Технология повышенной опасности

Вошел в прихожую, прикрыл за собой входную дверь, огляделся, прислушался, принюхался. Модифицированный нюх сообщил, что в квартире перестали жить полгода назад, примерно в то же время, когда гражданин Овчаренко перестал то ли отмывать, то ли уклоняться. А базовые чувства ничего не сообщили, неплохая тут маскировка. Проверить холодильник... нет, на хер холодильник, не будем размениваться на пустяки.

Мысленный приказ мозговому импланту воспроизвести ранее записанный макрос, правая рука сама собой вытянулась вперед и повторила жесты гражданина Овчаренко, записанные "Саксаулом" с безукоризненной точностью. Заморгали миниатюрные светодиодики, проиграла три ноты невидимая пиликалка. Модифицированные уши сообщили, что атмосферное давление за дверью чуть выше, чем здесь. Открыл дверь, прошел порталом, никаких необычных ощущений, кроме ветра в лицо, слухи врут. Если бы не запах моря, ни за что бы не поверил, что прошел порталом.

Семь ступенек наверх, еще одна дверь, и еще одна, ого! А это не просто портал, это переход через скукоженное подпространство, неплохо развернулись коррупционеры! Вспомнилось, как в какой-то книге один персонаж говорит другому:

— Есть ли хоть один приказ, который вы, козлы, еще не нарушили?

А тот отвечает:

— Пока да, но это дело поправимое.

Вышел из хижины, внутрь которой спроецирован конец портала, снаружи прохладно, но солнце стоит высоко и жарит ощутимо. То ли раннее утро на экваторе, то ли позднее утро в субтропиках, то ли нечто среднее. Судя по пальмам, скорее экватор, чем субтропики, хотя кто их разберет...

Нарисовалась собака, нечто мелкое и жесткошерстное, то ли терьер, то ли шнауцер. Подошла, вопросительно тявкнула. Вовка тявкнул в ответ, собака удивилась, наклонила голову набок, подумала, не начать ли орать, решила не начинать. Вот и молодец.

Вовка огляделся. До горизонта тянется плоский пляж, гор не видно, похоже на коралловый остров, их в Тихом океане полно и они как-то по-особому называются, не "остров", а как-то иначе. Два ряда соломенных хижин, как в сказке про трех поросят, проект "Ниф-ниф". Похоже, такие же хижины, как портал, солома только снаружи, а внутри скукоженное подпространство, технология повышенной опасности, курируется кровавой кобней во избежание инцидентов. Кстати насчет курирования. Не пора ли свалить обратно прямо сейчас? Нарушение закона очевидно, категория высшая, технология повышенной опасности применяется в личных целях, коррупция налицо. При удачном стечении обстоятельств можно орден словить. Скорее, конечно, в морду...

Из хижины вышла голая девушка. Волосы осветленные, грудь второго размера, лобок выбрит, ноги не кривые, личико симпатичное, хотя нос длинноват. Улыбнулась Вовке, произнесла на родном языке:

— Привет, красавчик!

— И тебе привет, красавица, — отозвался Вовка.

— Ты кадровик или безопасник? — спросила девушка.

— Безопасник, — ответил Вовка. — А почему ты спрашиваешь? Вы меня ждали?

— Кто как, — сказала девушка. — Антоха не ждал, он ящик коньяка поставил против одной бутылки, что ты его не пропалишь. А ты пропалил! И Палыч тоже не угадал! А я угадала! Кто молодец? Я молодец!

В животе екнуло. Впервые с командировки в Корею мелькнула мысль: а не стоило ли взять с собой оружие? Девка безоружная потому что голая (а не потому ли голая, чтобы не вызывать вопросов?), а что в этих хижинах понапрятано, там что угодно может быть вплоть до ракетных установок...

Девушка улыбнулась и радостно провозгласила:

— Не ссы, все в порядке! Пойдем, отведу тебя к Палычу!

— К Палычу? — переспросил Вовка. — Виктору Павловичу? Он тоже здесь?

— Ну конечно, он тоже здесь! — воскликнула девушка. — Где ему еще быть, кроме как здесь? Даже я здесь!

— А ты кто такая? — спросил Вовка. — Я твоего лица в личных делах не помню...

Из второй хижины высунулся большой и пузатый загорелый мужик, весь заросший седой шерстью, как самец-горилл в расцвете сил, но пожиже. Выше пояса голый, ниже — пока не видно. Лицо знакомое, но раньше под ним была белая рубаха и галстука, а не нем — многозначительная руководящая гримаса. В голом виде Виктор Павлович выглядит чудовищно нелепо, будто в наведенной фантазии.

— Анжела, сколько можно галдеть! — воскликнул Виктор Павлович. — Детей разбудишь! Здравствуйте, Владимир, рад вас видеть.

— Вы проиграли спор, Виктор Павлович! — заявила Анжела. — Никакого вам минета! Извольте расплатиться немедленно!

Виктор Павлович выбрался из хижины, стало видно, что он голый целиком, не только сверху. Вовка подавил искушение ущипнуть себя за руку или пойти добыть универсальный отрезвитель. А Виктор Павлович подошел к девице, встал на колени, нагнулся, поцеловал в подъем ступни, легко выпрямился, будто не восемьдесят лет мужику и даже не шестьдесят, будто он не человек, а реальный лесной горилл.

Анжела расплылась в улыбке и завопила на весь пляж:

— Теперь буду всем рассказывать, что Виктор Павлович мне ноги целует!

Виктор Павлович не удостоил ее вниманием. Повернулся к Вовке, протянул руку, тот автоматически пожал, не приходя в сознание.

— Вас, наверное, смущает, что я голый? — предположил Виктор Павлович.

— Ну... — замялся Вовка. — Пожалуй, да.

— У нас так принято, — сказал Виктор Павлович. — В каждом замкнутом коллективе складывается своя самобытная субкультура, противодействовать ей бесполезно. Я сначала тоже смущался, потом привык. В тропическом климате так удобнее, надо только на солнце стараться не выходить, очень легко сгореть, ультрафиолета в разы больше, чем в умеренных широтах. Пойдемте, покажу вам жилище.

— Вы так уверены, что я приму ваше предложение? — спросил Вовка. — А если я предпочту не предавать Родину?

— Ой, я вас умоляю! — воскликнул Виктор Павлович. — Да какое там предавать! Мелкой коррупцией нынче не занимается только ленивый! Помните, полвека назад общественность боролась с мигалками на автомобилях? И чем все кончилось? Мигалки вышли из употребления вместе с автомобилями, коррупция осталась. Если по ходу работы сама собой возникает привилегия, надо быть дураком, чтобы ей не воспользоваться! Вот, например, ваше служебное удостоверение, неужели вы его не используете в личных целях?

Вовка вспомнил тот единственный случай, когда он успокоил двух гаишников в те далекие времена, когда автомобили еще не вышли из употребления. Самое прикольное, что ксиву он им не показывал, даже не доставал из кармана, даже не говорил впрямую, что работает в КОБ, они сами как-то поняли. Они всегда понимают, у них телепатия, как у умных собак.

— Никогда, — строго сказал Вовка.

Развернулся и пошел прочь.

* * *

— Товарищ полковник ждет, заходите, — сказала Верочка.

Вовка хотел было сказать что-то вроде: "Экая ты нынче строгая", а потом что-то вроде: "Стало быть, генерала пока не присвоили" или что-нибудь еще для поддержания разговора, а с другой стороны, на кой хер поддерживать разговор, если она такая строгая?

— Благодарю вас, фройлейн, — произнес Вовка с каменным выражением лица.

Верочка прыснула, Вовка тоже улыбнулся, атмосфера официального уныния, неотъемлемо присущая генеральским приемным (пусть даже генерала пока еще не присвоили), раскололась и рассыпалась, как разбитый елочный шар. Вспомнилось, как однажды ребята под вечер случайно нажрались, Верочку тоже споили, она забралась на огромный стол для совещаний, валялась на животике, сучила в воздухе очаровательными ножками, глупо хихикала, вошел Соболев, его потом уволили за коррупцию в двадцать четыре часа, но тогда он еще был не коррупционер, а вполне себе честный полковник, короче, стал приставать к Верочке про какой-то документ, заметил, что у нее глаза не фокусируются, засмущался, ушел. Потом осторожно расспрашивал, не случилось ли какого непотребства, парни даже чуть-чуть обиделись, они ведь не уроды, а Верочка не блядь, а боевой товарищ, а даже если блядь по жизни, то этого не узнать, пока она боевой товарищ, да вообще, кому какое дело? А теперь сидит строгая церберша в генеральской приемной, волосы собраны в пучочек, на носике очочки как у Собчак, иногда, правда, забывает, что строгая церберша, снова превращается в классную девчонку, жалко, что со временем это пройдет.

Пересек Вовка приемную, подошел к двери кабинета, протянул руку постучаться, но вспомнил, что дверь звуконепроницаемая. Зашел без стука.

— Разрешите, товарищ полковник, — обратился по уставу, с соответствующей интонацией, полувопросительной и в меру почтительной, не как у армейских сапогов, а в меру.

— Привет, — отозвался Гриднев не по уставу.

Встал из за стола, протянул руку, Вовка пожал.

— Кофе будешь? — спросил Гриднев.

— Кофе буду, — кивнул Вовка.

Понял, что случайно процитировал "Особенности национальной охоты", получилось чуть-чуть издевательски, но Гриднев мужик правильный, должен понять.

Сел на диванчик у чайного столика, принял кофейную чашку, отхлебнул, закусил печенькой. Без пяти минут генерал сел рядом, тоже отхлебнул и закусил. И спросил:

— Ну чего там?

— У Овчаренко в квартире портал, — начал докладывать Вовка. — Выводит на противоположный конец планеты, время суток в противофазе. Тропический остров, коралловый, не вулканический, большой. У них там компактные области скукоженного пространства, снаружи замаскированы под соломенные хижины. Внутрь не заходил, там, похоже, жилье и какие-то общественные помещения тоже, наверное, имеются. Все ходят голыми, включая Виктора Павловича.

Гриднев расхохотался, кофе выплеснулось, но рубашку не залило, увернулся. Вовка продолжил:

— Своими глазами видел двоих: Виктора Павловича и девицу по имени Анжела, кто-такая — не знаю, в перечне личных дел никому не соответствует.

Гриднев наморщил лоб, плазменная панель на дальней стене ожила и сформировала разворот паспорта с узнаваемой фотографией той самой девицы. На портрете она выглядела пай-девочкой, а фамилия у нее...

— У Василькова в деле не написано, что он женат! — возмутился Вовка. — Куда кадры смотрят?

— Кадры смотрят в нирвану, — грустно сказал Гриднев. — Кадровик под проверкой, есть подозрение, что холотропный наркоман.

— Ого, — сказал Вовка. — А это подозрение из тех, что кому-то померещились, или из тех, что почти наверняка подтвердятся?

— Скорее второе, — вздохнул Гриднев. — Как там вообще обстановка на твой взгляд?

Вовка пожал плечами.

— Я там провел минуты две, — сказал он. — Решил сразу вернуться, стремно стало. Не то чтобы отель "Калифорния", но как-то... Погодите... Так вы уже в курсе, что там происходит?

— Я в курсе всего, что происходит везде, — сказал Гриднев. — Такая работа. Овчаренко легко спалился? Менты повторить смогут?

— Овчаренко спалился моментально, — кивнул Вовка. — На первом же мероприятии.

— А кстати, почему "Саксаул"? — спросил Гриднев. — Мне казалось, выбор должен быть другим, я думал, ты "Рыбку" запустишь.

"Что еще за рыбка?" подумал Вовка. А вслух сказал:

— По-моему, "Саксаул" — самый оптимальный выбор. — И добавил: — Возможно, я неправ, но...

— Нет-нет, все в порядке, — перебил его Гриднев. — Это я неправ, отвык от нормальной работы, забыл, как она делается, подписываю документы с утра до вечера, тренирую моторику пальцев и больше ничего по делу... Так менты смогут повторить или нет?

Вовка задумался. Подумал и ответил так:

— Конкретно "Саксаул" — вряд ли. Если только придет санкция с самого верха, от Юры Лагина, например...

— Ты его близко знаешь? — удивился Гриднев. — Откуда?

— Однажды забухали на конференции, — сказал Вовка. — Ну, эта, по законности и правопорядку, она раньше на пароходике проходила...

Он не стал говорить, что на том пароходике они уже были знакомы, а где они познакомились впервые — о том лучше не говорить вслух, пока собственная безопасность не спросит впрямую. Федеральные законы в явном виде они не нарушали, обычная рутинная коррупция без цинизма, за такие дела не сажают, а как максимум увольняют, а чаще просто предупреждают в другой раз не попадаться. А если не попался, то не советуют. Юра, правда, в тот раз наверняка что-то серьезное нарушил, когда делал взятку из бюджетных средств, но срок давности уже истек... или еще нет...

— Не договариваешь, — констатировал Гриднев. — Колись.

Вовка подумал и раскололся.

— Я ему незадолго до того сделал доступ к нашим базам по одному конкретному делу, — сказал он. — Дело было сто процентов на благо Родины, доступ проходил под присмотром, совесть чиста, даже на полиграфе почти не екнуло.

— А, так вот что их насторожило! — улыбнулся Гриднев. — Все, теперь все понятно, больше вопросов не имею. Не против покурировать этих хиппанов?

— В каком смысле покурировать? — не понял Вовка. — Внедрение под прикрытием?

— Нет, — покачал головой Гриднев. — Просто обеспечить безопасность. Как на том месторождении на Камчатке.

— Так, стало быть, они за Родину, не за врага? — удивился Вовка. — Ну, то есть, надо не пресекать коррупцию, а как бы возглавить?

— Возглавлять коррупцию ты еще не дорос, — строго сказал Гриднев. — Но решать конкретные задачи и планировать отдельные операции — уже вполне.

Вспомнился однокурсник, который когда распечатывал дипломную работу, случайно пропустил в заголовке перед описанием вида преступной деятельности слово "противодействие", генералы в комиссии хохотали как бешеные, говорили, далеко пойдет.

— Кадровик на острове есть? — спросил Вовка.

— Пока нет, — ответил Гриднев. — Теперь будет.

Вовка рассмеялся и сказал:

— Стало быть, Виктор Павлович не проспорил свой минет.

Гриднев нахмурился, встал, подошел к столу, сделал пометку в блокноте. Поднял голову, сказал:

— Ровно через месяц жду справку о моральном климате в коллективе. Справку не для воспитателей, для меня, без пафоса, чисто по делу. Когда бытовой разврат начнет превращаться в конкретное безумие, я должен знать об этом заранее.

— Думаю, он никогда не начнет превращаться, — сказал Вовка. — Я прослежу. Разрешите приступить?

— Приступай, — кивнул Гриднев.

Вовка поставил кофейную чашку на столик, встал, прищелкнул каблуками, хотел было выйти из кабинета строевым шагом, но передумал, а то воспримет как издевательство, нехорошо. Вышел обычным шагом, по-человечески.

Гриднев наморщил лоб, колесико ниже дверной ручки само собой повернулось на два оборота, замок заперся. Щелкнул пальцами, посреди комнаты воздух замерцал, из мерцания вышел Виктор Павлович, уже не голый, а в строгом костюме, белоснежной рубашке и лакированных ботинках. На горилла он не походил ничуть.

— Кофе? — предложил Гриднев.

— Да, благодарю, — ответил Виктор Павлович и сел на диванчик у чайного столика. Мерцание прекратилось.

Гриднев наполнил чашку, протянул гостю, спросил:

— Анжела хорошо сосет?

Виктор Павлович дернулся, разлил кофе, белая рубашка перестала быть белой. Гриднев зловеще улыбнулся и сказал:

— Вы раздевайтесь, в мокром ходить нехорошо, лучше голым, одежда не пачкается, да и вообще удобно. Правда, Виктор Павлович?