Час Темноокого

На обработку ран Взывающего ушло около часа. Пока девочка помогала ему смыть грязь и кровь в купальне с подземным источником, дверь в которую скрывалась за одним из гобеленов, пока неумело накладывала мазь и повязки, все время смущенно отводя глаза от обнаженного мужчины... Всё это время Ёзеф почти не говорил, отделываясь краткими "сначала это, потом то", и девочка не смела задавать ему вопросы, помня его недовольство.

Удовлетворившись перевязкой, Ёзеф лег на диван. Налил из бутыли густого, чёрного в свете факела вина, выпил и вновь обратил внимание на девочку, робко присевшую на край его ложа.

— Ну, что еще?

— Можно мне тоже умыться? — робко спросила Алиссия, надеясь, что, умываясь, она и напьётся. Покосившись на Ёзефа, она вдруг подумала, что не сердится на него и что он совсем не страшный. И вспомнила, как горячо пылала его кожа под её пальцами. И — покраснела от странных мыслей и ощущений.

— Иди, — буркнул он и снова потянулся к бутыли.

— Только... — девочка погладила дрожащими ладонями подол платья, помялась и сказала: — Я... сама умоюсь.

Я с некоторым изумлением уставился на девчонку: можно подумать, я женщин не видел. И видел, и пользовал так, что этой и в кошмаре не приснится — с ее невинностью. А что девчонка невинна, как агнец на заклание, я даже не сомневался. Впрочем, пока я не знал, полезно это для ритуала или нет, и потому просто махнул рукой, как и на все ее идиотские вопросы. Я мог бы многое ей сказать, но зачем? Все равно она этого не поймет.

— Умывайся. И меня больше не трогай.

Девчонка кивнула и исчезла с моего дивана, я налил еще бокал зелья, восстанавливающего силы, выпил и уснул, едва донеся голову до подлокотника.

Когда умытая, освежённая, пусть и одетая в то же грязное платье, она вернулась в комнату, Взывающий спал. Алиссия постояла возле мужчины, рассматривая его и стыдливо краснея. Потом сглотнула. Есть хочется. Огляделась. Шарить в шкафах Взывающих? Страшно. А вдруг наткнёшься на что-то ужасное? Ищущий взгляд остановился на бокале рядом с большой бутылкой. Отец всегда брезгливо относился к пьющим. Но Ёзеф — видела Алиссия — выпил много, а пьяным не выглядел. Может, это не вино? Подкравшись к столу, она осторожно понюхала бутылку. Пахнет травами и забродившим виноградом. Девочка вздохнула и налила полбокала. Сначала пила осторожно, но густая влага ложилась в желудке теплом и даже сытостью. И, поколебавшись, Алиссия выпила ещё столько же.

Вино отяжелило ноги и сознание. Почти в полусне девочка стащила с кресла тяжёлое покрывало и, пристроившись головой к плечу Ёзефа, укрыла обоих. В комнате воцарилась тишина. Слышалось лишь сонное дыхание двоих.

Проснувшись, я чувствовал себя намного лучше, и даже притулившаяся рядом девчонка, чьего имени я так и не вспомнил, не испортила мне настроения, как вчера своими вопросами. Напротив, я даже рад, что пигалица сообразила выпить лечебного снадобья. Чем здоровей она будет, тем лучше. Армия Суринама, грабя и насилуя, проторчит в захваченном городе неделю — так им обещано в случае победы. У меня есть время для подготовки к ритуалу.

Оставив девчонку спать, я отправился в зачарованные кладовые за едой, а заодно в библиотеку — за нужными книгами. То, что я собирался провернуть в одиночку, под силу верховному жрецу Сурта или кругу из девяти Взывающих средней руки, к каким я и отношусь. У меня только один шанс, и ошибаться я не собирался.

Потребовался час собрать все, что я хотел. Вернувшись, я нашел девчонку сидящей на диване, с видом бездомной собаки. На корзину, с сыром, лепешками и колбасой, глаза у нее загорелись, а мне хватило взгляда понять: в комнате устраивали обыск. Точнее, попытались: наложенные заклятия помешали открыть хоть один шкаф.

Я поставил корзину на стол и кивнул девчонке, чтобы поела. Пока она утоляла голод, я погрузился в книги.

Подготовка к ритуалу заняла трое суток. К тому времени мои раны почти затянулись, да и девчонка выглядела здоровой. Я готовил святилище, проверял механизмы и несколько раз поднимался в верхний Храм, чтобы очистить от накопившегося мусора световоды, ведущие к внутреннему святилищу. Разлагающиеся трупы, как и разруха в городе, волновали мало. Моего дара хватало, чтобы слышать: армия здесь, выжившие горожане здесь, души Ушедших привязаны к умершим телам — значит, Сурт получит обещанное.

Оставалось только два момента: дождаться абсолютного полнолуния, должного наступить через два часа, и заставить девчонку добровольно лишиться невинности на алтаре. Конечно, для Круга или Верховного жреца хватило бы просто живой крови, но в моем случае жертвенная потеря невинности вкупе с ритуалом в разы повышала шансы на успех. Простое изнасилование на алтаре — впустую потраченные силы ради сомнительного удовольствия. Да и Сурт не любит мелких жертв.

Добровольность ставила меня в тупик, но я давно привык не хватать звезд с неба и был готов обойтись просто живой кровью. Однако Темноокий желал, чтобы я исполнил клятву, и судьба в очередной раз улыбнулась мне.

В течение трёх суток Ёзеф то уходил из комнаты, то часами просиживал в ней за странными книгами. Алиссия сначала с любопытством, а потом уже угрюмо следила за ним. Догадывалась, что он всё-таки хочет что-то сделать, но что? Спрашивать она боялась, как и попроситься в город. Там, наверху, захватчики и её непогребённые родители, и трупами устланы улицы. А здесь Ёзеф кормил её, молчаливо, но заботился о ней. И она старалась быть к нему ближе, чувствуя себя рядом с ним уютней. Слухи врали, Взывающий вовсе не стремился сделать с ней что-то ужасное или непотребное. Алиссия помнила, как тепло и спокойно спалось ей в первую ночь, и думала о том, чтобы коснуться руки Ёзефа или прижаться к нему. И, удивлённая, ловила себя на том, что с жадностью смотрит на его красивый рот и представляет, как Взывающий хочет поцеловать её. Алиссия почти невеста, мама рассказывала, что вышла замуж, будучи всего на год взрослей её. Не зная, чем заняться, изредка прибираясь в подземной комнате, девочка мечтала, что было бы, если бы Взывающий стал её мужем. Лёжа ночью в креслах, неподалёку от мужчины, она то и дело таилась, прислушиваясь к его дыханию. А он слишком долго, перед тем как заснуть, ворочался на диване... И на четвертую ночь она встала и подошла к нему.

Дрожащим от страха (а вдруг прогонит?) голосом девочка шёпотом позвала:

— Ёзеф, Ёзеф, мне холодно... Можно?..

Признаться, я сначала не понял, что ей от меня нужно, но, когда она покраснела, до меня дошло. Шанс. Сурт благоволил ко мне как никогда раньше.

— Можно, — я даже улыбнулся, протянув ей руку. — Хочешь, чтобы я согрел тебя?

Она покраснела еще сильней, но кивнула, протягивая мне худую ладошку. Только не передумай, девочка... Я сел, крепко и осторожно сжав ее запястье, чтобы не спугнуть удачи. Девчонка дрожала не от холода — от собственной дерзости, и кровь горячо билась в жилке под моими пальцами.

— Не бойся, — я старался говорить как можно ласковей. — Я дам тебе лекарство, и в первый раз боли не будет. Согласна?

Девчонка кивнула, окончательно опустив глаза и тиская свободной рукой подол платьица, а я почти купался в жарком и горячем тепле, что несла ее кровь. И мир проявлялся чистыми красками, Сила текла по моим венам, и Ушедшие слышали этот зов. Сурт... Сурт Темноокий, ты получишь поистине прекрасную жертву!

Не отпуская запястья девчонки, я подошел к одному из шкафов, доставая эликсир смерти, которым поили только жертв. Налил на донышко бокала — ей хватит. Я не лгал: этой, первой боли она не почувствует, истинная боль придет к ней позже. Она не умрет сразу — и крови, жертвенной и живой, будет достаточно для ритуала. Я протянул бокал девчонке.

Едва поколебавшись, она выпила эликсир одним долгим глотком и улыбнулась уже смелей, а я видел, как под влиянием зелья все быстрей и быстрей начинает струиться кровь, придавая коже девчонки нежное сияние. Я опустил ее запястье — теперь никуда не денется, сдернул с дивана одеяло и закутал им девчонку, скрывая от глаз это великолепие. Она недоуменно и испуганно смотрела на меня. Я снова улыбнулся.

— У нас будет особое ложе.

Щеки девчонки ярко полыхнули, а я подхватил свою драгоценность и понес в святилище.

Святилище встретило легким потрескиванием пламени в неугасимых светильниках. Блики бездымного огня ласкали каменную величественную фигуру Сурта. Темноокий выступал из стены наполовину, упираясь в пол одним копытом и занеся второе почти над алтарем. Голова, на мощной длинной шее, с развевающейся гривой, гордо вскинута, огненные рубины глаз грозно сверкают, заставляя трепетать душу. Мягкие губы бога Ночи обнажали длинные острые клыки, ноздри раздувались от горячего дыхания, а витой рог указывал прямо в зенит. И, кажется, еще мгновение — и Сурт выйдет из стены мрака, сам созданный из тьмы, и встряхнет гривой, ударит острейшим копытом, взмахнет гибким хвостом и пронзит рогом любого, кто посмеет ему перечить.

Но девчонка не видела ни великолепной статуи, ни огромного круглого алтаря с высеченной пентаграммой. Она тихо сопела мне в шею, пригревшись в одеяле. Но ее время пришло.

Я поставил ее на ноги, отбросил в сторону одеяло и с молчаливого согласия стянул с нее многострадальное платье. На миг я замер, восхищенный мягким жемчужным сиянием ее кожи — зелье смерти придавало жертвам особую красоту. Но особо медлить не стоит: лунный свет, проникающий сюда с поверхности, становится все ярче. Значит, час полнолуния близок. Я скинул одежду, поднял смущенно закрывшую глаза девчонку на руки и уложил на алтарь. Камень встретил теплом, как и всегда.

Оказывается, Алиссия зря боялась Ёзефа и того, что он её не поймёт. Оказывается, он очень ласков и заботлив. Девочка ещё не успела толком ничего объяснить, как увидела в его глазах радость. Он тоже хочет её!.. Строгий и даже угрюмый, Взывающий вдруг преобразился. Понимая, что ей очень страшно и немного неловко, Ёзеф даже держал её ладонь, пока искал снадобье, которое сделает главные мгновения в её взрослой жизни безболезненными. Вот как он, сильный, крепкий, заботился о ней! А какая у него улыбка... Как он вглядывался в её глаза, стараясь утешить и успокоить. Как легко, словно пушинку, подхватил её на руки, пообещав особое ложе, и она от счастья чувствовала себя почти богиней, которую только и нужно носить на руках! Как восхищённо смотрел на Алиссию, когда платье пропало с её тела. Она знала, что ещё не оформилась, что тело её тощее и неловкое. Но под его взглядом поверила, что желанна. И вспыхнула от радости и гордости, когда мужчина снял одежды с себя. Он такой красивый! Он такой сильный — и он любит её! Тёплые руки вновь подняли её (девочка смущённо закрыла глаза) и опустили на тёплый же камень. И она не сомневалась, что все у них будет чудесно, как в сказке...

Худая, почти с детской фигуркой, она не вызывала во мне желания, и потому сначала я ласкал ее, зная, что так будет проще нам обоим. И, когда сила живой крови стала почти обжигать меня, я уложил девчонку на спину, раздвинул ей бедра и одним резким и глубоким движением принес Сурту добровольную жертву.

Девчонка и не пискнула — просто не чувствовала, как выплеснулась из нее горячая влага на алтарь, но я едва не захлебнулся от накрывшего ощущения Силы. Линии и надписи засветились, наполняясь магией, я чувствовал себя готовым поднять весь город, а ведь ритуал еще не начался! Великий Сурт, неужели такое возможно?! Еще! Я хочу еще!

Темноокий покровительственно держал над моей спиной копыто, косился огненным глазом, и его губы насмешливо улыбались. Он давал мне время насладиться полученным даром.

Я пришел в себя, когда моя страсть выплеснулась в горячее лоно жарко стонавшей девчонки, возвращая мне способность трезво мыслить. Сила наполняла меня, я мог бы поднять всех Ушедших, но для моего плана требовалось больше. Намного больше.

Лунный свет стал ярким, почти заглушая светильники. Пора.

Я спустился с алтаря и стал привязывать руки и ноги разомлевшей и сонно улыбавшейся девчонки к кольцам. Я почти закончил, когда до нее дошло: что-то не так.

— Ёзеф... — Девчонка попыталась приподняться, но верёвки натянулись, не давая ей двигаться. — Ёзеф! Зачем всё это? — Она всё-таки извернулась немного набок, стараясь увидеть меня. — Что ты делаешь, Ёзеф? — жалко и спросила девочка.

Я проверил надежность узлов и наклонился над испуганной девчонкой.

— Что делаю? Выполняю твои просьбы. — Она смотрела испуганно, но вполне вменяемо. — Ты хотела, чтобы я сделал тебя женщиной, я сделал. А теперь... — я усмехнулся, глядя ей в глаза, — можешь считать, что я спасаю город.

Девчонка замерла, внутренне закрываясь. Меня не волновали ее разрушенные иллюзии — меня не устраивал уменьшившийся приток Силы. Я взял жертву за подбородок и заставил смотреть в глаза. Мне нужна сила, и я ее получу.

— Пока ты не чувствуешь боли, она придет немного позже. И тогда кричи, девочка. Бойся, страдай, умоляй, проклинай — что хочешь, но не сдерживай себя.

— Зачем всё это? Зачем? — уже плача, заговорила она. — Почему ты обманул меня?

— Обманул? — я отошел от алтаря взять заготовленные инструменты. — В чем же? Я служу Сурту. Моя сила — сила смерти. Хочешь спросить что-то еще?

Говорить она больше не могла. Рыдания сотрясали её худенькое тельце. Она знала, что плач не поможет, но выплеснуть в слезах обиду и разочарование — единственное, что в её силах. Но, когда я подошел к ней, девчонка спросила, заикаясь от слез:

— Это нужно, чтобы отомстить солдатам, да?

— Это нужно, чтобы отомстить предателям. — Я занес над ней нож так, чтобы она его видела, и глаза девчонки распахнулись от ужаса. — Темноокий проклял вас и ваш город. Здесь будет некрополь. А теперь — кричи. Это будет очень больно.

Тонкая кожа на ее груди легко набухла кровью под острейшим лезвием, и зелье смерти дало себя знать.

Чтобы управлять Ушедшими, поднявший их должен поделиться с ними личной силой. Моя команда проста: убить всех живых в городе. Абсолютно. Горожан и солдат. Предателей и тех, кто невольно стал орудием моей мести. Больше десяти лет я втирался в доверие к Суринаму. Кротким этого подозрительного и скорого на расправу короля прозвали в насмешку. Я пел про беззащитность города, а он все тянул, опасаясь нарваться на Взывающих. Суринам не верил, что мы сдались служителям Великого Отца и оставили Храм и город. Он не верил, что служители перебили всех Взывающих.

И правильно делал. Темноокий не забрал меня, явив свою волю, и я поклялся, что город предателей станет некрополем. Час отмщения пришел.

Закрыв глаза, я стоял в святилище. На алтаре мучительно умирала девчонка, отдавая остатки драгоценной жизненной силы, а на поверхности по моему зову возвращались в свои потерянные тела Ушедшие. И шли. Запах живой крови вел их, и я слышал, как в ужасе кричат люди, как хрустят их кости под пальцами Восставших, неуязвимых для обычного оружия, как горячо и жарко плещется на камни и землю кровь, принося щедрую жертву Темноокому, купающему в кровавых потоках острые копыта...