Мёртвый снег

На эту тему круглоголовые умники сломали множество копий, но так и не пришли к общему консенсусу. Как распределялись способности, так никто и не понял, человеческая наука не смогла дать ответ на этот вопрос. Хотя, теории были, как без них. Лось, вон, по его словам, до войны носил очки со стёклами толщиной в палец. Причём с детства. А сейчас зрение — орёл обзавидуется. Птиц с виду доходяга, соплёй перешибёшь, а он пальцами стальные трубы гнёт, и на себе может переть груз в десять раз больше собственного веса. Чем в группе беззастенчиво пользовались. Ну а я... На мне всё заживало буквально за секунды. Нет, думаю, что если оторвать мне голову, то я вряд ли выживу, да и такой эксперимент что-то проводить не тянет. Красавчик, тот тоже... Бабы на него просто гроздьями вешаются, хотя внешне ну совсем не Ален Делон. И все стали гораздо быстрее, сильнее и выносливее. Такие вот странные выверты.

А наш Карлсон плюс ко всему умел чувствовать ложь. Поэтому ни один серьёзный допрос, если удавалось захватить колдуна, не обходился без него. Вот и сейчас обычно добродушный и флегматичный швед подобрался, сжал губы, отчего они превратились в тонкую линию, и решительно шагнул к своему рюкзаку, в котором лежал его пыточный набор. Мы тут не в бирюльки играем, вопрос стоит жёстко — или мы, или они.

— Поаккуратнее, Птиц, не дело, если он копыта раньше времени откинет, — успокаивающе сказал я радисту. При виде колдунов у него крышу сносило от ненависти. С собой он постоянно носил бережно хранимую фотографию своей семьи. На ней улыбалась, держа на руках трёхлетнюю дочь, его жена. А рядом стояли его сыновья — пяти и семи лет. Все в группе знали, что Птиц часто плачет по ночам, смотря на фото, где ещё не было никаких тварей, колдунов, и все были счастливы. Но мы все делали вид, что ничего не замечаем, человек — не бездушный, он имеет право на слабости и эмоции.

— Не откинет, — сквозь зубы ответил Птиц, прикручивая колдуна, уже начавшего приходить в себя, к корявому дереву, так, чтобы его руки были туго связаны за стволом. — Эти твари живучие, как крысы.

— Присмотри пока за девчушкой. Мы тут сами разберёмся. И пошарь по домам, найди керосинку. Здесь должны быть.

— Есть, командир, — поднялся на ноги Птиц, бросив ещё один ненавидящий взгляд на колдуна.

— Как. Твоё. Имя, — чётко спросил я, присев на корточки перед тяжело дышащим пленником. Ведь совсем ещё ребёнок — на вид лет шестнадцать, мальчишка совсем. Внешне колдуны совершенно не отличались от людей, только кожа очень бледная.

— Как твоё имя? — мне надоело играть в молчанку и я, не отрывая взгляда от глаз мага, сжал пальцами его перебитую ногу, там, где торчала наружу, прорвав плоть, бедренная кость. Юнец зашипел от боли, и задёргался в путах, пытаясь освободиться.

— Делаешь вид, что не понимаешь по-нашему? Не надо, я знаю, что понимаешь. Вы все понимаете. Только разговаривать с нами считаете ниже своего достоинства.

Я вытер измазанную кровью мага ладонь о его куртку, пошитую из какой-то плотной ткани, похожей на шёлк.

— Карлсон, что у тебя?

— Готово, командир. Заговорит, не беспокойся. У меня все говорят...

— Лось, Соболю, — решил обезопаситься я на всякий случай. А случаи, как показывает практика, могут быть всякие. Надеюсь, у нас ещё есть время до того, как маги узнают, что их передовой отряд уничтожен, и вышлют усиленную боевую группу.

— На связи, — зашипел, перебиваемый помехами, голос разведчика в наушнике. Про мощные цифровые рации с четким звуком, увы, пришлось забыть. Хорошо, что хоть эта пока работает.

— Что у тебя?

— Пока тихо.

— Принял. Через двадцать минут подтягивайся.

Двойной щелчок в подтверждение.

— Красавчик, давай в охранение. Бережёного бог бережёт

— Есть, командир.

Боец исчез в сгустившейся темноте.

Ну что ж, вернёмся к нашим баранам. Карлсон срезал с колдуна одежду, не особенно церемонясь, от чего на теле упрямо сжавшего губы молодого мага остались надрезы, сейчас сочащиеся кровью. Идейный. Ну да ничего, и не таких обламывали.

— Ну что ж, раз уж ты предпочитаешь молчать, то говорить буду я, — ласково улыбнулся я колдунчику. Карлсон тем временем аккуратно раскладывал на расстеленной на земле прорезиненной ткани свои пыточные инструменты. Я внимательно следил за глазами связанного мага. Ага! Не такой-то ты и крутой, как показываешь. Когда взгляд колдуна наткнулся на блестящие металлические предметы, выложенные в метре от него — на скальпели, зажимы, иглы и пилы, то зрачки его явно расширились, а дыхание участилось. Маг явно был очень молод, и только демонстрация пыточных приспособлений явно произвела на него впечатление.

— Я знаю, что ты меня понимаешь, поэтому предлагаю тебе простой выбор. Вариант номер раз: ты говоришь то, что я хочу знать. Тебе не больно. Я знаю, что вы умеете поднимать свой болевой порог, но любой порог можно пробить. Вариант номер два: ты молчишь. Тебе очень больно. Рано или поздно ты всё равно скажешь всё, что мне надо. Всё упирается во время. Да, чуть не забыл, — весело оскалился я. — При варианте номер два мой помощник перед тем, как тебя убить, отрежет тебе причиндалы.

Маг дёрнулся, силясь разорвать верёвки, но всё зря — узлы Птиц вяжет на загляденье, не вырвешься.

— Надо полагать, что ты предпочитаешь вариант номер два? — не обращая внимания на дёргания колдунчика, сочувственно спросил я. — Ну что ж, ты сам выбрал, я тебя за язык не тянул. Приступай, — кивнул я шведу. — Только вколи ему ещё адреналина, чтобы ласты раньше времени не склеил.

Карлсон снял колпачок пневмошприца и воткнул иглу в плечо мага, покрытое замысловатой татуировкой. Сколько видел колдунов, они все расписаны с ног до головы, словно якудза. Но, надо признать, красиво. Наверное, эти рисунки что-то означают, но мне сейчас не до разгадывания смысла нательной живописи.

— Отмена! Возврат программы! — вдруг срывающимся голосом выкрикнул молодой маг, когда Карлсон со зверской физиономией потянулся к нему, держа в руке разделочную пилу. — Отмена! Возврат на контрольную точку! Отмена, отмена!

Карлсон недоуменно оглянулся на меня, так и не донеся свой пыточный инструмент до тела колдунчика.

— Чего это с ним, командир? Умом что ли тронулся?

Я посмотрел на бьющегося мальчишку, который не переставал истерично орать о возврате на контрольную точку, и ещё какую-то галиматью. Глаза его вылезли из орбит, изо рта летела слюна.

— Карлсон, заткни его.

Швед сосредоточенно кивнул и ткнул пальцем мальчишку в нервный узел под ухом. Вопли тут же смолкли. Колдуна била крупная дрожь, по бледному лицу стекали капли пота, и если бы я не знал, что передо мной находится смертельный враг, то можно было принять его за перепуганного насмерть обычного школьника, неизвестно зачем расписавшего себя с ног до головы.

— Командир, — из тени бесшумно шагнул Птиц, держащий в руках древнюю керосинку.

— Угу, спасибо. Как там девчушка?

— Порядок. Надо уходить отсюда, зомбаки могут полезть в любой момент, — радист протянул мне керосинку.

— Вообще-то уже должны были.

Действительно, обычно изменённые лезли из-под каждого куста, только успевай отбиваться, и обычно мы не могли далеко продвинуться от границы двадцатикилометровой зоны. А уж когда поспевали твари со своим хозяином, то здесь уже не до поиска прохода, ноги бы унести. Благо, что ни изменённые, ни твари колдунов, за границу пройти не могли. Почему, неизвестно, просто факт оставался фактом, пусть яйцеголовые умники в Штабе над этим голову ломают.

Колдунчик продолжал бормотать что-то бессвязное, взвизгивая от ужаса каждый раз, когда Карлсон , сделав страшное лицо, брал в руки какой-либо из своих пыточных инструментов.

— Командир, здесь что-то... — Птиц прищурился и сморщил нос, от чего стал похож на взъерошенного совёнка.

— Что?

— Он говорит что-то знакомое. Не могу разобрать...

— Карлсон, отставить! — приказал я. — О чём он говорит? Галиматья какая-то.

— Командир, это прозвучит как бред, но... — радист потёр заросшую трёхдневной щетиной щёку. — Я ведь до всего этого компьютерами увлекался, играми всякими...

— И что? — не понял я. — Какое это имеет отношение...

— Командир, он думает, что он в игре! — выпалил маленький радист.

— Не понял. В какой, нахрен, игре? Птиц, ты белены объелся?

— Нет, командир, — зачастил боец. — Возврат на контрольную точку осуществляется в играх, например, когда игрока убивают. И игра для него начинается заново. Он что-то бормочет про недогрузившуюся передающую станцию, строительство цитадели, и ещё что-то непонятное.

— Понятно... Вернее, нихрена не понятно. Так, пусть со всем этим специалисты разбираются, — принял я решение. — Карлсон, до границы дотянет? — я кивнул на колдунчика.

— Должен. Артерии не задеты, а жгуты можно и не ослаблять. Говорить он и без ног сможет, — швед с ненавистью посмотрел на мальчишку, сплюнув себе под ноги.

— Группа, выдвигаемся на базу. Лось, Красавчик, в темпе вальса, — отдал я команду, зажав лангенту микрофона. — Этого спеленать, чтобы пальцем пошевелить не смог. Кляп в рот забить. Птиц, передай на базу, что у нас есть язык, пусть готовят встречу. Рацию отдашь Карлсону, ты тащишь колдуна. Следите за ним. Если увидите что-то подозрительное, бейте его по башке, чтобы вырубить. Только аккуратно, Птиц, тебя особо касается. А то долбанёшь один раз, и пришибёшь ненароком. Всем понятно?

— Обижаешь, командир, — кивнул Птиц, расстёгивая клапан тактического рюкзака, и вытаскивая моток верёвки. — Что я, совсем без понятия?

— Смотри мне. Что там девчушка? Красавчик, найди для девчонки тёплую одежду, её в охапку, и мигом сюда.

— Есть, командир, — раздался в ухе скрипучий от помех голос пулемётчика.

— Всё, уходим.

* * *

Шли быстро, внимательно смотря по сторонам. Боевой выход заканчивается только тогда, когда прибыл в расположение части, и доложился о результатах, поэтому расслабляться смерти подобно. Вообще, это просто какое-то чудо, что нас не атаковали зомбаки. Как, почему, пусть учёные думают, это их работа. Все живы, и это главное. Жаль, конечно, что не нашли проход в мир колдунов, но живой маг, которого мы тащили сам по себе невероятно редкая и ценная добыча. Насколько я знаю, ещё ни одного колдуна за три года живьём взять не удавалось. А уж там его разговорят, есть специалисты... У нас тут война, и все эти либеральные ценности строем отправляются в задницу, когда речь идёт о сохранении жизней миллионов людей, а возможно и выживании всего человечества. Не в бирюльки играем.

Уже окончательно стемнело, благо, что тучи разошлись, и света полной луны хватало, чтобы разглядеть дорогу. Батареи тактических фонарей были почти бесполезны, так как разряжались в считанные минуты. Хорошо, что хоть громоздкая рация советского производства, ещё шестидесятых годов выпуска, которую обычно пёр Птиц, пока функционировала. Хутор остался позади. Девчушка, завёрнутая в одеяло, посапывала, прижавшись к широкой груди Красавчика. Хоть одну живую душу спасли.

До границы Зоны осталось пройти километров пять, и я уж думал, что в этот раз пронесло, как вдруг связанный, что твоя мумия, колдун, которого нёс, перекинув через плечо, Птиц, забился и замычал сквозь кляп из грязной тряпки.

— Командир? — повернулся ко мне Птиц.

— Карлсон, дай ему по кумполу.

Снайпер, накинув ремень винтовки на плечо, шагнул в сторону колдуна.

— Отставить.

Карлсон остановился, кинув на меня вопросительный взгляд. Колдунчик, и так далеко не смуглый, побелел как стенка, глаза его вылезли из орбит.

— Кажется, он хочет что-то сказать, командир. Послушаем? Или лучше всё-таки... — Птиц красноречиво потёр кулак, которым он мог без труда пробить кирпичную стену.

— Вытащи кляп, — принял я наконец решение. С колдуном явно что-то было не так.

Птиц, как мешок с картошкой, сбросил мальчишку на землю, покрытую до сих пор не растаявшим снегом.

— Ну, ты что-то хотел нам сказать? — спросил я, направив на молодого мага ствол автомата.

Колдунчик тяжело дышал, по его лицу стекали мутные струйки пота, и не было похоже, что он притворяется, или намерен атаковать. Но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

Мальчишка несколько раз глубоко вздохнул, кидая на обступивших его со всех сторон ьойцов затравленные взгляды, и опять понёс какую-то околесицу, из которой я понимал едва ли одно слово из двадцати.

— Птиц, ты хоть что-нибудь понимаешь? — поморщился я.

— Командир, кажется, он говорит, что ему нельзя выходить за границу Зоны. Что-то про сбой основной программы и про капсулы с матрицами.

— Какой ещё программы?

Колдунчик продолжал что-то говорить, но голос его становился с каждым словом всё тише, а дыхание всё более редким, пока глаза его не закатились, и мальчишка обмяк.

— Командир, а он коньки не откинул? — Карлсон ткнул лежащего колдуна стволом винтовки.

— Твою мать! — Я присел на корточки, и проверил пульс на шее мальчишки. Есть, но редкий и слабый.

— Птиц, ты ещё что-то понял?

Такого языка терять нельзя, нам жизненно необходима информация! В штабе с меня голову снимут, если этот ублюдок загнётся!

— Кажется, он что-то говорил про сбой его матрицы, — почесал в затылке Птиц. — Он, вроде, не должен отходить далеко от центра, насколько я понял. Я не программист, командир, я мало что разобрал, — виновато посмотрел на меня маленький связист. — Очкарика бы сюда, уж он-то бы быстро разобрался.

Твою мать... Кажется, возвращение откладывается.