Грани Обсидиана. Грань четвертая. Берта

— А лошадь твоя где?

— Так это ты... — сказал медленно парень.

— Что — я?

— Я тогда думал — мальчишка.

— И чего? — спросила Берта и сама подивилась своей косноязычности. Никак, вот никак она того самого доброго проезжего снова увидеть не ожидала! Да и что хотела от неизвестного кормильца тоже вдруг подзабыла: прижать к стене и, встряхивая за грудки, допросить, чего ради он это делает? Растерялась.

Незнакомец, однако, тоже. От того ли, что его застигли за причинением добрых дел, то ли оттого, что мальчишка-охотник девкой оказался? Сдвинул, потом и вовсе стащил лохматую собачью шапку. Русые волосы узлом, серый взгляд исподлобья, без улыбки или приветливости. Но — молод оказался кликать ее парнишкой (или девчонкой)! Берта даже фыркнула:

— Если я мальчишка, то тебе-то сколько годков... дядюшка?

Помедлил, прежде чем ответить.

— Девятнадцать зим.

На три года всего и старше! Осмелевшая Берта продолжила расспрос дальше:

— И чего ты нам дичь-то таскаешь, добрый человек? Вроде никакой данью мы тебя не облагали...

Лай за спиной стал глуше: похоже, родным удалось загнать взбесившегося Тура в клеть. Теперь таились за дверью, прислушивались.

— Люди не должны голодать, а у меня добычи лишку.

Берта руки скрестила: ишь, своей сноровкой расхвастался! Ну не лучший она охотник, но и не из самых худших! И не голодают они вовсе! Но прежде чем рот раскрыла, чтобы этакое заявить, услышала за дверью предостерегающее шипение матери: знала та характер и языкастость своей старшенькой не понаслышке. Берта разобрала что-то вроде 'благодари-кланяйся!' Незнакомец бросил взгляд за ее спину, тоже, похоже, услышал. Берта помолчала, себя преодолевая: уж слишком много за прошедшие пару лет их семье кланяться пришлось! Но мать права, ничего худого от этого незнакомца они не видели, одно благо. Просто такая беспричинная доброта настораживает — а ну как, за нее, непрошенную, потом платить придется сторицею?

— Ну... коли так, спасибо тебе от семьи нашей. Мать и так за твое здоровье молится, только имени твоего не знает... Как, говоришь, тебя кличут?

Ответил, опять помолчав:

— Эрин.

— Меня Берта. Может, все-таки в дом зайдешь, с дороги отдохнешь? Пес наш, правда, что-то никак не успокоится, вон, охрип уже.

Первый раз за весь разговор губы парня растянулись в короткой улыбке.

— Умный пес. Не пускает в дом... кого попало. Поеду я.

Вот ведь полуночник! Всё неймется ему по лесу в одиночку в такую темень шляться! Эрин откашлялся — у Берты самой за день охоты в одиночку и в молчанку, голос тоже хрипнет.

— Ближайшую неделю не жди меня.

Берта снова ворохнулась — срезать его словом: да кто тут вообще кого ждал?! Только парень коротко кивнул-поклонился со странным пожеланием: 'безлунной вам ночи', повернулся и легким стремительным шагом пошел со двора. Никак не получается последнее слово за собой оставить! Берта сердито толкнула дверь: мать едва успела отскочить. За ней маячил дедушка с топором в руке; из клети уже не лаял — надрываясь, хрипел Тур.

— Чего всполошились-то? — сердито вопросила Берта. — Поговорили. Знакомец оказался. Боялся, что с голоду мы тут мрем, заботливый какой...

Значит, тронула незнакомца ее жалостная история! А так вроде и не слушал особо... Выпущенный на свободу Тур вылетел наружу, чуть не сбив хозяйку с ног, устремился по тропке, тотчас вернулся и заметался по двору, воткнув нос в снег: ну чисто на охоте! Лаять уже не лаял, но рычание продолжало переливаться в мощной глотке, загривок дыбом, и Берта рукой махнула, остереглась, разозленного, успокаивать. Не шавка деревенская, пес серьезный, значит, есть на то причина.

А от матери снова досталось: мол, не приветила славного знакомца, плохо в дом зазывала, никакой благодарности, норов вечно кажет! Ага, огрызалась Берта, а он, может, тать какой! Или вовсе умертвие к ним забрело, человеческий облик укравшее. Мать ткнула ей в лицо здоровенным тетеревом: будет тать или умертвие тебя откармливать перед тем, как сожрать?! Берта, ворча, вернулась на свою лежанку. Гляньте на нее, то даже со знакомым парнем посмеяться не дает, то первого встречного полуночника сразу в дом зазывает!

* * *

Наступало полнолуние. Значит, как тут заведено, придется сидеть безвылазно по домам, не то что со двора, и за порог особо носу не показывая! Загодя натаскали воду-дрова, расчистили насколько возможно дорожки до дороги и нужника: все равно за эти дни нападает, уж больно в здешних краях зимы многоснежные, пупок надорвешь, лопатой махая!

А в Краинке в полнолуние посиделки, подружка Гутрун уже на лыжах прибегала, зазывала с ночевьем на трое суток. И хочется: зимний день короток, только дела переделаешь, а уже темень падает, вот и сидишь взаперти долгими вечерами лицом к лицу с семьей при чадящей лампе, а то и вовсе при лучине! А на вечеринках и поболтать и посмеяться и поплясать можно, и людей куда больше. Мать отпускала и даже выпихивала, но Берта скрепя сердце отказалась: колется опять же, уйдешь — и думай потом, как там они без тебя, немощный старик, одинокая женщина, да девчонки мал мала меньше.

— На ярмарку вон лучше съезжу на Зимний поворот.

Мать опять заругалась: вот что у нее за дочь такая уродилась! Только бы по лесу шастать, бирючка, как есть бирючка! Берта когда отмалчивалась, когда огрызалась. Хотя хорошие знакомцы у них и появились, Краинка еще не стала родной. И через десять лет будут показывать через забор на подросших сестренок: а, это те пришлые, которых сюда вдова на корове привезла!

Да и вообще придумала, как отблагодарить того Эрина, если все-таки еще объявится. Задумала связать рукавицы, да не с собачьего пуха, а с белой овечьей шерсти, которую привезли аж с родины: второй год лежит, того гляди моль сожрет. Тут уж мать не упрекнет, потому что рукавицы всегда получались у Берты знатные. Вот как раз в полнолуние и будет время заняться.

Даже в краткие подслеповатые зимние дни успелось навязать немало: аж руки горели от спиц и шерсти. Часть самим, часть в подарки кому, на ярмарку скорую опять же... Берта долго выбирала, какой узор пустить: снежинки-цветочки? Парню вроде не пристало. Просто привычный узор? Скучно. Махнула рукой и вывязала гроздь рябиновую. Полюбовалась: издали и впрямь рябина, ягодка к ягодке. Ну а если не по нраву придется, заранее — на всякий случай — рассердилась Берта, пусть своей зазнобе подарит! Если найдет, конечно, зазнобу с такими же ручищами...

На третью ночь луна на убыль пошла еще незаметно для глаза, а Берта уже неслышно вставала в спящем доме у узкого окошка, выглядывая нежданного-незваного кормильца. Даже Тура на всякий случай на цепь посадила: а ну как кинется, порвет? Не привыкший к привязи пес глядел укоризненно, мол, зачем, хозяйка, позоришь, никуда не убегу я от вас, вздыхал и лез в утепленную конуру. Луна светила высоко и ярко, раскидывала ледяные ковры меж подступавших ко двору сосен, но ничей след не нарушал свежую снежную белизну. Видно, в тягость стала Эрину об них забота... или все ж таки на что-то обиделся? Ну так тому и быть, дернула плечом Берта и спать пошла. Завтра спозаранку подняться да обежать силки — если не почистили их за эти дни лисы с росомахами...

* * *

— Я ждал тебя.

Чудом не вздрогнув — еще чего не хватает, показывать какому-то парню свой испуг! — Берта медленно выпрямилась от настороженного капкана: пробегавшему вчера зайцу удалось миновать его, не попавшись. Оглянулась, сдвигая на затылок капюшон.

Сегодня без своей лошади. Сидит на заснеженном пне поваленного дерева, словно всегда тут сидел. Даже захотелось наверх поглядеть: не с дерева ли он спрыгнул, потому что ни ранних следов, ни скрипа снега под ногами, ни шелеста лыж при его приближении Берта не засекла.

— А если б не пришла? — спросила язвительно. — Так и торчал бы здесь, ровно филин на пеньке?

И невольно улыбнулась: Эрин округлил глаза и пару раз замедленно моргнул, двинув головой влево-вправо, впрямь как филин. Согласился тоже по-птичьи:

— У-ху.

— И еще замерз бы насмерть! — посулила добрая Берта.

— Сытый волк никогда не замерзнет.

— Так то волк...

Девушка попятилась от капкана, привычно заметая за собой следы еловой веткой: нечего зверье отпугивать от ловушки; неизвестно же, пойдет-не пойдет снег. Эрин живо поднялся с пенька, пошел рядом. Лыжи у него были длиннее, ему под рост, более загнуты и подбиты оленьим камысом .

— А ты? — спросил неожиданно. — Ты тоже меня ждала?

Берта озлилась — от того, что он в самую цель попал.

— Еще чего, — бросила, ускоряя шаг. — С чего бы мне тебя ждать? Кто ты мне — ждать его еще!

Парень так откровенно огорчился, что ее злость как рукой сняло: посмурнел лицом, в сторону глядит. Молчит, но идет, не отставая. Через несколько минут Берта не выдержала:

— А ты сам-то вообще откуда? Где твоя деревня?

Эрин уверенно махнул рукой, Берта помедлила, соображая.

— Так ты живешь на самом берегу Обсидиана?

Кивок.

— А где именно?

Парень покосился:

— Ну там... Где замок.

Она даже приостановилась.

— Это в Высоком, что ли?

Помедливший Эрин кивнул снова.

Берту всегда удивляло, что находились смельчаки, селившиеся под самой крепостью. Краинка, расположенная в середине владений Пограничников, — и то, кажется, стоит к замку слишком близко. А эти отчаянные люди видели Хозяев каждый день, еще и сам замок обслуживали. Кузнец, кожевенник, портные, кухари, скотники, птичники... А вот за своими лошадьми Пограничники ходили сами, не доверяя никому. И то сказать, породу, что носит на себе подобных всадников — в любом их обличии — нигде больше не найти. Говорят, привели их как раз из-за Реки, и красоты, силы, выносливости и скорости те кони необыкновенной.

— Но оттуда ж целый день пути, если не больше! Скажи еще, что ты за-ради нас шастаешь туда-сюда!

Втайне Берта надеялась: так и скажет. Но парень ответил честно:

— Я просто часто езжу с поручениями, а по пути к вам на хутор заглядываю. Когда успеваю.

Вот так-то, а матушка уже поговаривает, что проезжий парень так об их пропитании заботится, потому что на старшенькую глаз положил! Да и она сама иногда... Берта поспешно затолкала недодуманную мысль подальше и спросила с искренним интересом:

— Ну и как вам там живется?

— Хорошо.

Да как же хорошо, когда целая рать колдовских тварей только и ожидает возможности через реку перебраться, а прямо у тебя под боком живут другие чудовища, лишь на время притворяющиеся людьми! Все вокруг твердят, что Хозяева в своем истинном обличии охотятся лишь в полнолуние и только на лесных зверей, но правда ли это или лишь самоуспокоение? Не случалось ли, что в округе бесследно исчезали люди, а соседи объясняли пропажу тем, что сгинувшие заблудились в лесу, утопли в болоте, наткнулись на людоеда-медведя? Вдруг такие 'пропажи' — своего рода плата за проживание на берегу Обсидиана, как в иных землях в черные года отдают девушку дракону-покровителю страны? Первое время Берта пыталась добиться ответа, но местные лишь отсмеивались, отмалчивались или даже шикали на ее тревожные вопросы. Те, что постарше. Среди молодежи ходит множество леденящих душу историй: но опять же непонятно верить или это лишь байки из тех, что рассказывают на ночь, сладко пугая себя и окружающих...

Но вот идет рядом один из тех, кто видит Хозяев изо дня в день, кто даже родился в Приграничье, и не видит ничего страшного ни в своих необычных лордах, ни в самом мироустройстве побережья Обсидиана. Хоть и скупо, но отвечает на ее вопросы, кажущиеся ему наверняка глупыми, раздражающими и смешными: как же у них всё устроено.

Во главе всех Пограничников стоит лорд Ирвин, самый важный чело... важная персона из клана Фэрлинов. Правит он на пару со своей женой, леди Рейной. Да, у Хозяев женщины в большом почете, иной раз ее слово значит больше, чем приказ мужа...

Берте тут же представилась суровая властная тетка вроде жены старосты Окке: вечно сведенные кустистые брови, взгляд исподлобья, мощные руки, сложенные на необъятной груди. Воображение живо пририсовало Леди Волков длинные клыки, торчащие из-под недовольно поджатых тонких губ — бледных или черных, как у собаки. А еще у этой самой Хельмы наверняка жесткие серые космы вместо заплетенных человеческих волос. И пальцы заканчиваются черными жесткими когтями. А приказы раздает она хриплым рычащим голосом... Брр-р!

— Если замерзла, идем быстрее, — тут же предложил Эрин. Приметливый, но не догадливый: не понял, что Берту передергивает не от холода вовсе, а от боязни и отвращения. Вот еще — быстрее! Сейчас он ее живенько проводит, и когда в следующий раз увидеться приведется? Что-то все таится, да прячется Эрин, никак не догадывается прийти и постучать в дом по-человечески: мол, принимайте, хозяева, гостя дорогого. С одной стороны хорошо, вроде как они ему и не должны ничего! С другой обидно: что ж, они невежи какие, не приветят доброго помощника, не угостят ничем... даже пусть из его собственной добычи? Или он так и воспитан: помогай, но благодарности не жди? Следуя своим мыслям, Берта спросила про его семью.

— Родители погибли десять зим назад, — ответил парень, даже в лице не переменившись. Пока ошарашенная Берта подбирала слова сочувствия или ободрения, пожал плечами, как на всем очевидное: — В тот год случилось Нашествие.

Нашествие, вспомнила Берта: это когда чудовища с того берега умудряются-таки перебраться на этот и уничтожают все живое, что попадется им на пути.

— Ох. И как же ты... один-то рос?

— Почему — один? — вроде бы даже обиделся Эрин. — У нас много родни. Никто не пропадет, не погибнет от недосмотра или голода.

Так вот откуда его неожиданная помощь: 'люди здесь не должны голодать'.

— Родители бы тобой гордились, — искренне сказала Берта. А что? Славный сын вырос, хоть и сиротой: сильный, уверенный, заботливый даже о чужих людях, хороший охотник и всадник, вон с сообщениями-поручениями его сами здешние лорды посылают...

Понравилось, что Эрин не стал притворяться и скромничать. Отозвался спокойно:

— Надеюсь.

— А... — продолжила расспросы девушка дальше. Но что хотела спросить в следующее мгновение забыла намертво — потому что 'славный' внезапно кинулся на нее и опрокинул в снег, навалившись сверху тяжелым, твердым, ровно камень, телом...

* * *

Несколько секунд ошеломленная Берта лежала неподвижно, потом спохватилась, забилась, пытаясь освободиться. Где там! Только и могла, что отпихивать одной рукой (вторая неловко подвернулась под нее), да дрыгать ногами с перепутавшимися лыжами. Ничего не видно, дышать нечем из-за вжавшегося в лицо меха куртки напавшего: не укусить, не закричать...

Эрин оставил ее также внезапно, как накинулся. Вдавленная в снег Берта, запрокинув голову, увидела, как даже не поднявшийся с колен парень вскинул арбалет, целясь, кажется, куда-то в самое небо. Свист стрелки, целое облако осыпавшегося с веток снега, что-то большое, темное, метнувшееся прочь по верхушкам деревьев...