— Какая прекрасная идея! Я всегда знал, что на вас можно положиться, — я благодарно улыбнулся темному и, не снижая оптимизма, продолжил: — Чем больше жертв, тем больше желания переехать.
— И? Вы уже приготовили нам новый чудный дом?
— В точку, Миль. Мы едем на побережье.
Гильдии негде жить. Побережью позарез нужны маги, которые починят волновые щиты. А еще на Побережье есть почти законченные убежища, где можно разместиться на первое время. Волноломы, убежища и маги в моих глазах сочетались как та самая шеннейровская мозаика, что еще долго будет являться высшим в кошмарах.
Спутники молчали. Я не ждал для своего первого значимого решения шквала оваций, но хотя бы как-то отреагировать... ну хоть немного? А как же сказать, что у меня ничего не выйдет?
Миль прижал ладонь ко рту и сипло осведомился:
— А Шеннейр-то в курсе, что гильдия едет на побережье? Или вы принимаете решения поверх его головы?
Учитывая, что с Шеннейром до сих пор нет связи? Именно так.
Но все будут думать, что я выполняю указания темного магистра. И пусть в мире царит доверие, ведь доверие — это важно.
* * *
О том, что Шеннейр возвращается, гильдия знала заранее, и гудела как растревоженный улей. О приближении угрозы мне докладывали чуть ли не поминутно, так что под конец уже хотелось выйти на крылечко и встречать.
— Что за всеобщее помешательство? — я сбросил новое сообщение, тревожно гласящее, что черный гробик, то есть кортеж темного магистра, уже у порога, и потер слипающиеся глаза. Спать хотелось неимоверно, но сон не шел, и оставалось ждать, когда усталость вырубит меня сама собой.
— Интрига дня — что с вами сделает Шеннейр, — как обычно без обиняков пояснил Миль, крутя перед собой очередную печать. — Осенний праздник прошел, вы, все-таки, светлый, а мы, все-таки, темные.
Ух ты. Вот так новость. А еще если Шеннейр собирается забрать себе власть над гильдией, то сейчас самый подходящий момент. Стоило бы вникнуть в общий настрой, но спать мне хотелось куда больше, чем волноваться.
— Хотите узнать, заступится ли кто-нибудь за вас?
— А как вы сами ответите на этот вопрос, Миль? Разумеется, нет.
Пока опасность превышает мою выгоду, рассуждать на эту тему бесполезно.
Шеннейр шел по Вихрю как хозяин — просто потому, что он был Шеннейром и везде вел себя абсолютно так же. Шел быстро, уверенно, подавляя всех вокруг властной силой. Правда, его уже успел перехватить Вильям и что-то активно втирал, нарушая все ритуалы и торжественность момента.
— Совсем чокнулся, — прокомментировал Миль, и я заметил, как Вильям посмотрел на переговорный браслет и быстро отцепился от жертвы, скрывшись в толпе.
— Что вы ему написали?
— Чтобы немедленно убирался. Темный магистр возвращается с победой. Нельзя портить ему триумф.
Шеннейр остановился напротив, небрежно кинув мне под ноги знамя Алленталя, и алое полотнище с шорохом развернулось. Матиас, уже привычно стоящий за правым плечом, напрягся: заарн был единственным, кого на самом деле заботила моя жизнь. Главным образом потому, что это задевало его самого. Сначала я планировал улыбнуться, исключительно ради окружающих, но потом решил никого не шокировать и просто спокойно кивнул:
— С возвращением.
Так бы смотрел и смотрел на вытянутые лица тех, кому недодали зрелищ.
— Что от вас хотел Вильям?
— Упрашивал оставить вас в живых и отдать ему, — судя по ухмылке Шеннейра, тему с моим убийством он уловил, и она его искренне веселила. — Мол, у него светлый источник и не хватает светлого хранителя для коллекции.
— Ему не приходило в голову, что вы легко можете отобрать у него и источник, и все заводы с поместьем?
Шеннейр с иронией хмыкнул:
— Значит, Вильяму недостаточно рассказывали о том, какой я злой и страшный.
На злого и страшного темный магистр сейчас не тянул. А всего-то требовалось отдать ему на растерзание долину, пять замков, несколько сотен человек и кровного врага.
Комнаты для боевых магов были уже готовы. Заниматься этим неожиданно пришлось мне: Гвен от принятия решений самоустранилась, сказав, что ждет указаний, а Миль таскался следом и давал вредные советы поселить Шеннейра в его бывшую камеру, потому что в родном доме и стены помогают. Отвечать все равно пришлось бы не ему, так что фантазия у заклинателя работала. После долгих раздумий я поселил бывшего магистра на том же уровне, где жил сам, но в максимально противоположной стороне. Правила иерархии это устраивало, правила безопасности — нет.
На обстановку Шеннейр едва ли обратил внимание, сразу упав в первое попавшееся кресло и вытянув ноги. Я устроился напротив, не зная, с чего начать разговор. О чем вообще разговаривают с темными магистрами в небоевой обстановке, когда не требуется спешить и принимать решения немедленно? Опыт совещаний на высшем уровне ограничивался у меня присутствием на советах, где я преимущественно молчал. Светлый дар, как оказалось, не делает автоматически из человека дипломата.
— Как все прошло... в замковой долине?
— После всей подготовки это было форменное избиение, — эмпатическое эхо собеседника транслировало довольство и мир, но обманываться не стоило. Эмоции Шеннейра менялись стремительно, и гнев вспыхивал так же быстро, как налетал морской шквал. — Да, Кэрэа, кажется, я забыл вас поздравить с титулом спасителя Аринди?
— Взаимно.
— Но на боевые операции я вас больше брать не буду.
Славно, что правильные выводы он делает с первого раза. Боевые операции — это то, что я собирался оставить далеко в прошлом.
Одно отрицать не получалось: общаться с Шеннейром было легко.
— То есть вы не планируете от меня избавляться?
Темный маг подпер голову рукой, окидывая меня дружелюбным взглядом.
— А нужно?
— Меня беспокоит будущее и неопределенность собственного положения, — честно признал я, уже понимая, что именно неопределенность и сомнения веселят противника больше всего.
— Вас избрали магистром — так будьте магистром. Я собираюсь вытащить эту страну из очередной ямы, и если вы хотите помочь — вот вам способ, светлый хранитель Тсо Кэрэа Рейни. Согласитесь, это будет забавно.
Темные глаза человека напротив были совершенно непроницаемы. Как жаль, что я не могу забраться ему в голову и узнать, что он думает на самом деле — и какая роль в замысле отведена мне. Отвлекающий маневр? Жертва?
— Побережье? — с интересом осведомился темный магистр. Я замер, чувствуя, как по спине ползет холодок — глупо было ожидать, что эта тема пройдет стороной — и неуверенно спросил:
— Но я все делаю правильно? Побережью немедленно требуется помощь, вы сами это показали в нашей поездке, и я решил, что вы ждете именно такого шага...
Я знал, что все делаю правильно. У Аринди сейчас две задачи: восстановить защиту границ и волновые щиты. Приграничье и Побережье в противоположных частях страны, и магам придется разделяться надвое. Учитывая, что на случай войны я у границ полностью бесполезен, а большинство боевых магов рядом с Шеннейром, то к границам поедет Шеннейр. Волноломы остаются мне. Это был его план, хотя я все равно занимался полным самоуправством, за которое должно следовать наказание.
Шеннейра я не боялся. Что бы он ни сделал. Конечно, помимо прочего он мог бы забрать блокиратор, и вот это было бы совсем неприятно...
Некоторое время меня оценивали, взвешивая на внутренних весах пользы, правил, будущего и личного отношения, позволяя в полной мере оценить угрозу. А потом дали понять, что на сегодня мне повезло.
— Похороны завтра в полдень, ваше присутствие обязательно. Спросите про ритуал, вам расскажут. На опознание... как хотите. Вы светлый, заставлять не буду, — он устало потер глаза. — Не сочтите за обиду, но больше всего на свете я сейчас хочу отдохнуть. Со своей смертью обратитесь завтра, а лучше когда-нибудь потом. А вот с вашим даром придется что-то решать. У темной гильдии были всякие магистры, но никогда — магистр, абсолютно не разбирающийся в магии.
— Светлых магистров у темной гильдии тоже не было.
— В светлой магии вы тоже не разбираетесь, — ободрил меня Шеннейр и махнул рукой на выход. Задерживаться и искушать судьбу я не стал.
Матиас ждал меня у дверей и маялся. Сейчас его волнение казалось смешным. Как будто кто-либо мог мне помочь. Но чужие эмоции раздражали, и я коротко бросил:
— Шеннейр только что запытал до смерти своего личного врага. Сейчас он добрый.
Шеннейр использует меня, я использую Шеннейра. Общая польза связывает сильнее, чем дружба или вражда. Я для него — ценная фигура, а игровые фишки так просто не ломают. Время ставить меня на место еще не пришло. Пока Шеннейр не видит угрозу, и ему интересно, как глупая рыбешка будет барахтаться дальше.
Ему интересно. Миль прав, это почти безумие.
На сей раз общее собрание высшего совета проходило в мертвецкой. Всегда бы так. Все равно то, что часть собрания мирно почивала в железных ящиках и была немножечко мертвой, результата не меняло. Из живых высших здесь находилось трое: Олвиш и Миль, совершенно спокойные, и Нэттэйдж, посеревший и измученный, что стоял у двери и ломал длинные бледные пальцы. Любопытно, как с такими слабыми нервами он вообще попал к темным. Но вернулся из долины, и то хорошо: о здоровье главы внутренней службы сильно беспокоились аж три его заместителя. Правда, я подозревал, что больше самого Нэттэйджа их волновали печати и ключи от сейфов.
— Что он здесь забыл? Такие зрелища не для светленьких. Пусть убирается, пока не повредил свой хрупенький дар, — маг с белой повязкой на рукаве резко мотнул головой на выход.
Олвиш был из тех людей, которым при любых условиях спокойно не жилось. Эмпатов он воспринимал на уровне детей или домашних животных, и то, что я теперь официально могу ему приказывать, не укладывалось в его голове. Еще одна будущая проблема. Я даже не стал связываться, обойдя препятствие по широкой дуге, и двинулся к Милю.
— Что скажете?
Тела, что лежали не в ящиках, а на столах, закрывала плотная белая ткань. И это было к лучшему — смотреть на мертвецов мне не хотелось. Достаточно.
— Можно было и аккуратнее, — Миль неподвижно смотрел в пространство, глубоко погрузившись в раздумья. — Для боевой магии такой уровень работы с плотью, это, конечно, верх, но можно же изящнее, гораздо изящнее...
Нэттэйдж побледнел еще сильнее и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Трус и слабак, — презрительно процедил Олвиш ему вслед.
— Олвиш, вам тоже гордиться нечем, — перебил его Миль, так и не отвлекшись от созерцания стенки. — Вам бы только родню свою резать. Идите следом. Не мешайте думать.
Олвиш так же презрительно оглянулся на него, но действительно убрался. До меня потихоньку доходило то, что Миль сказал про компромисс — все сильные маги гильдии знали друг друга не один десяток лет, и отношения у большинства, мягко говоря, натянутые. Позволить сопернику стать твоим господином? Нет, нет и нет. Раньше всех устраивал Алин, Алин вообще был хорошим вариантом и потенциально хорошим правителем, но он ошибся. Система не прощает тех, кто пытается ее покинуть.
Белая ткань, закрывающая мертвецов, магнитом притягивала взгляд. Поверх одного из тел Олвиш бросил красную ленту; я приблизился, не в силах сопротивляться любопытству, и потянул на себя край покрывала. Тканое чистое полотно...
Я отвернулся и зажал рот рукой, сдерживая тошноту:
— Это... правда Алин?
— Тоже боитесь, что Шеннейр мог оставить его в живых, у себя в плену, а нам подсунуть пустышку? — заклинатель наконец отвлекся, поднимая на меня запавшие глаза. — Не-е-ет, наш светленький магистр, второго шанса спасти пленника и всех подставить вам не дадут. Это Алин. Внешность можно подделать, но отпечаток души не спутаешь.
В мертвецкой было холодно, пахло чем-то химическим, резко и неприятно, и синеватый свет чуть колебался, скользя перед глазами неровными пятнами.
— Ну что — вы счастливы?
Честно? Нет.
— Как я вижу, вы у Шеннейра по-прежнему в фаворе. Цените милость, она долго не продлится, — Миль вернул ткань на место, закрывая мертвеца, и заботливо разгладил складки. — Ну что ж вы так побледнели, Рейни, как будто Шеннейр вас в замковую долину вызывал, как Нэттэйджа? Показать, что бывает с теми, кто его предает...
Химический запах переплетался с тяжелым запахом крови. Ощущение холода смешивалось с чужим, отзываясь в груди тяжелым давящим комом.
— По-моему, пыток и зрелищ с меня давно уже хватит.
— Мне все время кажется, что у вас всех есть какое-то прошлое, о котором никто не говорит, — наконец подозрительно выдал Матиас. Миль приглушенно засмеялся.
— Для чего тебе это знать? — я проиграл собственной эмпатии, нашел в подсобке шерстяное одеяло и кинул Милю, усмехнувшись в ответ на чужое возмущение.
Какая разница? Они все равно все умрут.
Мою бывшую камеру пытались спрятать, но она оказалась тесно связана с главной структурой Вихря, с глаз долой не убиралась, и потому здесь организовали склад. Коробки на стеллажах и новенькие, еще не активированные боевые посохи у стены. Я часто приходил сюда и смотрел за окно, привычно ища глазами город далеко внизу и острый шпиль гильдии. Снаружи бушевала вьюга, и все было такое ненастоящее.
Мог ли я не возвращаться? Сбежать далеко-далеко, все забыть?..
Но я — всего лишь эхо. Всего лишь еще одна тень прошлого. А тени действуют так, как предназначено, и все идет так, как предназначено, а значит, все в порядке. И не может быть иначе.
* * *
— "У меня для вас есть плохая и хорошая новость"? Алин, вот сейчас было совсем не смешно.
— Плохая — светлую гильдию мы уничтожили зря.
— А хорошая?
— Нам не придется перед ними оправдываться.
Глава 2. Убежище
После Осеннего праздника время летело стремительно, путаясь в хороводе дел, разговоров и лиц, которые расплывались в сером тумане. Я улыбался, что-то отвечал, как-то жил дальше, и ржавое зубчатое колесо в груди продолжало поворачиваться.
— Леди Гвендолин? День добрый. Как идет подготовка к переезду?
— Темная гильдия не может вечно ютиться в заарнских убежищах... но не стоит волнений. У нас сохранились архитектурные разверстки Иншель.
Иншель? Иншель?! Замка светлой гильдии? Наверное, мне следовало гордиться. Светлые умели создавать красивые функциональные вещи.
— ...а также по прогнозам, наши действия с Заарнеем и Вихрем с вероятностью в пять процентов запустили процесс, ведущий к разрушению мира.
Ну что же. Печально. Пять процентов — это несерьезно.
— Срыв плана поставок...
— Это невозможно...
— Просят о помощи...
— Проклятый светлый!
— Светлый магистр...
— Наш магистр.
Я потянулся к ножику для бумаг, задумчиво повертев его в руках, и закатал рукав. Гнев вспыхнул внезапно, трансформируясь в горькую, очищающую боль; голоса замолчали, мысли остановились, и даже ненависть к себе на мгновение утихла.
