Пять Доказательств Небытия Руси Московской

— Он уже мне не начальник, а мой заместитель. Прокололся малость. Погоны срывать не стали, дали дослужить годик до пенсии. Но к делу!

После плотной закуски полковник поднялся и вытащил из кармана-пистончика на поясе связку маленьких ключей. Вставил один ключик в крохотную замочную скважину в аппаратуре и провернул его.

— Всё, дедок! Можешь выкладывать мне откровенно хоть до самого нутра. Я включил систему: "Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу". Генератор видеоаудиопомех на всех частотах.

— А что вы хотите от меня услышать?

— Кто тебе подсказал идею создать эффективный алгоритм построения новейшей государственной идеологии?

— Никто.

— Сам додумался?

— Внутренний бес на ухо нашептал.

— Не злись и не детинься. Будут спрашивать в верхах, так ты возьми и скажи — полковник Терещенко мне алгоритм подсказал.

— Никакого алгоритма я не знаю. Меня, как патриота и поборника независимости страны, интересовали принципы устойчивого развития государства при наличии непрерывных внутренних возмущений (в математическом смысле теории поля) и беспрестанного вмешательства во внутренние дела страны международных неправительственных объединений типа антиглобалистов и русопятов. Поэтому я решил заняться историей родного края.

— С какого перепуга?

— Официальная история нашей страны — напластование благоглупостей и прямой подлости, а я оцениваю прошлое с точки зрения математической логики. Вычерчиваю математические модели.

— Ты и высшая математика? Бред.

— Я мехмат закончил и два года оттрубил по распределению в школе.

— А потом?

— После срочной самогонщиком заделался. Бизнес выгодней, чем служба.

— Знаешь, дед, у нас все службисты так же думают.

Полковник встал и прошёлся туда-сюда, тяжело дыша. Потом сел, настроил телефон на работу в режиме диктофона и сдержанно приказал:

— Рассказывай откровенно всё подряд! Речь идёт о государственной безопасности и о самом святом — сохранении независимости страны. Моей и твоей страны. А то слишком много желающих пристегнуть наши бесплодные земли к своим территориям. Говори, пей и закусывай, чтобы язычок развязался. И генералу не забывай наливать.

— Так он уже готов.

— Тебе это только кажется. Такой скисает только после третьей литры. Подремлет и очухается. Закоренелый алкоголик пьёт по чуть-чуть.

2

— Ну так слушайте дедовы сказки, малята... Моя подноготная вам известна.

— Лично мне — не совсем.

— Начну с моих личных размышлений. Только не перебивайте, а то собьюсь... Население нашей местности пёстрая, как шкура на разноцветной кошке. Давным-давно тут была вотчина какого-то княжича из рюриковичей. Краеведы вам даже покажут четыре краеугольных камня, на которых покоился фундамент его замка. Скорей всего, это был обыкновенный деревянный терем, обнесённый бревенчатым частоколом. Князёк-то наш был не из первых в столбовых книгах, а за польским часом его потомки стали польскими графьями.

— Слишком глубоко копаешь, дед.

— Без этого нельзя, не поймёте. Русичи были не из самых древних обитателей на нашей землице. Историки утверждают, что большинство гидронимов, названий рек и озёр, у нас финские. Но это знают только историки. В народе ни о каких финнах не слыхивали, равно как и о неведомых кельтах. Говорят, ещё балты были субстратом, то есть навозом, на котором возросли русичи. Но в навозе пусть археологи копаются. Тех инородцев до прихода рюриковичей всегда была щепоть малая. Лесные охотники да собиратели — таким бы только прокормиться да выжить кое-как, а не плодиться и размножаться.

Дедок без компании хлопнул ещё одну алюминиевую кружку без закуси.

— Были и другие пришлецы. За городком горделиво красуется богатое татарское кладбище. Памятники с польскими фамилиями, выбитыми русскими буквами золотом по мрамору, а ниже транслитерация арабской вязью. Хотя татар у нас в округе всегда было, как евреев в Биробиджане, — раз, два и обчёлся. Всё потомки лёгкой конницы крымского хана, какую нанимали безвластные польские корольки на деньги, занятные у магнатов и богатых евреев. Без отдачи, разумеется, в лучших традициях польского лыцарства.

— Ты про татар мне не плети.

— С нашим городком до войны с фашистами почти сливалось богатое еврейское местечко-штетль. Еврейское кладбище — красовитая достопримечательность, тоже с мраморными и гранитными надгробиями, но не с позолоченным полумесяцами, а звёздами Давида. К штетлю жались бедные выселки караимов, хотя евреи их совсем не жаловали и за родню не почитали. Но немцы почему-то караимов не геноцидили, хотя те тоже чтили Тору и верили в еврейского бога Яхве. Немцы штетль тот, разумеется, зачистили.

— Ты, дед, подливай себе смело, а евреев оставь в покое. Я пока пропущу. Мне за аппаратурой следить.

— А генерал не обидится?

— Пусть покемарит чуток. Давай дальше!

— Богатое польское кладбище с коваными оградами, фамильными склепами и капличкой стояло особняков от всех. Поляков немного было в наших местах, как и татар. На бесплодной землице только десять-пятнадцать хамских семейств из православных смогут прокормить одного пана-католика, вот и мало панов было. Почва каменистая, песчаная, кислая или загипсованная. На весь урожай от поместья не купишь даже золочёного колеса от парижского экипажа. Панки и подпанки у нас ржаной хлебушек едали. А православные кладбища были бедненькие, без оградок и надгробных камней. Просто холмики с покосившимися трухлявыми крестами. Потом вместо крестов ставили красные звёзды из фанеры или жести.

— Вот же заладил про кладбища! Помирать тебе рано, ты теперь на службе.

— Тутошние православные — потомки подданных князька-рюриковича, какой построил тут деревянный терем за бревенчатым заплотом от врагов. В старое время православная церквушка-завалюшка не вмещала всех верующих по праздникам. Ксёндз дозволял пускать посполитых с хамской вярой в свой роскошный костёл. Только их не сажали за скамьи, потому как хамская вяра дозволяет православным только стоять в храме.

— Нам на православных начхать. Мы с генералом атеисты. Переходи на нынешнее время.

— С приходом свободы и демократии наш городок избавился от москальских заводов, а пригороды — от москальских агрокомплексов. Власти вздумали заманить иностранных туристов музейной завлекаловочкой — самотканые штаны и рубахи-вышиванки, лапти, онучи, соломенные брыли-шляпы, а ещё бревенчатые хаты под соломой. Селянское угощение на сухое горло иностранному туристу в рот не полезет. Вот и дозволяли в этноусадьбах заводить перегонные кубы. Я тоже завёл этноусадьбу, чтобы гнать самогонку у туристов на виду и чтоб ничего мне за это не было.

— Но-но, дед, не увлекайся! Ты нам расскажи, в чём секрет твоего ошеломительного успеха в компьютерной сети. Твои бредни читают каждый день два миллиона. Выкладывай, а то третьей бутылки не получишь.

— Очень просто — мечу в умы не русских по духу, а пишу для транснациональной выруси.

— Для Иванов, не помнящих родства?

— Так точно, тащ полковник! Ну и ладно... Я не против трансов, хоть мне больше по душе тутошние коренники, предки которых выжгли в лесах ляды, взорали пашню, поставили рудни и кузницы да всю жизнь тянули все повинности и тягости, которые возлагала на них любая власть. Кормовая база для властителей — вот доля для коренных русаков.

— Что-то ты увиливаешь, дед. Не пойму, какого ты рода-племени, где родился, где учился? В личном деле точных данных нет.

— А я и сам не знаю. Из малой деревеньки я. Свидетельство о моём рождении сеструха в детские годы порвала и положила себе в галошки вместо стельки, а метрические книги сгорели ещё раньше того в сельсовете со всем архивом. В паспорте отметки о национальности уже не ставят, чтобы евреев не обижать. На кладбище предки мои покоились под красными звёздам — все шли по военной линии. Родни из древних стариков по деревням у меня не осталось, деревень больше нету. Вот и не пойми теперь, какого я роду-племени. И спросить-то не у кого, кто я такой. Хохол, бульбаш или кацап. А может, поляк? Фамилия моя Ковальский. Таким прозвищем кого хошь могут осчастливить, даже у немцев Ковальские есть.

— С такой фамилией мог бы карту поляка взять.

— Поляком нынче быть не модно. Польша в заднице у Европы, а хохлы ещё глубже. Москалей даже ихний Кремль не жалует, всё перед инородцами задницей с кокетливым намёком вертит, а они его за это слишком часто нагибают. Бульбаш вообще побратим ненадёжный. Шкуру вывернул наизнанку — вот он уже и поляк. Через пенёк, как в сказке, перекувырнулся — вот он и русским обернулся.

— Правду скажи, а не верти хвостом.

— На кой мне национальность? Тутошний я. Ничуть не националист, нисколько не транснационал. Пусть трансы живут, как им нравится. Хочет человек сидеть в говне, пусть себе сидит. Ты его не трогай. Чужую волю не ломай. Может, у него мания такая — капрофил он. Ну и пусть своим говном давится в своё удовольствие.

— Так ты безродный приблуда, старик?

— Зато рукастый. Змеевик моего самогонного аппарата на этноусадьбе, какую вы отобрали, сварен из нержавеющих труб толщиной в полтора дюйма. Ты свари-ка трубу из нержавейки попробуй! Она же фыркает искрами. А я сварил собственными руками. Фитинги тоже из нержавейки, что уж там говорить о котлах. Они у меня внутри посеребрённые. Их с фармацевтической фабрики кризисный эффективный управляющий на базу цветмета для продажи вывезти захотел, а я перекупил у грузчиков за жидкую валюту. Выход готового продукта был большой, а затраты нулевые. Один кум врезал меня в газопровод без счётчика. Другой кум кинул мне "соплю" с электромачты ЛЭП-500. Сахар и муку поставлял мне третий кум, который подметает и пылесосит склады райбакалеи. Дело у него серьёзное, потому как сахарная пудра и мучная пыль — штука взрывоопасная. Там даже курить нельзя. Добавь алюминиевой пудры — получится гексаген. А покойная жонка мне с хлебозавода дрожжи килограммами таскала. Ну а мышиного помёту для крепости самогона у меня в хате и так в избытке было. В помёте у мышей яд стрихнин, мой продукт любого с ног свалит.

— Ближе к делу, не петляй.

— После срочной службы у вас в погранцах я на работу в школу не вернулся. Бизнес затянул. Бизнес не обременительный. У меня процесс перегонки спирта полностью автоматизирован. Продукт круглосуточно льётся тихой слезой без моего догляда. Можно заниматься учёными записками. Люблю позабавиться наукой в свободное время. В назидание для грядущих поколений. Компьютером владею. Мог бы и в хакеры податься, очень уж мне языки программирования даются. Но робок я, засвечиваться опасаюсь. Заморский банк, если у него миллион дюбнуть, таких ищеек-аудиторов напустит, что цистернами самогона не откупишься.

— Неужто никто под тебя на районе не подкапывался?

— Попробовали ухватить за болючее место. Меня в спрашивают: "Шинок у колченогого Юдки" — это у тебя с подвохом под скрытый антисемитизм?" — "Завлекалочка для туристов", — отвечаю. — 'У меня на экоусадьбе ностальгические этнотуры для потомков выходцев из зоны осёдлости, а не туры не для тех, кто вздыхает об утраченном крэсах всходних".

— Много таких воздыхателй? — насторожился полковник.

— Полным-полно... У одного прадед в войске пилсудчиков выслужил крест "Виртути милитари", за что его якобы расстреляли, у другого водяную мельницу-развалюху отняли, а самого к стенке поставили за излишнее богацтво, у третьего прадеда в лагере сгноили за то, что вахмистром в царской армии был. По-моему, и сейчас любого старшину при складе можно шлёпнуть по закону, особенно, если у него спирт хранится. "Зачем тебе чучело в ермолке и с пейсами у самогонного аппарата?" — спрашивают. Отвечаю: "У туристов из шляхты нет ломаного злотого в кармане, а у израильского туриста шекели звенят в кошельке'. У меня, почитай, в моём шинке весь Амстердам самогоночки отведал. А Амстердам отличается от Хайфы только тем, что в нём меньше арабов.

— Шовинизмом попахивает, дед.

— Я любую нацию уважаю, но русский я по духу, пусть не по рождению. Меня в Россию не пустят, туда путь открыт только транснационалам, чужестранцам и инородцам.

— Чего так-то?

— В России, как в Бразилии. Там мулатов и метисов чуть ли не в задницу целуют, а чистокровные индейцы или португальцы для властей подозрительные и ненадёжные. Могут свои права на украденныю у них земли и собственность предъявить. Потому я и занялся изучением истории Руси. Вычислил, что центр русскости определяется на пересечении осей Вильня — Одесса и Белосток — Брянск.

— Шутишь, дед!

— А я шутник. Шутки шучу, людей веселю. Людям-то что по душе? Не верят в то, что было на самделе, им бы брехню позаковырестей да поцветастей. Верят в красивую сказку, что предки нынешних монголов в ворота Вены постучались да Русь превратили в улус Монгольской империи. Ещё верят, что в тот самый же час предки нынешних литовцев якобы двинули аж к Чёрному морю, отхватив западнорусские княжества.

— А что на самом деле было?

— Междоусобица среди потомков Рюрикова семени, великая смута на три века. Реки крови не могли залить огни пожарищ, когда брат ходил на брата. А дурням бы всё героическую борьбу с захватчиками расписывать, хоть с гуннами, хоть с литвинами, хоть с монголами. Что ни дурное, то завлекательное. Решил я и свою завлекалочку дурням на забаву подпустить. Прикинулся, что на меня нашло умопомрачен.... простите, озарение.

— Какое? — нахмурил брови полковник.

— Будто бы Руси Московской не было никогда! Такое величайшее историческое открытие я не имел права утаить от современников и тем более потомков. Долго вычерчивал математические модели развития Древней Руси с сердцевиной в Вильне и Киеве, и всякий раз всю стройную картину моих выдумок разрушала некая мнимая составляющая. И наконец я понял — моей математике мешает Русь Московская. Она всем всегда мешала. Тогда сделал софистический выверт в матмоделях, будто бы Руси Московской никогда не было. Дескать выдумка чужеземных путешественников.

— А что в остатке?

— Русь Литовская, Тверская Русь. Новгородская Русь, Полоцкая, Киевская и Галицко-Волынская Руси. А Русь Московская якобы была просто стойбищем дикарей.

— То, что нам надо, дед. Тебя не подняли на смех?

— Математик, пусть даже бывший учитель в сельской школе, всегда побьёт любые возражения историков строгой формальной логикой. Православные в границах величественной Польши — русские со знаком качества. Православные за Вязьмой — не русские, а безродные москали.

— Умничка! Звучит как песня для сердца наших патриотов.

— Придуркам ясно как день — некий семь раз нерусский Рюрик высадился в устье Невы и мечом овладел Ладогой, потом Новгородом, истоками Днепра, Западной Двины и Волги. Подельник Рюрика Олег обманом перерезал властителей Куябы-Киева, иудеев-хазар. Его сын князь русов Игорь выходит в греческие земли Тавриды и сталкивается с Византией. Сын Игоря Святослав Храбрый уничтожает иудейскую Хазарию.