Сэнхас

Сука, а! Вода...

Впервые за последние годы я откровенно запаниковал. Больше всего я боялся глубокой воды! Особенно, если в ней что-то есть! Твою ж... Вода прибывала быстро, уже затапливая колени. Я дернулся, рывком попытался вырвать руку. Похер, если сломаю пальцы! Лишь бы выбраться отсюда! Рывок! Боль резанула ножом, но кандалы были слишком узкими. Рука не пролезет! Блядь!

Вдалеке что-то... плеснуло. Я замер, перестав дергаться. Показалось?

Снова тихий плеск, словно в воду что-то соскользнуло. Ноги коснулось холодное крупное тело, а я позорно взвизгнул и задергался сильнее, калеча руки. Ниче... Кисти у меня узкие, вырву. Движение в воде я почувствовал, казалось, всем телом. Что-то коснулось босой ноги. Крупное. Холодно-скользкое. Я обвис за цепях и окаменел. Что за...

Вода тем временем поднялась до пояса и продолжала прибывать, быстро затапливая узкий каменный колодец. Ступор прошел, я снова задергался. Надо вырваться, иначе я тут тупо утону!

Я сперва даже не понял, что случилось, так болела рука, наполовину прошедшая в кольцо оков. А потом ощущения достучались до разума. Меня УКУСИЛИ! Укус, прихватывающий, но я отчетливо ощутил мелкие острые зубки. По спине прошла волна мороза, еще один укус и я... позорно заорал.

Блять, сука! Вода быстро прибывает, еще какая-то тварь кусает! Она там не одна! Блять! Что за херь, а?!

Я рванул со всей силы, буквально выдирая руку из кандалов, слыша протяжный хруст, в голове помутилось от боли, за ноги уже кусали часто, подстегивая, вода добиралась до груди.

Вторая рука! Ну же, я смогу! Я вцепился вытащенной рукой в цепь. Пальцы словно орали болью! Похуй! Выберусь, посмотрю, что я себе сломал! Еще! Еще! По грудине что-то обтерлось, плеснуло в лицо, я увидел, как скользит в подсвеченной мутным белесым светом какая-то гибкая крупная туша, и... И мир странно поблек.

Я не помню, что было дальше. Был на улице, медленно бредя в сторону старой, заброшенной стройки. Кто-то рядом что-то кричал мне на ухо взволнованным голосом, но я не понимал, что от меня хотят. Надо дойти. Там безопасно. Руки пылали огнем, пульсировали в такт буханью в голове. По рукам что-то текло. Теплое и тягучее. Потом... А что потом?

Не помню.

Очнулся я снова рывком, сел, открыл глаза, глядя перед собой... на белое от ужаса лицо Кики. Мне не надо осматриваться, чтобы понять, где я. В своей самой первой норе на старой стройке. Не в жилье. В норе, на другом конце развалин. Я помню здесь каждую выбоину на бетоне.

Было больно, но как-то странно, фоном. Я ее регистрировал, но толком... она шла мимо разума. Знаю, болят руки. Скосил глаза. Лучше б не смотрел. Лежат как неживые, расслаблены, почти черные от крови и грязи. А еще по открытому мясу струится... что-то темное. Как маслянистая жидкость, исходящая густой дымкой. Чуть щекочет. Больно от снятой металлом кожи. Кисти словно ошкурило. Вижу ошметки у пальцев. Уже затвердевшие, сложившиеся гармошкой. Из мяса торчат переломанные кости. Пальцам хана.

Пиздец.

— Давно?

— Ночью пришел. — тут же ответил Кики дрожащим тонким фальцетом.

— Чего боишься?

— Ты себя видел? — почти взвизгнул он.

— Нет. А стоит?

Кики помотал головой. В глазах — животный ужас. Даже не страх.

— Совсем пиздец?

Он мелко, судорожно закивал.

Я прикрыл глаза и повалился обратно на лежанку.

— Разбуди, если Ри придет.

Мне надо отлежаться. Немного. В голове пульсирует и болит, словно мне ошкурили мозг, а не руки. Знаю, херовая идея, но...

Мир снова выключился.

Проснулся я на рассвете. Голова не болела, скорее, звенела от тишины. Кики не было рядом, но я видел, что кто-то приходил. Скорее всего Ри: никто другой не мог себе позволить купить бутыли с чистой водой, и никто не обладал такой роскошью, как нормальное одеяло. Осторожно сел, осмотрел чистые здоровые руки. Сколько я тут пролежал? В моем жилье явно видны следы чужого присутствия, какие накапливаются постепенно. Я легко их замечал. Пачка пайков. Чуть дальше — пара пакетов, раздувшихся от набитого в них шмотья. Коврики на полу. Пара тазов. Цветастых, из полимера. Кровать — нормальная широкая раскладная, а не куча тряпья и пара досок, спизженных со стройки. За мной присматривал и ухаживал... Риик. Больше было некому.

Сколько я так провалялся?

Встать получилось с трудом. Тело как деревянное! Но гибкость быстро вернулась, достаточно было немного походить. Есть не хотелось. Пить тоже. Эмоции как-то поугасли, словно выгорели, но я помнил, что было. Четко. До момента, как об меня обтерлось что-то в воде. А дальше только месиво образов. И много крови. Как-то я оттуда выбрался. Как? Да хер знает. Знаю, что кого-то я убивал, буквально подрав на части голыми руками. Искал брата, но не нашел. И это был НЕ тот ссаный храм. Другое место.

Кристиан... Глухо толкнулась злость и страх.

Если с ним что-то сделали, я себе не прощу. Я буду виноват. Я и моя тупость!

Злость нарастала, пробивая какую-то преграду в голове. Но... так и не пробила. Я услышал шаги, в комнату вошел Ри. А в следующее мгновение он уронил пакет, подлетел ко мне и сильно стиснул в объятиях.

Ничего не говорили. Пока он не отпустил меня и не отстранился, сумрачно всматриваясь мне в глаза.

— Что со мной не так? — тихо спросил я.

— Всё.

— Точнее.

Мне молча протянули зеркало. Маленькое карманное зеркальце, сделанное из полированного до блеска металла.

— Смотри сам. — коротко произнес он.

Смотреть мне не хотелось, но я пересилил страхи и все же посмотрел. Долго смотрел. На то, что глядело на меня из полированного металла. Лицо осунулось, черты заострились. Могу понять. Губы и без того были ободраны и подбиты, а сейчас... полопавшаяся кожа заросла как-то странно, рубцами, визуально укрупнив губы, но сделав их какими-то странными. Слишком изогнутыми и опухлыми. На щеке — затягивающаяся рана. Почему-то покрытая черным тромбом. Но самое страшное — глаза. Красные, с полопавшимися капиллярами. Белок почти почернел от налившейся крови, и серая радужка выглядела дико. Жутко. Под глазами — фингалы. Темные, почти фиолетово-серые. А взгляд...

— Увидел бы ночью — обоссался бы. — хрипло прошептал я, отводя пугающий даже меня взгляд.

— Увидел бы, как у тебя всё заживало — тогда не то что обоссался, обосрался бы. — глухо ответил он. — Такого никогда не видел. Надеюсь, больше не увижу.

— Спасибо, Ри.

В ответ он коротко рвано дернул головой.

— Есть хочешь?

— Не особо. Странно.

— Я внутривенное давал. — тем же глухим голосом сказал друг. — Батя свел со своим другом. Военврач. Вопросов не задавал.

После такого — друг. Единственный, который у меня есть.

— Сколько я так...

— Почти три месяца.

Казалось, мир на мгновение мигнул.

— Кристиан?

Ответа я не ждал. Спросил от безнадежности, но на удивление Ри ответил:

— Видел на днях в храме. Жив, вроде цел.

— И как он?

Риик замялся.

— Не знаю. Он... какой-то странно-тихий. Смотрит только в пол, ни с кем не говорит. Послушный.

Я прикрыл глаза, судорожно, рвано втянул воздух.

— Кия. Попробую с ним пересечься и сказать, что ты жив. Может... Он может думать, что тебя убили.

Я кивнул.

— Буду благодарен.

Риик подошел, погладил меня по голове и... обнял. Без подкатываний и прочей хери, которая меня раньше бесила. Просто обнял. Так и стояли какое-то время. Молча. Мне нужна была поддержка, он мне ее давал. Ничего не требуя взамен. А мне нечего было ему дать в ответ. Я мог быть только благодарен за помощь, на которую не надеялся.

Ри ушел в середине дня. На мессу, как он сказал. Там он попытается поговорить с братом. А я остался в убежище. Ждать.

Кошмар входил в мою жизнь тихо, крадучись, по-будничному, становясь ненавязчиво частью жизни. Привычной, и оттого еще более страшной. Моим кошмаром стала новая религия, стремительно набирающая силу и подминающая под себя умы простых людов. Я узнавал новости от Риика. Он приходил ко мне нечасто. Приносил еду и воду, пока я лечился. Потом — он пропал надолго. У него был боевой вылет. А я занялся тренировками. До одури, кровавого пота, изнеможения и боли в теле. Откуда-то в голове возникали знания. Сами собой. О том, как правильно заниматься собой, как нужно ставить удары, как растягивать тело и возвращать ему гибкость. Как развивать неожиданно скачком усилившийся дар к магии. И я развивал. Через полгода вернулся в бои. На кровавый ранг, за победу в котором очень много платили. А за проигрыш... закапывали где-то за городской чертой. Мне нужно много денег, чтобы спасти брата. Я копил на новые документы.

Кристиана я видел один раз. Мельком на расстоянии. Он меня тоже увидел. На мгновение, достаточное, чтобы понял и узнал, пока его не утащила за собой мать. А я от увиденного в его глазах долго орал на той ссаной стройке. От бессилия, от боли, от злобы на себя и свою тупость. Потому что я увидел в его глазах... сумасшествие.

Тогда я долго бесился, орал в пустоту, плакал, снова бесился. Добраться до брата я не мог. Пробовал, но... он почти не покидал этот блядсткий храм, а он охранялся, притом, весьма круто. Слишком круто. Потом вернулся Риик и принес новости, от которых мне стало дурно. Та самая цветущая благочестивая мразь, создавшая эту дрянь, выдвинул свою сучью религию на рассмотрение на статус государственной. Наравне с другими. Мотивируя тем, что число верующих достигла миллиарда. Ри признал, что это реально. Что религия Милостивого Бога может получить статус государственной, и тогда... Что тогда, я даже думать не хотел, но не мне тягаться в машиной одиозной государственной веры.

А потом, через двадцать три дня после нашей случайной встречи, ко мне пришел брат. Сам. Ночью. Каким-то непостижимым образом выбравшись из перестроенного Храма и найдя меня в самой глубине огромных трущоб колоссального мегаполиса.

— Кия...

Я чуть не подлетел на месте. Мне послышалось, что...

— Кия... Кия, ты где?

Тихий-тихий, ломкий, дрожащий жалобный голос, едва слышимый в шума проливного дождя.

— Кристи?

Я слетел с постели и рванул на улицу. На голос, едва долетающий до меня.

— Кия...

Брата я нашел у старого давно высохшего дерева. Кристиан ходил кругами, слепо шаря руками по гладкой коре и тихо бубня под нос мое имя, лишь изредка повторяя его громче.

— Кристи!

Я подскочил к нему, сгреб в охапку, прижал к себе.

— Кия! — в голосе промелькнула радость. — Я нашел тебя...

Брат тихо всхлипнул, выпростал руки и обнял меня за шею. Как когда-то в детстве, когда я его вытащил из того сраного шкафа. И так же повис, обвив ногами за талию. Как ребенок. Маленький ребенок.

Я принес его в свое жилье, включил ночной светильник, замазанный темно-серой краской, чтобы его свет не был слишком заметен в ночи. Специально подбирал тон, чтобы на расстоянии он терялся в городском освещении. Брата трясло мелкой дрожью: замерз. Близилась осень и по ночам уже становилось холодно.

— Подожди, малыш. Сейчас тебя обсушим, согреем. Тебе будет хорошо. — тихо и ласково говорил я, осторожно распутывая волосы брата, намотавшиеся на какую-то херь на его шее. — Кушать хочешь?

— Хочу. — просто ответил он, радостно улыбаясь и глядя на меня широко распахнутыми глазами.

Шестнадцатилетний парень с восприятием и поведением ребенка, смотрящий на меня сумасшедшими глазами. Мой брат. Единственное живое существо, которое я люблю в этой жизни.

Суки...

На шее я обнаружил... ошейник, красиво декорированный под плетеное ожерелье, сделанное из... волос. Его я срезал. Аккуратно, не показывая брату нож, со спины, заговаривая его ласковыми бессмысленными словами. А он мне верил. Льнул, ластился и бессвязно шептал, что нашел. Жаловался, что его запирали бояться в узкий и тесный лежачий шкаф, вмурованный в стену, а он боялся и плакал. Меня звал. Каждый день... Звал. А его били и наказывали, снова отправляя бояться в шкаф. На всю ночь. Иногда и на день тоже, если плохо боялся.

Твари...

Они запирали сходящего с ума парня в ебучий гроб!

— Они больше не запрут тебя в шкаф. — тихо сказал я, закутывая брата в плед. — Я не отдам им тебя.

— Я знаю. ТЫ не отдашь. А если они придут, ты же отпустишь меня, да? Не дашь им меня забрать назад?

Что-то было в его словах такого, что дернуло за душу.

— Куда я должен тебя отпустить? — едва слышно прошептал я, гладя брата по мокрым волосам.

— Куда-то в туда.

И брат посмотрел вверх. В потолок. В небо над ним.

— А как я должен тебя отпустить? — тихо-тихо спросил я, буквально выдавливая слова.

— Не знаю. Но я усну тут. Совсем. И проснусь где-то там. Далеко отсюда.

И улыбнулся. Мягко, мечтательно.

— Я знаю, ты можешь сделать так, что я усну быстро и легко. Да?

— Да... Могу.

Каждое слово давалось с трудом. Он понимает, о чем просит? Спрашивать Кристиана я не стал. Знаю, что понимает. Но просит так. Странно и по-детски. А я... я не смогу ему отказать. Если за нами придут... Если найдут...

Как же я их всех ненавижу...

— Кристи. Будешь жить со мной?

Брат радостно закивал, глядя на меня широко распахнутыми, лучащимися от счастья синими глазами.

— Но тебя никто не должен найти, а то попытаются забрать.

— Тогда ты меня отпустишь?

— Отпущу. Но ТАМ я не смогу быть с тобой, а я хочу пожить со своим любимым младшим братиком. Здесь. Хорошо?

Кристиан закивал.

— Давай, поешь и спать.

Брат снова закивал. Я осторожно протянул ему миску с разогревшимся армейским пайком, которые закупал у дилеров арены. Удобная простая жратва, которую не надо готовить.

— Кушай.

Пока брат послушно ел, я думал. Соображал на удивление четко и ясно. После побега брата его однозначно будут искать. Хоть он и сумасшедший, но наболтать может много интересного. Слишком интересного. Религия набирала мощь и выходила в политику, а там всегда найдется кто-то, кто захочет их утопить в отходах. Мой брат при всем его сумасшествии — отличный повод поднять волну дерьма. Нас не должны найти. Никто. Надо как-то прятаться. Выбраться из столицы своими силами нереально. Надо дождаться Ри. Но он вернется, если повезет, где-то через месяцев восемь-девять, не раньше. Военная служба накладывает свои обязательства. Надо как-то протянуть время. Прятаться здесь, в трущобах. Я хотя бы знаю территорию, парни о моей лежке не знают. Никто. Странно, что Кристи нашел, но... он сумасшедший, кто знает, как он видит мир.

Брат доел. Я выкинул одноразовую тарелку и уложил его спать рядом с собой. Спать отдельно он отказался. Без меня тоже. Настаивать я не стал. Все мои доводы сломались о его панику и слезы. Похер, пусть спит со мной. Подвинусь. Хорошо, сегодня ночью никаких боев, а то пришлось бы пропустить.

Устроив брата у стены, я выключил светильник и лег в постель. Малой тут же меня обнял, намотался, закинув на меня ногу, устроился на плече и отрубился, сопя в шею. А мне сон не шел. Голова звенела от мыслей, я молча бесился, злился и одновременно откровенно паниковал. Я боялся. За брата. Боялся опять напортачить и подставить его. Снова. Как тогда. Но оставаться здесь надолго — тоже не вариант. Гарантированно найдут. Вопрос только когда.