— Контрреволюция там случилась, — сказал Сталин. — Гниль проникла в Партию, вплоть до того, что Генеральный Секретарь оказался предателем. А ответственные товарищи, которые нам никакие не товарищи, а ставшие по факту олигархами новой Железной Пяты — ведь у нас же госкапитализм вышел вместо социализма, хотя никто этого не понимал, а если и понял, то молчал — захотели в олигархи и открыто, чтоб ездить по всяким куршевелям и виллы во Флориде покупать. И самое поганое, что народ промолчал — поверив обещаниям, что "все будут хозяевами, как в Америке заживем, чтоб у каждой рабочей семьи собственный дом и несколько автомобилей". И это самое страшное, товарищ Ефремов — поскольку идеологию и воспитание там мы упустили вконец. Зато здесь намерены — не ошибиться!

Значит будущее можно менять? А как же возникающие при этом логические парадоксы? Ведь если мы изменим события в настоящем, из-за которых потомки передали нам информацию, то и события будущего станут другими, и у потомков не будет причин эту самую информацию нам передавать... Или в реальности действует иная логика?

— Совершенно верно, — вступил в разговор адмирал Лазарев. — В жизни логических парадоксов не бывает, только в умах людей. Течение времени можно сравнить с рекой, которая разветвляется на два рукава в тот момент, когда в прошлое вносится любое изменение. В том мире война кончилась в сорок пятом, а не в сорок четвертом, и мы потеряли на шесть миллионов людей больше. И линия раздела социалистического и капиталистического миров прошла не по границе ГДР и Франции, а рассекла Германию пополам. Север Норвегии не наш, и Проливы тоже, и на Дальнем Востоке есть две Кореи. После у вас еще будет возможность ознакомиться с историей того мира — пока же поймите, здесь ничего не предрешено. Будущее нашего ответвления уже не связано с будущем оригинального потока, и куда мы сейчас придем, зависит только от нас. И мы намерены в этот раз не сделать ошибок, которые сделали там.

— Теперь вам понятно, товарищ Ефремов, куда вас приглашают вступить? — сказал Сталин. — Сообщество тех, кто в этом мире знает будущее, имеет самое горячее желание его исправить, и реальные возможности это осуществить. Можете называть нас "Орденом Рассвета", как иные товарищи это слово в оборот запустили. Что соответствует истине — поскольку, по вполне очевидным причинам требует и абсолютной секретности, и железной организованности. И мы рассчитываем на вас, товарищ Ефремов — вашу задачу товарищ Пономаренко уже разъяснил. Так вы беретесь?

И это оказалось правдой — слухи о некоем "тайном ордене", который правит СССР. Тем, кто болтал такое в коридорах, обычно отвечали — как же, знаем, и зовется этот Орден — Совет Труда и Обороны (а раньше, в войну, был Государственный Комитет Обороны — который реально управлял страной). После такого — как не взяться, доверие не оправдать, да и интересно же... Иван Антонович снова открыл книгу, первым делом с интересом прочитав предисловие "От автора", затем взглянул на начало романа. "В тусклом свете ламп, экраны и шкалы приборов казались галереей картин" — но позвольте, это ведь те же слова, какими он уже здесь, не далее чем неделю назад, начал новую книгу, посвященную вовсе не звездолетчикам далекого будущего, а морякам Северного Флота! Или все просто — его стиль, манера письма, и должны были проявиться сходным образом? Это совпадение окончательно убедило Ефремова в реальности происходящего.

— Я готов — сказал он — но можно еще вопрос? Если там капитализм, то отчего люди того будущего помогают нам? Или они ведут там революционную борьбу с победившей буржуазией?

Воображение тут же нарисовало картину в духе Беляева — группа подпольщиков-коммунистов, в ней изобретатель "машины времени", передают тайное послание предкам, чтобы что-то изменить. Однако он почти сразу отверг эту идею — наверняка создание настоящей машины времени должно быть сложным и дорогостоящим процессом, не то что у Уэллса, небольшая группа участников сопротивления едва ли на такое способна. К тому же, если подводная лодка К-25 явилась из будущего, в чем Ефремов уже не сомневался, так как это объясняло все связанные с нею неясности — то в ее отправке сюда явно должны были быть замешаны достаточно серьезные структуры.

— Иван Антонович, вас не шокирует факт, что из тех, кого вы сейчас перед собой видите — некоторые рождены в этом времени, а некоторые, в том? — спросил Кунцевич — а что касается того, как там в большинстве относятся к реставрации капитализма, то лучше не сказать:

Мы не то чтоб хотели уйти — просто вышли во двор,

И во тьму повела, побежала кривая дорожка.

Я не знаю, когда появился предатель и вор —

Видно был среди нас, но до времени крал понемножку,

А оставшись один, помаячил в окошко свечой —

И, пока мы дрались, помешавшись на собственных бзыках,

Враг вразвалку вошел, поливая святыни мочой,

И уселся на трон, размовляя на недоязыках.

Накурившись кингсайзами "избранных миром эЛ эМ",

Намотав гигабайты порнухи на метры рекламы,

Мы вернулись к себе, только места хватило не всем...

Мы такую просрали страну — извини меня, мама!

Не рыдали доселе, авось не заплачем и впредь, —

Из-за меньших обид иногда начинаются войны.

Кто осмелился жить, не боится в бою умереть,

Баллистический путь до врага вымеряя спокойно.

(прим.авт. — автор Олег Воробьев, 2008г. И я помню что эти стихи уже приводил в "Восходе Сатурна", но уж очень показались к месту в эпизоде разговора с Ефремовым.)

— Вот так и вышло: ожидали "капитализм с человеческим лицом", а получили самый звериный, какого в то время даже на Западе уже не осталось. Отдельные лица (между прочим, прежде бывшие партийными и комсомольскими секретарями) обогатились — но даже до самых умных из них дошло наконец, что никогда они не будут для Фордов и Рокфеллеров ровней, а лишь баранами, которых стригут, и что без сильной страны за спиной, не будет им никаких куршевелей. Ну а народ в массе настроен намного более социалистически, чем даже в последние сытые годы СССР — тогда всем было по барабану, привыкли уже к завоеваниям социализма.

— И получили, чего заслуживали, а как припекло, завопили "караул" — сказал Пономаренко. — Недаром Ильич называл мелкобуржуазную стихию еще большим врагом коммунизма, чем собственно буржуазия. Однако если искоренять ее методами некоего Мао, получим социальный взрыв и разочарование в идее еще скорее и вернее. Вот отчего сейчас формирование нового человека коммунистического общества, это такая же актуальная задача, как укрепление промышленной мощи и обороноспособности СССР. И времени у нас не так много — отложить "на потом" не выйдет. И если в войне было трудно, но ясно, как победить — то тут вступаем мы на путь нехоженый, но сдаваться не намерены. Фронтов вижу три: первый, это литература. Увидеть, сформулировать цель, к которой идем — и увлечь массы. Ваша "Туманность Андромеды" была для коммунизма такой же Книгой, как "Утопия" Мора и "Город солнца" Кампанеллы, для одной из составляющих марксизма — но недостатком ее было, что слишком уж оторвана от реальности, настолько бесконечно далеко, что не воспринималась как непосредственный идеал. Чужие имена, названия — с тем же успехом вы могли описывать будущее не нашей Земли а какой-то иной планеты, мир "андромеды" прекрасен, только мы, советский народ, тут при чем? Так что есть мнение, что надо немного приземлить и приблизить — в меру конечно, "командир звездолета "Тантра" Иван Петров" тоже как-то не звучит, атмосфера не та. Но технические вопросы решать будем уже в процессе. Вы один раз уже сумели это сделать — сможете и сейчас.

— Иван Антонович, мы все понимаем и не требуем книгу уже завтра, — сказала Лазарева. — А просто хотим, чтобы вы учли: написав эту Книгу, вы сделаете для нашей страны и для дела коммунизма гораздо больше, чем палеонтологией. Мы дадим вам всю необходимую информацию, окажем содействие. Вы только пишите.

— Я тоже понял вас, — ответил Ефремов. — Но боюсь, тут сразу вырисовываются некоторые проблемы. Дело в том, что идея написать книгу о далеком будущем у меня появилась больше двух лет назад. Прочитал два десятка иностранных фантастических книг на эту тему — и захотелось дать свой ответ... И все это время я постепенно подбирался к такой повести или роману. Не знаю, сообщали ли вам из будущего, как именно я пишу книги. Обычно перед этим я долгое время собираю нужные сведения из разных областей наук, чтобы все написанное точно соответствовало реальности — и записываю все нужное в специальные тетрадки. Это занимает времени во много раз больше, чем само написание книги — написать, после того как идея полностью сформировалась — это гораздо быстрее, чем оформить в надлежащем виде саму идею. Потому я думаю, что мне не следует слишком зачитываться собственными творениями из будущего — я должен сам пройти весь путь к ним, а не получить в готовом виде. Иначе это в итоге может только повредить, когда я буду заниматься новыми книгами, да и исправления в этой — выйдут ненадежными, сомнительными с научной точки зрения.

— Разумеется, мы не хотим, чтобы вы просто переписывали сами у себя! — поспешила согласиться Лазарева. — Тут вы совершенно правы. Продолжайте работать так же, как всегда, просто не забывайте — мы в любой момент готовы оказать вам любую помощь.

— Да, конечно. Но вы выделили два направления. Во-первых, ускорить написание книги, во-вторых, изменить некоторые ее детали, которые, как вам кажется, ухудшают впечатления от нее. По первому вопросу я не уверен, что смогу вам обеспечить таковое ускорение. Спешка в создании такой важной книги — может, опять же, только навредить. Так что, простите меня, товарищи, но торопиться я не буду. Я, разумеется, теперь уделю именно книге о будущем человечества больше времени, чем раньше, но гарантировать ничего не могу.

— Торопиться не надо ни в коем случае, — вступил в разговор Сталин. — Какой вред может быть от ненужной спешки — мы все хорошо знаем по опыту. Пишите, как привыкли, но если вам понадобится помощь в тех задачах, которые можно быстрее решить с нашей помощью — например, поиск какой-то редкой информации — тут-то мы вам и поможем, найдя все для вас.

— А что касается второго вопроса — изменения деталей, быть может, даже сюжетообразующих — то я смогу решить эту проблему, только когда у меня будет достаточно сведений. Ведь может так статься, что с точки зрения науки именно так, как написано в книге — и является верным! А мне хотелось и хочется описать будущее в полном соответствии с наукой. Иначе это будет тот же путь, по которому идет иностранная фантастика, ограниченная сегодняшним днем, не понимающая неизбежность изменений, которые обязательно наступят на пути к будущему!

— Ну что же, — задумался Сталин. — Полагаю, этот вопрос еще понадобится рассматривать отдельно — ведь сейчас нам даже не ясно, будет ли противоречить науке некоторое исправление книги или нет. Вы правы в том, товарищ Ефремов, что сперва вам нужно собрать необходимую информацию. Вот когда ее будет достаточно — уже будет о чем говорить.

— И поскольку полное соответствие сведениям, данным нам наукой, я считаю чрезвычайно важным... — добавил Ефремов. — То, если это возможно, я хотел бы получить доступ к некоторым знаниям будущего, разумеется, тем, которые не являются секретом, и которые можно использовать в научно-фантастической литературе. Не сомневаюсь, что наука потомков знает о вселенной больше, чем наша собственная, так что это лишь поможет сделать книгу более достоверной.

— Такой просьбы мы ожидали, — улыбнулся Сталин. — И вполне можем вас обеспечить и необходимой информацией из будущего.

— Вы еще не поняли, отчего это место "библиотекой" зовут? — вмешался Кунцевич. — Там книги из будущего, в соседней комнате. Выносить нельзя — но вам мы машинописные копии дадим, и ваших, если захотите, конечно, и других. Вы только пишите — мы вам все условия создадим. И кино по вашим романам снимем, как положено.

— Да, предвидя еще один вопрос, который у вас наверняка возник, — продолжил Сталин. — Технические подробности Контакта с будущим, это отдельный секрет СССР. Знать который для вашей текущей задачи — вовсе не требуется. Вы на своем участке творите — и это будет намного большей помощью нашему делу.

— Верно, — подтвердил Пономаренко. — Добавлю. Другой важный участок деятельности после литературы — это педагогика. Воспитание и образование коммунистических людей, это будет столь же важно, как массовое производство всякого "железа". На этом фронте также другие люди работают уже — но вам для сведения, Иван Антонович, генеральная линия Партии тут, это воспитание человека-творца. Не можем мы в обозримом будущем, Америку догнать и перегнать по потреблению товаров, а тем более, оградить наших людей от "тлетворного влияния Запада", где в их фильмах у каждой семьи и дом, и телевизор, и две машины в гараже. В той истории Хрущев попытался — и что получил... Это не значит, что потребительским товарам не будет уделяться внимания — но приоритет будет на том, чтобы каждому предоставить возможность творить, "найти себя", свое место в жизни, быть счастливым. Дело тоже трудное, поскольку возможно это лишь в самой живой динамике, развитии — а устоявшиеся формы, то есть бюрократия, будут этому мешать, причем из самых лучших побуждений, так что назревают еще и реформы управленческого аппарата. Но повторю, этим другие люди заняты, вам же сообщаю для сведения, о чем в книгах писать. И третий фронт, это психофизиология — сделать будущих людей не только духовно иными, но и возможно, биологически иными. Впрочем, на эту тему вам товарищ Смоленцев лучше расскажет.

— Чуть после — ответил Смоленцев — и не только расскажу. Нашел я одного кадра, еще в Самарканде, теперь в Москву пригласил. Вы, Иван Антонович, к своему здоровью относитесь наплевательски — если прямой угрозы нет, ну а что где-то по мелочи болит, это необходимые трудности. Вот только от такого умирают, медленно и верно — причем наша медицина эти хронические и малозаметные "сбои настроек организма" лечит гораздо хуже, чем ранения и увечья. Вы же почки застудили — и от этого, в нашей истории... вам сказать, когда вы умерли? Так реально вам еще десяток лет подарить, а то и больше.

— Подтверждаю — усмехнулся в усы Сталин — я там умер в марте этого года. И я знаком с товарищем, о котором упомянули, его процедуры возможно, не вполне научные, но эффективные. Так что советую вам послушаться — напишете еще с десяток отличных книг.

— Да, — вспомнил Ефремов. — А как быть с моим основным местом работы? Надеюсь, мне не придется уйти из Института Палеонтологии и забыть про мои собственные научные исследования?

— Ну отчего же, — ответил Пономаренко. — Был в будущем такой писатель и историк Игорь Можейко, он же Кир Булычев, вполне успевал совмещать, попробуйте и вы. А теперь несколько подробнее опишу один из вариантов нашей вам помощи. В будущем изобретут всемирную информационную сеть — "интернет". Вот представьте, вы бы, когда вам надо, например, прояснить, в каком году помер король такой-то, или особенности географии Камбоджи, или принципы водолазного дела, да мало ли что для книги может понадобиться — просто снимаете трубку телефона, и говорите ваш запрос, а через секунду получаете исчерпывающий ответ? Это вместо того, чтобы ходить по архивам и искать самому. Интернета у нас пока не придумали, но замену в ручном режиме предложить можем — в лице наших сотрудников, которые будут для вас всю информацию собирать. Да вы же одного из них знаете даже, в Ленинград ездили в прошлом году, и там с товарищем Гумилевым встречались, мне Анна Петровна говорила. А друга его помните, что тоже при этом был?

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓