Пролог. Эстель - значит надежда. 1.Первым делом, первым делом - Следопыты...

Последние шагов сто он уже почти пробежал — впрочем, не от особой спешки, а просто потому, что тропка тут стала очень крутой, ползти-хвататься за ветки и корни было некогда, да и неохота, и Эстель фактически прыгал по сумасшедшей крутизне, ощущая при каждом прыжке совершенно упоительное замирание под сердцем. Он знал, куда прыгать — нет, он не помнил этой тропки умом, просто его тело знало, какие надо совершать движения, чтобы не покалечиться. Последний прыжок — уже шагов на десять вниз-вперёд, не меньше, совершенно сумасшедший — Эстель совершил через высокую стену можжевельника на опушке. И ловко приземлился на ноги на гальке — в шаге от колючих зарослей, в пяти шагах — от быстрой прозрачной воды, между которой и им стояли несколько мальчишек. На берег был наполовину вытащен большой, прочно и умело связанный крапивными верёвками, плот — с лежащими на настиле самодельными вёслами, кое-какой нехитрой самодельной рыбацкой снастью и несколькими потёртыми большими кожаными дорожными мешками с широкими удобными лямками и тугими завязками горловин.

При виде так стремительно и нежданно, а главное — тихо выскочившего из леса незнакомца ребята (до этого они явно обсуждали, стоит купаться, или нет в уже заосеневшей, да и без того не тёплой, воде?) резко обернулись и тут же инстинктивно сбились в кучку (один — впереди, остальные сзади и по бокам чем-то вроде клина), настороженно разглядывая дружелюбно улыбающегося Эстеля. Они до такой степени отличались друг от друга — высокий, вровень с явно самыми старшими в этой компании ребятами, темноволосый, стройный, с тонким лицом Эстель и светлоголовые и рыжие, вихрастые, крепкие, плечистые северяне — что эта настороженность была почти неизбежна. Замечательный слух Эстеля помогал ему ещё издалека уловить перешёптывания:

— Ой! Это эльф?!.

— Нет, Высокий Человек, нуменорец...

— Дунадан, не нуменорец...

— Это одно и тоже...

— Мы что, зашли на чужие земли?..

— Я говорил, не надо на этот берег, ну я же вам говорил!..

— Он всё равно просто мальчишка, как мы...

Мальчишки были дейларны, люди из Дейла, королевства без короля, названного так по давно разрушенному драконом Смогом (тем самым!) столичному городу. Их выселки всё чаще появлялись на землях бывшего Рудаура — подальше от дракона в горе, да и ещё потому, что население Дейла росло, а земли больше не становилось. И Владыка Элронд был не против. Люди других народов, даже родственных дейларнам — роханцы, беоринги — недолюбливали обитателей Приозёрного Королевства за скупость и торгашество, но воевали дейларны по-прежнему хорошо и хмуро-упорно отказывались хоть как-то поклониться Тьме, хотя та просто-напросто валом валила с Юго-Востока и не раз подступала к поселениям дейларнов — и с оружием, и с лестью, и с подкупом. Малонаселённый Имладрис был вовсе не против иметь таких соседей.

— Здравствуйте, — Эстель вежливо отсалютовал мальчишкам. И тут же смутился — а что дальше-то? Он никогда, сколько себя помнил, ни разу не знакомился со своими ровесниками "специально" — всех их, здешних, он знал, сколько себя помнил, со всеми дружил с тех же пор... а с редкими приезжими сверстниками его знакомили взрослые. — Рад вас приветствовать, — добавил он уже не так уверенно. — Пусть вам будет удача на этой земле.

Мальчишки заулыбались. Немного даже облегчённо — они, конечно, наслушались от старших рассказов про хозяев Имладриса и наверняка полезли в эти края, чтобы испытать свою смелость и увидеть "эльфийские чудеса". Эстель слышал, как эльфы — кто со смехом, а кто возмущённо — рассказывали, что среди людей ходят упорные байки: мол, эльфы крадут человеческих детей. Наверное, и эти мальчишки слышали такие истории и теперь ощущали себя очень смелыми...

— Эй, как тебя зовут?! — весело кивнул один из них — на пару-тройку лет старше, кажется — Эстелю. И спросил по-настоящему дружелюбно, явно готовый без долгих околичностей познакомиться и, может, даже подружиться с нуменорским мальчиком.

— Эстель, — отозвался Эстель, тоже с любопытством разглядывая ребят. К его удивлению, мальчишка фыркнул:

— Эстель... и всё?

— Ну да... — пожал плечами Эстель. — А что тут такого?

— Эстель чей сын? — мотнул волосами, стянутыми повязкой, мальчишка. — Например, меня зовут — Скэр сын Мара. А ты чей сын?

— Гилраэнь, — осторожно ответил Эстель. Ему почему-то мгновенно перестал нравиться разговор, и он ощутил какое-то отчётливое неудобство. Словно наступил ногой на невидимую ловушку — она ещё не сработала, но тело уже ощущает её злую готовность...

Кто-то из мальчишек нехорошо захихикал. Остальные запереглядывались — насмешливо-удивлённо. Скэр присвистнул удивлённо-пренебрежительно:

— Это же всего лишь имя матери! У тебя есть отец?

— Нет, — растерянно покачал головой Эстель. И покраснел против своей воли. Мальчишки засмеялись уже открыто, но Скэр, сердито на них посмотрев (смех тут же прекратился), осведомился:

— Может, он погиб в бою? — и поучительно добавил: — Тогда тем более надо в первую голову называть его. Это же великая честь!

— Я не знаю, кто он был... — Эстель совсем растерялся. Тут уже и Скэр не удержался от смеха, а ещё один из мальчишек — с ехидными рыжими глазами, из тех колючек-заноз, что есть в любой подобной компании — спросил:

— Так ты ублюдок? Может, ты и не нуменорец по отцу никакой?

Эстель набычился. Он знал слово "ублюдок" лишь из книг, никто среди его друзей так ни о ком не говорил — но сам разобрался в его значении. И сейчас обиделся даже не за себя — за маму. И, не сводя глаз с насмешника, отчётливо произнёс то, что ему знать было совершенно не положено и что даже между друзьями и даже в шутку никогда не говорилось в компании мальчишек Раздола, и эльфийских, и человеческих:

— Ты сам ублюдок. Тебя орочья болталка сделала.

— Ах ты... — рыжеглазый враз захлебнулся словом, задохнулся от молниеносной, характерной для северян бешеной злости, глаза из рыжих стали белыми. — Да ты сам полуорк, грива чернявая, небось, твою мамашу вы...

И полетел наземь.

Эстель вцепился в обидчика в стремительном, длинном и тяжёлом рысьем прыжке с явным и совершенно чистым, как первый снег, намерением его убить. Сшиб с ног. Навалился и замолотил кулаками, толком не видя, куда бьёт — но каким-то чутьём точно выбирая места для ударов. В глазах повис мгновенный алый туман, в ушах ревело. Ударов, которые в ответ расчётливо и сильно наносил старший и намного более опытный в настоящих драках северянин, маленький нуменорец просто не ощущал, и рыжеглазый, перепугавшись, сперва перестал бить и только отбивался, а потом закричал перепуганно, уже просто заслоняясь руками:

— Парни, уберите его, он меня у... — и громко, бессильно захрипел, потому что Эстель с тонким свирепым рычанием наконец вцепился ему в горло — так, что у мальчишки разом отбило дыхание, выпучились глаза, а язык вылез изо рта наружу. Из последних сил он вцепился в руки нуменорца, но разжать их уже не мог и в тоске и ужасе судорожно заколотил ногами по песку — худощавый темноволосый мальчишка методично и безжалостно выдавливал из него недолгую и внезапно ставшую такой осязаемой и дорогой жизнь, и сделать с этим ничего не получалось! К счастью, остальные северяне, увидев, что дело не в шутку пахнет убийством, опомнились от оцепенения и силком растащили схватившихся. Эстеля оттаскивали и держали вчетвером — за руки и ноги, причём держали с опаской, как дикого зверя. Он не ругался, не грозил, не кричал, только извивался в сжавших его дрожащих руках — стремясь к одному: вырваться и закончить начатое. Рыжеглазый сипел, скорчившись на земле и держась руками за горло — в глазах его были ужас и неверие, что остался жив... Мальчишки отволокли Эстеля подальше и бросили наземь, а сами отпрыгнули в стороны. И правильно — тот моментально вскочил, казалось, даже не коснувшись земли, рванулся вперёд, выдёргивая нож — и уперся в выставленные ладони Скэра:

— Погоди, постой, не надо, — словно говоря с диким зверем, произнёс отчётливо и раздельно мальчишка, не сводя с Эстеля испуганных и уважительных глаз. — Эйар сказал глупость, он извинится и, если хочешь, даст виру. Не надо убивать за глупость. У него длинный язык и короткий ум. Не убивай его, нуменорец. Не убивай его. Не убивай. Он просто дурак. Он не враг. Не убивай.

Всё это было сказано совершено серьёзно. Эстель с трудом перевёл дыхание и словно бы опомнился. Буркнул:

— Мне не нужна от него никакая вира.

Мальчишки с откровенным испугом запереглядывались. Противник Эстеля, разминавший горло, сидя на земле, побледнел ещё больше и приоткрыл рот, неверяще глядя на него. Скэр покусал губу и быстро спросил:

— Так ты что... всё-таки хочешь мстить?

— Я? — Эстель вдруг понял, о чём они говорят. Он же отказывается от виры! А значит по их законам — хочет крови, а не серебра или золота... — Нет... я не это имел в виду. Я просто не хочу больше... если он тоже больше не будет...

— Я не буду, нет! — поспешно прохрипел рыжеглазый, мотая головой, выставляя левую руку жалким умоляющим жестом (правой он держался за горло), и никто над ним не посмеялся. — Прости меня, я и в самом деле дурак...

Эстель только теперь ощутил, что лицо у него здорово разбито в нескольких местах, и раны начинают саднить. Эйар его здорово отделал — а он даже и не пытался защищаться, вообще забыл о защите и только сам атаковал... Он пошёл к воде (мальчишки расступились поспешно и перепуганно), присел на корточки и стал промывать ссадины холодной, пахнущей снегом бруиненской водой, в которой так и не искупался сегодня. За спиной было испуганное, уважительное и в то же время какое-то отчуждённое молчание. И, когда он поднялся на ноги и так же молча пошёл к лесу — перед ним снова расступились. А он не оглянулся. Шёл очень ровным шагом, очень прямой и полный гордого достоинства. Мальчишки на берегу не посмели даже пошевелиться, пока он не скрылся за деревьями...

...и побежал — побежал со всех ног, не разбирая дороги — и заплакал на бегу — заплакал горько, навзрыд, как плачут смертельно обиженные дети — только когда его уже не могли видеть с берега.

* * *

— Эстель вернулся только что. Он в зале.

Женщина — молодая, высокая, красивая, немногочисленные старинные украшения на которой казались некоей частью её сущности — замедлила шаг на лестнице, ведущей в беседку, чуть сведя брови в ответ на негромкие почтительные слова поспешно-танцующе спустившейся навстречу синдарской девушки. Кивнула с явным облегчением:

— Спасибо, Лаэр.

Шедший следом и чуть сбоку ещё не старый, но густо-седоволосый атлет в чёрной одежде с длинным мечом на украшенном серебром и рубинами поясе — человек, явный нуменорец — усмехнулся суховато, но по-доброму:

— Ну вот. В конце концов, недаром же его сейчас все называют Эстель. И ты зря не находила себе места. Мальчик с таким именем нигде не пропадёт, никуда не потеряется и ничего с ним не случится. По крайней мере — ничего такого, чего он сам не захочет. А ты всё беспокоишься, как будто он только-только встал на свои ноги.

— Беспокоюсь, как и последние шесть лет, — вздохнула женщина, изящно-привычным жестом приподнимая край чёрно-золотого верхнего платья и, поднимаясь по ступенькам, оперлась на подставленную сильную руку мужчины — длиннопалую, посвёркивающую двумя перстнями, изящную, с узкой ладонью и совершено не старческой кожей — гладкой, загорелой — но и с нежданно мощным жилистым запястьем в золотом тяжёлом зарукавье с глубокой чеканкой, — с тех самых пор, как он впервые выбрался за пределы наших покоев один... Ох. Прости, отец. Не получается у тебя мирной встречи с воспитанным внуком. Я могу поспорить на что угодно...

Она не договорила. Только вздохнула и покачала головой — что ей ещё оставалось? Не охать же снова... хотя впору было и охнуть, застав такую картину в своих комнатах. Единственный сын был на самом деле дома. И в очередной раз — в полностью растерзанном состоянии, с распухшей верхней и разбитой нижней губой, длинной тёмной ссадиной на правой скуле, ещё одной, причём новой, не вчерашней — на подбородке и синяком под левым глазом. И недовольство, отражавшееся на его лице, кажется, ко всему этому не имело отношения. Похоже, Эстель разглядывал в ясно полированном серебре не столько свои боевые отметины, сколько просто — себя. Очень внимательно и очень напряжённо разглядывал, хотя любви к зеркалам за ним мать не замечала никогда.

Вошедших мать и деда он тоже увидел в зеркале. И немедленно повернулся — в повороте была какая-то настораживающая воинственность, словно бы в настоящем бою он готовился атаковать противника. И первые же его слова, которыми он заменил учтивое приветствие матери или радостное восклицание при виде деда, соответствовали такому впечатлению. Да и напоминали эти слова — удар с размаху боевым молотом:

— Кто мой отец, мам?! — Эстель отпустил почерневшую изнутри губу и требовательно взглянул на мать. Потом перевёл взгляд на деда. Редким приездам Дирхаэла Эстель всегда очень радовался, но сейчас и сам взгляд, подаренный ему, был сердитым, и первые сказанные деду слова тоже не имели ничего общего с приветствием, а скорей напоминали оскорбление. — Дед, здравствуй. Скажи ты! Ты ведь не можешь не знать, за кого отдал свою дочь!

Пойманный в ловушку этим восклицанием нуменорец кашлянул и взял дочь за локоть — она сдвинула брови и собиралась уже дать сыну строгую отповедь. Но теперь леди Гилраэн лишь посмотрела на отца и покачала головой. Молча. А Дирхаэл сказал — ответил негромко и спокойно. И прямо, не отводя взгляда и не пытаясь как-то вилять и юлить:

— Привет и тебе, внук. Что ж. Твои слова справедливы, спору нет. Но не на все вопросы можно дать ответ, даже если хорошо знаешь его... Сходи-ка лучше, приведи себя в порядок и выходи к нам снова — я не так уж часто вас навещаю и хотел бы немного отдохнуть за беседой. Ты расскажешь мне, как у тебя дела с учёбой?..

Эстель сник. Свирепый, как у разозлённого породистого щенка, взгляд медленно потух. Мальчик тяжело вздохнул.

— Конечно, дедушка, — учтиво ответил он.

Раздол.

Лето 2943 года Третьей Эпохи.

1.

ПЕРВЫМ ДЕЛОМ, ПЕРВЫМ ДЕЛОМ — СЛЕДОПЫТЫ...

Честен кто и доблестен - лишь того

Выручит эльфийское волшебство,

Чтобы, что назначено - все сбылось:

"А тиро нин, Фануилос!"

"Сказочник". Древнее заклятье.

Наступив на жердину, перекинутую через овраг, Эрестор прислушался. Губы Первого Советника Лорда Элронда тронула весёлая улыбка. Он легко раскинул руки и в три широких шага оказался на противоположной стороне оврага, где соскочил на прятавшуюся в траве тропинку. По правде сказать, ему хватило бы и натянутой тут верёвки. Хватило бы, впрочем, и тому, кого он искал сейчас — хотя упрямый мальчишка понабивал себе кучу шишек и синяков, прежде чем научился "ходить по верёвке, как эльф." Однако же — научился, не отнимешь этого... Он вообще в конце концов обучался всему, что ставил перед собой целью. С почти пугающим упорством...