Точка возврата. Глава 4

Сержант посмотрел на него, каким-то странным взглядом. Казалось, что он все еще колеблется, говорить ли дальше, но потом все-таки решил, что, сказав "а", надо говорить и "б". Поэтому он махнул рукой, как отрезал, и произнес, понизив голос,

Какие там, "вещдоки", товарищ капитан? На столе, за ними, лежала целая гора денег.

Онищенко, после этих слов, весь подтянулся. Ведь, это сразу меняло все дело. Раз в этом деле появились большие деньги, значит, сразу появился и мотив для преступления, а значит, никакое это не разгильдяйство и не прогул, а что-то значительно более плохое и серьезное.

Что за деньги? — переспросил он, — Вы не успели разглядеть цвет купюр?

Отчего же? — усмехнулся сержант, у которого глаз на деньги, должно быть, был наметанный, — Разглядел, как это ни покажется вам странным. Это были доллары. Весь стол был засыпан долларами, и я готов поклясться, что это были стодолларовые купюры.

При одном воспоминании об этих событиях, сержант почувствовал, как пересохли его губы. Он облизнул их сухим, шершавым языком, и продолжил,

Когда меня выставили за дверь, и за моей спиной щелкнул замок, я, ошеломленный, некоторое время постоял возле "приемника", соображая, откуда у них столько денег, и, наконец, до меня дошло. За четверть часа, до этого, они доставили в "приемник" нарушителя. Но, поскольку того в помещении не оказалось, значит, они обобрали его и отпустили на волю, чтобы не заводить на него уголовного дела, а денежки его теперь делят между собой.

И что, у вас часто так делают? — поинтересовался Онищенко.

Брось, капитан, — усмехнулся свидетель, — Сам, что ли, не в "органах" служишь? Или будешь утверждать, что живешь на один оклад?

Не обо мне сейчас речь, — прервал его Онищенко.

Вот я и говорю, — по-своему понял его Кутейкин, — А тут, такие деньги! Нет, — думаю я, — Не выйдет! Придется вам, ребята, и со мной поделиться. Я сел в своем кабинете, (а он, надо вам сказать, расположен рядом с "приемником), двери слегка открыл, чтобы они мимо меня не проскочили, сижу, жду, что будет дальше? Только слышу, за стеной шум драки. Ну, я подумал, что эти друзья деньги не поделили и стали бить друг друга. Но шум быстро стих. Тут мимо моего кабинета проскочил сам Загорулько и, буквально, бегом кинулся к "приемнику". Я выглянул в коридор, ему вслед и успел заметить, как он подбежал к двери, открыл ее (она, к моему удивлению, оказалась не запертой) и скрылся за нею. Я бросился к стене, отделяющей наши комнаты, прижал к ней ухо, но, к своему величайшему огорчению, ничего не услышал. То есть, я слышал какие-то голоса за стеной, но не смог разобрать ни слова. Понятно, что я с нетерпением ждал, когда они выйдут оттуда, чтобы предъявить им свои условия, но никто из этого помещения не выходил. Тогда, я набрался наглости и сам пошел к ним. Каково же было мое удивление, когда, открыв дверь, я увидел, что комната пуста, а на столе лежит табельное оружие всего расчета? Я просто отказывался верить своим глазам. Единственная дорога из этого кабинета к выходу из здания лежала мимо моей двери. Конечно, они могли спрыгнуть с окна второго этажа, но тогда бы окно не было заперто изнутри. Я, на всякий случай, спросил в КП, не выходили ли они из здания? Мне ответили, что нет. Тогда я посчитал, что лучше, обо всем этом молчать.

После этих слов, он, в самом деле, замолчал. Молчал и Онищенко, обдумывая показания сержанта. Поворачивая в уме их так и эдак, наш капитан пришел к нескольким выводам: первый — это то, что сержант, безусловно, еще тот жулик. У следователя еще не было доказательств, но он почему-то думал, что сержант задумал убить своих коллег, с целью овладения их добычей, для чего и следил за ними;

второй — это то, что воспитательной работы в отделении не ведется никакой, и как следствие, отсюда напрашивался третий вывод, о том, что все работники этого отделения, потенциальные преступники. Продолжая цепь логических заключений, можно было сказать, что если остальные работники этого отделения узнали о том, что в его стенах появились действительно огромные деньги, добытые, к тому же, преступным путем, то любой из сотрудников этого отделения готов был пойти на преступление, для того, чтобы овладеть ими. Мог иметь место и сговор ряда сотрудников, а в таком случае, рассказам в стиле Агаты Кристи, когда из закрытого помещения исчезают люди и ценности, а при этом, все запоры остаются на месте, не стоило придавать особого значения.

Хорошо, можешь идти, — следователь отпустил сержанта Кутейкина, и, заметив, какое облегчение промелькнуло на его лице, тут же добавил,

Но вам запрещается покидать город до окончания следствия.

Сержант вздрогнул, бросил на него быстрый испытующий взгляд, потом постарался принять равнодушный вид и вышел из кабинета.

Сам же Семен еще несколько минут сидел неподвижно в кресле, обдумывая показания Кутейкина. Странным во всем этом было то, что, скрывая истинное происшествие, сержант выдумал такой фантастический рассказ. Хотя, если разобраться, что в нем фантастического? Если выкинуть самый конец рассказа, то все звучит очень правдоподобно. Вполне можно допустить, что все так и было. Остается только определить, в каком именно месте своего рассказа сержант опять начал врать. Еще одно было для Онищенко очевидно — это то, что сам Кутейкин, чего-то, или кого-то очень сильно боится. Но, вот чего?

Семен встал и пошел к своей группе, которая, по-прежнему, работала в "приемнике".

Вот, что, ребята, — обратился он к своим сотрудникам, заходя в их помещение.

У меня к вам будет приказ. Николай, расскажи ребятам анекдот, когда я выйду из этой комнаты.

Он повернулся, вышел из помещения "приемника", зашел в соседний кабинет, который был пуст, и приложил ухо к стене. До него донесся веселый хохот работников прокуратуры, и голос следователя Зиночки, входящей в их группу,

Да ну тебя, Юрка, без пошлости, никак не можешь.

Да, причем здесь я? — оправдывался Корнилов, — Ты же сама слышала приказ шефа. Так что все вопросы к нему.

Мог бы выбрать что-нибудь поскромнее.

Кстати, насчет поскромнее, — подхватил мысль Корнилов, — Приходит как то раз Петька к Василию Ивановичу...

Онищенко не стал дослушивать этот анекдот. Он оторвался от стенки, молча покачал головой и вышел из кабинета.