| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Арвас сунул коробку печатью за пазуху и вновь склонился над убитым, быстро обыскав его карманы, забрав себе кошелек и весившую на шее серебряную цепочку, после чего похлопал того по лицу, пробормотав:
— Ты был неплохим вложением, малыш, и я к тебе привязался почти как к сыну, жаль, что мне так и не удалось победить твое проклятое упорство, очень жаль.
Он поднялся и, подтянув труп к краю берега, ногой столкнул его вниз. Быстрое течение сразу же подхватило мертвое тело, закрутило его в небольшом водовороте и понесло с собой к недалекому океану.
Полковник некоторое время смотрел ему вслед, затем развернулся и быстрым шагом направился вдоль дороги, насвистывая себе под нос бодрую мелодию, услышанную на днях в одном из недорогих ресторанов.
Коричневое полотно реки всколыхнулось, выпуская из своих глубин на поверхность голову человека, который огляделся и, заметив небольшую песчаную косу, "узким ножом" рассекающую русло надвое, в несколько мощных гребков достиг отмели. Выбравшись на твердую землю, Манс упал на колени и несколько минут исходил кашлем, то и дело выплевывая изо рта мутную воду. Наконец сплюнув последний, раз он с легким стоном облегчения завалился на бок, довольно долго лежал неподвижно, затем перевернулся на спину и принялся расстегивать одежду. Дрожащие пальцы слушались плохо и мелкие похожие на небольшие палочки пуговицы никак не хотели попадать в отверстия, в результате, потеряв терпение, он просто разодрал рубаху и, скосив глаза на грудь, негромко выругался. Три темных пятна на груди от попадания револьверных пуль словно небольшие воронки, покрытые матово-коричневой пленкой. Боль практически не ощущалась, но от то и дело накатывающихся приступов слабости порой кружилась голова и зверски хотелось спать. Манс медленно опустил голову на песок, подождал, пока темно-синее небо над головой перестанет "вращаться" и осторожно сдавил пальцами длинную, почти до плеч, мочку своего уха.
— "Звезда", я "Утка один", закончил, подбирайте. Нужна медпомощь, повреждения не критичны, но чертовски неприятны.
"Принято", — надпись возникла прямо перед глазами словно соткавшись из тонких лучиков света, причем Манс знал, что видит ее только он один. — "Заканчиваем наводку. Подъем".
Тело юноши подернулось рябью, а затем резко схлопнулось в светящуюся точку, которая почти сразу же исчезла.
Коротко тренькнул дверной сигнал.
— Входите, не заперто! — бросил Максим, с облегчением сворачивая экран с так и недоделанным отчетом и разворачивая кресло навстречу вошедшему молодому широкоплечему мужчине. — Генри Олер собственной персоной, какими судьбами?
— Да вот узнал, что ты вернулся и решил забежать отметить, так сказать, — ответил вошедший, одаривая хозяина белозубой улыбкой и выставляя на выгнувшийся из пола столик пару крутобоких бутылок. — Надеюсь, от Ларганского пива не откажешься?
— Неужели не ратомированное? — удивился Максим, беря одну из бутылок и придирчиво изучая серебристую этикетку.
— Полностью натюрель, — уверил его Генри, плюхаясь в выросшее рядом со столом мягкое кресло, не дожидаясь приглашения от хозяина. — Привез целый ящик с последнего заброса.
— И что Семеныч ничего не сказал? — удивился Крамов, открывая пробку и прикладываясь к бутылке: шипящая, сладковатая, темно-красная жидкость потекла внутрь, приятно освежая и бодря.
— Почему не сказал, — усмехнулся в ответ неожиданный гость, — сказал. Сказал, что в следующий заброс пойду к дикарям, а там из питья только личиночный навар, да и то если у вождя настроение хорошее да день задался.
— И ведь направит, он у нас человек слова.
— В этом я как раз не сомневаюсь, — Генри закатил глаза, тяжело вздохнул и, припав к бутылке, сделал большой глоток, после чего спросил: — Ты-то как?
Максим скривился.
— Отчетом занимаюсь, на этот раз мыслескана и записи с камер им мало, нужны личностные ощущения и выводы. Вот сижу, развожу мыслеформы, хорошо еще хоть ручкой чиркать по бумаге не заставляют.
— Видимо на то есть какие-то причины. Хотя я не об этом. Слышал, подстрелили тебя.
Максим, еще раз отхлебнул пенистого напитка и махнул рукой.
— Ерунда, три пули: одна в живот, пара в грудину, симбиот сразу закрыл. Хотя, признаюсь, было больно, даже очень, — помолчал, затем, усмехнувшись, добавил: — Знаешь, куда хуже, когда третий глаз убрали, зрение сразу сузилось, до сих пор привыкнуть не могу.
Генри удивленно посмотрел на Максима.
— Так тебя что перекраивали, а не просто пластикой прикрыли?
— Угу. Я ж там почти четыре года отбарабанил.
— Вот же ж время летит..., — Генри на мгновение задумался, затем резко выпрямился и хлопнул руками по коленям. — Думаю, это надо отметить. Давай вечером соберу всех свободных ребят, посидим, поболтаем.
— Да я как-то...
— Не беспокойся, со Степанычем все обговорю, — прервал он пытавшегося возразить Максима. — К тому же позавчера новая группа на базу прибыла и почти одни девчонки. Нужно познакомиться. Слушь, ты же у нас вроде пока холостой...или нет? Как-то никогда не спрашивал.
Он, поскреб в затылке и скосил глаза на стоявшую в шкафу фотографию худенькой девушки в цветастом платье. Максим перехватил взгляд и покачал головой.
— Мы расстались. Давно. Она ушла в дальнюю.... Может слыхал, 237-ая, три корабля: "Гермес", "Карачаев", "Колибри".
— Нет, — отрицательно мотнул головой Олер. — Когда это было?
— Когда? — Максим задумался. — В 47-ом. Да, в августе 47-ого, по земному. Ели по общецентральному кольцевому, то в 284-ом.
— Ну, братец, в 284-ом я еще в школе учился, и подобные вещи меня не очень интересовали, да и потом как-то не доводилось...
Он замолк, склонил голову набок, затем нахмурился, видимо получив информблок от симбиота, после чего тихим голосом произнес:
— Прости, я не знал.
— Ничего, почти двадцать лет прошло, практически не болит, — улыбнулся Максим, стукнув кулаком в грудь. — К тому же, жизнь, она ведь продолжается.
— Это да, — Генри, отсалютовал ему бутылкой и, сделав глоток, сказал: — Знаешь, как-то раньше не задумывался. Получается, что тебе уже под сорок.
— Тридцать восемь.
— Выгладишь куда моложе.
— В наше время можно и в восемьдесят на пятнадцать выглядеть. Я на двадцати пяти себя фиксирую.
— Про возраст это точно, — вздохнул Олер. — Я как-то с девчонкой познакомился, на вид не старше двадцати, разговорились, пару раз сходил на свидание и только потом она сказала, что ей сто пятьдесят, пятеро детей и три раза была замужем.
— И что?
— Ничего, — пожал плечами тот. — Прожили вместе почти год, потом разбежались, оказалось, слишком разные у нас характеры. Да и ее младшая дочь меня не приняла, мы с ней ведь почти ровесники были, считала, что я не достоин ее матери.
— Бывает, — сочувственно кивнул ему Максим.
Помолчали, каждый думая о своем, затем Олер спросил:
— Ну так что там насчет посиделок вечерком?
— Да я не против, — ответил Крамов. — Сейчас по-быстрому отчет до ваяю и свободен.
— Вот и....
Мелодичный перезвон и над столом зажглась красная полоса срочного вызова, заставившая Генри умолкнуть, а Максима удивленно вздернуть брови и послать мыслеприказ о приеме сообщения.
Посреди комнаты появилась полупрозрачная фигура темноволосой девушки в облегающем темно-синем комбинезоне являющейся визуализированным образом станционного ИИ.
— Гранко Крамов, — сказала она. — Вас срочно вызывает Павел Степанович, просит не задерживаться. А вас, — резкий поворот головы в сторону сидящего на диване Генри, — гранко Олер, ждут в медотсеке для предварительного физиономического моделирования.
— Лиеночка, побойся бога, мне же до спуска еще неделя, — вскинулся было Олер, но виртуальная девушка лишь одарила его холодным взглядом своих пронзительно синих глаз и исчезла.
— Не любит меня она, — констатировал Генри, большим глотком допил остатки инопланетного пива, для землян больше похожего на сладкий тонизирующий напиток, и, отправив бутылку в раскрывшуюся на полу дыру утилизатора, поднялся с дивана. — Ладно, пошел сдаваться медикам, пусть превращают в очередного урода.
— Да ладно тебе, все не так уж и плохо. В конце концов, местные аборигены гуманоиды и на людей похожи достаточно, чтобы не ощущать в их шкуре какой-либо дискомфорт, — сказал Максим, поднимаясь следом.
— Все равно у них три глаза и морда кирпичом, — буркнул Олер и, махнув на прощание рукой, бросил: — Все, я ушел, до вечера.
Дверь с легким шорохом закрылась.
Максим пару минут потоптался на месте, перебирая в голове все варианты, зачем он мог срочно понадобиться начальнику экспедиции, затем вздохнул и, преобразовав свою майку с просторными штанами в форменный черный комбинезон "группы прямого воздействия и корректировки", вышел следом.
Корнев Павел Степанович (которого все подчинённые меж собой называли просто Степанчем) руководитель 175-ой исследовательско-корректировочной экспедиции стоял у большого обзорного иллюминатора, заложив руки за спину и задумчивым видом разглядывая расстилающуюся по другую сторону пыльную, светло-коричневую поверхность естественного спутника планеты, которой местные жители дали название в честь богини смерти Рукар. Шуршание открывшейся за спиной двери заставило его обернуться и приветственно кивнуть.
— Рад видеть вас в добром здравии Максим Алексеевич, проходите не стесняйтесь, — сказал он и вновь повернулся к иллюминатору, так что Крамову ничего не оставалось, как подойти и встать рядом.
— Напоминает лунный пейзаж, не находите?
Максим покосился на своего начальника и пожал плечами.
— Я на Луне пару раз был, как-то особо не приглядывался, по мне там все более серое.
— А я там родился, — Корнев вздохнул и сразу же резко сменил тему. — Что там с отчетом, закончили?
Максим мысленно поморщился.
— Почти. Осталось подвести кой-какие итоги, думаю, к завтрашнему вечеру все будет готово.
— Это хорошо. Хотя я хотел бы услышать от вас лично: как думаете, толк от вливания технологий будет?
— Сложно сказать, — честно ответил Максим после небольшой заминки. — Модели векторов развития говорят, что толчок мы дали, но думаю, какие-то реальные результаты пойдут года через два, а то и более. Местные жители до ужаса инертны и консервативны.
— Это да, — согласился Корнев. — Хотя консерватизм не объясняет подобного застоя в развитии. Их история уже три столетия топчется на уровне начала земного девятнадцатого века, местами уже регресс заметен, особенно в менее индустриализованных странах.
— Все-таки думаете, что кто-то помимо нас тут поработал?
— Не знаю, — покачал головой Павел Степанович. — Следов внешнего вмешательства мы так и не обнаружили, чужого присутствия в системе тоже, но это не значит, что его не было в прошлом.
— Может, стоит провести резкое поднятие по технологиям одного из государств и посмотреть, что за этим последует? Если кто-то сидит в системе в режиме полного инкогнито и наблюдает за развитием местных, то он явно себя как-то обозначит.
— Уже думали о данной возможности, просчитывали, но аналитики признали подобные действия деструктивными и одобрения на этот шаг мы так и не получили. Слишком сильно придется вмешиваться и слишком многое менять, а любая ошибка может привести к непредсказуемым последствиям, — он жестом руки остановил хотевшего что-то возразить Максима. — Впрочем, теперь это вас не касается, Максим Алексеевич, буквально утром из Центра пришел приказ о вашем отзыве.
— Меня отзывают? — несколько растерялся Крамов. — Но почему?
— Понятия не имею, — развел руками Корнев. — Объяснений не дали.
— Черт, — выругался Максим. — У меня же еще пара воздействий в разработке, да и кому я дела передам?
— С этим уж как-нибудь разберемся, — успокоил его Павел Степанович. — А вы идите и собирайтесь. Центр послал за вами корабль, и он будет здесь уже через три с половиной часа. Видимо действительно где-то вы им срочно понадобились, так что поспешите.
Максим удивленно посмотрел на своего начальника, который все еще продолжал буравить взглядом пыльную поверхность спутника планеты и, поняв, что разговор окончен, вышел из каюты.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
