Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
От тёмной глади пруда шёл парок, вплетаясь в волнистые слои тумана, застилавшего всю округу.
— Далек-к-ко мы дунули, — дрожа от холода, сказал улыбчивый мужичок.
— Чего бормочешь? — спросил здоровяк.
— До деревни моей тут уже рукой подать.
— А мне какое дело?
Девушка тоже громко пристукивала зубами. Платье прилипло к телу. Её фигура в платье в облипочку в темноте напоминала силуэт пляжной купальщицы. С телогрейки улыбчивого и летнего плаща здоровяка ручейками сбегала вода с грязью пополам. Здоровяк как будто бы и не продрог, от него даже шёл пар. Он для облегчения перекладывал набухший от сырости чемодачик с деньгами из одной руки в другую.
Громкий треск в кустах и топот копыт заставили беглецов остановиться по щиколотку в воде. Все замерли и напряжённо вслушивались в тишину. Обомлели от страха и чуть не присели в мелкую воду, когда услышали совсем рядом голоса:
— Э-лэй, держи!.. Держи...
Лунный свет выхватил белую лошадь, а через некоторое мгновение перед ними вырисовались очертания трёх всадников. Ближняя фигура на коне, в бесформенной шляпе, набросила верёвку на шею белой лошадки и притянула беглянку к себе.
— Поймал, ромалы!
Луна вышла из-за туч. Все разглядели, что лошадь обротал старый цыган. Лунные блики играли на его серьге, золотых зубах и какой-то металлической бляхе на груди.
Здоровяк со страху крепче прижал к груди чемоданчик и попятился вглубь воды.
— Тпру! — просипел цыган, осаживая испугавшуюся незнакоѓмых людей лошадь. — Эй, кого ещё нелёгкая носит по ночам, когда люди добрые спят?
Беглецы испуганно переглянулись.
— Мы со свадьбы бредём, — находчиво заблажил улыбчивый мужичонка. — Из Антеевки, да заблудили маненько.
Старый цыган кивнул. Вдалеке, если очень уж прислушаться, действительно повизгивала гармошка и ухал басами магнитофон.
— Костёр в овраге вы зажгли?
— Ни боже мой! — перекрестился улыбчивый левой рукой.
Цыган протянул ему кнутовище, мужичок ухватился и первым вышел из топи на сухой берег.
— А людей подозрительных видели?
— В глаза ничего такого подозрительного, да чтоб им, лиходеям!.. Нам бы на дорогу к Осеевке выйти, — задабривал мужичонка елейным тенорком.
Цыган помог ему забраться на свою лошадь. Все кони были без седел. Девушка, забавно шлёпая босыми ногами по воде, подбежала к самому молодому цыганенку, смело задрала подол, ловко закинула ногу на круп и взобралась на коня позади наездника почти без посторонней помощи.
Здоровяк, пыхтя и отдуваясь, попробовал одолеть невысокую, почти как пони, заарканенную цыганом белую лошадёнку, но два раза грузно шлёпался в грязь — мешал чемоданчик в руке. Тогда другой молодой цыган, покрупнее первого, втянул его к себе на лошадь. Здоровяк улёгся толстым животом поперёк крупа и обвис мешком.
Цыгане прицыкнули на лошадей, те ходко зачмокали копытами по мокрому лугу, по шею утопая в молочной пелене тумана. Улыбчивый мужичок, как видно, из местных, то и дело вертел головой, чтобы определиться на местности в тумане. Потом попросил ссадить их посреди луга, который в тумане казался бескрайним.
— Там я тропинку знаю верную, наискосок отсюда быстрее до моей деревни будет.
— Иззябнете, по росе идучи, — сказал старый цыган. — Вон мужик с чемоданом и девка с сумкой совсем босые. Вы особо не торопитесь по ночному делу, — посоветовал он и ткнул кнутовищем куда-то повыше туманной пелены. — Впереди стог прошлогодней соломы будет. В серёдке мы тёплое кубло выгребли для наших, из заблудших, чтоб заночевать когда, если случится. Там и согреетесь после купания. И с рассветом домой потопаете, когда развиднеется. Ну, бывайте!
Некованые лошади бесшумно растаяли в тумане.
* * *
Внутри стога было тепло, как и обещал старый цыган, — солома прела и согревала стог.
— Дела-а-а, — судорожно икнул здоровяк, мацая свой чемоданчик.
— Дела — у прокурора, а твои делишки дрянь! — вдруг прервала молчание девица.
Улыбчивый, сидевший в стогу спина к спине со здоровяком, почувствовал, как тот вздрогнул. Оба в первый раз услышали голос их невольной спутницы. У хрупкой, миловидной девушки был хриплый баритон, как у блатной певички.
— Пересчитай бабки, ты, мордатый, тебе говорю! Пока нет того черта бородатого на коне, — деловито распорядилась девка, сухой соломой растирая мокрые ноги в продранных колготках.
— Как я их тебе в темноте пересчитаю? — окрысился на неё здоровяк. — В мобиле батарея села.
— Да хоть наощупь.
— Наощупь я с тобой бы поиграл, атаманша хренова! — огрызнулся здоровяк.
— Я у тебя кой-что скорей нащупаю — оторву и собакам выброшу, понял? Гони чемодан, сама пересчитаю! У меня мобила живая. Ни одному мужику не верю, все сволочи.
— Э-э, кума! Ты куда звонить надумала? Отберу телефон на фиг!
— Бабу свою дома учи.
Через полчаса в проёме тёплого схрона засерело небо. На лице атаманши можно было явственно различить черные потеки туши — стрелочками от ресниц вниз по щекам. С первыми проблесками зари ещё раз пересчитали деньги — три тысячи сто двадцать пять долларов и двадцать тысяч российских рублей с копейками.
— Делить по понятиям — честно!
— Чего раскомандовалась тут? У меня пистолет между прочим.
— Я с твоим пистолетом в твоих же руках ловчее управлюсь, жлобина. Делай, как я сказала! А то звякну своим пацанам, они тебя в этой соломе и уроют.
Точно поделить на троих не получилось, улыбчивый согласился на чуть меньшую долю.
— А это кому? — здоровяк взял в руки статуэтку американской Свободы.
— Возьми детишкам орехи колоть, — посоветовал улыбчивый.
— У меня пока все зубы целые. Сам возьми свиньям жёлуди толочь.
Здоровяк сопел так громко, что из-за этого даже не было слышно, как у улыбчивого с голодухи бурчало в животе.
— Пора срываться, — сказала атаманша. — А то цыган сюда целый табор головорезов наведёт. Не зря он нас сюда припрятал, чтобы не разбежались
— Не сцы, Маруся.
— Нашёл себе Марусю.
— В Беларуси все Маруси.
Уже так рассвело, что было видно, как оборванная атаманша стаскивала с себя колготки. Из-под сбившегося подола на ляжке мелькнула большая синяя наколка от колена до паха — дракон с девкой на спине. В лихие девяностые татуировки набивали себе на тело только уголовники. Девки делали наколки на ляжках, чтобы под юбкой скрыть позорные отметины.
— Чего пялитесь, как голой бабы никогда не видели? Разбегаться надо.
— Погодим чуток, — сказал улыбчивый. — Нехай туман рассядет, а там по петухам на мою деревню выйдем. Баньку стопим, подзакусим домашненьким. Тебе, красуля, переодеться бы в сухое да приличное. Платьишко твоё совсем изорвалось, будешь разрисованными ляжками светить... Ай, чего там!
Он чуть замялся, затем решительно полез в свою торбу и принялся распаковывать газетные свёртки. Протянул девке кроссовки.
— Не боись — сухие. Я кажную покупочку в полуэтиленовый мешочек пакую, а потом ещё газеткой для верности обернул. Племяннице вёз — размер сходный.
За кроссовками из торбы появилась коробочка с колготками, трусы, майка и спортивное трико.
— Может, и мне кой-чо перепадёт на ноги? — пробасил здоровяк простуженным голосом. — А то босиком в автобус садится не солидно.
— На твой размер ничего с собою нет, — развёл руками улыбчивый. — Я все на бабу да на девчонок своих понакуплял. А ко мне домой зайдём — я тебе старые сапоги отдам.
— Тоже мне ещё — позориться.
— Не хочешь — ходи босой.
Когда меж свёртками промелькнула головка "беленькой", здоровяк чуть слюной не подавился:
— Давай сюда, не жмись!
— Ай-и-ий! — насколько мог в тесноте широко размахнулся мужичок. — Не пропадать же добрым людям. Зато согреемся.
Из мокрой торбы один за другим стали появляться пакеты с магазинной снедью. Здоровяк, урча как кот, впился зубами в полбатона варёной колбасы.
— Ешьте-пейте, не жалейте! — радушно приговаривал улыбчивый. — Я теперь при таких деньжищах.
— Для дурака — так целое богатство, — поддакнул здоровяк.
Девка хмыкнула и приказала:
— Надо все гроши в одно надёжное место перелОжить. Потом снова своё поделим. А то вдруг заглянет кто ненароком.
— Кто? — чуть не подавился здоровяк.
— Да те же пацаны местные, если не цыгане.
— Или пастухи, — подсказал мужичок.
Три пачки денег обернули в пластиковые пакеты, уложили до поры до времени снова в кейс, сделав на каждой мешочке свою пометочку узелками.
Выпили, закусили, согрелись и неожиданно задремали в тепле.
3
Когда уже начали пробовать голос птицы, бандитская рожа цыгана с кудлатой бородой и серьгой в ухе заглянула в проём в стогу:
— Э, бродяги ночные, скоро скотину на луг погонят.
Цыган держал в руках щенка.
— Ваш будет?
— Забирай его себе. Приблудный, — поморщился здоровяк.
Атаманша порылась в своей сумочке и протянула цыгану нераскупоренную бутылку водки.
— Презент!
Цыган в три глотка осушил её из горлышка.
— Дорогу показать?
— Сами знаем, дядя — сказала девка. — Ступай себе по-доброму.
— Дело ваше, — отвёл плутливые глаза цыган, но уходить не торопился.
Спрятал глаза под кустистыми бровями и молча принялся набивать трубку. Беглецы тоже закурили свой подмоченный и кое-как подсушенный табачок. Все трое высунулись из соломы.
— За что тебе медаль навесили, дядя? — спросила атаманша.
— Медаль — что надо.
Старик не пожадничал, а дал каждому рассмотреть свой блестящий амулет. Это была затёртая партизанская настольная медаль ещё с войны с французами.
— На старой панской усадьбе склеп как-то по весне размыло. Ещё при поляках дело было. Мне от деда досталась, а ему от отца его. Заговорённая — ни нож, ни пуля не берет. Кто носит — тому жёны только сыновей приносят.
— Золотая, — попробовал медаль на крепкий зуб здоровяк.
Цыган выбил трубку о каблук, сплюнул и пошёл к стреноженной лошади, хрумкавшей овёс из торбы на морде.
— Падла буду, он все знает, — прошептала атаманша. — По глазам прочитала.
Ей не ответили.
— Мужики называются, тоже мне... — прошипела девка. — Нельзя его отпускать.
— Ты, шкура лагерная, сухой выкрутишься, — огрызнулся здоровяк. — А нам мокреть ни к чему.
Рука атаманши проворно скользнула в карман его плаща.
— Не балуй. Баба с пистолетом хуже обезьяны с гранатой.
В ответ девка молча пнула его коленом в лицо, передернула затвор пистолета, зажав оружие между ног, чтобы не было слышно лязганья металла, и выкатилась из стога.
— Дядь цыган, погодь!.. Поблагодарить надо за все хорошее, — приветливо сказала она, пряча пистолет за спиной.
— Так уже отблагодарила водочкой.
Цыган неторопливо снимал с лошадиной морды торбу с овсом и успел лишь удивлённо вздыбить кустистые брови, когда пуля цвенькнула по золотому медальону на груди. Грузно осел, а потом повалился на землю. Лошадь осторожно переступила тело, потом ткнулась влажными губами в лицо распростёртого на земле хозяина.
Девка шлёпнула её пистолетом по холке:
— Но — пошла!
Лошадь со спутанными ногами, неловко взбрыкивая, скрылась в тумане.
Девка наклонилась над неподвижным телом, всмотрелась в лицо цыгану и вслушалась в его дыхание. Потом сорвала с груди пробитый амулет, сунула в сумочку и вернулась к стогу, откуда на неё испуганно смотрели злосчастные спутники.
— Эй там! Киньте мне чемодан с деньгами, а то постреляю всех, подпалю солому и поджарю вас в ней нахер!
— Эта подпалит... — боязливо подтвердил улыбчивый.
Здоровяк торопливо выбросил ей кейс. Девка переложила деньги и статуэтку в свою сумочку.
— Эй, мужичок деревенский! — она швырнула в сторону стога несколько бумажек. — Держи себе за доброту душевную на разживу по хозяйству. Ты — душа щедрая. На таких мир стоит, а конкретные пацаны с тебя кормятся.
И ходко потопала в новеньких кроссовках к далёкому оврагу, за которым пряталась дорога. Мокрый от росы щенок боязливо тявкнул и нерешительно увязался за ней. Девка так отпихнула его ногой, что тот отлетел далеко в кусты и долго там жалобно скулил.
* * *
Когда она скрылась за кустами, здоровяк с улыбчивым мужичком покинули своё убежище и, где ползком, где украдкой, хоронясь за редкими кустиками, направились вслед за похитительницей. Скошенная отава колола босые ноги здоровяка, пятки посинели от холодной росы. Бедолага морщился, но старался не отстать от бойкого улыбчивого.
Метров за двадцать до оврага они её почти настигли. Но стоило только атаманше навести на них пистолет, как оба преследователя тут же кинулись врассыпную по кустам. Однако оба почти сразу же смело вышли на открытое место и заорали ей дурными голосами, размахивая кто чемоданчиком, кто торбой.
По лугу во весь опор к ним неслись два всадника.
Как ни быстро летела девка на длинных ногах в белых кроссовках, в овраг вся троица скатилась одновременно. Следом за ними кубарем полетел перепуганный щенок.
Два молодых цыгана спешились.
— Выходи — всех передавим, как котят! — кричали они, склонившись над обрывом.
Их слова глухим эхом прокатились по извивам оврага.
Беглецы трусливо забились в чащу кустов. Младший цыганёнок с едва наметившимися усиками спрыгнул вниз и пошёл к ним напролом.
Здоровяк, улыбчивый и атаманша сели на мокрую траву и боязливо прижались друг к другу, как напроказившие школьники. Девка навела на подошедшего цыганёнка пистолет, который прыгал в её дрожащей руке.
— Не сметь, падла русская!
Юноша запросто взялся за длинный ствол, вырвал оружие и отбросил в кусты. Молча обшарил каждого, торбу улыбчивого и кейс здоровяка, вытряс на землю все деньги из дамской сумочки и так неожиданно громко гаркнул, что девка обмочила со страха новые штаны.
— Эла-вээла... брат! Авэла дэ-ла... нашёл
!
Он вытянул из кучи хлама пробитый пулей медальон за шнурок и потряс им над головой, радостно оскалив белоснежные зубы под молодыми чёрными усиками.
— Брат! Батя с ним быстрее на ноги встанет! Пулю-то мы из ребра быстро выковырили.
Бережно завернул находку в тряпицу и упрятал за пазуху. Вытряс деньги из пакетов и раскидал сапогом зелёные и разноцветные бумажки по траве, между делом смазал костлявым кулаком по носу девку и, что-то приговаривая на своём наречии, полез наверх из оврага к лошадям, которых держал под уздцы его старший брат.
* * *
Когда затих стук некованых копыт по скошенной траве, улыбчивый мужичок в мокрой телогрейке нараспашку поднялся на ноги.
— Эх, как пришло, так и ушло — нечего жалеть. С чужой беды не разживёшься.
Перебросил через плечо полупустую торбу и полез из оврага на свет.
Здоровяк засучил штаны, с шумом перешёл ручей, и пустил по течению пустой разбитый кейс. Он тряс головой, размахивал руками, разговаривал сам с собой и поминутно отплёвывался от слюны, которая двумя струйками свисала с уголков рта.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |