Вдруг, я почувствовал, что сердцебиение матери участилось. Ей стало больно. Очень больно. Да и мне не лучше. Но все же я постарался передать свои чувства любви и нежности ей. Очень старался.

Прошло несчетное количество мгновений. Послышались крики, голос мужчины, отца, старающегося помочь матери хоть морально. Долгие и мучительные секунды. А может и минуты. Я не понимал слов, так как говорили явно не на русском, но, зато, я чувствовал их эмоции.

Но стоило мне появиться на свет, как все изменилось. Я не мог видеть, так как нормальные люди. Нет, конечно, изображение было не перевернутым, так как разум был взрослый, но мутным. Все же детские глаза слишком слабы. А, может, просто от слез... Но это не помешало мне увидеть, что меня на руки взял какой-то человек в маске. Но сильнее всего выделялся странный красный глаз, виднеющийся из круглой прорези для глаза. А еще холод, исходящий от него. Я почувствовал страх за меня, идущий от родителей.

Не успел я всего осознать, как он куда-то меня бросил. Я испугался, что на этом мне и конец, но отец смог бережно подхватить меня. Вот только... Я услышал крик матери и волну ки лиса...

Дальнейшее я помню смутно. Отец передал меня какой-то женщине, которая укутала меня в пеленки и засунула в корзинку, пахнущую деревом. Мы простояли некоторое время. Затем она отдала корзину со мной матери. Вдали полыхнуло зарево. Вдруг, мать сорвалась с места и побежала в сторону вспышек.

Пробежав по, вроде бы, лесу она, вместе со мной, оказалась на открытом пространстве. Там я четко ощущал ки лиса, вместе с эмоциями отца. Мать бережно положила корзину на землю. Дальше я не мог разобрать, но очень старался. По наитию я попытался направить пламя к глазам. Зрение немного улучшилось, но пришла боль. Благодаря этому я смог увидеть, что странные цепи вышли из тела матери, погрузились в землю, после чего вышли из под нее и окутали лиса. Лис же был сам не свой. Я не видел его еще настолько взбешенным. Все это казалось настолько неестественным...

Но вдруг, лис смог частично вырваться и его когтистая лапа устремилась, почему-то ко мне, хотя, я точно чувствовал, что он меня даже не ощущал. Как завороженный я смотрел на приближающийся огромный коготь. Но тут передо мной возникла мать. Согнувшись надо мной, она хотела взять и перенести корзину, но ей помешали, цепи. За долю секунды до того, как огромный коготь пронзил бы ее и меня, у матери за спиной возник отец, что бы закрыть нас от острой смерти. Вот только у него не до конца все получилось. Да, я выжил, но... Коготь пронзил мать и остановился в десятке сантиметров от меня. Изо рта матери полилась кровь. В ужасе я зарыдал, но она, с улыбкой на лице начала меня успокаивать. Что-то ласково говорить... Я так и запомнил, ее красные волосы, добрые зеленые глаза и улыбку...

Я успокоился и взглянул ей за спину, в глаза лиса. Наши взгляды встретились. В его глазах промелькнуло узнавание, и тут их просто затопила боль. Он, стараясь сделать это аккуратно, вынул коготь и начал в судорогах биться на земле. Его, то вновь заполняла злоба, то опять превозмогала боль. Боль, отчаяние, тоска и стыд.

Родители в изумлении наблюдали за этим. Но вдруг, лис застыл на месте и что-то прорычал. Отец и мать переглянулись и начали действовать. Только этого я уже не видел, так как от усталости потерял сознание...

Глава 1

Первое мое пробуждение — или, которое уже счету? — произошло в странной комнате. Я не мог ее разглядеть, так как сильно болели глаза, да и вообще, все тело сильно ныло. Тогда я списал все на то, что я только родился. Однако, оказался я точно в комнате. Плохо освещенной комнате, с несколькими мельтешащими людьми, многие из которых о чем-то спорили. Большую часть времени мне было просто не до них, так как я пытался превозмочь боль. Не слишком мои жалкие потуги мне помогали.

Но вот, один из этих людей приблизился ко мне и положил одну руку мне на живот, а другую на лоб. Постепенно боль во всем теле начала уходить и на смену ей пришла сонливость. Я не знал, что тогда сделал со мной тот человек, да и мыслей у меня тогда особых не было, ну не мог я связно думать, однако одна идея все же пришла. Я притворился спящим, попутно сопротивляясь сну. Через некоторое время, видимо уверившись в моем сне, этот человек отошел от меня и присоединился к спору остальных. Вот тогда-то я и смог вслушаться в их разговор.

К сожалению, большую часть того, о чем они говорили, я не понял. А все потому, что говорили они на языке, сильно похожем на японский. Единственное, что я тогда понял, это то, что меня зовут Узумаки Наруто. А еще они часто употребляли слова 'волосы', 'чакра' и 'белый'. И еще что-то про Минато и Кушину.

Еще долго я бы мог слушать, вот только постепенно сон брал надо мной верх и я отдался в его объятья.

* * *

В следующий раз я проснулся в светлой комнате, от того, что мне на лицо упал лучик света. Опять пришла боль, хоть и не такая сильная, как до этого. Да еще и это солнце... Я хотел было возмутиться, но из горла вырвался лишь плачь. От удивления я даже замолк. Но ненадолго, так как в довершение всех моих страданий, я почувствовал голод.

На мои вопли в комнату прибежал какой-то мальчик, с короткими черными волосами. По сути, волосы были это единственным, что я смог различить. Он наклонился ко мне, при этом излучая любопытство, после чего позвал свою маму. Ну, насколько я помнил японский, то именно маму. После чего он поднял меня на руки и принялся успокаивать. И тут появилось третье действующее лицо, в виде второго плачущего младенца. Но, надо отдать должное, мальчишка не растерялся. Он подошел к второму источнику звука, поднял его, и начал успокаивать уже двоих. Правда, к тому моменту я уже более-менее успокоился, вот только мальчишке было не легче.

Эта какофония продолжалась не так уж и долго, так как наконец пришла женщина с длинными темными волосами, и переняла нас у Итачи, так она назвала того мальчишку. Она еще что-то ему сказала и он убежал. Сама же женщина применила самый действенный метод по успокоению младенца. Конечно, в ответ на это мой разум сильно был сильно смущен, но вот тело... Оно одержало верх.

Постепенно, за этим делом я начал засыпать. Бороться со сном в тот момент у меня не было совершенно никакого желания, так что я быстренько отрубился.

* * *

Примерно так и начался целый год, проведенный в этой семье. Год, полный заботы и любви.

Тот второй малыш оказался родным сыном Микото, женщины, что приютила меня тогда. Звали его Саске. Часто к нам с Саске забегал Итачи, что бы поиграть. Все это время он так и лучился любопытством и братской заботой. Даже по отношению ко мне. Никогда еще я не испытывал таких чувств. Да, даже если вспоминать времена, проведенные с учителем, то они несколько отличались от всего этого. Да, были и женщины, желавшие мне добра, был и учитель, все они заботились обо мне, но... Нет, все это было хорошо и здорово, но просто не так... Может быть, просто обо мне еще никто не заботился, как о чем-то драгоценном, чем-то слабом и беззащитном... А еще к нам заходил глава семьи — Фугаку. Он садился рядом и смотрел. Просто смотрел, но от него тогда исходила сильная грусть. Тогда я и предположил, что он, вместе со своей женой, был другом моего отца и матери, и, глядя на меня, он вспоминал о них.

Так же, несколько раз к нам заходили и другие люди. В то время я очень заинтересовался влиянием своего пламени на зрение. Все же, ничего, кроме управления тем пламенем, я делать не мог. Вернее, не не мог, а боялся, так как тело ребенка слишком хрупкое и тренировать мышцы в нем могло быть чревато. Нет, это не значит, что я совсем не двигался, даже наоборот, я старался быть крайне подвижным, просто помимо просто движения был еще способ принудительного сокращения, который я и не стал использовать... Кстати, как оказалось, то пламя было чакрой. Догадался я именно потому, что она имела белый цвет, о котором так спорили те люди, в первое мое пробуждение. И еще, 'солнце', что я создал, постоянно посылает мелкие 'протуберанцы' из чакры, что заполняет теперь мое тело. Делает оно это при каждом ударе сердца, но примерно с периодичностью в шесть часов, оно посылает особо сильные волны чакры, из-за чего в теле вновь появлялась ноющая боль... Правда, я так и не понял, почему она, чакра, стала белой...

Так вот, иногда меня навещали и другие люди. Наиболее частыми были старик которого все звали Хокаге, постоянно пахнувши табаком, к которому Фугаку относился с некоторой опаской и недоверием, а так же Какаши, с седыми волосами и закрытым повязкой глазом, который, глядя на меня, испытывал почти ту же грусть, что и Фугаку. Пару раз приходил беловолосый мужчина в летах с слишком уж длинными волосами и мелкой бородавкой на левой стороне носа, которого звали Джирайа, и, один раз, печальная женщина, по имени Цунадэ, имевшая внушительные формы, светлые волосы, сини глаза и странныю татуировку на лбу... Насколько я понял, все они были наиболее близки с моими родителями.

А еще нас с Саске часто таскали на прогулки. Поскольку Микото было немного трудно нести нас двоих на руках, то с ней часто ходил ее старший сын — Итачи. Ну, пару раз и Какаши, и Фугаку помогали, но только пару раз. Когда же с Итачи по каким-то причинам не мог пойти, то функции дополнительной сиделки с легкостью заменяли подруги Микото... Однако, прогулки мне нравились не только поэтому, но еще и потому, что я мог лицезреть прыгающих по крышам, аки супергерои, людей. В первый раз я даже и не понимал, что это за тени скачут, но после, когда начал тренироваться наполнять глаза чакрой... Ну, вернее не совсем наполнять, а, скорее просто повышать его концентрацию в глазах, ведь она и так была во всем теле. Так вот, при увеличении концентрации чакры в глазах, эти смутные тени превратились в людей. Было очень и очень интересно наблюдать, за их акробатикой, ведь до этого только учитель показывал мне подобное, а уж его-то я точно считал за сверх человека. на вроде Фуриндзи Хаяте. Тогда я с восторгом смотрел на все это и пообещал себе, что когда выросту, то буду так же прыгать по крышам, как и они.

* * *

Долго так продолжалось. Год, наверное. Вплоть до тех пор, пока не пришли люди в масках, вместе с Хокаге и забрали меня.

Микото долго не хотела отдавать меня им. К тому моменту я успел узнать еще немного японских слов, включая то, что знал из прошлой жизни. Благодаря этому, я смог понять, что было дано какое-то обещание и Микото должна его держать. Но она все не хотела меня отпускать. Но, в итоге, подошел Фугаку и, с болью в сердце, сказал жене подчиниться. Я видел ее слезы, когда она прощалась со мной, держа за ручку, и говорила не сдаваться, быть сильным... Много всего, что может сказать мать ребенку, уходящему в неизвестность, или на войну. Тогда я еще не понимал, почему все так...

И вот, меня забрали. В приют. В принципе, я уже был знаком с тем, что такое приют. Нормальный, а не те, о которых болтают частенько. Конечно, там тоже были свои 'понятия', куда уж без них, среди детей-то? Вот только когда меня поместили в отдельную комнату, лишь для одного ребенка, я давольно сильно удивился. Все выглядело так, будто меня хотели отгородить от детей. Или детей от меня... Судя по тому, как ко мне относились всякие няньки-воспитатели, то скорее второе, чем первое. Вообще, единственным человеком, который относился ко мне более-менее нормально, был Хокаге. Это было странно и не умоляло моей неприязни к нему из-за того, что он забрал меня от Микото, но все же его отношение ко мне было похоже на то, что испытывал Фугаку. Даже игрушки приносил...

А вот эти самые 'няни'... Многие из них смотрели на меня, как на чудовище. Не знаю, почему так было, но они просто жаждали моей смерти. Поэтому сменялись они давольно часто. Но, что самое гадкое, это то, что произошло с первой из них.

Ее звали Акико. Никто не произносил ее фамилию, да и через годы я не спрашивал о подобном. Вначале она не ненавидела меня. Наоборот, она игралась о мной, тискала, будто впервые увидела ребенка... Это было приятно. Я даже подумал, что все хорошо, что в этом приюте будет кто-то кто меня любит, но...

Но в один день все это прекратилось. Однажды, Акико пришла сама не своя. Пустой взгляд, ни каких эмоций... Будто из нее стержень вынули. Так было первый день. На второй она уже глядела не меня с некоторой злостью. На третий день она зашла в мою комнату, заперла дверь и достала нож. Медленно приближаясь, она говорила.

Я не смог всего разобрать, но кое-что понять смог. Она обвиняла меня в том, что я убил ее семью, в том что из-за меня она лишилась всего... С недоумением и страхом я смотрел, как она приближалась ко мне. Но страхом не боли, или смерти, а того, что будет после смерти.

В моем разуме тут же пронеслись воспоминания о той боли и унижении, что мне пришлось испытать в той всепожирающей тьме. Я просто не мог смериться со всем этим. Я не хотел вновь оказаться там! И тогда я попутался сделать хоть что-то. Но что может сделать годовалый ребенок, против девушки с ножом? Ничего. Разве что закричать. И я закричал. Закричал так сильно, как никогда этого не делал.

Испугавшись моего крика, вернее того, что на него кто-нибудь сбежится, он побледнела и отступила на шаг. Вот только она быстро справилась со своим страхом и, с воплем 'умри монстр!!!', она бросилась ко мне, занося нож для удара. Как в замедленной съемке опускался он на меня, на лице Акико появлялась злобная, торжественная улыбка и... И ее голова начала отделяться от тела. Из обрубка шеи фонтаном хлынула кровь, орошая меня и человека в маске, как у тех, кто был вместе с Хокаге.

У меня был шок. Да, раньше я уже видел, как умирали люди, но что бы так... А ведь я привык к ней. Даже не смотря на то, что она хотела убить меня, мне было ее жаль. Я не знал, какая тварь наплела ей всю эту ложь, но тогда я поклялся себе, что убью эту мразь, во что бы это не стало.

Тогда же я и начал тренировать свое тело, наплевав на страх. Для того, что бы не вызвать подозрений в том, что понимаю больше чему нужно, я решил использовать именно тот метод, при котором ты принудительно сокращаешь мышцы, при этом не двигаясь. Хотя и простые упражнения тоже иногда делал, но только когда был уверен в том, что никто не следит. Поначалу было очень больно. Больно настолько, что в первые дня я часто рыдал. Это было не столько из-за самих тренировок, столько из-за чрезмерных нагрузок. Но мне было плевать. То чувство слабости и беспомощности, оно настолько задело меня, что я был готов стать сильнее любой ценой, что бы никогда — никогда! — не испытывать больше этого чувства...

А 'нянек', с того момента мне меняли чуть ли не каждый день. Не знаю, на что надеялись те, кто их менял, но больше меня убить никто не пытался. Хотя первые дни я очень опасался их, жался к стене, или в угол, вызывая у них чувство злорадства, но постепенно это прошло. Как и мое пребывание отдельно от общей группы.

* * *

Первый раз, когда меня вывели во двор к остальным детям, был... Ужасен. Очередная ненавистница привела меня на площадку во дворе, где играли остальные дети, оставили около веревочных качелей, в то время как остальные дети играли в песочнице. Когда я хотел было подойти, что на меня злобно взглянули и отправили обратно, при этом сдавленно ругаясь. А еще она начала что-то тихо объяснять детям, пальцем показывая на меня. Так и прошел день. Позже, правда, я отомстил ей, но от этого мне было не легче.

123456

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓