— Идем! — Вовка схватил за руку Марию и потащил в комнаты матери, одновременно удивляясь, как легко в голову человека загружается другое время и другая реальность с не существовавшими прежде воспоминаниями. Толкнув дверь, он вошел в просторную гостиную, выдержанную в голубых тонах. Несколько дверей расходились отсюда веером в разные стороны.

— Улыбайся! — Несильно сжав руку сестры, он втащил ее в следующий небольшой внутренний коридор, освещенный и устланный теплым ковром.

Вот спальня фрау Аннет. Открыв без стука дверь, парень мельком взглянул на неубранную постель, сразу войдя в следующую комнату — детскую, где жили рядом с мамой до пяти лет все младшие члены герцогской семьи.

Окна здесь были зашторены тяжелыми плотными занавесями, и осенний день пробивался сквозь ткань неуверенно-смутным пятном. По углам неярко светили три ночные лампы. В четвертом углу, рядом с кроватью няни Евы, была поставлена жаровня, в которой тлел высушенный и растолченный порошок можжевелового корня. Фрау Аннет сидела рядом с маленькой кроваткой, на которой, тяжело дыша, раскинула ручки маленькая девочка. Ее глазки были закрыты, а губки, это было видно даже в темноте, посинели.

— Матушка! — Мария встала на колени рядом с кроватью. — Что с нашей Мартой?

Женщина подняла на старших детей воспаленные глаза, одновременно опустив в тазик с водой высохшее на лбу малышки полотенце.

— Не знаю... — Глухо сказала Аннет и попыталась улыбнуться. — Не волнуйтесь, мы с Евой каждый час обтираем ее уксусом. Иногда она открывает глазки...

Нервы уставшей женщины не выдержали, и она всхлипнула. Но тут же взяла себя в руки.

— Матушка, но что же делать? — Спросила сестра. — У нас прием... Может, пока еще есть время, отменить праздник и разослать извинения?

— Не стоит, милая, давать повод для радости и сплетен нашим соседям...

Пока мать и дочь разговаривали, Вовка, стоящий позади сестры, просматривал ауру ребенка. Рваные края, грязно-красные всполохи и серый мертвенный цвет в районе солнечного сплетения... У девочки уже не хватало силенок бороться за свою жизнь.

— Матушка, — хрипло попросил он, — могу я Вас с сестрой и няней попросить выйти отсюда на несколько минут? Я хочу побыть с Мартой наедине...

Мать вскинула глаза, и Вовка увидел в них понимание. Она решила, что он хочет попрощаться с сестренкой как мужчина: без посторонних взглядов.

— Что ж... — Она встала. — Да, мой милый. Но прошу, не задерживайся. Я не знаю, насколько эта болезнь опасна для всех остальных...

Женщина пошатнулась и провела рукой по лбу, на котором отчетливо были видны вертикальные горькие морщинки. Няня, пышная и крепкая фрау, тут же подхватила ее под локоть, зашептав на ушко какую-то успокаивающую чепуху. А Мария, оглянувшись на брата, быстро открыла перед ними дверь.

Вовка сел на стул и почесал макушку. Вот настоящий Вальтер разбирался в потоках силы, и лечить у него получалось здорово. Но ведь это он, Вовка, когда-то мечтал стать врачом! Поэтому, если уж взялся, то нужно соответствовать. Его друг любил эту девочку и очень переживал, что не умер вместе с семьей... Но сейчас, когда почти все в порядке, крохотная свечка жизни малышки оказалась в его неумелых руках... Но он обязательно постарается! Должен.

Наклонившись над темечком Марты, он разглядывал яркие линии высоких энергий, входящие в голову, но резко сужающиеся где-то в области глаз. Сначала Вовка попытался их прокачать, увеличив напор. Но подойдя к невидимой черте, они останавливались, словно каждый поток перекрывался краном, не дающим силам свободно изливаться в тело.

— Значит, преграды надо разрушить... — сам себе сказал Вовка. — Только вот как? И еще не навредить...

Он постарался рассмотреть картинку поближе. И то, что увидели его глаза, парню очень не понравилось. Каждый энергетический поток был словно перевязан черной ниткой с несколькими узлами. На вирусное заболевание, по Вовкиному мнению, это рукоделие никак не тянуло. Значит, что? А это значит, что кто-то, весьма одаренный магически, захотел сорвать герцогский праздник. А зачем? Парень быстро прикинул в уме все варианты и пришел к мнению, что он о чем-то не знает. Может, выбитый смертью дочери из колеи, отец примет опрометчивое решение? Или поссорится с соседями? Короче, какой-то умник решил испортить будущее его новой семьи и Вовкино в том числе... Парень побарабанил пальцами о спинку кровати и снова наклонился над девочкой. Работать тут надо было очень осторожно. Если отрезать сразу, организм может не справиться с хлынувшей в него силой, и маленькое сердечко разорвется от напряжения. Поэтому сделав картинку ауры максимально четкой и видимой, он направил тонкий луч своей силы на один из узлов и потихоньку поддел конец нити. Недовольно шевельнувшись, она все же поддалась, и первый узел был развязан. Поток жизни тут же отреагировал и стал чуть больше. Стерев выступивший на лбу пот, Вовка приступил ко второму узлу... Всего на первом потоке их оказалось три. И, как только они были развязаны, а первая черная нить уничтожена, целительный зеленый луч разбежался по изголодавшемуся о свете мироздания телу, склеивая оборванные края ауры.

Вовка потер гудящие от напряжения руки. Вторая нить, не в пример первой, распустилась намного быстрее, и ярко-оранжевый свет уютно свернулся в солнечном сплетении. Девочка задышала ровней и заворочалась. Но парню надо было разобрать еще пять переплетений. Поэтому, погрузив тело в крепкий сон, он продолжил работу. Краем уха парень слышал, как в дверь попытались войти. Но металл подружился с ним еще в мире ангелов, и замки послушались его, как родного, накрепко заклинив дверь. И вот, наконец, последний, фиолетовый канал освобожден. Парень в изнеможении откинулся на спинку стула. Энергия в ауре девочки бурлила, заполняя предназначенные для нее места. Сняв с ребенка сонное оцепенение, Вовка встал и подошел к двери, за которой рыдала Аннет, скреблась о косяк Мария и басом выкрикивала его имя Ева. Он повернул ручку и открыл замок.

Три женщины в испуге смотрели в его побледневшее лицо.

— Что? — Наконец, прошептала няня.

— Проветрите комнату. — Тихо сказал Вовка и вывалился за дверь. Опершись спиной о стену, он прислушивался к голосам тихим и тревожным, а потом, когда девочка открыла глазки и протянула к маме ручки, восторженным и радостным.

Из комнаты выскочила Мария.

— Вальтер! — Она опустилась перед парнем на колени и схватила его за руки. — Марта очнулась и попросила пить! И лобик уже не горячий!

— Я счастлив! — Кивнул он головой и уперся косой на затылке в стену.

Мария непонимающе на него посмотрела.

— Ты не рад?!

Она кинула быстрый взгляд в спальню, где звенели голоса, и снова перевела его на Вовку. Тонкие коричневые брови задумчиво сошлись у переносицы.

— Ты... — осторожно, словно боясь произнести вслух слова, сказала она, — ты... ее... лечил?!

— Ч-ш-ш... — Вовка приложил к губам палец. — Это великая тайна! Машенька, отведи меня покушать. А то ножки что-то плохо держат...

Он попытался встать, придерживаясь за стену.

— Тяжела ты, клятва Гиппократа... — неловко пошутил он.

Мария обняла его талию, поднырнув головой под руку.

— Идем. Я посажу тебя в гостиной и принесу поесть. Осторожно, не торопись... Вальтер! Ты, правда, ее лечил? Ты — маг?! Боже милостивый! У нас в роду давно не появлялись маги! Вальтер! Я так тебя люблю!

— Только не урони. — С усмешкой попросил он, запнувшись ногой о ковер.

* * *

На радостях горничная вместе с Марией принесли еды для всех. Няня Ева еле уговорила маму Аннет оставить девочку с ней и тоже пойти в гостиную перекусить.

— Как же хорошо, мамочка! — То и дело прижимала руки к сердцу Мария. — Наша Марта поправляется, а ты еще успеешь отдохнуть перед приемом!

— Мальчик мой, — неожиданно обратила внимание на сына Аннет, — как твоя нога? Лекарь сказал, связкам нужно несколько дней покоя, а ты сюда пришел!

— Все в порядке. — Улыбнулся он синим материнским глазам. — Со мной все хорошо. И с Мартой тоже все будет нормально. Нянюшка! — Позвал он Еву. — Перестели девочке постель!

— Ой! — Заворчала та из спальни. — Давно ли за тобой пеленки убирала? Еще, поди, не разучилась за детьми ухаживать!

Вовка и Мария посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Плотно позавтракав, парень незаметно потянулся. В теле вновь появилась сила, и ему захотелось обежать весь замок, дворы и парк, любуясь необыкновенно прозрачным осенним небом.

Едва он встал, как дверь в гостиную резко отворилась, и в комнату шагнул отец Вальтера — Густав фон Шонн. Он был в верхней одежде. Его светлые волосы выбились из хвоста и в беспорядке упали на лицо. Голубые глаза с волнением смотрят на Аннет.

— Я послал из города весточку в столицу мэтру Вилдбаху... Как она? Как наша малышка?

— А вот и мы! — Из глубины спальни в гостиную вышла довольная Ева с улыбающейся Мартой на руках.

* * *

Отец с сыном отправились в конюшни. Настроение герцога Вилтхарского, когда он узнал, что с его детьми все в порядке, стало безоблачным. Насвистывая какую-то песенку, он мимоходом потрепал за уши подбежавшую дворовую псину.

— Хорошие стоят деньки. — Сказал он. — Кончится праздник, пошлю в предгорья последний перед зимоставом корабль. Надо бы вывезти самоцветы да забрать выплавленную медь. И рабочим зарплату отвезти, закрыть сезон.

— А почему на зиму прекращается добыча?

— Совсем не прекращается. Но зимнее время — темное, холодное. Ночевать в штольнях становится опасно. Да и отдохнуть людям надо, побыть с семьями, заготовить на зиму дрова или сделать запасы торфа. Река встанет, повезем к плавильным печам уголь и все необходимое для тех, кто живет при заводе. А начнется охотничий сезон... Будем скупать пушнину... Вот так, сын!

Отец хлопнул мальчишку по плечу. Из конюшни навстречу им вышли двое мужчин, одетых в крепкие сапоги, штаны и куртки с капюшонами. За плечами у каждого висели ружья, а на поясе — длинные ножи. Герцог замедлил шаги. Мужчины подошли и поклонились.

— Здравствуйте! — Кивнул им фон Шонн. — Ну как, следы какие есть? Лежки нашли? Далеко?

— Кабаны, лоси ходят... — Степенно пробасил старший. — Кабана в соседнем лесу поднять можно. Пушного зверя лучше не трогать, пусть жируют до зимы... Шкура все равно худая.

— Ну и чудно. — Ответил отец. — Тогда кабаны. Недалеко и недолго. Гостей будет мало.

— Хорошо, господин! — Снова склонили головы егеря.

Конюх подвел герцогу уже оседланного свежего коня и смирную серую кобылку для мальчика.

— А мы куда, отец? — Спросил Вовка.

— Заберем заказанное мамой новое платье, пошлем извинения господину королевскому лекарю, да проедемся по фермам. Управляющий у нас хороший, но хозяйский глаз надежней. Никогда этого не забывай!

Дул легкий ветерок, стряхивающий с деревьев желтую листву. Герцогский парк, переходящий в лес, стал светлым и прозрачным. Укатанная колесами дорога была сухой и твердой, словно асфальт. Отец с сыном заехали в стоящие на отшибе просторные конюшни и полюбовались породистыми скакунами, бегающими по широкому загону. Старший конюх, неторопливо подъехавший к ним на низкой лошадке, вместо приветствия кивнул головой:

— Хороши! Кого повезем на столичную ярмарку?

— У меня уже есть несколько покупателей на пятилеток. Трехлеток думаю придержать до следующего сезона. Подрастут, покажут, на что способны... Но сейчас интендантство закупает мохнатых харанцев...

— Неужто все же война? — Задумчиво сказал конюх, поглядывая на резвящихся и блестящих сытыми лоснящимися боками гнедых лошадок.

— Не знаю... — Поморщился герцог. — Управляющий пришлет рабочих. Проследи, чтобы кобылиц утеплили как следует...

И опять усеянная солнечной листвой дорога. По синему небу летели пушистые белые облака. Кое-где крестьяне уже выбрали последний урожай и жгли сухую ботву. Вдали пахали поле под озимые...

— Отец, — Вовка утопил покрасневший нос в высокий воротник меховой куртки. Его до сих пор передергивало от прелестей сельхозработ, поэтому сейчас он старался смотреть только вперед. — Скажи мне, когда Ульрих умрет, в чьи руки попадет корона?

Густав внимательно посмотрел на сына.

— Почему ты озаботился политикой, мой мальчик? Тебя что-то напугало? Не бойся! — Герцог поднял голову к небу и улыбнулся. — Столица от нас далеко и бояться нам некого.

— И все же? — Вовка требовательно посмотрел отцу в глаза.

— Скорее всего, Гюнтеру. Младшему брату Ульриха, если не будет иного завещания. Ведь у Короля своих детей нет.

— А оно может быть, это завещание?

— Поговаривали, не знаю, насколько это верно, но только Ульрих очень недоволен образом жизни брата. Пьет неумеренно, окружает себя фаворитками... И это при жене и детях! Возможно, он оставит трон принцу Генриху, сыну Гюнтера. Хотя тот молод и пока не интересуется политикой...

— А из-за чего война? Неужели государство так слабо, что кто-то рассчитывает легко его захватить?

— Не легко. Но вдоль границы течет широкая река. Местами только по нашей территории. И это значит что?

— Пошлины с иностранных судов, таможня...

— Правильно, мой мальчик! Кроме того, наши горы полнятся магическими самоцветами, на которые распространяется государственная монополия. И чужеземные маги вынуждены приобретать их у нас за довольно высокую плату. Есть в магическом совете мира такой магистр Лоэрней. Вот ему это очень не нравится, но сделать старый колдун ничего не может. Наш Король — неплохой маг. Да и мэтр Вилдбах весьма силен.

— Отец, это те самые горы, что видны из моего окна? И наши рабочие занимаются столь ценной добычей?

— Да, сынок. Магические самородные кристаллы мы отдаем в казну. За них нам платят разрешением торговать простыми камнями. Ведь сам понимаешь, чтобы найти хоть один обладающий уникальными свойствами самоцвет, приходится перекапывать тонны руды!

Парень немного помолчал, обдумывая услышанное, а потом снова спросил:

— Отец, а почему ты не держишь собственную гвардию? Ведь ты — герцог, и тебе это просто необходимо!

— Какие странные вопросы приходят сегодня в твою детскую головку! — Отец подъехал ближе и, заглянув сыну в лицо, улыбнулся. — От кого мне защищаться? Врагов у семьи нет...

— Отец! Ты, наверное, не понимаешь: если Ульрих, благоволящий к тебе, умрет, все может измениться в одну минуту! А у нас на дворе ни одного солдата!

— Перестань! Наше семейство — родня королевскому. И без высочайшего соизволения никто пальцем не посмеет тронуть моих домочадцев!

— А если к власти придет Гюнтер? Или в стране начнется смута? Или война?

Герцог усмехнулся и покачал головой. Ему не хотелось верить в плохое. Ведь кругом была его земля: леса, поля, пашни. Заводы и хозяйства. Его уважали. Против кого воевать? Он внимательно посмотрел на сына. Три дочери и один парень. Но какой! Умница! Через годик или два можно подать заявление на поступление в королевскую Академию!