Жила-была девочка Маша 3

Пролог

Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, а в портальном зале Императорского дворца уже царила суета. Одно из небольших северных нейтралпоселений с помощью объединенных усилий слышащих передало просьбу на принятие прямого портала. Испокон веков произрастала традиция, согласно которой просить зафиксировать портал в дворцовой зале дозволялось не раньше полудня. Исключения делали лишь в особых случаях. То, что сейчас происходило в зале, доказывало — случай самый, что ни наесть, особый. Подумать только! О желании переместиться во дворец известил сам тринадцатый императорский Миарон, о возвращении которого никто уже и помыслить не смел!

Принимающие маги наконец смогли обуздать энергию потоков, и по центру портальной залы засветилось нарастающее млечное сияние. Арка медленно ширилась, и вскоре затянутый перламутровой пленкой проход выпустил из своих недр усталого, осунувшегося шикара, в котором с огромным трудом узнавался один из императорских Миаронов. Сгорбленная спина, темные обводы глаз и простая деревянная трость никак не вязались в умах встречающих с образом одного из первых воинов Раффа Императора. Когда же совершивший переход шикар сделал несколько шагов к спуску с портального постамента, маги засомневались еще сильнее. Пришелец так сильно припадал на левую ногу, что трость, служившая ему дополнительной опорой, вот-вот норовила переломиться пополам.

Шикар добрался до ступеней и принялся аккуратно, бережливо переставляя покалеченную ногу, спускаться вниз. Этот момент и выбрал Окош Лехниш, старший дежурный портальной залы, чтобы начать привычную процедуру приветствия гостя дворца. Заступив дорогу пришельцу, Окош скрестил руки в жесте приветствия:

— Служители портальной залы рады принять тебя в императорском дворце.

Пришелец чуть нахмурил брови и ограничился скупым кивком. Лехниш понимал, чем недоволен прибывший: отдавая дань все тем же вековым традициям, дежурный приветствовал гостя только после того, как тот вступал на мрамор портальной залы. До того, стоящий на портальном постаменте путник гостем дворца еще не являлся. Но главный дежурный маг поспешил неслучайно: очень уж подозрительным был внешний вид прибывшего под именем Миарона. За всем тем, только лишь нога прибывшего коснется мраморного пола дворца, на него распространится императорское гостеприимство, одним из пунктов которого считается неприкосновенность гостя для дворцовой стражи.

— Пише Миарон Вереш..? — рискнул уточнить главный дежурный.

— И впрямь не похож, шеле Лехнишь, спорить не стану, — уголки тонких губ гостя чуть заметно дернулись. — Не подобает Миарону являться на аудиенцию к Императору в столь скорбном виде. Увы, у меня катастрофически не хватало времени на то, чтобы привести себя в должный порядок.

Сполна удовлетворенный ответом шикара, Окош отступил в сторону:

— Не смею задерживать, пише Миарон.

Глава 1

Вереш.

Дискомфорт, что причиняла сломанная лодыжка, игнорировать выходило вполне сносно. Другое дело — эта унизительная деревянная подпорка, которой меня снабдили в нейтралпоселении... Увы, без нее я в значительной степени проиграл бы в скорости передвижения, что сейчас для меня имело первоочередную важность. "Стук...стук..." — эхом отдавалось в висках каждое соприкосновение деревянной оглобли с мрамором дворцовых коридоров. Только полностью глухой не заметил бы моего прибытия.

— Вереш! — окликнул меня со спины знакомый взволнованный голос.

Замерев на месте, я круто повернулся на пятках, что едва не обернулось новым позором. Но мне все же удалось сдержать равновесие и выпрямиться, как раз к тому моменту, как встрепанный друг поравнялся со мной.

— Всемилостливый Отоль! Вереш! Это и правда ты! — Глаза Миарона Алтаэя горели восторженным огнем. Он едва сдержался, чтобы не заключить меня в крепкие дружеские объятия, но вовремя вспомнил, где мы находимся.

— Алтаэй, великая радость — вновь видеть тебя, — обрадованный встречей ничуть не меньше, однако лучше владея эмоциями, откликнулся я.

— Я так боялся, что новость о твоем возвращении окажется фальшивкой! — Облегченно выдохнул друг. К слову облик его не так уж сильно разнился с моим: явно собирался впопыхах.

— Как видно, я еще не завершил путь, избранный для меня Отолем, — хмыкнул я.

— Не можешь себя представить, как я рад, друг! — От души выдохнул Алтаэй, на что лишь улыбнулся:

— Думаю, не больше моего.

Миарон совершенно неподобающе для своего высокого статуса хмыкнул:

— Жду не дождусь услышать историю твоих приключений!

— Не сейчас, Алтаэй. Мне поступил срочный вызов от Раффа Императора. Думаю, ему не слишком понравится, если я заставлю его ждать.

Мой друг как-то странно напрягся.

— Тогда поторопись, лишние волнения Раффу Императору ни к чему.

— О чем ты? — Непонимающе нахмурился я.

— Раффу Императору нездоровится уже второй месяц, а три недели назад его недуг начал резко прогрессировать.

Давно зная Алтаэя, я не сомневался, — друг что-то недоговаривает. Что-то такое, о чем не говорят в светлых дворцовых коридорах. Такое, о чем умные Миароны предпочитают шептаться в темных уединенных углах. Испытывая острую потребность сиюминутно отвести Алтаэя именно в такой угол, я все же сдержался.

— Мы поговорим об этом позже, сейчас я очень спешу.

— Не буду задерживать, — с готовностью отступился друг. — Встретимся позже в моем кабинете.

Кивнув на прощанье, я двинулся дальше, а через десять шагов свернул в арку северной галереи, оставив молодого Миарона позади. Шагая вперед, я полностью погрузился в раздумья. Следовало еще раз обдумать, что я стану говорить Раффу Императору, какие доводы лучше использовать в доказательство своей правоты.

Я так увлекся планированием аудиенции, что не сразу заметил четырех воинов, двигающихся мне на встречу. И даже заметив, не придал сему факту достаточной важности. Разве есть что-то необычное в том, что по Дворцу Советов, сердцу средоточия воинов шикаров в мире под названием Земля, ходят вооруженные стражи? Однако спустя несколько кратких мгновений, что понадобились мозгу для анализа ситуации, я насторожился: странная решимость отображалась на лице впередиидущего Окоша, а трое его провожатых и вовсе не выпускали из пальцев рукояти маньеф. К тому же все как один не спускали с меня глаз, словно опасались то ли нападения, то ли бегства от прихрамывающего слуги Императора в моем лице.

Брови мои съехались на переносице, однако мигом позже я отвесил себе мысленного тумака, приказав держать марку, и сам изумился произошедшим с собой переменам. Удивительно, но сегодня мне пришлось напоминать себе, что Миарону следует скрывать истинные чувства от подчиненных, когда как всего один оборот планеты вокруг светила назад таковых и вовсе не водилось в моей черствой, скупой на эмоции душе...

— Пише Миарон, — подал голос незнакомый Окош, замерев в трех шагах от меня. — Мне приказано препроводить тебя в Западное крыло. Прошу, следуй за мной!

Я максимально выпрямил спину, стараясь как можно меньше опираться на трость и одновременно не нагружать больную ногу. Выражение глаз соплеменника не пришлось мне по вкусу. Стоящий передо мной Окош обращался не к высшему чину Императорского войска и даже не к равному. Нет, он смотрел на меня, как хозяин смотрит на вора, застуканного в доме с поличным.

— Позволь узнать, шеле, кто отдал тебе этот приказ? — В голосе моем звучал холод северных ветров.

Под твердым, властным, знающим себе цену взглядом Окош чуть смешался, но все же сумел ответить с должной твердостью:

— Я воин Раффина Вияхоша, и только он волен отдавать мне приказы!

— Быть может, Раффин теперь смеет приказывать самому Императору? — Допустив толику иронии, парировал я.

— А с каких пор Императором стал тринадцатый Миарон? — Не растерялся Окош.

Мысленно ухмыльнувшись над ситуацией, в которую угодил, чуть расслабил ногу. Вияхош может приказать Миарону лишь в том случае, когда его приказ не идет вразрез со словом его отца, Раффа Императора. За всем тем здесь, в этой полутемной галерее, не присутствует того, кто смог бы подтвердить мой вызов на аудиенцию. Наследник и его люди всегда славились своей наглостью и непрошибаемостью, с них станется применить силу к непокорному Миарону. Ну а сейчас совсем не в той форме, чтобы оказать отпор четверым вооруженным стражам. Что ж, думаю, когда об этом инциденте доложат Раффу Императору, Вияхоша ожидает неплохая выволочка.

— Что ж, — кивнул я напряженному Окошу, — будем считать, ты выиграл этот спор. Однако, когда Император спросит о причине моего опоздания, я озвучу твое имя. Веди меня к Раффину.

Скулы шеле Окоша побледнели, но последней своей фразой я не оставил бедняге выбора. А потому, круто развернувшись на пятках, страж жестом отдал провожатым указание взять меня в кольцо как конвоируемого пленного. Вновь подивившись его действиям, я двинулся вперед.

* * *

Первое, что бросилось в глаза после того, как четверо провожатых завели меня в небольшую проходную комнату, это двое стражей с непроницаемыми выражениями на квадратных лицах, замерших у противоположной двери. Удивили меня не их устрашающие габариты, а незнакомая форменная одежда, каковой до сей поры в императорской армии мне видеть не доводилось. "Как долго ты отсутствовал, Миарон..." — иронично шепнул внутренний голос. Я же мысленно с ним согласился. Действительно, чему я удивляюсь? За несколько месяцев странствий в компании земных сопротивленцев Император мог полностью заменить штат своих верных Миаронов, не то, что организовать новую службу дознания.

Стоя у широкого письменного стола, я неприметно озирался по сторонам, стараясь заранее предугадать, чем грозит мне подобное приветствие. Провожатые хоть и не дерзили в открытую, но едва не светились от распиравшего их чувства превосходства. Судя же по двум караульным у двери, по их сжатым на маньефах пальцам, здесь я скорее пленник, чем гость. Место за столом пустовало, и я терялся в догадках, кого мне доведется увидеть за ним.

Я услышал его задолго до того, как он вошел. Эту грузную поступь я бы не смог спутать ни с чьей. И все же какая-то мизерная часть сознания продолжала надеяться на возможность ошибки. Увы, стоило двери распахнуться, впуская в недра полутемной комнаты Раффина Вияхоша, всякая вера в чудо окончательно скончалась. Чинно прошествовав до стола, наследник величественно занял стул с высокой спинкой и только после этого удостоил меня взгляда.

— Ну здравствуй, — с самодовольной улыбкой на мясистых губах произнес он, ощупывая меня глазами. Возможность лицезреть униженным тринадцатого Императорского Миарона, вероятно, доставляла ему массу удовольствия.

Среди мужского населения Отольда редко встречались тучные фигурой индивидуумы. И в девяносто пяти процентах случаев тому виной была тяжелая болезнь. Наша философия резко порицает излишества, в том числе и гастрономическую несдержанность. Однако из всех общепринятых правил встречаются исключения. Именно к ним и относился наследник императорского престола Раффин Вияхош. Мужчина был не просто полноват или "чуть широк в кости" как изволили о нем отзываться придворные дамы. Вияхош был просто необъятен, размерами своими нагоняя грозовую тучу. Споткнувшись на последней мысли я оторопел: ранее мне и в голову не пришло бы сравнивать наследника с тучей. Как глубоко в мою жизнь проникла маленькая, острая на язык землянка! От этой мысли в груди стало тепло, и я вдруг представил, что сказала бы моя маленькая тайна, окажись она в подобной ситуации. Явно что-то весьма и весьма нелицеприятное. На губах сама собой заиграла улыбка. Подобное выражение было совершенно не свойственно моему лицу, и люди, не подготовленные к этому редкому зрелищу, частенько терялись. Раффин Вияхош так и вовсе сделался непохожим на самого себя: краска вдруг сбежала с его полного, покрытого испариной лица, прихватив с собой самодовольство. Спохватившись, я вернул себе бесстрастный вид, но не сдержался и позволил вольность поприветствовать его в ответ:

— И ты не болей.

От подобного Раффин оторопел, я же мысленно хмыкнул. Возможно, я зря позволил себе глупость в духе моей девочки, но не стану врать— выражение лица Вияхоша этого стоило. Я всегда судил о наследнике трезво, без трепета и подхалимажа. Примеряя на него роль будущего Императора, неизменно приходил в ужас. Надменный, недалекий трус — вот кем являлся Раффин Вияхош. Это видели все, но из-за необоснованной привязанности к нему Императора никто не смел роптать.

Судя по сузившимся глазам Вияхоша, он уже успел совладать с изумлением по поводу поведения тринадцатого Миарона, слывшего среди приближенных Императора самым уравновешенным и скупым на проявление эмоций. Я подобрался, ибо как бы не было приятно выбить из колеи этого напыщенного сноба, все же Раффин обладает немалым авторитетом, из которого вытекают большие возможности портить жизнь посмевшим выставить его дураком. Пусть я и подчиняюсь исключительно Раффу Императору, это вряд ли спасет меня от неприятностей, что постарается устроить наследник. Мне еще далеко до моей маленькой тайны. Она мастер по выведению из себя,а основа ее мастерства кроется в импульсивности, не позволяющей продумывать последствия действий.

— Хм...дерзишь, тринадцатый Миарон, — деланно задумчиво протянул Вияхош, медленно откинувшись на спинку стула. — Зря отец мне не верил, когда я говорил о твоей неуправляемости. Ну ничего, теперь все будет по-моему.

Выждав паузу, за время которой я должен был осознать величину прозвучавшей угрозы, Вияхош вдруг резко подался вперед и уверенно бросил:

— Ты откроешь мне память!

Признаться, я даже слегка растерялся от его самоуверенности, что, впрочем, никак не отразилось на моем лице. Никто не смеет требовать подобного от другого шикара. Даже Императору не дозволяется приказать снять мысленные блоки. Не говоря уже о том, что степень дара Раффина совершенно не подходящая для работы с чужим сознанием. Его просто выжжет, попытайся он влезть в мою голову, и наследник не может этого не знать. Об этом я и решил ему сообщить:

— Позволено ли мне будет напомнить, что пише Раффин не обладает даром слышащего в достаточной мере?

— Ты прекрасно знаешь, Миарон, что существует не один способ сделать это безопасно для меня, — с угрозой в голосе проговорил Вияхош, не сводя с меня прищуренных глаз.

— В таком случае ты несомненно знаешь, что я пребываю в прямом подчинении исключительно лишь воле Раффа Императора, и только он может просить меня о подобном. — Я намеренно выделил голосом слово "просить", так как о снятии блоков именно просят, и никак не приказывают. Сам Рафф Император не вправе настаивать на этой сложной, опасной и оттого сугубо добровольной процедуре.

— Вереш, друг мой, — укоризненно протянул Раффин, — не забывайся! Ты говоришь с будущим Императором! Мой отец плох, тринадцатый Миарон, ему недолго осталось. Вся его энергия уходит на решение первостепенных задач, ему некогда и незачем возиться с предателями.

Я ожидал подобного, потому ни один мускул не дрогнул на моем лице. И все же обвинение болью стегнуло в груди.

— Будь аккуратен со словами, Раффин, иначе одним солнечным днем рискуешь остаться без языка.

Я намеренно не повышал голоса, однако Вияхоша проняло. Наследник вскочил так резво, насколько позволяли его габариты и, опрокинув стул, подался вперед.

— Что ты себе позволяешь, папочкин прихвостень?! — Заплывшие жиром глаза Раффина вытаращились и наполнились лихорадочным блеском. — Думаешь, мне ничего не известно?! Зря надеешься! Земляне подобны скоту, а покрывая их ты сам стал животным! Где находится их командный штаб? Отвечай!

— Поумерь пыл, Раффин, — нахмурился я, — твои крики слышат все в радиусе сотни километров.

Наследник в ярости скрипнул зубами. Сверля меня взбешенным взглядом, он шумно дышал, раздувая ноздри, но вдруг расслабился и многообещающе улыбнулся. Не спеша выпрямил спину и заложил руки за спину, не сводя с меня глаз.

— Что ж, — снисходительно ухмыльнувшись, изрек он, — наверное, я и впрямь был резок с тобой, Вереш. Не бери в голову, это все тревоги минувших дней дают о себе знать. Мы с тобой взрослые люди, и я верю, сможем договориться по-хорошему. Мне доложили о твоей земной подстилке, тринадцатый Миарон. Я знаю ее имя, знаю, в каком подразделении она служила. И даже знаю тех, кто может проводить меня к ней. Смородина, ведь так? О, вижу, что не прогадал! Так вот, друг мой... Либо ты открываешь свои мысли, либо мои люди принесут тебе девчонку по кускам. Выбор за тобой, Миарон, я же надеюсь на твое благоразумие.

Мне хотелось бы переломить пополам его потную шею, сжать так сильно, чтобы увидеть, как синеют дряблые щеки. Хотелось бы пустить мерзавцу, осквернившему имя моей девочки кровь, но, к сожалению, именно такой реакции он от меня и ждал. Стоило мне выказать хотя бы долю волнения, и в руках Вияхоша окажется безотказный инструмент для манипулирования тринадцатым Императорским Миароном. Поэтому огромным усилием воли я подавил в себе навязчивые желания и даже не позволил оформиться мышечному спазму, что сподвиг бы меня скрипнуть зубами. И усилия не пропали даром: видя мое спокойствие, наследник престола нахмурил брови.

— Ты удивлен, Раффин? — Поспешил я закрепить успех, добавив в голос пренебрежительных интонаций. — Ты действительно посчитал, что участь какой-то земной девчонки может меня тревожить?

— Что ж, — выдавил наглец после продолжительного молчания, — видимо я недооценил тебя, Миарон. Но если ты решил, что это единственный способ, который поможет мне развязать твой язык, то ты ошибся. Я знаю, как влиять на вашего брата, как сломить волю и самого самоуверенного мага Отоля... В карцер его!

Прежде, чем я сумел воспротивиться и указать на не полномочность отданного приказа, в шею меня клюнули сразу несколько сонных игл. Вырвав две из них ослабевшей рукой, я уже знал, что безнадежно опоздал. Этот раунд был мною проигран. Ноги подкосились, а в плечи впились чьи-то крепкие руки.

* * *

Глава 2

Торопливо шагая по темному коридору, Алтаэй нервно кусал губы. Он бы с довольствием сорвался на бег, но, к несчастью, у лидера посланного за тринадцатым Миароном отряда имелись на сей счет свои соображения. В другой ситуации Алтаэй мог бы воспользоваться преимуществом в звании и взять командование на себя, но не сейчас, когда сам Рафф Император распределил роли. Впрочем, Алтаэй был бесконечно благодарен, что Максуош вообще удостоил внимания сумбурный рассказ тридцатого Миарона. После памятного побега из крепости земной сопротивленки Алтаэй до сих пор оставался в опале, а потому шанс, что Император прислушается к нему, был необычайно мизерным. К тому же информация была не проверена, всего лишь нечеткие свидетельства дворцового работника да домыслы самого Алтаэя.

Около получаса назад слуга, обновлявший магические светильники в северной галерее, увидел странную картину. По счастливой случайности он оказался так удивлен произошедшим, что не преминул рассказать о том другу. Игнал, по природе своей существо общительное, не удержался и поделился с поварами, ну а там сплетню подобрали подавальщики. В итоге помощник секретаря в приемной Императора вознамерился устроить выволочку нерадивому слуге, принесшему порядком остывший травяной отвар, услышал преинтереснейшую историю о том, как четверо воинов Раффина Вияхоша тащили волоком на нижние уровни помятого мужчину, внешне напоминающего тринадцатого Императорского Миарона. Скептически настроенный помощник секретаря собирался уже высмеять слугу за глупые оправдания своей оплошности, но совершенно случайно у этого разговора оказался еще один заинтересованный свидетель.

Ко времени данного происшествия Миарон Алтаэй уже час находился в приемной. Он пришел встретить друга и как следует поздравить того с возвращением, расспросить, поделиться новостями. Алтаэй отдавал себе отчет, что беседа с Императором может затянуться, знал, что скорее всего придется ждать, но все равно отложил все дела и примчался в Императорскую приемную, так как просто не мог поступить иначе. И только одно не учел Алтаэй. А именно то, что Вереш не явится на назначенную аудиенцию.

Сперва молодой Миарон списывал опоздание друга на внезапно возникшие срочные дела, хотя ему было сложно представить, какие дела могут быть важнее личной аудиенции Императора Отольда. Время шло, а Вереш все не появлялся. Алтаэй нервничал все больше и больше, понимая, что с ним наверняка что-то приключилось. Будь он простым солдатом, давно бы сгрыз от переживаний все ногти до локтей и непременно нажаловался командиру. Но судьба велела Алтаэю стать Миароном, следовательно пожаловаться он мог только Раффу Максуошу. Но что он предъявит Мудрейшему? Перескажет утренний разговор с Верешем, после которого он якобы направился сюда? Да его и слушать никто не станет.

Внутренние терзания Алтаэя, меряющего шагами коридор, оборвал случайно услышанный разговор помощника секретаря и несчастливого подавальщика. Тридцатого Миарона словно чем-то тяжелым по голове приложили, на несколько мгновений он просто выпал из реальности. Затем опомнился и ощутимо тряхнул за грудки онемевшего от страха слугу и вытащил из него все подробности истории. Спустя пять минут перед ним предстал сотрясаемый крупной дрожью истинный свидетель произошедшего в северной галерее, а еще через пять минут секретарь просил позволения у Раффа Императора срочно принять его тридцатого Миарона с донесением по поводу опоздания Вереша.

Рафф Максуош выслушал Алтаэя молча. И после его рассказа тоже не произнес ни слова. Лишь смерил своего самого молодого Миарона усталым взглядом, и взмахом руки попросил удалиться. Алтаэй знал, что настаивать и доказывать свою правоту не имеет смысла — Император не станет слушать, но тогда чуть не нарушил обычай тысячелетней давности. Уберег его от оплошности предостерегающий взгляд Абрена, первой императорской Тени, бессменного хранителя трона, за что в последствии был ему горячо благодарен. Абрен неуловимо указал на дверь, и молодой Миарон предпочел последовать совету, хотя в душе разразилась буря. Но он оценил мудрость молчаливого хранителя, когда спустя несколько минут Окош из личной гвардии Императора пригласил его проследовать за ним.

Путь уходил все ниже под землю, коридоры становились все темнее, а сердце Алтаэя билось все громче. На его взгляд отряд двигался непозволительно медленно. Но вот наконец им встретился первый пост тайной стражи, во главе которой с недавних пор стоял сын Императора. Мрачные типы заступили им дорогу.

— Воля Императора! — С нажимом произнес Окош обычную для таких случаев фразу. Чуть замешкавшись, стражи расступились, однако на лицах явно читалось острое недовольство. Отряду пришлось миновать еще пять подобных постов, прежде чем они попали в святая святых — темницу тайной стражи. Алтаэю никогда ранее не приходилось бывать здесь, и он страстно надеялся, что впредь более не придется, ибо сплетен и слухов об этом месте ходило достаточно. Темница и раньше наводила ужас, а уж теперь, когда заведовать ей стал неадекватный наследник престола, про нее говорили и вовсе жуткие вещи.

Внезапно дорогу им преградили семеро воинов с маньефами наизготовку. Вперед выступил один из них, и Алтаэю он очень не понравился. Прежде всего его насторожило то, что в маленьких колючих глазках стража не прослеживалось ни капли уважения к личной гвардии Императора и одному из тридцати шести Миаронов. Недовольно выпятив квадратную челюсть, облаченный в серую форменную одежду без каких-либо отличительных знаков воин бросил:

— Кто такие?

— Личная гвардия Императора! — отчеканил чуть раздраженный пренебрежением Окош.

— Чего надо? — ничуть не смутился воин тайной стражи.

— Воля Императора! — голос Окоша прозвучал уже не так уверенно, но вовсе не от того, что он усомнился в своем праве находиться здесь. Просто Окош настолько опешил от наглости воина, что слегка растерялся.

— И что? — кажется, страж задался окончательно добить самооценку Окоша. Бедняге ни разу не доводилось натыкаться на препятствие в виде хамского неповиновения. Обычно все испытывали благоговейный трепет при приближении отряда личной гвардии Повелителя, а тут только что на глазах стольких свидетелей Окошу нанесли тяжкое оскорбление неприкрытой грубостью. Этот факт оказался столь удивителен для Окоша, что не мог подобрать достойного ответа наглецу, пораженно хлопая глазами. За всем тем с разных сторон уже начали доноситься первые тихие смешки, деморализуя его окончательно.

Оценив растерянное выражение лица Окоша, Алтаэй поморщился и выступил вперед.

— И то, милейший, — небрежно заметил тридцатый Миарон, — что прибыли мы с досмотром от лица Раффа Императора Отольда, и первым, что я отмечу в докладе, это отсутствие элементарной дисциплины в рядах тайной стражи.

— Мы подчиняемся Раффину, — неприятно оскалился страж.

— Ты говоришь о Раффине Вияхоше, наследнике Раффа Максуоша? — скептически дернул бровью Алтаэй. — Или же на Отольде появился еще один Раффин, на которого не распространяется воля благословлённого Учителями Императора?

— Это ненадолго, — осклабился назвавший себя стражем, — Император едва дышит!

— Не стоит преувеличивать, безымянный страж, — обманчиво мягко улыбнулся Алтаэй. — Императору нездоровится, но сегодняшним днем он чувствует себя гораздо лучше. Лучше настолько, что непременно решит лично засвидетельствовать почтение Тайной страже в твоем лице, как только мой отчет попадет к нему на стол. Прочь с дороги!

Лицо подпевалы Раффина перекосилось от ярости. Алтаэю показалось, что он слышит скрип его зубов, с такой силой воин сжал челюсти. Однако выбора у стража не было, и он медленно, нехотя отступил, оставив, впрочем, за собой последнее слово:

— Очень скоро все изменится, и мы поговорим с тобой снова, пише Миарон...

Не тратя больше времени на препирания, Алтаэй едва заметно кивнул и поспешил углубиться в недра подземной темницы. Он не подал вида (Императорскому Миарону не к лицу смятение), но происшествие со стражами просто не могло оставить его равнодушным. Что-то крупное назревает в правящих кругах...крупное и весьма-весьма неприятное. За несколько последних лет, проведенных в этом удивительном зеленом мире, Вияхош умудрился заполучить в свои руки слишком много власти. Впрочем, в душе Алтаэя жила ужасная уверенность в том, что быстро прогрессирующая болезнь Императора вовсе не случайна. Более того, тридцать шестой Миарон точно знал, что подобная мысль приходила не только в его голову, но из-за непонятного благоволения Раффа Императора к наследнику никто не смеет высказываться вслух. Потому ситуация с Тайной стражей не на шутку встревожила Алтаэя: еще ни разу приспешники Раффина не смели выступать открыто, выказать явное неподчинение личной гвардии Повелителя. Это обстоятельство воочию доказывает нынешнюю зыбкость власти Раффа Императора. Очень скоро может случиться, что на трон сядет молодой, недалекий и честолюбивый наследник, и вот тогда присягнувшим на верность его отцу несдобровать... а уж побежденным жителям Земли и вовсе придется несладко. Возможно, вмешайся в право наследия Верхушка Пирамиды, развитие событий и могло бы пойти по иному сюжету, но Учителя уже слишком давно не участвуют в жизни своих детенышей.

Погруженный в невеселые думы о будущем, Алтаэй и не заметил, что отряд уже движется по иссеченному камерами пространству темницы. Все они были пусты, лишь в нескольких Алтай различил слабое шевеление. Уязвлённый хамством стража и вмешательством Миарона, Окош молчал, уверенно следуя вперед. Видимо, он был лучше знаком со спецификой работы этого мрачного заведения, нежели молодой Императорский Миарон.

Миновав темный коридор с обычными, предназначенными для простых смертных камерами, и обойдя еще два поста стражей, отряд Императорской гвардии с угрюмым Миароном на хвосте вошел в максимально изолированное от внешнего мира чрево темницы. Именно здесь расположились камеры для особо опасных землян, крупных военачальников почившей армии и предводителей сопротивления. Сейчас все они пустовали, но не так давно каменные стены еще слышали стоны, всхлипы и тихие мольбы. Однако глаза Алтаэя не отпускали другие двери. Не расположенные в ряд грубые металлические монстры, а вычурный, изящный травяной орнамент, выкованный искусным шикарским мастером. Здесь, на тусклых матовых воротах, не было привычного громоздкого замка. На антимагической камере вообще не имелось традиционных запоров, ибо таковые не требовались. Заключенные этой тюрьмы не имели возможности шевельнуть даже пальцем, не то, что предпринять попытку побега.

Алтаэй зябко передернул плечами. Среди шикаров не водится предателей и перебежчиков, это правда. Однако во все времена, покуда существует разделение на сильных и слабых, будут существовать те, кто желает занять местечко потеплее. Для того, чтобы добиться признания за свою доблесть, смелость и преданность, нужно потратить очень много времени и сил. А некоторые ждать не желают, отсюда происходит череда несогласных с правлением Раффа Императора, некоторые особо рьяные члены которой периодически гостят в темных антимагических камерах. Изящных в своем исполнении, но от этого не менее жутких в применении.

Из сумрачной ниши на встречу отряду вынырнул еще один страж. Алтаэй вмиг почуял в нем искорку магии и насторожился. Однако услышав приветствие из уст Окоша, постовой поскучнел и вернулся в тень. Тридцатый Миарон поймал себя на том, что ноги стали слабыми, а пальцы подрагивают в нервном мандраже. Переступив порог антимагической камеры, Алтаэй почувствовал слабое давление в области груди, но едва ли обратил на него внимание, так как тусклый свет лампы обрисовал на противоположной стене знакомый силуэт. Распятый на камне воин вяло повел головой, реагируя на появившийся источник света, и растянул губы в слабой улыбке:

— Алтаэй, личная гвардия...могу ли я надеяться, что вы исполняете волю Императора?

— Пирх, Дайхиш! Ослабьте крепления! — вместо ответа отрывисто велел Окош подчиненным.

— Для меня нет иной воли, тринадцатый Миарон, — сглотнув, выступил вперед Алтаэй.

— Тогда я очень рад тебя видеть, друг...

* * *

Глава 3

Вереш.

В приемной Императора стояла необычайная тишина, такая густая и давящая, что уставшие плечи тянуло к полу под ее тяжестью. Рафф Максуош сидел напротив, и хоть веки его были полуприкрыты, я отчетливо ощущал на себе бесстрастный изучающий взгляд. Я находился здесь уже около двадцати минут, показавшихся мне вечностью, и за это время не им, ни мной, ни кем бы то ни было еще не было произнесено ни слова. Присесть мне предложено не было, потому практически весь скудный остаток моих сил уходил на то, чтобы не показывать, как трудно мне находиться в вертикальном положении. Всего часом ранее личная гвардия Императора во главе с Миароном Алтаэем вывела меня из темницы тайной стражи, целитель влил немного сил, и Алтаэй практически на себе доставил меня в Императорскую приемную.

Как бы сложно мне не приходилось в этот момент, я не мог не отметить, насколько скверно выглядит Рафф Император. Глаза его провалились, веки опухли, а щеки расчертили особо глубокие морщины. Плечи Максуоша были напряжены, словно он подобно мне, не желал показывать, как нелегко ему было просто сидеть. Хотя, скорее всего, последние обстоятельство я объяснял именно так, потому что не хотел признавать другой, более очевидной причины: мой Рафф устал от проблем, которые я создаю для него. Ведь в последнее время его тринадцатый Миарон только и занимался тем, что не решал, а создавал конфликтные ситуации. Вероятно терпение, которым славился мудрый правитель, вконец исчерпалось.

Черная дверь приемной скрипнула, и в помещение проскользнула серая Тень из числа особо приближенных к трону. На это Рафф Максуош лишь чуть приоткрыл веки. Однако воин, превративший безопасность Императора в смысл своей жизни, и не ждал никакой реакции. Быстрым взглядом оценив расстановку дел в приемной, он подал едва заметный знак, и в комнату тут же вошла еще одна фигура, увидев которую, я тут же понял, чего мы все ждали.

Раффин Вияхош шагал уверенно, расправив узкие плечи. Не удостоив меня и полувзгляда, наследник сейчас же повернулся к отцу и изобразил жест уважения.

— Рафф? Как ты чувствуешь себя сегодня?

Брови мои дернулись кверху в немом изумлении. Неслыханная дерзость нарушить молчание в обществе Императора первым. Максуош чуть нахмурил седые брови, выразив тем самым свое недовольство, но не стал слишком акцентировать внимание на нарушении субординации. Чуть подавшись вперед, он сплел в замок исхудавшие руки:

— Спасибо за беспокойство, наследник.

— Ты хотел меня видеть, — продолжил Раффин, не заметив, или не захотев замечать иронии в голосе Властителя. — Могу ли я надеяться, что причиной тому стало не ухудшение твоего здоровья?

— Надейся, Вияхош, надейся, — откликнулся Император, сопроводив ответ медленным кивком. — А в перерывах между надеждами потрудись, пожалуйста, объясниться.

— Что же я должен объяснить, Рафф? — вполне натурально удивился наследник.

— Не прикидывайся дураком!

От гневного, хлестнувшего кнутом по оголенным нервам вскрика Императора я опешил. Но столь эмоциональная реакция поразила не только меня. С наследника тут же сбежала краска, на висках выступили бисеринки пота, — маска самоуверенности затрещала по швам. И даже Тень, отступившая к книжному шкафу, изумленно округлил глаза.

— Отец..? — неуверенно выдохнул Раффин.

— Я велел предоставить внятные объяснения, — чуть сбавил тон Максуош. — Я желаю знать, по какому праву твои воины устраивают представления в коридорах Дворца Советов? По какому праву тринадцатого Миарона хватают, будто беглого каторжника? По какому праву ты, наконец, без вынесения каких-либо обвинений помещаешь тринадцатого Миарона в антимагическую камеру? Отвечай!

С каждым произнесённым словом голос Императора все нарастал, являя всю силу его возмущения. Наверное никому из здесь присутствующих не приходилось еще видеть Правителя в такой ярости. Императорская Тень постарался максимально слиться со стеной, хотя ему и до сего момента отлично удавалось быть незаметным. Я же неосознанно стал реже вдыхать.

Наследник Вияхош от рождения не обладающий особенным мужеством, и вовсе претерпевал разительные метаморфозы. Вряд ли сейчас кто-то смог бы опознать в этом вспотевшем, нервно теребящем края камзола существе того самоуверенного шикара, гордой поступью вошедшего в кабинет ранее. Под пронизывающем до костей взглядом Императора Раффин немного помялся и, отерев потные ладони о брючины, дрожащим голосом заговорил:

— Ты ведь знаешь, отец...

— Рафф Максуош! — Резко поправил Вияхоша Властитель Отольда.

— Прошу прощенья, пише! — дернулся наследник и, прочистив горло, продолжил. — Как тебе несомненно известно, вести о твоем пошатнувшемся здоровье очень огорчают меня, Рафф.

Скептическое фырканье Императора отчего-то не прибавило Вияхошу и толики уверенности.

— Твое недоверие обижает меня, — вскинулся он, видимо решив вызвать в Повелителе чувство вины. — Каждая весть об улучшении твоего здоровья рождает ликование в моей душе. С того самого момента, как тринадцатый Миарон пропал без вести, таковых я почти не получаю. Зная, как ты переживаешь о его судьбе, я немного разозлился, когда Миарон Вереш вернулся и в дерзкой, оскорбительной форме отказал уделить мне несколько минут для разговора. Я понимаю, что он не обязан мне подчиняться, но ведь я и не приказывал! Через своих воинов я передал лишь вежливую просьбу, на что Миарон начал грубить и сыпать угрозами, ссылаясь на твое заступничество, Рафф. Мои воины вспылили, хоть должны были сохранять спокойствие, за это они уже получили свое наказание. Но признаюсь, побеседовав с тринадцатым Миароном, я начал их понимать. Я всего лишь хотел немного разгрузить тебя, ведь лекари строго-настрого запрещают Раффу волнение. Но он не захотел идти мне на встречу. Что до причины, по которой тринадцатый Миарон был заключен в антимагическую камеру, то это снова его дерзость. Да, я вспылил, проявил недостойную для твоего сына слабость. Но отец! Я не желал для твоего тринадцатого Миарона плохого! Я просто хотел сбить с него спесь! Прости, отец, я поступил скверно. Но я ни в коем случае не хотел заставлять тебя волноваться!

Столько страсти, столько смирения и раскаяния звучало в голосе Раффина, что я едва сам не поверил ему. В чем природа оказалась щедра к наследнику трона, так это в актерском даровании. Удивительно, но Вияхош не только умел убедить своих собеседников, но, казалось, и сам верил в свою ложь. Ярость, вскипевшая во мне, обратилась в понурое, беспомощное смирение, стоило мне увидеть потеплевший взгляд Императора. Любые мои оправдания сейчас прозвучат жалко.

Смерив суровым взглядом наигранно возмущенного наследника, Рафф Император потер ладонями лицо. Вдруг мне открылось, насколько сильно он устал, насколько разочарован и подавлен. Это неожиданное знание выбило меня из колеи. Император, Властитель, Мудрейший и Сильнейший...каждый юный шикар мечтает стать хоть немного на него похожим. Он кумир, образец для подражания, недостижимый идеал, именно такой, каким и должен быть всякий мужчина. Нас с детства убеждали в том, что Император Отольда непогрешим, тверд и храбр в любой, даже самой сложной ситуации. И вот многолетние заблуждения рухнули, сползли тонкой ширмой к моим ногам. Передо мной предстал просто уставший, растерзанный сомнениями, вымотанный неопределенностью и постаревший шикар. Ошарашенный этим открытием, я не сразу понял, что Император заговорил, но когда слова его все же достигли моих ушей, постарался встряхнуться.

— Двадцать лет назад глядя на тебя я посчитал, что ответственный пост поможет тебе образумиться. Тогда я подписал согласие на создание Палаты Советов. После, видя, что ни к чему хорошему кроме тысяч разожженных тобою интриг это не привело, я решил, что тебе нужно наиграться, насытится ими, научится предсказывать реакцию и поступки своих врагов. Потому я не разогнал твою Палату в первые годы после создания. Однако твоя жадность к власти над теми, кто слабее тебя, начала тревожить мой ум, рождать опасения. И когда ты пришел с просьбой передать тебе Тайную Стражу, я засомневался. И все же посчитав, что теперь, когда война окончена, и земляне практически полностью подчинены Отольду, я вынес решение в твою пользу. Отчего-то мне подумалось, что поиграв в "шпионов и предателей" твое эго придет в норму, мудрость возобладает над молодостью. Я даже рискнул передать тебе северные исследовательские лагеря, ведь ничто не стимулирует так, как ответственность за чужие жизни. Скажи, Вияхош, где я ошибся? В какой момент упустил тебя?

— Отец! — вскинулся побагровевший Раффин. — Ты ведь не считаешь так на самом деле? Неужели в твоих глазах я всего лишь игривый ребенок?! Раньше ты никогда не попрекал меня, не говорил таких ужасных вещей! Должно быть, то говоришь сейчас не ты, а усталость, вызванная твоей болезнью!

— На сегодня ты свободен, Раффин, — проигнорировал Император горячность сына. — Ступай и займись своими обязанностями, мы поговорим с тобой позже без лишних ушей.

— Но отец..!

— Ступай!

Хоть голос Раффа Императора все еще звучал грозно, обещание неминуемой расправы из него исчезло без следа. Вияхош не стал более испытывать судьбу и, скрестив руки в жесте почтения, скрылся за дверью. Вот и все, инцидент исчерпан, а мне даже не было предложено высказаться.

— Присядь, тринадцатый Миарон, разговор будет долгим, — произнес Император, как только удаляющиеся шаги Вияхоша перестали доноситься из-за дверей. Тон Императора заставил меня напрячься, но указание я выполнил незамедлительно. Во-первых потому, что мне не хотелось еще больше вывести Правителя из равновесия, а во-вторых потому, что страстно желал принять сидячее положение с момента, как покинул антимагическую тюрьму.

— Думаю, ты понимаешь, Вереш, что я вынужден просить тебя снять щиты и открыть свою память?

— Да, Рафф, несомненно, — покорно кивнул я.

— В таком случае не вижу причин откладывать, — пожал плечами Максуош. — Присаживайся, мальчик.

Прежде чем занять кресло напротив письменного стола Повелителя, я вскинул руки в жесте почтения, прося слова.

— Я слушаю, Вереш, — отозвался Император.

— Все, что случилось со мной за прошедшие пол года, неразрывно связанно с одним человеком...землянкой. Чтобы понять мотивы ее и моих поступков, я прошу тебя, Рафф, потратить чуть больше времени и начать с самой первой нашей встречи. Согласен ли ты?

Император молчал томительно долго. Я не пытался найти себе оправданий, не пытался смягчить вердикт Повелителя. Но считая себя виноватым и стремясь к наказанию, я все же желал быть понятым. Наконец Максуош устало кивнул:

— Ведал я, что в этом замешана женщина...

Сцепив длинные пальцы в замок на столешнице, Рафф остановил взгляд на магическом потолочном светильнике.

— Правда жизни вот в чем, друг мой, — даже твой светлый ум не устоял там, где сверкнул яркий женский темперамент. Не та ли это землянка, о которой говорил со мной Учитель?

В безмерном удивлении я кивнул:

— Это она, Рафф.

— Хм...думаю, сокрытое в твоей памяти поможет мне найти ответы на многие из терзающих вопросов. Я готов, начинай, мальчик.

Глава 4

Алтаэй.

Меряя шагами принадлежащие мне покои, я то и дело нервно озирался на дверь. На душе было неспокойно, с большим удовольствием я лично встретил бы друга из Императорской приемной. Мало ли, что еще может произойти с ним по дороге? Оказывается даже коридоры Дворца Советов отныне небезопасное место. За всем тем командующий личной Императорской гвардии, занявший пост у дверей приемной, ненавязчиво дал понять, что мне там не рады. И как не хотелось мне в тот миг плюнуть на все приличия и лично встать в караул у высоких дверей, здравый смысл возобладал над секундным порывом, и мне пришлось удалиться, дабы сохранить лицо и не пятнать честь Императорского Миарона. Но наученный горьким опытом, я все же не стал оставлять дело на самотек, потому вместо меня к приемной направился Рат Мелшей, полный энтузиазма юноша, приставленный ко мне в роли секретаря, со строгими указаниями сообщать о всех передвижениях тринадцатого Миарона.

Пол часа назад Мелшей прибыл с тревожными вестями: в Императорскую приемную прибыло пять лекарей, трое из которых практически на себе вынесли бесчувственного Миарона. Рат довел их до лекарских палат и поспешил с докладом, за что я был ему безмерно благодарен. За многие годы нашей дружбы мы отлично изучили друг друга. В том я еще раз убедился, когда намереваясь мчаться в лекарский корпус, столкнулся с одним из них. Молодой лекарь, вчерашний выпускник Виялила, передал мне устное послание от Миарона Вереша, в котором он заверил меня в стабильности своего состояния и наказал ждать его в отведенных мне покоях. И пусть мне было трудно последовать его совету, я все же подчинился гласу разума более зрелого и сдержанного товарища.

С момента получения мною сообщения минуло уже пару часов. Мои переживания за вновь обретенного друга уже достигли апогея, грозя захлестнуть с головой и заставить поспешить на встречу, когда входная дверь тихо отворилась. В проеме, чуть замешкавшись на пороге, стоял хмурый Миарон Вереш. Вместо неуклюжей палки, с коей он прибыл во Дворец Советов, лекари снабдили его металлической тростью, стало быть ногу Миарона не удалось исцелить полностью. Под глазами друга залегли темные тени, свидетельствующие о сильном переутомлении. Приветствовав меня слабой улыбкой, Вереш претворил за собой дверь и направился к ближайшему креслу, подволакивая раненную ногу. Опомнившись, я поспешил разлить по бокалам приготовленное заранее вино. Думаю, сейчас я нуждался в нем гораздо более устало откинувшегося на спинку сиденья друга.

— Как все прошло? — задал я вопрос, подавая наполненный бокал. Уверен, Вереш не осудит меня за хрипотцу в голосе и чуть дрожащие руки.

Приняв вино из моих рук, тринадцатый Миарон сделал большой глоток и замер, невидяще глядя на рубиновую жидкость за зеленоватым стеклом. Тянулись секунды, превращая мгновения в часы, а друг все не говорил ни слова. Но вот наконец его задумчивый взгляд переместился на меня:

— Давно ли Рафф пребывает в таком состоянии?

— С момента твоего исчезновения не было ни дня, чтобы Повелителю не становилось хуже, — ответил я, ожидая подобного вопроса, — лекари бессильно разводят руками. Его внутренние силы уходят во вне так же быстро, как воды горной реки скатываются с утеса. Никто не ведает тому причин, известно лишь, что на Отольде это происходит с еще большей скоростью. Неделю назад мы едва его не потеряли.

— Что Учителя? К ним обращались? — и без того хмурый друг и вовсе почернел лицом.

— Ты ведь знаешь, делиться словами Учителя, адресованными лично тебе, не принято... Знаю только то, что посланник Пирамиды велел Максуошу внимательней смотреть по сторонам. Мудрейшие не слишком добры к нам в последнее время, а посланник и вовсе замкнулся, когда в назначенный им срок к нему не привели сбежавшую землянку.

При упоминании девчонки взгляд Вереша чуть посветлел, а мое сердце заледенело от нехорошего предчувствия:

— Вереш, ты..?

— Был с ней, — просто ответил тринадцатый Императорский Миарон на мой незаданный вопрос, глядя прямо мне в глаза.

В груди моей резко тренькнула оборвавшаяся надежда. Мой друг, мой холодный, трезвомыслящий, дальновидный друг...предатель? Разве мог он так просто обменять дело своей жизни на вздорную, безумную земную женщину? Ведь быть Императорским Миароном — это не просто служба. Это не венец карьеры и почетный чин. Ты можешь всю жизнь стремиться, становиться лучшим во всем, однако при отборе в круг Миаронов Император смотрит не на заслуги, а на качества. Быть Миароном — это скорее состояние души, тяжкое бремя, от которого нельзя отказаться. И теперь, глядя на невозмутимого Вереша, я просто не мог поверить. Этого не могло случиться, потому что этого случиться не могло. И все же...

— Что, ты тоже записал меня в предатели, Алтаэй? — мрачно усмехнулся тринадцатый Миарон.

В горле у меня пересохло. Я решительно не знал, что мне говорить и как вести себя, а потому просто сделал долгий глоток из своего бокала и отвел взгляд в сторону. Вереш молчал, вяло потягивая напиток, и ощупывал меня изучающим взглядом. А я...пребывая в полнейшем смятении шарил глазами по комнате, страшась заглянуть ему в лицо.

— Мне следовало сообщить еще утром.., — неуверенно заговорил я севшим голосом, — но встреча наша была так кратковременна... Твой узаши, Кадол...я...не уберег его. Спустя трое суток после твоего исчезновения он вырвался из твоих покоев и покинул базу. Больше его никто не видел. Прости...

Я ожидал всякого, но никак не того, что хмурый Миарон на мое признание разразится тихим, искренне веселым смехом. От взыгравшего внутри возмущения я потерял дар речи: в кого превратила моего друга тяга к человеческой девчонке, что даже весть о пропаже Кадола не нашла в нем адекватного отклика?

— Запасись терпением, друг мой, — отсмеявшись, обратился ко мне тринадцатый Миарон. — Мой рассказ будет длинным. Твой жадный до нового и неизвестного ум почерпнет из него немало интересного...

Глава 5

Мария.

— Тихо в лесу, только не спит барсук...уши свои он повесил на сук, только не спит барсук...

Тишина в сосновом бору и впрямь была несколько зловещей. Странно, еще пару часов назад это утро ничем не отличалось от всех прочих: жужжали насекомые, возились в опавших хвоинках мыши, трещали неугомонные пташки, а теперь все будто вымерло на километр вокруг. Спину то и дело обсыпало нервными мурашками, а интуиция просто таки вопила: "обернись! На тебя ведут охоту"! Однако сколь ни всматривалась я в видимые дали, засады так и не обнаружила.

Если верить карте, топи значились в двух днях ходьбы к северу отсюда. Вот и сосенки уже начали редеть и мельчать, воздух стал влажным, частенько северный ветер доносил до меня характерный запах болот. В очередной раз передернув плечами от неприятного чувства чужого присутствия за спиной, невзначай поправила кобуру:

— Да что ж такое-то?!

Отложив алюминиевую ложку, которой помешивала в котелке густую пшенную кашу, оглянулась:

— Ни-ко-го...

То, что вы параноик, еще не значит, что за вами никто не следит. Тяжко вздохнув, еще раз повела плечами, словно пытаясь стряхнуть с них неприятное ощущение, и сунула нос в котелок. Пахло весьма аппетитно, и голодный желудок подтвердил мой вердикт громкой, протяжной трелью. Желудок вообще орган странный: лес ли, поле; утро, вечер; друзья ли, враги, а ты все равно обед ему по расписанию выдавай. Вынув из заплечного мешка чашку и сопроводив это действие еще одним протяжным вздохом, потянулась за ложкой. Видимо близость топи дает о себе знать. Призраки там всякие, не призраки... Но какой хищник станет охотиться поздним утром? А ежели за мной наблюдает человек, почему вся живность стихла? Мелкие зверушки на человеческие засады так не реагируют.

Мысленно кивнув, зажала ложку зубами и подхватила ручку котелка спущенным рукавом куртки. По великому, неистребимому закону подлости именно это мгновение моей беспомощности и выбрал охотник для атаки. Боковым зрением отметила метнувшуюся темную тень и, рванувшись влево, резко размахнулась. Не ожидавший подлости охотник взвизгнул, встретившись в полете с котелком, полным булькающей дымящейся каши и, вмиг забыв о жертве, принялся кататься по земле, остужая пострадавший бок.

— Твою ж хвостатую мать! — в сердцах бросила я, выплюнув ложку. — Ты что же это, сожрать меня хотел?!

На мое обвиняющее восклицание неудачливый охотник разразился столь же обвиняющим тявканьем пополам с шипением.

— И нечего тут шипеть! — возмущенно ткнула я пальцем в узаши. — Я бы тебе еще и со второго бока добавила! Нет, вы подумайте, какая подлость! Со спины! Дождавшись, пока обе руки заняты будут! Я последнюю банку тушенки в эту кашу извела, мерзавец!

Поднявшись на лапы, зверь часто-часто залаял и ощерил клыки, но я была непреклонна:

— Ничего не хочу слышать!

В расстроенных чувствах подобрала с земли ложку. В это же время узаши, отряхнувшись от налипших на чешую иголок, низкой стелящейся походкой двинулся ко мне.

— Стоять! — выставила я вперед ложку. — Куда собрался?

Грозный оклик вкупе с заданным обманчиво мягким тоном вопросом подействовали на Кадола как ведро ледяной воды. Он встал как вкопанный, а потом и вовсе опустился на короткий чешуйчатый хвост. Прянув круглыми ушами, зверь пригнул голову и вновь разразился скулящим тявканьем на одной высокой ноте. Адреналин уже перестал бурлить в моей крови и о пережитом нападении напоминали только трясущиеся руки да жгучая обида за утраченный завтрак. До этого я как-то не удосужилась разглядеть взявшуюся откуда-то кото-ящерицу, и потому очень удивилась, обнаружив на его спине увесистую поклажу в двух переметных сумках.

— Оо, да ты с чемоданами, — с ноткой любопытства произнесла я. — А дружок твой где-то поблизости?

Узаши выпрямился и медленно, чтобы я не сочла этот жест случайностью, отрицательно помотал лобастой головой. Затем издал какой-то особенный звук, более всего напоминающий свист и, ловко изогнувшись, сдернул с переметной сумки тесемку, на конце которой болтался кожаный мешочек. Приблизившись ко мне на полусогнутых, Кадол фыркнул, не разжимая пасти.

— Это мне что ли? — догадалась я.

Узаши вновь повторил фокус с человеческими жестами, на сей раз кивнув положительно.

— Ну давай, гляну.

Сняв шнурок с выступающих желтых клыков, ослабила завязки и извлекла на свет свернутый лист пергамента. Бережно развернув, внимательно пробежала глазами и поглядела на узаши. Вид у зверя был настолько комичный, что я прыснула, прикрыв рот ладонью. Гигантский боевой ящер пришельцев сейчас был похож на диковатую кошку, которая не знала, чего ожидать от этой загадочной женщины. Толи приласкает, толи веником под зад даст. С такой надеждой смотрели его желтые глаза, а хвост в то же время с головой выдавал всю степень переживаний зверя. Да еще эта его поза, словно он в любой момент готовился к срочному отступлению. Не выдержав, снова рассмеялась. Понял Кадол причину моего веселья или нет, но вдруг недовольно рыкнул и гордо выпятил грудь, указав носом на письмо. Послушно еще раз пробежала глазами по ровным, выполненным убористым почерком строчкам, и весело произнесла:

— Ну вот теперь другое дело! Теперь все понятно!

Протянув руку, коснулась пальцами лба зверя и игриво поскребла чешуйки промеж ушей. Узаши зажмурился и потянулся за лаской, но тут же отпрянул, услышав мои следующие слова:

— Возвращайся домой, Кадол.

Яростно тявкнув, зверь еще раз поддел носом письмо, да с такой силой, что едва не вырвал его из моих рук.

— Слушай, я ведь уже объясняла твоему Миарону, что бродить по лесам в одиночку для меня привычное занятие. А вот его за недавние подвиги по головке не погладят. Соответственно в защите сейчас нуждается он, а не я. Возвращайся домой, добрая киса, будь с тем, с кем должен быть. А заодно и передай Верешу, что мне было весьма лестно получить его письмо, если оно его конечно. Вот только на шикарском я не читаю...вообще. Совсем ни капельки. Уж извиняй...

* * *

— Крепче держи, крепче! Теперь должно получиться!

Последний час моей жизни можно было легко охарактеризовать двумя строчками детского стихотворения: "Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота". Вот только в моем случае "бегемота" стоило заменить на "живоглота". И пусть в случившемся виновна не одна лишь непутевая Смородина, она снова значится в первых рядах.

С завязкой этого опуса вы уже знакомы, она получила свое начало в тот самый миг, как некую землянку на лесной полянке выследил шикарский узаши. Потом я долго пыталась отправить его восвояси, а он столь же рьяно выказывал свое несогласие, энергично тыча зубастой мордой в письмо. Возможно, желтый пергамент и убедил бы меня в неоспоримой нужде тащить за собой в непроходимые топи тяжеленого звереныша, выросшего в сухих песчаных пустынях жаркого Отольда, но вот ведь незадача — редкие землянки умеют читать на шикарском. Вот и я таким талантом не обладала, потому велела узаши топать к соотечественникам. Однако ящер заупрямился и, растрепав свои переметные сумки, явил на свет множество принесенных с собою богатств. Попытка, конечно, была хороша, но я держалась стойко. Тяжко вздохнув, геройски подавила в себе желание воспользоваться восхитительной солнцезащитной курткой и постаралась объяснить, что такой большой чешуйчатой кисе в топях не место. Передвигаться трудно, заметят издалека, а главное кушать нечего. За всем тем на разумные мои доводы котоящер взъярился под стать своему нервному другу шикару. Воистину парочка эта друг друга стоит! В ответ я и сама разнервничалась: в самом деле, тудыть растудыть! Сама не ведаею, что ждет впереди, а тут еще огроменный, тяжеленный, голоднючий узаши на буксире! Раскричалась я, руками замахала, расправой пригрозила и даже пистолет из кобуры достала. Так сказать, в ультимативной форме наказала зверю немедленно домой топать. И как же я удивилась, когда это подействовало! Когда с самым уязвленным и несчастным видом, часто оглядываясь назад, зверь побрел прочь! Ведь поверил же! Мне тогда даже взгрустнулось. Какая-то крошечная, не принадлежащая разуму крупинка "я" до последнего надеялась, что узаши будет настойчивей. И, как потом оказалось, неспроста...

Руки гудели под тяжестью ушедшей в трясину туши. Я уже давно не чувствовала веревку в руках, действуя машинально. Пару раз бечевка соскакивала, раня ладони, но сдаться я не могла.

— А ну не шевелись, пока ближе не подтяну! — почувствовав колебание натянутой веревки, возмутилась я.

Узаши тут же прекратил бессмысленные трепыхания: усвоил уже, что попытки самостоятельно вырваться из лап трясины до добра не доведут. Вспомнив свое удовлетворение, когда Кадол безропотно отправился домой, мрачно усмехнулась. Уж за столько времени могла бы изучить его получше! Двое суток я топала к топям довольная собой, лишь изредка задумываясь, за каким таким таинственным лядом Верешу вообще понадобилось отправлять следом за мной своего зверя. Однако на третьи сутки заподозрила недоброе... Все чаще мне стали слышаться странные, нехарактерные звуки, и частенько посещало ощущение внимательного взгляда в спину. И, как выяснилось позже, вовсе неспроста. Зря я решила, что узаши так легко сдался. Его секрет прост: зверь, как самый настоящий мужчина, просто не стал тратить времени на споры с малость неадекватной подружкой, машущей перед мордой пистолетом. "Послушай женщину и сделай наоборот" — так считает большинство образчиков мужского пола. Возможно, в восьми из десяти случаев они и правы, но этот раз вышел боком одному чешуйчатому индивиду. Естественно зверь и не думал возвращаться домой! Упертый котоящер просто отступил на безопасное расстояние и продолжил следовать за мной поодаль. Однако по неопытности своей Кадол просчитался — в топях мощная, закованная в броню тушка оказалась не к месту. Это был лишь вопрос времени, когда чешуйчатую махину нагонит беда.

После того, как травяная кочка не выдержала веса двух передних лап и достойной восхищения грудины, узаши начал свое погружение. Сперва он, конечно, пробовал освободиться самостоятельно, но вскоре понял, что своими стараниями лишь ускоряет процесс. Оказавшись по грудь в вязкой, вонючей трясине, Кадол встревожился не на шутку и, наконец, передал мне просьбу о помощи. Заслышав громкий, надрывный рев, я тут же все поняла. Часть меня, что отвечала за самолюбие, возликовала: как же! Не оставил, не предал, следит! А вот другая, ответственная за дружбу, любовь и все с ними связанное, пришла в негодование: велела уйти, а этот дурень приключения ищет, судьбу испытывает! В направлении частых, окрашенных паникой рыков, я двигалась с максимальной скоростью, которая бы позволила мне не увязнуть рядом с узаши. Но когда разыскала его, Кадол был съеден трясиной по самую шею. Действуя на грани своих возможностей, накидала кучу ветвей и коряг перед мордой зверя, а затем, охватив веревкой самый крепкий пень в округе, кинула ему один конец. Второй же намотала себе на руку и, упершись ногами все в тот же пень, начала тянуть.

Стоило мне почувствовать, что усилия не напрасны, как кончик веревки, зажатый в зубах котоящера, скользнул прочь. Сплюнув от досады, потратила некоторое время, чтобы подвязать к нему подобие якоря. Доверившись своим соображениям, туго примотала к веревке толстый сырой ствол бывшего болотного деревца. Деревяшка отчаянно хрупнула под нажимом звериных челюстей, но осталась цела. Изо всех сил потянула за свой конец веревки, чуть ослабила. Снова налегла, ослабила. Через десяток подобных рывков почувствовала, как пот защипал глаза, смешиваясь со слезами. Но все же прогресс в моих действиях прослеживался: из сероватой вонючей грязи показалась грудь и плечи узаши. Теперь он дотягивался до настланной мной подушки из болотного мусора и, положив на нее голову, аккуратно отталкивался в ритм применяемых мной усилий. Ладони горели огнем, тело тряслось от усталости, но дело шло, — а это главное.

* * *

— Так зачем ты, говоришь, за мной плетешься? — вяло поинтересовалась я, лежа на заросшем осокой островке и лениво пережевывая какую-то сушеную травку, найденную в мешке узаши.

— Грр! — ответил грязный как поросенок зверь. В данный момент он был занят очищением себя любимого, пытаясь обтереться об траву в паре метрах от меня.

— Аа, поняяятно.., — протянула я. — А чего сразу не позвал, когда понял, что дело плохо?

Услышав порцию возмущенного шипящего тявканья в ответ, улыбнулась:

— Дело говоришь, котяра.

Узаши презрительно фыркнул в мою сторону и принялся упоенно тереть об густую траву второй бок.

Закинув в рот еще одну горсть капусты, механически задвигала челюстями. Чем ближе я подступала к красному крестику на карте, тем тревожнее мне было идти. Каждый раз, стоило только подумать о призраках топи, из потаенных глубин всплывало недоверие. Вспоминался горящий, мечтательный взгляд Антона и, в противовес ему, сухой рассказ шикара о группе землян, давным-давно слегших в могилу. Всякий раз мне думалось, что это путешествие напрасно, но я в страхе гнала такие мысли прочь. Быть может, то было глупо, однако тянуться даже к такой призрачной цели — гораздо легче, нежели бессмысленно слоняться по миру, прятаться и трястись за свою шкуру, пока какой-нибудь встречный шикар или сопротиленец из милости не прихлопнет тебя. Скорее всего, в месте, обозначенном на моей карте красным крестом, действительно нет ничего интересного. Но именно там весной меня обещал найти Антоша...

Чувствуя, что в носу опасно защипало, закинула в рот еще щепоть шикарского сухого пайка. Ну и гадость, доложу я вам! Вздохнув, отогнала прочь невеселые думы и стала наблюдать потуги узаши к шкура-чешуе-очищению. Зрелище само по себе презабавное, а учитывая то, что у зверя задуманное катастрофически не получалось, — прям таки комедия. Кошкоящер злился, остервенело нахлестывая себя хвостом. Периодически жаловался на жизнь отрывистым тявканьем или яростным шипением. Пару раз я предлагала ему помыться в болотной жижке, на что Кадол и вовсе срывался в басовитый лай.

Я чуть отвлеклась, когда это произошло. Закопалась в вещмешок и даже не сразу заметила, что на нашем уютном островке наступила полная, звенящая тишина. Удивленно обернулась к узаши, но тот не обратил внимания, мгновенно обратившись из наигранно-раздраженного кошака в шикарскую машину для убийств. Неуклюжий, страдающий от своих необъятных габаритов, Кадол вдруг стал двигаться тише лесной букашки. Уткнув тупоконечный нос в сырую землю, он бесшумно перетекал с лапы на лапу по направлению к единственной здесь кривой, низкорослой иве. Выглядело это странно и, глядя на зверя, мне тоже стало тревожно. А потому, прикусив язык вместе с готовым сорваться с него вопросом, тихонько вынула пистолет. Не решившись подняться на ноги, дабы не испортить узаши охоту, напряженно замерла.

У искореженной жизнью в топях ивы зверь замешкался. Сосредоточенно обнюхал землю, траву, ствол, вновь вернулся к траве. Немного поразмыслил, фыркнул и принялся обнюхивать в обратном порядке. По хаотичным движениям куцего хвоста я догадалась, что кризис позади. Прямая опасность для нас отсутствует, иначе Кадол не стал бы возвращаться к этой своей "мирной" манере поведения. Все еще немного нервничая, поднялась и не торопясь двинулась к узаши. Тут же под моими ногами громогласно зашуршала трава, хрупнула какая-то ветка, зашелестела одежда. Зверь резко обернулся, но недовольства с его стороны я не почуяла, а потому успокоено выдохнула и, отринув излишние осторожности, смело потопала вперед.

— Что тут у тебя?

— Грр! — довольно отрапортовал зверь.

Хмыкнув, я перевела взгляд на уютную рытвинку меж узловатых корней. То, что пряталось там, бесспорно считалось ценной находкой. Ловушку на мелкую живность из ивовой лозы могли оставить здесь только местные жители или гости вроде нас, решившие задержаться на длительный срок.

— Подвинься-ка, — шепнула я узаши, толкнув его в бок плечом. Зверь даже не покачнулся, только прянул ушами в знак того, что моя попытка замечена. Встав на колени промеж чешуйчатых лап, я внимательно осмотрела плетеный кокон ловушки, поковыряла срез и, обернувшись, взглянула прямо в желтые глаза Кадола:

— Вчера сделана...

Узаши повел головой и неопределенно уркнул.

— Точно тебе говорю, — заверила его я. — Сама раньше часто такими пользовалась, когда в одном месте нужно надолго задержаться. А значит, мой друг, нужно нам напрячь глаза и ушки. Призраки это или простые аборигены, однако и те и другие вряд ли обрадуются нашему появлению в их охотничьих угодьях. Хорошо еще, если подойдут пообщаться... А ну как просто и бесхитростно пальнут из-за угла? Тебе с твоей шкурой хорошо, ее и автоматная очередь не сразу прошибает, а вот мне и стрелы из простецкого лука хватит, чтоб на тот свет отправиться. Если более-менее соображалка работает, увидят тебя и предпочтут тихонечко убраться подальше. А ежели не очень умны, то как пить дать напасть попробуют. Потому бди, Кадол, так как вы, узаши, умеете. Но если вдруг кого заметишь — не убивай, знакомиться будем.

Глава 6

Сердце бешено стучало в груди, чуть подрагивали пальцы, а по спине то и дело пробегало стадо нервных мурашек. Я не находила в том ничего постыдного: шутка ли — выйти из укрытия перед неизвестной заставой, оборудованной всамделишным действующим пулеметом? Да тут не только руки затрясутся...

С момента обнаружения нами простенькой ловушки на островке среди болот минуло шесть напряженных дней, четверо из которых мы блуждали по топям в поисках следов, а два последующих наблюдали за результатами поисков. К слову, Кадол потерял след установившего ловушку практически сразу, стоило нам покинуть твердую поверхность островка и ступить в обманчивую жижу топи. Каким бы не был чувствительным нос узаши, но чуять след сквозь слой затхлой воды не может и он. Несколько раз зверь отмечал человеческое присутствие на случайных травяных кочках, но толку от этого все одно было мало. А потому на вечернем совете мы единодушно проголосовали за то, чтобы двигаться согласно имеющейся карте и уповать на "авось не пристрелят по дороге". Справедливости ради Кадол немного возражал, однако лучшего предложить не смог.

К концу третьего дня пути мы поняли, что избрали верный путь. Следы человеческого присутствия попадались повсеместно, и двигаться приходилось очень аккуратно. Однако следы следами, а живого доказательства разумной жизни в топях мы так и не повстречали. За всем тем сделали мы и одно очень ценное наблюдение — отпечатки ног, оброненные предметы, заломленные ветви на чахлых болотных деревцах — все это увеличивалось в геометрической прогрессии, чем глубже мы пробирались в область, отмеченную на карте красным крестом. Ну а на четвертые сутки это, наконец, произошло...

Уютно расположившись в зарослях камыша, мы с Кадолом жевали какую-то сладкую штуку неизвестного происхождения родом из звериных переметных сумок и наблюдали весьма интересной картиной. Если позади нас болота перемежались с островками твердой земли и хилыми деревцами, то впереди, насколько хватало взгляда, раскинулось целое озеро, затянутое ряской. Но именно здесь мы с Кадолом обнаружили кусочек цивилизации. Дело в том, что метрах в ста пятидесяти от места нашего схрона, из цветущей водицы высунулся ровный, прямоугольный, явно рукотворный островок, на поверхности которого уютно расположился небольшой бетонный дот, из которого недвусмысленно торчало дуло пулемета. И за штуковиной этой весьма ревностно приглядывали сурового вида мужчины с автоматами наперевес. От островка в две стороны расходились мостки на свеженьких сваях, и по ним то и дело сновали люди с разного вида кладью. Видимо, то были охотники и собиратели. Шли они парами, реже по одному, у дота переговаривались с охраной, входили внутрь и...исчезали.

Сперва наблюдая такое дело, мы с узаши потерянно чесали макушки. Ну, я чесала, а Кадол шлепал туда-сюда хвостом. Понятное дело, что дот этот был несколько маловат, чтобы служить жилищем единовременно всем этим таинственным людям. А значит, все они попадали в иное место через скрытую под бетоновым колпаком дверь. Уж не знаю, как узаши, а меня сие чудо повергло в радостно-приподнятое настроение. Прямо таки в восторг и трепет! Призраки они или не призраки, но устроились хитро, ничего не скажешь! Вот Антоша-то обрадуется!

Первую ночь мы спали по очереди все в тех же камышах, опасаясь пропустить что-нибудь важное. Было сыро, холодно и голодно, но чего не стерпишь ради информации. Отходить назад поостереглись — слишком уж место оказалось оживленным, а раскрывать себя раньше времени у нас в планах не было. Нужно было присмотреться, составить впечатление о странных болотных обитателях. Чем мы и занимались в последующие двое суток. Пару раз узаши порывался выйти на разведку вокруг топкого озерка, но быстро передумал, выслушав мои аргументы. Что толку от его разведки, если поведать о результатах он не сможет? Стоит ли рисковать понапрасну? А ну как снова завязнет в болоте, а я не услышу? Или еще хуже — услышу не я? Представляю, чем закончится встреча с призраками...люди не питают тепла к иномирным котоящерам.

Что до меня, то зайти в гости к таинственным обитателям болот я твердо решила еще в первый час наблюдения за ними. Загвоздка крылась только в одном — узаши. Что делать с Кадолом, я не представляла. Что произойдет, если мы со зверем покинем свой наблюдательный пункт на пару, я знала совершенно точно. Мы даже белым флагом в воздухе махнуть не успеем — пулеметная очередь разметает нас на запчасти. А без него... В очередной раз метнув взгляд в чешуйчатый бок, задумалась. Боюсь, что Кадол может совершить глупость и выскочить мне в след. Достаточно одного намека на угрозу, чтобы зверь потерял рациональную нить в мышлении. И даже если он стерпит, что потом? "Уважаемые призраки! Вы, конечно, не сочтите за наглость, но я прибыла к вам не одна, а в пикантной компании. Такое, знаете ли, случается иногда, что сопротивленки путешествуют в компании иномирских верховых зверей. Понимаю, у вас в болотах это редкость, но для нас, сопротивленцев, это вполне себе заурядный случай! Прошу вас относиться к моему спутнику уважительно и не дырявить его шкурку из пулемета". Мдяяя...

Последнюю ночь перед моим "выходом в свет" мы целиком посвятили разработке плана действий. Больше, правда, это напоминало ссору молодоженов, решающих, как будут звать их внуков, когда у них нет еще даже детей. Причем делать это нужно было очень тихо, чтобы соседи ненароком не услыхали. В конце концов Кадол вцепился зубами мне в горло, а я воткнула ногти в его нежные ноздри, и на этом нам пришлось разойтись. Договоренность была достигнута. Вернее, достигнута она была гораздо ранее, но узаши не был бы близким другом своему шикару, если бы не начал упираться на пустом месте, прекрасно осознавая, что иного пути нет.

А план заключался в том, что под покровом ночи узаши тихонько возвращается назад по своим следам ровно до того самого места, где мы впервые обнаружили след людей, и пережидает там пятеро суток. Я же сумрачным вечерком сдаюсь на милость болотных аборигенов, обследую их логово, и спустя пять дней мы встречаемся в этих самых зарослях камыша. Если же кто-то из нас не явится на встречу...вот на этом месте у нас и возникли разногласия. В результате я выбила дополнительные сутки, выждав которые узаши может действовать на свое усмотрение. Мне это не понравилось, но в противном случае Кадол вовсе не давал добра. Пусть его! Чтобы не случилось, я все одно найду способ вернуться в срок. Теперь у меня двойной стимул добиться этого любым образом.

Попрощавшись с нервным ящером, сдала задом и, прошлепав большущий круг, намеренно оставила кучу следов в ложном направлении. Вдруг призракам вздумается проверить, откуда к ним явилось чудо в образе меня? Так пусть считают, что чудо шло с юго-востока в единственном экземпляре, а не с юго-запада в сопровождении иномирного кота. В конечном итоге, когда я мокрая, грязная и голодная выползла с противоположной стороны островка, на мшистую топь практически спустилась ночь. Белая тряпочка, которой я в лучших традициях собиралась махать перед болотниками, превратилась в замызганный, местами заляпанный кровью из носа клочок непонятно чего, да и весь мой костюм не особо от него отличался. Оглядев себя, тяжело вздохнула. Пусть его, так даже правдоподобней, авось от жалости и покушать чего дадут. Скептическим взглядом смерила свой "белый флаг", и все же приладила его на кончик корявой ветки. Поймала себя на том, что умышленно тяну с отправкой, и, сжав кулаки, вынырнула из зарослей осоки.

У страха, как говорится, глаза велики. Мне казалось, что стоит только покинуть укрытие, как меня тут же заметят, откроют пальбу, закидают гранатами, а в завершении небо рухнет на землю. Но спустя минуту поняла: если меня и заметили, то попросту проигнорировали. Повертев головой, сделала первый несмелый шажок в сторону мостка, затем второй, третий. От сторожей пулеметного дота никакой реакции не последовало, они все так же невозмутимо переговаривались, стоя ко мне в пол оборота. Расхрабрившись, зашагала бодрей.

Мостик мягко пружинил под ногами, чуть слышно поскрипывая. Один из часовых лениво повернулся в мою сторону и надолго задержал взгляд, заставив меня втянуть голову в плечи и чуть замедлить шаг.

— Эй ты! — окликнул он меня, и я вздрогнула. На его окрик обернулся и второй мужчина. — Ты чего так поздно?

Встав как вкопанная в двадцати метрах от них, приоткрыла пересохший от волнения рот, но не успела произнести ни звука.

— Чего встала-то? — недовольно проворчал второй часовой. — Сейчас люк запрут, и будешь тут до утра куковать. Перебирай ножками!

Все еще не смея двинуться с места, шумно выдохнула. Мне казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет наружу, пробив грудную клетку. И как в таком состоянии ножками перебирать? Но пришлось брать себя в руки, оправдывая часовых сгустившимися сумерками.

— Да вы ей просто приглянулись, ребят, — весело прокомментировали из амбразуры, — вот она и не торопится!

— Хах, — обрадовался ближайший ко мне часовой, — тогда другое дело! Оставайся с нами, малышка!

— Что ж это в мире творится..? — шепнула я себе под нос, наращивая темп.

Куда заходили днем люди с продовольствием, я видела. Мышкой прошмыгнув мимо хохочущих часовых, юркнула в дот. Здесь, в неровном свете факела на стене, я под хихиканье пулеметчика нащупала глазами полоску света в полу. Видимо там располагался люк в подземное убежище, как я и думала ранее. Присев, нервно пошарила пальцами по краю и попробовала приподнять, но безрезультатно. Пулеметчик разразился новым приступом хохота.

— Совсем девку засмущали! Запамятовала, как люк открывается!

Поднявшись со своего места, мужчина, посмеиваясь, направился ко мне. Я сжалась в комок. Ну все, мне капут! В непосредственной близи он меня точно раскусит!

— Поцелуешь — помогу, — доверительно шепнул он, наклонившись.

Оторопело кивнув, потянулась, и быстро чмокнула мужика в щечку. В ответ тот смущенно улыбнулся, и схватился за вентиль, который я с перепугу не заметила. Сноровисто выкрутив его на несколько оборотов влево, пулеметчик поднапрягся и поднял крышку люка кверху. Из глубин убежища забрезжил тусклый желтоватый свет, и пахнуло запахом еды.

— Я сменяюсь в шесть, — сконфуженно шепнул гладковыбритый мужчина средних лет, придерживая люк, — может, встретимся завтра?

Я только и смогла, что часто-часто закивать головой, словно китайский болванчик. Не придумав ничего лучше, снова чмокнула мужика в колючую щеку и, игнорируя лестницу, спрыгнула вниз.

* * *

Глава 7

— Огогошеньки..! — ну а что тут еще скажешь? — Нехило они тут устроились...

Шокировано осматриваясь по сторонам, я не могла поверить в увиденное. Настоящий бункер! Нечто вроде подземного убежища на случай атомной войны, который выстраивали до войны у крупных городов!

Прямо от места моего приземления расходилось четыре широких светлых коридора с низкими потолками. Входы в три из них преграждали двери-купе со стеклянными окошками, благодаря которым я разглядела, что два из этих проходов не освещаются. А вот четвертая дверь была открыта и зафиксирована в этом положении специальным устройством. Мысленно пожав плечами, именно туда я и направила свои стопы.

Коридор оказался недлинным, уже через двадцать шагов он впадал в просторную комнату. Не отважившись войти сразу, приникла к стене и заглянула в окошко. Мдааа...я и не рассчитывала, что мне будет везти долго. За притворенной дверью расположился контрольно-пропускной пункт, который я ожидала встретить еще наверху, в пулеметном доте. Несколько человек с оружием переговаривались и смеялись, а я чувствовала, как вновь начинают дрожать коленки. А затем вдруг возникло воспоминание о трех других дверях, что я узрела под входным люком. Малодушно отступив назад, понимая, что, скорее всего, придется вернуться, крадучись поплелась обратно к точке отправления.

Разумеется, все три двери были заперты с противоположной стороны. Чувствуя, как сердце забилось у самого горла, перевела дух. Ну что же ты, Маша! Ведь с самого начала шла сдаваться! Почему сейчас так трудно миновать эти двери, отрезающие тебя от пропускного пункта? Прислонившись к стене, я часто дышала, краем глаза наблюдая через окошко за жизнерадостными мужчинами. Но, видимо, слишком отвлеклась на самовнушение, так как мягкий гудящий звук отъезжающей в сторону двери стал для меня полной неожиданностью.

— Ты что тут делаешь? — удивился шагнувший в коридор мужчина.

Я вздрогнула и, вымученно улыбнулась, не в силах ничего сказать.

— Подожди-ка, — нахмурился крепкий, широкоплечий тип, — ты кто такая?

Сглотнув вязкую слюну, снова криво улыбнулась.

— Может, я тебя поцелую, а ты меня отпустишь? — неуверенно спросила я, часто захлопав ресницами.

— Чего? — протянул явно не расположенный к нежностям мужик и потянулся к кобуре.

— Надо же, а наверху помогло, — нервно хихикнула я.

— Стоять на месте! — рявкнул мой собеседник, вперив в меня черное дуло выхваченного из кобуры пистолета. — Кто такая?

— Мария Золотникова, — тут же откликнулась, вздергивая руки. — Я не причиню никому вреда!

Мужчина немного постоял, ощупывая меня подозрительным взглядом, а затем, не найдя в моем субтильном тельце угрозы для жизни и здоровья, чуть расслабился:

— Ребят, гляньте-ка, кто у нас тут! — радостно гаркнул он и добавил гораздо тише, обращаясь ко мне, — а ты без резких движений, девочка!

Дуло его пистолета дрогнуло, указывая мне направление движения, и я, разумеется, подчинилась. Неторопливо повернувшись, все так же с поднятыми руками, направилась в то самое помещение, куда так долго не могла заставить себя зайти. Мужчины на пропускном пункте сейчас же оставили свои занятья и с любопытством воткнули в меня взгляды.

— Представляете, — иронично заговорил провожатый за моей спиной, — выхожу я, значит, люк перекрыть, а там эта крошка у стеночки! Смотрю, а личико-то незнакомое...

Четверо из пяти находившихся в помещении мужчин подобрались и нахмурили брови, а вот реакция последнего меня совсем не обрадовала. Симпатичной наружности паренек с ухоженными, уложенными в прическе темными волосами, как-то слащаво, предвкушающее ухмыльнулся. Настала моя очередь хмуриться, ожидая от него неприятностей.

— Кто ты такая? — донесся до меня четкий вопрос, произнесенный поставленным, привыкшим отдавать приказы голосом. Пришлось оторвать глаза от подозрительного паренька и взглянуть на поднявшегося со стула мужчину. Выглядел вопрошавший внушительно: не менее двух метров росту, косая сажень в плечах и весьма сурового вида лицо с крупным подбородком и выдающимися скулами. Однако вопреки бандитскому виду глаза мужчины светились умом.

— Мария Золотникова, — ровно представилась я, — дезертир с базы сопротивления.

— Дезертир? — переспросил он, побуждая меня пояснить едва заметным движением густых бровей.

— Мы с отцом жили вдвоем с самого момента вторжения. Он охотник и очень хорошо ориентируется в лесах. Год назад он заболел и спустя две недели умер, — тут я сделала драматичную паузу и отвела глаза, показывая, насколько неприятно мне это вспоминать.

— Продолжай, — мужчину не очень-то тронули мои сложности.

— Да, да... — картинно вздрогнув, опустила плечи. — Перед смертью отец дал мне карту с обозначенным на ней местом расположения базы сопротивленцев. Мне некуда было идти, и...я отправилась к ним.

Голос мой опустился до шепота, глаза не отрывались от пола, а по щеке сползла первая слезинка.

— Я жду, — поморщился мужчина.

— Нас принуждали участвовать в засадах на продовольственные обозы. Никого нельзя было оставлять в живых... А я не хочу! Не могу убивать! Понятно?! Не могу!

Сорвавшись на крик, резко вскинула повлажневший взгляд и столкнулась с полными скепсиса серыми глазами. Стоило ли говорить, что ожидала я совершенно иной реакции на свой спектакль? Кажется, мужчина заметил промелькнувшее на моем лице удивление, и хищно ухмыльнулся:

— Предъяви классовую метку!

— Да как Вы можете?! — воскликнула я, якобы инстинктивно прикрыв руками грудь, в последней попытке смягчить сердце мужчины.

— Могу, — просто ответил он, не прекращая опасно улыбаться.

Тогда я перешла к тяжелой артиллерии, и из глаз покатились по щекам крупные, горячие слезы. С минуту мужчина наблюдал за моими потугами, а затем резко стер с губ улыбку и, вскинув собственное оружие, рявкнул:

— Предъяви классовую метку! Немедленно!

В великом возмущении уперла в бока кулаки и, неверяще покачав головой, абсолютно нормальным голосом вопросила:

— Послушай, Александр Сергеевич! Тебя что, вообще не трогают женские слезы?!

— Женские трогают, — спокойно откликнулся мужчина, игнорируя изумление подчиненных, — но не твои, Смородина, не твои..!

* * *

— Как ты меня узнал-то, столько лет прошло?

— Тебя сложно не узнать, Смородина, — сидящий против меня гигант пожал широченными плечами.

— Ну не знаю.., — недоверчиво протянула я, — и сама то себя в зеркале с трудом опознаю...

— Поменялся только цвет глаз, кожи и волос, — пояснил могучий Александр, наполняя чашку горячим травяным отваром, — а наглая, бесшабашная пигалица такой и осталась.

— Сам пигалица, — беззлобно огрызнулась я, с наслаждением делая первый глоток.

— Ты как внутрь попала, Смородина? — откинулся на спинку стула мой давний знакомый.

— Целуюсь хорошо, — хмыкнула я.

Александр с великим интересом уставился на мои губы, едва не вогнав меня в краску.

— Эй! — возмутилась я. — Ты чего! Не думай даже! Я только с пулеметчиками в дотах целуюсь!

— А если я скажу, что лично знаком с начальством нашего бункера, и могу поведать тебе о них кое-что важное? — подавшись вперед, доверительно шепнул мужчина и дернул бровями.

Очумело глядя в масленые серые глаза, не могла уложить в голове полученное предложение.

— Но это будет стоить не просто поцелуй... — добил меня Александр.

Вытаращив глаза, сделала медленный глоток чая. Вывод тут напрашивался только один:

— У вас тут чего, баб не хватает?

Мужчина фыркнул, на что я чуть сморщила нос. Видимо это стало последней каплей, и бывший сослуживец с удовольствием расхохотался. Смеялся долго, со вкусом. Так долго, что наблюдая за этим безобразием, я успела выпить почти пол чашки чаю. Когда громкость его веселья начала сходить на нет, решила поинтересоваться:

— Ты чего радуешься-то?

Зачем вообще рот открывала? Все началось по новой.

— Саш, — внезапно раздалось от двери, и хохот начальника караула перешел в тихое хихиканье. — Там до верхушки слух дошел, к себе ее требуют.

При слове "ее" посетитель кивнул в мою сторону.

— Понял, сейчас будем, — по-доброму улыбаясь заверил Александр, блестя глазами. — Вот не захотела со мной целоваться, Смородина: ничего тебе не скажу!

— Это несправедливо! — ткнула я в мужчину указательным пальцем.

— Еще как справедливо! — возразил он. — Вот чем..? Чем я хуже пулеметчика?

— Тьфу на тебя! Наглостью своей необъятной, вот чем!

Александр Сергеевич изволили еще чуть-чуть пофыркать, санкционировав мне допивание чая, а затем посерьезнел:

— А теперь начистоту, Маша. Правила — они для всех едины, даже для хорошей знакомой, чудным образом оказавшейся посреди непролазной Мшистой топи. Потому ты уж не серчай, но я завяжу тебе глаза на время дороги до командного центра. Уверен — это лишнее, но правила...

Мужчина развел руками и поднялся.

— Завязывай, раз так надо, — с кислой миной согласилась я. Лучше так, чем поленом по затылку.

— Вот, это подойдет, — достав из шкафчика кусок черной материи, Александр зашел ко мне со спины, и мир погрузился во тьму.

— Мешок на голову! Как это вульгарно! — посетовала я.

— Зато гуманно, — заметил начальник караула, помогая встать со стула. Чувствуя себя как никогда беззащитной и уязвимой, вздохнула, и подчинилась твердой руке, увлекающей меня вперед.

* * *

Глава 8

Двигались мы довольно долго, дважды на нашем пути попадались лестницы, а поворотов я насчитала двенадцать штук. Александр умело поддерживал меня, не позволив ни единого раза встретиться лбом со стеной, а носом с полом. Частенько я слышала перешептывания мужчин и женщин, но отдельных фраз разобрать не могла. Лишь пару раз некто оказывался в непосредственной близи к нам, но эти личности задавали сухие вопросы Александру и удалялись. Наконец мужчина сообщил, что мы пришли, и сердце мое вновь забилось чаще. Одно дело повстречать давнего знакомого на контрольно-пропускном пункте подземного убежища, и совсем иное предстать перед начальством сего объекта. Врать нельзя, раскусят как орешек. Правду говорить боязно, — кто их знает, как они на нее среагируют.

Пока Александр докладывал часовым о нашем приходе, я вновь умудрилась своими раздумьями довести себя до подвешенного состояния.

— Нервничаешь? — раздалось у самого левого уха.

— А ты как думаешь? — шепнула в ответ, часто дыша. — Давай я тебя все-таки поцелую, а?

— Э не, — хохотнул мужчина, — твой поезд ушел, Смородинка, я дважды не предлагаю.

— А я дважды не отказываюсь, — жалобно заверила Александра, на что тот ехидно рассмеялся и подтолкнул меня в спину.

Сделав несколько шагов, остановилась, сейчас же почувствовав, как мешок пополз вон с моей головы. В глаза ударил яркий свет, вынудив поморщиться и часто заморгать. Но довольно быстро все вернулось в норму, и я смогла рассмотреть длинный стол напротив и сидящих за ним людей. Их было пятеро, жаждущих поглядеть на пришлую девчонку, обдурившую пост охраны у входного люка в убежище. В середине сидел тип не шибко внушительных размеров для мужчины. Однако имел он такой тяжелый и пронизывающий насквозь взгляд, что мне сразу стало не по себе. По обе стороны от него сидели личности не менее интересные. Справа расположился весьма молодой юноша, почти мальчишка, глядящий на меня с не меньшей проницательностью. А слева, будто в противовес ему, восседал пожилой мужчина с розоватым лицом добряка. Плечом к плечу с седым как лунь соседом сидела женщина, ощупывающая меня высокомерным, недовольным взглядом. Но всех этих людей я заметила вскользь, так как мое внимание досталось крайнему правому, пятому члену жюри. Обалдело тряхнув головой, выразила все свое недоверие и изумление в одной короткой фразе:

— Да лааадно вам!

Тот, по кому неотрывно шарил мой взгляд, медленно поднялся, опираясь кулаками о столешницу. Наверняка он был шокирован не менее меня, не просто ведь так побелели и напряглись его скулы? Не просто так расширились льдистые, практически бесцветные глаза? И не просто так участилось дыхание.

— Пек, все в порядке? — Заволновался тип с колючим взглядом черных глаз, сидящий посередине стола.

Но каким-то загадочным образом попавший в эту милую компанию шикар не услышал его. Он все так же безотрывно глядел мне в лицо и не шевелился. Я чуть уловимо кивнула ему, в доказательство того, что он не ошибся, и беловолосый уроженец Отольда рухнул на свое место, не устояв на ослабевших ногах. Сжав и без того тонкие губы в едва заметную нитку, закинул голову назад и зажмурился. Я же мысленно хихикнула, но смешок тот был скорее предистерическим, нежели веселым.

— Представьтесь! — резко велел все тот же черноглазый мужчина посередине, чьи веки подозрительно сузились после наших с шикаром молчаливых переговоров.

— Мария Смородина, дезертир с базы сопротивления, — пожав плечами, ответила я.

— Смородина? — седой мужчина с добрым лицом. Голос у него не подкачал, оказавшись гулким, густым басом, — та самая?

— Откуда мне знать, какую смородину Вы имеете в виду? — Сколько раз мне еще придется произносить эту фразу?

— Из четыреста второго мотострелкового? — без намека на раздражение уточнил он.

— Та самая, — поморщившись как от зубной боли, нехотя подтвердила я.

— Каким образом Вы оказались в Мшистых топях? — продолжил допрос колючка.

— Пришла, — пожала плечами я. — Некоторое время назад один мой товарищ дал мне карту этой местности и рассказал историю про призраков Мшистой топи. Мне захотелось проверить.

— И Вы в одиночестве проделали этот путь? — вздернув брови, недоверчиво поинтересовался мужчина.

— Сперва нас было двое, — решив подготовить почву для возможного признания, откровенно заметила я, — но мой спутник не выдержал тягот пути и повернул обратно.

— Как Вы оказались в бункере? — продолжил вопрос черноглазый. Видимо он был тут главным.

— Я предположила, что именно вашу общину и могли окрестить Призраками топей. Мне нужно было проверить, убедиться. А что насчет того, как я попала внутрь...поверьте, я честно хотела сдаться еще на поступях к доту. Шла не скрываясь, но обстоятельства сложились неожиданно, и я оказалась внутри.

— С какой целью Вам понадобилось проверять? Ведь Вашему появлению могли и не обрадоваться.., — вдруг вклинился в беседу взрослых странным образом угодивший за стол начальства мальчишка. Его не перебили, не удивились активности с его стороны, и вообще ничем не показали того, что недовольны вмешательством мальчишки в проводимый допрос. А потому и я решила отнестись к нему серьезно, по крайней мере, пока.

— Чтобы попросить у вас укрытия, а в замен предложить свою помощь.

— У нас есть традиция не принуждать новоприбывших раскрывать мотивы, заставившие их искать укрытия в болотах, — сухо пояснил черноглазый. — А потому я не стану спрашивать, по какой причине Вы объявлены дезертиром.

— Не вижу смысла таить, — проговорила я. — Мне не посчастливилось попасть в лапы к шикарам и пробыть плену слишком долго. А потом сбежать оттуда, откуда никто не уходил. Командующий базой по возвращении обвинил меня в измене, и мне пришлось уносить ноги. Вот и вся история.

— Откуда Вам довелось совершить побег?

— Из Дворца Советов, — просто ответила я, но решила пояснить, — то был не побег как таковой, а жест отчаяния. Я спрыгнула с обрыва и едва ли чаяла остаться в живых, но мне повезло.

— Что побудило Вас к побегу? — не унимался мужчина.

— После контрольной аттестации в тестирующей комиссии меня приговорили к расстрелу в кольце последнего вздоха, — нехотя ответила я.

— Предъявите свою классовую метку, — последовал закономерный приказ.

Ни слова не говоря, расстегнула куртку и сбросила ее на пол. Повернувшись спиной к командующим убежищем, стянула просторный свитер и замерла, дожидаясь следующих указаний. Но их все не поступало. Прошла минута, минула вторая, но позади меня стояла полнейшая тишина. И вот, когда я уже практически решилась оглянуться через плечо, знакомый хриплый голос шикара произнес:

— Добро пожаловать в общину Мшистых топей, Мария...

* * *

— Ты сошел с ума!

От неожиданно прозвучавшего в тишине вопля я вздрогнула всем телом. Решив, что все достаточно налюбовались на мою спину, нырнула в свитер и обернулась, подцепив с пола куртку. А за столом мудрейших личностей сего подземного убежища поджидала меня любопытная картина.

— У нее на спине класс смертницы! — вскричала вскочившая на ноги женщина, возмущенно глядя на Пекуля, что так и не отвел от меня глаз. Щеки женщины раскраснелись, аккуратные ноготки впились в столешницу, а розовые губы презрительно искривились. — Да за ней по пятам сюда примчится все твое племя!

Женщина была красива и удивительно ухожена для нашего смутного времени. Прям как модели глянца в довоенные годы. Это смотрелось весьма странно сейчас, когда тунеядцы в мире остались лишь в нейтральных поселениях, а на плечи каждой уцелевшей свободной женщины лег тяжкий ежедневный однообразный труд. В любой общине, будь то база сопротивленцев, шайка мародёров или трудовой лагерь под присмотром шикаров, каждый из членов социума занимался посильным для него трудом. Ну кто станет кормить бесполезную глотку? Даже дети и старики не сидели без дела, и, на мой взгляд, это было правильно.

Женщине, занятой трудом, некогда укладывать свои прически "волосок к волоску", некогда наносить всяческого рода маски и иным бесполезным образом убивать драгоценное время. Да и не нужно это женщинам в современных реалиях, где ценится мастерство и трудолюбие. Это представительница прекрасной половины, что гневно сверкала подкрашенными глазами за пластиковым столом, являла собой яркий образчик прошлого, так сказать рудимент, атавизм. И это было весьма непонятно.

— Успокойся, Аннета, — предпринял несмелую попытку добролицый старичок, но был проигнорирован. Зато эстафету перенял черноглазый в центре.

— Анна, — заговорил он, и дамочка сморщилась, словно вкусив лимона, — позволю себе напомнить, что уже много зим назад племенем для господина Пекуля стали МЫ. А вот ты пришла к нам гораздо позже. Уверен, после того как Пекуль пояснит нам причины своего решения, мы все с ним согласимся.

Послала мужику уважительный взгляд: вроде и одну отчитал, и второму настоятельно посоветовал объясниться. Одобрение мое было замечено, но не оценено, собственно, я и не ждала.

А бывший Миарон не отводил от меня глаз. Заговорив, он все так же смотрел на меня, словно не для товарищей звучат его слова, а исключительно для одной растерянной землянки.

— Однажды эта женщина проявила огромное благородство ко мне и моим людям, в результате чего мы выжили и добрались до этого убежища. И сегодня мне предоставляется шанс отдать малую часть своего долга. И если моего слова вам не достаточно, вы можете спросить у моих людей — половина еще помнит ту девочку, что вывела нас из горящего города и осталась заметать следы, чтобы мы могли уйти от погони.

Люди за столом молчали, а я попала в плен бесцветных глаз, в которых горела искренняя благодарность за то давнее происшествие и твердая, непоколебимая решимость. Мне аж не по себе стало...

— Ты ничего мне не должен, шикар, — отрицательно помотала я головой. — Другого способа уцелеть и для нас и для вас просто не было.

— Мне решать, кому отдавать долги, — безапелляционно заявил он, и чуть прищурил веки.

— Да очнитесь же вы! — взвизгнула женщина, и от неожиданности я снова вздрогнула. — У нее 6А класс на спине! Да за ней пол иномирянской армии следом идет!

— Слава? — черноглазый вопрошающе кивнул в сторону юнца.

— Мои ребята проследили ее след шестнадцатого квадрата, — уверенно ответил мальчишка, снова заставив меня удивиться. — Как вы знаете, в этом квадрате Мшанка делает петлю и отправляется на юго-восток. Сознательно это было сделано или нет, но следы нашей гостьи мы потеряли на берегу.

Спокойно выслушав сведения из уст безусого мальчишки и ничуть не усомнившись в их достоверности, черноглазый вновь всем корпусом обернулся ко мне. И без того тяжелый взгляд его по массе своей догнал свинец.

— Ты привела за собой погоню?

Понятно — мужик беспокоится, как бы их подболотное убежище не было рассекречено.

— За мной нет хвоста, знаю абсолютно точно, — уверила я его. — Я в пути второй месяц, было когда в этом убедится.

Мне показалось, будто низкорослый предводитель призраков Мшистой топи чуть расслабился. Но утверждать я бы не взялась, ибо по его бесстрастному лицу понять это было сложно.

— От кого ты получила карту убежища?

Ага, вот и второй животрепещущий вопрос. Немного нервно, когда живешь в тайном бункере, а кто-то в полутора месяцах пути отсюда раздает карты с твоими координатами.

— Вы не совсем точно сформулировали вопрос, уважаемый...не знаю, как к вам обратиться, — вот скажите, почему бы носу не начать портить мне жизнь после допроса? Почему сейчас? Чувствуя скорый приступ, полезла в карман за тряпицей. — Мне никто не давал карту убежища. Там, за высокими горами, за темными лесами, ходят легенды о призраках топи. Ну как легенды..? Сидя вечером у костра, иногда можно услышать красивую, но неправдоподобную историю о людях, что поселились в болотах, и из них хорошо так портят жизни шикарам. Я в это не верила никогда, но один мой товарищ очень интересовался. Вот он-то и дал мне примерную карту топей с примерным крестиком посередине. Я не думала, что найду здесь что-то ценное, просто надо было куда-то идти, но по дороге мне вдруг начали попадаться свидетельства обитания людей...

Плотину прорвало, и я поторопилась зажать кровящий нос тряпкой. Махнула свободной рукой с просьбой немного обождать, и приподняла голову.

— Мария..? — порывисто поднялся с места шикар.

— Врача! — в одно с ним время рявкнул черноглазый.

Пока я плотнее прижимала тряпицу и прочищала горло, чтобы отказаться от помощи, шикар перемахнул стол и был уже рядом со мной. На меня, как назло, от неосторожного вдоха напал кашель, а в дверь уже вбегали люди. Двое из них замерли у входа, а вот третий, с черной сумкой в руках, быстрым ходом приближался к согнувшейся от кашля мне. Бывший Императорский Миарон неловко придерживал меня за бока, а я, чувствуя себя до крайности глупо, никак не могла прокашляться.

Врач не придумал ничего лучше, как отобрать у меня тряпицу. Я же была категорически против, и принялась активно сопротивляться. Тогда в тандем с эскулапом объединился шикар, быстренько и качественно заведя мои руки за спину.

— Не надо...кхы-кхы-кхы...трогать...кхы-кхы... — не оставляла попыток я.

Силы были не равны, и с импровизированным носовым платочком пришлось расстаться. Чувствуя, как кровь заливает подбородок и новую куртку, вяло трепыхалась под светом докторского фонарика. А потом кашель начал отступать.

— Да отпустите вы меня..! Кхы-кхы..! — выдернула я голову из хватки озабоченно глядящего на меня немолодого врача. — Я аллергик! Это аллергический приступ! Кхы-кха...

Шикар чуть ослабил напор, и мне удалось, наконец, освободить руки. Подобрав чудом не затоптанную тряпицу, вернула ее к несчастной носопырке.

— Вы что, никогда аллергиков не видели? — расстроенно просипела я. — Опять куртку стирать...

Глава 9

— Знаешь такую поговорку: "как пришло, так и ушло"? Прошлой курточке сносу не было, а этой всего-то недельки полторы, а она уже в двух местах порвалась, а теперь еще и пятен насобирала.

Меланхолично глядя на въевшееся в ткань кровавое пятно, намочила лоскут мягкой ткани в жестяном тазике. Шикар ничего на это не ответил, отсутствующим взглядом разглядывая столешницу. Черноглазый тип расположился на кресле у стены и, сцепив руки в замок на животе, наблюдал за мной исподлобья. После моего незабываемого кровавого выступления перед командующими, мне позволили привести себя в относительный порядок. Предоставили таз с теплой(!) водой для умывания и даже кусок мыла не пожалели. Старичка, юношу и скандальную барышню отправили заниматься своими делами, меня же отвели в комнатушку, видно служившую кому-то кабинетом, и теперь синхронно помалкивали. Черноглазый и вовсе самоустранился к стене, оставив право задавать вопросы бывшему Миарону. Шикар же выпал в глубокие раздумья, видимо заготавливая те самые вопросы. А мне ничего не оставалось, как пытаться отчистить испорченную куртку, пока влиятельные и сильные мира сего размышлять изволят.

— Отдашь женщинам, они знают, что с этим делать, — вдруг подал голос черноглазый.

— Да я вообще-то и сама женщина, если Вы не заметили, — съязвила я, но тут же об этом пожалела. Наконец со мной заговорили, а я сейчас опять все испорчу... — Простите, а с кем я имею честь говорить? Вы мне так и не сказали, как к вам обращаться.

Мгновение мужчина молча смотрел на меня, будто раздумывая, достойна ли я знать его имя, затем произнес:

— Исаев Дмитрий Александрович, командующий первой общины.

— Смородина Мария, — обрадовалась я, — ну да я уже говорила. А что значит "первой общины"?

— Население убежища делится на пять общин, — вместо черноглазого отозвался шикар. — Каждая из них занимается делом, к которому более всего расположена. Это разделение возникло само по себе, никто не изобретал его специально. Просто однажды вход в подземный бункер нашла группа людей, бегущих прочь от ужасов войны. Убежище было законсервировано и готово принять своих первых жильцов. За первой группой пришла вторая — это были мои люди и я. И если первооткрыватели были профессиональными военными, то мои люди были очень далеки от этой профессии. Так и вышло, что воины Дмитрия взяли на себя безопасность, а мы быт. Следующими были люди Аркадия, часть не доехавших до угольной шахты носителей А и В класса. Им удалось усыпить свой конвой и скрыться в болотах. Далее на окраине топи мы встретили группу бежавших из Виялила подростков. Их специальностью должна была стать разведка, тем они и занимаются на благо убежища. Последними пришли женщины Анны. В ближайшем к нам нейтралпоселении Анна организовала движение по сохранению довоенной культуры, всех членов которой вскоре схватили. Всех кроме Анны и пятнадцати ее приближенных, они обосновались в убежище.

— Надо же, — удивленно качнула я головой, — не так давно я уже встречала одного мальчишку, болтавшего об этом движении. И вот опять...им что, заняться нечем?

Шикар неопределенно пожал плечами и продолжил:

— Периодически мы выуживаем по окраинам болот одиноких путников. Чаще всего это заплутавшие беглецы. Но никто еще не приходил к нам так, как ты — в добром здравии, с четким намерением и с картой в кармане. Потому мы немного занервничали.

— Ладно, извините, — покаялась я, состряпав виноватое выражение лица, — но я действительно собиралась сдаться еще на входе. Так уж вышло, я не со зла.

— Кто ты такая? — довольно резким тоном спросил притихший у стеночки Дмитрий.

— Мария Смородина, — медленно, со скрытым вызовом повторила я. — Под этим именем я родилась и живу.

— Мария, не нужно ссор, — осадил бывший Миарон. — Пойми, я знаком с тобой и знаю, на что ты способна. Но Дмитрий видит тебя впервые, молодую девушку, беспроблемно прошедшую через топи по вполне себе точной карте, легко проникшую в охраняемое убежище и несущую класс смертницы на спине.

— По-моему третье озвученное тобой обстоятельство как раз и объясняет два предыдущих, — пожала плечами я. Чаще всего смертников как раз и воспринимают как неких внучат Рембо. Хотя в начале всей этой эпопеи с шикарами смертниками клеймили всех направо и налево. По большей степени ученых, политиков, учителей. Это теперь, когда свободных людей практически не осталось, смертник — явление редкое. Потому людские умы наделили эту практически истребленную категорию граждан фантастическими качествами.

— Клеймо, что носит Аркадий, гласит 1А, а у большинства его людей отметины лишь на несколько пунктов ниже. Их оставалось тридцать семь, когда они дошли до нас, а выходило пятьдесят два. Они были еле живы от голода и слабости. Не всегда классовая отметина характеризует степень умения за себя постоять и выжить там, где не выжил никто. Расскажи нам о себе, я ведь тоже ничего не знаю о Марии Смородине, только лишь то, что она решилась на самоотверженный, самоубийственный шаг, дабы позволить группе мирных людей уйти прочь.

На меня уставились две пары глаз, но если в одной читалось безграничная благодарность и доверие, то вторая смотрела оценивающе, со значительной долей скепсиса. Вздохнув, я потеребила пуговку на кармане куртки, и тихонько заговорила:

— Мы встретились с тобой не в самое благоприятное для меня время. За три недели до этого отгремела решающая битва, в которой я потеряла весь вверенный мне батальон. Потом остатки армии спешно бежали прочь, я, видимо, тоже...не помню. Пришла в себя уже на той злополучной стоянке.

Затихла, снова занявшись пуговицей. Вдруг на столе подле меня что-то звякнуло, и мне пришлось вынырнуть из раздумий. Черноглазый Дмитрий оставил рядом со мной стакан и сейчас наливал в него прозрачную жидкость из глиняной бутыли. Заглянула в его недобрые глаза, где появился намек на участие.

— Спирт, — сообщил он, отмерив пол стакана. Затем чуть брызнул в стакан, оставленный для себя, и поднял его в подобии салюта. На сей раз удивляться не стала, а просто залпом отправила спиртное по назначению, чувствуя, как крепкий напиток опалил гортань. От облагодетельствованного таким образом желудка по всему телу побежали волны тепла. В голове прояснилось.

— Как ты потеряла людей?

Закономерный, по сути, вопрос кольнул булавкой сердце. Видя, что отвечать я не тороплюсь, шикар принял удар на себя:

— Четыреста второй прикрывал бегство разгромленной армии. Они держались почти трое суток.

— Раз шикар об этом осведомлен, пообщайтесь позже, наедине, — севшим голосом попросила я, — расскажу то, чего он не знает.

Некоторое время я потратила на попытки втолковать командующему, что нам нельзя стоять на одном месте, нужно двигаться вперед, но мальчишка выше меня по званию лишь на один ранг, не хотел слышать. И вот однажды, бродя по лагерю, я встретила плачущую девушку, которая и поведала мне о бывшем Императорском воине. Я заинтересовалась, отправилась вынюхивать подробности, но вернувшись через сутки, девушку не обнаружила. Ее друзья признались, что Алису увели на рассвете. Несколько раз я навещала шикара и девушку, делясь с ними сведениями друг о друге, ведь содержали их раздельно. Командующий о допущенной ошибке слушать не желал, а потом это произошло. Иномиряне выследили нас, напали ночью, неожиданно. Вернее ожидаемо, ведь каждый из нас знал, что это рано или поздно случится, но одни не желали верить, а другие не видели выхода. Поднялась паника, люди метались как перепуганные кролики, ни о каком сопротивлении и речи не шло. Тогда мы с единомышленниками решили покинуть лагерь. На выходе я вспомнила о шикаре и девушке, у них должен был быть шанс, так же, как и у всех.

Удивительно, но я оказалась не первой, кому пришло это в голову. У палатки я встретила нескольких подростков и мужчину, они пытались отбиться от часовых. Выяснилось, что с ними еще целая группа людей, которые тоже не хотят умирать. Вместе мы успели отойти на пол километра от лагеря, пока за нами выслали погоню. Тогда мы с моими людьми решили, что необходимо разделиться, потому как дети и женщины не могут долго бежать, а мы не сумеем защитить их от пущенной по следу погони. На наше счастье среди мчащихся по нашему следу шикаров не было узаши, иначе идея изначально была бы обречена на провал. Мы отправили людей во главе с Пекулем вперед и, уничтожив их следы, увели за собой погоню. До сегодняшнего дня я не могла быть уверенна, что у нас все получилось, но мы хотя бы дали им шанс...

— Все получилось, — тихо шепнул бывший Миарон, благодарно тронув меня за плечо. — Мы шли без остановок, сначала лесом, потом степью. Перебрались через горную гряду, и всегда помня твои слова, нигде не задерживались надолго. А потом, у края болот, нас встретили люди Дмитрия. Скоро шесть лет, как мы живем здесь, но до сих пор не забыли ту девочку, что однажды спасла наши жизни.

— Ладно, шикар, не преувеличивай, — хмыкнула я. Ты ведь успел отблагодарить меня за это. Знаешь, сколько раз я шептала "спасибо" Богу за нашу встречу и то, что ты не пожалел сил и времени впаять мне в виски свои руны? Мне и не пересчитать.

— Тогда я скорее старался для себя, — нахмурился шикар. — Ведь если бы тебя настигли и допросили, о нас тоже стало бы известно.

— Ай, ладно! Для себя, не для себя.., — махнула я рукой. — Хотите, расскажу, что дальше было? По глазам вижу, хотите. А дальше мы с ребятами разбежались, чтобы увеличить шансы друг друга. Не знаю, что стало с ними, а я примкнула к отряду сопротивленцев, в котором к своей радости встретила одного знакомого человека по фамилии Зотов. Так и сновала по лесам лет этак пять, пока злой рок до меня не добрался... Пришлось собирать нехитрые пожитки и топать, куда глаза глядят. А глаза, представьте себе, глядели на Мшистые топи...

* * *

— Это один из шести переходов между уровнями, — указал Пекуль на широкую распашную дверь. — Уровней в этом убежище три, но используются только два из них. Во-первых, потому что самый нижний из них в прошлом году подтопило, а во-вторых...знаешь, сколько людей проживает на данный момент в убежище?

— Откуда ж мне знать, — проворчала я.

— Две с половиной сотни. А если точнее, то двести сорок шесть человек, которым более чем достаточно двух первых уровней.

Я промолчала. Каюсь, сейчас, шагая за шикаром по слабоосвещенным коридорам подземного бункера, я была немного разочарованна. Эйфория выветрилась, позволив мозгу наблюдать, анализировать и мыслить. А наблюдала я полное запустение. Бункер занимал довольно обширную площадь, и столь малое количество жильцов физически не могло поддерживать тут безукоризненный порядок. Время неумолимо брало свое, а заботиться о продлении молодости этого громадного сооружения было некому.

Иногда в коридорах нам встречались спешащие по делам люди. Все они почтительно здоровались с бывшим Миароном, а меня провожали любопытно-настороженными взглядами. Оно и понятно, если все здесь знают друг друга в лицо, а пришлые люди появляются крайне редко. Местные жители выглядели хорошо: чисто одеты, накормлены и веселы. Сей факт несомненно радовал, значит нужды в питьевой воде и пище они не испытывают.

— Я хотел бы, чтобы первое время ты пожила с нами, пока не определишь для себя, к какой общине тебе удобнее примкнуть. Алиса будет очень рада, она любит гостей.

— А что если я не захочу присоединяться ни к одной из общин? — аккуратно спросила я.

— Обоснуешь новую, — по-доброму хохотнул шикар.

Он очень изменился с той поры, когда я видела его в последний раз. Тогда он все еще оставался Императорским Миароном, а сейчас... Украдкой бросила на него взгляд из-под ресниц. Если бы не белоснежные волосы, льдистые глаза и еще несколько отличительных черт, присущих только иномирянам, я смело могла бы назвать его человеком. Он говорил как человек, двигался как человек, улыбался по настоящему, а не одними лишь губами. Мне кажется, он и думать начал как человек, но утверждать не стану. Удивительная вещь: видеть, как шикар может превратиться в человека.

— Мы пришли, — объявил Пекуль, остановившись напротив такой же серой, как и все прочие, двери. — Это наши комнаты, они давно уже стали нам домом.

С этими словами он с мягким шуршанием отодвинул в сторону дверь, и чуть повысил голос:

— Алиса! Встречай гостей!

— Мой милый, ты не один? — ответил ему напевный женский голосок откуда-то из-за стены. — Это просто прекрасно, ведь я только что приготовила гуляш! По-моему в этот раз он особенно мне удался.

В радостно улыбающемся белокуром ангелке, выпорхнувшем нам на встречу, сложно было опознать ту усталую, запуганную женщину, что когда-то повстречалась мне в послевоенном лагере. Алиса лучилась от счастья и засветилась еще ярче при виде любимого мужчины. И он так же не остался в долгу, послав девушке самую теплую улыбку, что я когда-либо видела на лице шикара.

— Здравствуйте, я Алиса, — мне тоже досталась порция искренней радости. — Никогда не видела Вас раньше...

— Видела, душа моя, — возразил бывший Миарон, заключая любимую в нежные объятия. — Просто не узнаешь.

— В самом деле? — Удивилась девушка.

— Это Мария, — представил меня шикар. — Это ей мы обязаны тем, что смогли уцелеть и добраться до Мшистых топей.

— Мария?! Та самая Мария?! — воскликнула голубоглазая красавица. — Это и правда Вы?!

— Да вроде.., — мне стало неловко под ее восторженным взглядом.

— Значит, это благодаря Вам вчера поднялась такая суматоха?

— Ну, наверное..., — неловкость мгновенно обернулась смущением.

— Подумать только! Вот теперь я действительно Вас узнаю! Но Вы так сильно изменились...

— Мария аллергик, — пояснил шикар, подарив любимой невесомый поцелуй, — и ты вгоняешь ее в краску. Дай ей привыкнуть, даже в той сказке, что ты рассказывала мне, старушка Яга сперва накормила и вымыла гостя, а потом уж стала задавать вопросы. Неужели мы с тобой менее учтивы?

— Ох, конечно! Извините меня, Мария! — подхватилась белокурая хозяйка. — Скорее, идемте со мной, я покажу Вам ванную!

— Если следовать хронологии сказки, то бабка сперва все же кормила, потом поила, и лишь после в баньке парила, — заметила я, улыбнувшись. — Можно и нам с этого начать, а то я уже несколько суток нормально не ела?

— Ах, какая же я растяпа! — расстроено всплеснула руками Алиса. — Идемте скорее к столу!

* * *

Пару часов спустя мы с шикаром уютно расположились в комнатке, напоминающей рабочий кабинет. В руках я сжимала чашечку с ароматным отваром трав, Алиса пожертвовала в мою пользу чистые сухие брюки и свитер. Мне было так тепло и спокойно, как давно уже не случалось. Словно я нахожусь не в подземном бункере Мшистых топей, а действительно просто зашла в гости к своим хорошим знакомым. Пекуль сидел в кресле напротив и задумчиво вертел между пальцев авторучку. Это приспособление смотрелось бы дико в руках шикара, если бы я по-прежнему воспринимала его таковым. Однако мужчина в мягкой домашней рубашке, со стянутыми в хвост белыми волосами и зажатой в другой руке печенюшкой, меньше всего походил на иномирянского мага и бывшего Императорского Миарона.

— Чем вы живете? — задала я терзавший меня вопрос.

После недолгих раздумий шикар ответил:

— Охотой, собирательством, бартером с северным убежищем и нейтралпоселением.

— Ты ведь понимаешь, что ваша тихая и незаметная жизнь не продлится долго.

— Я не идиот, — заверил меня Пекуль, — да и остальные тоже. Если не брать в расчет мадам Аннету...

— Что же вы станете делать, когда о вашем существовании станет известно иномирянам?

— Мы подготовили план отхода через карстовые пустоты и заброшенные шахты железных рудников, — шикар лениво укусил печенюшку. — Но что делать дальше? Метаться загнанным зверьем, пока не запрут в угол. У нашей общины нет будущего, за всем тем думать об этом — значит жить в страхе.

— М-даа... — протянула я, втягивая аромат трав из чашки.

— Что тебе известно о нейтральном городе неподалеку? — вдруг спросил Пекуль.

— Его номер, — хмыкнула я.

— А Вияхош? Что знаешь о нем?

— Многое, и все оно не слишком лестного характера.

— В последние годы в ближайшем к нам нейтралпоселении хозяйничает именно он, — поведал шикар, рассеянно глядя в стену. — Творится там странное, Мария. Наследник создал Виялил, куда отбирает только человеческих подростков мужского пола. Из его стен они выходят...необычными. Эти мальчишки...у них нет мыслей и нет чувств. Вообще никаких. Их вооружают гибридом наших маньеф, именно они следят за порядком и соблюдением законов, которые, опять же, диктует наследник. Пару лет количество подростков с пустыми глазами оставалось неизменно, но сейчас их насчитывается около трех тысяч, и производство расширяется.

— Сталкивалась с ними в предгорье, — припомнила я. — Жутковатые индивидуумы.

Пекуль согласно кивнул.

— Вот я и гадаю, с чьей подачи Вияхош создает эту армию? Неужели Император или Палата одобрили сей эксперимент?

— Неа, не одобрили, — отрицательно мотнула я головой.

Шикар заинтересованно подался вперед:

— Ты знаешь точно?

— Да я вообще многое чего знаю, ценное приобретение, — мрачно похвалилась я. — Как думаешь, насколько ты очеловечился?

— Поясни, — нахмурил экс Миарон светлые брови.

— Если я кое-что поведаю тебе, сможешь ли ты сохранить это в тайне? Не сболтнешь ли своему черноглазому другу, не воткнешь ли нож в спину?

Я ведь действительно много чего знаю.

— Послушай, — Пекуль даже печеньку в сторону отложил, — я может и перенял некоторые присущие твоему племени черты, но что такое честь еще не позабыл.

— Тогда располагайся поудобнее, бывший Императорский Миарон, — лукаво усмехнулась я. — Не только Алиса умеет рассказывать сказки.