Муос : Чистилище

В гостинице они пробыли ещё два дня. Митяй лишил Владимира увольнительных. Ему оставалось только сидеть и восхищённо рассматривать запечатлевшийся в памяти образ необыкновенной девушки с великолепными волосами. Когда они уходили с обозом обратно в партизанские лагеря, Владимир обшаривал глазами платформы, ища Анастасию, но её нигде не было.

Через две недели с новым обозом они пришли в Центр. Митяй отпустил Владимира в увольнительную, многозначительно продемонстрировав ему сжатый кулак здоровой руки. Владимир бежал в госпиталь. Подловив какого чернорабочего с семеркой на куртке, он стал расспрашивать про санитарку Анастасию. Тот хотел от него убежать, когда это не удалось, пытался увильнуть от ответа, но, видя настойчивость Владимира, злорадно заявил:

— Да наверху твоя девка. Сразу как с тобой пообщалась, ей за предательство и связь с иностранными агентами присвоили почётный девятый уровень и отправили картошечку полоть.

Он проклинал тот день, когда спрыгнул в этот злосчастный туннель. Владимир, не обращая внимание на оскал чернорабочего, поплёлся в гостиницу. Нет, прекращение ещё не начавшегося общения с центровичкой его бы сильно не расстроило. Но до конца жизни знать, что из-за своего сумасбродства он фактически убил мучительной смертью не в чём не повинную девушку... С этим он просто не сможет жить. Он побежал и, ворвавшись в гостиницу с юношеской горячностью бросился к Митяю, сумбурно рассказал ему обо всём и потребовал немедленного спасения Анастасию. Митяй хладнокровно ответил:

— Даже и не думай об этом! Всё! До ухода из Центра никаких увольнений. А вернёмся на Тракторный, подумаем, стоит ли тебе вообще ходоком быть.

В этот день у Владимира закончилась юность. Его мысли в бешеной скачке носились по кругу, раздирая душу на куски и изматывая её от осознания своего бессилия. Он не хотел бы об этом думать, но сознание само дорисовывало ужас пребывания хрупкого прекрасного создания в логове мутантов. Он не мог этого допустить, этого просто не должно было быть.

Они снова возвращались в лагеря. Прошли Нейтральную. Помогли нейтралам закатить на место бронедрезину. Решение родилось спонтанно. Владимир кинулся обратно, к бронедрезине. Протиснулся в узкую щель между бронёй и стеной туннеля.

Догадавшись, в чём дело, Митяй бросился за ним, пытаясь схватить за руку. Нейтрал с бронедрезины удивлённо спросил:

— Малой, ты чего?

— Я хочу стать нейтралом.

Митяй, несвойственным ему почти ласковым голосом, как будто больному, говорил:

— Владимир! Вернись. Ещё не поздно. Давай пойдём домой и всё забудем. Не горячись.

— Нет, Митяй. Я всё решил. Я остаюсь с нейтралами. Прости.

— Ты понимаешь, что это — дезертирство. Возврата обратно не будет.

Нейтрал с бронедрезины примирительно поддержал Митяя:

— Пацан, ты слушай, что командир твой говорит. У нас, знаешь ли, ничего хорошего нет. Лучше иди домой.

Владимир поднял голову. Митяй, изловчившись, схватил его за руку и сильно потянул назад. Пруднич, понимая, что с Митяем ему не тягаться, крикнул нейтралам:

— Я хочу быть нейтралом!

Сверху без воодушевления спросили:

— Ты уверен?

— Да!, — ещё громче крикнул Владимир.

Не хотя, нейтрал обратился к командиру Ходоков:

— Извини, Митяй. Сам Конвенцию знаешь: каждый желающий стать нейтралом имеет право им быть. С этим ничего не поделаешь. Пацан сделал свой выбор.

Митяй отпустил хватку и, ничего больше не говоря и не оборачиваясь, пошёл к велодрезинам.

Владимир стоял в главном доте Нейтральной — апартаментах атамана Головы. Он рассказал ему историю своей встречи с Анастасией и то, как стал невольным виновником её казни. Голова не особо вслушивался в рассказ молодого партизана и совсем не проникся его идеями. Он вяло спросил:

— Ну и что ты хочешь?

— Помогите её освободить и забрать сюда!

— Ты дебил или прикидываешься? Из-за какой-то бабы, пусть молодой и смазливой, я должен нарушить Конвенцию и объявить войну Центру? У меня что, врагов не хватает? Вот только центровиков в их число приписать осталось для полного счастья! Чтобы Нейтральную раскатали; а меня, да и тебя-дурня, из-за этой целки твоей к мутантам отправили! Охеренная перспектива!

Волна отчаяния вмиг вскипятила кровь и без того находившегося на пределе Пруднича. Он, стиснув кулаки, в два шага подошёл к массивному люку дота:

— Я сам пойду!

— А вот это — правильно. Подожди-ка.

— Что — правильно? — остановившись, спросил Владимир.

— То-то и правильно, что ты ещё — не Нейтрал. В нейтралы мы тебя ещё не посвятили и ты можешь делать всё, что хочешь. Это нейтрал, по Конвенции, не может нападать на её членов. А ты пока что рискуешь только собой. Сдохнешь, так сдохнешь. А приведёшь центровичку свою — милости просим: обоих тогда в Нейтралы и посвятим.

Пруднич молчал, не понимая к чему клонит атаман.

— Мне: что твои браты-партизаны, что центровики, что американцы — все по боку. Вот поэтому я тебе могу, как бы невзначай, помочь в твоём деле. Например, продать в кредит, в счёт будущих твоих заслуг, кое-какую амуницию; подсказать кое-какие входы-выходы. И, кстати, на Нейтральной сейчас два мужичка ждут посвящения в нейтралы. Они такие же вольные птицы, как ты. Пойдут с собой — их дело — не-нейтралов удерживать не имею никакого права.

4.

Владимира подташнивало — радиация пробивалась через марлевые фильтры и прорезиненную ткань. На поверхности он был в первый раз. От бесконечной бездны неба кружилась голова. Было жарко. Они прошли два квартала. Вернее проползли по руинам. С Нейтральной на поверхность с ним вышли двое: центровик-повстанец с Института Культуры — Николай Окуневич. Экс-центровик предпочитал, чтобы его называли только по фамилии. После подавления революции, он в течении нескольких лет блуждал по переходам, чудом остался жив, и, насытившись голодной свободой, пришёл на Нейтральную. Вторым был беглый раб с Америки по имени или кличке Бони. Первый ненавидел государственный строй Центра, второй — рабство. То есть никаких предрассудков насчёт нападения на центровиков они не испытывали. Но с Владимиром они пошли неохотно. Просто атаман "порекомендовал" им помочь пацану таким тоном, что отказать они просто не могли.

Они карабкались по руинам домов. Проще было идти по улицам, превратившимся в лесные заросли. Но Атаман, не раз предпринимавший такие вылазки, не рекомендовал это делать. Человек в лесу был беззащитен перед кишевшими там тварями. Поэтому безопаснее было пробираться по руинам, подальше от деревьев и высоких кустарников. Но даже на расстоянии чувствовалась чудовищная враждебность серо-зелёной, коричнево-зелёной растительности и населявших её тварей. Дважды им надо было пересекать улицы. Они искали прогалины в зарослях, карабкаясь сотни метров вдоль улицы по относительно безопасным руинам. При проходе по одной из таких прогалин, из леса молниеносно выбежал ящер. Чудище метровой длины вяло раскрыло пасть, но к людям приближаться не стало. Владимир подумал, что будь он один, монстр вел бы себя более смело.

Они шли к "Динамо" — стадиону, превращённому центровиками в плодородную плантацию, защищённую со всех сторон брустверами обваливающихся трибун. К самому стадиону под землёй центровики прокопали подземный ход.

Они шли почти наугад. Голова рассудил, что центровики не такие дураки, чтобы разбрасываться рабами. Хрупкую девчонку они вряд ли направят на открытую плантацию. На такие направляли обычно мутантов и более крепких репрессированных центровиков. Чтобы они могли при случае сами защититься он набегов врагов и хищников. Поэтому, скорее всего, "соплячку" надо искать в амфитеатре "Динамо". Владимиру оставалось надеяться, что атаман не ошибся.

К стадиону они решили пробираться со стороны квартала по улице Ленина. В других местах вокруг стадиона вздымался высокий лес и только здесь было относительно чистое пространство, до самого вала амфитеатра. Появления людей охранявшие амфитеатр УЗ-8 боялись меньше всего, а поэтому именно этот участок стены практически не охранялся — дозорных на нём не было. Дозорные стояли там, где могли появиться хищники — со стороны леса.

Владимир и его спутники подбежали к стене стадиона и по полуразрушенной кладке стали карабкаться вверх. Забравшись на гребень, Владимир посмотрел внутрь. Он увидел огромное поле, расчерченное ровными лоскутами. Было время прополки. Четыре десятка рабов УЗ-9, скованные цепями друг с другом, выстроившись в шеренгу, шли с тяпками вдоль зелёных картофельных рядов. За ними вяло топтался только один надсмотршик УЗ-8, на стенах — трое постовых. Под гермолюком выведенного на средину поля подземного хода прячется от ненужных доз радиации ещё с пять-шесть надсмотрищиков. Они появятся по первому сигналу тревоги.

Пока что им везло. Втроём они юркнули на трибуны и быстрым шагом стали спускаться вниз — прямо к группе рабов. Надсмотрщик увидел их приближение и поднял арбалет.

Центровик Окуневич с нарочитой грубостью произнёс:

— Эй, ты на кого арбалет подымаешь, недоделок. Не видишь — инспектора идут.

В тяжёлых мозгах мутанта вяло двинулся мыслительный процесс. Что-то ему подсказывало бессмысленность сообщения о появлении здесь трёх инспекторов. Но недавно начертанная чётвёрка на груди говорившего, шедшего в сопровождении двух "пятёрок", заставили его неохотно опустить арбалет.

Караульные, которые стояли на стенах, насторожились. Они все с удивлением рассматривали непонятно откуда появившуюся тройку центровиков.

Они медленно подходили к надсмотрщику. Неестественно маленькую голову широкоплечего, горбатого мутанта, скрывала защитная маска, крупные затемнённые очки и ватиновые фильтры. Но по тому, как он переминался с ноги на ногу, сильно сжимал в своей руке арбалет, можно было догадаться: ещё чуть-чуть и нервы мутанта не выдержат. Надменным, но спокойным тоном Окуневич излагал заранее придуманную легенду:

— Я — инспектор сил безопасности. По полученной информации среди этой группы УЗ-9 есть девушка-ленточница. Мы должны проверить всех УЗ-9, найти её и доставить в лабораторию для исследований.

До этого молчавший мутант недовольно прогундосил:

— Фо фтаршим рефайте.— и направился в сторону люка.

Окуневич выстрелил в мутанта, стрела вошла ему в затылок, убив насмерть. Тут же закричали надсмотрщики, стоявшие на брустверах. Они уже бежали, спускаясь к полю.

Владимир крикнул растянувшимся по полю УЗ-9:

— Настя!

Никто не отозвался.

— Анастасия.

Одна фигурка на самом краю поля, обтянутая грязным комбинезоном, опираясь на тяпку разогнулась. Владимир подбежал к ней.

— Меня когда-то звали Настей. Теперь я — Шавка. Такое имя дал мне господин Дракон.

Владимир не узнавал этого сиплого слабого голоса. Он подбежал к девушке и на секунду приподнял её очки. Глаза узнал: серые, немножко раскосые. Только теперь их обрамляли синюшные кровоподтёки.

Девушка была прикована к общей цепи. Она стояла крайней в ряду. Наверное надсмотрщики меньше всего опасались её побега.

— Как снять цепь?

— Ключи у господина Дракона.

Охранники уже сбегали с трибун на поле. Скоро они будут на расстоянии прицельного выстрела из арбалета; или еще хуже — смогут вызвать тех, кто сидит за люком.

Бони дёрнул Владимира за плечо:

— Давай, партизан. Стреляй, у вас это лучше получается.

Владимир кивнул. Он снял с плеча свой арбалет и стал целиться. В середину отверстия трубки-прицела он словил жирную цифру восемь на комбинезоне приближающегося надсмотрщика. Плавный спуск. Стрела вошла как раз в середину верхнего круга восьмёрки.

Окуневич выстрелил во второго надсмотрщика. Промах. Владимир быстро перезарядил арбалет. Прямо над головой пролетела стрела. Мутант целился именно в него.

Прицеливание и спуск. Не так удачно. Попал в плечо. Мутант схватился рукой за торчащую стрелу, одновременно пятясь назад. С другой стороны уже целился третий надсмотрщик.

— На землю! — крикнул Владимир всем, но переживал он только о Насте.

Рабы упали на землю среди картофельных рядов, громко брязнув цепями. Окуневич и Бони сделали по выстрелу. Они были плохими стрелками, в отличии от целившегося в них надсмотрщика. Бони согнулся от впившейся ему в бок арбалетной стрелы. Владимир снова выстрелил и второй надсмотрщик, глухо ухнув, упал на землю.

Раненый в плечо мутант понял, что перестрелку со снайпером ему не выиграть. Он побежал к люку, одновременно крича и зовя на помощь засевшее там подкрепление. Окуневич бросился за ним. Владимир обратился, громко крича, к подымающимся с земли УЗ-9.

— Вы свободны. Мы — с Нейтральной. Идёмте с нами. У нас мало времени, идёмте.

Секундное молчание, а потом слабые голоса:

— Мы боимся...

— Мы не дойдём...

— Я слишком слаб...

— Я и так скоро умру...

— Лучше умереть здесь...

В отчаянии Владимир сделал то, о чём в дальнейшем и он и Анастасия старались не вспоминать. Он подбежал к тощему рабу, который был прикован к Анастасии, схватил его левую руку, от которой шла цепь к правой руке Насти, и гробовым голосом спросил:

— Ты идёшь с нами?

Тощий медленно покачал головой.

Владимир в секунду выхватил из ножен меч и, размахнувшись, отрубил рабу большой палец у самого основания. Рывком дёрнул кольцо цепи, и она с глухим хрустом соскочила с руки раба.

Анастасия вскрикнула:

— Нет.

Не обращая внимание на её протест, а также на вопли и проклятия раненного, он схватил за цепь у самой руки Анастасии и потащил её за собой.

— Уходим.

Окуневич убил убегавшего надсмотрщика и уже возвращался назад. Но сидевшие за люком услышали призывы о помощи. Пять надсмотрщиков выбежали на поверхность. Окуневич схватил ослабевшую девушку за другую руку и они втроем побежали в сторону трибуны, с которой спустились на поле. Бони отставал.

Преследователи сразу же разрядили свои арбалеты. Но на бегу им не удалось хорошо прицелиться — не одна стрела не попала в убегавших. Когда они забегали на трибуну, Пруднич оглянулся. Надсмотрщики бежали только с мечами и дубинами, арбалеты они побросали, надеясь вскоре достигнуть беглецов.

Бони почти перешёл на шаг. В середине подъёма трибун Окуневич остановился и крикнул:

— Бони. Отстреливайся. Потом догонишь нас.

Окуневич знал, что "потом" для Бони не будет. Об этом догадывался и Бони. Он остановился, сам себе кивнул, и устало сел на растрескавшееся от времени сидение. Медленно вскинул к плечу арбалет и прицелился в надсмотрщиков.

Когда они достигли вершины трибун, Владимир ещё раз посмотрел вниз. Двое надсмотрщиков обегали Бони с разных сторон. Трое возвратились на поле за брошенными арбалетами. Дальше на поле стоял двухголовый мутант, наблюдавший происходящее. Больше Бони он никогда не видел, но он задержал центровиков и дал им шанс спастись.

5.

Они пришли на Нейтральную. Через неделю из Центра пришли военные и следователь. Они убедились, что Бони, Окуневич и Пруднич не числились нейтралами на момент нападения. Формально нарушения Конвенции не было и они ушли. Правда старший военный злобно сказал усмехающемуся Голове, что доложит Учёному Совету о необходимости пересмотра Конвенции. Но дальше пустых угроз дело не пошло.