Жила-была девочка Маша 3

— Будь аккуратен со словами, Раффин, иначе одним солнечным днем рискуешь остаться без языка.

Я намеренно не повышал голоса, однако Вияхоша проняло. Наследник вскочил так резво, насколько позволяли его габариты и, опрокинув стул, подался вперед.

— Что ты себе позволяешь, папочкин прихвостень?! — Заплывшие жиром глаза Раффина вытаращились и наполнились лихорадочным блеском. — Думаешь, мне ничего не известно?! Зря надеешься! Земляне подобны скоту, а покрывая их ты сам стал животным! Где находится их командный штаб? Отвечай!

— Поумерь пыл, Раффин, — нахмурился я, — твои крики слышат все в радиусе сотни километров.

Наследник в ярости скрипнул зубами. Сверля меня взбешенным взглядом, он шумно дышал, раздувая ноздри, но вдруг расслабился и многообещающе улыбнулся. Не спеша выпрямил спину и заложил руки за спину, не сводя с меня глаз.

— Что ж, — снисходительно ухмыльнувшись, изрек он, — наверное, я и впрямь был резок с тобой, Вереш. Не бери в голову, это все тревоги минувших дней дают о себе знать. Мы с тобой взрослые люди, и я верю, сможем договориться по-хорошему. Мне доложили о твоей земной подстилке, тринадцатый Миарон. Я знаю ее имя, знаю, в каком подразделении она служила. И даже знаю тех, кто может проводить меня к ней. Смородина, ведь так? О, вижу, что не прогадал! Так вот, друг мой... Либо ты открываешь свои мысли, либо мои люди принесут тебе девчонку по кускам. Выбор за тобой, Миарон, я же надеюсь на твое благоразумие.

Мне хотелось бы переломить пополам его потную шею, сжать так сильно, чтобы увидеть, как синеют дряблые щеки. Хотелось бы пустить мерзавцу, осквернившему имя моей девочки кровь, но, к сожалению, именно такой реакции он от меня и ждал. Стоило мне выказать хотя бы долю волнения, и в руках Вияхоша окажется безотказный инструмент для манипулирования тринадцатым Императорским Миароном. Поэтому огромным усилием воли я подавил в себе навязчивые желания и даже не позволил оформиться мышечному спазму, что сподвиг бы меня скрипнуть зубами. И усилия не пропали даром: видя мое спокойствие, наследник престола нахмурил брови.

— Ты удивлен, Раффин? — Поспешил я закрепить успех, добавив в голос пренебрежительных интонаций. — Ты действительно посчитал, что участь какой-то земной девчонки может меня тревожить?

— Что ж, — выдавил наглец после продолжительного молчания, — видимо я недооценил тебя, Миарон. Но если ты решил, что это единственный способ, который поможет мне развязать твой язык, то ты ошибся. Я знаю, как влиять на вашего брата, как сломить волю и самого самоуверенного мага Отоля... В карцер его!

Прежде, чем я сумел воспротивиться и указать на не полномочность отданного приказа, в шею меня клюнули сразу несколько сонных игл. Вырвав две из них ослабевшей рукой, я уже знал, что безнадежно опоздал. Этот раунд был мною проигран. Ноги подкосились, а в плечи впились чьи-то крепкие руки.

* * *

Глава 2

Торопливо шагая по темному коридору, Алтаэй нервно кусал губы. Он бы с довольствием сорвался на бег, но, к несчастью, у лидера посланного за тринадцатым Миароном отряда имелись на сей счет свои соображения. В другой ситуации Алтаэй мог бы воспользоваться преимуществом в звании и взять командование на себя, но не сейчас, когда сам Рафф Император распределил роли. Впрочем, Алтаэй был бесконечно благодарен, что Максуош вообще удостоил внимания сумбурный рассказ тридцатого Миарона. После памятного побега из крепости земной сопротивленки Алтаэй до сих пор оставался в опале, а потому шанс, что Император прислушается к нему, был необычайно мизерным. К тому же информация была не проверена, всего лишь нечеткие свидетельства дворцового работника да домыслы самого Алтаэя.

Около получаса назад слуга, обновлявший магические светильники в северной галерее, увидел странную картину. По счастливой случайности он оказался так удивлен произошедшим, что не преминул рассказать о том другу. Игнал, по природе своей существо общительное, не удержался и поделился с поварами, ну а там сплетню подобрали подавальщики. В итоге помощник секретаря в приемной Императора вознамерился устроить выволочку нерадивому слуге, принесшему порядком остывший травяной отвар, услышал преинтереснейшую историю о том, как четверо воинов Раффина Вияхоша тащили волоком на нижние уровни помятого мужчину, внешне напоминающего тринадцатого Императорского Миарона. Скептически настроенный помощник секретаря собирался уже высмеять слугу за глупые оправдания своей оплошности, но совершенно случайно у этого разговора оказался еще один заинтересованный свидетель.

Ко времени данного происшествия Миарон Алтаэй уже час находился в приемной. Он пришел встретить друга и как следует поздравить того с возвращением, расспросить, поделиться новостями. Алтаэй отдавал себе отчет, что беседа с Императором может затянуться, знал, что скорее всего придется ждать, но все равно отложил все дела и примчался в Императорскую приемную, так как просто не мог поступить иначе. И только одно не учел Алтаэй. А именно то, что Вереш не явится на назначенную аудиенцию.

Сперва молодой Миарон списывал опоздание друга на внезапно возникшие срочные дела, хотя ему было сложно представить, какие дела могут быть важнее личной аудиенции Императора Отольда. Время шло, а Вереш все не появлялся. Алтаэй нервничал все больше и больше, понимая, что с ним наверняка что-то приключилось. Будь он простым солдатом, давно бы сгрыз от переживаний все ногти до локтей и непременно нажаловался командиру. Но судьба велела Алтаэю стать Миароном, следовательно пожаловаться он мог только Раффу Максуошу. Но что он предъявит Мудрейшему? Перескажет утренний разговор с Верешем, после которого он якобы направился сюда? Да его и слушать никто не станет.

Внутренние терзания Алтаэя, меряющего шагами коридор, оборвал случайно услышанный разговор помощника секретаря и несчастливого подавальщика. Тридцатого Миарона словно чем-то тяжелым по голове приложили, на несколько мгновений он просто выпал из реальности. Затем опомнился и ощутимо тряхнул за грудки онемевшего от страха слугу и вытащил из него все подробности истории. Спустя пять минут перед ним предстал сотрясаемый крупной дрожью истинный свидетель произошедшего в северной галерее, а еще через пять минут секретарь просил позволения у Раффа Императора срочно принять его тридцатого Миарона с донесением по поводу опоздания Вереша.

Рафф Максуош выслушал Алтаэя молча. И после его рассказа тоже не произнес ни слова. Лишь смерил своего самого молодого Миарона усталым взглядом, и взмахом руки попросил удалиться. Алтаэй знал, что настаивать и доказывать свою правоту не имеет смысла — Император не станет слушать, но тогда чуть не нарушил обычай тысячелетней давности. Уберег его от оплошности предостерегающий взгляд Абрена, первой императорской Тени, бессменного хранителя трона, за что в последствии был ему горячо благодарен. Абрен неуловимо указал на дверь, и молодой Миарон предпочел последовать совету, хотя в душе разразилась буря. Но он оценил мудрость молчаливого хранителя, когда спустя несколько минут Окош из личной гвардии Императора пригласил его проследовать за ним.

Путь уходил все ниже под землю, коридоры становились все темнее, а сердце Алтаэя билось все громче. На его взгляд отряд двигался непозволительно медленно. Но вот наконец им встретился первый пост тайной стражи, во главе которой с недавних пор стоял сын Императора. Мрачные типы заступили им дорогу.

— Воля Императора! — С нажимом произнес Окош обычную для таких случаев фразу. Чуть замешкавшись, стражи расступились, однако на лицах явно читалось острое недовольство. Отряду пришлось миновать еще пять подобных постов, прежде чем они попали в святая святых — темницу тайной стражи. Алтаэю никогда ранее не приходилось бывать здесь, и он страстно надеялся, что впредь более не придется, ибо сплетен и слухов об этом месте ходило достаточно. Темница и раньше наводила ужас, а уж теперь, когда заведовать ей стал неадекватный наследник престола, про нее говорили и вовсе жуткие вещи.

Внезапно дорогу им преградили семеро воинов с маньефами наизготовку. Вперед выступил один из них, и Алтаэю он очень не понравился. Прежде всего его насторожило то, что в маленьких колючих глазках стража не прослеживалось ни капли уважения к личной гвардии Императора и одному из тридцати шести Миаронов. Недовольно выпятив квадратную челюсть, облаченный в серую форменную одежду без каких-либо отличительных знаков воин бросил:

— Кто такие?

— Личная гвардия Императора! — отчеканил чуть раздраженный пренебрежением Окош.

— Чего надо? — ничуть не смутился воин тайной стражи.

— Воля Императора! — голос Окоша прозвучал уже не так уверенно, но вовсе не от того, что он усомнился в своем праве находиться здесь. Просто Окош настолько опешил от наглости воина, что слегка растерялся.

— И что? — кажется, страж задался окончательно добить самооценку Окоша. Бедняге ни разу не доводилось натыкаться на препятствие в виде хамского неповиновения. Обычно все испытывали благоговейный трепет при приближении отряда личной гвардии Повелителя, а тут только что на глазах стольких свидетелей Окошу нанесли тяжкое оскорбление неприкрытой грубостью. Этот факт оказался столь удивителен для Окоша, что не мог подобрать достойного ответа наглецу, пораженно хлопая глазами. За всем тем с разных сторон уже начали доноситься первые тихие смешки, деморализуя его окончательно.

Оценив растерянное выражение лица Окоша, Алтаэй поморщился и выступил вперед.

— И то, милейший, — небрежно заметил тридцатый Миарон, — что прибыли мы с досмотром от лица Раффа Императора Отольда, и первым, что я отмечу в докладе, это отсутствие элементарной дисциплины в рядах тайной стражи.

— Мы подчиняемся Раффину, — неприятно оскалился страж.

— Ты говоришь о Раффине Вияхоше, наследнике Раффа Максуоша? — скептически дернул бровью Алтаэй. — Или же на Отольде появился еще один Раффин, на которого не распространяется воля благословлённого Учителями Императора?

— Это ненадолго, — осклабился назвавший себя стражем, — Император едва дышит!

— Не стоит преувеличивать, безымянный страж, — обманчиво мягко улыбнулся Алтаэй. — Императору нездоровится, но сегодняшним днем он чувствует себя гораздо лучше. Лучше настолько, что непременно решит лично засвидетельствовать почтение Тайной страже в твоем лице, как только мой отчет попадет к нему на стол. Прочь с дороги!

Лицо подпевалы Раффина перекосилось от ярости. Алтаэю показалось, что он слышит скрип его зубов, с такой силой воин сжал челюсти. Однако выбора у стража не было, и он медленно, нехотя отступил, оставив, впрочем, за собой последнее слово:

— Очень скоро все изменится, и мы поговорим с тобой снова, пише Миарон...

Не тратя больше времени на препирания, Алтаэй едва заметно кивнул и поспешил углубиться в недра подземной темницы. Он не подал вида (Императорскому Миарону не к лицу смятение), но происшествие со стражами просто не могло оставить его равнодушным. Что-то крупное назревает в правящих кругах...крупное и весьма-весьма неприятное. За несколько последних лет, проведенных в этом удивительном зеленом мире, Вияхош умудрился заполучить в свои руки слишком много власти. Впрочем, в душе Алтаэя жила ужасная уверенность в том, что быстро прогрессирующая болезнь Императора вовсе не случайна. Более того, тридцать шестой Миарон точно знал, что подобная мысль приходила не только в его голову, но из-за непонятного благоволения Раффа Императора к наследнику никто не смеет высказываться вслух. Потому ситуация с Тайной стражей не на шутку встревожила Алтаэя: еще ни разу приспешники Раффина не смели выступать открыто, выказать явное неподчинение личной гвардии Повелителя. Это обстоятельство воочию доказывает нынешнюю зыбкость власти Раффа Императора. Очень скоро может случиться, что на трон сядет молодой, недалекий и честолюбивый наследник, и вот тогда присягнувшим на верность его отцу несдобровать... а уж побежденным жителям Земли и вовсе придется несладко. Возможно, вмешайся в право наследия Верхушка Пирамиды, развитие событий и могло бы пойти по иному сюжету, но Учителя уже слишком давно не участвуют в жизни своих детенышей.

Погруженный в невеселые думы о будущем, Алтаэй и не заметил, что отряд уже движется по иссеченному камерами пространству темницы. Все они были пусты, лишь в нескольких Алтай различил слабое шевеление. Уязвлённый хамством стража и вмешательством Миарона, Окош молчал, уверенно следуя вперед. Видимо, он был лучше знаком со спецификой работы этого мрачного заведения, нежели молодой Императорский Миарон.

Миновав темный коридор с обычными, предназначенными для простых смертных камерами, и обойдя еще два поста стражей, отряд Императорской гвардии с угрюмым Миароном на хвосте вошел в максимально изолированное от внешнего мира чрево темницы. Именно здесь расположились камеры для особо опасных землян, крупных военачальников почившей армии и предводителей сопротивления. Сейчас все они пустовали, но не так давно каменные стены еще слышали стоны, всхлипы и тихие мольбы. Однако глаза Алтаэя не отпускали другие двери. Не расположенные в ряд грубые металлические монстры, а вычурный, изящный травяной орнамент, выкованный искусным шикарским мастером. Здесь, на тусклых матовых воротах, не было привычного громоздкого замка. На антимагической камере вообще не имелось традиционных запоров, ибо таковые не требовались. Заключенные этой тюрьмы не имели возможности шевельнуть даже пальцем, не то, что предпринять попытку побега.

Алтаэй зябко передернул плечами. Среди шикаров не водится предателей и перебежчиков, это правда. Однако во все времена, покуда существует разделение на сильных и слабых, будут существовать те, кто желает занять местечко потеплее. Для того, чтобы добиться признания за свою доблесть, смелость и преданность, нужно потратить очень много времени и сил. А некоторые ждать не желают, отсюда происходит череда несогласных с правлением Раффа Императора, некоторые особо рьяные члены которой периодически гостят в темных антимагических камерах. Изящных в своем исполнении, но от этого не менее жутких в применении.

Из сумрачной ниши на встречу отряду вынырнул еще один страж. Алтаэй вмиг почуял в нем искорку магии и насторожился. Однако услышав приветствие из уст Окоша, постовой поскучнел и вернулся в тень. Тридцатый Миарон поймал себя на том, что ноги стали слабыми, а пальцы подрагивают в нервном мандраже. Переступив порог антимагической камеры, Алтаэй почувствовал слабое давление в области груди, но едва ли обратил на него внимание, так как тусклый свет лампы обрисовал на противоположной стене знакомый силуэт. Распятый на камне воин вяло повел головой, реагируя на появившийся источник света, и растянул губы в слабой улыбке:

— Алтаэй, личная гвардия...могу ли я надеяться, что вы исполняете волю Императора?

— Пирх, Дайхиш! Ослабьте крепления! — вместо ответа отрывисто велел Окош подчиненным.

— Для меня нет иной воли, тринадцатый Миарон, — сглотнув, выступил вперед Алтаэй.

— Тогда я очень рад тебя видеть, друг...