Всех Скорбящих Радосте

Сергей Михайлович ШВЕДОВ

(Минск, 123smsh@tut.by)

ВСЕХ СКОРБЯЩИХ РАДОСТЕ

фантастическая быль

1

— Ну, теперь они пусть только сунутся, — сказал майор Сковородько, ловко пробегая по клавишам пульта управления. — Тревожная сигнализация замкнута по всему контуру.

— Хрен его знает, — возразил капитан Быков, утирая слёзы после только что выпитого втихаря полстакана спирта, предназначенного для протирки серебряных контактов, — не поймёшь, что они сами по себе такое. Может, и сунутся. Мы не знаем, злые они или добрые, толерантные.

— Задолбали уже ваши инопланетяне и НЛО, — оборвал скрипучим голосом ленивую беседу подполковник Хохлов. — Бесы это, нечистая сила, и хватит облагораживать нечисть наукообразными определениями.

— Ты, Коля, уже всех замудохал своей пустосвятостью, — икнул после чистого спирта капитан Быков, самый младший в команде по званию, но самый старший по возрасту. Седой капитан — редкое явление. В капитанах не засиживаются до седых волос. Особенно пьющие втёмную. Не попал под увольнение за выслугу лет только потому, что был единственный в их исследовательской военной части математик-фундаменталист, а не прикладник. Сейчас таких специалистов вузы больше не готовят, математика ныне не в чести. — Запей втихую на месячишко, тогда тебе чёртики въяве привидятся.

— Да пошли вы все! — снова проскрипел своим нудным голосом подполковник Хохлов. — Это обычный психоинформвирус бесовства.

Капитан, майор и даже солдаты, драившие полы в машинном зале, засмеялись. У подполковника был псориаз. Когда недуг "расцветал" красноватыми пятнами по всему телу, с Хохловым лучше было не заговаривать. Вся кожа у него так и горела и чесалась. От кожного зуда он любой безобидный обмен мнениями превращал в яростный спор.

Специальная служба по предупреждению психогенетической атаки вероятных пришельцев была создана всего год назад. Система раннего предупреждения не позволила бы даже метеориту величиной с кулак прошмыгнуть незаметно мимо чутких приборов, что уж тут говорить про контейнеры с биологическим оружием массового поражения. Расставленные по круговым орбитам и всей планете измерительные пункты отслеживают любую, пусть даже самую незначительную опасность вторжения чуждой генной модификации для каждого человека, попавшего под мониторинг. Служба глобального контроля непрерывно анализировала данные датчиков по всему миру. Цифры показаний оставались стабильными. Уровень угрозы — нулевой. Инопланетного вирусного вторжения до сих пор не зафиксировали.

* * *

Всего год назад этой службы не было. Всё закрутилось, когда поступило разведсообщение, что вот-вот должна начаться генная атака с применением психогенетического оружия со стороны неизвестного инопланетного агрессора. Разведка раскрыла, что самый вероятный противник нашей вступил в прямой контакт с инопланетной цивилизацией и теперь располагает психосоциогенетическим оружием и, возможно, неизвестными ещё средствами доставки.

— Что за высокозаумная ахинея? — брезгливо отмёл генерал от себя бумажку с текстом. — Каким концом стыкуются друг с другом психология и генетика? Обычная дезинформация. Вы мне ещё колдуна к вам в штат зачислите.

— Ваше превосходительство! Психосоциогенетическое оружие — это образное выражение. Своего рода броский ярлычок для привлечения внимания к проблеме, не более того. В результате психогенетической атаки происходит изменение генетического кода человека незаметно для его психики. Человек превращается в неизвестное науке существо, но сам того не замечает.

— Ну и пусть себе превращается, если это не приводит к потере боеспособности. Ничего не болит — солдат здоров и готов к строевой службе без ограничений.

— С утилитарной точки зрения, такое допустимо. Какая для беса разница в каком ты теле? Лишь бы твоё сознание персонифицировало тебя в рамках прежней личности. Но с учётом вероятности перехода наших людей на сторону предполагаемого противника...

— Не крути быку хвоста, что там страшного?

— Поразить живую силу противника, набранную из психогенетических модулянтов, невозможно.

— Бессмертные они, что ли?

— Точно не известно, но они не боятся радиации, поражения огнестрельным, химическим и бактериологическим оружием. Короче, в воде не тонут, в огне не горят. Непобедимые агрессоры. То есть неуязвимые.

— Почему?

— По результатам исследования их математической модели, представленной капитаном Быковым, в строении модифицированных тканей происходят изменения на молекулярном уровне. На выходе это уже не земное существа. Иная форма жизни, вовсе не белковая, как предполагают наши специалисты.

— Что значит — предполагают? Гадают на кофейной гуще... С современной техникой они не могут провести молекулярный анализ!

— В том-то и дело, что здесь в термине прячется "психо". Деформированная человеческая психика не воспринимает информацию о модифицированной материи.

— Но есть же приборы!

— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, приборы — продолжения и дополнения наших органов чувств. Они выдают нам ту информацию, которую мы в состоянии воспринять, понять, почувствовать, ощутить, в конце концов. Проще говоря, человек видит только то, что привык видеть. А тут совершенно иная физическая природа тела.

— Ты мне ещё расскажи про торсионные поля с отрицательным спином, астральные тела и прочую хреноматистику.

Генерал, который был по совместительству научным руководителем этой научно-исследовательской части, скривился. Сам генерал, сын и внук генерала, потомственный военный, он любил приговаривать: "Я для вас не доктор наук, а прежде всего боевой командир. Солдатская косточка". У него был и "дембельский альбом", где на первой странице прикреплена настоящая шпора кавалериста — на память о кадетском корпусе. Он носил лихие кавалерийские усы и сожалел, что из аксессуаров парадной военной формы изъяли ношение шашки. В служебной карьере генерал последовательно прошёл все военные звания, за исключением ефрейтора. А может, и был ефрейтором, только в этом не признавался, потому что "лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора", как шутят солдаты. А ещё генерал любил выговаривать подчинённым:

— Я не интеллектуальный, а функционально грамотный. Решу любую поставленную передо мной задачу повышенной сложности, если мне зададут алгоритм. И ни шагу в сторону. Никакой эвристики, никакой хреноматистики. И от вас требую в первую очередь воинской дисциплины, а уж только потом неординарных оперативно-тактических решений. Стратегия — прерогатива верховного главнокомандующего и генерального штаба. Поэтому я не жду от офицеров вверенного мне Главного научно-исследовательского управления министерства обороны эпохальных открытий, а только решения конкретных оперативных задач.

Уже тогда, у генерала "на ковре", подполковник Хохлов впервые ощутил нестерпимый зуд по всему телу из-за зарождавшегося псориаза. Зуд порождал беспричинную злобу. Казалось, ему бы стало легче, если бы он разодрал в кровь эту лощёную генеральскую морду, а заодно и свою зудящую шкуру. Но он только тихо возразил:

— Ваше превосходительство господин генерал-лейтенант! По моему личному мнению...

— Я плевал на твоё личное мнение и тебя самого! У солдата-воина не может быть личного мнения, а только соображения, как лучше выполнить приказ командира. Докладывай конкретную обстановку без собственных комментариев.

— Есть! — нескладно прищёлкнул каблуками этот кабинетный подполковник. — Мы не учли в исследовательских разработках ещё и слово "социо".

— Чего ты там темнишь?

— Источник разведывательной информации определил грядущую угрозу под термином "психосоциогенетическая модификация".

— Ну и что это значит? Только без эзотерики и прочей хреноматистики.

— Возможно, мы столкнулись с психогенетическим оружием отложенного действия. Для его активации нужно развить в человеке неуёмную алчность и зависть, подстегнуть неодолимую тягу к всегдашнему первенствованию, а личный эгоизм довести до эгоцентризма.

— Ты сам-то понял, что сказал?

— Понял. Никакой атаки биологическим оружием со стороны вероятного противника не будет. Предполагаемый психоинформвирус в латентной фазе существует в человеке ещё с момента грехопадения.

— Адама и Еву помянул? Да я тебя!

— Простите, генерал...

— Для кого генерал, а для кого ваше превосходительство.

— Виноват, ваше превосходительство. Моя гипотеза сводится к тому, что Адам и Ева были инфицированы от змея.

— Я тебя вышвырну из рядов вооружённых сил без пенсии за выслугу лет! Ты мне ещё со Священной истории начни.

— Вот это вы верно подметили. С неё и следовало бы начать. Дело в том, что во времена первохристианства люди получали в ходе литургии с причастием неизвестную нам прививку против воздействия безличных сил. Отсюда и чудеса животворящие, невероятный взлёт духовности, предохранявшей человечество от бесовского наваждения.

— Наука пока ещё не описывала категории живых человеческих существ, имеющих ангельские крылышки, — едко срезал Хохлова генерал.

— Потому-то и не знает их наука, что кто-то особо заинтересованный заставил нас забыть об опасности вторжения "воздушного воинства", безличных сил или попросту демонов. Современные корректировки Священного писания в духе толерантности и веротерпимости выхолостили защитную цель христианства. Толерантность к перверсиям, отказ от порицания пороков, сексуальная вседозволенность и допустимость даже "смертных" грехов активировали дремлющий в нас вирус бесовства.

— Ну и что предлагает ваша исследовательская команда? — небрежно бросил генерал, всем своим видом демонстрируя, что ни в грош не ставит рассуждения подполковника.

— В корне изменить цивилизованные подходы и вернуться к принципам строгой нравственности, изложенным в Священном писании.

— Церковное мракобесие возродить? Вернуть семейные ценности прошлого и домострой? Нет уж! Никто не позволит поворотить прогресс вспять. Если уж на то пошло и твоя гипотеза оправдается, придам вам в подразделение военных медиков, спецов по разработке боевых вирусов. Будете с ними искать вакцину против этого вашего психогенетического вируса. Изучите его природу и обеспечьте надёжное противоядие.

— Невозможно изучать то, что не поддаётся современным научным методам исследования. Гораздо продуктивней вернуться к изучениям древних религиозных практик.

— Шамана с бубном пригласим?

— Я не говорю про волхвов, нужно вернуть практики первых веков христианства.

— Нет больше христианства, понятно? Есть единое экуменическое веротерпимое учение для всех и каждого. Учат вас, учат, а толку никакого!

— В принципе, нас не тому учат. Вместо утилитарных достижений европейской либеральной демократии, западной науки и техники лучше бы нас истории великих княжений на Руси учили. Истории русской церкви и всего тысячелетнего периода до крещения Руси, товарищ генерал.

— Ах, я тебе ещё и "товарищ", коммуняка скрытая. Гусь свинье не товарищ!

— А я гусь не гордый.

— В сапоги загоню!

Это означало, что Хохлова на целый месяц пошлют в наряд на дежурство, в сапогах и под портупеей с кобурой сидеть 'на тумбочке' при телефоне. Или ходи себе по военному городку с повязкой 'Патруль' на рукаве и двумя бойцами-срочниками по бокам.

Сапог в их подразделении не знали. Сапоги надевали только в наряд. На каждый день офицеры носили форменные туфли под брюками навыпуск. Поэтому служаки их научно-исследовательской части НИЧ-345786 были больше похожи на офисных менеджеров, чем на боевых командиров.

2

В медсанчасти подразделения раздавался такой хохот, какой можно услышать только на представлении знаменитого комика-хохмача. Молоденький лейтенант в одной майке и брюках грохнулся в обморок, когда ему укололи под лопатку шприцем с новейшей антивирусной вакциной. Для контрольного испытания боевой защиты против вирусной атаки это было настоящее ЧП. Микробиологи всполошились до истерики, но седой "вечнокапитан" Быков вмиг утихомирил всех:

— Да пацан просто одного вида крови боится. Он всякий раз сознание теряет, когда кровь из пальца берут для анализа. Так что, господа военврачи-вирусологи, продолжайте испытания.

Подполковник Хохлов выждал время, когда массовая вакцинация закончится, и только тогда подставил свои "расцветшие" псориазом лопатки под инъекционную иглу.

— Это у вас всегда? — испуганно спросила медсестричка.

— Нет, только весной и осенью.

— Почти у всех видела лёгкие кожные высыпания, но они быстро проходили. У вас исключительный случай. Чем лечитесь?

— Лечился укусами горных пчёл.

— А почему прекратили?

— Разве в составе России остались Кавказ, Урал и Алтай? Нет у нас больше гор. И нечего пялиться на меня, кукла с глазами. На денежное довольствие офицера по заграничным горным курортам не помотаешься.

— Зато теперь в мини-России гораздо легче контролировать общественное здоровье и санитарное благополучие населения. Скоро все в стране будут поголовно привиты от психогенетической инфекции.

— А толку-то, — вздохнул подполковник.

* * *

— Ну что, батька Васька? — сказал Хохлов гарнизонному священнику отцу Василию, присаживаясь к нему на скамеечку перед клумбой у церкви.

— Да все по попущению Господню и грехам нашим, — ответствовал отец Василий, его приятель ещё по срочной службе. — А у тебя что, Коля?

— А у меня дембель на горизонте.

— За что?

— Не верю я ни в какую противовирусную вакцину. Вирус в нас сидит от рождения и активируется.

— По грехам нашим, — повторил поп.

— Точно.

— Но человек предполагает, а Господь располагает.

— Ты всё ещё надеешься, что пронесёт, Вася?

— Всё в руце Божией, — уклончиво ответил поп.

— Брось, Вася. Спасения нет. Сказал же, не верю я в вакцину.

— В Бога надо веровать. Всё уже просчитано за нас. Чему быть, тому не миновать.

Отец Василий, бывший майор медицинской службы, вот уже пять лет как был в запасе, а подполковнику Хохлову только через месяц предстояло лечь в госпиталь для освидетельствования на предмет возможности дальнейшего прохождения военной службы. Поп незаметно отодвинулся от него на скамейке.

— Чего ты от меня шарахаешься? Меня уже вакцинировали. Я теперь иммунный против инопланетной заразы.

— Каждый сам спасается, за себя ответ перед Господом держит.

— Хороший ответ для попа соборной и православной церкви, Вася. Ты что, в экуменисты перекрестился? У тех бедность и нищета — наказание за неверие.

— Ты меня не чести, Коля, а на грехи свои посмотри. А лучше на самого себя в зеркало глянь.

— Ты на что намекаешь? Псориаз на лицо перешёл?

— Отметины на тебе, Коля. Да и на всех нас, грешных.

— И что делать, батька ты наш?

— Покаяться перед иконой "Всех скорбящих радосте" и вымолить спасение.

— А где она у тебя в церкви висит?

— Не скажу. Пусть тебе сердце подскажет. Ты-то сам когда в последний раз в церковь заглядывал?

— На крестинах младшего, а что?

— А то. Зайди, может, чего увидишь особенного.

Поп Васька был с придурью ещё с военкомата, когда их вместе призвали на срочную службу. После дембеля их дороги разошлись. Васька поступил в медицинский, а он в академию противокосмической обороны. Подполковник Хохлов всё же заглянул в почти всегда пустую церковку посреди военного городка.

Как начальник аналитического отдела обработки телеметрической информации беспилотных летательных аппаратов, Хохлов сразу просчитал ничтожную вероятность попадания его молитвенного обращения в непостижимый центр творения и поэтому не утруждал себя автоматическим бездумным прочтением "Верую", "Отче наш" и "Богородице Дево, радуйся!".

— Тебе сюда, сынок! — указала ему на икону рука почти невидимой в полутьме старушки. — Перед иконой Пресвятой Богородицы "Всех скорбящих Радосте" молятся все обиженные, угнетённые, страждущие, в отчаянии, скорби, в поисках утешения и защиты, при неизлечимых болезнях и прочая и прочая. Помолись и ты.

Ему показалось, что икона подсвечена, но присмотревшись, он заметил, что только эта икона светилась сама по себе среди тёмных ликов других святых.

Хохлов перекрестился неумелой щепотью, и... перед внутренним зрением поплыл текст, как на экране в караоке:

"Всех скорбящих радосте и обидимых заступнице, и алчущих питательнице, странных утешение, обуреваемых пристанище, больных посещение, немощных покрове и заступнице, жезле старости, Мати Бога Вышняго Ты еси, Пречистая, потщися, молимся, спастися рабом Твоим".

Он прочитал текст, едва шевеля губами. Что было дальше, он не помнил...

— И где ж вы так набрались, господин подполковник? — весело и без малейшей нотки осуждения подмигнул ему боец из комендантского взвода. — Вас батька Василий на руках из церкви вынес. Не беспокойтесь — никто не видел, а с женой вы уж сами разбирайтесь, как проспитесь.

Ещё раз подмигнул, нажал кнопку звонка квартиры Хохлова и втолкнул его в раскрывшуюся дверь.

* * *

Под утро Хохлова сорвала с кровати сирена боевой тревоги.

— Ты чего всполошился? — проснулась жена.

— Сирену не слышишь? Где мой "тревожный" чемодан?

— С ума спятил! Тишина вокруг, все ещё спят. Тебе все почудилось спросонку.

Хохлов поднял глаза на жену и заорал визгливым тенорком:

— А... а... а!

На него смотрела жуткая косматая демоница:

— Дьявол дурной, детей разбудишь!

Хохлов опять заорал благим матом, когда из детской выглянули головки чумазых бесенят:

— Ты что, папа?

— Допился до галлюников ваш папа. Говорила же тебе — добром пьянка не кончится.

— Ты права, — взял себя в руки Хохлов, смиряясь с жуткими видениями. — У меня сегодня что-то с головой, наверное.

— Выпей водички, успокойся и снова ложись. Всё будет хорошо.

— Все будет хорошо, — едва сдержал тошноту Хохлов. От жены и детей исходила нечеловеческая вонь. — Да, это лишь плод моего болезненного расстройства, но у меня всё-таки тревожно на душе.

* * *

Он первым пришёл в центре предупреждения вероятного нападения. Приборы контроля, надрываясь, кричали об опасности. Сирена беспрерывно ревела, но её будто бы никто не слышал. Мерцали красные табло с надписью: 'Боевая тревога ?1'. Их никто из дежурных не замечал. Все выражали невозмутимое спокойствие. И пришедшие им на смену офицеры беззаботно болтали о пустяках.

О своём "тревожном" состоянии Хохлов никому на службе не сказал. Он прекрасно помнил судьбу своего подчинённого, блестящего математика, молодого капитана с вечно румяной физиономией. Его комиссовали из армии из-за шизофрении с манией преследования. Хохлов думал, что всё это наговоры гулящей жонки капитана, но, навестив его в госпитале перед самой выпиской, он поразился своей недогадливости и душевной слепоте.

У кровати капитана он пробыл с полчаса, и тот всё это время разговаривал с ним как высокоинтеллектуальная личность с задатками гениальности. Только на прощание он прошептал:

— Господин подполковник, они тут меня задумали одурманить таблетками, чтобы потом зарезать на операционном столе, я точно знаю! Но меня так просто не проведёшь! Я проделал дырочку в одеяле и через неё слежу за медсестрой. А все таблетки отправляю в унитаз.

Поэтому Хохлов и глазом не моргнул на утреннем построении, словно всё вокруг оставалось как и надо. Нужно контролировать себя. Осознавать неадекватность личного восприятия. Главное, не выдать своего временного умопомешательства. Ему мнилось, что на плацу построилась "коробка"-каре жутких демонов вместо офицеров. Причём вонища стояла такая, что душу вон воротило.

— Ты чего, Коля? — спросил его старый седой капитан Быков теперь в виде глазастого малайского демона с горящим языком между острыми клыками. — Перебрал вчера? Потерпи, как вытошнит, так сразу полегчает.

И точно было, отчего сблевать. Генерал явился перед строем в виде дракона с огнедышащей пастью. Хохлов крепился, вспоминая своего капитана-шизофреника, которому тоже всякое мерещилось. Слов, точнее, рыка генерала не было слышно, потому что над военным городком громко ревела тревожная сирена.

— Боевая тревога! — не сдержался Хохлов.

— Очумел после вчерашнего, — одёрнул его седой капитан с демонической рожей. — Приборы контроля молчат.

— Да тревожная сирена орёт и орёт!

— Стой смирно, а то как психа в госпиталь уложат.

3

После построения все разошлись по объектам. Сирена не унималась, но её словно никто и не слышал. Хохлов первым делом кинулся к приборам-сигнализаторам. Все они показывали запредельные уровни опасности вторжения противника. Тревожно мерцали сигнальные лампочки

— Ребята, что показывают индикаторы? — неуверенно спросил он. — Нас уже атаковали? Или мне это только кажется.

— Иди в комнату отдыха и проспись после вчерашнего до обеда на диванчике, пока тебя никто не увидел в таком состоянии. Приборы даже не колышутся, — посоветовал ему крокодил с погонами майора. — Пить надо с умом. А то комиссуют не за выслугу лет, а по инвалидности.

— Вы в зеркало на себя смотрели, ребята? — почти прошептал севшим голосом Хохлов.

— Что мы — барышни — в зеркало глядеться? — пожал плечами седой демон Быков, мельком глянув в зеркало психологического контроля над пультом. Пригладил львиную гриву, почистил когтем кривые клыки и отвернулся как ни в чём не бывало.

— Тогда иду прямиком в госпиталь и признаюсь, что галлюники словил.

* * *

Из госпиталя Хохлов направился прямо в церковь. Три дня беспробудного сна под нейролептиками не изменили его мировосприятия. Вокруг по-прежнему были одни чудища. Сам он себя считал неизлечимо одержимым. Только вот что странно, лишь он отец Василий сохранили свой прежний облик.

— Батька, ты это тоже видишь? — показал Хохлов рукой на отделение солдат-демонов, бредущих с мётлами под мышкой.

— Вирус сработал, — покачал головой поп.

— Только мы с тобой спаслись?

— Тут уж каждый за себя отвечает, — кивнул отец Василий на его ноги.

Хохлов опустил глаза и окаменел — вместо ног в фирменных туфлях он увидел трёхпалые лапы с когтями.

— Это не псориаз у тебя был, Коля. Генная модификация.

— Как тебя понять? За что?

— Души русских предалися злым.

— Злым людям?

— Злым силам.

— Каким образом?

— Министерство образования по велению властей выпускает из школы недоумков. Волны брехни про русскую историю накатываются на нашего безграмотного обывателя из-за границы, а изнутри хлещет через край враньё про русских по заказу министерства культуры и всяческих кинофондов, закручиваясь в бесовертие для промывки мозгов в головах, и без того пустых. Русских переделывают в вырусь, русоненавистников.

— Мы демоны?

— Ну да — чистая вырусь.

— А остальные люди на планете?

— Не печалься о них. За границей есть взрослые мужи и мудрые старцы. Пусть они о своих народах заботятся, а у нас земля обильная и обширная. Нам бы её удержать в здравом уме и трезвом мировосприятии.

— Так за что на нас пала кара господня?

— За предательство.

— Кого русские предали?

— Себя. Это немало для смертного греха.

— За что нас так инопланетяне отделали?

— Зараза вовсе не инопланетная, Коля. Вирус разработали враги исключительно под геном русских. По заказу кремлёвских сидельцев.

— Так они в Кремле ж ни в чём не виноваты, поп Васька!

— Эх, Коля, ты как те сетевые критиканы, жалельщики и плакальщики. Все стонут: ах, Кремль, ах околокремлёвская тусня, опять промахнулись по доброте душевной, сдали позиции. Получили звонкую пощёчину от мелочи пузатой. Снова и снова вражины в кремлёвские морды плюнули, обманули несчастных правителей из-за бесконечной доверчивости властей предержащих. А не думаешь ли ты, Коля, что это плевок не в лицо Кремлю, а в русскую душу?

— Зачем кремлёвским своим своих гнобить?

— Где у тебя свои, Коля? Это в Кремле-то? Там сплошь транснационалы засели.

— Это кто ещё такие?

— Русожоры и русоборцы.

— Скажи, зачем тогда им дурку валять и рядить кремлёвскую охрану в гусарские кивера да на царей и патриархов старых молиться, если они прямые русожоры.

— А потому, что не дураки. Помнят Стеньку Разина и Емельку Пугачёва да ещё добрую сотню вадимов-вожаков, с которыми только воинскими соединениями удалось справиться. Понимают, мы, де, все тут нерусские, полурусские, малорусские и вовсе чисто русские транснационалы, вырусь, одним словом. Каб свою задницу обезопасить от русского бунта, сделаем-ка вид, что денно и нощно печёмся о благе русского народа, да криворукие мы уродились. Всё у нас из рук валится и промашку всякий раз даём по доброте душевной. Потому и предаём русский мир.

— А Родина?

— Родина там, где хранятся в банке твои деньги и купчая на заморский замок с обширными угодьями для твоих потомков.

— Не поверю я, что кремлёвские власти сдали врагу русскую землю. Они же открыто цапаются с замежными странами, отстаивают русские интересы. Нелогично как-то у тебя выходит.

— Всё в Кремле предусмотрели на сто лет вперёд. Хозяева им говорят: мы хотим напрямую доить и грабить русскую землю, а кремлёвцы отвечают: нет, мытарями, сборщиками дани и богатств для вас будем только мы. Вы и так в обиде не останетесь, мы вам почти всё русское добро раздадим, но и к нашим загребущим ручкам кое-что прилипнет.

— А зачем тогда нужны мы, военные на службе, и ракеты наши дальнобойные да гиперзвуковые?

— Чтобы сказать, вот по сю черту наша зона ответственности, тут всё нашенское, транснациональное. Я тут выгребаю и граблю национальное достояние. Раз уж весь мир стоит на понятиях грабителей при чётком договорняке, а мы охотно приняли понятия транснациональных заправил, то грабить русскую землю будем только мы, вырусь и нерусь, и никому не позволим зариться на наше право быть приказчиками у зарубежных хозяев.

— С чего же у Кремля по всему периметру на своих границах ничего не ладится с новыми соседями? Ничего не поучается, сдают позицию за позицией.

— Ошибаешься. Всё у кремлёвских транснационалов ладно получается. Они не безрукие лопухи и не мягкосердечные добрячки, которых вот так запросто облапошить. Они мастера и искусники высшей пробы. Говоришь, промах за промахом, плевок за плевком в харю? Нет, удача за удачей у кремлёвских сидельцев. Победа за победой над русским миром, над русским терпилами за тёмными кулисами.

— Чем же они занимаются за политическими кулисами?

— Выращивают и нежно ублажают паразитов.

— Ну ты, Васька и загнул!

— Нет, ты послушай. Блоха — внешний паразит, но паразит высокомерный, со знаком качества, так блоха сама о себе мнит. У неё любимое словечко — 'мы'. Мы — это я и русский медведь, в нас одна кровь. Ведь блоха пьёт медвежью кровь. 'Мы' неразделимы и не отделимы, но мы медведя поучаем, а ему в наши дела соваться не позволим. Мы по своей воле скачем. Предаём единокровного союзника? Нет, исповедуем многонаправленность и разносторонность. На кого перепрыгнем, у того и кровушки попьём. И снова под защиту толстой медвежьей шубы.

Хохлов покачал головой и усмехнулся.

— Слушай-слушай, Коля! Моль — тоже паразит, но внешний, заграничный. Об общей крови ни словечка не промолвит, мы — разные. Но моль стрижёт медвежью шерсть, согревается в ней и жрёт её. Есть ещё один внешний паразит — пуховая вошь. Неразлучна с медведем, потому что питается нежным пухом на подшёрстке медвежьего меха. Тоже неразлучна с медведем, но считает себя незалежной и выше всякого медведя. Ведь даже если русский медведь станет на задние лапы и вытянется ввысь, пуховая вошь умостится на медвежью макушку и станет выше него.

— Что ты мне про паразитов заладил! Ты ж не санитарный врач, а лечебник.

— На лечебном факультете тоже преподают паразитологию. Вот глист — внутренний паразит, в медвежьей требухе шевелится и соки из медведя высасывает. Но всё равно они на пару — равновеликие с медведем. Все паразиты, внешние и внутренние, очень горделивые и дюже незалежные от тяжёлой медвежьей лапы. Твердят: не относись ко мне как к равному, а почитай меня за высшего, тогда мы останемся друзьями. А вот я как медик считаю, что у русского медведя не может быть друзей-паразитов.

— Почему бы их не вытравить, батька? Дустом присыпать, нафталинчиком притрусить, таблеточками вывести глистогонными.

— Паразиты, внешние и внутренние, кремлёвским сидельцам в помощь для борьбы с русским миром дадены. Те у себя в незалежных волостях давят русских и внутри самой России ножичками и стволами русских терпил запугали до остолбенелости. Русские знают, что от любого судьи вооружённые борцы с угрозой русского возрождения на скамье подсудимых по звонку свыше получат лишь условняк, а то и вовсе их в зале суда на свободу отпустят, зато русскому вкатают десяточку за превышение допустимых мер самообороны.

— Шутишь! На кой это нашим властям?

— А вот зачем! Когда Кремль подчас русской смуты перепугается до кровавого поноса, он пригласит на русскую землю миротворцев быстрого реагирования, как когда-то белогвардейцы. Иноземные захватчики сами на лобовое столкновение с русскими не пойдут. Они лишь нанесут массированный ракетно-авиационный удар по оставшимся русским пространствам. А в качестве пушечного мяса погонят на бойню воинские соединения из отколовшихся и нежалежных по самую макушку волостей былой Великой России. После огневого подавления вооружённого сопротивления великорусских смутьянов нацменские банды будут исполнять обязанности карателей на улицах городов и охранников в концлагерях. Они быстро свой порядочек наведут. Сумеют поделить шкуру неубитого русского медведя и навесить на себя ожерелье из его когтей. А кремлёвские сидельцы так и останутся в высокооплачиваемых приказчиках у заграничных хозяев.

— И что тогда нам останется?

— Останется самая тяжёлая и грязная работа для русского быдла, начальственные кресла для неруси и выруси. Только вот беда — в России восстановилась передача власти прямым потомкам по наследству. Сын сенатора станет сенатором, сын генерала непременно дослужится до генеральских погон. Да с наследственностью как-то у них не заладилось, вырождаются династии слишком быстро. Тот вот изнеженный мажор из золотой молодёжи, та борчиха за права бездетных лесбух, те вон на наркотиках сидят, а эти, упаси Господь, уголовники по мокрушному делу. Никакие МГУ, МГИМО, и высшие школы экономики не дают надёжную и хваткую смену. Отягощённая наследственностью, понимаешь ли. Истерички, не способны не способны держать удар судьбы. Приходится передавать дела по управлению фамильными активами крутым парням из иноземляческих преступных шаек-леек, укоренившихся по всей России.

— Где же спасение, батюшка? — еле выдавил Хохлов из перехваченного спазмой горла.

— Спасение там, — указал отец Василий на двери церкви.

* * *

Лента с буквами караоке на этот раз перед глазами не всплыла, но невидимая в полутьме старушка-богомолица шептала молитву над распростёртым на полу под иконой Хохловым, а он шёпотом повторял за ней:

"К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смиреннии, и припадем в покаянии зовуще из глубины души: Владычице, помози на ны милосердовавши, потщися, погибаем от множества прегрешений, не отврати Твоя рабы тщи, Тя бо и едину надежду имамы".

Из церкви Хохлов вышел хоть и нетвёрдой поступью, но уже на своих прежних ногах, а не когтистых лапах.

— Вася, куда же мы теперь? — спросил он у попа. — У меня жена и дети уже в демоническом облике. Что делать?

— Ждать милости Божией, — смиренно опустил глаза отец Василий, майор медицинской службы запаса. — По моему скромному разумению, вирус бесовства развивается подобно всем вирусным инфекциям. Он перестраивает наши клетки, но иммунная система тоже перестраивается для борьбы с заразой. Демон, как и вирус, — паразит. Ослабив организм до конца, он и сам ослабевает. Вот тогда его и добивает жизненная сила, искра Божия, если она сохранилась в нас.

— А почему Бог нас не защищает?

— Моровое поветрие — попущение Божие за грехи человеческие. Перебесимся — выработаем иммунитет против бесовства.

— Сил нет нести наказание. Исповедай меня и причасти, Христом Богом молю!

— Тебе пока ещё рано. Ты же не крещёный православный, а выкрест — экуменист-веротерпимец.

— Ну, хоть утешение дай, отец Василий. Не хочу в беса обратиться.

— Трижды повтори за мной: "Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми, дух же целомудрия, смиреномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь".

Хохлов повторил слово в слово и без сил рухнул на скамейку.

— Полегчало? — склонился над ним отец Василий.

— Отлегло маленько... Что же мне ещё сделать?

— Не греши впредь против Господа, только и всего. Не верь глазам своим, ушам своим, когда в экран пялишься. Не верь в картину мира, которую для тебя рисуют услужливые и лукавые доброхоты. Всё не так, как мы представляем.

— А как?

— Всё промыслено за нас. Попущением Господним искушение на нас ниспослано.

— Кому же верить?

— Верь сердцу своему, а не говорящим головам искусителей и адописным буквицам с экрана.

— Как же спастись?

— Бог помогает тому, кто сам хочет спастись. Ты хочешь?

— Хочу.

— Тогда старайся.

— Я стараюсь... — мотнул Хохлов головой, как пьяный, — То есть постараюсь. Так на что нам надеяться, батька Васька?

— На Бога живаго уповаем, а сами не плошаем, — лукаво подмигнул поп, целитель душ и телес людских в звании майора медицинской службы в запасе.

Конец_