Занервничавший Лубис немедленно стал требовать освобождения уважаемых людей, угрожая в противном случае, что региональные командования Северной Суматры и Борнео выйдут из повиновения. Однако вместо этого в штабе были подготовлены планы ареста не только Суканды и Сапари, но и других участников заговора. В ответ Лубис потребовал от командующего 7-м Джакартским полком майора Джуро спровоцировать народное восстание в Джакарте, которое послужило бы предлогом для захвата правительства войсками «Силиванги» и красными беретами РПКАД. Командир Киребонского полка Кемаль Идрис, личный враг Сукарно, попытался 11 октября перебросить девять батальонов полка в Джакарту, но вынужден был остановиться, когда его войскам на марше преградили путь силы Богорского полка под командованием подполковника Виранатакусумаха, перешедшего на сторону центральной власти. До стрельбы не дошло. 16 октября Идрис снова попытался собрать войска, но безрезультатно, а на следующий день, командующий «Силиванги» полковник Супраяджи освободил Идриса, а заодно и командира 11 полка майора Суварто от занимаемой должности. 20 октября генерал-майор Насутион собрал конференцию старших офицеров для рассмотрения сложившей ситуации. Командующий согласился распустить непопулярный комитет для расследования коррупции в армии. 7 ноября Насутион вызвал Лубиса для дачи объяснений, а после того как Лубис ёмко и доходчиво объяснил, где он видел Насутиона и его приятеля Суброто, командующий отдал приказ о его аресте, хотя и не стал принимать немедленных мер, дав мятежному полковнику время удрать. Причиной проявленной пассивности было желание Насутиона разрешить кризис мирным путем. Крови в это раз удалось избежать, хотя Насутион и предпринял усилия по очистке армии от сторонников Лубиса. Было заменено большинство офицеров в штаб-квартире армии, полковник Ахмад Яни стал новым начальником оперативного отдела, полковник Ибну Сутово начальником административного отдела, полковник Мохаммед Джамбек — финансового и связей с общественностью. Джамбек был набожным мусульманином и яростным антикоммунистом. Насутион надеялся, что он поможет в переговорах с офицерами-сепаратистами на родной Суматре, но вместо этого Джамбек переметнулся к повстанцам. 28 ноября 1956-го премьер-министр Али Састроамиджойо, обвинил полковника Лубиса в государственной измене, выдал ордер на его арест и лишил всех званий. 30 ноября Лубис бежал на Суматру, под крылышко к своему корешу Симболону, с которым стал мутить новый мятеж.

Следующим шагом, на пути от партикуляризма к сепаратизму стало антиправительственное движение на острове Суматра, северном владении Республики и втором по размерам после Борнео. Суматра, начиная с 52-го года служила прибежищем для всех недовольных действиями центрального правительства, так же здесь действовали радикальные группировки фанатиков из экстремистской организации Даруль Ислам (Исламское Государство Индонезия) и сепаратистов, выступавших за независимость бывшего султаната Ачех, на северной оконечности острова, под руководством Дауда Беуреу. Несколько лет боевые действия на Суматре носило вялотекущий характер, фанатики-исмаилиты бегали по своим фанатичным делам, ачехцы больше мечтали о независимости, чем готовы были сражаться за нее, а местным военным было немного не до того, их самих нехило колбасило происходящими в армии военными реформами.

ЗООПАРК С СУМАТРЫ

К концу 1956-го года фокус беспорядков переместился на внешние острова, где квази-независимые региональные командиры видели победу Насутиона на Лубисом и последующую чистку как угрозу их собственным интересам. Провинциальные чиновники и местные командиры возражали против дискриминационной экономической и административной политики Джакарты и все более левеющей политики Сукарно. Примерно три четверти иностранной валюты правительства были получены от экспорта внешних островов, главным образом нефти, минералов, резины и копры. Структурный дисбаланс между политически доминирующей, но экономически слабой Явой и политическими маргиналами, богатыми экспортными ресурсами внешними островами вызывал все большее недовольство. Антипатия к Джакарте была особенно высока в Ачехе, на Западной Суматре, Западной Яве, Южном Борнео и Сулавеси, наиболее стойких исламских областях. К 1955-му году раздутые государственные расходы и безрассудная политика в отношении импорта увеличили государственный долг более чем в три раза, истощили иностранные резервы и привели к падению индонезийской валюты. Местные цены выросли более чем на 50% только за полтора года. При этом Суматра, насчитывая около двенадцати миллионов жителей из девяноста, приносила более 70% валютных доходов государства, в основном за счет нефтяных месторождений Пеканбару. Большое несоответствие между официальным и рыночным обменным курсом делало выгодной контрабанду рупии из Сингапура, где процветал большой спекулятивный рынок. Как убежище для контрабандистов всех мастей, Сингапур и его китайские торговцы наживались на всех сторонах бартерной торговли. Это вызывало возмущение как политиков, так и простых индонезийцев, и порождало ненависть и к «капиталистическим китайским кровососам» в Сингапуре и ассоциации мелких китайских торговцев в самой Индонезии. Эта враждебность сильно испортила двухсторонние отношения между Джакартой и островным городом-государством и усугубила антикитайские беспорядки на Яве. Контрабанда была реальной угрозой национальному единству, она лишала центр доходов и давала широкие возможности островным диссидентам, использовавшими ее не только для обогащения, но и наработки политического авторитета в глазах подчиненных и местного населения. Региональные командующие не гнушались лично разрабатывать крупномасштабные «операции» по контрабанде копры и других товаров для финансирования своих войск. При этом они практически в открытую «крышевали» местный бартерный бизнес, защищая его от правительственных торговых агентств. Только в Биттуне на Северном Сулавеси всего за три месяца 1956-го года, по меньшей мере шесть иностранных грузовых кораблей прибыли в недавно открывшийся глубоководный порт, доставив рис, автомобили, машины и товары народного потребления в обмен на 100 тысяч тонн копры, четверть ежегодного производства в регионе.

Первым терпение лопнуло у бывших командиров 9-й революционной дивизии «Бантенг», распущенной Насутионом в рамках программы рационализации армии ещё в 1948-м, а остаточные элементы сведены в 4-й пехотный полк под командой подполковника Ахмада Хусейна. Хусейн, заручившись поддержкой бывших командиров дивизии полковников Исмаила Ленга и Дахлана Джамбека собрал в конце ноября в Паданге встречу ветеранов дивизии, в число которых входили видные местные предприниматели и политики. Ветераны были недовольны политикой центрального правительства и военными реформами, а также отставкой премьер-министр Хатта, вместе со своим кабинетом. Хатта был по происхождению суматранцем, местные полагали его своим и связывали с Хаттой большие надежды и вдруг на тебе. Такого беспредела со стороны яванцев суматранцы не выдержали. 20 декабря 1956 года подполковник Хусейн и старшие офицеры-ветераны сформировали так называемый Диван «Benteng» (Совет Быка), назначив старшим по тарелочкам самого Ахмада Хусейна. В Совет кроме армейских офицеров вошли такие уважаемые люди, как начальник полиции центральной Суматры, и начальник полиции Паданга, главы районов и мэры городов. Совет объявил об отстранении власти губернатора центральной Суматры Рослана Моэльхарджо и других проджакартски настроенных чиновников и временном переходе власти в центральной Суматре в руки военных до разрешения политического кризиса в Джакарте. Чуть позже к ним присоединился полковник Малудин Симболон, командовавший войсками на севере Суматры, правда, обиженный на Насутиона (он сам метил на его место) и окончательно разочарованный отставкой Хатты, Симболон пошёл ещё дальше, собрал из ветеранов революционной дивизии «Gajah» свой собственный Диван «Gajah» (Совет Слона) и 22 декабря объявил с него о полном разрыве с «явацентристским» правительством, пока не будет сформирован новый «добропорядочный и честный» кабинет министров, а Хатта не будет восстановлен в должности вице-президента.

Обескураженные таким поворотом дел, власти в Джакарте решили прибегнуть к тонкому хирургическому вмешательству. Для начала сняли с должности Симболона, передав полномочия регионального командующего подполковнику Джамину Гинтингу, начальнику штаба при Симболоне, но помогло слабо. Симболон, как и Гинтинг был местным, батакским христианином, пользовавшимся широкой поддержкой населения и никто из них не мог взять верх без резни и кровопролития. Гинтинг, хоть и был сторонником Сукарно, однако вовсе не торопился выступать против старого шефа, пока его собственные офицеры, командир 2-го пехотного полка Абдула Макмур и командира гарнизона Медана Соэджи Арто не решили поторопить потерявшего ориентиры начальника и взять вопрос в свои руки. В ходе комбинированной операции в ночь с 26 на 27 декабря 1956-го года, войска Макмура и Арто на пинках вынесли Симболона и его сторонников из Медана. На следующий день Гинтинг под давлением своих офицеров опубликовал коммюнике, в котором сообщил, что все хорошо, и он принял командование. Тем временем в Центре решили подкрепить малодушного Гинтинга и провести спецоперацию. 28-го декабря, на Медан был выброшен парашютный десант бойцов РПКАД, на самолете С-47 «Дакота». Операция удалась на славу. По неопытности летчиков десант был выброшен слишком низко, тринадцать из тридцати парашютистов напрочь отказались покидать пепелац, при посадке один смелый десантник убился насмерть, полтора десятка переломали ноги, однако эффект оказался любопытным. Не ожидавший от Джакарты такой прыти Симболон, вместе с тремя сотнями принявших его сторону солдат-христиан из 132-го батальона, удрал ещё дальше в горы к озеру Тоба, где соединился с силами 3-го полка Тоба, который также в основном состоял из христиан-протестантов. В конечном счете, зажатые с севера лоялистами, войска Симболона ушли на юг в Паданг, где соединились с бунтовщиками из Совета Быка. В качестве своего личного представителя Насутион направил в Медан бригадного генерала Джатикусумо, усилив его яванскими подкреплениями.

Десант пошёл

Тем временем на юге Суматры несколько выжидательную позицию поначалу занял подполковник Барлиан, потихоньку собравший в январе Совет «Garuda» (ездовая птичка бога Вишну и ещё одна ррреволюционная героическая дивизия), но не спешивший с заявлениями. Это известие вызвало новый приступ паники в официальной Джакарте, поскольку месторождения и нефтеперерабатывающие заводы вблизи города Пеканбару, столицы южной Суматры, принадлежавшие британским компаниям «Shell Oil» и «American Stanvac», а также американской «Caltex» приносили 30% всех валютных поступлений в бюджет. Поначалу Насутион пытался снова разрядить кризис мирными методами, проводя личные встречи, рассылая эмиссаров с призывами, раздавая обещания и суля выгоды. Лидерам центральной Суматры на «укрепление местного бюджета» пообещали 150 млн. рупий (1,2 млн. долларов), лидерам южной 370 млн. рупий (3 млн. долларов). Центральное правительство со своей стороны клятвенно обещалось ускорить меры административной и налоговой децентрализации, увеличить число провинций, объем общественных и социальных работ в неблагополучных регионах. Но поезд уже ушел.

Выдержки у Барлиана хватило до марта 1957-го года, когда к суматранцам присоединились военные с другой оконечности Индонезии — острова Сулавеси, объявив 2 марта 1957-го о создании собственной независимой организации «Перместа». Ободренный поддержкой, и подначиваемый коллегами с севера, 9-го марта Барлиан низложил губернатора Южной Суматры и решительно взял всю власть в свои руки. Джакарта и тут попыталась решить дело кавалерийским наскоком, но снова просчиталась. 13 марта 1957-го рота «А» полка РПКАД под командой лейтенанта Бенни Мурдани была выброшена в районе города Палембанг, где дислоцировался штаб южных бунтовщиков, но здесь правительственные войска постигло очередное разочарование. Военное командование не приняло во внимание, что вокруг города размещено значительное количество нефтеперерабатывающих предприятий, которые Барлиан мамой поклялся взорвать к чертовой бабушке, если те не уберутся, а из Паданга на помощь южанам направили три батальона подкреплений. В итоге затянувшиеся переговоры ни к чему не привели и через три недели десантники отбыли восвояси. Таким образом весь остров, кроме небольшого анклав в Медане, который удерживал сохранивший лояльность Гинтинг и присматривающий за ним Джатикусумо, перешел в руки сепаратистов.

Если не считать неудачного покушения на Сукарно, осуществленного, как подозревалось, вездесущим бывшим полковником Лубисом — нападавшие кинули несколько гранат в толпу народа, когда Сукарно возвращался из школы Цикини, где учились его старшие дети, но Сукарно не задело, хотя погибло два его помощника, семь детей и ещё около тридцати малышей получили ранения, остаток года прошел в бесплодных переговорах. Стороны вяло переругивались, ища выход из патовой ситуации, гражданская жизнь, авиа и морское сообщение не прерывались. Возможно, в альтернативной истории новая экономическая политика Сукарно могла бы существенно повлиять на мирное урегулирование конфликта, если бы, как обычно, в события не вмешалось одно далёкое государство, которое хоть и граничит то всего с двумя странами, но до прям до всего ему есть дело. В общем, в игру влезло ЦРУ.

Сукарно в школе Цикини

ОПЕРАЦИЯ «АЙК» (HAIK)

Надо сказать, что с американцами у индонезийцев отношения в то время складывались непростые. США в конце 40-х, после мадиунской резни коммунистов, изволили сменить гнев на милость и поддержали Индонезию в ее национально-освободительной борьбе, симпатизировали правым и националистам, оказывали разную военную и денежную помощь. Вместе с тем, Сукарно сотоварищи прекрасно понимали, что за этими действиями стоит совершенно бескорыстное желание США подмять под себя новый рынок сбыта, а также стратегические добывающие отрасли, наложив волосатую монопольную лапу на индонезийскую нефть, каучук, олово и прочие ништяки. В принципе, пока власть в стране сменяли либерально-демократические кабмины, видевшие идеал в западной модели правления и молившиеся по утрам золотому тельцу, такое положение дел всех (ну почти всех) устраивало. Но во второй половине 50-х идиллия сменилась обеспокоенностью, переросшей в панику. Усиление позиций коммунистов в Индонезии стало рассматриваться в США как событие, неразрывно связанное с победой коммунизма в Китае, Северном Вьетнаме и тяжелой Корейской войной, а также установлением лояльных коммунистам режимов в Лаосе, Таиланде и других азиатских странах. Потеря же Индонезии не только окончательно выбивала табуретку из-под стратегии сдерживания коммунизма в Юго-Восточном Регионе, но и фактически блокировала ВМФ США короткий путь в Индийский Океан, который при таких раскладах впору было переименовывать в Красное Море, в буквальном политическом смысле слова. В свете этого Эйзенхауэр и его ближайшие советники склонны были рассматривать ситуацию в паникерских и апокалиптических терминах: