Всех Скорбящих Радосте

— На крестинах младшего, а что?

— А то. Зайди, может, чего увидишь особенного.

Поп Васька был с придурью ещё с военкомата, когда их вместе призвали на срочную службу. После дембеля их дороги разошлись. Васька поступил в медицинский, а он в академию противокосмической обороны. Подполковник Хохлов всё же заглянул в почти всегда пустую церковку посреди военного городка.

Как начальник аналитического отдела обработки телеметрической информации беспилотных летательных аппаратов, Хохлов сразу просчитал ничтожную вероятность попадания его молитвенного обращения в непостижимый центр творения и поэтому не утруждал себя автоматическим бездумным прочтением "Верую", "Отче наш" и "Богородице Дево, радуйся!".

— Тебе сюда, сынок! — указала ему на икону рука почти невидимой в полутьме старушки. — Перед иконой Пресвятой Богородицы "Всех скорбящих Радосте" молятся все обиженные, угнетённые, страждущие, в отчаянии, скорби, в поисках утешения и защиты, при неизлечимых болезнях и прочая и прочая. Помолись и ты.

Ему показалось, что икона подсвечена, но присмотревшись, он заметил, что только эта икона светилась сама по себе среди тёмных ликов других святых.

Хохлов перекрестился неумелой щепотью, и... перед внутренним зрением поплыл текст, как на экране в караоке:

"Всех скорбящих радосте и обидимых заступнице, и алчущих питательнице, странных утешение, обуреваемых пристанище, больных посещение, немощных покрове и заступнице, жезле старости, Мати Бога Вышняго Ты еси, Пречистая, потщися, молимся, спастися рабом Твоим".

Он прочитал текст, едва шевеля губами. Что было дальше, он не помнил...

— И где ж вы так набрались, господин подполковник? — весело и без малейшей нотки осуждения подмигнул ему боец из комендантского взвода. — Вас батька Василий на руках из церкви вынес. Не беспокойтесь — никто не видел, а с женой вы уж сами разбирайтесь, как проспитесь.

Ещё раз подмигнул, нажал кнопку звонка квартиры Хохлова и втолкнул его в раскрывшуюся дверь.

* * *

Под утро Хохлова сорвала с кровати сирена боевой тревоги.

— Ты чего всполошился? — проснулась жена.

— Сирену не слышишь? Где мой "тревожный" чемодан?

— С ума спятил! Тишина вокруг, все ещё спят. Тебе все почудилось спросонку.

Хохлов поднял глаза на жену и заорал визгливым тенорком:

— А... а... а!

На него смотрела жуткая косматая демоница:

— Дьявол дурной, детей разбудишь!

Хохлов опять заорал благим матом, когда из детской выглянули головки чумазых бесенят:

— Ты что, папа?

— Допился до галлюников ваш папа. Говорила же тебе — добром пьянка не кончится.

— Ты права, — взял себя в руки Хохлов, смиряясь с жуткими видениями. — У меня сегодня что-то с головой, наверное.

— Выпей водички, успокойся и снова ложись. Всё будет хорошо.

— Все будет хорошо, — едва сдержал тошноту Хохлов. От жены и детей исходила нечеловеческая вонь. — Да, это лишь плод моего болезненного расстройства, но у меня всё-таки тревожно на душе.

* * *

Он первым пришёл в центре предупреждения вероятного нападения. Приборы контроля, надрываясь, кричали об опасности. Сирена беспрерывно ревела, но её будто бы никто не слышал. Мерцали красные табло с надписью: 'Боевая тревога ?1'. Их никто из дежурных не замечал. Все выражали невозмутимое спокойствие. И пришедшие им на смену офицеры беззаботно болтали о пустяках.

О своём "тревожном" состоянии Хохлов никому на службе не сказал. Он прекрасно помнил судьбу своего подчинённого, блестящего математика, молодого капитана с вечно румяной физиономией. Его комиссовали из армии из-за шизофрении с манией преследования. Хохлов думал, что всё это наговоры гулящей жонки капитана, но, навестив его в госпитале перед самой выпиской, он поразился своей недогадливости и душевной слепоте.

У кровати капитана он пробыл с полчаса, и тот всё это время разговаривал с ним как высокоинтеллектуальная личность с задатками гениальности. Только на прощание он прошептал:

— Господин подполковник, они тут меня задумали одурманить таблетками, чтобы потом зарезать на операционном столе, я точно знаю! Но меня так просто не проведёшь! Я проделал дырочку в одеяле и через неё слежу за медсестрой. А все таблетки отправляю в унитаз.

Поэтому Хохлов и глазом не моргнул на утреннем построении, словно всё вокруг оставалось как и надо. Нужно контролировать себя. Осознавать неадекватность личного восприятия. Главное, не выдать своего временного умопомешательства. Ему мнилось, что на плацу построилась "коробка"-каре жутких демонов вместо офицеров. Причём вонища стояла такая, что душу вон воротило.

— Ты чего, Коля? — спросил его старый седой капитан Быков теперь в виде глазастого малайского демона с горящим языком между острыми клыками. — Перебрал вчера? Потерпи, как вытошнит, так сразу полегчает.

И точно было, отчего сблевать. Генерал явился перед строем в виде дракона с огнедышащей пастью. Хохлов крепился, вспоминая своего капитана-шизофреника, которому тоже всякое мерещилось. Слов, точнее, рыка генерала не было слышно, потому что над военным городком громко ревела тревожная сирена.

— Боевая тревога! — не сдержался Хохлов.

— Очумел после вчерашнего, — одёрнул его седой капитан с демонической рожей. — Приборы контроля молчат.

— Да тревожная сирена орёт и орёт!

— Стой смирно, а то как психа в госпиталь уложат.

3

После построения все разошлись по объектам. Сирена не унималась, но её словно никто и не слышал. Хохлов первым делом кинулся к приборам-сигнализаторам. Все они показывали запредельные уровни опасности вторжения противника. Тревожно мерцали сигнальные лампочки

— Ребята, что показывают индикаторы? — неуверенно спросил он. — Нас уже атаковали? Или мне это только кажется.

— Иди в комнату отдыха и проспись после вчерашнего до обеда на диванчике, пока тебя никто не увидел в таком состоянии. Приборы даже не колышутся, — посоветовал ему крокодил с погонами майора. — Пить надо с умом. А то комиссуют не за выслугу лет, а по инвалидности.

— Вы в зеркало на себя смотрели, ребята? — почти прошептал севшим голосом Хохлов.

— Что мы — барышни — в зеркало глядеться? — пожал плечами седой демон Быков, мельком глянув в зеркало психологического контроля над пультом. Пригладил львиную гриву, почистил когтем кривые клыки и отвернулся как ни в чём не бывало.

— Тогда иду прямиком в госпиталь и признаюсь, что галлюники словил.

* * *

Из госпиталя Хохлов направился прямо в церковь. Три дня беспробудного сна под нейролептиками не изменили его мировосприятия. Вокруг по-прежнему были одни чудища. Сам он себя считал неизлечимо одержимым. Только вот что странно, лишь он отец Василий сохранили свой прежний облик.

— Батька, ты это тоже видишь? — показал Хохлов рукой на отделение солдат-демонов, бредущих с мётлами под мышкой.

— Вирус сработал, — покачал головой поп.

— Только мы с тобой спаслись?

— Тут уж каждый за себя отвечает, — кивнул отец Василий на его ноги.

Хохлов опустил глаза и окаменел — вместо ног в фирменных туфлях он увидел трёхпалые лапы с когтями.

— Это не псориаз у тебя был, Коля. Генная модификация.

— Как тебя понять? За что?

— Души русских предалися злым.

— Злым людям?

— Злым силам.

— Каким образом?

— Министерство образования по велению властей выпускает из школы недоумков. Волны брехни про русскую историю накатываются на нашего безграмотного обывателя из-за границы, а изнутри хлещет через край враньё про русских по заказу министерства культуры и всяческих кинофондов, закручиваясь в бесовертие для промывки мозгов в головах, и без того пустых. Русских переделывают в вырусь, русоненавистников.

— Мы демоны?

— Ну да — чистая вырусь.

— А остальные люди на планете?

— Не печалься о них. За границей есть взрослые мужи и мудрые старцы. Пусть они о своих народах заботятся, а у нас земля обильная и обширная. Нам бы её удержать в здравом уме и трезвом мировосприятии.

— Так за что на нас пала кара господня?

— За предательство.

— Кого русские предали?

— Себя. Это немало для смертного греха.

— За что нас так инопланетяне отделали?

— Зараза вовсе не инопланетная, Коля. Вирус разработали враги исключительно под геном русских. По заказу кремлёвских сидельцев.

— Так они в Кремле ж ни в чём не виноваты, поп Васька!

— Эх, Коля, ты как те сетевые критиканы, жалельщики и плакальщики. Все стонут: ах, Кремль, ах околокремлёвская тусня, опять промахнулись по доброте душевной, сдали позиции. Получили звонкую пощёчину от мелочи пузатой. Снова и снова вражины в кремлёвские морды плюнули, обманули несчастных правителей из-за бесконечной доверчивости властей предержащих. А не думаешь ли ты, Коля, что это плевок не в лицо Кремлю, а в русскую душу?

— Зачем кремлёвским своим своих гнобить?

— Где у тебя свои, Коля? Это в Кремле-то? Там сплошь транснационалы засели.

— Это кто ещё такие?

— Русожоры и русоборцы.

— Скажи, зачем тогда им дурку валять и рядить кремлёвскую охрану в гусарские кивера да на царей и патриархов старых молиться, если они прямые русожоры.

— А потому, что не дураки. Помнят Стеньку Разина и Емельку Пугачёва да ещё добрую сотню вадимов-вожаков, с которыми только воинскими соединениями удалось справиться. Понимают, мы, де, все тут нерусские, полурусские, малорусские и вовсе чисто русские транснационалы, вырусь, одним словом. Каб свою задницу обезопасить от русского бунта, сделаем-ка вид, что денно и нощно печёмся о благе русского народа, да криворукие мы уродились. Всё у нас из рук валится и промашку всякий раз даём по доброте душевной. Потому и предаём русский мир.

— А Родина?

— Родина там, где хранятся в банке твои деньги и купчая на заморский замок с обширными угодьями для твоих потомков.

— Не поверю я, что кремлёвские власти сдали врагу русскую землю. Они же открыто цапаются с замежными странами, отстаивают русские интересы. Нелогично как-то у тебя выходит.

— Всё в Кремле предусмотрели на сто лет вперёд. Хозяева им говорят: мы хотим напрямую доить и грабить русскую землю, а кремлёвцы отвечают: нет, мытарями, сборщиками дани и богатств для вас будем только мы. Вы и так в обиде не останетесь, мы вам почти всё русское добро раздадим, но и к нашим загребущим ручкам кое-что прилипнет.

— А зачем тогда нужны мы, военные на службе, и ракеты наши дальнобойные да гиперзвуковые?

— Чтобы сказать, вот по сю черту наша зона ответственности, тут всё нашенское, транснациональное. Я тут выгребаю и граблю национальное достояние. Раз уж весь мир стоит на понятиях грабителей при чётком договорняке, а мы охотно приняли понятия транснациональных заправил, то грабить русскую землю будем только мы, вырусь и нерусь, и никому не позволим зариться на наше право быть приказчиками у зарубежных хозяев.

— С чего же у Кремля по всему периметру на своих границах ничего не ладится с новыми соседями? Ничего не поучается, сдают позицию за позицией.

— Ошибаешься. Всё у кремлёвских транснационалов ладно получается. Они не безрукие лопухи и не мягкосердечные добрячки, которых вот так запросто облапошить. Они мастера и искусники высшей пробы. Говоришь, промах за промахом, плевок за плевком в харю? Нет, удача за удачей у кремлёвских сидельцев. Победа за победой над русским миром, над русским терпилами за тёмными кулисами.

— Чем же они занимаются за политическими кулисами?

— Выращивают и нежно ублажают паразитов.

— Ну ты, Васька и загнул!

— Нет, ты послушай. Блоха — внешний паразит, но паразит высокомерный, со знаком качества, так блоха сама о себе мнит. У неё любимое словечко — 'мы'. Мы — это я и русский медведь, в нас одна кровь. Ведь блоха пьёт медвежью кровь. 'Мы' неразделимы и не отделимы, но мы медведя поучаем, а ему в наши дела соваться не позволим. Мы по своей воле скачем. Предаём единокровного союзника? Нет, исповедуем многонаправленность и разносторонность. На кого перепрыгнем, у того и кровушки попьём. И снова под защиту толстой медвежьей шубы.

Хохлов покачал головой и усмехнулся.

— Слушай-слушай, Коля! Моль — тоже паразит, но внешний, заграничный. Об общей крови ни словечка не промолвит, мы — разные. Но моль стрижёт медвежью шерсть, согревается в ней и жрёт её. Есть ещё один внешний паразит — пуховая вошь. Неразлучна с медведем, потому что питается нежным пухом на подшёрстке медвежьего меха. Тоже неразлучна с медведем, но считает себя незалежной и выше всякого медведя. Ведь даже если русский медведь станет на задние лапы и вытянется ввысь, пуховая вошь умостится на медвежью макушку и станет выше него.

— Что ты мне про паразитов заладил! Ты ж не санитарный врач, а лечебник.

— На лечебном факультете тоже преподают паразитологию. Вот глист — внутренний паразит, в медвежьей требухе шевелится и соки из медведя высасывает. Но всё равно они на пару — равновеликие с медведем. Все паразиты, внешние и внутренние, очень горделивые и дюже незалежные от тяжёлой медвежьей лапы. Твердят: не относись ко мне как к равному, а почитай меня за высшего, тогда мы останемся друзьями. А вот я как медик считаю, что у русского медведя не может быть друзей-паразитов.

— Почему бы их не вытравить, батька? Дустом присыпать, нафталинчиком притрусить, таблеточками вывести глистогонными.

— Паразиты, внешние и внутренние, кремлёвским сидельцам в помощь для борьбы с русским миром дадены. Те у себя в незалежных волостях давят русских и внутри самой России ножичками и стволами русских терпил запугали до остолбенелости. Русские знают, что от любого судьи вооружённые борцы с угрозой русского возрождения на скамье подсудимых по звонку свыше получат лишь условняк, а то и вовсе их в зале суда на свободу отпустят, зато русскому вкатают десяточку за превышение допустимых мер самообороны.

— Шутишь! На кой это нашим властям?

— А вот зачем! Когда Кремль подчас русской смуты перепугается до кровавого поноса, он пригласит на русскую землю миротворцев быстрого реагирования, как когда-то белогвардейцы. Иноземные захватчики сами на лобовое столкновение с русскими не пойдут. Они лишь нанесут массированный ракетно-авиационный удар по оставшимся русским пространствам. А в качестве пушечного мяса погонят на бойню воинские соединения из отколовшихся и нежалежных по самую макушку волостей былой Великой России. После огневого подавления вооружённого сопротивления великорусских смутьянов нацменские банды будут исполнять обязанности карателей на улицах городов и охранников в концлагерях. Они быстро свой порядочек наведут. Сумеют поделить шкуру неубитого русского медведя и навесить на себя ожерелье из его когтей. А кремлёвские сидельцы так и останутся в высокооплачиваемых приказчиках у заграничных хозяев.

— И что тогда нам останется?

— Останется самая тяжёлая и грязная работа для русского быдла, начальственные кресла для неруси и выруси. Только вот беда — в России восстановилась передача власти прямым потомкам по наследству. Сын сенатора станет сенатором, сын генерала непременно дослужится до генеральских погон. Да с наследственностью как-то у них не заладилось, вырождаются династии слишком быстро. Тот вот изнеженный мажор из золотой молодёжи, та борчиха за права бездетных лесбух, те вон на наркотиках сидят, а эти, упаси Господь, уголовники по мокрушному делу. Никакие МГУ, МГИМО, и высшие школы экономики не дают надёжную и хваткую смену. Отягощённая наследственностью, понимаешь ли. Истерички, не способны не способны держать удар судьбы. Приходится передавать дела по управлению фамильными активами крутым парням из иноземляческих преступных шаек-леек, укоренившихся по всей России.