Холод речных вод

Мирон Оглоблин тоже говорил, что ему кажется,что всем здешним Злом кто-то управляет. Ну, как бы наблюдает за игрой нас и ужасов Леса и наслаждается этим.То есть шоу 'Бегущий человек' из фильма, только охотники здесь не такие. Мирон жил здесь дольше нас всех,так что ему можно было верить.И если что-то есть в Лесу,которое можно почуять, то он это почует.

Сколько я прожил в этом Лесу, утратив правый путь? Наверное,несколько месяцев. Но не готов сказать точно.Сначала я еще пытался вести счет дням, потом как-то пропустил, потом восстановил,потом еще раз сбился со счета и не смог заново...Дальше уже было не до этого.

Да, если сидеть в камере, как сосед аббата Фариа, то стенка есть, вот бери да заноси на нее счет дней в камере. Да и свободного времени побольше. А тут даже не отдохнешь. Все время вслушиваешься или вчувствуешься в окружающее. Оружие рядом и наготове. И готов молиться неизвестно кому,чтобы если тварь из теней придет во сне,ты успел проснуться.

Ты все время в напряжении и никак не отдохнешь.А оттого велик риск ошибок,которые чреваты смертью. И всегда может вылететь джокер, появление которого ты не ожидал. Поэтому нас становилось все меньше и меньше.Я пришел уже седьмым, но теряли мы больше,чем приходило. Да, всего нашлось после меня двое. И несколько трупов, которые раньше встретились не нам, а местной вредной флоре и фауне. 'Девять негритят пошли купаться в море'. Одного ужалил змей, другого загрыз медведь...Когда я вспомнил считалку и соотнес с нашими событиями, то аж похолодел-неужели это вариант острова мистера Оуэна, который А.Н.? Но вслух говорить не стал. Нам еще паники и подозрений не хватало.

Да и следующий погибший, Разумов, погиб не канонически -разорвало двустволку при выстреле и осколок пробил переносицу. Этого у Агаты Кристи не было, оттого негритята идут лесом или Лесом-как им выгоднее.

А потом все пошло как-то быстро.Четыре смерти подряд, с интервалом два-три здешних дня. До этого так не было. И мы остались вдвоем с Мироном. Недели на две нас хватило.Мы чувствовали опасность и уходили от нее. Но она подкралась незаметно. Мирон чем-то заболел. Может, это было воспаление легких, но практически без температуры. Ему было холодно, но сохраненный термометр не показывал лихорадки. Да и на ощупь кожа была чуть теплее моей руки. А он дрожал, просил пить, слабел и уснул. А я не спал и сторожил его покой. Когда нас двое— свалить не на кого. Напарник тебе дороже всего, потому что от того, как он бережет твой сон, то такой и будет твоя судьба. Только Мирон, заснув, уже не проснулся.

Вот и все. Можно оставлять надежду у неглубокой могилы. Потому что обязательно ошибешься, а если даже нет, то некому будет охранять твой сон от визита теневого зверя. Я держался еще два дня — так, вдруг повезет.

Нет, везение ушло в могилу Мирона. Да, вода есть, еды немного тоже, патронов с полсотни, как-то протянешь еще день, может, и пять. И все.

'Девятый посмотрел устало...'

И тут я вспомнил рассказ о владычице Леса. И Витя даже показал, в какой стороне, по его размышлению, живет Хозяйка. Тогда можно элегантно покончить с 'легионом бед'. Когда что-то запрещало лично укоротить себе жизнь, можно же было бесстрашно стать над парапетом на радость неприятельским стрелкам. Или пойти в бой в некомплектном доспехе. Или на медведя с одним ножом. А не смогут тебе помочь сразу — кто мешает повторить?

Вот я и двинул по указанному адресу.

Мы обычно на юг (вроде так получалось согласно компасу в голове) не ходили. Раз внутреннее чувство определяет, что там живет главный враг, то что мы там забыли? Мы ведь выживали, пока это чувство говорило, что туда соваться нельзя.

А когда нет в этом нужды— тогда вперед!

Я шел, вчуствывался в происходящее вокруг, застрелил недостаточного шустрого теневого кабана, отдыхал, не выпуская ружье из рук. Кроме него, у меня был еще 'Макаров', но к нему оставалось всего один магазин, так что пистолет -это на крайний случай. Спать я не мог, поэтому как бы пребывал в трансе. Естественно, усталость копилась, но пока ещё держался. Что меня беспокоило,так это то,что идя на юг по Лесу, я отчетливо ощущал,что мне как-то все более холодно. Ну,как свежеет к утру летом. Странно,иду на юг— а холодает. Но какая логика может быть в адском Лесу?

Сколько надо было идти,я не знал, но , наверное, это не заняло и здешних суток. Становилось все холоднее, а потом,уже в здешней ночи, я подошел в неширокому водному потоку.Может,это была река с прямым в этом месте руслом, может, канал.Неважно это все, как и неважно было видно. Над водой клубился туман. И можно было перейти через реку, ибо с того берега свалился белокорый тополь и лег на оба берега этого потока. Все правильно, белокорый тополь, река Стикс, и прямая дорога туда. Только забыли перильца прибить , чтобы путник не свалился в воду Стикса или Смородины.

Кое-как балансируя,я миновал мост и вступил в полосу тумана за рекою.

А Леса уже такого не было.

Глава первая. ПУТЬ в ТЕМНОТЕ.

Меня охватило ледяное прикосновение этого тумана. Я потом много раз пытался для себя описать это ощущение, одновременно и ледяное, и обжигающее. Сложно. Сейчас, уже не первый раз и спустя годы я пытаюсь восстановить это ощущение, но получается бледная копия — словно четвертая, если на пишущей машинке. Или нынешняя ксерокопия на худом ксероксе с бледного оригинала. То есть отдельные черты и детали целого.

Может, это и к лучшему. Зачем пытаться описать неописуемое, воспроизвести невоспроизводимое и высказать невыразимое словами?

Я брел во тумане, сгорал и восставал из пепла, замерзал и вновь оттаивал. И это замерз-оттаивал происходило одновременно во всем мне. Тогда я еще не читал 'Песнь Льда и

Пламени', хотя первую книжку уже, кажется, перевели на русский. Уже потом я прочел все переведенное и ощутил себя этим вот гибридом Льда и Пламени. Как это все опишет Мартин— не знаю. Может, для него Джон Сноу и есть одновременно Лед и Пламень, поскольку он, возможно, сын дракона и северной волчицы, а, может, писатель родит нечто особенно проникновенное и неожиданное? Но Джордж Мартин вряд ли будет советоваться со мной, как это описать.

Сколько я шел и куда— точно сказать не могу. Может, один километр, может, двадцать. Времени я не ощущал— идешь и идешь, и сейчас ноги убитые, и через некоторое время такие же. Прямо — таки 'марш гудящих ног'. Попытался вспомнить стихи Киплинга про марш по Африке и не смог.

А как иду? Черт его знает, как это у меня получается и отчего... Ноги говорят, что вот-вот свалюсь, но этого не происходит. Спустя некоторое время они совсем стали отказывать, поэтому я очутился перед выбором— сесть просто на землю либо поискать то, на что можно сесть. Пенек, найденный мной, был совсем трухлявым, но все же не рассыпался. Пока не рассыпался. И мне стало чуть легче. Наверное, оттого, что я сидел, а не шел. Так легче жить. Ибо сколько мне еще осталось? Что ждет меня: какое-то теневое создание или я просто растворюсь в этой темноте? Ах да, есть еще вариант— 'с легионом бед покончить разом'. Пяток секунд, пяток движений и все. Больше ничего не будет.

Но что должно было быть ? Вообще, для чего я сюда иду, что должно случиться со мной? Я просто сойду с ума и буду искать,кого укусить, или из меня получится теневой кабан или волк? Верный слуга Хозяйки или все -таки ее муж?

Ладно, порастекался мыслию по трухлявому пеньку, когда-то бывшему деревом, и хватит. Пора вставать и идти. Ибо какое-то нетерпение меня мягкой лапкой так нежно подталкивает восстать. Дескать, хватит, сидеть, пора . А куда это пора?

В наш местный колумбарий, куда еще. Или то, что его заменяет.

Да, вот так оно и было, или почти так, потому что мелкие детали уходят со временем.

Я действительно не рассчитывал, что меня хватит надолго, это я помню безоговорочно, потому что такая мысль приходила мне тогда в голову не раз. И это вполне реальное ощущение, когда еле идешь и дальше все хуже и хуже. К тому же, даже когда пешком уходишь в пустыню или в опасные горы, то есть какая-то вероятность вернуться оттуда. Тогда я эту вероятность не ощущал. Раньше я периодически думал о том, как люди отправляются на войну и помогает ли им их настрой вернуться или нет. То есть если идешь на войну и думаешь, что вряд ли вернешься оттуда живым— выживешь ли ты ? И наоборот, если с бесконечным оптимизмом будешь думать, что обязательно и всенепременно вернешься, то будет ли так? Увы, мой собственный опыт в этом невелик.

На такие вопросы человек должен отвечать сам для себя и всю жизнь. И вот что мешает воспользоваться чужим опытом — возрастной ценз. На малую войну будут попадать в основном солдаты срочной службы плюс некоторое количество сверхсрочников и офицеров с прапорщиками. То есть молодые парни, уверенные в том, что они бессмертны, будут преобладать.

На тяжелую долгую войну вроде Отечественной призывались и молодые, и люди из запаса. А вот до того момента, когда я стал думать об этом, из тех, кто дожил и мог ответить мне, должны преобладать молодые парни, которым было в войну двадцать с копейками. Я не историк и не знаю, кого чаще призывали тогда и кого больше было среди вернувшихся домой, но даже двадцатилетним на день Победы в мои семидесятые годы было под и за пятьдесят. Их старших братьям было уже около шестидесяти. Их отцам -около восьмидесяти. Поэтому я не мог правильно оценить, как все было на самом деле. Оттого и не лез к людям со своими вопросами.

Может, зря. Может, мне что-то бы открылось из того, чего я не понял до сих пор. Хотя что я должен был понять из прожитого? Разве что то, что ходя куда-то , ты можешь прийти не туда, куда рассчитывал.

И, с некоторым сомнением, есть еще вывод: ничто не однозначно. Даже Лес. Даже все последующее. Но я еще не умер и не могу знать, чем все это окажется в итоге. Возможно, мнение мое еще успеет поменяться.

А тогда я кое-как восстал с пенька и пошел дальше.

Брел,загребая сапогами темноту и пытался сохранить себя, философствуя и тем самым не давая забить весь мозг этой темноте вокруг меня. Медленно выплыла мысль, что , может быть , немного поможет найденный аптечный спирт, и... уплыла обратно. Кто его знает— лучше будет или не лучше, но пить однозначно не хочется. Напоследок в мозгах вспыла цитата из какой-то книги детства и юности: 'Смерть человека есть акт торжественный и незачем его поганить алкоголем',

Вот теперь можно было заняться поиском фамилии автора в закромах памяти. Волоча ноги в сторону близкой могилы, я усиленно( ну, мне так казалось) думал об этом. Автора я вспомнил— это Валентин Пикуль. В процессе вспоминания всплыла еще цитата : 'О как много мне этой степи( тут у меня провал) для этой могилы'. А на цитату снова пришел голос в голове: 'Это не могила, это долгожданное освобождение'.

Эта идея меня так поразила, что я никак не смог вспомнить автора второй цитаты все время пребывания в Лесу Хозяйки. Вспомнил его я уже в другом месте. Пока же я шел, прямо-таки загребая ногами и и размышлял о грядущей свободе по ту сторону могилы. Или по эту сторону? Вдруг я уже в ней?

Чтож делать? А ничего: 'мысль изреченая есть ложь'. Что там еще покойный Тютчев советовал: 'взрывая, возмутишь ключи'. Так что сам виноват— залез и муть поднял, а потом долго ждал, пока она осядет.

Кто автор цитаты про степь и могилу? Эдуард Балашов. Есть у него два стихотворения, запомнившиеся мне. Вот это — 'Гонец'. И есть еще одно. Но о нем — после..

Постоял , посмотрел, и снова дальше.

Ноги снова захотели покоя, потому я поискал , где бы сесть. Увы, пенька не было, зато нашелся камень. А вот на нем появился еще один повод вскочить и идти дальше— поясницу стало сильно холодить. Оно, конечно, радикулит перед лицом печального конца— мелочь совершенная. Но зачем мне кавылять даже к своей могиле страдая от больной поясницы?

Оттого я посидел-посидел и снова встал .

Времени прошло как бы довольно много, но освещенность не изменилась. Возможно, она вообще здесь не меняется. Есть не хочется совсем, вот попить-это можно. Сколько же я уже прошел с двумя остановками — не представляю. Может, пару часов, может, пару суток. Движение времени совсем не ощущается. Так, догадываешься, что вроде как прошел много и думал тоже о многом, значит, не десяток минут прошло. И это все, что можно сказать. Печально.

Чтож еще меня ожидает в этих садах? Хоровод живых деревьев? Камыш, на котором растут ягоды? Местный вариант аморфофаллуса титанического высотой метров в пятнадцать, а то и двадцать?

Ладно, что увижу, то и увижу: какой у меня выбор? Никакого. За меня выбирает некая иномировая сущность— что я увижу, за какой период, либо вообще ничего не увижу . И намерения этой сущности скрыты туманом неизвестности. А, может, это мне все кажется, а на самом деле я лежу где-то средь развалин заросшего Лесом города, и всё , что вижу сейчас— это последние судороги угасающего сознания перед тем, как оно мигнет и погаснет?

Не исключено, но если это и так, то мне предстоит еще несколько чудес угасающего сознания и его отключение. Если же я иду вперед навстречу иномировой сущности, склонной к истреблению людей посредством насылания на них своих тварей, то меня ожидает то же самое.

'Хоть совой по пню, хоть пнем по сове— сове все едино'. Перестаем беспокоиться и тихо спускаемся на дно.Так я успокоил себя и поковылял дальше в полумрак. Следующим этапом стали деревья в виде известных сумеречных тварей. Словно чьи-то шаловливые ножницы и топор поработали над деревьями вроде ив, и вот, глядите: прижавшийся к земле кабан перед прыжком. Вот старый знакомый теневой волк задрал к небу морду, пытаясь завыть на луну. А такую пакость я вообще не видел. Левее— словно лисовин из теней присел на пенек и задумался о делах своих тяжких и неправедности собственного бытия. На этом сильно согнувшемся дереве словно сидит компания из двух ежей. Все это— обработанные сучки, целые и укороченные ветки, отогнутые либо сплетенные друг с другом — и вот, глядите на древесное воплощение местных кошмаров .

Чтож это всё означает? Живы ли эти деревья или навеки оставлены именно в этом виде, потому не нужно вновь их подстригать?

Я прошел еще, миновал два гигантских пшеничных колоса, стоящих, как колонны у входа на выставку или в парк культуры и отдыха. Естественно, между ними я не прошел, а обогнул их справа— по тем же причинам. Впрочем, там пришлось идти по аллее из двух рядов причудливо искривленных невысоких деревьев, так что в итоге я ничего не выиграл, ибо все равно на меня что-то могло свалиться. Но, идя по этой аллее, я стал замечать, что мне становится легче.Словно прибавилось силы.

Чтож это такое? Я уже трансформируюсь в супруга? Или просто на этой аллее магия Леса чуть слабее?

Впрочем, ноги еще не подломились, так что я иду дальше, а ответ появится. Надеюсь, что это произойдет раньше печального конца. Аллея деревьев закончилась, и я оказался на поляне кактусов.

Давным-давно пару раз я был на выставке кактусов и сейчас не сильно удивлялся увиденному. Хотя должен сказать, что в кактусах мне нравились цветы, особенно резко контрастировавшие с невзрачными и колючими стеблями. Или как это называется у кактуса— стебель, ствол, плодоножка? Ну и колючки меня тоже всегда раздражали, как эстетически, так и фактически. Поэтому этот пример темного творчества я не оценил. Хотя были и цветущие кактусы, но мое внимание было целиком поглощено уклонением от множества иголок. Ибо на поляне они росли как придется, и самого разного размера: от крошек, доходящих мне до щиколотки, до трехметровых. Потому я больше глядел себе под ноги, чем любовался, а затем даже снял ружье и стал проверять прикладом дорогу, ибо в полутьме у земли скрывались небольшие кактусы. Так что я долго шел, полусогнувшись и проверяя дорогу, но таки миновал этот уголок чудес.