— И еще парочка планет, все-таки голая звезда — это скучно,— добавил Брэкет.
— Верно: голая звезда — все равно, что пустышка. Опять нас будут звать...
Марини осёкся.
— Что замолк? Договаривай...
— А, забудь, ерунда,— старпом махнул рукой, всем своим видом пытаясь изобразить, что это была случайная оговорка.
Но его смуглая кожа приобрела едва уловимый красноватый оттенок.
Капитан позволил себе едва заметную усмешку — краем рта — и тихо сказал:
— Я уже который год жду: когда же ты, наконец, проболтаешься...
Старпом на несколько секунд потерял дар речи.
— Так ты что... знал?! Уже черт знает, сколько времени — знал?!
Капитан кивнул, грустно улыбнулся:
— "ПрОклятая девятка" — ведь так нас прозвали?
Ральф Марини задохнулся от возмущения:
— Какая сука тебе напела?! Засранцы! Я этому звездоболу рот порву и язык узлом завяжу! Кто донёс?!
— Кей.
— А-а-а...
Ральф так резко сбавил обороты, что капитан не смог сдержать сарказма:
— Что, Кею можно?
Старпом с кислой физиономией, морщась, признал:
— Ну, понятно же: у него нет выхода: Кей Льюис как корабельный "псих" такие вещи скрывать не имеет права.
— А ты и прочие, значит, щадили мои чувства? Капитан ведь у вас такой ранимый! Самому не смешно?
— Ну... если ты именно так на это смотришь...— с сомнением глядя на Брэкета, протянул старпом.
— А как ни посмотри. Если отбросить всякую мистику, то проклятие — слово очень даже подходящее. Из пятнадцати "Колонистов" каждый чем-то прославился, а те, что ниже девятого номера — так вообще герои космоса!
— Но "Колонист-4" уже никто не превзойдёт,— заметил Ральф.— Впервые вошел в червоточину, впервые достиг другой звезды...
— ...впервые вышел на орбиту экзопланеты,— подхватил капитан,— впервые высадился на нее, основал первую колонию вне солнечной системы...
— ...и вторую — тоже. Да уж: "четверка" — корабль-герой.
— Остальные тоже попали во все учебники истории: "единичка" заложила первую базу на Луне, "двойка" — на Марсе, "тройка" — на Европе.
— А "шестой" и "седьмой" сколько понастроили?! Эдем, Икар, Веха, Прометей, Гор, Пандора и еще дюжина других — все эти колонии с их базами.
— И первый терраформинг — тоже "шестерка".
— Да, там вообще целая история...
Сеть "червоточин" помогла исполнить давнюю мечту человечества — достигнуть других звёзд, исследовать их планеты.
Первые колонии в солнечной системе построили на Марсе и Луне — это были герметичные поселения в форме "сот" с перегородками.
Тот же принцип стали применять, когда выбирали место для колоний около других звезд: предпочитали небольшую холодную планету или спутник с разреженной атмосферой. Так было безопаснее и технически проще: холодная планета лучше горячей: в случае повреждения стенок купола падение температуры не так опасно, как пожар. То же самое и с атмосферой: лучше вообще без нее, чем бороться с ураганами, кислотными дождями или огромным давлением.
Колонисты жили, почти никогда не покидая "соты". Планету исследовали при помощи роботов с вирт-интерфейсом: сидя в особом кресле, разведчик видел всё глазами робота как будто "от первого лица", шевелил как будто бы "своими" железными руками-манипуляторами, а робот воспроизводил все движения, будучи на другой стороне планеты.
Но, несмотря на быстрое развитие вирт-интерфейсов, космонавтам — этим неисправимым романтикам — все равно хотелось чего-то более реального: ступить на почву планеты своими ногами, потрогать камни руками, вдохнуть воздух чужого мира.
Но для такого нужен был особый, по-настоящему "гостеприимный" мир, который никак не удавалось найти.
Человек оказался слишком "нежным": ему вечно чего-то не хватало. Если планета находится слишком близко к звезде, там очень жарко, а если далеко — холодно. Даже, если расстояние подходящее, надо еще, чтобы планета вращалась вокруг своей оси достаточно резво, иначе она подолгу прогревается с одной стороны и остывает с другой, что опять ведет к выбору — либо изжариться, либо замерзнуть. А если и с этим всё сложилось удачно, там может оказаться слишком большая сила тяжести, от которой не спасёт никакой скафандр: человеческий организм "загибался" даже при гравитации в полтора "же", если находился в таких условиях достаточно долго.
И это — тоже далеко не всё. Длинный список возможных неприятностей продолжала радиация, сильные ветры, ядовитые осадки и газовые выбросы, извержения вулканов и землетрясения, многометровые слои жидкой грязи, бури, смерчи и чудовищные приливные волны — все это делало новооткрытые миры непригодными для жизни.
Но главное — атмосфера, это самая несбыточная часть мечты. Ходить повсюду с дыхательным аппаратом — радости мало, но как иначе? Атмосферы со значительным содержанием кислорода — вообще редкость, а тут еще надо, чтобы процент кислорода был "правильным": если слишком мало — человек задыхается, а слишком много — пьянеет. И мало того: надо, чтобы в воздухе не было какой-нибудь дряни вроде угарного газа или сероводорода.
Ждать, когда все нужные условия совпадут — это примерно как бросать десяток кубиков, надеясь, что когда-нибудь выпадут одни шестерки. По всем оценкам получалось, что искать пригодную для жизни планету придется нереально долго.
Вот если бы можно было взять не совсем подходящую и немного ее "поправить" под себя... терраформинг — это казалось делом далекого будущего, но история повернулась неожиданно, когда генетики вывели особую бактерию — аэрогениллу.
Под действием света и влаги она разрушала горные породы, выделяя кислород. За несколько лет культура бактерии могла покрыть ровным слоем планету, и на этом ее размножение останавливалось, поскольку все освещенные поверхности заканчивались. При этом в атмосферу выделялось огромное количество кислорода.
Понадобились десятилетия, чтобы научиться контролировать этот процесс, поддерживая нужный состав атмосферы в течение неограниченного времени. И тогда во Вселенной появились две новые планеты, где человек мог ходить без дыхательного аппарата — Эдем и Гор.
Достигнув одной цели, человечество захотело большего. Свободно дышать — это хорошо, но надо еще что-то есть. Поставки продовольствия с Земли требовали таких чудовищных затрат, что никакие редкие полезные испопаемые не могли это окупить.
Эдем, и Гор были стерильными мирами, своя жизнь там не зародилась, а значит отсутствовала плодородная почва, в которую можно посадить растения. Колонисты пытались выращивать овощи прямо в песке, сжигая излишки аэрогениллы и используя полученную золу в качестве удобрения, но эффективность такой технологии оставалась низкой.
Все надеялись на то, что генетики совершат очередной прорыв и создадут новые, неприхотливые сорта растений, которые будут хорошо расти даже на такой почве.
— А потом "восьмерка" нашла инопланетную жизнь,— напомнил капитан.
— Но такую, что лучше бы не находила,— проворчал Марини.— Недаром ту планетку назвали Коброй.
Брэкет осторожно спросил:
— Кажется, там был кто-то из твоих?
— Отец. Полетел стажером.
— И... как он?
— Если ты спрашиваешь, не погиб ли он во время эпидемии,— то нет. Чуть позже произошел несчастный случай, он потерял глаз, ну и...
— Уволился?
— Уволили. Так его карьера на стажере и закончилась. Сейчас он на Надежде, в лаборатории — выводят новые штаммы для терраформинга. Представь себе, что придумали: хотят, чтобы бактерии разъедали поверхность каменной скалы, она осыпалась, потом на оголившемся камне опять рос слой бактерий, опять осыпался...
— Ого, кажется, я понимаю, к чему это приведет — со временем получится толстый слой рыхного грунта вперемешку с органическими остатками. Почва?
— Именно! У подножия отвесных скал вырастут целые склоны из плодородной земли. Дело за малым — вывести бактерии, которые выполнят эту работу за обозримое время.
— Согласись: довольно интересно.
— Иногда я сам думаю, что на корабле скучнее, чем с микробами. Дальние разведчики тратят свою жизнь, торчат месяцами в пустоте, надеясь только на то, что рано или поздно им выпадет удача.
Разговор вернулся к началу.
— Но везет не всем,— констатировал капитан.
Его невеселая физиономия ясно показывала, кого он имеет в виду.
Старпом развел руками:
— Собственно... потому и пошел слух... ну... что Колонист-9 проклят. Экипаж "восьмерки" — те, кто выжил после эпидемии — могут сказать: "зато мы открыли на Кобре настоящую инопланетную жизнь". Пусть даже там нашлась только очень примитивная трава и очень агрессивные микробы. Называть это жизнью — возможно, чересчур пафосно, но формально, в соответствии со всеми научными определениями это — жизнь, да. И в историю они себя вписали навечно.
— Причем, вовремя вписали: едва не опоздали. Буквально через пару лет "Колонист-7" открыл Праматерь и Органику — еще две "живые" планеты.
— Но от Праматери сразу шарахнулись как черти от ладана. Отец говорил, что там нашли хаквирусы как на Кобре. Зато Органика — тот самый нетронутый рай, который так долго искали — единственная планета, где от местной жизни не надо отгораживаться гермокостюмом высшей защиты. Кто знает, может, со временем туда переселится половина Земли. Но вряд ли когда-нибудь найдётся еще одно такое место.
— Если и найдётся, то уже не при нас,— согласился капитан.— Тогда за три года открыли три "живых" планеты, но с тех пор за пятьдесят с лишним лет — ничего. Тот район космоса мог быть редким исключением.
Исключение, естественно, принялись изучать.
"Колонист-10" и "Колонист-11" построили специально для того, чтобы исследовать "райскую" планету. Из-за наличия разнообразной и не всегда дружелюбной жизни там было несколько опаснее, чем на стерильном Эдеме, но гораздо интереснее. Открытия сыпались как из рога изобилия — не такие эпохальные, как само обнаружение Органики, но про многие из них тоже можно было с гордостью сказать: "найдено впервые" — новые, совершенно особые виды животных и растений, загадочная фауна пещер, грозные хищники и опасные паразиты в джунглях, своеобразные обитатели глубоких морей и неприступных гор — кого там только не было.
И только "девятке" не везло. Немолодой уже корабль больше сотни лет бороздил просторы космоса, сменил шесть капитанов, но не смог записать на свой счет ни одного сколько-нибудь важного открытия. За век с лишним "девятка" наткнулась на несколько звездных систем, нашла там кое-какие планеты, но ни одна из них не представляла интереса ни для колонизации, ни для добычи ископаемых, ни для научных исследований.
Все можно было списать на его величество случай, но однажды кто-то назвал корабль "проклятым", это прозвище приклеилось намертво, словно клеймо.
С тех пор построили еще три "Колониста". Последняя серия кораблей была оснащена двигателями нового поколения, надежной противометеоритной защитой, самыми чувствительными приборами — все это давало им лучшие шансы за счет технического преимущества. Не требовалось никаких "проклятий" или "сглаза". И хотя летали новые корабли не так давно, но уже успели обнаружить несколько интересных планет и заложить две небольших колонии. Причем, пара открытий случилась, когда они проходили системы, уже исследованные "девяткой" — что еще сильнее подмочило репутацию "проклятых".
Для самого себя капитан Брэкет придумал рациональное объяснение: если взять список из пятнадцати кораблей и перетасовать как колоду карт, то кто-то обязательно должен оказаться в конце.
Сейчас он высказал эту карточную аналогию Ральфу.
Старпом хмыкнул и напомнил:
— Что касается конца... ведь была еще и "пятерка".
— Она погибла.
— Но некоторые... скажем так... злые языки... то есть... прямо скажем, совсем уж злые языки намекают, что нашей "девятке" уготована та же участь: "Колонист-5" тоже был рабочей лошадкой, обнаружил почти двести новых червоточин, составил карты, а потом сгинул, и вся слава досталась тем, кто этими картами пользовался позднее.
Капитан ничего не ответил, хотя мог бы. Дед Дуна Брэкета служил на "пятом" и пропал вместе с остальными семьюдесятью членами экипажа. Но об этом не надо знать даже старому другу и вообще никому: мало ли, какие выводы сделают из этого те самые "злые языки".
— Но все-таки согласись: желающих служить у нас хватает. Значит не все верят в проклятия? Или, может, "девятка" известна не только своим "проклятием", но и чем-то хорошим?— спросил капитан с надеждой.
Старпом немного задержался с ответом, но все-таки решил не кривить душой:
— Думаю, многие предпочли бы перейти на другой корабль.
— Понимаю...— отозвался капитан ровным голосом, но сквозь сжатые зубы.
— Ты сам знаешь, какой отбор в Дальнюю Разведку: тысячу человек на место. Будешь привередничать — вообще никуда не попадешь. Пусть считают нашу "девятку" кораблем неудачников, но что тогда сказать о тех, кто даже на "девятку" не попал?
Капитан ничего не ответил, эхом в голове звучало: "даже на девятку"... "даже"?! Настроение было испорчено. "А что ты ожидал услышать?"— укорил он себя.— "Хотел откровенности? На, ешь, не обляпайся!"
Все-таки к лучшему, что "Колонистов" так мало — космофлот мог позволить себе отбирать лучших из лучших — "даже на девятку". А лучшие просто должны получить свою удачу. Рано или поздно.
Количество исследованных червоточин превратится в качество — рано или поздно.
Вот только, черт его знает, когда.
Хорошо бы все-таки найти кластер. Больше попыток — больше шансов, что когда-нибудь повезет.
Вот только, черт его знает, когда и при котором по счету капитане.
...
Он не заметил, как задремал — очнулся, когда в рубку стали возвращаться люди.
На таймере оставалось десять минут — с запасом. За пять минут до расчетного появления зонда все отрапортовали — как и было приказано. Неудачники или нет, проклятые или нет, но с дисциплиной все в порядке (по крайней мере, когда под носом у капитана).
В рубке собралось десять человек. В основном тут были руководители подразделений — капитан хотел видеть их лица, если окажется, что впереди — тупик.
В душе мечтая о кластере, Дун Брэкет готовился и к самому худшему варианту. Последняя "развилка" была пройдена десять месяцев назад, и это будет значить, что именно тогда был сделан неверный выбор, а выбор этот — не чей-то, а его, Дуна Брэкета, проклятого неудачника. Им придется возвращаться, потратив еще десять месяцев, проходить через уже пройденные червоточины, пялиться на те же самые осточертевшие созвездия.
Опять получится, что девяносто человек потратили двадцать месяцев своей жизни только для того, чтобы нанести на звездные карты тупиковую ветвь... чтобы другие — не "проклятые" и не "неудачники" уже не сворачивали на эту дорогу, не тратили время зря.
Конечно, люди найдут, чем себя занять. Те, кто не умеет этого делать, не идут в дальнюю разведку или покидают ее после первого рейса. Кто-то увлекался искусством или самообразованием, кто-то вел научные исследования, кто-то играл в игры в вирте — и последних немало: суперкомпьютер корабля, который в это время почти что "бездельничал", создавал виртуальные миры покруче, чем в Системах, оставшихся на Земле.
