37 копеек. Часть 2

И мешать-мешать-мешать, чтобы не пригорело.

Откуда узнали про лимонную кислоту? Так из отрывного календаря. На одной стороне, лицевой, дата, день недели... а на обратной стороне каждого листочка что-то печатается. Иногда — рецепты. Вот и вычитали, что речную рыбу лучше с лимонной кислотой жарить.

И вот готово. Быстро, минут 10 от силы. Да меньше!

Тушки румяные проглядывают сквозь кляр.

Ложки/вилки, хотя и общие, тоже уже помыты, с тем же песком. Разобрали, кому какая достанется, и — вперёд.

Чинно-благородно, в очередь, и не хватая слишком большие куски.

И хотя сковорода и велика, но уже через пару минут совершенно пуста. И вытерта хлебом. А там ведь самая вкуснота! Это разрешаем делать самым младшим, потому как на них обязанность сбегать за примерно полчаса до того к стаду, которое пасётся на лугу в полукилометре.

Сбегать не просто так — приходившие на дневную дойку доярки наливают нам две, иногда три трёхлитровые банки молока. Ну да, колхозного, потому что и стадо колхозное. Ну и что мы, опиваем кого, что ли?

Так что по кружечке на брата как раз приходится.

И никаких проблем с желудком/пищеварением ни у кого не было и нет!

А над костром тем временем закипает вода в мятом-перемятом ведёрке, раков бросаем туда, и вот готово второе блюдо.

Свежесваренные раки, да на речном берегу... м-да...

Вот так, за хлопотами да развлечениями, уже и к вечеру, часиков 6 т.е.

Прибираемся, и идём домой.

Нагревшейся за день водой поливаем огороды, ужинаем, и — готовимся к началу самого долгожданного времени — вечера/ночи.

Границей между днём и вечером служит приход личного стада с пастбища.

Это происходит около 8-ми вечера, когда стадовтягивалосьв улицу, и шло по ней сплошной стеной, постепенно уменьшаясь по мере того, как очередная хозяйка встречала свою кормилицу.

К этому времени мы уже обычно возвращаемся с реки, или ещё откуда, совершаем вечернюю поливку огорода, обязанность по исполнению которой была строго на нас — взрослые этого дела не касаются, но отслеживают тщательно, и если только попробуешь схитрить, вылив на гряду огурцов, например, не четыре ведёрные лейки, а три хотя бы, расплата следует незамедлительно.

Иногда в виде подзатыльника, а то и прутом могло достаться. Ну что сказать? Больно! я про прут.

Но так или иначе, к половине девятого вечера все уже завершили все дела, переоделись, и начинается она -ночная жизнь.

Причём по вторникам, четвергам и субботам начинается она особенно сладко/интригующе — в деревенском клубе показывают кино!

Практически сплошь — французские или итальянские комедии, детективы, или комедийные детективы, или детективные комедии...

Особое впечатление произвели "Искатели приключений" с Аленом Делоном и "Операция Святой Януарий".

Разумеется, и серии "Фантомаса", и "Бёй первым, Фредди", и многое другое тоже смотрелись с восторгом... но "Искатели" и "Януарий" — это было что-то особенного!?

А уж сцена морских похорон героиниДжоанны Шимкус ("Искатели"), или эпизод раскалывания стекла сокровищницы ("Януарий") вообще вышли за пределы добра и зла, и стали предметом бурных обсуждений на недели и месяцы.

Сеанс начинается в 21:00, когда на улице ещё совсем светло, а когда заканчивается, оказывалось, что ночь уже наступила.

Вообще-то полной темноты даже ночью, на широтах от Ярославля-Вологды и выше, просто не бывает.

Вечерняя заря переходит в утреннюю, и часть небосвода пусть и немного, но освещена.

Но всё равно, формально — ночь.

После кино (а в те дни, когда его нет — вместо), мы собираемся около одного из домов, перед которым, на той самой лужайке, отделяющей линию домов от дороги, лежала куча брёвен, хранимая рачительным хозяином на случай а вдруг понадобится?

Это этакая усечённая пирамида, где брёвна лежат в 7-8 слоёв (рядов), проложенных для вентиляции брусками, сужающаяся с каждым рядом/слоем.

Самые младшие из компании (лет 7-9) располагаются внизу, в середине — самые старшие, лет по 13-15, а средний класс, на самом верху. Мелким запрещается подниматься выше максимум второго яруса, чтобы руки-ноги не переломали, угодив в щель между брёвнами. Понятное дело, что днём лазали они по таким местам, что эти щели были тьфу, но — полагается! Старшие отвечают за порядок и безопасность, и свои обязанности выполняют чётко.

Я — из старших, и поэтому мы сидим, вернее, полулежим, на ряду 4 -5-м, удобно опираясь спинами на вышележащие брёвна. А как же!

И начинаются разговоры, трёп, обсуждение новостей!

И конечно же, анекдоты. На которые и приходилась большая часть времени.

Не курим.

Иногда, не каждый день, кто-то приносит 1-2 сигареты, чаще папиросы, и старшие делают по 2-3 затяжки, передавая друг другу как своего рода калюмет. Мне курить не нравится.

Совсем редко бывают сигареты с фильтром, как правило, болгарские.

Естественно, наша компания шумит, иэто ещё мягко сказано.

Но — удивительное дело — хозяева нас не гоняют. Только иногда, когда совсем уж переходим границы, из окна высовывается хозяин, что-то рявкает, и мы мгновенно притихаем, как мыши под веником. Но, что характерно, не разбегаемся!

Ждём полуночи, что отбить её. Кто именно будет отбивать, определилось ещё днём. Потом начинаем потихоньку расходиться по домам, и часам в двум ночи улица пустеет.

До следующего утра...

Сегодня мы пришли на реку рано, ещё и 10 не было. Вода кажется холодноватой. И поэтому просто лежим на песке, загораем. Время от времени кто-то встаёт. И проверяет ногой воду — нет, холодно пока. Ну и ладно, нам спешить некуда.

Я даже задремал, а проснулся от криков девчонок, которые, оказывается, всей толпой пришли на купальню, и бегали сейчас вдоль берега, брызгаясь водой.

И Галька Красильникова среди них.

Ещё в прошлом году она была совсем нескладной и угловатой, и вдруг, когда кончились каникулы, и мы пошли в седьмой класс, оказалось, что Галька превратилась в такую красавицу!

На физкультуре мы все только и делали, что украдкой рассматривали её, особенно — её футболку, вернее, то, что, как мы догадывались, было под ней.

А сейчас, когда она, в узеньком купальнике, носится вместе с подругами по пляжу, словно ненароком брызгая и на нас, аж в голове шумит, как представишь, что... нет, лучше не представлять, и перевернуться на живот, а то сразу видно, о чём думаешь. У подруг тоже есть на что посмотреть. Но Галька притягивает взгляды как магнитом.

— Ну чего, кто мне достанет кувшинку, только с самого дна, с корнем?

Это Галька кричит, что ли ? Точно, она.

Чуть ниже по течению есть омут, где растут кувшинки. Говорят, что дно у него покрыто липким илом, а глубина — метров двадцать. Нырять туда мы не рискуем, только если с самого края. Там тоже глубоко, и когда удаётся донырнуть до дна, и зачерпнуть рукой грунт, видно, что действительно, там не песок, а что-то наподобие чёрной глины.

Она не очень и липкая, но кто знает, что дальше, ближе к середине омута, где кувшинки самые крупные.

— Ну чего, трусите?

И тут я понял, что вот прямо сейчас могу... могу... в общем, могу показать Гальке, что я не трус! И неожиданно для себя вскочил, бросился в воду, проплыл на саженках до самой середины омута, пару раз глубоко вдохнул и нырнул, перебирая руками по стеблю кувшинки и изо всех сил работая ногами.

Стебель всё не кончался и не кончался, в ушах возник сначала еле заметный, а потом с каждым мгновением и с каждым движением нарастающий пульсирующий шум, быстро превратившийся в глухой рёв.

Я начал задыхаться, движения замедлились, и в этот момент рука коснулась ила. Я изо всех сил вцепился в стебель, дёрнул его, и, уже почти ничего не соображая, рванул вверх.

Лёгкие как будто жгло, нестерпимо хотелось сделать вдох. И уже на самой грани я пробкой выскочил из воды, и вдохнул наконец, и это было невыносимо больно и невыразимо приятно.

Из последних сил, еле держась на воде, подплыл к берегу, с третьей попытки вскарабкался на низенький, с полметра, обрывчик, и пошёл к пляжу, таща за собой кувшинку на неимоверно длинном стебле.

Выбравшись на песок, без сил рухнул на него, продолжая часто-часто дышать... и услышал изумлённый крик:

— Смотрите, малёк Юрка донырнул до дна омута!

Какой малёк!? Какой ещё Юрка!!??

Я же снова упал в Урёвы с Быка.

После разговора с этим странным Юркой... ЮРКОЙ?

Я где, и я кто?

12. Встреча

Мы с Юркой сидим вдвоём на берегу, в нашем амфитеатре.

Но сегодня я не рассказчик, а слушатель.

Юрка вытащил меня из воды, бросившись вслед, едва я съехал по камню в реку. Конечно, течение нас утащило бы обоих, но он, оказывается, перед тем, как подсесть ко мне, обвязал левую руку верёвкой, второй конец которой намертво затянул вокруг росшей в паре метров от Быка берёзке.

Левая рука Юрки забинтована — сильно ободрал веревкой, пока вытаскивал меня, успев ухватить в самый последний момент.

Ну да, парнишка крепкий, сил хватило.

Откашлявшись, я первым делом спросил у него, лежащего рядом и часто-часто дышащего — Ты как с верёвкой догадался? Ты что, специально?

Ответ меня поразил, и это ещё мягко сказано.

— Ты что, не понял? Я— это ты. Только немного другой.

И зашипел от боли, пытаясь развязать намокший от воды и крови и затянувшийся на левом запястье узел.

Я как-то сразу поверил, просто потому, что никакое другое объяснение здесь не прокатывало.

В общем, поднялись, помогая друг другу, забежали на минутку к нему, вернее, к Самсоновым, домой... хорошо, что никого из взрослых не было, иначе представляю, что началось бы... захватили пузырёк с йодом, пару марлевых бинтов, коробок спичек, и даже не переодевшись, только оставив записку — "тётя Оля, я у Серёги Шумова, может там и заночую" отправились на наше место. И ещё веревку срезали, так и не сумев распутать.

К кострищу радом с пляжиком то есть.

Первым делом забинтовали руку, обильно поливая йодом — Юрка вскрикивал и дёргался — потом развели костёр.

Хотя и лето, и на улице жара, а бегать в мокрой насквозь одежде не больно-то удобно.

Всё это молча, обмениваясь только короткими репликами по делу — Спички дай — Подержи рубашку — Так не туго?

Конечно же, моя банда сунулась было, но я быстро всех разогнал, объяснив вкратце, что произошло, и сказав, что мне нужно много о чём поговорить с Юркой, причём строго наедине.

Помялись, но разошлись, бросая заинтересованные взгляды.

Подтащили поближе к костру одно из брёвнышек, разложив на остальных одежду для просушки, уселись рядышком в одних трусах, и я попросил — А теперь давай-ка с самого начала. И ничего не пропуская. И первым делом подробно, откуда ты знал, что так будет.

И Юрка дал...

— Я когда на берег с этой кувшинкой вылез, дошёл до песка и упал просто, сил не было. Вокруг все скачут как обезьяны, орут — Юрка кувшинку достал! — а я понять ничего не могу. Какие-то пацаны меня по плечам хлопают, спрашивают что-то, а я как в тумане.

Вот только что сидел на Быке, потом — в воду, и сразу же непонятно где, непонятно с кем...

Решил даже сначала, что в рай попал. А чего — песочек тёплый, мягкий, на чертей вроде окружающие не похожи, да и котлов со смолой не видно.

А потом как щёлкнуло что-то в голове — похоже, Юрка — это я, но только ты, понимаешь? Вернее, мы. С памятью как раз до нашего с тобой купания.

...Шутит... это хорошо...

— А вот кто вокруг, где я оказался, совершенно не понимаю, кувшинка ещё эта. Что за кувшинка, зачем? Её растянули, и начали длину мерить, ступнями. Ну, размер-то у всех разный, так что и получалось по-разному, но от корня до цветка меньше чем 28 ни у кого не получилось. Прикинь, это минимум метров шесть. Получается, этот самый Юрка нырнул на такую глубину, представляешь?... а вынырнул уже я. Ну то есть ты. Непонятно только, чего его туда понесло. Он в омут нырял, куда и парни-то не решались, а этому всего 11 лет, вообще мелкий.

— Погоди!, — перебиваю я. — 11 лет, это кто тебе сказал? Получается.... Это год назад было, ты же говоришь, тебе сейчас 12? И почему мелкий, вон ты... ну то есть он... какой здоровый. У тебя рост какой сейчас?

— 172

— А размер обуви?

— Да вроде 41

— Ну вот, а у меня 145, и нога — 35. А разница всего год.

— Ты не перебивай. Всё расскажу, не боись. Я как раз мелким и был. Ну то есть таким же, как ты сейчас примерно, может, сантиметров на пять повыше. Но самое поганое другое — тебе-то было хорошо, попал в самого себя, да ещё после больницы можно, было провалы в памяти на травму списывать, а я вообще не знал ничего — ни имён ничьих, ни свою фамилию, ни дом, ни родителей Юркиных, ничего, понимаешь? Даже год и день... И отмазок никаких, ну разве что сказать, что память отшибло после того, как в омуте водяного встретил... или там русалку.

— И как выкрутился?

— Ну как... лежал, слушал, смотрел, старался ничего не говорить, запоминал, кого как звать. Ну от меня потихоньку и отстали. Как стали собираться домой, подождал, пока все оделись, тогда и свою одежду определил. Да там только она и осталась, так что не ошибся. Пришли в деревню — куда идти, не знаю! Хорошо, что какая-то соплюшка, Галька её называли, спросила — А чего домой-то не идёшь, вон твоя мать на крыльце стоит?

Подошёл, буркнул что-то, проскочил на кухню — есть захотелось вдруг, спасу нет — полбуханки безо всего сожрал махом. Мать ещё сказала, что на меня жор напал, тарелку щей налила, да картошки дала с какой-то рыбой. Умял, аж за ушами трещало. Крикнула ещё — полить огород не забудь, ни в какое кино не пойдёшь! — и пошла корову встречать. У нас корова была, оказывается. Да почему была, и сейчас есть.

Я всё ещё боялся, вдруг собака, а она меня не узнает?

— С чего бы не узнать-то?

— Ну как, я же не Юрка. Хотя да, тело-то прежнее. Но собаки не было. Пошёл огород поливать, разобрался быстро. Там у соседей пацан тоже поливал. Ну вот он мне и подсказал... невольно. Смотрю, он четыре ведра на гряду огурцов — и я так же. Слушай, ну там огурцов сажают! У нас в огороде три гряды, метров по семь, наверное, да две гряды лука, эти вообще от края до края, метров по двадцать. Запарился поливать, вёдер тридцать вылил. Потом-то привык, конечно. И огурцы, и лук на продажу растят в основном. Ты знаешь, куда я попал-то? Деревня километрах в двадцати от Ростова, и называется чудно — Деревни. С ударением на первом слоге. Там недалеко шоссе, Москва-Ярославль, указатель стоит — Деревни-2, так все, кто там постоянно ездит, говорят "две деревни". Да...

Как управился, домой пошёл. Мать с коровой всё ещё возится, заглянул в комнату — отец на диване лежит. Увидел меня, сказал — ты до утра давай не гуляй, а то опять до двенадцати спать будешь. Ну это я подумал, что отец. Не ошибся.

В другой комнате, поменьше, стол с тумбами и полки книжные. Значит, моя. Слушай, знал бы ты, как я там искал что-нибудь о себе! Нашёл дневник прошлогодний. Руки дрожали, когда открывал.