Сказки моей осени (16, 17)

Через три дня она убедилась, что странный сон, из которого её вырвала нахалка Мор в первую ночь после похищения, не был странным. То, что ей не хотелось просыпаться, то, что просыпалась ужасающе трудно, а потом еле-еле привыкла к такому режиму — всё говорило, что для неё поменяли впечатления дня и ночи. Она теперь спала днём, а бодрствовала по ночам.

А Бераак выполнял свою мечту: он зарабатывал на ней, да ещё как!

Бывало, что по ночам, которые для неё стали днями, он приводил на ритуал к Слушающей по пять-шесть человек.

Поначалу Настя едва сдерживала свои эмоции: это люди с поверхности земли! А если она скажет им хотя бы словечко, кто она и откуда здесь? Но глядя на лица, чьи глаза завязаны, понимая, что им приказали молчать в присутствии Слушающей, она постепенно сникла. Сначала испытывала счастье, слушая заикающуюся речь фамильяров, которые с преобразившимися хозяевами начинали говорить быстрей, без растягивания звуков, потом тоже стало всё равно — и ритуалы, во время которых думала, как бы сбежать с помощью магов, проходили чисто машинально... Сутки сменяли другие, а девушка всё убеждённей приходила к мысли, что для неё жизнь в этом месте — медленная смерть. Пару раз она поплакала при Берааке, чуть не с ненавистью рыдала, выплёскивая на него свою злость, а потом успокоилась.

Как-то очень легко успокоилась. Стало всё равно. Когда думала о тех, кто остался наверху и пропал для неё навсегда, просто вспоминала события, которые проходили совместно с ними. А потом и вспоминать перестала. Жила тупо от одного "дня" к другому. Просыпалась с кратким ритуалом: "Доброго утра, Ристерд". Засыпала с тем же ритуалом: "Спокойной ночи, Ристерд". Ещё один ритуал: ей принесли книги, и в самой толстой, которую, как надеялась, не сразу заберут назад, потому что в ней постоянно торчала закладка, она на предпоследней странице начала ногтем отдавливать чёрточки, чтобы считать дни, проведённые в самой настоящей темнице.

Читала первые два дня. Потом и книги опостылели.

Небольшое разнообразие вносили служанки, которые под контролем мужчин-громил приходили мыть полы в её комнатах и прибираться или менять постельное бельё. Но с ними даже поговорить не удавалось: кажется, им тоже строго-настрого приказали, чтобы не смели общаться с нею.

Раз, отчаявшись, она попросила Бераака хотя бы раз вывести её на воздух.

Он категорически отрезал:

— Нет. Такого не будет!

— А что будет? — безучастно спросила она.

— Ты всегда будешь подчиняться мне! — самоуверенно объявил он. — Что я ни скажу — сделаешь! Понятно?

— А если пропадёт дар Слушающей?

— Тогда ты... — Он ухмыльнулся. — Получишь нож в бок и будешь похоронена в дальнем углу моего двора.

Однажды, проснувшись среди ночи, Настя долго смотрела на огонёк свечи, которую зажгла перед сном. Голова чистая и ясная. Никакой тупости. Девушка встревожилась, но не сумела сделать нужный вывод, решив, что всё прояснится "утром". А на завтрак снова выпила травяной чай и забыла обо всём, что коротко пережила ночью.

И снова её больше ничего не интересовало. Вскоре Настя, как ей показалось, научилась отключаться от своих переживаний. Могла сидеть на стуле или на кровати и бездумно смотреть в стену напротив. Сначала боялась клаустрофобии, но эта боязнь медленно утонула в том же безразличии.

Когда на предпоследней странице толстой книги накопилось четырнадцать чёрточек, Настя с трудом пробилась сквозь странную апатию и во время завтрака с Берааком монотонно сказала ему:

— Сегодня проводить ритуал не буду.

— Как это?! — вскинулся хозяин темницы.

— А вот так.

— Не хочешь объяснить? — разгневанно потребовал тот.

— Не хочу. Да и зачем?

— Твой кузен... — вкрадчиво и угрожающе начал Бераак, вглядываясь в её глаза.

Девушка пожала плечами.

— И что? Что — мой кузен? Убьёшь его, что ли? И? Мне от этого ни холодно, ни жарко, честно говоря. Можешь, кстати, и даму Летицию убить. И меня заодно. И вообще... — Она равнодушно посмотрела на него, с трудом держа глаза открытыми. — Мне спать хочется. Постоянно. Проводи сам свои ритуалы. Мне они опостылели. А я усну...

Она потянулась за привычной чашкой с чаем. Бераак неожиданно выхватил чашку из её вялой руки и зарычал:

— Потом выпьешь! А сейчас... — Он встал из-за стола и потащил её к входной двери. — И не смей звать кого-то на помощь, поняла?!

— А мы куда? — нисколько не удивляясь его внезапной активности, спросила Настя.

— Гулять!

Перед входной дверью он туго завязал ей глаза, а потом легко поднял на руки и вынес на улицу. То, что она оказалась на улице, стало понятно сразу: в нос ударил свежайший морозный воздух конца ноября с едва уловимыми ароматами промёрзшего дерева. Бераак, ругаясь, стащил с её глаз повязку. Настя, ёжась подняла глаза к ночному небу и замерла. Бесконечная чёрная синь с белыми искрами звёзд будто взлетела с земли. Девушка вдруг покачнулась и чуть не упала, когда небо резко поехало перед глазами, а ноги дрогнули от слабости. Бераак больно сжал ей плечи, помогая устоять.

— Хватит на сегодня, — угрюмо сказал он. — Завтра выйдем и постоим подольше. Но сегодня ты должна провести ритуал. Иначе я больше тебя сюда не выведу!

Учащённо дыша, боясь, что за сутки ей больше не глотнуть этого прекрасного воздуха, девушка позволила снова повязать тряпку на свои глаза и отнести себя в подвал.

И только в спальне, где отдыхала после проведённого-таки ритуала, додумалась и принялась отчаянно ругаться сама с собой: "Ты же была на поверхности! Почему ты никого на помощь не позвала, дура?!" И отчётливо сознавала — почему. Наслаждение от свежего морозного воздуха, от созерцания неба, от взгляда по сторонам, которые не были закрыты преградами в виде стен, перекрыло все давние мысли о побеге. "Ничего, — уговаривала она себя. — Он обещал и завтра меня вывести. Значит — время ещё есть!"

Дни покатились с новой частью обыденного ритуала: каждую ночь Бераак выводил Настю наверх, и она жадно всматривалась в окружающий её ночной мир. Но... не звала на помощь, как хотела. Три дня прошло, прежде чем она поняла. Нет в живых Ристерда. И ей не хочется туда, где кипит жизнь, но нет единственного человека, с которым хочется быть рядом. С некоторых пор любые мысли о Ристерде вызывали у неё слёзы. Горячие и, тем не менее, безразличные. Она оплакивала его, как будто оплакивала собственную жизнь. А как иначе? Он был её жизнью, хотя она только недавно догадалась об этом.

Чай ей продолжали подавать на завтрак. Где-то внутри она уже сообразила, что он лекарственный, что он успокаивает её, и даже была благодарна Берааку, что не может выплакать по-настоящему своё горе. Оплакать Ристерда.

После третьей недели в темнице она перестала отдавливать чёрточки на странице книги. Безразличие засело так глубоко, что она порой чувствовала себя исполнительной машиной. Больше не протестовала против проведения ритуалов и бездумно наслаждалась кратковременными выходами в открытый мир...

Проведя очередной ритуал и поняв, что наверху скоро утро, Настя неохотно поужинала — привычно в одиночестве, без Бераака. И прошла в свою спальню. Села на кровати и уставилась в стену. Пора спать. Правда, сегодня её что-то беспокоило. Но она недавно поняла одну мудрость: в жизни должен быть твёрдый распорядок дня. Так легче жить. Особенно, если скована рамками темницы. Жить от известного события к другому известному событию удобно... Так что она медленно подняла руки, чтобы снять с волос все заколки и начать готовиться ко сну.

Глаза необычно стремительно скользнули к стене слева.

Показалось, что там кто-то появился.

Нарушение её покоя. Уже давно такого не было. Даже склочную Мор заставили покориться для услужения "девицы из темницы". И та больше неприятных сюрпризов не устраивала. Но что, если... а вдруг? Настя машинально встала и подошла к подозрительной стене. Не хотелось бы вляпаться в нечто грязное...

Но стена была пуста, и она вернулась к кровати. Сняв с волос все заколки, Настя опустила руки и посидела немного, думая о своём завтрашнем дне, известном ей досконально, до мелочи. "Как белка в колесе..."

Краем глаза снова уловила что-то странное с той стеной, но на этот раз не встала, а продолжала следить. Вскоре она поняла, что стена, которую, между прочим, плохо видно из-за свечей, поставленных только рядом с кроватью, время от времени покрывается вертикальными полосами, которые трудно увидеть, потому что они мгновенно исчезают.

Уже озадаченная, Настя снова заставила себя встать и подойти к загадочной стене.

Внезапно полосы заколыхались, а ещё внезапней наполнились цветом и формой, и перед девушкой появился страшно окровавленный Ристерд. Он покачался, напрасно пытаясь улыбнуться разбитыми губами, а потом прошептал:

— Ну и понаставили тут тебе... блоков от нас... Не прорвёшься...

Она бросилась к нему обнять. Вовремя — он закрыл глаза и повис на ней, чуть не свалившейся вместе с ним.

Семнадцатая глава

Но едва девушка укрепилась на ногах, как тело Ристерда отвердело, и он перестал опасно пошатываться и давить на неё, стараясь устоять на ногах самостоятельно.

— Всё, всё... — прошептал он. — Не держи меня. Это только в первые секунды, а потом я уже сам... Я и правда не думал, что будет так трудно прорваться к тебе.

— Ты... — не веря глазам, прошептала Настя. — Ты... живой?!

Она погладила его по спине, по плечам. Настоящий. Не бред. Не галлюцинация. Потрогала его затылок, заглянула в блестящие глаза, выглядывающие из-под привычно слишком длинных, слишком отросших волос, — и расплакалась, сама прильнув к нему.

А потом поверила — яростно. До потрясения.

— Ты живой! — пробормотала ему в плечо, в которое уткнулась лицом. — Живой!

Пелена странного плывущего состояния, когда ей было всё равно, мгновенно исчезла. Она с удивлением почувствовала, что начала мыслить ярко, и тут же реальность ворвалась в эти очищенные секунды: Настя спохватилась, отшатнулась от Ристерда, всё ещё крепко держась за его плечи.

— Ты ранен! — быстро сказала она, всматриваясь в его лицо с размазанными по нему потёками крови. — Что с тобой и как тебе помочь?

— Я не ранен, — всё ещё шёпотом отозвался он, радостно глядя на неё чуть сверху вниз, и она снова приникла к нему, страшась, что он вдруг вот-вот пропадёт.

— А что с тобой?

— Когда пробивался в твою комнату сквозь защиту от магии пространства, кровь пошла носом. А когда всё-таки пробился — размазалась по лицу.

— Тогда пойдём, я тебе сейчас лицо вымою...

— Насти...

Он вдруг оглянулся на входную дверь, а когда снова посмотрел на девушку, вопросительно кивнувшую ему, наклонился и коснулся её губ. Она чуть не заплакала, когда это мягкое прикосновение, замершее было на её губах только горячим дыханием, внезапно превратилось в требовательный поцелуй мужчины, который долго и настойчиво искал свою женщину. И нашёл. Ноги не подгибались — Настя с каждым едва уловимым движением Ристерда будто становилась сильней. Выступившие было слёзы высохли, когда она наконец осознала, что вот он — человек, смерть которого она оплакивала. Из-за которого ей было всё равно, останется ли она здесь, под землёй, или выйдет наверх, на свободу.

Поэтому, когда Ристерд неохотно выпрямился, не спуская с девушки глаз, она хрипловато сказала:

— Не бросай меня здесь.

— Не бросай меня там, — ответил он и снова коснулся её губ, но уже коротко, после чего вздрогнул и снова встревоженно уставился на входную дверь.

— Идём в умывальню, — шёпотом велела она.

Когда она открыла дверь, а он перешагнул порожек и огляделся, Настя услышала его прошелестевший по комнатушке смешок:

— И в самом деле — умывальня...

Они чуть не поссорились — тем же шёпотом. Настя пыталась осторожно протереть его лицо, а он всё порывался брать горстями воду из ковша и просто умыться над тазом. Она уступила, а потом, пока он вытирался, с новым изумлением смотрела на него. Он жив. И он здесь. Невероятно!

— Но как? Как ты остался в живых? Я же видела... — И независимо от неё глаза наполнились жгучими слезами. Никогда не думала, что такое привычное выражение "жгучие слёзы" можно прочувствовать на практике. Но слёзы и впрямь жгли глаза, пока Ристерд не велел ей вытереться тем же полотенцем, которым сушил своё лицо. И она благодарно прижала влажное полотенце к себе, промакивая глаза.

Оглядываясь на дверь, Ристерд быстро рассказывал — вполголоса, благо дверь всё-таки закрыта:

— Мы долго не могли найти тебя. Потом сообразили, что тебя, возможно, держат под землёй. Полицейские пускали собак по следу из подземелья — они нашли-таки, где похитители вышли наверх. Но дальше собаки не смогли повести — фамильяры сказали, что след присыпан каким-то веществом, сбивающим со следа. Вызвали пространственников из военной части — из полка при королевском дворце. Они раскинули пространственную сеть над всем городом и пригородом. И однажды — это было несколько дней назад, сеть дала сигнал, что ты появилась на поверхности.

— Не поняла, — прошептала Настя. — А на что сеть раскидывали? Ну, если так можно выразиться?

— На твои вещи. Дама Летиция сразу отдала магам-пространственникам несколько вещей из твоего гардероба. На сохранившуюся магию вокруг них и ставили сеть.

Девушка хотела спросить, а разве такое возможно, но сообразила, что это лишний вопрос. Главным оставался другой вопрос:

— Ристерд, и что дальше?

— Дальше я должен подготовить тебя к переходу-переносу в другое, надёжно защищённое место, а для этого...

— Подожди, — прервала она его. — Кто-то сюда идёт.

— Откуда ты знаешь? — прошептал Ристерд.

— Видишь эти две свечи? Я давно заметила: когда кто-то идёт в мою комнату, они начинают волноваться. Из-за сквозняка. Где-то открыли дверь наружу. Где тебя спрятать?

Последний вопрос был обращён Настей к себе же. Она лихорадочно обдумывала, какое место в её довольно бедном мебелью подвальном помещении может быть скрытным для чужого глаза. Ристерд терпеливо ждал, застыв глазами на двери в умывальню и не опуская ладони с рукояти учебного меча.

— Под кроватью, — сказала наконец Настя, выдохнув с облегчением. — В моей кровати внизу есть ящик для постельного белья. Меняли постель два дня назад. И это было впервые. Значит, ещё, как минимум, с неделю туда никто не заглянет. Бежим!

Они выскочили из умывальни и бросились к кровати под балдахином. Глянув наверх, Ристерд усмехнулся.

— А если...

— Нет, он очень непрочный, — сразу догадалась о его предложении девушка. — Я туда пару раз лазила, чтобы найти выход. Увы. Быстрей забирайся в ящик!

Она подняла край покрывала, и Ристерд, разглядев тёмное нутро кровати, шмыгнул в импровизированную нору и мгновенно лёг, отодвинувшись в самую глубину плоского ящика. А Настя подёрнула край, разглаживая покрывало, а потом поспешно отошла от кровати — к кабинету. Уже на пороге она услышала, как открылась входная дверь.

— Куда попёрлась?! — грубо прикрикнула Мор, внося в комнаты ведро со шваброй. — После твоих вчерашних делишек с дурацкими ритуалами там столько грязи, а ты ещё и натоптать мне хочешь? Уйди оттуда! Сиди на своей кровати, вон, богатой!