О последствиях фотолюбительства

Новость требовала обсуждения. Сложность ситуации заключалась в том, что сама будущая учительница русского могла оказаться не вполне надёжной.

Фред перечислял факторы риска — бывшая хиппи. Подружилась с прикреплённой агентессой КГБ. Восхищается героизмом и патриотизмом, проявленным русскими на войне против нацистов. Да и само по себе участие в экспедиции по поиску останков солдат и моряков, погибших при обороне города — да, правильно, экспедиция шестнадцатилетних подростков, а не пикник — кое о чём говорит. Неясно, лояльна она или нет. Карл и Джордж категорически против немедленного дебрифинга на территории противника.

Если она в ходе беседы заподозрит, что снятая ею на память фотография решает как раз ту задачу, для которой всю эту компанию будущих учителей русского отправляли в Ленинград — она может случайно или намеренно протечь своей подружке из КГБ. Источник будет навсегда потерян.

Когда коллеги приехали, Карлуччи изложил им последние новости.

Колби и Бросс сочли обоснованными опасения Карла и Джорджа. Карлуччи перестал колебаться, дебрифинг учительницы должен быть отложен до её возвращения в Бостон через десять дней. Это означало, что к этому же времени надо вызывать сюда Синти, чтоб она поговорила со слависткой.

И вызывать Карла — на случай, если славистка не захочет говорить.

— У нас давно уже нет оснований сомневаться, что того же подростка ищет КГБ, — напомнил Фрэнк старшим коллегам. — Фред ещё в конце марта докладывал, что они подставили Джорджу студента, подходящего под те признаки, что были доведены до всей группы славистов. Похоже, в КГБ с самого начала понимали, зачем мы славистов туда прислали.

— Вот поэтому — как бы ни хотелось мне пораньше узнать, кто этот феномен, — добавил Бросс — никак нельзя возвращать эту славистку раньше запланированного срока. Там наверняка предположат, что именно в этой школе славистка нашла этого подростка. Дальше их операция поиска будет закончена за несколько часов, если не минут. Так что работаем с теми сроками, что есть. И с тем противником, что есть. Кстати, мы пока не уверены, что он наш противник — может быть и союзник... иначе зачем бы он стал помогать нам бороться с наркомафией?

— Наш мальчик ещё и предотвратил нападение красных бригад на Альдо Моро, кровавый переворот в Афганистане и захват заложников в Тель-Авиве. Этот парень — вылитый курсант-новичок с Фермы, готовый спасать человечество от мирового зла. Общее среди этого то, что о намерениях он, похоже, знал заранее. Как и о возникшей раковой опухоли в левой груди у одной женщины из Ленинграда, которая недавно эмигрировала в Израиль.

Я получил заключение медиков о том, что опухоль на такой ранней стадии сложно было обнаружить даже и в Израиле, — рассуждал Колби. — Теоретически допустимо, что он каким-то путём получил сведения о готовящихся преступлениях — хотя странно, что настолько далеко друг от друга отстоящих. Для этого ему надо было бы располагать сетью, куда более мощной, чем наша... мы-то, кстати, обо всех этих художествах и понятия не имели. Но вот такая ранняя диагностика рака...

Я бы хотел, чтобы вывод сделал кто-нибудь другой, поскольку не желаю выглядеть мистиком.

— Перестань, Иган, мы уже готовы согласиться с его способностью заглядывать в будущее — нервно заметил Бросс. — Все эти сведения у нас были и раньше, хотя мы до последнего прятали головы в песок. Очень уж не хотелось иметь дело с чудесами. Изгнание бесов — это по другой части. Мы разведчики, а не инквизиторы. Но я всё ещё не уверен, что это бес. Может, и ангел.

— Заметили ли Вы, джентльмены, некоторое ограничение его предикторских возможностей? — спросил Карлуччи, хитро улыбаясь. Подскажу — надо сделать вывод из его единственной ошибки... которую не совершил бы даже юный курсант, проучившийся на Ферме хотя бы неделю.

— Ну да, он не отменил тайниковую операцию, когда опоздал к началу пробежки Синти. И мы получили изображение его уха... которое, как уверяют эксперты, не меняет форму в течение всей жизни — ответил Колби, который совершенно неожиданно для себя оказался в роли экзаменуемого — а вывод-то какой?

— Двадцать второго апреля прошлого года он опоздал в парк, Синти уже начала свою пробежку, а он всё ещё рисовал иероглифы на снегу, когда она наматывала круги. И подставил под её взгляд свой уходящий профиль. Я ещё раз посмотрел её отчёт. Так вот, за один день до тайниковой связи он оставил иероглифы "мин тянь" и "ши ба", то есть "завтра" в "восемнадцать"... за один день до связи!!! — медленно и задумчиво разматывал Карлуччи нитку фактов. — Я прошу Вас обратить внимание: он не сумел предвидеть, что ему что-то помешает на следующий день быть в парке раньше Синти. Я жду вашей критики, джентльмены.

— Нет, пока всё выглядит убедительно. Теперь надо задаться вопросом, какие события подросток может предсказать, а какие нет — отозвался Колби.

— Разница между предвиденными и непредвиденными событиями в том, что одни касаются лично его, а другие не касаются — не слишком долго размышляя, ответил Карлуччи.

— Разница между непредвиденным и предвиденными событиями в том, что одно должно произойти на следующий день, а другие — спустя неделю или больше — подумал вслух Бросс, — если вспомнить предупреждение Палумбо о бригадистах. И израильтян — о террористах. За неделю, в обоих случаях. Насчёт рака груди — он проявил бы себя ещё позже. Может, близкие события почему-то предсказывать труднее? Хотя это было бы нелогично, но боюсь, что логика сейчас не самый лучший советчик.

— Где-то я это читал, что кому-то было легче предсказать отдалённые события, чем ближайшие... но сейчас не вспомню, где — задумчиво пробормотал Карлуччи.

— У тебя тут случайно не найдётся книг Сэмюэла Клеменса? — развеселился почему-то Колби.

— Это ещё зачем? — не понял Карлуччи.

— Потому что это же "Янки из Коннектикута", он выдавал себя за пророка и само собой, реальность девятнадцатого века знал куда лучше, чем историю Камелота...

— Ох, да, точно, сразу видно бакалавра искусств... — подпустил шпильку Карлуччи — а книга где-то лежит, скорее всего на чердаке, в ящиках, не разобранных с переезда.

— Стоп, Иган. Повтори ещё раз, — спокойно сказал Бросс.

— Ну, Хэнк Морган там говорит королю Артуру, что предсказать его прибытие ему было бы во много раз легче и он привел бы больше подробностей, если бы оно должно было совершиться не через два дня, а через пять столетий... а дальше то, что вспомнил Фрэнк. Опытному пророку всегда легче предсказывать за пятьсот лет, чем за пятьсот секунд.

— Давайте сделаем паузу на минуту. Иган, ты сам-то понимаешь, что сейчас нам сказал? — ещё спокойнее, медленнее и тише сказал Бросс.

Как Колби, так и Карлуччи прекрасно видели — Джон совершенно вышел из себя. Они озадаченно молчали с полминуты, и Бросс наконец смилостивился:

— Янки из Коннектикута был не пророком, а мошенником. Начал с того, что использовал своё знание о солнечном затмении. Оно состоялось как раз тогда, когда его собирались сжечь. Его тут же освободили — все боялись, что он напустит на землю тьму.

— Джон, к чему ты клонишь, я тебя не понимаю — растерянно заметил Фрэнк.

— К тому же, что написал Марк Твен. Этот парень ничего не предсказывает. Он только вспоминает. Он, возможно, дожил до седых волос и кто-то двинул его ломом по башке, как Хэнка Моргана из Хартфорда, что в Коннектикуте. Чтобы он вернулся в прошлое. В своё тело или чужое — для нас совершенно неважно. Для простоты предположим, что в своё. Похищение или гибель Альдо Моро, заговор в Афганистане, захват заложников в Тель-Авиве в уже пережитой им жизни могли послужить триггерами событий, которые его благополучию или его целям чем-то помешали.

И сейчас он весьма элегантно добился, чтобы эти события в его второй жизни не произошли.

Знать бы ещё, каковы его цели.

А вот контакта с Синти в его первой жизни не было, потому что он тогда он действительно был обычным подростком, ничего не знавшим про наркомафию и не пытавшимся связаться с нашей станцией в Ленинграде. Поэтому он в принципе и не мог ничего вспомнить о том, что его что-то задержит на пути в парк.

Мы называем его подростком — он так выглядит. Но давайте не будем себя обманывать. Он взрослый. Возможно, даже старик. Матёрый волк в шкуре ягнёнка.

Давайте посмотрим на то, что мы о нём уже знаем, с этой точки зрения — Бросс откинулся на спинку кресла и сделал несколько медленных глотков давно остывшего кофе.

— Я не вижу ничего в известной нам картине, что противоречило бы парадигме Джона — через полминуты сказал Иган.

— Я пока тоже, но хотел бы ещё раз просмотреть все донесения Вудрофа, которые у нас есть, глядя на них с этой позиции — ответил Фрэнк.

— Главное донесение — это доклад о наркомафии, — продолжил Бросс. — Я уже говорил вам, коллеги, что этот доклад — работа для целой организации. Выделить факты, сделать выводы и изложить в форме, пригодной для понимания даже нашей туповатой администрацией...

Так вот, никакой организации в Москве или даже в Ленинграде, способной написать такой доклад, просто нет. В любом случае, он не сам это составлял — зачем ему прилагать столько усилий?

Он вспомнил то, что прочёл в какой-нибудь книге по истории наркомафии. Только вот название книги и год в своём докладе не указал, паршивец.

— Давайте пока отвлечёмся от его возможностей и подумаем об его целях — предложил Колби. — Чего он хочет?

— Чего угодно, кроме быстрых и больших денег — мгновенно ответил Карлуччи, — я в такой ситуации вспомнил бы, акции каких компаний росли быстрее всего. Когда начинались кризисы и когда они заканчивались. Через пять лет федеральное казначейство клянчило бы у меня денег взаймы.

— Возможно, сперва он этого и хотел. Сначала — мемо о наркомафии, потом эксфильтрация из России, потом натурализация здесь — и пожалуйста, играй на бирже.

Однако с момента его доклада о наркомафии прошло больше года, и просьбы об эксфильтрации мы от него не получили. А как связываться с Синти, он прекрасно знает, — рассуждал Колби. — Нет, сейчас он не хочет эксфильтрации. Если раньше и хотел — передумал.

Мы пока рассматривали действия, выходящие за пределы его страны... потому что скрыть их последствия сложно... А вот что он делает внутри своей страны? Но уж наверное что-то делает. Вероятно, выборочно сообщает руководству сведения, которые притащил с собой из... a интересно, из какого года? — Колби замолчал.

Инициативу перехватил Карлуччи:

— В 1978 ему шестнадцать лет. Допустим, он родился где-то в 1962. Примем продолжительность жизни 80 лет — примерно до 2042 года. Сведения о нашей теперешней наркомафии рассекретят лет через тридцать, где-то в 2008 году. Значит он вернулся откуда-то из времени от 2008 до 2042.

Вероятно, таскает техническую информацию из будущего. То, что сейчас тщательно охраняемый секрет — потом будет опубликовано в журналах по истории техники. Если, конечно он сумел запомнить всё, что прочёл в Москве 2042 года.

— Почему в Москве? — спросил Колби.

— Общий тренд — ответил Карлуччи. — На каком-то уровне успеха они все перебираются в Москву.

— Запомнить всё, что он прочёл — это просто невозможно, — возразил Колби.

— Мы не знаем, какие могут быть побочные последствия того удачного удара ломом по голове, который отправил его назад в 1977 год. Может — фотографическая память... может — у него большой архив на микрофильмах... а может — он перемещается туда-сюда в порядке утренней гимнастики. Гадать можно бесконечно, мы ничего не узнаем в точности, пока с ним не познакомимся. Единственное, что понятно — он располагает какими-то сведениями из своего уже прожитого будущего — ответил Карлуччи.

— Иган, если он содействует своим властям — то это источник гигантской нестабильности... — начал Бросс.

— Да он вне всяких сомнений поставляет им какую-то информацию, иначе бы КГБ о нём просто не знал! — перебил Карлуччи. — Определённо, он вышел на свои власти тоже с односторонней связью, наверняка обычными письмами. В Ленинграде, как сообщал Вудроф, прореживали почтовые ящики в центре города. Очень похоже, что КГБ искал его, поставив стационарные посты у ящиков, уцелевших от децимации. Джон, извини, что я перебил. Mы тебя слушаем.

— Тогда он, вероятно, читал в своём будущем не только журналы по истории техники. Он мог читать мемуары разведчиков и контрразведчиков. С обеих сторон.

— Например, мемуар Синти, где она написала о своём детском прозвище! — снова влез Карлуччи.

— Да, в том числе и её. Но не только.

Можно предположить — практически все операции спецслужб в его пережитом будущем 2042 года уже давно опубликованы в мемуарах или монографиях по истории разведки XX века, — преувеличенно спокойно и медленно проговорил Бросс, — и это даёт противнику гигантское преимущество.

К счастью, нашей операции против него самого в его уже пережитом будущем не существовало, поэтому наши теперешние действия и намерения ему неизвестны.

Фрэнк, это ведь ты рассказывал — Збигнева насторожило, что наши доклады слишком точно подтверждают позицию Кремля на переговорах в Женеве? Так вот — могу поклясться на целой стопке библий, что они уже заставили нашу сеть работать под их контролем. Ну, то есть ту часть, которую они сгоряча не расстреляли.

Я не спрашиваю фамилий, но случалось ли, что за последнее время кто-то из наших агентов перестал выходить на связь?

— Да, — ответил Карлуччи, — только один, но очень важный.

В комнате наступила тишина, которую нарушил только стук о стекло капель начавшегося дождя.

Понедельник, 22 мая 1978, утро

Ленинград, улица Чернышевского

Ответная телеграмма лежала на столе у Вудрофа. Никаких конкретных деталей там, разумеется, не было. Было только указание, что в связи с завершением работы русистов Синти, Джордж и Карл получают краткосрочные отпуска. Мелкая оффисная рутина. Можно вообще не закрывать шифром.

Как обычно, через официальные каналы московского УПДК надо будет заказать билеты — Синти в Париж, Карлу и Джорджу — в Грецию, в КГБ должны догадываться, что эта парочка отдыхает вместе.

Для КГБ всё должно выглядеть так, что напряжённый период работы с русистами закончился, операция свёрнута, учителя возвращаются домой, так никого и не обнаружив. Потому оперативники могут отдохнуть. Тем более традиция, конец мая, Memorial Day weekend.

Можно собрать учителей ещё раз, числа так 25 мая, сразу как занятия закончились, и с расстроенным видом объяснить — премий, к сожалению, не будет. Но по крайней мере вы за счёт дяди Сэма съездили в Россию и посмотрели красивый город. Поснимайте, ребята, ещё дворцы и парки в пригородах — и домой. Хороший будет подарок их наружке. Пусть побегают напоследок. Одновременно два десятка объектов в толпе туристов — это совсем не кусок пирожного.

Oпять пригрозить страшными карами за разглашение. Хотя вряд ли удастся понять, кто из них протёк. Но если у него (или у неё?) течка — пусть и дальше течёт.

А то, что Карл из Греции и Синти из Парижа полетят в Бостон — этого уже в заявке УПДК не обозначено. Но совершенно ясно — его предложение принято, Синти и Карл в Бостоне встречают Мэри и проводят дебрифинг. С вопросами по каждому персонажу, кого запечатлела в Пронинском лесу наша ирландка-путешественница.