— Иму-хан — бог морей и океанов. Повелитель жизни, властитель смерти. Порождающий власть и создающий ненависть. Вы верите в него? Почему? — снова молчание. — Почему вы считаете, что этому богу нужно поклоняться? Почему вы вырывали глаза людям, которые сомневались в его существовании? В чем причина?

— Иму-хан не любит, когда на него смотрят.

— В самом деле?

— Почему вы считаете, что я безумен, доктор? Лишь потому, что я поклоняюсь сущности, что недоступна вашему пониманию? А как же христианство? Люди поклоняются Богу, ставят свечки за упокой, но никто из них не видел этого Бога. Почему вы признаете такие религии как пастафарианство? Буддизм? Иудаизм? Майя верили в Ицамна, греки — в Зевса, египтяне — в Осириса. Почему их боги имеют право на существование? Кто это определяет? Кто решает, в кого люди должны верить, а над кем будут насмехаться.

— Значит, Иму-хан — обычный бог? Такой же, как и все те, о ком вы сейчас говорили?

Авдеев наклонился вперед:

— Иму-хан такой же бог, как и остальные? Нет, Дмитрий Вадимович. Он стоит превыше всех. Он — убийца старых богов, и повелитель новых. Люди должны преклоняться перед ним, молить его о пощаде. Отдавать ему свои сердца, души. Посвящать ему свои жизни. Служение — вот наша дань ему.

Мужчина встал и пошел на выход. На пути его встали санитары.

— Вы считаете, что способны вылечить меня, Водянов Дмитрий? Это не так. И знаете почему? Я не безумен, и мне не нужна ваша помощь. Просто не трогайте меня, доктор, пока я не сокрушил ваш мир. А я это могу, можете спросить у своего начальника.

* * *

На следующий день Дмитрий сам спустился в подвал. Охранники не хотели пропускать его без санитаров, но он смог уговорить их, прикрываясь врачебным этикетом.

— Сергей? Могу я с вами поговорить?

Авдеев открыл глаза и улыбнулся.

— Прекрасно. Теперь вы решили копаться в моей голове прямо здесь?

— Я просто хотел поговорить.

— В этом-то месте?

Авдеев скривил губы, когда пациенты вновь начали бушевать в палатах.

— Птичка-синичка дедушку убила, сыром угостила!

— Дайте мне выйти! Я хочу выйти!

— Заткнулись все! — рявкнул Авдеев.

Удивительно, но после этого крики прекратились. Больше никто не стенал, не причитал, не надрывал голос. Даже плач и тот стих до едва различимых всхлипываний.

— Вот теперь можем поговорить.

— Вы часто проделываете такое?

— Когда надоедает. — Авдеев пожал плечами.

— И они вас слушают? Всегда? Интересно. — Авдеев продолжал молчать, ни на шаг не отходя от двери. — Почему вы сказали, что Иму-хан не любит, когда на него смотрят?

— А это имеет значение?

— Все имеет. Всегда.

— Часто ли вы видели Бога? Вы ведь христианин? Сколько людей заявляли, что им явился архангел, ангел, апостол? А сколько из них были причислены к психам? Сколько из них сейчас сидят в подобных заведениях? Может ли обычный человек смотреть на божественное? Может ли человек глядеть на бога, его посланников и не испытывать при этом боли? Иму-хан не терпит наших взглядов, потому что мы — ничтожества, недостойные лицезреть его. До самого конца мы не увидим его. Иму-хан — бог, в полном понимании этого слова. Он не любит людей. Он повелевает ими.

Авдеев сел на кровать.

— Однажды и вы поймете это, Дмитрий Вадимович. И подчинитесь ему. Это наша судьба. Судьба всех людей. Иного варианта просто нет.

* * *

Остатки воздуха вырвались из легких. Его глаза следили за крошечными пузырьками, исчезающими во тьме. Вода была ледяной. Снова. Ему было больно. Снова. Его накрыло отчаяние. Снова.

Он отбросил хищников в стороны и пошел вперед. Оно снова скрывалось во тьме, но на сей раз оказалось больше. Оно было подобно небоскребу и без затруднений двигалось под водой. Оно не шло сквозь тьму. Оно было тьмой. С самого рождения.

* * *

— Мальчик мой, вам нужно отдохнуть. Вы выглядите все хуже. Вам срочно нужен отдых.

— Нет, Александр Анатольевич. Все в порядке. Видимо, просто привыкаю к новой обстановке. Ночные кошмары, только и всего.

— Вы уверены? Иногда мне кажется, что вам сложно сосредоточиться. Вот, возьмите Билобил.

— Спасибо.

— Сегодня у вас ночное дежурство?

— Верно.

— Постарайтесь отдохнуть, мальчик мой. Большинство врачей так и делают. Не стоит заваливать себя работой.

— Конечно. Я все понимаю, Александр Анатольевич.

— Как продвигаются дела с Авдеевым?

— Хорошо. Думаю, у нас наметился некоторый прогресс. Он все охотнее идет на контакт.

— Мальчик мой, будьте осторожны. Авдеев — страшный человек. Не позвольте его словам повлиять на ваш рассудок. Поверьте, я говорю это не просто так.

— Хорошо. Я пришел к вам за разрешением на одну очень нестандартную... процедуру.

— Говорите.

— На моем прежнем месте работы мы использовали небольшой трюк. Несовместимая пара — так мы его назвали. Мы брали двух пациентов, у которых были прямо противоположные заболевания, помещали в одну палату. Часто это было бессмысленно, но иногда нам удавалось улучшить их самочувствие. Например, людей с инсомнией и гиперсомнией. Булимией и анорексией.

— Вот как? Что ж, это довольно интересный подход. И с кем же вы хотите это проделать? Я понимаю, что с Авдеевым, но кто будет вторым?

— Опалев.

— Интересный выбор. Хорошо, можете занять пятую палату на втором этаже. В подвале нет возможности разместить сразу двоих пациентов. Но у дверей постоянно будет стоять охрана!

Дмитрий вышел из кабинета. Голова раскалывалась. И дело было вовсе не в недосыпе, как он убеждал себя раньше. Его кошмары с каждой ночью становились все отвратительнее и ужаснее. И реалистичнее. Он боялся, но не мог найти объяснения своему страху. Пока что.

* * *

Опалев Денис. Молчаливый, высокий, массивный. Он был физически силен настолько, что санитары часто просили его помочь им при работе. Проблема его была лишь в одном — Опалев был атеистом. Причем настолько яростным, что вообще не мог жить в мире, где есть церкви, каждый второй молится Богу, а каждый первый поминает черта. Болезнь незначительная, но она полностью погубила его жизнь, лишив сперва работы, а затем и семьи. Как же поведет себя такой человек, когда останется в комнате с тем, кто верует в бога, пусть даже и вымышленного?

* * *

Дмитрий вошел в палату. Авдеев лежал на кровати, безо всякого интереса рассматривая потолок. Опалев же сидел в углу, спиной к дверям и тихонько покачивался на месте.

— Зачем вы пришли сегодня, доктор?

— Посмотреть, как вы ладите друг с другом.

— О, у нас тут все прекрасно. Верно?

Опалев всхлипнул и закачался еще сильнее.

— Денис, с вами все в порядке? — мужчина не ответил. — Денис!

Охранники достали резиновые дубинки и нервно переглянулись.

— Подождите минутку. — Дмитрий осторожно подошел ближе. — Денис, поговорите со мной. Он навредил вам? Что-то случилось?

Плечи мужчины задрожали, завывания стали громче.

— Денис? — Дмитрий положил руку на плечо больного, а затем увидел алые дорожки на стене. — Что...

Опалев резко развернулся, схватил Дмитрия за горло и поднял в воздух. У мужчины не было глаз! Лишь два огромных кровавых провала говорили о том, что он когда-то был зрячим.

— Иму-хан не любит, когда на него смотрят! Иму-хан не любит глаз!

— Господи!

Опалев повалил Дмитрия на пол и принялся душить. Охранники бросились на больного, в палату вбегали медбратья и санитары. Они осыпали мужчину ударами, но тот ничего не замечал.

— Иму-хан не любит глаз! Иму-хан не любит глаз! Иму-хан не любит глаз! — верещал Опалев.

Лицо Дмитрия заливали кровь и слюна, а мир постепенно погружался во тьму. Он не мог двигаться, дышать, говорить. Его глаза видели лишь два кровавых провала перед собой, а уши слышали истеричный смех.

Авдеев смеялся.

* * *

Жирные щупальца тьмы вырвались наверх. Они разбили водную гладь, уничтожили все препятствия на своем пути. Устремились к суше. Земля трескалась, горы крошились, ледники исчезали.

Щупальца уничтожали, убивали. Сокрушали. Люди ничего не могли им сделать, а их крики и мольбы оставались без ответа. А затем щупальца устремились ввысь, сокрушили небеса.

И пожрали солнце.

* * *

— Повезло тебе, парень. Еще бы немного, и тебя бы уже не откачали.

Дмитрий кивнул, поднимаясь с кровати. Медбрат помог ему встать и подал халат.

— Опалева увезли в первую городскую. Сказали, что будет разбирательство, но Александр Анатольевич прикрыл тебя.

— А Авдеев?

— Санитары его чутка помяли и бросили обратно в подвал. А эта гнида даже и не думала замолкать. Ржал как полный псих. Главврач сказал, что эта падаль теперь засядет там надолго.

— Ясно.

Через двадцать минут вернулся Александр Анатольевич.

— Мальчик мой, вы в порядке?

— Да. Простите меня, Александр Анатольевич. Я не знал, что может случиться подобное.

— Мальчик мой, какие же тут извинения! Это я должен просить прощения у вас. Нельзя было оставлять вас одного с Авдеевым. Этот человек — монстр. А я бросил вас прямо к нему в клетку.

— Что теперь будет с больницей?

— Ничего. Мы — единственное подобное учреждение в городе. Опалева конечно уже не вернут нам, но больницу не закроют. Будет разбирательство, но мы справимся с этим.

* * *

— Что вы с ним сделали?

— Ничего.

— Он обезумел. Три дня вы находились вместе, а теперь он стал безумцем.

— А разве для вас мы не все такие? — Авдеев подошел к двери. — Безумен сейчас, или безумен с самого начала? В чем разница, если это дом для сумасшедших? Дмитрий, я вовсе не вредил Опалеву. Лишь показал ему суть вещей.

— Вы — монстр.

— Именно. Наконец-то вы признали это, Дмитрий Вадимович. Я — монстр. Но лишь потому что это моя судьба. Боги создают не ангелов и демонов. Им нужны лишь рабы и монстры, что будут смотреть за рабами.

— Вы будете управлять людьми? Люди не скот!

— Тогда почему они всегда покорно идут за сильнейшим?

* * *

Тьма. Холод. Вода. Он уже привык к этому.

Ноги обхватили водоросли, тысячи подводных хищников бросились вперед. Их клыки впивались в плоть, разрывали ее. Вода почернела от крови.

Отвратная тьма шагала. Она шла вперед, а за ней тянулась смерть.

Она была уже близко.

Она была готова явить ему свой лик.

* * *

— Позвольте мне выйти.

— Что? Вы издеваетесь?

— С чего бы? Вы боитесь меня? Почему? Ведь вы хотите помочь. Каким образом маленькая прогулка может навредить мне? Или вы боитесь за себя?

— Я боюсь, что вы снова пытаетесь манипулировать мною.

— Манипулировать? Разве это я просил вас подселить ко мне Опалева? Разве это я заставляю вас спускаться ко мне на каждом ночном дежурстве? Разве это я заставил вас стать моим лечащим врачом?

Дмитрий закрыл глаза, помассировал виски. Голова просто раскалывалась.

— Зачем вам нужно выйти?

— Когда человека удерживают несколько лет в подвале без окон, настает момент, когда ему хочется оказаться на свежем воздухе.

— Но для чего мне соглашаться? Где гарантии, что вы не причините никому вреда?

— Можете вывести меня, пока остальные пациенты будут в больнице. Даже можете взять с собой санитаров и охранников. Мне все равно.

Дмитрий кивнул и пошел на выход. Охранников? Он сильно сомневался, что от них будет хоть какой-то толк.

* * *

Авдеев остановился и поднял голову.

— Будет дождь.

— Не любите дождей?

— Почему же?

Авдеев пошел дальше, охранники двинулись следом. Двор был пуст. Всех увели, чтобы он больше не смог никому причинить вреда.

— Почему вы так рвались выйти на улицу?

— Не все ли равно?

— Вы многие месяцы сидели в подвале, но подобную просьбу от вас услышали впервые. Вы даже не представляете, на какие ухищрения мне пришлось пойти, чтобы главврач позволил вам совершить даже эту недолгую прогулку.

— И мы вам благодарны за это.

Мы? Кто это мы?

Начался дождь. Он налетел внезапно. Прошло несколько секунд, а мужчины уже промокли до нитки. Охранники прикрывали глаза, но не решались уходить. Им не хотелось оставлять Дмитрия наедине с этим человеком.

— Все хорошо. Сходите за плащами и зонтами. А я останусь с ним.

— Мы не можем оставить тебя с ним. Приказ главврача.

— Да ладно вам! Если бы он хотел навредить мне, мог бы придушить во время осмотра.

Охранник хотел возразить, но ветер и усиливающийся дождь помешали этому.

— Вернемся через минуту! Держи, — охранник протянул Дмитрию дубинку. — Рыпнется — бей по башке. Или по шарам. Без раздумий.

— Хорошо.

Охранники убежали, а Авдеев обернулся к Дмитрию.

— Почему вы возитесь со мною?

— Вы — мой пациент.

— Почему? Вы были в подвале, видели творившийся там ад. Этим людям невозможно помочь. Вы не верите в это. Поэтому вы их и не замечаете. Но вы общаетесь со мною. Вы считаете, что сможете изменить меня?

Авдеев поднял лицо к небу, прикрыл глаза.

— Нет. Есть еще что-то. Кто-то еще. Разве вы не чувствуете этого? Власть. Кто-то дергает за ниточки. Управляет вами. Толкает вас на путь. Вперед. Постоянно вперед. Почему? Потому что вы не хотите оставаться на месте! Вы не противитесь этому, но постоянно убеждаете себя в обратном.

— О чем вы?

— Кто для нас боги? Родители? Возможно. Наставники? Вероятно. Но почему никто не понимает, что мы лишь игрушки в их руках? Мы — продолжение их воли. Мы — их посланники. Мы управляем людьми, а они управляют нами.

— Мы? Кто это мы?

— Я. Вы. Есть и другие. Иму-хан умеет выбирать сторонников. Иму-хан. Вы повторяете это имя снова и снова. Катаете его на языке. Ваш рот наполняет привкус крови, а желудок пытается опустошить себя. Голова раскалывается. Иму-хан. Это зов. Это крик из-под толщи воды. Это истина, что подминает под себя мир. Это власть, могущество и отчаяние! Отчаяние и гнев! Мы не можем бороться с этим! Ни вы, ни я. Остальные — рабы в наших руках, а мы — их повелители. Но даже мы продолжаем преклоняться перед сильнейшим! Иму-хан! Это крик, что рвется из наших глоток. Это вера, что разрывает наши сердца. Иму-хан!

Авдеев упал на колени, без малейших колебаний окунувшись в грязь. Его лицо все еще было обращено к небесам, которые отвечали на пронзительные крики мужчины не менее слабым завыванием ветра.

— Иму-хан! Бог среди богов! Повелитель среди рабов! Властитель, окруженный ничтожествами!

— Авдеев! Хватит! — Дмитрий обхватил мужчину за плечи, начисто забыв о дубинке. — Остановитесь! Нет никакого Иму-хана. Нет никакого Иму-хана!

Авдеев наконец-то посмотрел на молодого доктора, а в глазах его плескалась неугасимая вера в собственную правоту.

— Тогда почему вы уже стали его глашатаем?

* * *

— Да что ж это такое с погодой?

Дмитрий кивнул, зачерпнул ложкой теплый суп.

— Третий день льет, и хоть бы подумал прекратиться!

— Да уж.

— Димка! О чем ты думаешь-то?

— Авдеев.

— Ах, это.