Спаситель 4 глава

К моему, наверное, сожалению, никаких дорожных разбойников мы не повстречали. И опробовать свой ''маузер'' мне не довелось.

А вот ''окно'' для такого длинного обоза пришлось удерживать вдвоём. Мало того, что обоз длинный. Так он еще по лесному просёлку не шибко скоростной.

$

Василиса, когда я ей за ужином расписывал картины будущего совместного хозяйства в Крыму, положила вилку на стол со стуком.

— Какое совместное хозяйство, Дмитрий Дмитриевич, может вообще быть? Когда ты мне даже предложения не сделал.

И смотрит строго своими синими брызгами.

— Ну, считай, что я сейчас его делаю, — ответил несколько смущённо.

— И под венец поведёшь? — спросила с подозрением.

— Поведу, — ответил я. — И подарок я тебе, как невесте, привез — швейную машинку.

И был моментально активно зацелован прямо в вагоне-ресторане под удивлённый взгляд кухарки.

А уж как ночью меня любили...

Наутро, скорее всего от кухарки, вся округа знала, что Василиса-бобылка замуж выходит. За пришлого барина.

Тарабрин просто светился от хорошего настроения.

— Крайнюю теплушку, что под золотом была, бери себе под склад имущества для будущего твоего маетка. Тебе всего много чего понадобиться. А от меня подарки еще впереди будут. И это... Ваньку-лошадника к себе забирай. Он у графа Орлова-Чесменского в имении в первых конюхах ходил. Я его после эмансипации крестьян к себе соблазнил переехать всего три года назад. Он пока холостой, но вроде как справную девку себе присмотрел уже. Вот вас вместе и повенчаем на ярмарку.

— Меня с Ванькой? — прикололся я.

— Нет. Тебя с Василисой и Ваньку с его пассией.

— Тогда путь он, пока в Крым я не перебрался, у тебя при лошадках побудет. Осчастливь человека. Заодно пусть и за моей кобылкой присмотрит. Чем он у тебя раньше занимался?

— Свиней забивал и на рынке в Москве мясом торговал.

— Двадцатого века, значит, не боится. И паспорт имеет? Тогда, если всё по уму делать, то мы с ним еще в девяностые смотаемся. В то горькое время, когда племенных лошадей по цене мяса продавали. И владимирских и советских тяжеловозов. Эти не хуже волов воз потянут.

— Как знаешь, — согласился со мной Тарабрин. — Но на охоте я Ваньшу с тобой рядом поставлю. Привыкайте друг к другу.

$

В первый день охоты я расстрелял полсотни патронов, но убил всего одного гуся. Хотя, казалось бы, летят птицы просто толпами и промахнуться невозможно в принципе. Но вот, поди ж ты...

Ванька, со мной в одной лодке охотился. Стрельнул из своей тульской двудулки, дай бог, десяток раз, но затрофеил пяток гусей. И смотрел на меня с некоторым превосходством.

— Трех еще не достать нам, барин, — сокрушался лошадник, — в густые камыши упали.

Я считал себя вполне опытным охотником. Но современные мне дикие гуси вели себя совсем иначе, имели совсем другие повадки. И охотились на них мы в моём ''осевом времени'' совсем по-другому. Маленькие косяки гусей у нас в ХХ веке перелетали.

— Как это у тебя так ловко получается? — удивился я, когда мы всех своих битых гусей из воды выловили.

— Торопишься ты, барин, — выдал мне характеристику напарник, — Мне так невместно. Патрон дорог. Батька покойный за каждый промах сек меня безбожно. Вот и выучил.

Но больше всего птицы набили крестьяне с луками и стрелами. У тех вообще промахов не было. Ванька сказал, что летом они так, походя, фазанов стрелой бьют.

Не был я на этой охоте добытчиком знатным. Хоть и имел самое навороченное помповое ружьё. И это меня несколько расстраивало.

Вечерами, как водится — костёр, водочка, жареный на вертеле гусь и охотничьи байки. И многочисленные сожалительные вздохи, что гусь нынче не тот уже пошел. Раньше его можно было просто подойти и палкой бить. Деды так и делали, в первые года жизни на Беловодье.

Понятно стало, почему и ярмарка после большой охоты. Битого гуся везли возами и продавали всего по три медяхи за тушку в три кило.

Медные монеты были боспорского образца — с осетром на аверсе. Все же непонятно мне, чего так боится Тарабрин археологов будущего. Они если чего не понимают, что не укладывается в их теории — в запасниках прячут и народу не показывают. Как и понятные всем собрания античной эротической терракоты и росписи на керамике.

Я свои трофеи Василисе отдал. Пожелал, чтобы мне запекли гуся с яблоками. И жир, вытопленный с него собрать — зимой от обморожения пригодиться. И не только морду от мороза мазать, но и обувку им от воды предохранить. Остальных двух закоптить после засолки.

За специями пришлось опять в Москву ''осевого времени'' мотаться. Тут с ними бедно. Соль, лук да чеснок. Еще петрушка с укропом. И вроде всё. Даже лаврушки не видно, хотя в моём времени растут эти кусты в Крыму как сорняк.

И кукурузных полей я тут не заметил. Как и помидоров с подсолнечником — шифруется проводник. Колумба ему жалко. Хорошо хоть огурцы с капустой есть, которые на Русь вроде как с византийскими попами только пришли.

Ладно, подождём маленько, в Крыму я сам себе хозяин буду.

Зато арбузы продавали только фурами. За две серебряные монеты — фура. Помню, в моем детстве на Волге деды рассказывали, что фура арбузов при царе стоила всего рубль. Судя по весу, эти две боспорские серебрушки были царскому рублю равны. Оно понятно — бахча не у всех. Ее же караулить нужно. Хотя бы от волков. А не в каждой семье можно выделить на то работоспособного человека.

Василисе из своей Москвы привез подвенечное платье из пафосного салона. За 900 у.е. Цвета чайной розы — ну не девочка же она, чтобы замуж выходить во всём белом и с фатой, которая у русских, как западный флёр-д'оранж — символ невинности. Лиф богатый с вышивкой гарусом и искусственным жемчугом. Юбки пышные на кринолине, до пят — как тут и положено. А чтобы декольте задрапировать взял отрез газового муслина той же расцветки. А то Васька наотрез откажется в храм идти с голыми плечами. Я ее уже немного изучил.

Можно было и какой мастерице в Москве пелеринку из макраме для Васьки заказать. Да возиться не захотел. Машинка швейная есть — пусть сама свой синдром невесты обслуживает. К тому же пелерина закроет часть красоты жемчужной вышивки лифа.

$

Перевезли нас через пролив паромщики на плоскодонках, на которых руду железную с крымского берега поставляют кузнецам. Меня, Ваньку, и еще троих тарабринских помогальников. С лошадьми. Обратный путь оговорили с ними и через неделю они будут нас ждать в бухте.

Нас пятеро и семь лошадок — две вьючные. Припасов на неделю, не больше. Хоть под вьюк взяли арденов, но все равно больше 150 килограмм ему на хребет не повесишь. И это в полтора раза больше обычной лошадки. Моя донская рыжуха максимум что потянет — это два вьючника по 50 кило. Кстати фанерные вьючники я притащил из своего ''осевого времени'' с экспедиционной базы Академии наук. Дешево. Списанные уже по времени эксплуатации, но это по дате, а так — мало юзаные. Каждый арден тащил четыре таких вьючника и палатку сверху. С кошмой. Вьючники были нагружены на две трети, так что шли они легко.

Я на своей Рыжухе верхом, на английском седле. Спутники мои седлали что-то вроде драгунских седел с высокими луками, на которые они вешали ружья. Один я, как казак, с ''мосинкой'' через плечо. (Ремингтон к вьюку приторочен).

Выехали мы на разведку местности. Своими глазами глянуть, ногами потоптать, да и кроки составить. Карты из моего времени тут не катят — всё за сорок тысяч лет тут сильно поменялось. Особенно береговая линия. Да что за такое длительное время говорить, когда античный греческий город Франагория, основанный за пол тысячи лет до Рождества Христова, в моём ''осевом времени'' наполовину под водой Таманского залива. Вот и гадай: то ли море поднялось, то ли земля опустилась.

Но карту топографическую я с собой имел. Для сравнения — где будет безопасно от природных катаклизмов, и где люди изначально селились. Не методом же тыка места для жительства людьми выбирались и столетиями стояли на одной и той же локации.

Река, которая, в будущем, будет делить город Керчь пополам, вопреки моим ожиданиям, была полноводной и наши плоскодонные галеры в нее свободно вошли.

Ожидал я увидеть голую степь, а застал дубовый лес.

Вспомнил, как в экспедициях археологи постоянно в степях Керченского полуострова тягали из раскопов дубовые корни. Сводить эти дубы начали еще греки, продолжили турки и окончательно извели русские на Черноморский флот. Борт парусного линейного корабля от полуметра до метра в толщину. Дубовой доски внахлёст.

Отпустили корабелов и стали ставить лагерь на пригорке около игривого ручья, что журчал между крупных окатышей

Лошадей расседлали, стреножили и пустили пастись.

Поставили палатки.

Развели костер. И помогальники стали готовить ранний ужин. Кулеш простенький. Но я в походе разносолов и не ждал.

— Барин, — Ваньша подсел ко мне, закурившему толстую асмоловску папиросу из египетского табака. — Мне тут для коников степь нужна, а не лес.

— Будет тебе степь. Завтра. Южнее. — Ответил я, выдыхая ароматный дым. — Но и этот лес я рубить не дам. По крайней мере, на две весты от берега, чтобы река не обмелела. Завтра всё своими глазками посмотрим: где, что. Ты людей в ночное определил? Чтобы волки коней не задрали, а заодно и нас.

— Будет сделано.

— И на всякий крайний случай, пусть, когда спят, ружья, заряженные, под рукой держат. А тебе вот — держи.

Я протянул Ваньке ''маузер'' в деревянной кобуре.

— Пошто ты меня, барин, так вооружаешь? Не по чину мне, да у меня и двустволка есть. Да и пистолет — баловство здесь.

— Ты теперь, Ваньша, человек начальный. Статусный. А статус должен быть зримым. Завтра покажу как его собирать-разбирать, заряжать и чистить.

— А вы как? — прям искренняя забота о начальнике.

Но я уже с ''маузером'' разобрался и понял, что такая архаическая конструкция не по мне. Да и заряжание мешкотное — сразу двух рук требует. Так что пусть его Ванька таскает — гордится.

— А у меня вот эта игрушка есть, — вынул я из вьючника кожаную кобуру с ''саважем''. Кобура к нему подошла от ''макарова''. Показал пистолет. — Мне достаточно.

— Ну, коль так, то спаси вас Господь, барин, за честь. — Иван встал и поклонился.

— Садись. В ногах правды нет, — осадил я его с благодарностями. — Ты у графьёв Орловых конями много занимался?

— Посчитай, с сопливого детства при конюшнях.

— И рысаков их знаменитых видел?

— При них и состоял. Отец мой, хоть и в крепости пребывал, но главным конюхом начальствовал в ХреновОм, это в Воронежской губернии имение графское, от императрицы дареное. Там главный конезавод был. А как тятя мой помер, а там и матка вслед ушла, то сослал меня графский управляющий в другое имение, где тож конезавод был, пожиже, и в ём для ''густоты'' рысаков с разными тяжеловозами скрещивали — не в тройки, а под карету. А там молодой граф это имение продал, а новый барин — тут как раз царский указ об освобождении от крепости вышел — и выгнал нас на волю. Как есть, в чём стоял, сколь в кармане было. Ежели бы Иван Степаныча на своём пути не встретил — был бы босяком. А неохота мне босячить.

— Тарабрин сказал, что ты на брежневские рынки ходил.

— Так и есть. А между такими походами — при конюшне его. У меня там и чуланчик свой устроен — люблю лошадиный ''хрум'' слушать, когда они овес или еще какое зерно поедают — убаюкивает. Нет для меня лучше музыки.

— Значит, селекцию вести можешь? — сделал я вывод из беседы.

— Ась?

— Ну-у-у-у... скрещивать лошадей так, чтобы они стойко передавали потомству породные признаки. Вести родословные книги. Отбраковывать не подходящих на племя лошадей. Ты вообще грамотный?

— Читаю, пишу, до тыщи считаю. Я так тебе, барин, скажу, что основа породы — жеребец, а кобыла — она и есть кобыла. Когда крови лошадей мешаешь, то в брак половина жеребят улетает. Тех кастрировать — и в продажу меринами. А с кобылами еще посмотреть надо. Бывает лошадка неказистая, а от хорошего жеребца доброе потомство даёт.

— Годится. — Принял я окончательное решение. — Беру тебя главным конюшим. Потому и пистолет тебе подарил. Пошли к костру. Пахнет уже вкусно. И да... Фамилия у тебя, какая?

— Ась?

— Ну,... кличка деревенская.

— Шишкины мы, барин.

$

На следующий день добыл я сайгака через оптику из винтовки. Метров с пятисот, чем удивил своих помогальников.

— Не-е-е... с австрийской винтовки так не получиться, — подвел итог охоты Шишкин.

— Получится, — ответил ему я, — если оптику поставить. Сам глянь.

И дал ему в руки снайперскую ''мосинку''

Ванька, недолго думая, припал к окуляру, выстрелил и ранил еще одну сайгу. Уже отбежавшее стадо паслось метрах в восьмистах.

— Ну и зачем нам столько мяса? — спросил я. — Мы как мы его хранить будем?

По ванькиному знаку два помогальника резво поскакали за добычей.

— Прости, барин, не удержался, — повинился Шишкин. — Но патрон зря не сжег.

Мы как раз выехали с поросших лесом высоких холмов в иссеченную балками лесостепь. Я сначала использовал оптический прицел как монокуляр, оглядеться — за биноклем во вьючник лазить было лень, а потом, поймав в перекрестие сайгака, выстрелил. И попал!

Оставшийся помогальник, стреножив коней, стал собирать хворост на костёр.

— Привал, — сказал я обречённо, принимая от Ивана винтовку. — Что в обед будет?

— Шурпа и шашлык,— отозвался от костра помогальник, отзывающийся на имя Сосипатор. Мужик лет сорока, бородатый до глаз и разбойничьим взглядом. Пришлый — из 19 века. Беглый рекрут, успевший пару лет прослужить на Кавказе в драгунах.

В степи треснул выстрел, и по небу поплыло облачко сгоревшего дымного пороха. Сайгу добили — понял я.

Коней опять расседлали, стреножили и отправили пастись. Судя по их передвижениям, местная трава им по вкусу пришлась.

Пук этой травы Шишкин мял в руках, нюхал и на зуб пробовал.

— Наверное, дождь тут надысь шел, — вынес он своё заключение, — А так обычно трава тут суше. Но добрая. На сено годиться, особливо, если ранним летом косить, когда она еще зелёная, высокая и под солнцем не выгорела. И дикими стадами не вся подъедена.

— Прокормим табун? — спросил для проформы.

— И не один табун тут прокормим, барин, — отозвался он. — Сколь жеребцов будет — столько и табунов получится. И на каждый табун — пастух. Да конюхи. Да пахари. Да бабы ихние. Большое село получается. И без коновала совсем никак. Это еще с такой охотой первые годы можем без овец и свиней тут прожить. Разве что коров молочных держать.

— А кобылье молоко?

— Дык не каждый его пить способен. На кумыс рази ж тока. Дык и не татары мы, любителей таких мало. Хотя в жару жажду кумыс сильно отбивает. Лучше только шубат из верблюжьего молока.

— А козы?

— Козы да... Без козла в каждую конюшню не обойтись. А козам козлы нужны, иначе от них молока не дождаться. Так что прав ты, барин, по первой и без коров проживём. Волами нам рази ж тока целину по первости вспахать — то арендовать можно на сезон, а потом уже и наши тяжеловозы в силе ее орать будут. Коли не сохой, а правильным плугом.