| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Это Олег подключился, зять Марии Петровны, машинист паровоза. От тещи и ему досталось...Они тогда так увлеченно ругались, что меня не заметили, когда я мимо проходил и здоровался. Пока я шел за булками, то подумал, что бабы наши много в ругательствах на черный цвет напирают, как на цвет всякого плохого. Вот тут припомнил прозвище Врангеля 'черный барон'. Он, небось, думал, что его так называют за пристрастие к черному цвету черкески, а тут все куда глубже.
Тут много чего можно было бы рассказать про детали, граммы пайка, как мы обманывали голод, про то, что в войну выходных зачастую и не было, то есть только на бумаге числились, и в нерабочее время могли поднять для чего-то срочного вроде прихода эшелона с оборудованием, которое разгружать нужно вот сейчас, ибо не только на наш завод эшелоны приходят... Так что это была некоторая тренировка перед фронтом, не к немецкому огню и смертям, а больше к не такому явному, но крайне важному условию, что на войне ты подчиняешь свои желания обстановке и исполняешь их только тогда, когда это можно. В мирной жизни это не так явно выражено, хотя и там нужно помнить, что 'свобода есть осознанная необходимость' и про разные вещи, что сковывают яркую индивидуальность и ее порывы.
Для того на службе человека довольно долго учат, тому, что он не один и должен действовать, как все и их общими усилиями выполняется задача. А та же самая строевая подготовка: для чего юного солдатика и матросика заставляют ходить строем и еще и песню орать, может, как бы несозвучную его душе? Вот для того, что в колонне по три строевым шагом он научился не только ходить, не наступая соседу спереди на ногу, что развивает его моторные функции, как медики говорят, но и ощутил себя частью единого целого, своего взвода, роты, батальона, увидел, что он не один, их много, и все вместе делают одно дело. Сейчас плац трамбуют, затем по приказу двинутся трамбовать румын в окрестности станицы Шапсугская. И это еще не все. Поскольку начинал я в береговой обороне флота, а там для отработки взаимодействия есть еще такой станок заряжания. На нем тренируют артиллерийские расчеты давать ту скорострельность, какая в ТТХ записана. И никто не должен сбиться с ритма, поэтому расчеты тренируются и тренируются. А потом продолжение того же обучения— ты снова в составе расчета очищаешь канал ствола орудия после стрельбы. Одному там не справиться, нужно работать именно расчетом. Если этого не сделать, то канал ствола портится, и придется досрочно менять лейнер, то бишь...ну вставляемую трубу в ствол, на которой нарезы и находятся. А это, на минуточку, двадцать одна тысяча рублей в довоенных ценах.
А вот теперь я перейду к боям в самом Новороссийске, сломав хронологию рассказа. Я ведь не знаю, сколько еще будет открыт канал связи и потому не хочется увязнуть в мелочах своей жизни и упустить то, что, возможно, более важно. Так, для лучшего понимания скажу, что призвали меня в марте сорок второго, я героически отбился от предложений идти в военное училище, ибо тогда не видел себя человеком, который всю жизнь служит (памятуя последующие события, становится немножко смешно, ибо после войны все сделал ровно наоборот). Призвали на флот, что тоже было неоднозначно, потому как среди молодежи носить бескозырку было почетно, но срок службы на флоте был четыре года, если мне не изменяет память. Потом даже вроде пять, если на кораблях. Я попал в береговую артиллерию, где служили немного меньше, но, впрочем, пока шла война, срок службы не имел принципиального значения. Но летом сорок второго обстановка менялась так быстро, что все время у флота и армии возникали новые нужды. Оттого обучения на специалиста по ПУС полностью не прошел и на батарею я не попал, а, прокантовавшись некоторое время в учебном полку, потом еще где-то (кем и у кого мы числились— ведают только небеса и кадровики), оказался в морской пехоте. Боевое крещение принял под Шапсугской (то, что было чуть раньше -я таким не почитал), потом воевал под Туапсе. В декабре сорок второго нашу бригаду вывели в район Геленджика на отдых, пополнение и для специальной подготовки, потому как впереди была десантная операция. О ней догадывались— потому, что нас учили посадке и высадке на десантное судно типа 'болиндер' и катер-охотник, поэтому всякий мнящий себя стратегом, мог это обсуждать, если рядом не было начальства. Оно обсуждение предстоящей операции в режиме морской травли всегда пресекало. На занятиях можно, если по делу, хотя ответ: куда пойдем и когда-никто не даст. Сказать, что подготовились мы хорошо, нельзя, потому что те самые болиндеры никто не снимал с перевозок. Оттого их притягивали на буксире в Геленджик, разгружали, и до отправки обратно давалось немного времени на тренировку. Отчего немного? До линии фронта было километров двадцать-тридцать, и 'юнкерсы' могли пожаловать в гости. И еще у нас были конкуренты-танкисты, которых эти болиндеры должны были высадить вместе с нами. Это тогда было необычно, если не сказать ярче. С охотниками времени на тренировку было больше, ибо катеров такого типа имелось довольно много, а не три, как болиндеров к этому моменту. Но, правда, в феврале сорок третьего мне ни на том, ни на этом высаживаться не пришлось. Так что это было так, для общего развития и понимания. Вот тренировку по бою в городе-совсем бы не помешало, но подобного удовольствия нам не предоставили. Не знаю, тогда об этом вообще не думали или просто что-то мешало. Наверное, второе.
А вот про десантную операцию в Новороссийске и Озерейке рассказать надо, потому что ее история важна для понимания, что такое война. Про личные впечатления можно и опустить или сказать позже.
Десанты в Озерейке и Станичке (это пригород Новороссийска) происходили в ночь с 3 на 4 февраля и были частью операции под условным названием 'Море'. Черноморская группа Северо-Кавказского фронта при помощи ее рассчитывала сбить немцев и румын с их будущего таманского плацдарма или линии 'Блау'.
'Голубая линия' при удержании позволяла немцам лишить нас Новороссийского порта (а это лучший порт на Кавказе), устья Кубани. Кроме того, немецкие генералы явно рассчитывали позднее вернуться на Кубань снова— иначе зачем прилагать значительные усилия по удержанию этого фронта, при том. что основные события 1943 года происходили не здесь? Ну да, если счесть, что немцы победят под Курском, то потом выкроят несколько дивизий и снова попытаются захватить Краснодар и Майкоп. Некий шанс на это был.
Пока же немцы довольно активно отходили с Кавказа на Ростов и позицию 'Блау', а советские войска рассчитывали ее снести ударом с суши и с моря. Операция 'Горы'-это попытка прорвать ее ударом сухопутных сил севернее Новороссийска, окончившаяся неудачно, а 'Море'— при помощи десантов обрушить приморский фланг немцев. Если пройти совсем немного, до станиц Красно-Медведовская и Натухаевская, хоть в процессе 'Гор', хоть выполняя 'Море', то получается выход во фланг и тыл укреплениям центра Голубой линии. А поскольку Краснодар немцы удерживали до 18 февраля, то случись выход к Натухаевской даже к десятому числу— и основные силы краснодарской группировки немцев должны бежать без оглядки, чтобы успеть убраться с Кубани побыстрее. Пока они там не будут окружены и похоронены.
Поэтому запланировано две высадки-одна в Южную Юзерейку(основная) и в предместье города Станичку (вспомогательная, для демонстрации). В Озерейку отправлялись целых три стрелковых бригады и танковый батальон, а в Станичку — отряд Куникова численностью около батальона, но из ребят, очень хорошо подготовленных для городских боев. Оба места высадки имели свои преимущества. Станичка-это южная окраина города. От места высадки до парка Демьяна Бедного-километра с два городской застройки. А от этого парка рукой подать до центра. Через бухту от него, то есть в нескольких километрах — многочисленная и мощная артиллерийская группировка, как морская, так и сухопутная. С наблюдательных пунктов на нашей стороне бухты-великолепный обзор на город. Обстановка на плацдарме наблюдается нашим командованием и можно сильно помочь артиллерией. Первые двое суток жизни десанта она регулярно давила немцев по периметру плацдарма и сильно помогла его удержать.
Есть и недостатки — это передний край вражеской обороны, и немцев там много, и немцы самые лучшие. И они просто так не уйдут.
А там, где высаживался основной десант, ему предстояло для угрозы немецкой группировке прорваться вдоль дороги на Глебовку километров на десяток. И каждый последующий шаг по ней угрожал окружением тех немцев, что держатся в городе. Место высадки было не очень хорошо тем, что Южная Озерейка лежит в относительно узкой долине реки, отчего удерживать плацдарм сложнее, нужно много сил, чтобы организовать надежное удержание захваченного. Артподдержка десанта: только теми корабельными орудиями, что рядом. Никакая другая артиллерия туда не достает. И до утра, потому что может явиться немецкая авиация. С точки зрения авиации, как я уже вроде говорил, разница положения обоих десантов невелика, до Озерейки от нашего аэродрома в Геленджике тридцать километров, а до Станички не сильно меньше.
Но есть значительный плюс: берег обороняли румыны, немецкой была только их поддерживающая артиллерия, и в итоге сыны даков побежали с берега. Начальство опять же действия десанта контролировать затруднялось, с учетом тогдашней беды с радиостанциями на берегу. Они-то были, но вечно при высадке выходили из строя. Поэтому при высадке в Петергофе осенью сорок первого все пять раций, что были с десантом, тихо ушли в неизвестность, и что делалось на захваченном десантом берегу— в Кронштадте не знали. Вспышки в ночи видели, звуки стрельбы слышали, а радиостанции молчали. Поскольку весь высаженный батальон погиб, то осталось неизвестным -как именно.
В Озерейке оказалось то же самое. У высаженных ребят из 142 батальона нашей бригады были радиостанции, были они у танкистов и на погибших у берега кораблях, а снова рации десанта молчали. Связь на короткое время восстановилась вечером, как потом выяснилось, с трудом починили трофейную рацию. А все остальные? Наверное, радиолампы не выдерживали высадки и бились. Так и случилось с семью рациями, что были у батальона.
Оба десанта были высажены в ночь с третьего на четвертое февраля, в с моей точки зрения паршивую погоду. Я ведь тогда не успел оморячиться, и даже трехбалльное волнение, что было тогда, выворачивало из меня и таких же душу.
Бывалые морские волки посмеивались и говорили, что для настоящего моряка это семечки и об этом вообще говорить не стоит, но салажата то и дело радовали рыб тем, что у них в желудке. Врали эти просоленные: на якобы слабом волнении несколько раз рвались буксирные тросы, на которых тащили болиндеры, а последний из них очень сильно опоздал к высадке. С чего бы такое творилось при несущественном волнении?
Меня не рвало, а тошнило, и было настолько гнусно, что, не знаю, как бы я в ту ночь воевал. Но может быть, я прибедняюсь, ведь пожар на нашей канлодке тушить помогал, и смог? Тогда в 'Красную Абхазию' попало два снаряда, сбило фок-мачту, да и мостику досталось. Пожар на корабле-крайне серьезное дело, хотя вроде бы кругом сталь, а не дерево, как во времена Нахимова, а гореть есть чему. Может даже ветром перебросить пламя с уже пылающего места на еще не тронутое огнем. С пожаром справились, хотя что именно я делал, как-то изгладилось в памяти.
Но вот как потом шатало на рейде Туапсе и по пути туда-осталось.
Высаженный 142 батальон нашей бригады, танкисты, штурмовой отряд, команды потопленных судов и кораблей, всего тысячи полторы человек, по большей части погибли. Потом нашлись счастливчики, что вернулись через линию фронта своим ходом, кто-то вернулся из плена, но их было уже не так много, я лично слышал о паре десятков из полутора тысяч. А десант Куникова попал в уязвимое место немцев, закрепился на берегу и удержался там, пока туда не высадились те, кто не попал в Озерейку. Ну что, так бывает на войне, 142 батальону не повезло, 322му карта легла лучше. Тем более потом были слухи, что немцы ждали десанта, благо их воздушная разведка засекла наши движения: подход кораблей или что-то в этом роде. При этом Озерейка и подобные места как бы прогнозируются, как место высадки, а вот прямо в Новороссийск — в это могли не поверить, что туда высадятся. Мы так и считали довольно долго.
Но кое-что вскрылось позже. В восьмидесятые годы в нашем дачном поселке купил дачу рядом со мной один немолодой, но крепкий мужчина.
И этот сосед по даче оказался из сотрудников адмирала Исакова, то бишь из Главного штаба ВМФ (его периодически переименовывали, то в Штаб ВМС, то снова по-старому). Кем он был к концу службы-не готов сказать, ибо сосед о современном старался не распространяться. Александр Иванович к моменту появления в нашем дачном обществе уже ушел в отставку, переехал к семье дочери, да и дачу купил, чтобы внуки имели возможность ближе к природе бывать. Им, правда, больше нравилось сидеть возле подъезда и играть на гитарах, подражая какой-то там группе, чем в грядках ковыряться, но деда Сашу это не смущало. Александр Иванович знал, как нужного добиться.
Когда он обнаружил, что его сосед не только лекции в обществе 'Знание' читает и таблетки ест, но тоже из флотских, мы с ним стали обсуждать не только дачные дела, но и минувшие дни. Иногда он мне рассказывал кое-что не для общего сведения, но при условии, что дальше меня эти сведения не пойдут.
Пока я жив был, то соблюдал молчание про доверенное, но за чертой и для потомков уже таиться было нечего,
По его словам (а он и другие примеры приводил и в иных темах для разговора), сухопутное начальство флотских нужд не понимало и на все смотрело со своей колокольни. Наши адмиралы в меру своих сил страдали тем же.
-Вот и смотри, Федя, на это как на пример взаимного непонимания. Брать Новороссийск надо и нам, и армейским товарищам генералам, только вот дальше и начинается это непонимание. Рассказывать тебе географию тамошнюю не надо, сам ее на пузе усвоил.
Точка зрения армейская: надо высаживаться в Озерейке, оттого при быстром продвижении, которое и получилось, обозначается угроза окружения новороссийской группировки немцев. И с точки зрения тактики они как бы правы, поскольку наносится фланговый удар противнику, причем в достаточно уязвимое место, разгоняем румын на берегу и угрожаем немцам окружением. И это даже получилось.
Но не до конца.
А вот теперь наша, морская точка зрения, то есть штаба флота и адмирала Октябрьского. Если мы высаживаемся в Станичку, то флоту удобнее руководить высадкой, сидя на КП на 9м километре Сухумского шоссе, то есть высаживать напротив себя, через бухту. Поддерживать артиллерией куда более удобно.
А сухопутные товарищи видят это лобовым наступлением через городские кварталы с множеством каменных зданий, приспособленных к обороне. Они это почитали тактически неграмотным и оттого озерейский вариант продавили.
Но то, что руководить высадкой в Озерейке сложнее, артподдержка вообще возможна очень ограничена: не будешь же держать крейсера в светлое время у занятого немцами берега! Плохо это кончалось, если вовремя их не увести. Поэтому с рассветом придется поддерживать только теми пушками, что на берег вытащены. С точки зрения наших соколов разница между Станичкой и Озерейкой невелика, прибудут и туда, и сюда.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
