Где бы и с кем бы ты ни была

От свидания с ней Ёгу не сможет отказаться.

К сожалению, многое может помешать заговору, даже хорошо продуманному. Больше всего мешает заговор параллельный. Хэгон жаждал убить Ёгу, но ни за что не желал, чтобы пострадала названная сестра Хва. Когурёский же советник, глава посольства, не так был заинтересован в гибели Ёгу, как в гибели своей царицы — потому что царь Саю слишком уж увлекся новой женой, не приведи Небо, начнет слушать ее советы, надо убрать ее, пока этого не случилось. Убийцы сталкиваются и мешают друг другу; и Ёгу уходит от смерти снова. А Ёхва ранена, да еще при попытке защитить мужчину, с которым предала законного мужа. За это в Когурё ее казнят и не поморщатся.

Хэгон хотел поймать врага и защитить свою царевну — а вышло, что ее погубил, а врагу устроил свидание с любимой женщиной. У них была всего одна ночь... целая ночь. И пока Хэгон сидел в засаде, кто знает, что успели эти двое?..

При одной мысли об этом изнутри поднимается ярость и боль. Хэгон не видел, как госпожа смотрела на Ёгу наедине, но ее лицо наутро, когда она вышла в город рука об руку со своим любовником... Они оба светились просто оттого, что были рядом, они смеялись, они возились в снегу, как дети, и ни война, ни политика, ни убийцы, ждавшие их с мечами наизготовку, просто не существовали.

Ее улыбка в то утро...

Проклятая память, почему она хранит именно это — и не желает стирать?

К счастью, царь Саю слишком влюблен, чтобы убить жену даже за явную измену. Разжаловал в служанки, но не казнил.

Госпожа страдает в Когурё, и в этом виноват Хэгон.

Впору зарезаться, но он не может этого сделать. Он все еще нужен своему господину.

Простите меня, моя госпожа. Я должен был устранить из вашей жизни это бремя.

Камень на могиле.

...Тяжелым жерновом катится время, вознося одних, дробя и стирая в пыль других. Рушатся судьбы, надежды и великие планы. Но человек — упорная скотина, и на руинах судеб и надежд возводит новые планы, покуда жив.

Побеждает тот, кто выжил и не сдался... государь и повелитель стар, он ждал бесконечные сорок лет, и время его ушло. Он так счастлив был, когда добился своего — но счастье было кратко. Власть пришла к нему слишком поздно, он успел лишь ощутить в ладонях ее неподъёмную тяжесть — и выронил из рук. Царствование его продлилось менее трех лет.

Выжил мерзавец Ёгу.

Поднялся, собрал силы, нашел сильных союзников и преданных слуг — и вернулся из изгнания во главе многотысячного войска. Отбил потерянные пограничные земли, взошел на трон своего отца. Разорвал брак царевны Ёхвы с царем Когурё и женился на ней.

В день ее новой свадьбы Хэгон не пил, как в прошлый раз. У него было дело — великое дело приемного отца и господина. Войди в доверие к Ёгу, сказал господин перед смертью. Подними дом Вире. Дождись подходящего часа — и возведи на трон моего сына. Я не смог окончательно уничтожить ветвь Чхого, сказал господин. Это должен сделать ты.

Там, во дворце, названная сестрица Хва обнимает своего Ёгу, негодяя, дважды предавшего ее.

Один раз — когда он отказался бежать с ней в Ляоси. Второй раз — когда он отправил ее, раненую, к мужу в Когурё, зная, что это почти верная смерть. Дважды отдал ее Саю, а теперь там, во дворце Сосуктан, любится с нею. Гладит ее тело, тискает ее грудь, сжимает ее бедра, разводит ее колени, вставляет, возится, дергается и замирает, а она обнимает его, и прижимается, и стонет, и белые руки светятся в темноте. Как он может... как он смеет! Как не разверзнутся Небеса, видя такое?

Хэгон стискивает кулаки.

Ее улыбка. Ее счастливый смех. Снег скрипит и светится под зимним солнцем, и... Нет. Хэгон трясет головой, отгоняя невыносимую картину, и она рассыпается — но проступает другая. Сырой рассветный воздух, блеск воды, холодные камни, река бормочет на перекате... Они в спальне, наверняка там темно и душно, и уж точно ни камней, ни воды, ни того снега, что был в Ляоси, — но Хэгон точно знает, какое у нее лицо, когда эти двое ласкают друг друга за тяжелым пологом. Рад бы не знать, но видит, стоит лишь закрыть глаза. Усталое, счастливое, пустое. И ненавистная рожа мерзавца Ёгу, снова получившего царевну. Теперь — в безраздельное владение.

Хэгон оторвет их друг от друга. Потому что нельзя терпеть непотребство. Он уверен, что это — непотребство.

...Царевна Ёхва — первая царица Пэкче, но вторая жена. Когда ее выдали замуж в Когурё, Ёгу женился на другой. Долг каждого мужчины — продолжить род; долг всякого правителя — покрепче привязать к себе важных союзников, и первая жена Ёгу послужила обеим этим целям. Ее брат стал верным полководцем Ёгу, она же скрасила одинокие ночи изгнанника среди сражений в Ляоси и зачала наследника. Она знала, что ее муж любит другую, он не скрывал этого. Но одно дело — когда соперница далеко, да к тому же замужем за вражеским государем. И совсем другое — когда она во дворце Сосуктан. До него от царских покоев так же близко, как до дворца первой жены.

Ревность — страшная сила. Слезы царских жен губят царства. Слезы царицы Ванвольтан могут послужить великому делу покойного властителя Вире.

Государь знает свой долг и навещает обеих цариц, но к дворцу Сосуктан сворачивает чаще.

Ничего удивительного, что в скором времени беременеет и вторая жена.

От Саю она не забеременела и за два года.

Хэгон поклялся приемному отцу и господину возвеличить род Кои и передать власть в стране дому Вире; но как добиться этого, если царевна Ёхва на другой стороне? Она должна быть заодно со своими братьями. Когда Хэгон исполнит свой долг вассала, и свергнет ветвь Чхого, и окончательно уничтожит ее, у царевны не должно быть никаких сожалений.

Ее ребенок — это ребенок Ёгу. Он помешает.

Простите меня, госпожа. Я причинил вам великое горе, но это ради Пэкче, ради дома Вире и ради вас.

Этой страной должна править ваша семья. Так хотел ваш отец.

Вы будете властвовать в Пэкче, а горе забудется.

Простите... Не прощайте, моя госпожа.

Снова в этой стране мятеж, уже который по счету. Прежние мятежи унесли царя Пирю, его вторую жену — мать Ёгу, царевичей Хви и Чжана — его братьев; нынешний мятеж погубил братьев царевны Ёхвы и ее ребенка. Но дом Вире не достиг того, чего желал. Царевич Ёмин не воссел на трон. Когда скатились головы Ёмина и Ёмуна, в Вире не осталось мужчин. Только ребенок Ёмина, родившийся после казни своего отца.

Только одного добился Хэгон: царевна Ёхва ушла от мужа, не простив ему гибели сына. Ёгу вернулся в столицу, когда пожарище на месте покоев маленького царевича уже перестало дымиться, и угли подернулись сединой. Он знал о мятеже, но не мог возвратиться, не довоевав свою очередную войну, и не спас своего новорожденного сына, которому даже не успел дать имя.

Слуги и стражники перебрали горелые развалины по угольку и нашли кости служанки и младенца. Ёхва похоронила безымянные останки во дворце Вире и больше не вернулась в царский дворец.

Теперь дело, оставленное Хэгону отцом и господином, будет завершено. Его госпожа без колебаний встанет во главе заговора, который сметет наконец ветвь Чхого. Теперь у царевны нет причин держаться за Ёгу. Когда подрастет ее племянник, она передаст ему трон предков.

С ее непреклонной волей они в этот раз непременно справятся.

Ты знал, Хэгон, что ей будет больно, но не думал, что настолько. Теперь навсегда в ее глазах пепел того пожара, и обгорелые косточки безымянного младенца, и она вскакивает по ночам, не в силах вынести повторяющийся кошмар, в котором пламя охватывает колыбель, и детское тельце корчится, обугливаясь, а он слабенький и даже не может громко плакать, в ее снах он умирает молча, и это еще страшнее, пусть бы кричал...

Ветер.

Небеса не хотели их победы.

Силы собраны, войска готовы, клан Чин — тот самый, что всегда поддерживал царя Ёгу и враждовал с кланом Хэ, — недовольный решительными реформами армии и двора, переметнулся на сторону мятежного дома Вире. Впереди решающая схватка. Она будет тяжелой и кровавой, но Хэгон уверен: на этот раз они победят.

И наступает утро, когда наконец свершится дело его покойного господина, дело всей его жизни.

Он приходит в покои повелительницы Вире.

Она пьет чай.

— Мы должны выступить сейчас, моя госпожа... — начинает Хэгон.

— Мы не будем выступать, — говорит она.

— Мы должны, — он берет чайник, наливает в чашку горячий чай.

Она встает, вынимает чашку из его руки и выпивает сама.

— Мне нечего тебе дать, — говорит она. — Уходи.

И выходит из комнаты.

Он подносит чашку к лицу. Этот запах... Госпожа, что вы наделали? Зачем?.. Госпожа!

Она передумала. Она отменяет переворот.

Тогда, двадцать лет назад, Небеса не позволили людям пойти наперекор высшей воле. Хэгон сделал все, чтобы убить ее сына, но Небеса вмешались, мальчик выжил и теперь вернулся — и сегодня ночью она об этом узнала.

Столько лет ненависти и мести — а оказалось, зря.

Она знает — без нее их дело лишено смысла.

Этот яд не убивает сразу.

Под высоким священным деревом над речным обрывом, там, где когда-то она встретила торговца солью в дешевых тряпках, она снова ждет его, и он приходит. На нем царские шелка, в его бороде седина, у глаз морщины, но это он, тот, кто был всегда. Она улыбается ему, и в ее глазах больше нет пепла.

Холодно. Ветер.

А меня ничто больше здесь не держит, моя госпожа.

Нож прорезает четыре слоя шелка и вонзается в тело, под ребра. Боль должна бы быть невыносимой, но он не теряет сознание, только стискивает зубы. Я заслужил это, моя госпожа. За всё, что я сделал вам... и за всё, что не смог сделать. Если бы мы достигли цели, я мог бы оправдаться... какие могут быть оправдания для того, кто погубил вас, полагая, что действует вам во благо... проклятый Ёгу, всю жизнь я ненавидел его, но виноват я сам, я был верен вам каждым вздохом и даже предавал вас — ради вас... Не прощайте меня, сестра Хва.

Вина моя неискупима, и все же я иду к вам.

Может быть, там, на той стороне, вы не отвернетесь от меня.

Нет сил встать, но опираясь на руки и колени, шатаясь даже на четвереньках, он взбирается на могилу, рукоять кинжала, вонзенного в живот, задевает за край камня. В глазах темнеет, руки подгибаются, он падает лицом вниз. Вздыхает, вытягивается на ее камне.

На ней.

Перед глазами качается и тает ее лицо, счастливое, усталое, пустое.

Где бы и с кем бы ты ни была, царевна, ты всегда моя госпожа.