9. Стеклянный мир

Эмпатическое поле полыхнуло злостью. Позади меня из машин вывели Джиллиана, и я преисполнился благодарности, что хотя бы никак не умирающая жертва может вызвать у Нэттэйджа такие простые, человеческие чувства.

Миль сорвал с рук перчатки, бросил на землю, вытирая вспотевшие ладони платком, и надел новые. Выглядел заклинатель крайне бледно; я порадовался, что он не пытается догонять Шеннейра с продолжением наверняка эпической речи об ответственности, и прошептал:

— Нэттэйдж и Олвиш не ладят потому, что Олвиш работал на Алина, а Нэттэйдж — нет?

Миль странновато посмотрел на меня:

— Они оба работали на Алина. Только Нэттэйдж с самого начала, а Олвиша Алин перетянул с трудом. Так вы не в курсе? Светлый магистр! Где ваше внимание к людям? Вы должны знать о нас все, самые потаенные...

— Хорошо, Миль, — смиренно согласился я. — Какое ваше любимое число?

Судя по отклику, любимое число Миля я теперь не узнаю никогда.

— ...Так выслушайте же эту печальную историю. После войны Нэттэйдж и Алин вместе застряли в башне Шэн — на Алина наш магистр перевалил всю скучную рутину по гильдии. Нэттэйдж остался без замка, ходил за Алином по пятам и выполнял все его указания. Надеялся, что когда Алин придет к власти, то его не забудет. Алин пришел к власти, и сразу оказалось, что места в ближнем круге уже заняты, а всякие перебежчики из Ньен высоким моральным критериям не соответствуют. После этого Нэттэйдж с горя выбил себе Нэтар, а от Нэтара тогда были три стены и крыша, и основал внутреннюю службу, — мгновенно со скукой выдал Миль, потер перчатки, и злорадно хмыкнул: — А через несколько лет за несоответствие высоким моральным критериям послали Алина. Олвиш швырнул ему свой замок и потребовал, чтобы Алин к нему больше не обращался.

Если честно, этот день был отвратителен и без порции разборок высшего темного общества.

— Высший маг Нэттэйдж, высший маг Олвиш Элкайт, — Гвен звякнула серебряной палочкой по повисшему прямо в воздухе треугольнику, привлекая внимание. Поименованные мрачно покосились друг на друга и промолчали, как и положено темным, не собираясь ничего объяснять. — Кажется, нам надо многое обсудить.

Дуэльный круг вспыхнул повторно, расширяясь, поглощая нас и отсекая от внешнего мира. Стремительно потемнело; прямо передо мной вспыхнула белая печать, и, проморгавшись, я заметил, что такие же печати загораются перед каждым магом. Шеннейр скучающе зевал, отвернувшись в сторону, Миль тер глаза и что-то шипел, Джиллиан смотрел прямо перед собой, словно стараясь не пересекаться взглядом с Олвишем. Отпустить Джиллиана я не мог — да, в последний момент он сделал то, что мне помогло. Но перед этим он с такой же уверенностью снимал с меня кожу и убивал невинных людей, которые выполняли свою работу.

Тьма была настолько плотной, что, казалось, протяни руку — и упрешься в стену. Ни моря, ни солнца; более того, я практически ощущал под ногами не каменистый утес, а гладкие плиты.

— Начинаем совет, — объявила волшебница, и рядом с ней из ниоткуда появился Иллерни, протягивая поднос с золотой чашей.

Нэттэйдж шагнул вперед первым, покаянно склоняя голову, и жестко признал:

— Я признаю свою вину. Все, что случилось — случилось по моему недосмотру. Я сделал все, что мог, чтобы оградить вас от беды, Тсо Кэрэа Рейни, но этого оказалось недостаточно. И я жалею лишь об одном — что не настоял на казни предателей тогда, когда они были в наших руках. Светлый магистр имеет право на милосердие; но не я.

И все же Алин просчитался. Человека, который с горя не опускает руки, а создает мощную силовую организацию, следовало держать при себе. С другой стороны, Нэттэйджу повезло, что его оставили за бортом так рано — судя по отказу помогать Райану и Олвишу, сторонников Алин планировал слить тоже. Если бы Джиллиан погиб, если бы я не узнал его версию событий, то слова Нэттэйджа звучали бы правильно.

— Нэттэйдж! — я быстро сошел с места и подхватил мага под руки, — Не стоит так переживать! Было бы ужасно, если бы маги, проходящие испытательный срок, избежали наблюдения внутренней службы — ведь внутренняя служба наблюдала за ними, не так ли? — и присоединились к отступникам. Но, как верные граждане, они раскаялись и, внедрившись в группу предателей, сорвали их планы!

С лица Джиллиана, только что узнавшего, что он на светлой стороне, можно было писать портреты. Эмоции Нэттэйджа вновь выдали сбой — быстрый, практически незаметный, и не будь я эмпатом, я бы его пропустил. Но глава внутренней службы мгновенно пришел в себя — железное самообладание обязательно, когда у тебя в любимых занятиях править, немного интриговать и разбазаривать госимущество по разным подозрительным противозаконным организациям.

— Я виню лишь злой рок, что не позволил остальным встать с нами рядом, — я крепче сжал пальцы, заглядывая собеседнику в глаза и прямо в душу и выдавая максимальный уровень светлого пафоса, который только мог. — Не казните себя! Я верю, что вы изо всех сил пытались решить вопрос со снабжением группы Джиллиана, которая занималась зачисткой заарнских тварей на самых сложных участках! И только ваша крайняя занятость не позволила вовремя отреагировать на сообщение о болезни участников. Ведь заражение энергией искажения происходит не всегда, а только при физических ранах, магическом истощении, плохом питании и когда маг не носит специальную защиту... Отсутствие лекарств — всего лишь трагическая случайность. Кто мог предположить, что лихорадка сожжет четверых буквально за сутки — они просто не успели получить помощь. Пятая, Амара, погибла в сражении...

Проняло даже Шеннейра — по крайней мере, темный магистр прекратил со скучающим видом подпирать голову рукой. Эмоции остальных показывали разные градации отвращения.

— Зло объединилось, — с метафизическим ужасом выразил всеобщее Миль.

Джиллиан горбился все сильнее, словно невидимая сила пригибала его к земле, и мне стало страшно. Когда я сам услышал историю в первый раз, то воспринял гораздо спокойнее, и только сейчас, ощущая его эмоции, начинал понимать, каково это — когда тебя и твоих товарищей медленно убивают, а ты бессилен это предотвратить.

Я не хочу вспоминать, пожалуйста, я не хочу вспоминать. Замолчи. Замолчи.

Только Нэттэйдж остался непрошибаем. Светлый пафос на него не действовал вообще — в эти игры он играл сам.

— Это сильный удар — потерять столько талантливых магов разом. Мы будем их помнить, — не моргнув глазом торжественно пообещал он и повернулся, совершенно другим тоном отчеканив: — Время обсудить ваш вопиющий непрофессионализм, Олвиш. Вы были за них ответственны. Вы взяли их на поруки. Я понимаю трагедию, что случилась с вашей семьей... пусть вы сами были причиной... но это было двенадцать лет назад. Двенадцать лет — достаточно времени, чтобы прийти в себя, вам не кажется? Или слухи верны, и отношения между братьями и сестрами Элкайт несколько... более близки, чем свойственно родственным?

Лицо Олвиша закаменело.

Подобные слухи ходили по обеим гильдиям: хотя подобные слухи ходили бы про любую семью, столь явно повернутую на генах. Еще была крайне мутная и некрасивая история про родителей нынешних Элкайт, и ни Юлия, ни Юрий, ни Олвиш — наверняка Олвиш тоже — не терпели болезненных намеков. Сейчас Олвиш сорвется и сорвет совет, и дело можно будет спустить на тормозах и не отвечать на вопросы.

— Олвиш, — позвал я, переключая внимание. — Почему вы не обратились ко мне, когда поняли, что все идет не так? Почему вы не попытались получить помощь?

Мне действительно хотелось это узнать. Пусть я знал, что правильный ответ был...

— Как будто ты, светлый, здесь что-то решаешь!

... гордость.

Мне просто хотелось, чтобы Олвиш задал эти вопросы себе сам.

— Олвиш.

Одна лишь фраза Шеннейра оборвала все разговоры. Олвиш сразу потух, и я поразился, насколько он выглядит измотанным.

У Олвиша выдался нелегкий год. Подчиняться своему личному врагу. Даже не рассчитывать на снисхождение светлого магистра, после того, как грубо с ним поступил — а в системе координат Олвиша я обязан был мстить, потому что как же нет? С одной стороны — все еще остающаяся верность гильдии, или, быть может, привычка, с другой — бывшие приятели, даже близко не собирающиеся раскаиваться в своих заблуждениях. Приятели, которые готовы легко подставить самого Олвиша. Не думаю, что ситуация была критической с самого начала — скорее всего, обрезать снабжение стали постепенно, группа Джиллиана вряд ли с охотой жаловалась, а Олвиш не слишком с ними контактировал, занятый на собственных участках, и упустил момент, когда маги начали всерьез выматываться, настолько, что даже обычные задания превратились в непропорционально сложные. Те, кто контактировал с наказанными, видели все, но не заступились — из страха, лояльности Нэттэйджу или просто потому, что считали происходящее справедливым. Почему нет? Джиллиан первым объявил войну, напав на своих.

Если бы последний этап с болезнью разворачивался на виду, то Олвиш еще успел бы вмешаться — но как раз тогда он находился далеко в Вальтоне, наблюдая за сделкой между внутренней службой и нэртэс. Он был всего лишь одиночкой против всей гильдии, а маги Элкайт всегда опирались на родню и на своих магистров. Оставшись без опоры и без цели Олвиш шаг за шагом шел к гибели, а высшие уверенно сжимали круг, подталкивая его в спину.

Нет, такое ощущение, что я пришел на совет, чтобы жалеть Олвиша Элкайт. Явный признак, пора сворачиваться.

— Вы могли бы их спасти, Олвиш, — Гвендолин поманила рукой, и из чаши в прозрачной сфере выплыло алое сердце. Но с каждым словом оно темнело, наливаясь фиолетовым свечением и излучая чистейшую отвратительную тьму. — Этому нет прощения. Олвиш Элкайт. Не выполнил взятые на себя обязательства. Вина за пять жизней лежит на нем.

Принцип бумеранга в отдельно взятом темном совете. Угроза наказания, уже практически упавшая на Нэттэйджа, вновь вернулась к Олвишу. Да, можно было и дальше давить, что вина на главе внутренней службы, но доказательства все еще оспоримы, и Нэттэйдж найдет тысячу оправданий — эй, он уже нашел, все сделано ради меня — а отношения между нами серьезно испортятся.

— Я, светлый магистр, вношу возражения, — я наконец разобрался, как активировать сигнальную печать, чтобы вылезти с речью по всем правилам. — Джиллиан, шестой маг, взятый Олвишем на поруки, не только осознал свою вину, но и спас мне жизнь. Если учесть официальную формулировку "принять их наказание", то Олвиша необходимо наградить... Далеко не каждый способен поручиться за других людей и дать им шанс. Прошу учесть, что именно Олвиш Элкайт добровольно помог нам восстановить волновые щиты, и что он верно служит гильдии.

В свободное время от предательства магистров и игнорирования приказов. Подскажите мне, кто тут нормально работает? Свет, чего мне будет стоить перетянуть на свою сторону Эршенгаля?

Хотя такие, как Эршен, не меняют сторону.

— Проклятие не отнимет жизнь Олвиша Элкайт, — сердце плавно опустилось Гвендолин в руки. — Его подопечные пытались исправиться, насколько могли. Но неосмотрительность должна быть наказана. Люди обязаны отвечать за свои ошибки... Вы настаиваете на том, чтобы облегчить его участь, Тсо Кэрэа Рейни? Вы готовы взять часть его вины на себя?

Во рту пересохло. А я зачем тут перед вами распинался?

— Да.

— Вы уверены, что готовы разделить наказание? Темная магия не терпит легкомыслия и необдуманности.

Не отговаривайте, я уже не уверен.

— Да.

— Я возражаю! — мгновенно подскочил Нэттэйдж. — Это слишком опасно! Светлый магистр, вы не можете пострадать за этого недостойного!

— Я тоже, — с ленцой проговорил Миль, напряженно обшаривая взглядом площадку, так, словно готов был сойти с места и вмешаться.

Но, конечно, не готов.

Гвендолин впилась в сердце изящными пальцами и разорвала надвое, с ровной улыбкой протягивая части нам с Олвишем.

На ощупь оно было как сырое мясо. Я твердил себе, что это магический артефакт, и сердце отчетливо фонило темной магией, а еще истекало фиолетовой жижей и конвульсивно содрогалось в руках.

— Давай сюда, — устало потребовал Олвиш, не смотря на меня. Точно так же, как не смотрел на Джиллиана, хотя тот упорно искал его взгляда. — Только светлых здесь не хватало.

Почему-то именно отношение Олвиша раздражало больше всего. Остальные светлых воспринимали — как разумных существ, врагов, жалких тварей... ну хоть как-то. Для Олвиша светлые были чем-то средним между говорящими предметами и безмозглыми зверюшками.

Я не стал ни отступать, ни радостно швырять ему проклятый артефакт — да, мне хотелось сделать именно это — и спросил:

— Что я должен сделать?

— Съесть, — вежливо подсказала Гвендолин.

Шеннейр сдавил пальцами переносицу, словно споры надоели ему давно и надолго, и разом оборвал разговоры:

— Среди напавших были мои маги. Я за них отвечаю. Я возьму часть вины Тсо Кэрэа Рейни на себя.

Высшие посмотрели как стая голодных акул — словно припоминая, что слова о просчете Шеннейра здесь еще не звучали. Еще не время. Все всё помнят.

Улыбка Гвендолин была почти незаметна, но она определенно была далека от светлой:

— Это справедливо.

Шеннейр подошел размашистым шагом, забирая несмело протянутый артефакт, и впился в него зубами. По его подбородку потекла кровь; я следил за этим со смесью отвращения и любопытства, поражаясь, как во всех темных ритуалах изящные новейшие заклятия сочетаются с дикими пережитками старины.

Новейшие темные заклинания никогда не были бы так впечатляющи, если бы не дикие пережитки.

Гвендолин вновь звякнула треугольником, возвращая совет в официальное русло, и произнесла:

— Джиллиан.

О Джиллиане, разменной фигуре, все успели подзабыть. Вряд ли хоть один высший поверил в наспех придуманную сказку: даже если касаться голых фактов, то у меня даже не было времени, чтобы перетянуть мага на свою сторону и заставить работать на себя, оставшись незамеченным для наблюдателей. Но у собрания не было ничего, кроме моих слов и моего желания защитить Джиллиана, и это гарантировало ему жизнь. Эти люди просто измучатся от любопытства, если позволят жертве умереть, не получив ответов.

Оказавшись под перекрестьем взглядов, полукровка сумел выпрямиться и гордо вскинуть голову. Джиллиан был довольно нагл; фанатик, в своем роде, следующий за идеей. Только идеи у него были странные — и ничего, кроме как держаться, ему не оставалось

— Джиллиан, — волшебница подняла чашу с подноса, заглянула внутрь, и с сожалением поставила обратно: — Ты заслужил право на жизнь — сейчас. Но твоя вина не искуплена. И, если уж на то пошло — Миль, верни ему голос.

Миль поморщился, демонстрируя, что некуда деваться, и с неохотой подошел к Джиллиану, коснувшись его горла. Я почти видел, как от его пальцев тянутся темные нити, когда заклинатель отнял руку; Джиллиан попытался что-то сказать и согнулся. Изо рта у него капала кровь.

— Горло болит? Дышать, глотать больно? — поинтересовался Миль и, дождавшись кивка, как ни в чем не бывало объявил: — Время упущено. Связки испортились.