Перекрестье Миров. Часть 2

— Это невозможно, — засопел парень.

— Ещё несколько конфет и ты убедишься в обратном.

Эмма Хоуп. Самая старшая из нас, она уже ходит в школу и из-за этого старается вести себя как взрослая, но за общий стол её, все-таки, не посадили.

— Кстати, Белоснежка, я узнала, что ты, действительно, дочь своих родителей, но не совсем нормальная. Ты — альбинос.

Я протяжно застонала, пряча лицо в ладони.

— Не нравится? Есть ещё вариант. Может ты близкая родственница Карлайла? — с придыханием произнесла она.

Она давно пыталась понять, почему я не похожа на своих родителей, и раз за разом выдвигала новые теории, каждая последующая страшнее предыдущей. Хотя она была не одинока в своих стремлениях. Многие обращали внимание на мою внешность. У мамы каштановые волосы и черные глаза, а папа — брюнет, с зелеными глазами, совсем не такими яркими, как у Эдварда. А я — бледная, как полотно, блондинка с серыми глазами. Хотя черты лица моих родителей присутствовали в переизбытке. Например, у меня папин разрез глаз и мамин нос.

— А кто это? — удивилась я.

— Альбинос? — уточнила девочка.

— Нет, этот...

— Калайл — это новый въать насей бойницы, — с готовностью пояснил Уилл. — И вы пъавда похозы.

— Тебе перевести, или ты, в силу возраста, понимаешь, что он лопочет? — деловито уточнила Эмма.

— Врач? — задумалась я. — К нам ходит только Джон Доун.

— Ходил, — улыбнулась Эмма. — Папа сказал, что он уже слишком стар и отошел от дел. А его приемником стал Каллен. Он ещё молодой и такой красивый. Зак, мой кузен, говорит, что по нему страдают все медсестры больницы и большинство пациенток от мала до велика.

— Ты ама то ео видеа? — фыркнул Уилл, запихивая в рот сразу несколько шоколадных драже.

— Картавый, повторяй за мной: с — солома, л — лес, р — рис. Я тебе клянусь, если ты не научишься говорить, то я откажусь тебя понимать!

— И не надо, — обидевшись и громко топая, наш приятель направился к выходу, видимо на кухню, за новой порцией сладостей.

Воспользовавшись его отсутствием, я рассказала Эмме про Эдварда. Всё-таки она аж на четыре года старше и, наверняка, смогла бы дать мне совет, как вести себя дальше.

Для начала, Хоуп попросила меня его показать. В отсутствии няни, мы вышли на лестницу и, сев на ступеньки, вцепились руками в перила. Двери в гостиную как раз были открыты, и мой принц стоял у противоположного окна с двумя бокалами шампанского.

Моя радость от увиденного была не долгой. Почти сразу к нему подошла красивая девушка с черными, как ночь, волосами и, весело смеясь, забрала протянутый ей бокал.

— Индира Браун, — прошипела подруга. — Ты знаешь, что её мама индийская принцесса?

— Первый раз её вижу, — нехотя призналась я, с жадностью наблюдая за их общением с Эдвардом, а на душе заскребли кошки. Девушка была очень красивая, стройная, с большими темными глазами.

— Она считается чуть ли не первой красавицей города, — не замечая моего волнения, продолжала Эмма. — У неё отличное образование, гигантское наследство, великолепная фигура и совершенное тело.

— Что? — не поняла я.

— Ну, так Зак говорит, — смутилась девочка. — В общем, это завидная невеста и, похоже, твой принц положил на неё глаз.

— Что положил? — ужаснулась я.

— Какая же ты ещё глупая, — с привычным превосходством отозвалась подруга, отстраняясь от перил. — Он хочет сделать ей предложение.

— Что? — ужаснулась я. — Ты уверена?

— Почти наверняка, — задумавшись, уверенно отозвалась девочка. — Даже готова поспорить на наши подарки.

— Этого не может быть! — возразила я.

— Зак так же смотрел на Джинни Марлей, а после Рождества у них назначена свадьба, — сообщила Эмма. — Представляешь, они поедут в свадебное путешествие в Париж. Я так завидую.

Меня мало заботило путешествие её кузена и, снова схватившись за перила, я с жадностью наблюдала за каждым движением своего принца, но, когда он отставил свой бокал в сторону и, поклонившись, взял девушку за руку, моё самообладание дало сбой.

Под действием захлестнувших эмоций, я сбежала вниз по лестнице. В голове промелькнуло понимание, что это всего лишь приглашение на танец и саму девушку очень скоро перехватил пожилой мужчина, но внутри всё равно клокотала злость, перемешанная с обидой.

Как он может притрагиваться к другой? Какой глаз и куда он посмел положить? Он же принц! Мой принц!

Эдвард, повернулся в сторону двери и, встретившись со мной взглядом, нежно улыбнулся, тем самым, заставив меня растеряться и застыть на месте. Дальше меня не пустили. Няня как раз вышла из кухни и, увидев меня, закрыла дверь буквально перед носом.

— Ирэне, мы уже говорили, что ты не должна мешать взрослым, — строго напомнила она. — Поднимись наверх. Эмма, тебя это тоже касается.

До самого вечера я ходила сама не своя. И сжалившись, Тереза позволила мне ненадолго зайти в гостиную. Я должна была пожелать спокойной ночи родителям, но вместо этого, сама, не понимая зачем, подошла к Эдварду. Большая часть взрослых не обращала на меня внимания, только черноволосая Индира смерила возмущенным взглядом:

— А разве маленьким детям ещё не пора спать?

— Я не маленькая, — гордо вздёрнув подбородок, отозвалась я.

— Да, неужели, — засмеялась девушка. Её слова показались мне крайне оскорбительными, но что на них ответить я не знала и, просто сжав кулаки, зло засопела.

— Ирэне, — позвала мама.

— Всё в порядке, миссис Донаган. Не волнуйтесь, — улыбнулся ей мой принц. — Прошу меня извинить, — поклонившись своей спутнице, он протянул мне руку. — Юная леди, вы позволите вас сопроводить? — всё ещё злясь, я приняла его предложение, и мы вместе вышли из зала.

За дверью стояла няня, которая тут же начала благодарить Эдварда за помощь, но я только сильнее сжала его пальцы и потянула юношу в сторону кухни.

— Тереза, подожди здесь. Нам нужно поговорить, — не поднимая глаз на няню, пробормотала я.

— Ирэне, — возмущенно протянула женщина.

— Всё в порядке, — смущенно улыбнулся Эдвард, направляясь за мной.

Пройдя помещение насквозь, я завела его в небольшую столовую, где обычно завтракаю и, убедившись, что там никого нет, закрыла за нами дверь.

— О чём ты хотела поговорить? — юноша выглядел растерянным, и, похоже, ему было неловко оставаться со мной наедине, как, впрочем, и мне самой.

Поборов смущение, я выдвинула стул и, встав на него, оправила платье.

— Эдвард Мейсон, — почувствовав себя одного роста с юношей, уверенно заговорила я. — Вы сделали предложение Индире Браун?

— Что? — опешил тот, расплываясь в улыбке. — Нет.

— Но вы хотите на ней жениться?

— А почему юную леди это волнует? — встав напротив меня, ответил он вопросом на вопрос.

— Это важно, — опустив глаза, тихо прошептала я.

— Ну, раз важно, — глубоко вздохнул мой собеседник. — Мы с мисс Браун давние друзья. И она, действительно, в скором времени собирается замуж. Но не за меня.

— А у тебя есть невеста? — ещё тише спросила я, попирая все правила этикета и переходя на Ты.

— Пока нет, — серьёзно ответил Эдвард.

— Тогда... тогда? — замялась я.

— Что тогда? — лукаво прищурился он.

— Эдвард Мейсон, — гордо вздернув подбородок, на полтона выше начала я, но последние слова прозвучали не громче мышиного писка. — Женись на мне.

Юноша кашлянул и, отведя растерянный взгляд, крутанулся на месте:

— Юная леди, — виновато улыбаясь и тщательно подбирая слова, заговорил он. — Ирэне. Раз разговор настолько серьёзен, думаю нам лучше присесть.

Взяв меня за руки, он помог мне опуститься на стул и, выдвинув другой, сел напротив.

— Понимаешь, Ирэне, — не отводя глаз, чуть тише заговорил он. — Ты мне очень нравишься. И я посчитал бы за честь, стань ты моей женой. Но. Я гораздо старше тебя.

— Я скоро вырасту, — напомнила я.

— Но сейчас ты ещё очень юна и тебе, наверно, сложно представить, что будет, например, лет через десять, — возразил он. — Возможно, на этот момент я тебе нравлюсь, но когда станешь ещё более красивой восемнадцатилетней девушкой, мне уже будет за тридцать. То есть, я буду старше, чем сейчас мистер Донаган.

— Папа ещё очень молод, — тихо пробормотала я, осознавая, что вырасту, похоже, не так скоро, как мне казалось.

— Я могу, конечно, поговорить с твоим отцом о помолвке, но что если когда ты подрастёшь, и вокруг тебя будет много других красивых молодых людей, ты не захочешь выходить за меня замуж?

— Так не будет, — надувшись, уверенно ответила я.

— Мы не можем этого исключать, — отозвался мой собеседник. — Будь наша разница в возрасте не так велика, это не стало бы проблемой. Как если бы на моём месте был Уильям Томсон.

— Уилл мерзкий, — доверительно прошептала я.

— Возможно, — засмеялся Эдвард. — В общем, давай мы не будем забегать вперёд и подождём, пока ты подрастёшь.

— А вдруг твои родители захотят женить тебя? — нахмурилась я.

— Если я обещаю тебе подождать, то ни что не заставит меня отказаться от своего слова, — заверил он. — Но вот сколько это займёт времени? А то получится, что я действительно стану старым и страшным, и уже никто не согласится стать моей женой? — с притворным ужасом спросил Эдвард.

— А если я вырасту и не понравлюсь тебе? — испугалась я.

— Я думаю, что через несколько лет будет понятно, кем мы станем? — предположил он. — А стало быть, сможем договориться, не дожидаясь твоего совершеннолетия.

— Тогда подожди, пока мне не исполнится шестнадцать. Ты сможешь подождать? — с надеждой попросила я.

— Хорошо, — вздохнув, нежно улыбнулся мой принц. — Обещаю, что не женюсь, пока тебе не исполнится шестнадцать, и ты не примешь решение. Но если вдруг, что-то изменится раньше, обязательно сообщи мне, хорошо?

— Хорошо, — радостно пообещала я.

Февраль 1918

Мейсоны больше не появлялись в нашем доме. А спустя несколько недель взрослые стали непривычно хмурыми. Сначала мои друзья перестали приходить в гости, потом и мне строго — настрого запретили выходить на улицу. На первом этаже даже окна открывать перестали. После прочтения утренних газет большинство разговоров в моём присутствии родители вели шепотом.

Всю прислугу уволили и теперь обед и уборка легли на плечи мамы и няни. Я помогала изо всех сил. Старалась развеселить папу, когда тот приходил с работы. Но однажды и этот наш уютный мир рухнул.

— Уведи ребёнка, — с порога сказал отец.

Я не знала, что происходит. Почему заплакала мама. Чего так испугалась няня, подхватив меня на руки и унося наверх. В этот же вечер к нам пришёл мистер Каллен, о котором я слышала от Эммы. Тогда-то я первый раз и услышала это страшное слово — испанка.

Мама больше часа плакала в детской, крепко прижимая меня к себе. Говорила, что всё будет хорошо, просила слушаться няню и расти хорошей девочкой. А потом ушла. Спустилась вниз, попрощалась с Терезой и, зайдя в гостиную, закрыла за собой дверь на ключ. Там находился и захлёбывающийся от кашля отец.

Я слышала, как мама несколько раз выходила, просила что-то принести. Няня каждый день ставила для них под дверь еду. Со мной же мама больше никогда не разговаривала, не откликнулась, даже когда я со всей силы барабанила кулаками в дверь. После того дня Тереза вообще запретила мне спускаться на первый этаж и, тем более, подходить к дверям гостиной.

Пару раз к нам заходил доктор Каллен. В последний его приход маму увезли в больницу, а в гостиной зажгли что-то дымящееся и очень дурно пахнущее. Няня долго плакала, а потом рассказала, что папы больше нет, что мама ухаживала за ним и тоже заразилась, и теперь врачи борются за её жизнь, но шансы на выздоровление очень малы, так как в нашем городе страшная эпидемия.

Спустя пару дней к нам пришёл посыльный, передав няне вести из больницы.

Я сидела на ступеньках и через перила наблюдала, как испугалась моя пожилая няня. А по моим щекам покатились слёзы.

В тот же вечер к нам в гости пришёл мистер Бренан. Мой крёстный. Немного поговорив со мной, они с Терезой зашли на кухню, где мужчина передал ей пухлый конверт. Меня никто не прогонял, и, сев в сторонке, я прислушалась к взрослому разговору.

— Бедная девочка, — украдкой вытирая глаза уголком платка, всхлипнула няня. — Отец. Теперь мать. Что же с ней будет?

— Прошу вас, уезжайте, — настаивал мужчина. — Оставаться в этом городе слишком опасно. Пока бы обе здоровы, нужно поскорее покинуть это место. Я дам вам адрес моей двоюродной тётки. У них пока спокойно и я уверен, она с радостью приютит мою крестницу. Уезжайте немедленно.

— Мистер Бренан, — уже в дверях остановила я нашего гостя. — А вы не знаете, как дела у Эдварда Мейсона?

— Я сейчас не бываю в конторе, — замялся тот.

— Нет. У их сына. У Эдварда? — уточнила я.

— Прости, но мне ничего не известно, — пожал плечами мужчина и, поклонившись няне, вышел за дверь.

Мы очень быстро собирали вещи. Тереза сказала, что нужно брать только самое необходимое. Из игрушек я взяла с собой только две куклы: ту, что подарили мне родители на день рождения и ту, что принёс мой принц.

На улице было тихо. Но, тем не менее, мы выходили туда как на поле сражения. Няня несколько раз выглянула за дверь. Потом глубоко вздохнула и сказала:

— Пошли.

Личный водитель моего крёстного приветливо помахал нам рукой и помог погрузить наши чемоданы в багажник автомобиля.

— Это всё? Едем? — уточнил мужчина, когда из-за поворота показался почтальон.

— Одну минуту, пожалуйста, — пробормотала я и, вырвав руку из замерзших пальцев Терезы, побежала к нему.

— Мистер Томас, — ещё на бегу закричала я. — Мистер Томас, я уезжаю, но мне нужно передать Эдварду Мейсону очень важное послание. Помогите мне. У меня нет письма, но вы же сможете передать ему мои слова?

— Эдварду Мейсону, с северной Хальстед стрит? — с болью во взгляде переспросил тот.

— Да, — прижав руки к сердцу, выдохнула я.

— Семьи Мейсон больше нет, деточка. Больше нет, — покачав головой, он повыше поднял воротник, укрывая шею от холодного ветра.

— Как нет? Они уехали? — сердце сжалось от страха.

— Если бы. Эта чёртова испанка никого не щадит. Ни господ, ни слуг. Никого, — опустив глаза, ответил почтальон и, не дожидаясь моего ответа, пошел дальше.

— Как нет? — прошептала я. — Ни папы, ни мамы, ни Эдварда? Никого нет?

— Ирэне, я же просила не подходить ни к кому, — подбежала ко мне няня и, снова взяв за руку, потащила к машине.

С этой минуты мне уже больше не хотелось ни есть, ни спать, ни говорить, ни даже смотреть по сторонам. В груди образовался тяжелый камень, который мешал дышать. Я даже плакать не могла, как бы няня меня не уговаривала. Слёз попросту не было. Как не было больше никого из моей семьи.

По дороге я потеряла сознание и окончательно перестала воспринимать происходящее. Кожа горела, словно я нахожусь на жарком летнем солнце, а внутри растекался противный и болезненный холод. Голоса людей слились в один бессвязный поток. Я только иногда выхватывала из него знакомые фразы, но не придавала значения их смыслу: