Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

Девушка расхаживала по балкону взад-вперед, поднеся телефон к уху. Я не удержалась от любопытства и настроила чуткий слух на ее волну. В первую очередь Машка звонила нашему дяде Владимиру по отцовской линии. К тому же он был ректором медицинского института, где училась сестра, и я догадалась по разговору, что она звонила ему гораздо чаще, чем должна была ученица и даже племянница. Включая во внимание постоянные прогулы Марии и поблажки, которые ей делал наш любимый дядя, как и папа, не предполагавший истинной причины путешествий и отлучек, можно было понять, каким доверием друг друга они пользовались.

-... мы ищем его,— донеслись обрывки фразы.— Я все сдала на прошлой неделе, дядя, но придется снова пропускать лекции.

Судя по ответу, он спросил ее о длительности предстоящей поездки.

— Не знаю точно,— вкрадчиво объясняла Мария,— мы едем на моей машине, без остановок, и будем там так скоро, как только сможем. Всего-то стоит найти папу, а дальше... дальше все наладится, обещаю. Я очень верю, что он нам поможет, в конце концов, пора ему открыть глаза на то, что происходит вокруг... и с нами,— девушка замолчала, выслушивая вердикт. Наконец она подтвердила,— да, снова ищейки. Они нашли нас.

Я замерла, стараясь не пропустить ни единого слова. Дядя говорил негромко, и его голос не был слышен сквозь аппарат, но я догадывалась о содержании разговора по монологу Марии и меняющейся маске безразличия. "Он знает про ищеек?"— не верила я услышанному,— "Черт возьми, что же он раньше делал? Почему не остановил нашествие? Почему не пришел нам на выручку? Почему он не нашел отца?" Последний вопрос так и повис в мыслях. Зная дядю и его широту души, его отважное желание помогать близким, я поздно поняла, что и он тоже не мог найти папу. Его никто не мог найти. А потому дядя с трудом давал указания Марии, заранее угадывая: они бесполезны. Ищейки подчинялись тому, кто отдал приказ.

— ...да не вопрос,— продолжала сестра-брюнетка, дергая себя за волосы,— ...подберем его и поедем вместе. Только дай ему мой номер на всякий случай, и пусть ждет на въезде в Ростов, завтра в восемь часов.

Мария сердечно поблагодарила Владимира и вошла обратно в комнату.

— Улажено!— воскликнула она радостно.— Дядя сделает что сможет и договорится с преподавателями. Чувствую, что учусь по блату. И это невероятно поднимает тонус!

Улыбка на ее точеном овальном личике с острыми чертами и маленьким прямым носиком расширилась; овальный зрачок на фоне желтой радужки увеличился от удовольствия, и кошачий разрез, несочетаемый с большими глазами и пушистыми, черными от туши ресницами, скрылся за морщинками. Я смотрела на свое зеркальное отражение, на изящную, подтянутую от физических нагрузок фигурку сестры, и мысленно напоминала, что отличалась от Марии только светлыми волосами с золотистым отливом, и все же в душе скреблась закомплексованная девочка, которая всегда признавала старшую сестру красивее.

— Ты так и учишься,— заключила я,— по блату.

Во мне не остыла зависть от того, что сестра всегда жила на привилегии первенца. Не то чтобы ей доставалось внимание родителей или мы соперничали из-за парней, хотя не без этого. Мы с мамой одни несколько лет жили в канадском домике, и алименты от папы уходили на уплату аренды, налогов и счетов за воду и электричество. Кетлин, моя мать, отказывалась переселяться в городскую квартиру, которая была гораздо дешевле в обслуживании, и аргументировала это тем, что выросла в этом доме и он перешел к ней от дедушки. Первое время мы жили на ее зарплату литературного редактора, а через год нищеты и происшествия с Рейвел я переехала в Рим.

В это же время Мария, которая была любимицей папочки и каждое лето ездила с ним в Россию, переняв от него любовь к стране, пользовалась всеми удобствами, что он ей предоставлял: квартира в Москве, дорогая машина и кредитная карта, оформленная на отца. Вдобавок она училась в институте, куда было крайне сложно попасть, а все потому, что повезло с дядей-ректором. И я завидовала. Да, черт побери, я завидовала. И была обижена на себя: могла иметь то же самое, если бы сблизилась с папой и в детстве, не боясь океана, летала б с ним в самолете. Но я не оставила маму. Я проводила все свободное время с ней, пока она не сошла с ума от одиночества и горечи измены.

— Сестренка, мне пришлось хуже, чем тебе,— тихо произнесла Мария, и я подумала, что она бы закурила в этот момент, но сигареты и дым, как и наркотики, убивали нас быстрее, нежели простых людей. Я согласилась с ней. Машка подвергалась большей опасности со стороны ищеек: ее происхождение было четґґко определенно Северной стаей, когда мое подвергалось сомнению: я долгое время пробыла в Канаде. А также она не решилась перекрашиваться из брюнетки в темно-русый и полностью соответствовала описанию подозреваемой. Таким образом, ищейки на нее клевали, как на лучшую наживку, и волей-неволей она платила за свое существование.

— Знаю, прости.

— Да ничего,— она выдержала паузу,— у меня новость.

— Хорошая, плохая?

— Нейтральная. Дядя просил подобрать Жульена в Ростове. Я не спрашивала зачем — он нам никак не помешает.

Я кивнула. Жульен — сын француженки, жены Владимира, от ее первого брака. Жизель работала ассистенткой: чистила пробирки, доставляла препараты и анализы для ДНК исследований. И в одну из ночей, когда дядя трудился над новым проектом — как и наш отец, он занимался генетикой и по молодости буквально жил в своей парижской лаборатории знаменитого центра, изучающего строение клеток и наследственную передачу данных — Жизель оказалась рядом. По словам дяди, между ними вспыхнуло пламя. Мы с Машкой по обыкновению подшучивали, что "пламя" было хорошо завуалевированной похотью. Так или иначе, Жизель забеременела вторым ребенком, и разведенную женщину ничто не удерживало от брака. Владимир — человек порядочный, женился, а сына пришлось взять в семью как своего. Жульена я не видела, и отчасти мне было интересно взглянуть на героя многократных семейных рассказов. Особенно потому что он вырос во Франции, а меня всегда привлекала эта страна.

— В компании веселее,— произнесла я, заполняя долгую паузу.

— Посмотрим, каким он окажется компаньоном. Если будет много возникать и занудствовать — выбросим за борт.

— Как скажешь, капитан.

Мария улыбнулась: она любила играть в босса.

— Ты не против, я сделаю еще один звонок?

Она вновь взяла в руки телефон и вызвала быстрый набор. Вскоре, после протяжных гудков, низкий мужской голос ответил на чистом русском языке. Мария попросила его передать трубку девушке — ее тонкий голосок контрастировал с мужским. Когда сестра говорила, она смеялась, и обе, словно после долгой разлуки, обменивались высокотональными фразами. Отключившись, Машка обратилась ко мне:

— Все, я договорилась. Вечерком встретимся с ребятами.

— Хорошо.

— Тебе понравится, обещаю! Я знаю клевое местечко на Воробьевых горах, а перед этим прокачу по ночной Москве, хочешь? А кто тебя спрашивает,— засмеялась она звонко,— конечно, хочешь! А сейчас спустимся на улицу. Через дорогу — продуктовый, закупимся на долгую поездку.

Я хотела возразить ей и попроситься на часок прилечь, но, глядя на Марию, пребывающую в наилучшем расположении духа, не посмела портить ей настроение: оно так редко бывало хорошим. "Антидепрессанты быстрого действия — вот секрет твоей привлекательности, Машка". Я сделала в голове пометку: "Забрать из шкафчика таблетки" — такая версия сестрички мне нравилась намного больше той, что я встретила в Риме у фонтана Треви, когда она чуть было не разорвала меня в клочья.

Глава 2

Спускаясь на лифте до первого этажа, я ловила свое отражение в зеркале и невольно улыбалась тому, как переменчиво настроение судьбы и как она может трясти человека за плечи, мотать его из стороны в сторону и забрасывать в места, где он и не думал никогда оказаться. Выйдя из лифта, мы прошли мимо консьержа, коротко поздоровавшись с ним.

Запах выхлопного газа и дыма от близкого проспекта замер в воздухе, и он казался тяжелым для восприятия. Постепенно я привыкла дышать маленькими глотками и обнаружила, что для выживания не обязательно открывать жабры во всю ширь. Продуктовый магазинчик, о котором говорила Мария, находился через дорогу, прилегавшую к проспекту, в низком здании, и второй этаж над магазинчиком занимал ресторан "Чайхона ?1". Тяжело пыхтя, за нашими спинами проехал синий троллейбус и притормозил на остановке. Маша потянула меня в магазин, который ничем кроме размеров не отличался от обычного супермаркета.

С полной тележкой мы добрались до выхода и, разложив покупки по целлофановым пакетами, взяли их и направились обратно к дому. Но Мария свернула на стоянку, охраняемую дежурным и огороженную забором. Выискивая свою красавицу в рядах, она двинулась вдоль задней стены дома. Когда я увидела, что Маша опускает пакеты и нажимает на брелок сигнализации, а в ответ ей радостно пикает белоснежный Range Rover, лишилась дара речи. Я, конечно, знала о щедрости папочки, но не настолько же! И с трудом совладала с чувствами, произведенными великолепной машиной. Она была вычищена до блеска, такая чистая, что с нее, наверное, можно было есть, но на московских дорогах она долго такой не останется. В сгустившихся сумерках джип, похожий по форме на аккуратный ботиночек, отливал синевой, а окна с заводской тонировкой проводили черную полосу на белом корпусе.

— Нравится?— спросила Мария, удовлетворенная моим восторгом, и не упустила повода похвастаться.— Четырехлитровый турбодизельный двигатель...

Мне это ни о чем не говорило, и сестра предложила закинуть пакеты в машину, открыв просторный багажник.

— Давно он у тебя?— спросила я, залезая на переднее сидение. Мария обошла машину, заняв почетное место у руля, и демонстративно погладила руль.

— Два года с половиной. Мог быть и раньше, но пришлось пересдавать на права. Общественный транспорт и душное метро с ядреным амбре из пота меня вышибли уже на первой неделе.

Я ничего не ответила и полезла к ремню безопасности, крепко пристегнувшись. Мария вставила ключ в зажигание, брелок с острым клыком стукнулся о приборную панель, раскачиваясь. Сестра включила музыку, из аппаратуры полились ноты неслыханной мною ранее песни, русской.

— Тебе ведь не надо в туалет?— осведомилась Маша прежде чем поехать. Я помотала головой. По приезде в квартиру мы первым делом сходили в душ и переоделись. Выпитый кофе не дал о себе знать. Девушка удовлетворенно развернулась в сидении и, держа одной рукой руль, дала задний ход. Затем заняла привычное положение водителя и плавно тронулась, выезжая со стоянки на проспект.

Преодолев участок со светофором, Мария развернулась на повороте и помчалась в другую сторону. Количество машин на дороге уменьшилось по сравнению с тем, что было в час пик. Электронные часы, подсвеченные зеленой лампочкой, показывали без двадцати десять. В это время Москва погрузилась в темную фазу суток, и город, который никогда не спит, заиграл новыми красками: пьяняще яркими, живыми и порочными. Приближаясь к перекрестку, Мария затормозила перед "тойотой".

— Дамы и господа,— сказала сестра наигранно величественным тоном,— мы начинаем обзорную экскурсию по центру города для вас, дорогие москвичи и гости столицы.

Я тихонько хрюкнула в ответ на ее веселый пафос и приняла выражение глубокого внимания.

— Слева от вас,— Мария махнула рукой в окно и ударила костяшками пальцев по стеклу,— вы увидите притон деловых папиков, богатых семеек и просто любителей сытно покушать под живую музыку, что играет по субботам и воскресеньям, ресторан "Дурдинъ" всегда рад вас видеть. Справа,— я обернулась на высотки песчано-желтого оттенка, протянутые вдоль дороги прямым углом. Они сильно отличались от скромных однотипных блоков дальше от проспекта в глубине района, но чем-то напоминали новехонький рыжий дом Марии.— Шуваловский жилой комплекс. Квартирки тут нефиговые по цене и по общему виду, так что не зарьтесь. Здесь, кстати, живет кто-то из звезд, политиков или из проекта "Дом-2" по ТНТ. Не слышали? Ну и не надо, едем дальше.

Мы пересекли Ломоносовский проспект, который вел к станции метро, и двинулись дальше по Мичуринскому вдоль зеленого парка, огибая площадь Индиры Ганди с медным памятником. На Университетском проспекте Range Rover повернул колеса направо, и, ласково урча, побежал прямым ходом по аллее. На кругу Мария крутанула баранку.

— Пешеходная зона начинается,— сказала сестра, показывая на прогулочный участок с фонтанами и высаженными по периметру деревьями,— от МГУ до смотровой площадки. Мы проедем до главного корпуса, вернемся, и я припаркую машину около церкви.

Университет подсвечивался огнями, визуально делающими его крупнее натуральных размеров. Если днем со стороны памятника Ломоносову заведение внушало исторический трепет перед властью и всесилием науки, то ночью оно оправдывало мои сравнения с истребителем. В черно-синее небо со взлетной полосы, проложенной зеркальной гладью воды из бассейна фонтана с горящими по краям фонарными шарами, поднималась великолепная каменная птица с острым клювом, звезду на котором наблюдали с разных уголков ближайших районов Москвы.

— Аннка,— окликнула меня сестра,— смотри — язык убежит.

Я и сама не заметила, как открыла рот. Мария проводила университет насмешливым взглядом, легко управляя массивным внедорожником.

— Нда-а, я могла б тут учиться,— сказала она задумчиво и быстро вспомнила,— и ты, к слову, тоже. Моя дорогая сестренка, боги раскидали нас по миру.

Оставив машину на бесплатной стоянке, мы перешли дорогу, наполненную людьми — в пятничный вечер перекрыли дорогу, и полицейские машины дежурили у обеих сторон ее частей — и влились в толпу. Четкий ритм фристайла сопровождал группку парней, развлекающих публику. За танцевальные па и стойки на головах они обходили зрителей и протягивали шляпу для тех, кто соизволил материально оценить их номер. Мария взяла меня под руку и подвела к ограждению смотровой площадки. Протиснувшись между фотографом-любителем и жующего чипсы мальчишки, что сидел на широкой перекладине-подлокотнике, сестра обвела ладонью воображаемое стекло, которое отделяло от нас раскинувшийся вид с высоты птичьего полета, и принялась описывать.

Как огромный, подвергшийся реставрации Колизей, стадион Лужники занимал центральную позицию и, подобный светящейся инопланетной тарелке, приземлился на противоположном берегу Москвы-Реки; она вилась узкой черной лентой и окольцовывала город, теряясь за растительностью заказника "Воробьевы Горы", начинавшегося под смотровой площадкой. Основная часть Москвы была значительно ниже, что позволяло рассмотреть половину города и убедиться в том, что высокие здания строились преимущественно в новых районах, а в старых сохранилась архитектура сталинской эпохи в стиле ампир. Изрезанный вдоль и поперек золотисто-огненными дорогами и серебристыми, перекинутыми через реку мостами, город пестрил и поражал размерами. Словно горящая игла, Останкинская телевизионная башня, показывала кончик вдалеке на черном фоне. В той же стороне деловая часть города, названная Москвой-Сити, представлялась офисными великанами с глянцевым покрытием фасада. Выполненные в постмодернизме здания, их также прозвали "лужковским стилем" по фамилии бывшего мэра, были неловко обособлены. С другой стороны, справа, за одноименной с парком станцией метро виднелись почти что нью-йоркские "Близнецы", чьего назначения Мария не знала.