Восстановляшка

— Знаешь, идея превосходная, но я думаю, лучше взять ПО-2 и не выпендриваться. Это массовый, простой...

— И очень небезопасный.

— Я бы так не сказал. По мне так ПО-2 вполне удовлетворяет всем требованиям на годы вперёд. Сколько там бомбовой нагрузки он может утянуть?

— Двести килограмм, сэр.

— Ну вот. Двести кило — это вполне прилично. Это пассажир с багажом или две бомбы-сотки. Конечно, маленькие, слабенькие, но...

— Сэр, я позволю себе вас перебить, но проект ПО-2, несмотря на все свои положительные характеристики, предусматривает деревянно-полотняную конструкцию и плохо способен маневрировать, это ограничит его возможности как истребителя.

— Это терпимый недостаток. Самолёты противника так же примитивны, а мы сможем сделать истребители тогда, когда это понадобится. Сейчас же — нужно озаботиться кадрами. Так, надо построить на призаводской территоррии аэродром.

— Полоса включена в список требуемых объектов, — ответил мне Берси, — будет готова первой. Через неделю.

— А завод?

— Две недели.

— Ничего. А я пока... займусь ничегонеделаньем.

* * *

С развлечениями в Петербурге было туго, прямо так скажем — очень туго. Зато я наделал много фотографий, возможно, кому-то когда-то понадобятся. Мне было просто приятно погулять по городу в первый день, но на второй — уже не так приятно — переночевав в комфортабельном номере гостиницы, в котором, о чудо, было даже электрическое освещение, я покинул это здание и решил воплотить вчерашнюю мысль — и попросил Берси перетащить сюда айкон — мой личный самолёт для приятных полётов.

Гостиница, в которой я остановился, имела очень услужливый персонал, хорошо одетый и предельно галантный — даже удивительно встретить такой сервис в этом времени... или нет?

Как бы то ни было — за рубль чаевых, который я сунул мальчугану, пришедшему принести мне завтрак, он расстарался и ещё притащил десерт. А Берси в это время выполнял поставленную задачу — и когда я вышел — сообщил о готовности — айкон был переправлен в это время и доставлен к окрестностям петербурга. Так что уже через полчаса я мог вылезти из своего мерседеса и узреть это чудо в перьях.

Первая модель фирмы А5 была почти неотличима внешне от А9SE, только последний был больше. Пятая модель — двухместная, 9, специальной версии — четырёхместная, слегка удлиннённая, что только улучшило её лётные качества — большая длинна для летающей лодки — меньше восприимчивость к качке. Ветер сегодня был лёгкий, а гигантские затворы, закрывающие бухту ещё не построены, так что море слегка волновалось, но слабо, очень слабо. Вполне достаточно для взлёта на иконе.

Я по привычке скорее осмотрел фюзеляж своего летающего лимузина и забрался внутрь.

— Сэр, вы сию минуту желаете взлететь?

— Да, Берси. И мне плевать, что подумают остальные — пусть хоть лопнут от зависти.

— Полагаю, это вызовет определённое... внимание.

— Нам, в свете предполагаемой деятельности, внимание только на пользу.

Открыв кокпит, забрался внутрь и проделал все обязательные манипуляции. Мой личный самолёт снабжался двумя, а не одним, двигателями. Первый — электрореактивный, второй — электромотор с толкающим винтом. Скорость самолёта тоже варьировалась в широких пределах — от девяносто пяти на взлёте до шестисот пятидесяти на максимуме. Я включил электромотор, проверил показание радаров и оглядел пространство перед собой — балтийское море, всюду, куда хватало взгляда. Стоял самолёт на узкой полоске берега, на обтёсанных волнами круглых камешках — морской гальке. Нос его лизали волны. Берси помог мне — слегка толкнул самолёт в хвост, сталкивая в воду...

Эх, как же я любил это дело — полетать над городом — жаль, что возможность такая выпадала редко — глухая защита ПВО почти всех городов и строгие правила полётов — чтоб их! Провода, высотки, все дела... зато сегодня никто мне слова не скажет.

Взлёт с моря — совершенно не то же самое, что с земли — двигатель загудел, самолёт начал набирать скорость, вспарывая острым носом волны, постепенно вылезая из воды благодаря редану — выступу на днище, который не давал самолёту приклеиться к воде, образно выражаясь. Тряска прекратилась и самолёт оторвался от воды, набрав скорость. Уже не корабль, но самолёт!

Меня пилотирование всегда привлекало, с малых лет — сейчас это скорее страсть, чем увлечение. Поддав мощности двигателю, взял больший угол и посмотрел на удаляющееся море, и на то, как постепенно открываются всё новые и новые виды на горизонте — виды огромного города.

Трёхсотметровой высоты хватит, чтобы осмотреть город своими глазами. Я заложил лёгкий поворот на правое крыло и пустил свой самолётище по кругу, с такой высоты всё кажется иным. Отсюда прекрасно видны военные и гражданские корабли, в великом множестве присутствующие в бухте, золотые купола соборов и храмов, и целое море крыш домов. Питер как он есть. Теперь можно расслабиться и релаксировать...

Дореволюционный, даже довоенный Петербург — это нечто. Город огромен, но по-настоящему большое видится издалека, или свысока. С высоты полёта. Я не стал следить за цифрами — полёт на таких самолётах приятен именно этим. На большом лайнере пилот — это оператор, следящий за приборами, лобовое стекло ему нужно только чтобы оценить визуально линию горизонта, метеообстановку — остальное, да и это тоже, делают приборы. Они следят за погодой, за скоростью, высотой, горизонтом, за глиссадой на посадке, за всем, так что пилоту остаётся только сидеть и следить за их показаниями.

Маленькие же самолёты, которые некоторые не считают настоящими — это когда на приборы нужно поглядывать так же редко, как на больших — наружу. Показания приборов не так важны — все параметры полёта видятся и чувствуются?

Люди внизу такие маленькие, но от того не менее видны — отсюда мне прекрасно видно, как набежали зрители. Я пролетел от лахты, к Васильевскому острову и дальше, в сторону Зимнего дворца, снизился до пятидесяти метров — практически над крышами над рекой Малая Нева, к стрелке васильевского острова... Люди стали больше, ощущение такое — словно космический корабль приземлился в центре питера — люди выбегали из домов, в окнах, на улице движение встало...

Хотя да — для этого времени авиация пусть уже не чудо века, но всё ещё редкое зрелище.

Величественный дворец отсюда был виден плохо, лишь когда я пролетел через речку к стрелке — увидел дворец во всей его красе. Слева — петропавловская, прямо — большой мост, справа — Зимний Дворец, позади стрелка васильевского острова... Красотища! На реке было полно мелких судёнышек, катерочков... Снизившись ещё немного — направил самолёт как раз к мосту. Классика жанра — пролёт под мостом. Любимая забава авиаторов самого разного уровня — и едва преодолел мост — включил двигатель на полную тягу и взял большой угол — мощный мотор тянул меня наверх, ускоряясь — до пятисот метров добрался мгновенно...

И сверху увидел Берси с его мерседесом — красная машина яркой точкой выделялась на набережной и медленно ехала...

— Берси, как думаешь, мне приводняться?

— Не знаю, сэр, полагаю, это вызовет живейший интерес у публики. Имею возможность наблюдать, что ваши полёты привлекли излишнее внимание.

Я выровнял самолёт и медленно полетел по кругу — экстрим экстримом, а отдых никто не отменял. Вбил в автопилот движение по кругу и расстегнул ремни безопасности, отодвинул кресло чуть-чуть назад, откинулся и расслабился. Подрагивая на воздушных кочках, самолёт прекрасно летел вокруг питера — с высоты полукилометра открывался превосходный вид. Расслабился...

* * *

Одно из самых уважаемых в военной среде изданий — "Разведчик" — было под патронатом военного ведомства империи. Обширный штат журналистов издания действовал в разных городах Российской Империи, хотя редко приносил серьёзную пользу.

Родион, молодой парень лет двадцати четырёх, с жиденькими усиками над губой, гладко прилизанными волосами и худощавым телосложением, сидел на стуле перед кабинетом главного редактора, наблюдая за тем, как активно идёт жизнь редакции — перестук печатных машинок, шум и гам. В открытое окно курил верстальщик, ожидая, когда ему прилетит работы — пожилой дядька с пышными усами. Родион даже с завистью посмотрел на него — свои усы пока были столь маленькими, что вызывали разве что усмешки у проходящих мимо дам, но не более того.

— Долго я тебя ещё ждать буду? — от созерцания украдкой прелестей одной из сотрудниц журнала, Родиона отвлекла открывшаяся дверь, — Родик, быстро в кабинет, что сидишь, на машинисток смотришь?

Машинистки захихикали, видя, как "Родик" густо покраснел. И был втащен могучей лапой главного в кабинет, словно кисейная барышня.

— Так, — едва дверь захлопнулась, главред — мужчина грузный, полный, с красным, совершенно лишённым растительности лицом, посерьёзнел, — ты наверное слышал, что здесь объявился неизвестный аэроплан?

— Да, конечно, — с жаром воскликнул Родион, который видел оный аппарат.

— Узнай — кому принадлежит, кто пилот, где пилот, общественность хочет знать всё. Мы не ежедневник, поэтому выпуск только через неделю — но ты постарайся, чтобы материал был как можно быстрее. И фотографа не забудь.

— Слушаюсь, — вытянулся Родион.

— Да брось ты эти курсантские замашки, раз отчислили. Давай не занимайся ерундой, могу только дать наводку — ездит он на красном, роскошном моторе, все видели. Мужчина, необычно одет и причёска необычная.

Родион был снабжён пятью рублями на траты и получив могучий и настойчивый, образный, но от того не менее сильный пинок в сторону двери, вылетел из редакции быстрее ветра, напугав прохожую даму с мелкой кудрявой собачкой, которая залилась лаем.

— Кучер! — Родя вскинул руку, — кучер, стой, кому говорят...

* * *

Новый день для меня начался с вежливого покашливания Берси, который вошёл в спальню с подносом, на котором был серебряный кофейничек и чашка кофе.

— Ты за мной прямо как за девушкой ухаживаешь.

— Это не так, сэр. Я забочусь о том, чтобы ваш отдых был максимально полным.

— Благодарю, — я вылез из под тёплого одеяла.

— Сэр, к вам пришли.

— Кто? — удивление моё понятно.

— Я говорил, что ваш полёт привлечёт много излишнего внимания.

— Но как они нас вычислили?

— Машина, сэр. Полагаю, нетрудно было догадаться.

— И кто пришёл?

— Всего о вас спрашивали семь человек, из них только двое остались ждать вашего пробуждения. По местным меркам вы поздно просыпаетесь.

— А, ну да. Я сова, — глянул на большие напольные часы с маятником — одиннадцатый час.

— Если позволите, сэр, я мог бы сообщить им, что вы проснулись.

— Надо завести пресс-службу, чтобы не общаться со всеми абсолютно лично. Сообщи им, что я не даю интервью и пусть ждут вместе со всеми, когда захочу с ними пообщаться.

— Как вам будет угодно, сэр.

Двое журналистов — военного "Разведчика" и оппозиционного "Нового Времени" ждали меня, но получили сразу полный облом — я не был намерен с ними общаться, совсем. Не думаю, что это им понравилось — столь грубое нежелание общаться, но так было надо. Раз уж я решил что-то делать — то чем больше слухов и домыслов — тем лучше у меня будет медийная шумиха. Давать интервью — всё равно что стравливать пар интереса к моей персоне — результат будет, но сейчас... нет, сейчас надо отказать им. Я прямо как девушка, которая отмораживает юнца, надеясь, что в итоге станет больше интереса... правда, я рискую — скорее всего они просто потеряют ко мне интерес, по крайней мере — сейчас, и успокоятся на этом. Придётся делать другие полёты и так далее, чтобы привлечь их внимание к моей персоне.

Берси предельно чопорно ответил двум ждущим меня джентльменам, что я сейчас не настроен общаться с прессой и при желании он им сообщит, когда можно будет взять интервью или хотя бы задать пару вопросов.

Юнец тут же разволновался, раскраснелся, а пожилой журналист из Нового Времени только чертыхнулся и вышел из отеля.

Сегодня я тоже должен заниматься тем, что привлекать к себе внимание, к себе, к своему предприятию. А для этого всё время до открытия завода и начала запуска производства и продажи техники, я должен проводить подобные пиар-акции. Рассчитывать на рабочих петербурга я не собирался — берси мог одновременно контролировать десятки тысяч платформ, каждая из которых заменяет без труда десяток человек и обладает помимо точности и скорости робота ещё и уникальным качеством — Берси не пьёт водку.

Да, да. Именно так.

Строители, которых он притащил для возведения новых корпусов, займутся ещё и работой на свежепостроенном заводе. Самым простым способом поставить завод было использование межатомарной компрессии для переноса оборудования, а то и целых готовых производственных линий из моего мира-времени в это. Именно этим и занялся Берси — МНЛЗ — массивная и сверхсложная машина, для непрерывного литья заготовок.

Выйдя на завтрак, я сел за столик, позволил официанту притащить мне изысканные блюда, которые я ел с грацией обычного американца, то есть без пафоса и аристократизма.

Мои мысли были заняты другим — я уже решил, что заводик должен делать ныне широко и быстро развивающиеся виды техники — танки и самолёты, автомобили, но какие именно?

Поэтому я и думал над конструкцией, которую пущу в широкое производство. Главным требованием к машине была простота, надёжность, ремонтопригодность, а так же — наличие топлива. Придётся буквально отжать у некоторых местных нефтедобычу и нефтепереработку для своих нужд. Но этим может заняться и Берси — помимо бакинской нефти поставить вышки на аравийском полуострове и выкачивать аравийскую нефть, широко и массово. Нужно только притащить в это время по-настоящему большие танкеры.

— Я займусь этим, сэр. Не стоит волноваться, уже выслал девять тысяч платформ на захват и постройку НПЗ на Аравийском полуострове и постройку инфраструктуры.

— То есть...

* * *

И вот, тихо и мирно, подошло время для сдачи завода в эксплуатацию. Я занимался тем, что летал, летал много и часто — каждый день часа по два проводил в воздухе, кружил над петербургом, его окраинами. И самое главное — я заключал контракты на поставку мне материалов, металлов, древесины и прочего — Берси этим занимался, но и я поглядывал за процессом и думал.

Самолёты в этом времени — те ещё уродцы из реек и полотна — главной причиной была не техническая, а научная отсталость и отсутствия научного подхода к проектированию. Мне следовало бы создать пассажирский самолёт, достаточно вместительный и надёжный, способный совершать рейсы между хотя бы Москвой и Санкт-Петербургом.

Схема этого самолёта вырисовывалась следующая — это должен быть гидросамолёт, пассажирский в первую очередь — ввиду отсутствия пригодных для взлёта-посадки полос — а большинство крупных городов России, да и мира, стоят на реках, то есть места для посадки есть и в самом центре города.

Удобно.

Моей любимой летающей лодкой была не каталина, как можно было бы подумать, и не из каталины вырос проект A5, нет, это был Маллард. Это был самолёт-мечта. Самолёт, который очень красиво смотрелся в тропическом пейзаже, где лазурное море, голубое небо, пальмы и яркий песок берега, и уткнувшись носом в песок, слегка покачивается на волнах Маллард — американская амфибия, увидевшая свет ещё в сорок шестом году. Мир знал много красивых гидросамолётов, но именно Маллард, а не каталина, и не бериевские гиганты, не азиатские громилы, маллард был красавцем, который единственный выглядел по-настоящему соответственно своему назначению и месту.