Дэйра. Глава 8. Белопутье

Грустной и молчаливой была и Ирэн Карлбири, ее "подруга", навязанная Дэйре в компаньонки матерью с рождения. Дэйра была уверена, что Ирэн терпела ее с таким же трудом, как и она, но сейчас много, что изменилось. Ирэн ехала к жениху, Феликсу Бардуажскому, с которым должна была обвенчаться в канун нового года. С Дэйрой они расставались, и незачем было больше казаться милой и любезной. С другой стороны, в их отношении появилось что-то по-настоящему искреннее. Ирэн не старалась угодить Дэйре, та не пыталась поддерживать натянутые разговоры, отчего редкие минуты их общения впервые были наполнены чем-то осмысленным. Девушка не поверила Дэйре, что та отправилась в Майбрак не по своей воле, но поддержала в том, что Амрэль — опасный тип, который затеял свою игру, намереваясь отомстить Зортам за какие-то обиды в прошлом. В том, что участие Дэйры в церемонии выбора невесты было нацелено на унижение Зортов, Ирэн не сомневалась. Ведь Дэйра однозначно не сможет тягаться с красавицами, отобранными со всей Сангассии, а значит, ничего хорошего дочь герцога в Майбраке не ожидало. Ирэн даже прослезилась, а после поведала о собственных тревогах. Ее главной бедой был жених Феликс, в любви которого она уже сомневалась, но за которого собиралась сражаться до последнего вздоха. Дэйра не представляла брак с человеком, который к тебе равнодушен, но Ирэн была убеждена, что ее любви хватит на них обоих.

Всю дорогу будущая герцогиня Бардуажская нервничала, плакала, трепала нервы горничной Лоре и постоянно прикладывалась к трубке, которую высовывала в окно, чтобы не дымить в карете. В результате нагретый воздух быстро испарялся, вызывая крайнее неудовольствие теплолюбивой Марго. Лора не смела возражать хозяйке, зато Марго ругалась с Ирэн постоянно. Дэйру холод не беспокоил, тревожило другое — дым из трубки был непохож на тот запах, который исходил от трубок Стэрна или отца. Она все собиралась спросить, чем таким особенным набита трубка Ирэн, но вспоминая урок, преподанный Амрэлем — не высовываться, поглубже зарывалась в покрывало, стараясь не глотать сладковатый запах, который все равно проникал в карету.

Если из "женской" повозки то и дело доносился шум, болтовня и крики, то "мужская" карета катила по Белопутью в суровом молчании. Тон задавал граф Георг Эстрел, который, нацепив шубу надменности и корону тщеславия, редко замечал остальных путников, перекидываясь немногочисленными словами исключительно с адъютантом Уилом Рокером. Очевидно, графа бесило, что ему пришлось делить карету с капелланом и неоперившимся сыном герцога Зорта. Дэйру граф и вовсе игнорировал, в крайней необходимости обращаясь к Ирэн, которую негласно назначил старшей в "женской" карете.

Дэйра не возражала. С графом ей все стало понятно во время их первой остановки на почтовой станции.

Ей не спалось, и она прогуливалась по веранде просторной донзарской избы, в которой разместили на ночлег знатных господ. Не спалось и Эстрелу. Выйдя на ту же веранду, он заметил Дэйру не сразу, а когда случайно увидел ее неподвижно стоявшую в углу, закричал так, что перебудил всю станцию. Графу стало настолько худо, что пришлось вызвать местного лекаря, который вместе с Уилом до утра отпаивал его сердечными каплями. Дэйра была совершенно уверена, что Эстрел сразу узнал ее, хотя граф заверял всех, что принял девушку за вора. Правда была в том, что Георг Эстрел ее боялся, и Дэйру это устраивало. По крайней мере, он не докучал ей своим вниманием и держался от нее подальше — особенно после случая на станции.

А вот кто изменился, так это капеллан Карлус Рейнгольд. К странностям Дэйры он был привычен, и натерпевшись скуки в карете графа, докучал ей болтовней на каждой остановке. Всегда мрачный Карлус в походе резко ожил, повеселел, и, выбрав Дэйру "ушами", закидывал ее откровениями. Так она узнала, что капеллан с детства мечтал о миссионерской деятельности, что приход в герцогстве его мучил, и что поездка в Майбрак является вызовом, который определит его дальнейшую судьбу. Капеллан все также много ел и за неделю пути ощутимо увеличился в объеме — по крайней мере, ей казалось, что у него появился четвертый подбородок. А как-то набравшись вина во время одной из остановок, Карлус и вовсе понес какую-то чушь. Хватал Дэйру за руки, смотрел на нее со слезами и клялся, что никому не даст в обиду такую замечательную девочку.

Кто не изменился, так это ее брат Томас. То, что Томас не собирался учиться в Военной Академии Майбрака было так же ясно, как и то, что Нильс Бесфамильный не обучался фехтованию у странствующего монаха. Эти два лживых плута идеально подходили друг другу. Дэйра даже завидовала, что благодаря ее неосторожному поступку, о котором она давно жалела, у Томаса появился такой закадычный приятель. На привалах и остановках они подолгу шептались в стороне, очевидно, обсуждая планы бегства, а потом до ночи резались в карты или играли в кости с капелланом и Уилом Рокером. Томас Зорт был похож на вылетевшего из семейного гнезда птенца, который из гадкого утенка должен был вот-вот превратиться в лебедя. Дух свободы кружил ему голову и плясал опасными огнями в его глазах, готовых увидеть огромных мир. Но что Дэйру злило особенно сильно, так это осознание того, что младший брат поумнел раньше нее. Свои маски он носил идеально.

Как и Ирэн, Томас не поверил, что Дэйра не хочет ехать в Майбрак. Для него столица была солнцем и луной, недосягаемой звездой мечты из детства, к которой его должен был скоро доставить волшебный корабль. Томас стоически терпел неудобства, ржал, как конь, по любому поводу и источал такую буйную энергию молодости и счастья, что граф Эстрел не раз поднимал вопрос о том, чтобы пересадить юного Зорта в "женскую" карету. Но никто из дам не пожелал ехать вместе с тучным болтливым капелланом и мрачным графом, пусть и красавчиком, поэтому Томас оставался на своем месте.

Каждый убивал дорожную скуку по-своему, но брат развлекался с особенным размахом. Любимым его развлечением в дороге стала болтовня с кучерами, с каждым из которых он находил общий язык. Выведав, что Дэйру раздражают дорожные прибаутки, он стал заучивать их наизусть и докучать сестре даже на привалах. Но хуже всего были загадки, с которыми Томас приставал к каждому, но особенно — к Дэйре.

— Отгадай сестренка, что это? — смеялся он, подсаживаясь к ней за столом на почтовой станции. — "Выше лошади, ниже собаки"?

И не отставал, пока кто-нибудь, а чаще всего Нильс, не отгадывал, что это "седло".

— Друг за другом гонят, никак не догонят? — выдавал он очередную загадку, когда Дэйра пыталась забраться в карету, не запутавшись в юбках, шубе и теплых накидках. И скакал рядом у ее окна, зля Дэйру, пока Нильс грелся не его месте в карете графа.

— Колеса, дурочка! — хохотал брат и пускал коня в галоп.

— Хочешь загадку на ночь? — шептал Томас, пробравшись к ее кровати, когда они ночевали в одной комнате на почтовой станции. — "Мертвые встанут, живых будут есть". Что это?

— Комар, — неожиданно для всех ответила Марго и бросила в удивленного Томаса подушкой.

Так минула неделя пути. Дорога направлялась к последней почтовой станции перед Бардуагом, до которого оставалось два дня. Их было решено преодолеть без остановок, поэтому в Копре — так называлось местечко рядом с одноименной донзарской деревней, собирались отдохнуть, как следует.

"Копра" — гласил деревянный указатель, прибитый к могучему дереву, уже привычно обвитому лианами.

Кучера, остановившие кареты у дерева с табличкой, не спешили трогаться в путь, и Дэйра выглянула из окна, чтобы посмотреть, что их задержало. В воздухе трещал мороз, и Марго нервно задергала ее за рукав, умоляя скорее закрыть створку.

Дэйра не стала мучить гувернантку, и молча залезла обратно под одеяло. Она и так знала, что именно увидел кучер под табличкой с указателем. Просто ей стало любопытно, была ли кукла такая же, как и те, что встречались на протяжении пути, или в ней появились отличия.

— Приедем в Копру, обязательно спрошу Гарса, кто тут развлекается, — ругался, тем временем, кучер. — Это ж надо такую гадость сделать. Голову с руками оторвать мерзавцу, чтобы знал, как людей пугать.

Куклы, и в самом деле, были страшноватые. С длинными черными волосами, без глаз, зато с колючками, воткнутыми на месте губ. Перетянутые нитями по всему телу, сшитому из грязноватой серой ткани, и завернутые в пестрые тряпицы, они производили угнетающее впечатление. Первая кукла, которую увидела Дэйра, была прибита к дереву на границе с Бардуагом, но так как мимо нее проехал Нильс и даже бровью не повел, девушка решила, что у нее видения. Куклы встречались вдоль всего Белопутья — прибитые к деревьям, зарытые в землю, притопленные в замороженных лужах и, но Дэйра решила, что раз никто кроме нее их не замечал, значит, не стоило тревожиться и ей.

Правда, когда кучер все-таки оторвал игрушку от указателя и принялся громко обсуждать находку со стражниками, Дэйра задумалась. Может, ее свита, занятая дорогой, просто не видела этих кукол, а те существовали на самом деле?

Если так, то, похоже, в Копре их не очень хотели видеть. Дэйра выросла на донзарских преданиях и приметах, услышанных от Поппи, и знала, что подобные запугивания донзары применяли по отношению к людям, которых не желали видеть в своих краях. Так, сборщикам налогов на пути часто подкладывали чурбан, политый собачьей кровью и завернутый в женскую косынку. Подобным образом селяне просили хозяйку дороги наслать беды на голову нежеланного гостя и увести его к дьяволу. Перебрав всех, кто ехал с ней в Бардуаг, Дэйра решила, что пугали Эстрела. Ведь граф был другом Лорна, а донзары Бардуага ненавидели Лорнов за жестокие подавления бунтов. И хотя восстания и репрессии были событиями десятилетней давности, народная память жила долго.

Одного она понять не могла. Почему куклы были так на нее похожи?

* * *

Копра ничем не отличалась от других почтовых станций, в которых останавливался экипаж Дэйры. Просторный сруб из нескольких гостевых комнат с пристроенным стойлом для лошадей и хозяйскими постройками. Если Эйдерледж был каменным, то про Бардуаг можно было смело сказать, что он отстроен из дерева. Причем, из древесины, пахнущей так остро и свежо, словно она была срублена пару дней назад. От кучеров Дэйра знала, что Копра служила почтовой станцией уже лет десять, но, войдя в избу, долго принюхивалась и едва сдержалась, чтобы не потрогать стены — ведь именно так пахло и ощущалось в новой лесной сторожке егеря Стэрна, которую он срубил месяц назад на границе с Лаверье. Но запахи — явные или в ее голове — были неважны. Главное, что в Копре ярко пылал камин, из кухни доносился аромат жаркого, и пол оставался на своем месте: не двигаясь, не подскакивая и не качаясь.

Стоило им зайти, как началась привычная суета. Донзары бегали, кучера бестолково толпились, Говард Белиорский с охраной осматривали избу, бесцеремонно врываясь во все комнаты, Ирэн с графом Эстрелом требовали вина, да погорячее, а Томас Зорт носился во всем этом человеческом вихре с бумагой и карандашом, заглядывал в лица, пугал донзаров и злил капеллана с Уилом Рокером, в обязанности которым вписали присматривать за герцогским сыном. Хозяин станции, тучный немолодой мужчина по имени Гарс Мур, привык иметь дело с курьерами, торговцами, горожанами, офицерами, иногда с виконтами и баронами. Но такие фамилии, как Лорны и Зорты, заставляли его нервничать и паниковать. Уже привыкшая к подобной реакции Дэйра приготовилась к долгому ожиданию, потому что обычно устраивали графа, а потом ее, но тут в гостиной появилась хозяйка — маленькая проворная дама в чепчике и трех фартуках, повязанных один на другой, и все сложилось чудесным образом. Мадам Мур, словно фея, волшебной метлой вымела лишних людей из гостиной, и, призвав новых слуг, быстро распределила вабаров по комнатам, которые оказались уже приготовлены к их приезду — протоплены, вымыты и даже украшены еловыми ветками.

Донзары начинали готовиться к новому году за месяц, веря, что тому, кто проявит особое усердие в украшении дома, хозяин праздника подарит встречу с исполнителем желаний, который, непременно, воплотит в жизнь заветную мечту. Дэйра, впитав с молоком кормилицы, если не все, то большинство донзарских поверий, ждала исполнителя желаний каждый год и начинала украшать свои покои едва ли не с ноября. Но то ли украшала она плохо, то ли заветная мечта Дэйры была не столь заветной и искренней — волшебник не приходил. Сама Дэйра считала, что дело было в мечте. Она не мечтала о любимом муже, не думала о богатствах, не грезила дальними странами. Видимо, просьбы о том, чтобы чагары больше не убивали солдат ее отца, или чтобы Марена Парма не разлилась в новом году и не погубила донзарский урожай, были сложными и не личными, поэтому что чагары продолжали совершать тайные вылазки в Эйсиль, нарушая границы и вступая в стычки с патрулями Эйдерледжа, а река разливалась год через год, уничтожая посевы и будущий урожай.

Поправив бант из грубого холста, с любовью повязанный на еловой ветке, Дэйра искренне пожелала, чтобы хозяйке дома в новом году повезло с желаниями больше, чем ей. Проклятый Амрэль. Стоит внести в список его грехов и то, что он оставил ее без этого милого, наивного обычая, который согревал ее сердце надеждой на то, что добро побеждает зло, что справедливость торжествует, и что каждый будет вознагражден по заслугам. Пустые слова в реальном мире, но на то он и новый год, чтобы мечтать о том, чтобы твои желания исполнились.

Дэйре досталась небольшая, зато отдельная комната с кроватью для госпожи и пухлым матрасом на полу — для Марго. Учитывая, что последние две остановки им приходилось ночевать вповалку на одной большой полати с Ирэн и Лорой, обе женщины остались довольными. Заявив Марго, что она может спать с ней на кровати, чем очень обрадовала теплолюбивую и боявшуюся сквозняков гувернантку, Дэйра заняла место на широком подоконнике и принялась наблюдать за суетившимися во дворе людьми.

Как назло, на глаза постоянно попадался Нильс. Последние пять часов донзар провел в седле и не грелся в каретах в отличие от людей Говарда. Однако упрямый мальчишка и не думал идти в избу — распрягал лошадей, следил за их обустройством в конюшне, сам задавал им корм, помогал кучерам с поклажей, а затем побежал за водой к колодцу вместе со слугами мадам Мур. Дэйра не понимала, к чему было все это рвение, если почтовая станция была переполнена слугами. Поймав себя на мысли, что тревожится за Нильса, девушка долго выглядывала в окно, пока донзар не появился из-за угла избы с полными ведрами. Видимо, он совсем замерзал, оттого двигался медленно, потому что хозяйские слуги успели несколько раз сбегать к колодцу и обратно, пока Нильс притащился со своим единственным ведром к крыльцу.

— Марго! — окликнула Дэйра горничную. — Ступай во двор, скажи этому придурку бесфамильному, оруженосцу моего брата, чтобы он немедленно шел в избу. И тулуп какой-нибудь у хозяйки возьми.

Поймав удивленной взгляд Марго, которая обкладывала кровать по краям нагретыми камнями, Дэйра вспыхнула и пояснила: