Я - киборг-убийца

— Давай снова вернемся в прошлое. Тебе предлагают операцию в обмен на пожизненную службу агентом. И что ты ответишь?

Я промолчал.

— К тому же, насчет рабства ты не прав. Рабы не живут в дорогих отелях, у них нет шикарных машин и стильных шмоток. А у тебя все это будет, если постараешься.

— Мягко стелете, капитан. Вы и так дохрена вложились, а теперь будете и дальше тратиться на мою красивую жизнь? Интересное отношение к 'оружию'.

Он снова пожал плечами.

— Всякое оружие требует затрат на обслуживание. Самолет требует денег не только на то, чтобы взлететь и стрелять, его на земле обслуживает квалифицированный персонал. Ядерная боеголовка требует не только хранения и обслуживания, для нее нужны еще и носители — а это целая ракетная отрасль. Эксплуатация любого оружия обходится дороже самого оружия, это аксиома. К тому же, чем совершеннее оружие, тем сложнее его контролировать. У самого совершенного уже есть даже собственная воля, как видим, возможно, что и принципы в придачу. И это накладывает свои условия на эксплуатацию и обслуживание. Да, мы могли бы нацепить на тебя ошейник с взрывчаткой и заставить выполнять нашу волю под страхом смерти... Но, во-первых, как только на тебя ошейник наденут, ты начнешь думать о том, как его снять. Во-вторых, страх смерти в твоем случае может не сработать — у тебя его нет.

— Чего?!

Капитан перевел взгляд на 'доктора':

— Валентин Сергеевич?

— Если на пальцах — то мы частично заблокировали участок мозга, отвечающий за страх. Ты по-прежнему отдаешь себе отчет об опасностях, но животный страх смерти больше не влияет на твое мышление и поступки. Проще говоря, ты уже не можешь оцепенеть от ужаса, запаниковать или потерять голову.

Я хмуро кивнул:

— Вот оно что... Я-то думаю, отчего эта ситуация вызывает у меня такое слабое беспокойство...

— Именно, — подтвердил капитан. — Другой паренек шестнадцати лет от роду уже просил бы отпустить его к мамочке, ну или там обратно в детдом, и клялся бы всем на свете, что никому ничего не расскажет... В общем, все упирается в твою эффективность. Если оружие приносит больше пользы, чем требует затрат — это хорошее оружие.

— Понятно. Только это, давайте без сказок дальше. Будь я меньше — еще мог бы подумать, что кого-то волнуют мои принципы...

— Удивительно, но факт. Вот Валентин Сергеевич. Ему двадцать лет назад сделали предложение — щедрое финансирование исследований, достойная компенсация, отсутствие помех...

— Незаконные эксперименты на людях заодно...

— Именно. И он сразу поставил условие — только на добровольцах или смертельно больных. Организация приняла эти условия — к всеобщей радости, включая твою. Сотрудник, будь он ученый или боец, имеет свою волю, свои принципы — и свою вероятность выхода из-под контроля, если эти принципы попрать. Жесткое принуждение чревато восстанием, знаешь ли, а историю мы знаем и уважаем. И наш подход оправдан: у нас единичные случаи бунтов, предательств и дезертирств, хотя организация большая. Так и с тобой. Мы боремся как с картелями, так и с терроризмом. И не только с ними. Выбирай себе ту борьбу, в правильности которой ты не сомневаешься — а нам все равно, на каком фронте ты преуспеешь. Ключевой вопрос — именно в результативности.

В этот момент Валентин Сергеевич постучал пальцем по часам:

— На сегодня хватит. Продолжим завтра.

Капитан кивнул:

— Значит, завтра. Спокойной ночи, Кирилл, и начинай привыкать к мысли, что теперь организация — твоя единственная семья. Мы тебя создали и потому только нам не интересно тебя препарировать, чтобы посмотреть, как ты устроен.

— Таблетки, — напомнил Валентин Сергеевич. — О них забывать нельзя. Никогда.

Под его присмотром я принял таблетку и запил соком.

И когда он уже пожелал мне спокойной ночи и почти вышел из палаты, я спросил вдогонку:

— Валентин Сергеевич! А если бы такой весь из себя уникальный я не оказался неизлечимо больным? Если б вы нашли совершенно здорового кандидата? Что тогда?

Он немного помолчал и сказал:

— Тогда я был бы поставлен перед самым тяжелым выбором в моей жизни.

* * *

Утром следующего дня для меня начался сложный период. Безымянный Капитан доходчиво растолковал мне все, что еще оставалось непонятным: организация ждет первых испытаний прототипа в течение трех месяцев. К моим услугам лучшие инструкторы и усиленная программа, и через три месяца я пойду на тест. Проще говоря, меня отправят кого-нибудь убить, и, может быть, этот кто-то будет не один.

Валентин Сергеевич, со своей стороны, рассказал мне все, что мне требуется знать о самом себе.

Кибернетический средний мозг — принципиально новое вычислительное устройство, имеющее сходную с тканями мозга консистенцию, состоящее из органических полупроводников и не содержащее металла в принципе.

— То есть, никаких там псевдомышц и титанового скелета, как у терминатора, у меня нет? — уточнил я.

— Нет, разумеется. Ты же киборг, а не робот.

— Хм... Терминатор же вроде тоже киборг?

— Ошибка. Киборг — это обязательно живой организм с кибернетическими частями тела. Робот, покрытый кожей для маскировки, организмом не является. К тому же, возможность пройти металлодетектор и рентген — важная для тебя 'фишка'. Металлодетекторы везде, а скоро и рентгены, как в аэропорту, появятся в любом важном месте. Но поскольку кибернетический мезэнцефалон мало отличается от живого мозга — тебе и рентген не помеха.

— А броня или еще что?

— У тебя нет ничего, помимо этого импланта. Ты киборг — но не машина. И настолько же смертен, как и любой другой человек. Однако улучшенные рефлексы, снятые ограничители и заблокированные участки страха и боли — все равно колоссальное преимущество. Ты начнешь убеждаться в этом уже сегодня.

И он не обманул.

Какая-либо физподготовка была все еще преждевременной, поэтому первые несколько дней меня обучали только обращению с оружием. Точнее — эксплуатации оного. Стрелять меня не учили вообще, и при первом же походе в тир я понял, почему.

То, что я с десяти метров попадал из пистолета в подброшенную монету, меня не очень удивляло: десять метров всего, прокачанный глазомер позволяет совмещать ось ствола с монетой, все просто. А вот умение поражать двигающуюся мишень из винтовки со ста метров вторым выстрелом все же озадачило.

— И на пятьсот будешь, — уверил меня капитан. — Полигонные тренировки начнутся только на третий месяц, но ты можешь мне поверить уже сейчас. Там все очень просто, на самом деле. Когда ты стреляешь, то на рефлексе замеряешь время между выстрелом и попаданием пули. А зная, сколько времени пуля летит на заданную дистанцию, ты видишь, на сколько смещается цель за это время. И по упреждению стреляешь. И таким образом ты будешь поражать любую цель на любой дистанции, при условии, что технический разброс оружия на этом расстоянии меньше размера мишени. Все, что тебе надо — один пристрелочный выстрел.

— Хм... А если цель движется на фоне неба? Я не увижу попадания при промахе.

— Тогда пристрелочный делаешь в землю или любое препятствие перед мишенью.

Уже вечером я убедился, что хоть на сто метров в мишень, хоть с десяти в монетку — я поражаю цель восемью выстрелами из десяти.

— Потому что хиловат ты пока, особенно для всего, что больше пистолета. Как форму улучшишь — процент будет за девяносто. И учти, что отклонение на сантиметр — это промах в монетку. Но твои основные цели будут больше.

Тема стрельбы по людям тщательно обходилась всеми, возможно, с целью более мягкой подготовки психики, но я прекрасно отдаю себе отчет: рано или поздно придется стрелять в людей. Мне эта перспектива не нравится, но выбора нет. Я — оружие, и если хочу жить... Придется выполнять свои функции. Если б не проклятые таблетки, я еще мог бы сбежать, но они, окаянные — тот самый невидимый поводок.

Но определенный план у меня все же есть: таблетки у меня всегда будут при себе, даже на заданиях, а если верить капитану, то между заданиями я буду предоставлен самому себе. Дорогие отели, машины, яхты... Все это станет реальностью, если я смогу проворачивать операции, которые без меня были бы слишком дорогими или вообще невозможными. И вот тогда у меня будет возможность найти человека, который сможет изучить одну таблетку и создать аналог.

Побег в этом случае тоже станет реальностью...

...Если к тому времени я еще буду хотеть сбежать.

* * *

Три месяца пролетели быстро: я был занят с утра до вечера. Теория, практика, физподготовка — и так по кругу. Я изучал рукопашный бой, обращение с множеством видов оружия, шлифовал английский язык, учился водить машину, а также осваивал собственные возможности и все больше убеждался, что мой спаситель и создатель потратил много миллиардов отнюдь не впустую.

Когда мое состояние позволило мне заниматься в полную силу, мне устроили спарринг по боям в смешанном стиле с тремя бойцами по очереди — все трое восемнадцати лет.

— Учти, — предупредил меня капитан, — это не наши люди. Их пригласили быть спарринг-партнерами подрастающего перспективного бойца и пообещали пятьсот долларов сверху, если удастся нокаутировать тебя или вынудить сдаться. Все трое — небогатые, пятьсот долларов для любого — немалая сумма. Они будут стараться... Да, и это — спортивный поединок, не боевой. Без смертельных приемов и переломов, понятно?

На практике постараться удалось только второму: первого я в самом начале боя поймал за руку и бросил через себя, используя инерцию его же замаха, а потом, сев сверху, молотил по лицу, пока он не начал хлопать рукой по полу. С третьим все закончилось за четыре секунды: он ударил, я поднырнул под руку и двинул в челюсть. Парень, правда, не упал, но 'поплыл', так что ударить ребром стопы под колено сзади и уронить уже было нетрудно.

А вот второй заставил попотеть. Он оказался не ударником, а борцом, и сразу попер на меня, не раскрываясь. Добрые две минуты мой противник гонял меня по рингу, пытаясь схватить, но я каждый раз выскальзывал у него из захвата, иногда награждая его тумаком до того, как он успевал уйти в оборону, и отчаянно борясь с желанием пнуть его в коленную чашечку и сломать ногу. На третьей минуте он меня таки схватил, борьба перешла в горизонтальное положение, но в итоге мне удалось поймать его в контрзахват. Противник все же вырвался на чистой силе, но в итоге потерял инициативу, а я оказался позади и схватил его вначале в полунельсон, а потом и в полный нельсон, вынудив сдаться.

— Неплохой потенциал, — резюмировал Капитан, — ударам критически не хватает силы и скорости, но это наживное. Общий результат руководству понравится. Все они сами по себе начинающие, занимающиеся год-два, но у подростка шестнадцати лет от роду и без практики шансов в обычных условиях нет в принципе.

В конце меня свозили на полигон. По пути я надеялся понять хотя бы, где нахожусь, но комфортабельный фургон оказался без окон.

На полигоне выяснилось, что с автоматическими винтовками и автоматами дело обстоит намного хуже, чем с пистолетами. Из снайперской винтовки я поражал мишень только один раз из трех, причем без разницы, движущаяся мишень или неподвижная: сказалось отсутствие навыка правильной прикладки.

С автоматами тоже всплыл неприятный косяк: на коротких дистанциях все замечательно, на средних намного хуже. Мои рефлексы мало чем могли мне помочь, если я не видел, куда попадают пули.

Впрочем, результаты Капитана не обескуражили.

— Тренировка — великое дело, — сказал он. — Когда у Симо Хяюхя спросили, как он сумел стать лучшим снайпером в истории, он ответил одним словом: 'Тренировка'. Думаю, если бы мы сюда пригласили пару обычных пацанов твоего возраста — их результаты были бы несоизмеримо хуже. Не всякий срочник так стреляет, что уж там.

— А кто такой Симо Хяюхя? — спросил я.

— Финский снайпер. Во время Зимней Войны за несколько месяцев убил из винтовки без оптики, по разным данным, от пяти с половиной до семи с половиной сотен красноармейцев, попутно подняв снайперское искусство на тот уровень, где оно и поныне находится. Пистолетов и автоматов он тоже не чурался, к слову. Все это — за неполные три месяца.

— Хм... Минимум семь человек в день?

— На самом деле, больше. В расчет брались только наверняка убитые и не брались цели, по которым стреляли несколько снайперов.

— Да уж, мастер своего дела.

— Талант и тренировка, только и всего. Именно так появляются мастера.

* * *

Время — неумолимая штука. Если отпущено на все про все три месяца — то эти три месяца истекут ровно через три месяца.

Крайний день наступил с неумолимостью рока.

— Все-таки это хреновая идея — готовить спецагента всего три месяца, — сказал я Капитану вечером перед отправкой на тест.

— Частичная суть проекта, на самом деле, в том, чтобы получить подготовленного солдата вообще без подготовки. Если готовить тебя долго — будет неясно, то ли имплант сделал чудо, то ли ты феноменально талантлив. Задание, впрочем, будет простое, не переживай.

— А что будет с прототипом, когда он докажет эффективность проекта? — задал я давно мучивший меня вопрос.

— То же, что и с прототипом танка или самолета. Пойдет в строй вместе с первыми серийными образцами. Но и тут есть специфика. Во-первых, ты будешь прототипом очень долго, потому что победа над проблемой соединительной ткани — вопрос десятилетия минимум. А когда технология будет отлажена и появятся первые серийные... К тому моменту, если доживешь, у тебя будет то, чего имплантировать нельзя. Опыт. И ты из агента станешь инструктором. Во-вторых, ты обошелся нам очень дорого, и руководство попытается получить с тебя все дивиденды, какие сможет. Деньги потрачены — все, их больше нет. Взамен у нас есть научные открытия, которым далеко до окупаемости, и ты как таковой. Помнишь, что я говорил тебе в самом начале? Если ты приносишь больше пользы, чем стоимость твоего содержания — ты хорошее оружие. Если ты можешь то, что невозможно без тебя — ты незаменимое оружие, существующее в единственном экземпляре к тому же.

И вот мы катим в том же закрытом фургончике и попутно завтракаем бутербродами: путь займет полдня, так что позавтракать 'дома', в секретной лаборатории, не хватило времени. В кабине — два неразговорчивых крепких парня, чем-то смахивающих на Капитана, мы — в салоне. Я спокоен — благодаря импланту, естественно, иначе меня сейчас, надо думать, трясло бы от адреналина и страха.

— Так теперь я, наконец, могу узнать детали испытания? — спросил я, допив кофе из термоса.

— Конечно, — кивнул Капитан. — Итак... Город дружественный. В том понимании, что куплено все, от рядового полицейского до прокуратуры и судей. Если облажаешься — безропотно сдавайся полиции, мы вытащим тебя в течение нескольких часов. Разумеется, в реальных миссиях у тебя такой возможности не будет, но пока это все еще полигонное испытание.

— Ничего себе полигон...

— Я серьезно. Город — наш полигон, тут мы ведем исследования различных аспектов борьбы, скажем так. Например, испытываем террористические методы на преступниках. К примеру, раньше, десять лет назад, тут в год воровали по две сотни машин. Мы вычислили всех, кто этим промышлял, и зачистили. И воров, и мастеров по перекраске-перебивке. Два года спустя проверили — все на своих на местах, но в год крадут уже едва сотню. Мы повторили зачистку — теперь десять-двенадцать, и не местные, а гастролеры.