Подорожный страж

— А ключ ему зачем?

— Родникам лесным путь наверх отворять, ручьям русла чистить.

— А он его потерял, — с укоризной сказал Стёпка.

Неусвистайло усмехнулся в рыжие усы, шумно отхлебнул из огромной деревянной кружки:

— Не терял он его. А ежели бы и потерял, в ручье-то зараз отыскал даже бы и не глядя. Это он тебя, Стеслав, проверить захотел. Что ты за человек, не жадный ли до чужого добра, не гнилой ли внутрях. Приметил тебя у воды, и проверил. Ты на него обиду не держи. Не со зла он. Жизнь у нас ноне такая, что не каждому верить можно и надобно.

Стёпка пожал плечами. Обижаться на добродушного Бочагу он и не думал. Глупо было обижаться. Плохих людей, как он уже успел убедиться, здесь хватало. А как определить, каков из себя человек, не проверив его?

— Это он, что ли, всех так проверяет?

— А иных и проверять не надобно, — ответил Сушиболото, глянув Стёпке прямо в глаза. — У иных-то гниль сердешная так наружу и прёт. Посмотришь на такого — ровно изнавозишься весь.

И Стёпка сразу вспомнил Никария. Вот в ком сердешной гнили с избытком и даже ещё больше. И как только его в замке терпят? Почему отец-заклинатель не прогонит его в шею?..

Кроме четырёх троллей у костра сидели ещё два тайгаря. Седой кряжистый Верес в разговоре почти не участвовал, хмуро прихлёбывал заваруху, зыркал на Стёпку суровым глазом и время от времени страдальчески морщился, мотая из стороны в сторону лохматой головой. И он сначала Стёпке как-то не понравился. Зато Брежень, безбородый и улыбчивый охотник лет примерно двадцати, сразу расположил его к себе весёлым и лёгким нравом. Он без устали балагурил, подшучивал на мающимся с похмелья Вересом, с троллями держался на равных и был, похоже, душой компании. Прибаутки и поговорки из него так и сыпались. Он и обратил внимание на то, как Стёпка морщится, когда берёт что-нибудь правой рукой.

— Али плечо выбил? — спросил он. — Али зашиб кто?

Стёпка хотел отмахнуться, мол, ничего серьёзного, но тут же и скривился от боли. Правую руку опять словно бы ледяным холодом обожгло. "О, мой верный!.." вспомнилось.

Неусвистайло, конечно же, заметил его гримасу.

— Ну-кось, сбрось одёжку, — велел он. — Гляну-кось, чего там у тебя.

Стёпка послушно стянул через голову рубашку (обычная же футболка на ощупь!), покосился на плечо, боясь увидеть что-нибудь совсем страшное... И увидел.

Ого!

Неусвистайло тоже закряхтел, разглядывая вздувшийся багровый рубец, идущий через плечо со спины на грудь, как будто Стёпке сначала отсекли правую руку, а затем очень грубо пришили на прежнее место.

Дядька Сушиболото пошевелил бровями, Перечуй с Догайдой переглянулись, Брежень невольно дотронулся до своего жутковатого шрама на левой скуле. Даже хмурый Верес глянул на Стёпку с интересом.

— Кто тебя этак-то приголубил? — спросил пасечник, осторожно касаясь рубца твёрдым шершавым пальцем.

— Призрак вчерашний, — сказал Стёпка чуть виновато. Он с испугом смотрел на изуродованное плечо. А ему-то казалось, что после того удара призрачным мечом ничего не осталось. Онемение только и холод в руке. Вот тебе и не осталось! Вон как плечо перепахало — смотреть жутко. И рука теперь, как чужая. Не отвалилась бы, чего доброго...

— Поведай, — потребовал Сушиболото.

— Ложись, — велел Неусвистайло, бросив на землю медвежью шкуру.

Стёпка, морщась, улёгся на живот, и пасечник принялся лёгкими касаниями втирать ему в спину и плечо одуряюще пахнущую незнакомыми травами мазь.

Можно было, конечно, ничего не рассказывать или придумать что-нибудь, но Стёпке неловко было врать и таиться, поэтому он подробно описал свою встречу с колдуном и с рогатыми призраками. Тролли и тайгари слушали внимательно, хмуря тяжёлые лица. Когда он закончил, помолчали, обдумывая. Сушиболото зачерпнул кружкой из котелка, шумно выпил, вытер усы, собрался что-то сказать — и не сказал.

Неусвистайло перевернул Стёпку на спину, убрал в сторону стража и стал втирать мазь в грудь. На груди кроме оставленного мечом рубца обнаружилось ещё несколько глубоких, но уже слегка подживших царапин. Вспомнить, откуда они взялись, Стёпка не мог. Вероятнее всего, благодарить за эти царапины следовало того же Дотто. Тролль мимоходом смазал и царапины. Лечить, так уж сразу всё.

— Дак ты, Стеслав, энто... — почесал в затылке длинноносый Перечуй. — Ты не демон ли случаем, а?

Стёпка подумал и решил признаться. Во-первых, Купыря говорил, что троллям можно доверять, а во-вторых, похоже, что его недруги уже прекрасно осведомлены, кто он такой. Зачем же тогда друзей обманывать?

— Демон, — сказал он. — Меня Серафиан вызвал из... Оттуда, в общем, где я живу. Дело у меня здесь есть. Очень важное.

Его признание не произвело на присутствующих никакого впечатления. Никто не удивился, не испугался, не всплеснул руками. Подумаешь, мол, демон, обычное дело.

— Знавал я одного демона, — заметил Брежень. — Годов этак пять тому жил у Вышани на выселках такой же как ты... вызванный. Только не отрок, а зрелый уже, шибко в летах. Таился он там от кого-то, а после, говорят, в Большие Упыреллы убёг. Схож ты с ним, Стеслав, я сразу приметил. Говор у вас одинаков.

— А ты, Стеслав, ежели не тайна, из каковских демонов будешь? — подал голос молчавший до того Догайда.

Стёпка плечом пожать не мог, поэтому просто мотнул головой:

— Не знаю. Из обычных, наверное. Я ведь там, у нас, и не знал, что я демон. Но я точно не этот... не экзекутор, — он подумал и добавил на всякий случай. — И золото добывать я совсем не умею.

— Чтобы золото добывать, быть демоном вовсе и не обязательно, — ухмыльнулся Брежень. — Государь великовесский, сказывают, его безо всякой магии в казне своей преумножает... А и подвезло тебе, отроче, что ты не нашенский.

— Почему? — удивился Стёпка.

— Потому как развалил бы тебя тот рыцарь своим мечом наполовень а то и начетверень. От того меча и доспех не всякий убережёт. А у тебя рубец, ровно от кнута, да и тот через седьмицу заживёт.

— К послезавтрему сойдёт нашими заботами, — поправил его Неусвистайло, поднимаясь с колен. — А опосля и не разглядишь, куды тебя угораздило.

— Спасибо, — сказал Стёпка. Он тоже встал, натянул рубашку. Рука слушалась ещё неважно, но холод из неё уже почти ушёл.

Пасечник некоторое время разглядывал Стёпку, жевал губами, потом вдруг ухмыльнулся:

— Демон, шмель тебе в оба уха! А косточки — ровно хворостинки! Перстом ткни — и душа из тебя вон.

Ещё бы! Таким пальцем, как у тролля, не то что мальчишку — быка уложить можно.

— Один уже ткнул, — засмеялся Перечуй. — Стеслав поведал нам, что с тем тыкарем сталось. А тебя, дядько Неусвистайло, тот меч оставил бы без головы и — заметь! — не сломился бы. А?

Пасечник возражать не стал, и Стёпка понял, что, заработав от призраков на память всего лишь здоровенный рубец, он очень легко отделался. Никому больше не позволю рубить себя мечом! Он взглянул на ушибленный гномом палец и к своему удивлению обнаружил, что чёрный вчера ноготь сегодня выглядит почти здоровым и почти совсем не болит. Зажило словно на собаке. Здорово! Значит, заживёт и плечо. Ясно, что без магии тут не обошлось. Или мазь Серафианова так хорошо помогла или страж расстарался.

Отлёживаться под медвежьей шкурой больше не хотелось. Он опять был готов к подвигам и приключениям. Вперёд, труба зовёт, кони ржут и бьют копытами, враги наточили мечи и копья...

И тут проснулся Смакла. Он сел, держась за голову, обвёл недоумевающим взглядом лесную поляну, остановился на троллях и прохрипел с непритворным испугом:

— Эй, люди добрые! Где я?

А когда Стёпка подошёл, он схватил его обеими руками за ворот рубахи и почти закричал:

— Куды нас угораздило? Где мы?

— Всё нормально, — сказал Стёпка, выдираясь из цепких гоблинских рук. — Мы уже второй день, как к переправе едем.

— С троллями?

— Ага. Пасечник Неусвистайло нас довезти согласился.

— Почём?

Стёпка засмеялся. Гоблин был неисправим.

— За так. По дружбе, — и не удержался, подколол: — Это Купыря устроил. Ему спасибо скажи.

— За так — энто хорошо, — успокоился Смакла. — А я ничего припомнить не могу. Зашёл в сени... Недомерок убогий мне наплёл, что ты меня там ждёшь — и как оглоушило. Головой, видать, приложился. На кой ты меня туда зазвал?

— Да не зазывал я. Это враги тебя обманули. Меня тоже потом тот карлик заманил и по голове долбанул. Там колдун был, хотел меня нетопырю магическому скормить, да у него не получилось. Я несъедобным оказался. А тебя я еле-еле успел у призраков отбить, они твою кровь высасывать собирались. Рогатые такие рыцари с мечами, которых мы в подземелье встретили. Меня тем мечом рубанули, руку чуть не оттяпали по самое плечо. Дядько Неусвистайло только что мазью лечил. Чуешь, как пахнет?

Смакла слушал и, похоже, не верил:

— И я до сей поры всё спал?

— Вчера вечером проснулся, выпил немного и опять уснул. Мы тебя пчёлами лечили.

— Не помню! — снова схватился за голову гоблин. — Болит! И в ухах шумно!

— Заварухи с мёдом хочешь? Горячая!

— Хочу.

Смакла вывалился из повозки, добрёл до костра на негнущихся ногах, неловко поклонился, сел с опаской чуть в стороне и стал хлебать остатки заварухи. Вопреки Стёпкиным ожиданиям бодрящий напиток гоблина нисколько не оживил. Смакла едва открывал рот, глотал через силу и вообще был похож на стукнутого мешком из-за угла. Впрочем, он и был стукнутым. Здорово проклятый карлик ему приложил, от всей души. Как только не убил. Заклинания ему, видите ли, не хватило, глаза ему наши, видите ли, не понравились. Размахался своим кистенём, гад недорослый!..

Пасечник ходил туда-сюда, собирая вещи и озабоченно косился на Смаклу, что-то бормоча в бороду. Потом решился:

— А не нравишься ты мне, гобль! Чевой-то колдун неладное с тобой сотворил. Ещё лечить тебя буду.

Смакла равнодушно зыркнул на него мутным глазом и промолчал.

Пару минут спустя он молчать не стал. Троллево лечение разнообразием не отличалось и, как видно, почти на все случаи жизни у него имелось одно наивернейшее средство — пчёлы. Он велел Смакле задрать на спине рубаху и, когда гоблин неохотно подчинился, сразу три пчелы спикировали на его смуглую поясницу. Смакла, естественно, взвыл дурным голосом и бросился убегать.

— Держи его! — рявкнул тролль, ловко опрокидывая гоблина на шкуру. — За ноги держи!

Стёпка сел младшему слуге на ноги. Ещё несколько пчёл одна за другой воткнулись в гоблинское тело. Смакла орал, как раненый вепрь, распугивая всех птиц и зверей в округе. Не хотелось бы Стёпке испытать подобное лечение на себе. Как здорово, что его рубец не потребовал такого вот пчёлоужаливания!

А Смакла почти сразу пошёл на поправку. Повеселел, слегка разрумянился, и глаза у него заблестели по-прежнему... после того, как он утёр слёзы. Таким он Стёпке нравился больше. Пусть вредничает, пусть упрямится, пусть даже врёт напропалую, лишь бы только не болел и не хандрил. А то Стёпка уже даже потихоньку начинал подумывать о том, что ему придётся спасать Ванеса в одиночку.

Все к тому времени уже успели собраться и вывернуть повозки на дорогу. Перечуй сложил недоеденные куски хлеба в небольшой берестяной туесок и аккуратно пристроил его меж корней самой высокой ели.

Смакла ехать с пасечником не пожелал, пчёл, наверное, боялся. Уселся в повозку к Бреженю, мешок свой, правда, забирать не стал.

Стёпка, когда они уже отъехали от поляны, оглянулся и ему показалось, что на него кто-то смотрит из кустов. То ли лицо, то ли мордочка с пронзительными зелёными глазами. Он не удержался и показал этой мордочке язык, да ещё и рожу посмешнее скорчил. Качнулись ветви, кто-то сдержанно хихикнул... И тут повозка свернула и въехала в лес.

И опять потянулась дорога, обычная лесная ухабистая дорога, не прорубленная сквозь скалы и холмы, а проложенная в незапамятные времена неторопливыми и основательными таёжными жителями в обход болот и крутых сопок, и потому петляющая так, что порой непонятно было, куда она, собственно, ведёт. Стёпка жадно смотрел по сторонам, всё ждал чего-нибудь волшебного. Лес вокруг стоял дремучий, настоящий, вековой, непроглядный и непролазный, заросший по самые брови седыми длинными космами. Где-то наверху солнце щедро золотило верхушки елей, наступивший день обещал быть тёплым, даже жарким, но в лесу жара пока не ощущалась, наоборот, тянуло заметной сыростью, словно поблизости таились холодные болота.

Дорога спустилась на дно сумрачного распадка, взобралась вверх, вильнула по холму и опять пошла неспешным зигзагом вниз. Пчёлы, разлетевшиеся было по сторонам, вернулись к пасечнику, словно он был их ульем, в который они исправно приносили добываемый на лугах мёд. Это были правильные пчёлы, и Стёпка их уже почти не боялся. Он сначала сидел рядом с троллем, потом лесное однообразие ему слегка приелось, он лёг на сено и, закинув руки за голову, долго и бездумно глядел в синее небо, в котором беззаботно летали всякие птицы и не хватало лишь драконов. Небо было высокое, бескрайнее и вполне обыкновенное. Нормальное летнее небо, слегка выцветшее от яркого солнца и ничем не отличающееся от точно такого же неба над родным Стёпкиным посёлком. И глядя в это небо, было трудно поверить, что раскинуло оно свою ширь и высь не над привычной Сибирью, а над каким-то непонятным Таёжным улусом. И удивительнее всего было сознавать, что нет под этим небом ни Енисея, ни Урала, ни бабушкиной Карелии с огромным Ладожским озером, ни даже далёкой Америки с Диснейлендом и Голливудом, а есть под ним неведомая Великая Весь, пугающий Оркланд, какие-то каганаты... и ещё Упыреллы, Большие и Махонькие. Чудно!

Валяться и бездельничать было приятно, но в конце концов тоже слегка наскучило. От нечего делать Стёпка решил что-нибудь сжевать. Ему почему-то страшно захотелось сладкого. Наверное, из-за кружащихся вокруг пчёл. Он развязал котомку, собираясь отыскать в её недрах туесок с изюмом, и сразу же наткнулся на некий странный предмет, ему точно не принадлежащий и непонятно каким образом здесь оказавшийся. Это был довольно крупный зеленоватый кристалл — не изумруд ли? — заключённый в витую бронзовую оправу с резной костяной ручкой в виде трёхпалой звериной лапы с поджатыми когтями. Откуда это здесь взялось? На увеличительное стекло похоже... Между прочим, очень даже похоже. Стёпка отчётливо вспомнил, как вчера переложил свою линзу из кармана брюк в котомку. Как раз вот сюда на свёрнутый плащ её и пристроил. Получается, что ночью она каким-то образом превратилась в такой причудливый музейный экспонат. Круто! Он повертел находку перед глазами. Прежде это была нормальная, немного скучная, но очень полезная двояковыпуклая линза в чёрной пластиковой оправе с чёрной же ручкой и надписью "Made in China". Не очень большая, не слишком сильная — обычная. Теперь же он держал в руках красивую раритетную вещицу. Слегка потрёпанную, местами чуть-чуть потёртую и, похоже, очень дорогую. Один кристалл чего стоит, вон какой здоровый. Своих увеличительных свойств изменившаяся линза, к счастью, не потеряла. Стёпка посмотрел сквозь неё на сухую былинку. Увеличивает, хотя и не так хорошо, как прежде.