Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-И как вы только друг другу не надоели! — все время удивляется моя мама.
Не знаю, не надоели и все тут.
Часам к восьми вечера появились потные измочаленные девочки с выездной торговли, короны русских красавиц съехали набок, сарафаны нелепо топорщились поверх джинсов. За собой они тянули не менее измочаленный товар, я на ходу профессиональным взглядом оценивала убытки.
-Ой, все, силы на исходе! — русские красавицы сбросили свои кокошники и достали по сигарете.
-Представляете, Татьяна Михайловна заставила нас еще пустые бутылки принимать, так нам алкаши целый вагон натащили, вот завтра Сергеевна разбурчится! Ну все, мы побежали.
Мы с Ленкой обошли все помещения, включили сигнализацию и навесили на двери большой замок. Валерки почему-то не было.
Теплый июньский вечер — это дружеский поцелуй короткого сибирского лета. В мае может еще выпасть снег, в июле при сорока градусах расплавится асфальт, а в августе уже зарядят мелкие холодные дожди, но июнь — это именно то, о чем мечтаешь морозной зимой, сырой осенью и ветреной весной. Короче это то, что надо.
Мы медленно, наслаждаясь прекрасной погодой, шли к автобусной остановке, направо и налево здороваясь с любимыми покупателями. Вот так идут по улице только звезды эстрады и кумиры хлебного отдела! И тут я увидела Его! То, что это был именно он — не вызывало ни малейших сомнений, я толкнула в бок Ленку:
-Смотри, мужчина из городской администрации нарезался!
То, что он нарезался у меня тоже не вызывало сомнений: слишком открыто он улыбался, слишком блестели его синие глаза, да и вообще не полагается членам городской администрации передвигаться по родному городу вот так, неторопливой походкой охотника. Глаза наши встретились, и я сразу поняла, что он не просто подойдет сейчас именно ко мне, но и то, что вся жизнь моя прошлая катится прямо под откос, а зарождается в ту же минуту новая, другая жизнь, а уж лучше или хуже она будет — неизвестно! И так быстро пробежали в моей голове эти несвязные мысли, так ясно ощутила я себя на самом-самом переломе судьбы, что в теплый июньский вечер вдруг мне стало очень холодно, как будто сама Госпожа Неизбежность подула мне за шиворот своим ледяным дыханием.
-Маленькая рыбочка к нам продвигается! — обрадовалась Ленка неожиданному приключению.
-Здравствуйте, девушки, я корреспондент, беру интервью у прохожих. Почему вы не отмечаете праздник? — легкий иноземный акцент слегка удивил меня. Судя по дорогому парфюму и светлому костюму этот "корреспондент должен быть, по меньшей мере, директором компании".
-Если вы корреспондент, то где же ваш диктофон? — ехидно осведомилась я.
-Ну, вы же сами понимаете, везде цензура, сначала мы поговорим предварительно, а потом запишем.
-Нет, или сразу выпускайте в прямой эфир или никакого интервью! — посмотрим, как теперь выкрутится этот лжекорреспондент, ясно одно: он не из городской администрации.
-Ну хорошо, я не корреспондент, я сварщик, меня Эдик зовет.
-Кто зовет?
-Все, — новоявленный Эдик растерялся.
-А если все, то не зовет, а зовут. Ты иностранец.
-Угадали, — Эдик улыбнулся во все свои 32 зуба, — а где вы работаете?
Только я открыла рот, чтобы что-нибудь соврать (а делаю я это легко и непринужденно, без всякого напряжения в голосовых связках), как моя до сих пор прикидывающаяся молчаливой рыбой Ленка быстро сказала:
-А мы вот в том магазине работаем в хлебном отделе.
И все. Никакой тебе романтики.
-Ну может быть мы выпьем шампанского за праздник? — по всей видимости этот напиток уже присутствовал в организме Эдика или он считал, что против шампанского продавщицы не устоят.
-Нам завтра на работу, — я злобно посмотрела на Ленку, — а шампанское мы вообще не пьем, это так, к сведенью.
-А я сегодня куплю у вас весь хлеб, и мы завтра устроим вам выходной! — обрадовался Эдик. Для человека с таким парфюмом проблем не существовало, он достал из кармана пачку долларов, которые я до этого видела только по телевизору.
-Ха-ха! — засмеялась Ленка — такие у нас не принимают, да и выходной нам никто не даст: местные жители магазин разнесут, если их оставить без хлеба.
-Что же делать? — расстроился Эдик — я здесь близко живу.
-К тебе мы не пойдем, если хочешь, пойдем на природу, здесь озеро рядом.
Ленка так удивила меня этими словами, что я выпучилась на нее как собака Баскервилей. Меня-то дома никто не ждет, кроме мамы, а у нее ребенок, злобный муж и не менее злобный любовник. Чудеса!
Продолжая нервно трястись, я направилась к палаткам, где спиртное продавалось круглосуточно. От меня не отставали Ленка с Эдиком.
-Здравствуйте, девочки, "Мартини" есть?
-Нет, только "Чинзано".
Эдик опередил меня с расчетом, но сигареты себе я все-таки купила сама. Так, для сохранения независимости.
Я не знаю, что это было, может быть, любовь с первого взгляда, а может что-то другое, только там, на узкой скамейке на берегу маленького озера, я поняла, что рядом со мной сидит и пьет из пластикового стаканчика "Чинзано" мой будущий муж. Нет, это не правда, я поняла это еще задолго до того, когда глаза наши случайно встретились на автобусной остановке.
Спиртное — это самый короткий и надежный путь к взаимопониманию между народами, но есть у него один большой минус — оно очень быстро и внезапно заканчивается, правда в тот вечер печалились мы недолго.
-У меня дома есть "Мартини", — сообщил сварщик Эдик. — И фотоаппарат.
Неприлично, а иногда и опасно идти домой к незнакомому человеку, но человек, с которым выпита бутылка "Чинзано", человек, который уже успел приобрести у неизвестного романтически настроенного собирателя пустых бутылок, букет сурепки, наконец, человек, надевающий пиджак с карманами, полными долларов на плечи девушке, такой человек перестает вызывать опасения. Это наш человек. Да и очень хочется продолжения банкета.
Даже потом, спустя много лет, я рассматриваю фотографии, сделанные в тот вечер, и у меня по спине пробегает легкий холодок, как будто все было вчера.
Моя мама патологически не выносит пьяных. Она стыдилась своего подвыпившего отца, который возвращался домой, громко декламируя стихи Есенина, она ушла от мужа-пьяницы, впервые столкнувшись с белой горячкой, а меня в подпитии она вычисляет сразу. Она говорит, что я — алкоголик в третьем колене, у меня дурная наследственность и вообще, когда я выпью — становлюсь вылитым папой, даже один глаз у меня косит. Не знаю насчет глаза: в этом состоянии трудно оценить такие мелочи, предметы воспринимаются как-то глобально, но мне ясно одно, что сегодня домой лучше не ехать. Можно заночевать у Ленки, но там злобный муж и не менее злобная кусучая болонка, которая спит на том же диване, где упорно стелют постель гостям.
-Оставайтесь у меня, а я пойду в другое место, вам и до работы близко! — Эдик стал практически родным человеком! И как только еще вчера я обходилась без него.
-Спасибо, но нам надо домой, муж будет возражать, — а я думала, что муж на сегодня совершенно выпал из Ленкиного сознания.
Мы нечеткой походкой покидаем гостеприимную квартирку, по дороге находя телефон-автомат. Я пытаюсь говорить трезвым голосом, одну часть организма отрезвить все-таки проще, чем весь. Практически единственная вещь, выдающая меня — это время: что-то около трех ночи.
-Мам, ты не переживай, просто только сейчас удалось добраться до телефона, у меня все в порядке, я останусь ночевать у Лены.
-Хорошо, что ты позвонила, я так волнуюсь, не опоздайте на работу! — у мамы нежный, по-девичьи высокий голос, мои поклонники по телефону постоянно принимают ее за мою младшую сестру.
На короткое время мне становится стыдно за ложь и поздний звонок, но Ленка тянет меня за руку: торопится домой. В такси мы с Эдиком сидим на заднем сиденье, вернее сидит он, а я засыпаю у него на коленях, поэтому, когда приходит время вылезать из такси, Ленка критическим взглядом смотрит на меня, видимо вспоминает, сколько времени у меня не было секса и смягчается:
-Ладно, только не проспите завтра.
Эдик просит водителя ехать обратно, но выясняется, что он всего три дня в городе и дороги не знает.
-Эх ты! — сонно возмущаюсь я с заднего сиденья — а еще таксуешь! Вот и ищи теперь, как хочешь.
Я опять засыпаю, но спустя минут двадцать снова поднимаю голову:
-Мы не туда приехали, это другой берег.
Ради исторической справедливости надо сказать, что у так называемого Эдика немного другая версия нашей поездки. Он считает, что я в такси положила ему руку на его мужское достоинство, а он принял этот жест как согласие к близости, но это настолько не вязалось с образом юной неискушенной девушки (он думал, что мне не больше девятнадцати), что бедный иностранец растерялся. Что я могу ответить? Не помню. Может быть, моя рука во сне легла туда случайно, а может быть, подсознание сработало, и, припоминая многочисленные разочарования подружек, я решила подстраховаться, чтобы в самый ответственный момент не столкнуться с маленьким размером. Думайте, как хотите, истина где-то там.
На самом деле я и не собиралась заниматься сексом, мне просто хотелось спать, тем более Эдик не производил впечатления насильника, а до работы было действительно рукой подать. А он же еще собирался уйти в какое-то мифическое "другое место"!
В реальности никаких других мест не существует, а есть только старый узкий диван и опытный соблазнитель. Есть только первый месяц лета, двадцать пять лет и полгода воздержания. Я долго сопротивлялась и ему и себе, я улеглась спать в его майке, но кто знает, может быть, и не было бы ничего дальнейшего, если бы все не случилось именно в ту ночь. Мы понравились друг другу, мы выпили, мы хотели этого, что скрывать. Если все не происходит на первом свидании, на втором появляется легкий холодок отчуждения, чтобы одолеть его требуется время, было ли оно у нас? Скорее нет.
-Отдавай мою майку! — устав от борьбы потребовал Эдик.
-Да забирай ты свою майку! — крикнула я, сняла майку и бросила в него. И осталась в чем мать родила.
Все произошло достаточно быстро: слишком возбудила нас борьба, но главное — тест на сексуальную совместимость был сдан. И размеры не подкачали. Счастливая, я сделала глупую вещь: выпила мочегонную таблетку, потому что боялась утром напугать Эдика опухшим лицом, всю ночь бегала в туалет и вывела из своего организма вместе с жидкостью весь алкоголь.
ГЛАВА 4
На работу я все-таки опоздала, несмотря на то, что проснулась ни свет, ни заря, а вернее вся ночь у меня прошла между диваном и унитазом. На утро Эдик имел такой жалкий вид, будто на нем черти пахали, он вяло сполз с дивана, а я смотрела, как он одевается. До этого все мои парни были примерно одного со мной возраста, поэтому намечающееся брюшко я подметила без труда, но странное дело, оно меня не раздражало, это брюшко, как и все остальное, было моим, родным, знакомым. Эдик, с трудом превозмогая похмелье, проводил меня до работы, где встретился практически со своим похмельным отражением — Ленкой. У меня, что называется, "счастье морду искривило", я была так весела и любезна, что даже грузчик Андрей Лыков поинтересовался, в чем дело. Вместо обычного "бери больше, кидай дальше" я засмеялась:
-Андрюха, представляешь, я сегодня занималась любовью!
-Так ты чаще это делай, тебе очень идет.
Несчастная Ленка до обеда провалялась в подсобке, у нее была только одна хорошая новость: муж вернулся домой еще позже нее, она заметила его небритую физиономию на соседней подушке только утором.
-Ты во сколько пришел, гад? — от злости, что вставать необходимо, Ленка со всей силы ткнула ни в чем не повинного мужа локтем в бок.
-В двенадцать, — прохрипел он.
-Как же, в двенадцать, я тебя до трех ждала!
-В полчетвертого!
Как будто Ленку когда-нибудь интересовало, во сколько он приходит, здесь действовало одно правило: чем позже, тем лучше, а можно и совсем не прийти.
Весь день для меня был как сплошной солнечный зайчик, такой уютный, такой обособленный, ни прошлого, ни будущего, только сейчас. Моя улыбка от уха до уха была приклеена на лице до того момента, как появился Ленкин муж с бутылкой пива и воблой. Коля — это стихийное бедствие, тайфун, цунами, гигантский оползень, его опасаются все, даже я, куря при маме, от него прячу сигареты. Вдруг он подумает, что Ленка тоже курит?
Коля уселся за прилавок и принялся терзать воблу, отхлебывая пиво прямо из горлышка.
-Коля, ты с ума сошел, вдруг начальство появится?
-Насрать мне на ваше начальство! — продолжал Коля борьбу с воблой.
-Коля, меня уволят! — Ленка даже порозовела.
-А чего ты так испугалась, любовника, что ли, ждешь?
А что, вот бы был номер, если бы сейчас вошел Валерка. Дверь открылась и вошел... Не Валерка. Такой иноземный, в белых джинсах, а возраст и не определишь, может 30 и ранняя седина, а может 50 и хорошо сохранился, и идет он прямо ко мне.
-Здравствуйте, вы Юля.
-Юля, а в чем дело?
-Я из ФСБ. Вы вчера были с иностранцем?
Я так испугалась, что он упомянет и мою подругу Лену, что стала говорить тише:
-А что, это преступление?
-Ха-ха! — рассмеялся не нашим открытым смехом агент ФСБ — вам привет от Эдвардаса.
И ушел. Я поняла только, что его приход как-то связан со вчерашним вечером.
-Не нравятся мне твои друзья! — объявил Коля, окруженный шелухой от воблы и каплями пива.
-Ты им тоже не нравишься, — неожиданно осмелела я. Ленка смотрела на меня вопросительно, я в ответ только пожала плечами.
У нас дома отключили газ и после работы я обнаружила голодную расстроенную маму.
-Сижу тут голодная, — жаловалась она.
-Мама, ну ты как ребенок, у нас же есть электрический самовар, можно лапшу китайскую заварить, да хоть чай приготовить.
-Да я и забыла про него совсем, про этот самовар, ну как погуляли?
-Нормально, познакомилась с парнем, — я стараюсь говорить равнодушным голосом, но у матери сердце — вещун.
-А сколько ему лет?
Странно, мама никогда не интересовалась, сколько лет моим знакомым.
-Не знаю, вроде 35, — нагло вру я, на самом деле 43.
Мама смотрит на меня строго и подозрительно. К чему бы это?
Уже в полусне мне на ум приходит стихотворение, без всякого энтузиазма я плетусь на кухню, сажусь на холодную табуретку и записываю, иначе все равно не уснуть.
* * *
Ты серая собака, я рыжая собака,
Мы спим, свернувшись плотно
В один тугой клубок.
Ты серая собака—
Проказник и гуляка,
Я рыжая собака—
Доверчивый щенок.
Твои дела важнее
И весь твой вид важнее,
Твои четыре лапы
Сильнее, чем мои.
Мои глаза нежнее
И носик мой влажнее,
Мой хвостик загнут кверху
И я полна любви.
Есть черные собаки,
И белые собаки,
Их очень-очень много,
Не десять и не сто.
Они хвостами машут
И подают мне знаки,
Но только, кроме серой,
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |