Беглец

В таких раздумьях я и не заметил, как прошел почти половину пути до дома. Пора передохнуть...

— Монстр! Монстр! — раздался детский крик позади меня, сменившийся заливистым смехом и топотом босых ног но дороге. Оглянувшись, я заметил удирающего во все лопатки пацана. Судя по одежке, сын Лазаря — нашего целителя. Сколько их у него — семь уже? И, судя по круглому животу его жены, которая с улыбкой кивнула мне, стоя в компании других женщин у колодца — восьмой на подходе.

На прозвище, полученное мной из-за собственного дара и профессии отца, я давно не обращал внимания. Монстр? Не самый плохой вариант. Вон у Жоса прыщи все лицо обсыпали. Лучше уж буду Монстром, чем Прыщем...

Поселение жило своей жизнью: детвора бегала друг за дружкой, играя в догонялки, женщины занимались какими-то своими домашними делами, из мужиков были лишь старики, греющие кости на солнышке. Остальные были на охоте или в дозоре, за редким исключением — стерегли рейдеров, которые в любой момент могли напасть... Хотя это вряд ли: пустоши слишком близко, да и Холмы — сильное поселение со многими торговыми связями... Уж не знаю, как это должно помочь против нападения рейдеров, однако так говорит мой отец — а он зря ничего не скажет.

— Помочь, Мирко?

Я спросил ношу и облокотился на стену ближайшего дома, глядя на неожиданного кандидата в помощники, которым оказался Слав, младший сын нашего старосты. Рядом с ним стояли двое его закадычных приятелей, которых правильнее было бы назвать прихлебателями — рыжий Жос по кличке Прыщ, и вечно хмурый Кила. За руку Слава обнимала Лиска.

Я хмыкнул — когда отец спрашивал меня о том, что может быть лучше дрессировки, именно ее грудь пришла мне в голову первым делом. Лиска была до неприличия доступной девушкой: несколько ласковых слов, немного настойчивости, и все — она готова! Наверняка Слав знает об этой слабости, как и о том, что большая часть Холмовских парней видела ее прелести, но отчего-то не придает ей значения. Может, любит? Кто знает.

— Помоги, если желание есть.

В те времена, когда я еще не мог постоять за себя, его приятели здорово портили мне жизнь. Нет, не били — все же отец в Совете, нужно понимать...просто дразнили, обзывались по-всякому. Сейчас я вырос, и немногие решались начать перепалку со мной.

Слав повернулся к Жосу, и мотнул головой:

— Ну-ка, подсоби ему!

Тот набычился:

— А че я? — однако быстро сдался под требовательным взглядом главаря:

— Ладно, помогу, че не помочь? — он пожал плечами и направился ко мне. Остальные потянулись следом.

— Мирко, а чего это такое? — спросил Слав, осматривая железо, которое Жос легко закинул себе за спину.

— Новая сбруя для Тысячелапого. У него скоро линька, и старая станет тесной...

Кила буркнул нечто невразумительное, а Лиска бросила на меня томный взгляд из-под длинных ресниц. Я поспешил отвернуться — вряд ли Славу понравятся наши переглядывания. Однако тот был целиком поглощен изучением ошейника:

— А эти цепи зачем?

Я пошел за демонстративно пыхтящим Жосом — где жила наша семья, знала вся деревня — при населении менее пятиста человек любой житель находится на виду:

— Эти сегменты должны оставаться подвижными, но при этом крепко держаться друг за друга. Вот здесь — я ткнул пальцем, — ...будут выходить лапы Сорокопута, а здесь, — я ткнул уже в другое место, — ...будут проходить кожаные ремни, которыми крепится сбруя. Слав, а с чего такая доброта? — я повернулся к парню, который с показным любопытством разглядывал выкованные мастером Войцехом детали.

— Отчего не помочь хорошему человеку? Явно же для тебя этот груз великоват, а Жос постоянно хвастается силой. Вот и проверим, не врет ли.

Жос хохотнул, легко перебросив ремень с грузом на другое плечо — мало того, что он был акселератом, так еще и старше меня на три года.

— Ну, спасибо тебе большое за доброту. — в бескорыстие Слава я не верил ни капли — явно же ему что-то от меня надо! Мое предположение подтвердилось немедленно:

— Слушай, Мирко, а у Сорокопута хитин крепкий?

— Крепкий, конечно. Чем старше особь, тем крепче хитин. — любопытно, откуда Слав узнал, как называется броня Тысячелапого? Вряд ли отец рассказывает всем желающим об особенностях дрессировки зверей из пустошей.

— Нашему Сорокопуту всего четыре года, у него еще две линьки впереди. Одна должна вот-вот начаться, а вторая будет года через два-три, при хорошем питании. Но к тому времени мы его уже продадим, так что это уже не наша забота.

Слав закивал:

— Понятно, понятно. Слушай, Мирко, а ты не мог бы...

— Нет, не мог, — отрезал я. Хитин является одним из ингредиентов, которые используются для приготовления питательной смеси для Сорокопута, и воровать его из вольера будет себе дороже.

— Ты даже не дослушал! Погоди, чего скажу: помнишь к нам приезжали торговцы из Подкаменки? Так вот — я пообщался с одним из них, и тот сказал, что может купить хитина по хорошей цене!

Я хлопнул прущего танком Жоса по плечу:

— Жос, бросай эти железки. Не видать вам хитина.

Ошейник грохнулся оземь, и парень повёл плечами, поморщившись:

— Че так?

Я повернулся к хмурому Славу:

— Перед тем, как общаться с тобой, торговец подходил к моему отцу, хотел купить хитин. Отец отказал. Думаешь, я буду воровать у своей же семьи?

Мы стояли прямо посреди улицы, а я не особо таился, поэтому последние слова привлекли несколько взглядов. Слав злобно оскалился:

— Ну, Мирко...я к тебе добром, поделиться прибылью хотел...а ты вон как?

Продолжить ему не дай Кила:

— Слав, тихо. Люди кругом. Идем. Потом порешаем.

И вся троица пошла в сторону единственного на деревню трактира, который держал отец Килы. Несмотря на то, что в совет он не входил, влиянием обладал немалым.

— Лиска! Чего встала? Давай сюда! — крикнул Слав, и девушка, отчего-то задержавшаяся около меня, пошла вслед за ними. Ну...зато осталось пройти всего четверть пути — неплохо! Я и передохнуть успел.

Мать я обнаружил в мастерской, где она разбирала какой-то ржавый огнестрел. На меня даже не подняла глаз — по шагам узнала кто идет:

— Что-то ты сегодня быстро, Мирко. Как там поживает ваш Тысячехвостый?

Я уселся рядом, и с любопытством уставился на разложенные перед ней инструменты: какие-то пружинки, щеточки, небольшие клещи, пластиковые бутылочки с оружейным маслом...

— Батя решил заняться Дино, передал, что сегодня поздно будет. А это чего?

Мать сдула челку, падающую на глаза, и распрямила спину, оторвавшись от огнестрела. Я улыбнулся, встретившись с ней глазами. Судя по всему, это был АП-87. Крайне популярное из-за своей простоты и неприхотливости оружие в довоенное время.

— Это АП-89, сынок. И не смей трогать эту гадость руками! — в голосе матери прорезался металл, когда я придвинулся ближе к оружию.

В не такой уж далекой бурной юности моя мать успела побывать в одной из рейдерских банд, завоевать прозвище <Тигрица>, а затем из-за неудачного рейда потерять и его, и левую руку — по самый локоть. Однако знаний и навыков обращения с огнестрелом у нее никто не мог отнять — отец выкупил ее у работорговцев, которым ее продали бывшие товарищи, и теперь она скупала у всех желающих поврежденные стволы, из которых пыталась собрать рабочее вооружение. Фактически, мы жили лишь благодаря ей — работа отца очень редко приносила хорошую прибыль, несмотря на слухи, окружавшие нашу семью... Пускай Тысячелапый будет продан даже за пятьсот монет, но эти деньги если и перебьют затраты на его дрессировку, то с большим натягом. И в итоге чистой прибыли за несколько лет тяжелой работы получится дай бог пятьдесят золотых. Если повезет.

— Будет работать?

Мать скептически посмотрела на лежащие перед ней детали:

— Вряд ли. Слишком уж глубоко забралась ржавчина. Отдадим его Войцеху...зря только деньги отдала. Руки! — снова прикрикнула она на меня, когда я протянул к оказавшейся бесполезной железке руки.

— Он же все равно не стреляет!

— И слава богам! Надо сказать хозяину, чтобы давал тебе больше работы, а то лезешь куда не следует! Запомни: оружие — зло! Оно убивает!

Я тут же возразил ей, использовав аргумент, неоднократно применяемый отцом:

— Тысячелапый тоже убивает! И не хуже твоего огнестрела!

От подзатыльника я едва увернулся — пришлось изогнуться, соскочив со стула.

— Мал ты еще спорить со мной! Занимайся дрессировкой, не лезь к оружию!

Когда дело касалось огнестрела, мать становилась сама не своя — будто бы стоит мне взять в руки оружие, как я сразу же начну палить во всех кругом. Однако с отцом она была шелковой — рейдерское воспитание въелось в ее натуру как сажа в ладони Войцеха, поэтому выкупивший ее человек был ее хозяином. И перечить ему нельзя ни в коем случае...в отличие от его сына — от меня.

Грустно вздохнув, я вышел из небольшой пристройки, которую мама переделала в свою мастерскую, на улицу. До темноты еще часа четыре — чем бы заняться? Я окинул деревню внимательным взглядом: можно было бы пойти в трактир, послушать сплетни заезжих путешественников, но там сейчас Слав с компанией, а пересекаться с ними нет никакого желания. Можно было бы по-быстрому сгонять к вольеру охотников — поглядеть на животных, которые попались в их силки. Как раз до вечера обернусь. Или навестить тетку Марву, которая учила всех желающих грамоте...

Ну ее, эту Марву — снова считать глупые примеры — тоска зеленая! Сбегаю к охотникам!

Я забежал в дом, и быстро собрался: обоюдоострый нож с волнистым лезвием отправился в засапожные ножны, краюха хлеба — в котомку, вместе с куском пресного сыра. Тратить время на ранний ужин было неохота — поем, когда вернусь.

База охотников по факту была целым комплексом, состоящим из трех строений: небольшого домика для ночевки, большого склада для шкур, мяса, дров и каких-то неизвестных мне химикатов, и вольера для пойманных животных. Иногда охотники ловили волков, которых мой отец дрессировал, превращая в друзей и защитников деревни. Пару лет назад даже медведя поймали, но его пришлось убить — он оказался чумным.

Зачем я решил потратить два часа на дорогу — туда час и столько же обратно? Затем, что дар требовал выхода, толкая меня к слиянию. Уж лучше с волком или любым другим нормальным животным, чем с тварью из пустошей, после слияния с которой голова пол дня болит!

Дорога — хорошо известна, погода — радует глаз, настроение — на высоте...как я круто отшил Слава! Он и не нашел, что мне ответить!

Я так сильно увлекся самолюбованием, что не заметил зайца, который порскнул у меня прямо из-под ног:

— Твою заячью мать! — я замахнулся вслед ушастому, но тут же засмеялся над своим страхом. Зайца испугался! Ха! Дрессировщик блин...

К домику я подошел быстрее ожидаемого — сказалось хорошее настроение. Двери склада были открыты — один из охотников заносил внутрь дрова, которые кучей валялись рядом. Заметив мое приближение, он бросил свое занятие, и повёл плечами, разминаясь:

— О, никак сам Мирко к нам пожаловал? Отец что-то хочет или по своей инициативе пришел?

Я пожал грубую ладонь:

— Приветствую. Решил посмотреть, кого вы поймали. Может, займусь дрессировкой.

Мужчина довольно кивнул:

— Есть волк, и не один! Мы нашли пещеру с щенками, и устроили засаду. Когда мамка ихняя прибежала с охоты — мы ее поймали, связали, и сюда принесли. Малых ее само собой тоже забрали. Теперь сидят в клетке — всего четверо. Тебе же сподручней, когда живность молодая?

— С обычными животными все равно — что молодой, что старый — любого под контроль возьму. Это с монстрами из пустошей приходится с рождения работать... Пойду — гляну.

Охотник кивнул, с тоской глядя на кучу дров, которую ему предстояло уложить в поленницу:

— Давай, удачи. Только смотри осторожнее — волчица бешеная, на клетку бросается, пеной исходит...

Я покачал головой:

— Живодеры. Усыпили бы ее лучше.

Мужчина пожал плечами:

— Она Смайту ногу порвала — теперь он годен разве что на базе сидеть, шкуры скоблить, так что пускай побесится. Да и щенкам сиську надо. Вольер находился за складом, поэтому пришлось обходить его.

Волчица представляла из себя жалкое зрелище — шерсть на одном боку свалялась в крови, взгляд мечется из стороны в сторону, хвост между лап — стоит в углу клетки 5 на 5 метров, прикрывая своим телом выводок. С другой стороны клетки стоял Смайт — лысый охотник, к которому до сего момента я испытывал большое уважение. Он стоял, опершись одной рукой на суковатую палку, а во второй сжимал длинную рогатину, которой тыкал в бедное животное, подогревая самого себя:

— Ах ты кусаться будешь, сука? А вот такое тебе не по нраву? Кажется, не по нраву!

Я кашлянул, привлекая его внимание к своей персоне. Смайт с улыбкой повернулся ко мне:

— Кусается, сука! Так за рогатину хватает, что... — тут он понял, что кашлял не его приятель по работе, и осекся. В моей груди медленно, но верно разгорался гнев...

— Мирко? Ты чего тут делаешь?

— Да вот...смотрю, как ты над зверем издеваешься.

Смайт лишь улыбнулся:

— Понятно. Слушай, раз уж ты здесь — сбегай по-быстрому к Лазарю — пускай он целебное зелье для меня сварит. Нога болит — мочи нет терпеть! А как с такой ногой охотиться?

Теперь настал мой черед улыбаться:

— Видно, никак. Придется шкуры чистить...кто-то же должен, в конце концов?

Уголки губ охотника поползли вниз, а глаза сузились:

— Мирко, разве я тебя обидел?

— Нет. Меня — нет.

Он перевел взгляд с меня на волчицу, и скривился, поняв причину моего настроения:

— Бешеная тварь мне всю охоту пересрала! — он выставил перед собой ногу, перевязанную грубой холстиной.

— Гляди!

— Я не гонцом сюда пришел, а дрессировщиком. Поэтому прошу — отойди от зверя, мне надо поработать.

Смайт скривился, будто лимон съел:

— Ладно, Мирко, я запомню твою доброту. Удачной...работы. — и пошел к жилому домику, прихрамывая на левую, покалеченную ногу.

Дар рвался изнутри, требуя выхода, и я не стал ему препятствовать: слияние прошло на удивление просто — наверное, сработал тот факт, что с моим появлением ушел человек с длинной палкой.

Отчаяние...боль...жажда жизни...

Рана на боку волчицы оказалась несерьезной, пару недель — и она полностью заживет. А вот сделать из нее друга теперь вряд ли получится — Смайт постарался на славу, вбивая в ее голову мысль о том, что человек — источник боли и опасности. Не самые лучшие мотиваторы. Вот идиот!

Я откинул засов в сторону, и приблизился к дрожащему от пережитого животному:

— Тихо-тихо...я не причиню тебе боли...я хочу помочь... — соответствующие мыслеобразы подтверждали мои слова, и вскоре хищница легла на землю, занявшись щенками. Я аккуратно уселся рядом, глубже сливаясь с ее сознанием.

Дар, напряженный последние два дня, понемногу ослаблял хватку вокруг моего разума...наконец-то...

2.

— ХОЗЯИН!!! ЗДЕСЬ РЕЙДЕРЫ!!! БЕГИ!!!

От неожиданной мысли, тараном ударившей в мой мозг, я вывалился из транса, в котором пребывал последние два часа. Мысль о том, что нельзя упускать возможность сделать друга из дикого зверя, отец смог накрепко вбить в мою голову, поэтому я все время провел в блаженном слиянии с лесной хищницей. Мы делились друг с другом опытом: я рассказывал о хороших людях, живущих в Каменных Холмах, о моем отце, о том, что все животные его любят... Волчица в свою очередь рассказывала о боли в раненом боку, о страхе за своих детей, который моими усилиями понемногу отпускал ее примитивный мозг, о вожаке своей стаи — самом сильном волке во всем лесу... Это продолжалось до тех пор, пока посторонние образы не вторглись в наш мирный диалог.