вариант Ефремова для "Морского волка"

Ждали минуту или две. Затем вошел тот, кого Ефремов совершенно не ожидал тут увидеть. Анна Петровна была его "вожатой", интерес Пономаренко к нему как к начинающему писателю еще можно было как-то объяснить. Но чтобы сам Вождь, товарищ Сталин, председательствовал — да что же это за мероприятие, на которое его, скромного научного сотрудника Института Палеонтологии, пригласили?

А ведь интересное собрание выходит... Два высших лица государства — значит обсуждаться будет что-то очень серьезное, настолько, что им понадобился личный разговор, так что дело точно не в обыкновенной экспедиции куда-то, на это можно было бы просто дать указание. Анна Лазарева — понятно, почему тут, Валентин Кунцевич может быть "при ней", как доверенное лицо, Лючия Смоленцева — говорят, часто участвует в боевых операциях вместе с мужем, а вот Адмирал Победы и сам Смоленцев — главный в Союзе "ловец фашистов"... их присутствие говорит о том, что рассматриваемый вопрос — военный. Флот и спецназ вместе? Операция, связанная с высадкой куда-то и очень важная, на государственном уровне? Но причем тут тогда палеонтология? Или литература, учитывая, что Анна Петровна проявляет к нему интерес именно по этому поводу?

Ну не хотят же в самом деле его пригласить описать какую-то военную операцию в рассказе или повести!

А если... неужели где-то нашли при раскопках нечто чрезвычайно важное, вроде того, что он сам описывал в "Звездных кораблях"?! Нечто, что может вызвать большой шум в мире вплоть до военных последствий... Да нет, не может... или может?

— Садитесь, товарищи. Вижу, вы уже все собрались — начнем.

Совершенно запутавшийся в своих предположениях Ефремов сел вместе с остальными. И все взглянули на него — Сталин оценивающе, Анна Петровна одобрительно, остальные с интересом. Да что же это такое — кажется, поворот судьбы намечается еще круче, чем тогда, в сорок четвертом.

— Сейчас вам предложат подписать документ о неразглашении тайны, — сказал Сталин. — Одного из наиболее важных секретов СССР. После чего будем дальше с вами беседовать. Или же вы отказываетесь сейчас, без каких-либо последствий для себя — конечно, при условии, что вы будете молчать об этом предложении. Решайте.

Ефремов долго не колебался. Раз сам Вождь говорит такое — значит речь точно уж идет о чем-то, что имеет жизненно важное значение для всей страны, подвести тут нельзя. Было лишь опасение, справлюсь ли — но очевидно, эти товарищи решили, что сумею, а они всей информацией владеют. Неужели все-таки свидетельства палеоконтакта?!

А с подписками на секретность Иван Антонович уже встречался, и не раз. Поскольку в СССР палеонтология шла под руку с геологией, а наличие и расположение полезных ископаемых на территории Советского Союза со времен революции было государственной тайной. И он ждал, что сейчас войдет офицер ГБ с секретной папкой — но вместо этого Анна Петровна, с милой улыбкой, протянула ему документ. Гриф наверху удивил Ефремова — не знакомые "секретно" и "совершенно секретно", и не "особой важности", про которые ему слышать довелось, а слово "Рассвет", крупными красными буквами. Когда даже ответственные товарищи утверждали, что грифов секретности в СССР только три, не считая "для служебного пользования", который часто лепили на все что попало, включая наставление по чистке трехлинейной винтовки образца 1891 года.

— За намеренное разглашение, высшая мера, причем в исключительном случае даже без трибунала — сказала Лазарева — а расстрел на месте, если при совершении преступления будет присутствовать наш сотрудник. Правда, прецедента не было пока — мы очень тщательно продумываем, кому можно доверить. Так как, Иван Антонович — пока вы ничего еще не узнали, можете отказаться. После — уже никак. И нести вам придется это до конца ваших дней, как всем нам.

Говорили в Союзе Писателей (с оглядкой, по углам), что Анна Петровна Лазарева не только Инструктор ЦК, но и большой чин в Службе Партийной Безопасности ("инквизиция", как ее называют, стоит даже выше чем МГБ). Не ниже генеральского — раз полковник Кунцевич у нее в подчинении ходит. Но лишь теперь Ефремов поверил в это безоговорочно — увидев ее стальной взгляд. Как и в то, что (опять же по слухам) у нее на военном счету сотня убитых немцев, а в Киеве в сорок четвертом она лично расстреливала бандеровцев. Ну а что вид у нее совсем не похожий на комиссаршу — молодая, красивая, в модном шелковом платье-клеш вместо делового костюма — так в Гражданскую и Лариса Рейснер, будучи комиссаром Волжской флотилии, во время боя в белом платье на мостике флагмана стояла. Интересный для писателя типаж — женщина будущего, во всем с мужчинами наравне. И раньше такие изредка встречались, как например Екатерина Великая или Жанна д'Арк — но говорят, что с подачи Лазаревой, процесс воспитания таких особ на поток поставлен в "смоленцевских" училищах. Названных так по имени той, что здесь же, рядом с Анной Петровной сидит — жена Дважды Героя Юрия Смоленцева, с которым вместе ходила Гитлера живым брать. И тоже у Лазаревой в помощницах, и выглядеть старается как она. Актриса, и лицо "дома русско-итальянской моды" — но когда этим летом ливийские пираты в Средиземном море захватили пароход, где среди прочих пассажиров, и отец Лючии Смоленцевой плыл, так она вместе с мужем (и группой Осназа Черноморского флота) туда летала, и по слухам, со всеми ходила на абордаж, за это орден получив. Впрочем, она сама говорила когда-то Ефремову, в мирной беседе.

— Пантерочки мы. С друзьями ласковые и пушистые, в клубок свернулись и мурчим. А врагу — в горло, клыками.

Да и остальные тоже загадка. Кунцевич — старается недалекого головореза изображать, но мелькает в его речи и манерах что-то, показывающее человека гораздо более образованного. Смоленцев аналогично — хотя этот больше молчать предпочитает, держаться в тени. А адмирал Лазарев, это самая загадочная персона в СССР — и в Союзе Писателей были те, кто в войну военкорами работал, и многих в армии и на флоте знал, да и сам Ефремов сумел разыскать кое-кого, знакомых по давней морской биографии, штурмана каботажного плавания, до того как в палеонтологию пошел. И никто не знал Лазарева М.П. — а ведь, чтобы дойти до адмиральского чина, начать свой путь он должен был в Красном Флоте двадцатых, тот знаменитый комсомольский набор, судя по годам.

Просто собрание таинственных личностей. Хм... А не связана ли тайна (возможно, палеоконтакт?) именно с их компанией? А что если даже... Внезапно вспомнились услышанные три года назад слова командира "Моржихи" Золотарева: "Распускали слух про "подводные силы коммунистического Марса"... будто бы, марсиане по классовой солидарности нам на помощь пришли. Так скажите, Иван Антонович, разве я на марсианина похож? Или наш Адмирал, который всю войну этим кораблем командовал..." Да нет, глупости, так неизвестно до чего додуматься можно. Впрочем, сейчас все выяснится. Где тут подписать? И чем я могу быть полезен Советскому Союзу?

Сталин в усы усмехается. И Пономаренко доволен. Остальные тоже — ждали этого, но сомнение у них прежде было? А затем не Вождь говорит, а Пономаренко, как второй "председательствующий".

— Взгляните на это, Иван Антонович. Особенно на год выпуска.

Книжка, на обложке что-то космическое (Ефремов сначала подумал, американская фантастика — хотя не слишком одобрялось, но читали уже в СССР и Гамильтона и Дока Смита). Однако внизу обложки большими буквами написано "Иван Ефремов", а ниже немного помельче — название, "Туманность Андромеды". Что за... Неужели это его имя, а не однофамильца-тезки?!

Он осторожно, словно музейный экспонат, взял книгу и открыл титульный лист. Издательство "Советская Россия", 1988 год.

"Значит, все-таки машина времени. Не инопланетяне. Книга из будущего и вполне может оказаться его собственной — которую он когда-нибудь напишет."

Кое-какая подобная болтовня, в общем-то, была еще со времен войны — про связь, установленную советским правительством не то с марсианами, не то с потомками из тридцатого века. Но как положено настоящему ученому (хотя он был биологом, а не физиком), Ефремов в возможность путешествий во времени не верил — ведь вся мировая наука, что советская, что заграничная, однозначно считала машины времени совершенно ненаучным вопросом, относящимся лишь к области фантастики. Но вот она книга, перед ним! Хотя... насчет тридцатого века, похоже, преувеличение — год-то 1988 всего-навсего, а едва ли в прошлое повезли бы археологическую находку или музейную редкость, да и не выглядит книга очень старой. Нет, не новая, но никак на древность не тянет, сколько лет она должна храниться, что выглядеть вот так? Ну, от десяти до сорока, наверное, при хорошем обращении. Значит, доставить ее могли из конца двадцатого — начала двадцать первого века...

— У Советской страны есть ученые-палеонтологи, — говорил тем временем Сталин. — Но писатель Ефремов, которого после назовут самым великим в жанре научной фантастики, у нас один. Только не возгордитесь, Иван Антонович, вам этот путь еще пройти предстоит. И задача у вас будет архиважная для дела коммунизма. Что бы там отдельные личности в Союзе Писателей про жанр фантастики ни говорили.

— Если это не секрет, то с каким именно временем установлена связь, с каким годом? — уточнил Ефремов. — Можете не говорить, если это мне знать пока не положено, однако я уже по осмотру книги рискну предположить, что потомки отделены от нас одним-двумя поколениями.

Сталин негромко рассмеялся, остальные тоже заулыбались.

— Да вы прямо Шерлок Холмс, Иван Антонович. Хотя действительно, уже по внешнему виду человек, часто работающий с книгами, пожалуй, уже может многое понять. Это и нам стоит учесть в дальнейшем. Давайте так: точно на ваш вопрос я пока действительно не стану отвечать, но скажу, что насчет одного-двух поколений вы не ошиблись.

— Тогда... Еще только один вопрос. Может быть, я недостаточно оптимистичен, но думаю, этого времени еще недостаточно для построения всемирного коммунизма. Следовательно, к нам явились представители более научно-технически развитого социализма, чем наш, из Советского Союза конца века или начала следующего. Я прав?

— А вот на этот раз, к сожалению, не угадали, Иван Антонович, — вступил Пономаренко. — Вот что есть коммунизм и социализм? Его материально-техническая база, и, в какой-то мере, даже производственные отношения с госкапитализмом совпадают, на что обратил внимание еще Ленин. Но должных выводов не сделал — и в итоге, там в будущем чрезмерно увлеклись созданием этой материальной базы, фундамента, в ущерб остальному. Я не имею в виду, что не надо было строить — но нельзя было считать, что "сначала материал, а прочее после". Вот и построили... что хотели! Потому мы, желая исправить пока еще не совершенные ошибки, уделяем должное внимание духовному началу. Вот скажите, чем, на ваш взгляд, госкапитализм отличается от социализма? Если частной собственности, как таковой, и там, и там нет — развитой госкапитализм — это Железная Пята, что Джек Лондон описал. Когда наверху кучка олигархов, или тех кто решает, распоряжается, то есть по факту владеет — а все прочие работают за зарплату. Да, и еще допущение — что и при Железной Пяте рынка нет, раз там все как одна монополия, то хозяева сами решают, что куда везти и где производить. Так где же отличие?

— Очевидно, в отношении к людям — ответил Ефремов. — Если для капиталиста, хоть для хозяев Железной Пяты, идеальный рабочий — это чапековский робот, которого после смены выключают и до утра ставят в шкаф, то социализм заинтересован в развитии всех живущих, не только в обеспечении их материальных потребностей, но и духовном воспитании, и поощрении талантов. Ну зачем капиталисту думать, а тем более вкладываться в совершенствование личности своих работников, конечно сверх сугубо необходимого профессионального образования — да и то, большой соблазн и тут уже готовое брать, а не учить. Вот только как это увязать с производственными отношениями?

— А вот в этом и будет ваша задача, Иван Антонович, — сказал Пономаренко. — Каждая Идея нуждается в своей Главной Книге. Как впрочем, и революция, и эпоха. И вовсе не обязательно, чтобы это был философский трактат, как "Капитал" Маркса. Поскольку назначение Главной Книги, это предельно быстро и доходчиво вбросить Идею в массы (где эта идея, как сказал Ильич, становится материальной силой) то книга и художественной может быть. Как например северные американцы для эпохи своей Гражданской всерьез считали таковой "Хижину дяди Тома" — а вот у их оппонентов-южан такой Книги не появилось, "Унесенные ветром" могла бы стать, так написана когда? А у нас, "Как закалялась сталь" и "Молодая Гвардия", чем не Книги для своей эпохи? Вот только время идет — и те исторические задачи мы уже решили, другие уже на повестке дня. Наше поколение, кто вытянуло революцию и Гражданскую, свое отыграет уже — вот будем мы в годах шестидесятых, даже семидесятых, уважаемые пенсионеры, а за окном великий Советский Союз, мировая сверхдержава, всюду знамена красные и правильные слова, и праздник 7 ноября — и будем мы довольны, что жизнь прожили не зря, эстафету детям и внукам передав. И что после случится, в том нашей вины нет, да мы этого и не увидим, раньше умрем, в полной уверенности, что дело Ленина живет и побеждает.

Ефремов уже понял из этого "вступления", что ни то что коммунизма, но и нормального социализма в будущем, похоже, нет. А что тогда? Государственный капитализм? Железная Пята? Как же это могло произойти?!

Конечно, он понимал, что несмотря на то, что законы исторического материализма верны в общем случае, и в итоге приход высшей стадии — коммунизма неизбежен (если только человечество прежде того не уничтожит само себя в развязанных капиталистами войнах, чем любят сейчас пугать некоторые западные фантасты), в частных случаях победа прогрессивных сил далеко не предопределена. Смогли же капиталисты в прошлом веке задавить Парижскую коммуну, несмотря на ее передовые идеи! И после Первой Мировой войны торжество революции тоже произошло только в одной стране (и то ее там тоже пытались одолеть как внешние, так и внутренние противники), а ведь были и другие европейские страны, где попытки революции были жестоко подавлены.

Но как с СССР будущего могло случиться что-то подобное? Новая война? Какой-то внутренний мятеж?

— В будущем не увидели еще одну опасность на пути перехода от капитализма к социализму, — ответил на этот вопрос Пономаренко. — Что госкапитализм может вырастать и из недоразвитого социализма, сбивая движение с истинного пути. Когда социалистические по форме ведомства, наркоматы, министерства — становятся по сути монополиями, корпорациями, и начинают конкурировать между собой. То есть, истинная революция, как переход от старого мира к новому, не завершается, а лишь начинается свержением власти буржуазии в первой из всех стран, которая "наиболее слабое звено", как царская Россия 1917 года. А окончательная победа будет только с падением капитализма во всем мире. И как учил нас Ленин, всякая революция есть процесс динамический, то есть при недостатке энергии может не достичь высшей точки, перейти в падение. Что к сожалению в том мире и случилось.

— Контрреволюция там случилась, — сказал Сталин. — Гниль проникла в Партию, вплоть до того, что Генеральный Секретарь оказался предателем. А ответственные товарищи, которые нам никакие не товарищи, а ставшие по факту олигархами новой Железной Пяты — ведь у нас же госкапитализм вышел вместо социализма, хотя никто этого не понимал, а если и понял, то молчал — захотели в олигархи и открыто, чтоб ездить по всяким куршевелям и виллы во Флориде покупать. И самое поганое, что народ промолчал — поверив обещаниям, что "все будут хозяевами, как в Америке заживем, чтоб у каждой рабочей семьи собственный дом и несколько автомобилей". И это самое страшное, товарищ Ефремов — поскольку идеологию и воспитание там мы упустили вконец. Зато здесь намерены — не ошибиться!

Значит будущее можно менять? А как же возникающие при этом логические парадоксы? Ведь если мы изменим события в настоящем, из-за которых потомки передали нам информацию, то и события будущего станут другими, и у потомков не будет причин эту самую информацию нам передавать... Или в реальности действует иная логика?

— Совершенно верно, — вступил в разговор адмирал Лазарев. — В жизни логических парадоксов не бывает, только в умах людей. Течение времени можно сравнить с рекой, которая разветвляется на два рукава в тот момент, когда в прошлое вносится любое изменение. В том мире война кончилась в сорок пятом, а не в сорок четвертом, и мы потеряли на шесть миллионов людей больше. И линия раздела социалистического и капиталистического миров прошла не по границе ГДР и Франции, а рассекла Германию пополам. Север Норвегии не наш, и Проливы тоже, и на Дальнем Востоке есть две Кореи. После у вас еще будет возможность ознакомиться с историей того мира — пока же поймите, здесь ничего не предрешено. Будущее нашего ответвления уже не связано с будущем оригинального потока, и куда мы сейчас придем, зависит только от нас. И мы намерены в этот раз не сделать ошибок, которые сделали там.

— Теперь вам понятно, товарищ Ефремов, куда вас приглашают вступить? — сказал Сталин. — Сообщество тех, кто в этом мире знает будущее, имеет самое горячее желание его исправить, и реальные возможности это осуществить. Можете называть нас "Орденом Рассвета", как иные товарищи это слово в оборот запустили. Что соответствует истине — поскольку, по вполне очевидным причинам требует и абсолютной секретности, и железной организованности. И мы рассчитываем на вас, товарищ Ефремов — вашу задачу товарищ Пономаренко уже разъяснил. Так вы беретесь?

И это оказалось правдой — слухи о некоем "тайном ордене", который правит СССР. Тем, кто болтал такое в коридорах, обычно отвечали — как же, знаем, и зовется этот Орден — Совет Труда и Обороны (а раньше, в войну, был Государственный Комитет Обороны — который реально управлял страной). После такого — как не взяться, доверие не оправдать, да и интересно же... Иван Антонович снова открыл книгу, первым делом с интересом прочитав предисловие "От автора", затем взглянул на начало романа. "В тусклом свете ламп, экраны и шкалы приборов казались галереей картин" — но позвольте, это ведь те же слова, какими он уже здесь, не далее чем неделю назад, начал новую книгу, посвященную вовсе не звездолетчикам далекого будущего, а морякам Северного Флота! Или все просто — его стиль, манера письма, и должны были проявиться сходным образом? Это совпадение окончательно убедило Ефремова в реальности происходящего.

— Я готов — сказал он — но можно еще вопрос? Если там капитализм, то отчего люди того будущего помогают нам? Или они ведут там революционную борьбу с победившей буржуазией?

Воображение тут же нарисовало картину в духе Беляева — группа подпольщиков-коммунистов, в ней изобретатель "машины времени", передают тайное послание предкам, чтобы что-то изменить. Однако он почти сразу отверг эту идею — наверняка создание настоящей машины времени должно быть сложным и дорогостоящим процессом, не то что у Уэллса, небольшая группа участников сопротивления едва ли на такое способна. К тому же, если подводная лодка К-25 явилась из будущего, в чем Ефремов уже не сомневался, так как это объясняло все связанные с нею неясности — то в ее отправке сюда явно должны были быть замешаны достаточно серьезные структуры.

— Иван Антонович, вас не шокирует факт, что из тех, кого вы сейчас перед собой видите — некоторые рождены в этом времени, а некоторые, в том? — спросил Кунцевич — а что касается того, как там в большинстве относятся к реставрации капитализма, то лучше не сказать:

Мы не то чтоб хотели уйти — просто вышли во двор,

И во тьму повела, побежала кривая дорожка.

Я не знаю, когда появился предатель и вор —

Видно был среди нас, но до времени крал понемножку,

А оставшись один, помаячил в окошко свечой —

И, пока мы дрались, помешавшись на собственных бзыках,

Враг вразвалку вошел, поливая святыни мочой,

И уселся на трон, размовляя на недоязыках.

Накурившись кингсайзами "избранных миром эЛ эМ",

Намотав гигабайты порнухи на метры рекламы,

Мы вернулись к себе, только места хватило не всем...

Мы такую просрали страну — извини меня, мама!

Не рыдали доселе, авось не заплачем и впредь, —

Из-за меньших обид иногда начинаются войны.

Кто осмелился жить, не боится в бою умереть,

Баллистический путь до врага вымеряя спокойно.

(прим.авт. — автор Олег Воробьев, 2008г. И я помню что эти стихи уже приводил в "Восходе Сатурна", но уж очень показались к месту в эпизоде разговора с Ефремовым.)

— Вот так и вышло: ожидали "капитализм с человеческим лицом", а получили самый звериный, какого в то время даже на Западе уже не осталось. Отдельные лица (между прочим, прежде бывшие партийными и комсомольскими секретарями) обогатились — но даже до самых умных из них дошло наконец, что никогда они не будут для Фордов и Рокфеллеров ровней, а лишь баранами, которых стригут, и что без сильной страны за спиной, не будет им никаких куршевелей. Ну а народ в массе настроен намного более социалистически, чем даже в последние сытые годы СССР — тогда всем было по барабану, привыкли уже к завоеваниям социализма.

— И получили, чего заслуживали, а как припекло, завопили "караул" — сказал Пономаренко. — Недаром Ильич называл мелкобуржуазную стихию еще большим врагом коммунизма, чем собственно буржуазия. Однако если искоренять ее методами некоего Мао, получим социальный взрыв и разочарование в идее еще скорее и вернее. Вот отчего сейчас формирование нового человека коммунистического общества, это такая же актуальная задача, как укрепление промышленной мощи и обороноспособности СССР. И времени у нас не так много — отложить "на потом" не выйдет. И если в войне было трудно, но ясно, как победить — то тут вступаем мы на путь нехоженый, но сдаваться не намерены. Фронтов вижу три: первый, это литература. Увидеть, сформулировать цель, к которой идем — и увлечь массы. Ваша "Туманность Андромеды" была для коммунизма такой же Книгой, как "Утопия" Мора и "Город солнца" Кампанеллы, для одной из составляющих марксизма — но недостатком ее было, что слишком уж оторвана от реальности, настолько бесконечно далеко, что не воспринималась как непосредственный идеал. Чужие имена, названия — с тем же успехом вы могли описывать будущее не нашей Земли а какой-то иной планеты, мир "андромеды" прекрасен, только мы, советский народ, тут при чем? Так что есть мнение, что надо немного приземлить и приблизить — в меру конечно, "командир звездолета "Тантра" Иван Петров" тоже как-то не звучит, атмосфера не та. Но технические вопросы решать будем уже в процессе. Вы один раз уже сумели это сделать — сможете и сейчас.

— Иван Антонович, мы все понимаем и не требуем книгу уже завтра, — сказала Лазарева. — А просто хотим, чтобы вы учли: написав эту Книгу, вы сделаете для нашей страны и для дела коммунизма гораздо больше, чем палеонтологией. Мы дадим вам всю необходимую информацию, окажем содействие. Вы только пишите.

— Я тоже понял вас, — ответил Ефремов. — Но боюсь, тут сразу вырисовываются некоторые проблемы. Дело в том, что идея написать книгу о далеком будущем у меня появилась больше двух лет назад. Прочитал два десятка иностранных фантастических книг на эту тему — и захотелось дать свой ответ... И все это время я постепенно подбирался к такой повести или роману. Не знаю, сообщали ли вам из будущего, как именно я пишу книги. Обычно перед этим я долгое время собираю нужные сведения из разных областей наук, чтобы все написанное точно соответствовало реальности — и записываю все нужное в специальные тетрадки. Это занимает времени во много раз больше, чем само написание книги — написать, после того как идея полностью сформировалась — это гораздо быстрее, чем оформить в надлежащем виде саму идею. Потому я думаю, что мне не следует слишком зачитываться собственными творениями из будущего — я должен сам пройти весь путь к ним, а не получить в готовом виде. Иначе это в итоге может только повредить, когда я буду заниматься новыми книгами, да и исправления в этой — выйдут ненадежными, сомнительными с научной точки зрения.

— Разумеется, мы не хотим, чтобы вы просто переписывали сами у себя! — поспешила согласиться Лазарева. — Тут вы совершенно правы. Продолжайте работать так же, как всегда, просто не забывайте — мы в любой момент готовы оказать вам любую помощь.

— Да, конечно. Но вы выделили два направления. Во-первых, ускорить написание книги, во-вторых, изменить некоторые ее детали, которые, как вам кажется, ухудшают впечатления от нее. По первому вопросу я не уверен, что смогу вам обеспечить таковое ускорение. Спешка в создании такой важной книги — может, опять же, только навредить. Так что, простите меня, товарищи, но торопиться я не буду. Я, разумеется, теперь уделю именно книге о будущем человечества больше времени, чем раньше, но гарантировать ничего не могу.

— Торопиться не надо ни в коем случае, — вступил в разговор Сталин. — Какой вред может быть от ненужной спешки — мы все хорошо знаем по опыту. Пишите, как привыкли, но если вам понадобится помощь в тех задачах, которые можно быстрее решить с нашей помощью — например, поиск какой-то редкой информации — тут-то мы вам и поможем, найдя все для вас.

— А что касается второго вопроса — изменения деталей, быть может, даже сюжетообразующих — то я смогу решить эту проблему, только когда у меня будет достаточно сведений. Ведь может так статься, что с точки зрения науки именно так, как написано в книге — и является верным! А мне хотелось и хочется описать будущее в полном соответствии с наукой. Иначе это будет тот же путь, по которому идет иностранная фантастика, ограниченная сегодняшним днем, не понимающая неизбежность изменений, которые обязательно наступят на пути к будущему!

— Ну что же, — задумался Сталин. — Полагаю, этот вопрос еще понадобится рассматривать отдельно — ведь сейчас нам даже не ясно, будет ли противоречить науке некоторое исправление книги или нет. Вы правы в том, товарищ Ефремов, что сперва вам нужно собрать необходимую информацию. Вот когда ее будет достаточно — уже будет о чем говорить.

— И поскольку полное соответствие сведениям, данным нам наукой, я считаю чрезвычайно важным... — добавил Ефремов. — То, если это возможно, я хотел бы получить доступ к некоторым знаниям будущего, разумеется, тем, которые не являются секретом, и которые можно использовать в научно-фантастической литературе. Не сомневаюсь, что наука потомков знает о вселенной больше, чем наша собственная, так что это лишь поможет сделать книгу более достоверной.

— Такой просьбы мы ожидали, — улыбнулся Сталин. — И вполне можем вас обеспечить и необходимой информацией из будущего.

— Вы еще не поняли, отчего это место "библиотекой" зовут? — вмешался Кунцевич. — Там книги из будущего, в соседней комнате. Выносить нельзя — но вам мы машинописные копии дадим, и ваших, если захотите, конечно, и других. Вы только пишите — мы вам все условия создадим. И кино по вашим романам снимем, как положено.

— Да, предвидя еще один вопрос, который у вас наверняка возник, — продолжил Сталин. — Технические подробности Контакта с будущим, это отдельный секрет СССР. Знать который для вашей текущей задачи — вовсе не требуется. Вы на своем участке творите — и это будет намного большей помощью нашему делу.

— Верно, — подтвердил Пономаренко. — Добавлю. Другой важный участок деятельности после литературы — это педагогика. Воспитание и образование коммунистических людей, это будет столь же важно, как массовое производство всякого "железа". На этом фронте также другие люди работают уже — но вам для сведения, Иван Антонович, генеральная линия Партии тут, это воспитание человека-творца. Не можем мы в обозримом будущем, Америку догнать и перегнать по потреблению товаров, а тем более, оградить наших людей от "тлетворного влияния Запада", где в их фильмах у каждой семьи и дом, и телевизор, и две машины в гараже. В той истории Хрущев попытался — и что получил... Это не значит, что потребительским товарам не будет уделяться внимания — но приоритет будет на том, чтобы каждому предоставить возможность творить, "найти себя", свое место в жизни, быть счастливым. Дело тоже трудное, поскольку возможно это лишь в самой живой динамике, развитии — а устоявшиеся формы, то есть бюрократия, будут этому мешать, причем из самых лучших побуждений, так что назревают еще и реформы управленческого аппарата. Но повторю, этим другие люди заняты, вам же сообщаю для сведения, о чем в книгах писать. И третий фронт, это психофизиология — сделать будущих людей не только духовно иными, но и возможно, биологически иными. Впрочем, на эту тему вам товарищ Смоленцев лучше расскажет.

— Чуть после — ответил Смоленцев — и не только расскажу. Нашел я одного кадра, еще в Самарканде, теперь в Москву пригласил. Вы, Иван Антонович, к своему здоровью относитесь наплевательски — если прямой угрозы нет, ну а что где-то по мелочи болит, это необходимые трудности. Вот только от такого умирают, медленно и верно — причем наша медицина эти хронические и малозаметные "сбои настроек организма" лечит гораздо хуже, чем ранения и увечья. Вы же почки застудили — и от этого, в нашей истории... вам сказать, когда вы умерли? Так реально вам еще десяток лет подарить, а то и больше.

— Подтверждаю — усмехнулся в усы Сталин — я там умер в марте этого года. И я знаком с товарищем, о котором упомянули, его процедуры возможно, не вполне научные, но эффективные. Так что советую вам послушаться — напишете еще с десяток отличных книг.

— Да, — вспомнил Ефремов. — А как быть с моим основным местом работы? Надеюсь, мне не придется уйти из Института Палеонтологии и забыть про мои собственные научные исследования?

— Ну отчего же, — ответил Пономаренко. — Был в будущем такой писатель и историк Игорь Можейко, он же Кир Булычев, вполне успевал совмещать, попробуйте и вы. А теперь несколько подробнее опишу один из вариантов нашей вам помощи. В будущем изобретут всемирную информационную сеть — "интернет". Вот представьте, вы бы, когда вам надо, например, прояснить, в каком году помер король такой-то, или особенности географии Камбоджи, или принципы водолазного дела, да мало ли что для книги может понадобиться — просто снимаете трубку телефона, и говорите ваш запрос, а через секунду получаете исчерпывающий ответ? Это вместо того, чтобы ходить по архивам и искать самому. Интернета у нас пока не придумали, но замену в ручном режиме предложить можем — в лице наших сотрудников, которые будут для вас всю информацию собирать. Да вы же одного из них знаете даже, в Ленинград ездили в прошлом году, и там с товарищем Гумилевым встречались, мне Анна Петровна говорила. А друга его помните, что тоже при этом был?

— Валька, бывший морячок, студент ЛГУ, с которым Лев Николаевич вместе служил? Помню.

— Ну, Валентин Саввич Пикуль в будущем тоже станет великим писателем, на историческую тему. И книги его вы тоже можете прочесть. А пока — после учебы так же бегает по архивам и собирает для Льва Николаевича материал. Что смею надеяться, и ему пойдет только на пользу. Кстати очень рекомендую вам поближе познакомиться с этими двумя замечательными людьми. Равно как и с Аркадием Стругацким, которого вы также имеете честь знать, и с его братом Борисом, с которым вы пока не знакомы — коллеги ваши будущие по писательскому ремеслу.

— Однако полагаю, иногда мне все же нужно будет что-то искать и самому, — заметил Ефремов. — Другой человек не всегда может... все учесть и на все необходимое обратить внимание.

— Само собой, — согласился Сталин. — Кстати, я надеюсь, вы не будете на меня в обиде, что кое-какие ваши мысли из будущих книг — об этике и эстетике — я уже в свои выступления и труды включил? Потому можете считать, что мы вам долг отдаем, за то заимствование. Ну а что касается кино, которое тут упомянул товарищ Кунцевич — это тоже сложный вопрос. Пока нет уверенности, что современное состояние кинематографа позволит действительно хорошо экранизировать ваши будущие книги — но и над этим мы будем работать, перенимая опыт кино будущего времени.

— Мечтаю сыграть Фай Родис, — сказала Лючия. — Или здесь у этой героини уже будет русское имя?

— Мне кажется, что эта роль куда больше бы для Анны Петровны подошла, — заметил Пономаренко. — Но товарищ Лазарева у нас человек очень занятой. Хотя после "Высоты", отчего бы нет? А вы, товарищ Смоленцева, в том фильме сыграли бы Чеди Даан, так кажется ее звали?