11. Мечты, мечты

Тоненькая пленочка на котле с кипящей лавой. Над джунглями взвилась стая птиц, но сородичи как один смотрели вверх, на верхушку вулкана.

Матиас снова впился мне в руку, растеряв даже наигранную самоуверенность и передавая по связи только одно желание — зажмуриться и спрятаться. Я обхватил его за плечи, зажег светлую печать, и погрузился в идущие через землю волны, легко, почти незаметно, разглаживая их, как складки на ткани. И прошептал:

— Тихо-тихо.

Эхо неконвенционного заклинания, что несколько дней назад долбанули о землю Нэртэс, все еще шло с севера. Но Острова трясло гораздо сильнее, чем Побережье.

Отозвавшись напоследок рядом толчков, землетрясение утихло. Убедившись, что вулкан не планирует просыпаться и заливать остров лавой, как злосчастный Маро, люди вновь переключались на происходящее в крепости. Я смотрел под ноги — белые плиты защитного круга лежали ровно, но от краев шли длинные глубокие трещины.

Шеннейр выдохнул и легко рассмеялся:

— Ну что мне делать с вашей родиной, Кэрэа? Вы так давно здесь не были, и я не стану омрачать этот день. Только ради вас, — и отступил в сторону, указывая на меня, и жестко и холодно произнес: — Позвольте вам представить. Светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни.

Один из встречающих темных встряхнулся, кажется, надеясь уже проснуться, и ошарашенно брякнул первое пришедшее:

— А почему наш магистр представляет какого-то светлого... светлого... светлого...

На лицах сопровождения из внутренней службы явственно отразилось злорадное "дорогие наши, вы знаете далеко не все".

— ...Тсо Кэрэа Рейни, магистр темной гильдии Аннер-Шэн, — с удовольствием завершил Шеннейр.

У меня появилось четкое ощущение, что он не стал устраивать публичную расправу только для того, чтобы ничего не испортило эффект.

Я перекинул стабилизирующую печать Матиасу, показав, что ее следует расширить и опустить на пол, закрепляя старые заклинания, потому что должен же кто-то заниматься делом, а не проходить через эмоциональный кризис, духовный прорыв и ментальную переоценку реальности. Мы, светлые, не темные, и не можем позволить себе эмоции в отрыве от работы. Дождался, пока все взгляды скрестятся на заарне и в глазах людей вновь забрезжит искра критического осмысления, и самым добрым, самым исполненным духовной чистоты голосом сообщил:

— Мой ученик, светлый маг Матиас.

Ну что ж, теперь я знаю, что такое "сногсшибательное появление".

Над городской крепостью реяло множество флагов — множество серебряных рыб, и под прицелом сотен пустых круглых глаз становилось неуютно. Рыбы — герб Островов, и на каждом острове они отличались видом и расцветкой. Рыбы Токитири были весьма пучеглазы.

Суета, поднявшаяся внутри, была бестолковой. Но постепенно все улеглось: прибывших устраивали на отдых, на берег, к тонущим кораблям, отправились боевые отряды, и те, кто проходил мимо, спешили сообщить, как они счастливы, что Острова когда-то в прошлом присоединились к Аринди, что входят в состав Аринди и никогда не покинут Аринди. Те, кто проходили мимо чуть дальше, шептались, раздуваясь от гордости. Смотрите, смотрите! Острова — не край землетрясений и ураганов, о котором никто не знает! У Островов есть свой собственный магистр! Самый настоящий самый молодой магистр в истории!

Я мог бы поделиться опытом, что если не применяя ни умений, ни знаний забрать посох с тела предшественника, то можно стать магистром и еще раньше. На самом деле восторги принадлежали не мне, а моей островной крови и репутации светлой гильдии, но этого хватало.

В крепость набилось население столицы и соседних островов. Куковавшие в городе темные даже сумели сколотить из местных и береговой охраны подобие ополчения, и у многих жителей я замечал ножи, копья, луки, ружья родом из Ньен и даже магические посохи. Сочтя, что на прибытии гостей с материка служба окончена и пора по домам, ополченцы побросали оружие в кучу, но после сообщения Шеннейра, что мы заехали на обед и скоро отправляемся дальше, и рыка командиров-темных, без пререканий разобрали обратно. Островной темный отдел до сих пор реагировал медленно, как прибитый пыльным мешком, и наши похлопывали их по плечу, уговаривали держаться и утешали, что тоже через это прошли. Поиздеваться над ближним своим для темных свято.

— Вы хорошо разговариваете на тхаэле, Шеннейр.

Темному магистру, как и всем темным магистрам до него, свойственны изворотливость и коварство. Но заподозрить его в излишнем... уме? Образованности, любопытстве, желании узнавать новое?.. я не мог. И не только я.

Шеннейр ухмыльнулся, не собираясь отрицать:

— Магистр обязан знать языки всех народов страны. Как только я услышал у вас слово "тцотцитцинтси", я сразу понял, что это мое.

Длинные слова были именно в ритуальном языке. Тцотцин значило "судьба, предопределенная высшим механизмом мира" или что-то вроде того. Тхаэта, если проще. Насчет Шеннейра я ошибался, и это была неприятная ошибка.

Правители Тцо Нейцих в смятении стояли рядом. Белая краска на лицах служила не для красоты, а для защиты от солнца; солнце на Островах палит круглый год, кожа у моего народа светлая и практически не загорает, и получить ожоги — плевое дело. Я покачал головой и сказал только:

— Очень невежливо.

Они опустились на колени, склонившись в глубоком поклоне. Сказанные вещи были действительно глупыми — не сами по себе, а в устах правителей. Но Шеннейр был в настроении и считал, что поездка уже удалась, устраивать казни и портить образ спасителей было невыгодно, да и раскаяние звучало через эмпатию искренне.

На Матиаса не обращали слишком много внимания. Я опасался агрессии или открытого неприятия, но взгляды скользили мимо него, останавливаясь на светлых печатях, и даже изумление от вида нелюдя сменялось благодушием. Здесь, на Островах, слишком долго не видели светлой магии, и народ потихоньку вело от эйфории.

Матиас пошатнулся, начав молча крениться на бок; я успел подставить руку, мысленно отвесил себе подзатыльник и поспешно втащил заарна внутрь цитадели. Внутри, в большом мозаичном зале, царили прохлада и полумрак.

Помогло не слишком. Матиас озирался, странно поводя головой, а потом заморгал, растирая лоб над правой бровью, уставился на свои ладони и прошептал:

— Темно.

— Мне нужна кровь, — негромко сказал я Шеннейру, гася доносящиеся через связь отголоски паники. — Человеческая.

— Когда и сколько? — спросил тот, даже не дослушав. — У нас много пленников.

— Бочку. Разбавленную водой, — поспешно добавил я, почему-то ярко представив, как темные подвешивают людей на крюки, вскрывают им горло и собирают кровь в большие ржавые ведра. Ржавые ведра были особенно ужасны. — Если взять от каждого понемногу, вреда не будет. Матиас, все хорошо.

Он перестал дергаться, доверчиво вслушиваясь в мой голос.

— Пленных? — высоко повторила Таома. Готов поклясться, что вздрогнул даже Шеннейр; правительница подняла руку и дважды щелкнула серебряными накладками на пальцах. — Мы не можем позволить, чтобы светлая гильдия довольствовалась грязной кровью чужеродцев!

Несколько человек поставили посреди зала большую мраморную чашу. Таома встала над ней, закатав широкие рукава, подняла кинжал и произнесла так торжественно, словно давала клятву:

— Сегодня на нашу землю ступил светлый магистр — первый магистр родом с Островов. Солнечный луч наконец осветил нашу землю; наша земля благословенна! Светлые маги не щадят своих жизней, чтобы защищать обычных людей. Это самое малое, что мы можем дать в ответ.

И полоснула себя ножом по руке.

Вода в чаше быстро темнела. За Таомой последовал ее брат; за правителями — остальные, один за другим, словно следуя неизвестному ритуалу. Мне не нужно, чтобы ради меня лили кровь. Мне не нужно... но эмоции заполняли толпу и лились через край, и я тонул в них и не мог остановить.

Темного магистра будут бояться; но поклоняться ему не будут никогда.

— Вы их надежда, и вас будут обожать, Рейни. Человеческая любовь — страшная вещь, — задумчиво произнес Миль за спиной.

Люди смотрели на меня, и лица их светились. Им было хорошо, а мне, почему-то, нет.

* * *

— Чего ты боишься?

Матиас наматывал круги у ванны, заполненной кровью. Ванна была довольно глубокой, а кровь — разбавлена водой, но все же не морской водой, как я хотел изначально. С каждым разом круги становились все уже.

Я стоял на балконе, наблюдая за кораблями, и иногда заглядывал в комнату. С нашего парома выгружали оборудование для нового корабля, большие контейнеры с лекарствами, лечебными и морозильными амулетами, оружием и всем тем, что мы с Нэттэйджем планировали переправить на Острова как помощь. Контейнеры стояли в трюме и о них много не болтали, чтобы Миль не прознал и ко всему прочему не кричал о перегрузе. Гораздо сложнее оказалось убедить Острова, что нам не нужно ничего, кроме припасов и пресной воды; и не нужно тащить ни дары, ни украшения, ни цветы и ракушки, ни расшитые накидки, не стоит опустошать сокровищницу, а лучше собраться и по официальным ведомостям заплатить налоги хотя бы за год.

Приехал в город, обобрал, уехал. Настоящий светлый магистр. Раз уж я обязан поддерживать законность, то не следует расхолаживать народ. Хотя легкая запасная одежда для изгнанников пригодилась бы...

— Это не страх, — высокомерно заявил Матиас, и потрогал воду: — Люди наконец-то осознали свою судьбу и место. Надо было делать так раньше.

Но внутрь так и не полез.

Я слегка пожалел, что заарн уже пришел в себя, потому что в полуобморочном состоянии окунуть его было проще. Но даже животных, которые боятся воды, не пихают в нее силой.

Кровью ванну заполнили почти мгновенно. У самых экзальтированных жертвователей даже пришлось сбивать пыл — но нехорошим чувством отзывалось то, что ни у кого даже не появилось сомнений. В светлой магии есть страшная вещь. То, что она не опасна. То, что темные опасны, знают все — плохого от светлых, от светлой магии, от светлых артефактов не ждут. В девяти случаях из десяти это верно, но...

За подобные выкрутасы ребята из отдела внутреннего контроля давно бы сняли меня с должности. Светлых, посчитавших, что созданием культа они нанесут миру побольше благого, там любили с занесением в отдельное дело. Но внутреннего контроля больше нет.

— Представь, что ты Лорд и купаешься в крови.

— Лорды не купаются, — вполголоса возразил он. — В них купают. Тех, кто наказан, помещают в эти... вещи...

— Лодки, ванны, колодцы, бассейны?

— ...приковывают. И тогда появляется Лорд.

— Тогда представь, что внешняя форма. Уверен, внешние формы так делают.

Или Норман тоже боится?

Я отвлекся на грохот с берега — летучую платформу освободили от последнего контейнера и отправили на перевозку раненых пленных. Транспорта на Островах традиционно не было, чтобы таскать инородцев на носилках у островитян силенок не хватало, а темные были выше этого.

С кораблями Ньен практически закончили. Мы захватили именно тот, который нужен — на котором перевозили отряды захватчиков, так что места для светлых теперь должно хватить. Пленники меня интересовали мало: разве что посмотреть им в глаза и поискать раскаяние, но я уже насмотрелся в глаза темных и ничего там не нашел. Если каждый загорец может рассказать планы страны на столетие вперед, раскрыть все детали идеологии и объяснить, что он делает и почему это хорошо (правда, это будет звучать как бред душевнобольного), то типичный солдат из Ньен идет туда, куда прикажут, и стреляет в тех, на кого укажут. Высшие чины ожидаемо остались на том самом, сбежавшем пятом корабле, и, зная все это, можно вполне точно представить, что такое Ньен.

— Мне нужно тебе кое-что отдать.

Матиас сразу же с интересом повернулся. Давно заметил, что он любит подарки; не из-за ценности — как существо, у которого никогда не было ничего своего. Эту вещь я планировал вручить позднее — но сделка "сначала целебное купание в кровушке, а потом подарки" звучала... странно. Теперь я гораздо лучше понимал Шеннейра. Никогда бы не брал учеников. Сплошная морока.

Я развязал вышитый мешочек и достал большую перламутровую раковину — единственное, что попросил у Островов сам. Матиас явно недоумевал, но позволил приложить ее к уху, и замер. Запертое внутри море шумело там вечно.

— Что это такое? — величественную мину высшего существа сменила растерянность. — Почему оно такое? Что оно там делает?

Ну да, когда мне было лет пять, на меня тоже действовало.

Я поставил раковину на полку. Матиас было потянулся следом, но вместо этого залез в воду, не отводя взгляда, и лег на дно, свернувшись и закрыв глаза. Я подождал еще немного, проверяя, не собирается ли он запаниковать и захлебнуться, и вышел в коридор.

Вдали послышался топот и шум — ради любопытства караулившие светлого магистра под дверью столкнулись с теми, кто более осторожно выглядывал из-за угла. Пришлось немного полюбоваться видом из окна, пока они не разобрались друг с другом и не сбежали по лестнице. Не хватало еще, чтобы кто-то споткнулся на ступенях и расшибся.

Сверху отлично просматривалась вся крепость. Поднимающиеся вверх широкие белые лестницы, каскады маленьких водопадов, цветы повсюду, и снующие туда-сюда беззаботные жители, как будто разом позабывшие о кораблях в бухте. Странно; я не задумывался ранее, что Тхаэ Ле Ри, рожденные на материке, выше ростом и даже внешне более схожи с другими народами. Может быть, из-за лучшего питания; или иного магического фона, что влияет на детей еще в утробе матери. После землетрясения на плитах остались широкие трещины, и люди перешагивали их, не обращая внимания. У Островов короткая память. Печаль — слишком большая роскошь.

Темные из островного отдела сидели в тени навеса, лежали в гамаках, и грустили. Мелкие островитяне крутились рядом с ними, пытаясь принести то воду со льдом, то фрукты и вкусности, но маги лишь трагично отмахивались. Боевики Шеннейра давно плюнули на безобразие и разошлись по делам; зато внутренняя служба осталась и, судя по злорадству, еще не рассказала, куда мы держим путь. И чем больше внимания оказывали страдальцам, тем сильнее становилось желание славной мести.

Новоприбывших обходили по широкой дуге, но и те держались на отдалении, помня наказ Шеннейра. В контрактах приезжих специалистов пункт насчет особо близких контактов прописывался отдельно, и за его нарушение выдавали огромный штраф и выкидывали с Островов. Острова — зона особого этнического контроля.

Дело не в агрессии к иноземцам... не совсем так. Когда нарушается запрет, в обществе что-то ломается. Нет большего несчастья, чем рождение на Островах темноволосого ребенка: люди сжигают дома, бросают поля и сады, покидают целые острова, разбиваются семьи, чтобы больше никогда не встретиться, родня нарушителя одевается в траур, и по ней поют погребальные песни, а власти метрополии неласково называют это массовым психозом. Светлая гильдия билась с Островами не первое столетие, но любое бедствие откатывало достигнутый прогресс далеко назад. После Наэтэрэ, после Маро, которые шли друг за другом, островные начали исполнять традиции еще более рьяно. Люди хотят верить, что мир справедлив, и если следовать правилам, никто не погибнет.