Величайший диктатор

Вопрос: для этого потребуется произвести колоссальную работу. Вы хотите фактически построить страну заново. Где взять столько ресурсов?

Ответ: да, мы планируем за десять лет построить больше, чем было построено со времен римского владычества. Ресурсы есть. Во Франции вдоволь и камня, и железа. Что касается рабочих рук, то каждый француз с радостью примет участие в строительстве собственного будущего. К тому же, само строительство тоже будет производиться с использованием научного подхода. От обычных способов оно будет отличаться так же, как производство на заводе Форда от сельской кузницы.

Вопрос: Вы обещали не только добиться материального изобилия, но и поднять культурный уровень населения на небывалую высоту. Каким образом?

Ответ: решить эту задачу поможет технический прогресс. Как часто обычный человек ходит в театр или на концерт? Даже при наличии денег и свободного времени этого не будешь делать всякий день. Мы дадим человеку дешевый и качественный приемник Розинга, благодаря которому он каждый вечер после работы сможет приобщиться к неиссякаемой сокровищнице культуры. Через десять лет вы не узнаете французов — любой из них заткнет за пояс нынешних театральных критиков.

Вопрос: как Вы собираетесь бороться с преступностью?

Ответ: при правильной работе полиции и грамотных законах преступность очень выгодна для государства. Предположим, преступник залез в чужую квартиру. Много он там украдет? На двести, много на триста франков. Зато потом он несколько лет проведет на строительстве дорог без отпуска и выходных. Наемному работнику за это время пришлось бы заплатить несколько тысяч франков, а преступник будет трудиться бесплатно. Пострадавшие получают компенсацию в тройном размере, государство — чистую выгоду, а преступник — хороший урок на будущее.

Вопрос: что Вы можете сказать по поводу еврейского вопроса?

Ответ: пока ничего, так как евреи меня ни о чем не спрашивали. Но если вы еврей, можете задать свой вопрос сейчас.

Вопрос: у меня сразу два вопроса. Первый вопрос — планируете ли Вы перенимать китайский опыт, второй вопрос про педерастов...

Ответ: я верю, что у китайцев есть многовековой опыт по части гомосексуализма, но и мы не вчера с дерева слезли (смех в зале). А вообще, я считаю, что французские граждане, неважно педерасты или нет, заслуживают большего, чем чашка риса и циновка на земляном полу.

Вопрос: как Вы планируете строить отношения с Россией?

Ответ: строить что бы то ни было можно лишь на прочном фундаменте из добротных материалов. Россия вполне показала себя во время войны, так что если она хочет доверительных отношений, ей следует продемонстрировать что-то новое.

Вернувшись в Россию, я надолго забыл о Жаннере. Собственно, как и большинство моих соотечественников. Когда у тебя дома то пожар, то наводнение, перестаешь следить за чудаком с соседней улицы, даже если он обещает построить башню до неба.

Да и мои личные обстоятельства складывались не лучшим образом. Дурная погода и болгарский долгоносик вместе с причудливой аграрной политикой господина Симонова привели к обнищанию малороссийских крестьян. Напомню, что в тридцатые годы представления о богатстве и бедности сильно отличались от теперешних, поэтому обнищание фактически означало низведение до уровня африканских негров из особо дикого племени. Малороссов такая перспектива не устраивала, и они отправились "мирным походом" на Петербург. Миллиона человек (как говорили их вожаки), конечно, не набралось, но триста тысяч было наверное. Их состав оказался очень неоднородным: если в голове колонны шли крестным ходом благообразные поселяне в этнографических костюмах, то замыкали шествие вооруженные анархисты и просто бандиты, грабившие придорожные деревни. Меня отправили сделать обо всем этом репортаж, заранее обозначив главную идею "крестьян, конечно, жалко, но нечего им топтаться в сапогах по нашим чистым мостовым". Статья в тираж не пошла: попытка взять интервью у одного разгоряченного поселянина закончилась для меня проломленным черепом. Кажется, это была мотыга.

Два месяца я провалялся в больнице, истратив за это время все свои сбережения до копейки. Малороссам, впрочем, тоже не повезло. Пока они шли, в Петербурге успело смениться правительство. Новый ответственный министр придерживался жесткой линии, и колонну просто залили с самолетов сонным газом. Полторы тысячи человек после этого больше не проснулись, остальные сочли за лучшее повернуть назад.

Однако, вернемся к Жаннере. Я не интересовался им специально, но отдельные новости до меня, безусловно, доходили. Надо сказать, в нашей прессе он тогда описывался как совершенно карикатурный персонаж, сумасшедший, на фоне которого даже худшие из наших часто меняющихся правителей смотрелись сплошь периклами и траянами. Такое же отношение было к французскому президенту и в остальном мире. Среди европейских народов Франция стала считаться village idiot, как говорят англичане. Немцы не могли нарадоваться на безумие, охватившее их векового врага. Тогдашний канцлер даже пошутил в том духе, что когда французы наконец одумаются и захотят избавиться от своего больного правителя, Германия пошлет войска, чтобы помочь ему сохранить трон. Бывшие же союзники пребывали в глубочайшем разочаровании и совсем списали Францию со счетов. Единственной страной, где Жаннере встречал хоть какое-то (правда, очень слабое) одобрение, были США. Видимо, американцам импонировали размах и стремление к техническому прогрессу.

Дорвавшись до власти, архитектор немедленно превратил всю страну в огромную строительную площадку. Внешне это выглядело как рытье бесконечного количества котлованов и траншей. Один мой знакомый, часто ездивший по Европе и как раз вернувшийся тогда из Франции, сказал: "Следующему правительству придется потратить тридцать лет, чтобы закопать все эти ямы".

Естественно, имеющегося количества профессиональных строителей не хватило бы для реализации даже половины грандиозных планов. Безработных и заключенных привлекали к прокладке дорог и при прежних правительствах, но Жаннере сделал это абсолютной нормой, касающейся и женщин, и стариков. Называлось это красиво: "Бригады улучшения жизни" и "Бригады искупительного труда". Вся молодежь состояла в "Организации юных строителей будущего". Во время каникул миллионы школьников и студентов обоего пола отправлялись в "добровольные трудовые экспедиции". Армия тоже не избежала строительной повинности — это аргументировалось тем, что рытье земли является самым полезным для солдата навыком.

Кроме рабочих рук Жаннере требовались деньги. Он мгновенно спустил золотой запас, после чего начал продавать "неактуальные" произведения искусства и осторожно прощупывать почву в США и Японии насчет сдачи в долгосрочную аренду оставшихся колоний.

Надо сказать, что в безумии французского президента была своя внутренняя логика. В первую очередь он решил построить заводы по производству строительной техники и стройматериалов — самый крупные и современные в Европе. Но вот зачем было вместе с этим организовывать масштабное производство приемников Розинга и целый научный институт по их усовершенствованию, никто понять не мог. Если бы кто-то из нас сумел тогда оценить значение этой дьявольской машины...

Как любят писать посредственные романисты, "прошли годы". Впрочем, они обычно оперируют промежутками в десять, двадцать или даже целых сорок лет. Видимо, эта традиция пошла от Дюма-старшего и его мушкетеров. Но в нашем случае прошло всего три года. Седобородый профессор конца прошлого века сказал бы, что это ничтожный срок для истории. Возможно, в те далекие от нас идиллические времена так оно и было, но двадцатое столетие принесло новые темпы, и три года уже не были ничтожным сроком. Они были вечностью.

Увы, нашей страны это не касалось. Мы словно угодили в парадокс Зенона, вывернутый наоборот. Сколько российская черепаха ни пыталась догнать западного Ахиллеса, разрыв лишь увеличивался. А ещё нас можно было сравнить с забитой женой, на которой тиран-муж срывает свою злость, вызванную неприятностями на службе. В роли мужа выступала Германия: когда берлинскую биржу слегка лихорадило, петербургская ложилась под тяжестью жестокого кризиса. Если же у немцев были серьезные проблемы, то мы и вовсе готовились к концу света. Такова была расплата за полную зависимость нашей экономики от германского рынка.

Меня, впрочем, все это лично не касалось. Напротив, мои дела шли в гору, хотя для этого и пришлось продать душу дьяволу. Дьявол явился в образе благообразного господина с лицом протестантского пастора. У него и фамилия была церковная — Схимников. Как же ненавидели его газетную империю "независимые" журналисты и всякого рода блюстители общественной нравственности! Да и мне самому моя тогдашняя деятельность на ниве создания несуществующих сенсаций не очень-то нравилась. Но деньги, деньги...

Про Францию и её странного президента я тогда и думать забыл. Вообще, в те годы журналистам не рекомендовалось интересоваться политикой — как и простым гражданам, впрочем. Да и попытки разобраться в любом другом специализированном вопросе, будь то экономика, система образования, военное дело или даже архитектура, считались предосудительными. Ведь копнув поглубже, любой разумный человек обнаружил бы, что правительственная политика в каждой из этих областей крайне некомпетентна, а такие мысли подрывают общественную стабильность. Можно лишь констатировать, что этот подход себя оправдал — стабильность оставалась в неприкосновенности вплоть до самого французского нашествия.

Итак, политики я не касался — у меня была более узкая специализация: зловещие заговоры, секты и тайные общества. Помните анархистов-сатанистов, приносивших человеческие жертвы в секретной подземной крепости прямо под московским Кремлем? Да, это я. И безумные раскольники, пытавшиеся уничтожить население всех крупных городов с помощью особых бацилл — тоже я. Но придумывать заговоры с нуля у нас все-таки считалось неспортивным. Когда это было возможным, мы старались строить здание сенсации на каком-нибудь реальном фундаменте, пусть даже самом хлипком. Так, например, родился цикл статей про всемирный заговор эсперантистов. До сих пор стыдно перед этими безобидными чудаками, натерпевшимися горя из-за наших разоблачений.

Именно моя профессиональная деятельность вновь свела меня со сторонниками Жаннере, на этот раз не французскими, а нашими, доморощенными. Нам нужна была очередная партия зловещих заговорщиков, причем орудующая непременно в молодежной среде. "Они завлекают в свои сети наших детей" — мимо такого читатель не пройдет. Я перелистывал справочник, пытаясь найти среди зарегистрированных молодежных организаций что-нибудь хоть отдаленно зловещее и подозрительное. Результаты были скромными. Молодежное братство святого Михаила... Молодежное братство святого Николая... Молодежное братство святого Андрея... Литературный кружок православных девиц... Обо всем этом нечего было и думать, с Церковью шутки плохи. Вдруг мне попалось знакомое название: "Организация Юных Строителей". Неужели жаннеризм пустил корни прямо на берегах Невы? С этим надо было разобраться, возможно, даже придумывать ничего не понадобится. Ну, почти ничего, всё же в нашей работе есть свои стандарты. Вооружившись своим верным "Кодаком", я отправился в логово "строителей".

Сложно сказать, что именно я ожидал увидеть. Подземную крепость, где тайно собираются безумцы с револьверами и динамитными шашками? Масонскую ложу? Пристройку к французскому посольству, до потолка наполненную грязными сребренниками? В любом случае, мои ожидания не оправдались. Штаб "Юных Строителей" располагался во дворе старого николаевского дома на Заозерной улице. Едва ли во всем городе можно было найти что-то более далекое от модернизма, передовых течений, научного подхода, аэропланов, приемников Розинга и алюминиевых конструкций. Квадратик серого неба над четырьмя стенами тесного колодца, облупившаяся желтая краска, грязь и запустение. Когда-то, возможно, здесь и собирались сделать ремонт, но все деньги ушли на Крымскую войну. Казалось, двери дома сейчас откроются и во двор выйдет Акакий Акакиевич в шинели с кошачьим воротником. Лишь отчаянный оптимист мог устроить в таком месте штаб-квартиру строителей прекрасного будущего.

Я искренне пожалел юных мечтателей и даже решил не выводить их в своей статье совсем уж законченными негодяями. Но где же они? Миновав "Мастера Осипова, ремонт велосипедов, швейных машинок и пр." и "Ф.А. Пфальца, обучение игре на любых инструментах", я остановился перед дверью без таблички. Это было удачно, неприметная дверь без таблички хорошо подходит для начала статьи о зловещих заговорщиках. А вот отсутствие звонка было уже перебором. Тук-тук...

— Кто там? — отозвались из-за двери.

— Журналист из "Утреннего собеседника". Мы договаривались о встрече.

— Заходите.

Нет, все-таки я недооценил "Строителей" — во всяком случае, их руководство. Они выбрали такое расположение не от бедности или недомыслия, напротив, в этом был тонкий расчет. Заходя в их подвал со двора, такого древнего и унылого, человек словно попадал в другой мир, гораздо лучший, чем оставшийся снаружи. Один шаг из проклятого прошлого в прекрасное будущее. Чистые и ровные белые стены и потолок, освещаемые мощными боллоровскими лампами, зрительно увеличивали размеры небольшого в действительности помещения. Напротив входа висел большой, почти во всю стену, плакат, изображающий город будущего, "Юго-Западный Узел", который в тот момент строился в Аквитании. Город выглядел совсем как настоящий, словно он не был изображен на бумаге, а просто виднелся из окна. Не знаю, как художник этого добился — ни о какой объемной фотографии, ясное дело, тогда и речи не было. Да и нечего ещё было объемно фотографировать.

Помещение было обставлено мебелью "Фюртюр". Парижская толпа не зря жгла дедушкины комоды — вскоре после начала жаннеристских реформ мощная сеть новых фабрик буквально завалила страну несколько угловатой, но очень дешевой мебелью. В те времена к такому необычному стилю ещё не привыкли, и он мало кому нравился за пределами Франции. Но одно бесспорное достоинство у этой обстановки имелось — она была во всех отношениях новой. В углу стоял приемник Розинга. В первую секунду я изумился — где они его взяли и к чему собираются подключать — но, приглядевшись, обнаружил, что это всего лишь макет с простым куском стекла вместо экрана. Зато имелся настоящий кинопроектор и мощный радиоаппарат. Я машинально достал блокнот и записал: "Радио — шпионаж — получ. указ. из Пар. Возм. — гипн. лучи?".

"Юный строитель", парень лет шестнадцати, с интересом наблюдал за мной. Кажется, он был несколько разочарован отсутствием бурной реакции. Извини, приятель, человека, который видел вашего кумира вживую, не удивить дешевыми декорациями. На лице у юноши не читалось ни могучего интеллекта, ни железной воли предводителя, из чего я заключил, что он мелкая сошка, а главный "строитель" ожидает меня в покоях, как и положено начальственной персоне. Я оказался прав.