глаза. В сознании медленно гасли эмоции последнего "клиента", мелкого воришки, вдруг возомнившего себя крутым грабителем. Страх, отчаяние, безнадежность медленно растворялись в водах легкого медитативного транса, в который Кане пришлось себя ввести.

Все тело болезненно ныло, жалуясь на судьбу, — спасибо все тому же воришке и не в меру усердным стражникам, перестаравшимся при задержании.

Запрокинув голову, Кана некоторое время отстраненно наблюдала за затянутыми тучами небесами, вот-вот грозившими разразиться проливным дождем. Совсем рядом шумела площадь Лилий, которая, вопреки красивому названию, была не чем иным как большим грязным базаром. Страх суетливых торговцев, переживающих за сохранность своего товара в надвигающейся грозе и припозднившихся покупателей, в панике ищущих укрытие, глухое раздражение стражников, которым здесь стоять при любой погоде...

Мерзко. Сморщив тонкий носик, Кана поспешно натянула на руки длинные, до локтей, перчатки из тонкой кожи, надежно защищающие девушку от окружающего мира. Готовящийся к маленькому стихийному бедствию город сразу отдалился, напоминая о себе только невнятным шепотом на границе сознания.

"Надо бы тоже где-то спрятаться..."

С некоторым усилием отлипнув от стены и подавив ломоту в костях, молодая волшебница отправилась на поиски крыши над головой, стараясь не прикасаться к людям, что в таком столпотворении было не самой простой задачей.

Наконец она пересекла площадь и, подгоняемая первыми и пока редкими каплями дождя, забежала в узкую, но массивную дубовую дверь таверны "Синий Пегас". И вновь красивое название не оправдало себя, — заведеньице оказалось довольно грязной забегаловкой, да к тому же и заполненной практически до отказа.

Кана вновь сморщилась. Витающий в полутемном помещении запах подгорелого мяса и пота с легкостью перебивался не слишком приятными эмоциями постояльцев, колеблющихся от резкого аромата пьяной агрессии до сладко-гнилостного запаха пьяного же веселья.

Приглушив восприятие, девушка, в поисках свободного места, огляделась уже глазами. Свободных мест было мало, пустых столиков не было вовсе. Так некстати, посреди ясного осеннего дня, собравшийся дождь застал врасплох очень многих и теперь большинство гуляк или просто отправившихся за покупками горожан набились в таверны города так плотно, словно сейчас был День Светлых Богов, хотя с последнего дня лета минуло уже три месяца. Большинство столиков было уже занято, некоторые, не особо щепетильные, сидели прямо на полу, потягивая плохое пиво, не горя желанием знакомиться с новыми людьми, которые могут оказаться даже богопротивными черными волшебниками.

И только в одном месте образовалось своеобразное пустое пространство, — в темном углу таверны, там где, многозначительно положив длинный кинжал на стол, спокойно обедал жилистый черноволосый мужчина с резкими чертами лица. Вроде бы ничего особенного, — многие горожане отнюдь не спокойного Алтара имели "средства самообороны" для защиты себя и своих близких, — но от одетого в короткую черную кожаную куртку мужчины шибало во все стороны равнодушной жестокостью с такой силой, что ее чувствовали даже лишенные Дара.

Вот именно туда-то Кана и направилась. Бандитов, насильников и убийц девушка не боялась, — при желании она могла заставить глупца, посмевшего покуситься на королевского Протектора, танцевать джангу в костюме цыпленка. И, более того, даже не один раз такое проделывала. А уж ощутить намерение напасть, всегда предшествующее нападению, она могла даже находясь на предпоследней стадии алкогольного опьянения, в просторечии называемой "в зю-зю".

Но главная причина, по которой волшебнице не стоило опасаться довольно жуткого, в общем-то, незнакомца, заключалась вовсе не в осознании собственной силы и власти над умами простых смертных. Посетители таверны попросту не могли заметить задумчивые переливы его темно-серой ауры и ясно ощутимый Каной миндальный аромат какой-то детской растерянности. Убийца (а в профессиональной принадлежности этого пугала сомневаться не приходилось), ушел в себя, пытаясь принять какое-то чрезвычайно важное решение и раз за разом заходя в тупик. Вряд ли он даже чувствовал вкус еды.

Девушка оказалась права (как будто она вообще могла ошибиться в подобных вопросах!), — закоренелый преступник лишь мазнул по ней рассеянным взглядом, мимолетно удивился ее глупой храбрости и выбросил из головы черноволосую тоненькую девчушку, вновь погрузившись в темный лес своих мыслей.

Теперь уже пришла пора удивляться Кане. Как бы ни был отрешен черноволосый убийца, не заметить огромный королевский герб на груди, вышитый светло-коричневыми нитками на черном фоне он не мог. А, заметив, должен был либо напасть (что глупо, учитывая количество народа вокруг, близость стражи и профессиональную принадлежность противника), либо как можно быстрее смыться в место с гораздо меньшей популяцией Протекторов.

Загадка... молодая волшебница давно отвыкла от них, уверившись в том, что всегда видит людей насквозь, может предсказать их поведение в любой ситуации и манипулировать ими так тонко, что глупые марионетки даже не поймут, что их использовали. Это что же — преступник, который не боится стражей порядка? Нет, такие, конечно же, существуют, но они совершенно определенно не одеваются в поношенную, штопанную-перештопанную одежду и не обедают в грязных забегаловках, предпочитая дорогой шелк и творчество личного повара.

Ей стало интересно. Усталость, боль и отчаяние недавнего "клиента" уже покинули ее разум, отголосок личности паренька ушел, затаился в глубинах сознания, присоединившись к тысячам других, кем когда-то была Кана. Теперь она — это снова она, молодая амбициозная Протектор на королевской службе, до сих пор умудрившаяся не растерять детское любопытство и, местами, наивность.

Даже не посмотрев в сторону запыханной, вспотевшей официантки, Кана надиктовала ей заказ и в ожидании последнего принялась разглядывать своего визави, позволив своему любопытству стать осязаемым.

Длинные, давно немытые черные волосы свободно падали на плечи, сливаясь с черным же блеском кожаной куртки. В глубине задумчивых темно карих глаз хищно плясали желтые отблески факелов и еще что-то, для чего у Канны не подобралось определения. Резкие черты лица, пара тонких шрамиков (надо понимать, издержки профессии) на правой щеке, худощавое гибкое телосложение воина. Незнакомец был даже по своему красив, хотя в нем не было ни одной красивой черты по отдельности, но в вместе они составляли цельный образ хищного зверя, сейчас лениво греющегося на солнышке, но готового в любой момент взорваться яростной атакой.

Наконец, он обратил на нее внимание. На мгновение ставший цепким взгляд впился ей в глаза, окатив обостренные чувства Каны холодным презрением, задержался на гербе и вновь устремился куда-то вдаль, словно мигом позабыв о ее существовании. И только рука, непринужденно опустившаяся на рукоять кинжала, свидетельствовала о том, что преступник вообще ее заметил.

Кане становилось все интереснее. В качестве продолжения знакомства, так сказать, светской беседы она нанесла незнакомцу легкий ментальный удар, больше похожий на добродушный тычок локотком под ребра. И вновь удивилась, — вложенная в удар сила будто ухнула в бездонную пропасть, мгновенно исчезнув, будто ее и не было.

"Видимо, какой-то амулет..." — подумала Кана, хотя не слышала ни о чем подобном. Нет, конечно, артефакты, защищавшие от ментальных атак существовали, но результат их работы выглядел иначе. Они отражали атаку, отклоняя в сторону, разрушая заклятие или просто позволяя ему бессильно стечь со своего владельца. А тут... словно она и правда вылила ведро воды в пропасть.

Зато на нее наконец-то обратили внимание. Низкий, с легкой хрипотцой и притаившийся тенью угрозы голос спросил:

— Ну что тебе?

— Интересно, — не стала скрывать Кана. — Почему ты меня не боишься?

— А должен?

Действительно... За адептами ордена Чистого Разума следили строго. Всего одно немотивированное нападение (даже если это — всего лишь способ сократить очередь в туалет, внушающий окружающим, что они свои дела уже сделали), и все, полная блокировка сил и смертная казнь, в лучшем случае — изгнание. "Чистых" всегда боялись. Не без причин, между прочим.

— Действительно... — повторила девушка вслух. — Но мне кажется, что я могу тебе помочь.

— Чем же? — вскинутые в легком изумлении брови.

"О, он умеет удивляться..." — улыбнулась про себя девушка.

— Ну, насколько я понимаю, ты сейчас принимаешь какое-то очень важное для себя решение... И у тебя ничего не выходит. А моя работа, изначально, как раз и заключается в том, чтобы помогать разобраться в себе.

Молчание. На мгновение пальцы чуть сильнее сжимают рукоять кинжала, — Кана даже приготовилась отражать нападение, — а затем расслабляются и даже ложатся обратно на поверхность стола.

— Продолжай, — разрешили ей. Видимо, Зверь (а именно так окрестила его про себя девушка) решил сначала выслушать, а потом уже бить. Кана даже восхитилась, как непринужденно и величественно у него это получилось.

— Ну что ж...

Она прищурилась, вновь внимательно оглядывая своего собеседника, будто не успела еще досконально изучить его внешность, а затем сняла левую перчатку. Медленно, тщательно взвешивая слова и "вслушиваясь" в собеседника, оценивая его реакцию, она заговорила:

— Ты явно преступник. И не надо отрицать! — она подняла руки в запрещающем жесте и только тут с удивлением осознала, что Зверь и не думал ничего отрицать. Эмоциональный фон по прежнему выражал только легкое любопытство и все тот же холодный масляный аромат равнодушной жестокости, как и пару секунд назад. — Интересно... — произнесла она. — Итак. Отсутствие клейма на тонком и физическом телах свидетельствуют, что на каторге ты не бывал, следовательно, ни разу не попадался. Либо слишком аккуратен и осторожен, либо имеешь достаточно высоких покровителей.

Оценив реакцию, она усмехнулась: