|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 4
В эту среду старший следователь прокуратуры, капитан, Семен Онищенко, пришел на службу в приподнятом настроении. Больше того, сегодняшний вечер обещал превратиться в самый настоящий праздник. Дело в том, что сегодня, наконец-то, его теща, Полина Захаровна, которую он, за глаза, называл не иначе, как Полина Затраховна, должна была покинуть его дом, в котором она пребывала в качестве гостьи, и отбыть к себе, в Новороссийск. Сказать, что Семен ждал этого момента с нетерпением — значит, ничего не сказать.
Три месяца назад, в один пренеприятнейший, как оказалось впоследствии, вечер, когда жена Семена, Галя, громыхала тарелками на кухне, а сам Семен уже улегся на диван и только-только включил телевизор, чтобы посмотреть футбольный матч, между "Спартаком" и "Зенитом", в прихожей раздался требовательный и противный звонок. Вроде бы, звонок — он и есть, звонок, и всегда должен быть одинаков, но Семен сразу отметил, что звонок этот был, именно, требовательный и, именно, противный, и все нервы его невольно напряглись. Может быть, тут дело было в каком-то телепатическом предчувствии, а может быть, он просто понял, что хорошие люди в тот момент, когда начинается такой футбольный матч, сидят дома у телевизора и по гостям не ходят, но только он, вдруг, ясно понял, что, в этот момент, в его жизнь войдет что-то очень нехорошее. Но, насколько нехорошее, он еще не понимал, пока не услышал из прихожей радостные вопли своей жены, Галины, и низкий воркующий голос тещи. К сожалению, предчувствие капитана Онищенко не обмануло: в этот момент, все хорошее, что было связано в его понимании с домашним уютом и семейной жизнью для него закончилось. Понятно, что футбола он так и не видел. То есть он пропустил этот исторический матч, когда Желудков, с двух штрафных, через стенку, вогнал два красивейших мяча в ворота, защищаемые самим Дасаевым. На следующий день, когда ребята на работе обсуждали все подробности этого матча, Семен был вынужден только поддакивать им, да, с умным видом, кивать головой. В самом деле, не говорить же им, что пропустил такой матч из-за тещи? Но если бы дело было только в этом? Конечно, неприятности этим не ограничились. Теща сразу повела себя так, словно это был ее дом. Она все норовила переставить по-своему, вечно была недовольна тем, что вся работа в доме ложится на плечи ее бедной дочки, в то время, как "этот тип" ничего не делает и только лежит на диване, читает газету, да смотрит свой телевизор. "Думала ли она, что ее дочку ждет такая жизнь, когда отдавала ее этому Ироду"?
На третий день такой жизни, Семен стал задумываться над тем, не слишком ли строгие наказания предусматривает уголовный кодекс за статьи, связанные с бытовыми преступлениями?
На всякий случай, он решил проводить дома как можно меньше времени. Так как любовницы он себе не завел, а пьянки с собутыльниками его как-то не прельщали, то все свое время он проводил на службе. Если что и было, за это время хорошее, так это то, что он значительно повысил свои собственные показатели раскрываемости преступлений, и начальство все чаще стало ставить его в пример другим сотрудникам их отдела.
Но сегодня, наконец, эта не нормальная жизнь должна была закончиться, и поэтому Сема сидел за своим рабочим столом и мечтал о том, как возвратится в свой дом, наведет там порядок, выкинет все, что хоть чем-то будет напоминать ему о теще...
От этих приятных дум его оторвал телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности и придя в себя, капитан Онищенко поднял трубку. В трубке раздался звучный бас полковника Фомина,
Семен, зайди ко мне, — скомандовал начальник отдела и положил трубку.
Семен встал, вышел из своего кабинета и прошел в другой конец коридора, где и располагался кабинет начальника отдела.
Разрешите войти? — открывая дверь кабинета, спросил он, и бросил вопросительный взгляд на своего шефа.
Входи Семен, присаживайся — указал тот на стул, возле своего стола.
Подождав, когда Семен сядет, он продолжил,
Сейчас возьмешь с собой свою группу и направишься в 25-е отделение Московского района.
Он сделал небольшую паузу в разговоре, и Семену показалось, что начальник подбирает слова, не зная, как продолжить,
Случай у них, какой-то, непонятный. Я так думаю, что, может быть, ничего там и не произошло, просто допились до чертиков и службу совсем забыли, а, может быть, в самом деле, что-то случилось? Одним словом, ты на месте в этом и разберись, и, если что, то не давай им никакого спуску. Всё, давай, капитан, по возвращении, ко мне на доклад.
Полковник встал, показывая, что разговор закончен. Онищенко тоже сразу поднялся, вытянулся по стойке смирно, но честь не отдавал, так как он, как и все следователи, был в гражданском костюме, затем повернулся и вышел из кабинета.
Поскольку, из этого разговора никаких выводов сделать было нельзя, он быстро прошел в комнату, где располагались все ребята их отдела и отдал приказ своей группе, готовиться на выезд.
Через пять минут их жигуленок уже весело мчался по улицам Ленинграда, пробираясь из центра к Московскому району.
Вот и отделение милиции, расположенное возле Московских ворот. Желтый жигуленок остановился недалеко от входа, и группа Онищенко вылезла из машины, разминая слегка затекшие ноги. Затем они дружно отправились в отделение. Предъявив дежурному на КП свои удостоверения, они поднялись на второй этаж, к командиру отделения, полковнику Синицину. Он их уже ждал, и, судя по его слегка растерянному виду, волновался.
Оставшись в кабинете, наедине с работниками прокуратуры, он им поведал историю, которую, ей богу, неудобно было слышать от заслуженного и не молодого уже человека. Из его слов выходило, что три его сотрудника: сержанты Загорулько, Криволапов и Подопригора, три дня назад пропали. Причем, по словам дежурного по отделению, старшего лейтенанта Скворцова, из отделения они не выходили. Тем не менее, в отделении их не было. В "приемнике", на столе, нашли их табельное оружие. И это было все, что смог сообщить им начальник отделения.
Сначала этому факту не придали должного внимания, но на второй день в отделении стали раздаваться звонки от родственников пропавших, с вопросами, где они, эти самые пропавшие?
Выслушав показания полковника Синицина, капитан Онищенко начал задавать вопросы.
Вы говорите, что исчезновение ваших сотрудников произошло три дня назад, то есть 25-го августа. Почему же, в таком случае, вы сразу не сообщили об этом факте своему руководству?
Полковник покраснел, как школьник, не выучивший урок. Понятно, что он не привык оправдываться перед капитанами, но тут был не тот случай, чтобы давать волю своим чувствам, поэтому он был вынужден спрятать свои эмоции и ответить этому мальчишке из прокуратуры,
Мы полагали, что имеет место простое недоразумение, и они скоро найдутся.
Иными словами, — развил его мысль Онищенко, — Вы посчитали, что они просто ушли со службы и загуляли где-то на стороне. Поскольку их табельное оружие было на месте, то на преступление этот проступок не тянул, и вы решили не выносить сор из избы. Я правильно понял вашу мысль?
Пожалуй, что и правильно, — еще раз покраснев, ответил полковник.
Он полез в карман, вынул из него носовой платок, к удивлению Семена, чистый, и вытер пот, обильно выступивший на его лысой голове.
Ну, что ж, понятно, — подытожил разговор Онищенко. — Теперь, с вашего разрешения, мы хотели бы поговорить с личным составом, осмотреть кабинет, в котором их видели последний раз, и где было обнаружено их табельное оружие.
Полковник Синицын тут же позвонил своему заместителю и приказал ему сопровождать группу розыска, отвечать на все их вопросы, все им показать, и, вообще, обеспечить им все условия для успешного расследования.
Его заместитель, подполковник Беляев, был высокий, худой человек, с желчным лицом и каким-то больным видом. Он проводил следователей в "приемник". Это помещение сверкало стерильной чистотой и свежевымытыми полами.
Когда здесь, в последний раз, была уборка? — поинтересовался криминалист Юрка Корнилов, уныло осматривая помещение.
Сегодня утром, а перед этим, позавчера, — ответил подполковник, — Расписание уборки мы соблюдаем строго.
Онищенко заиграл желваками и вынужден был сделать паузу, во время которой сосчитал, про себя, до десяти, перед тем, как продолжить расспросы.
Вы знали, что в этой комнате были обнаружены пистолеты пропавших сотрудников?
Конечно, знал, — пожал плечами подполковник Беляев.
Хорошо, — попробовал зайти с другой стороны Семен, — Вы провели свое расследование, осмотрели эту комнату, сняли отпечатки с оружия?
Нет, — снова пожал плечами подполковник, — Мы, как-то, не придали этому большого значения, думали, что они скоро вернутся.
И поэтому, когда они не явились на третий день, вы приказали вымыть это помещение?
Почему приказал? — недоуменно посмотрел на него зам. начальника отделения, — Уборка проводится согласно установленного графика.
Все ясно, — прервал его Семин, — Теперь, я хотел бы побеседовать, в отдельном кабинете, с тем, кто первым обнаружил это табельное оружие, а после, с офицером, который дежурил по отделению 25-го числа.
Побеседовав со своей группой, он решил, что его ребята, для очистки совести, проведут все положенные мероприятия в "приемнике", а он, начнет опрос свидетелей. Семен был уверен, что его ребята — умницы. Если имело место преступление, и остались хоть какие-то следы, они эти следы обнаружат. И пока ребята, буквально на коленях, осматривали все помещение, он удалился в кабинет зам начальника отделения, где и провел опрос свидетелей.
Первым был вызван сержант Кутейкин, который рассказал, что 25-го числа, в 15-00 заглянул в "приемник", в котором, как он думал, находились сотрудники группы Загорулько, но никого из них там не застал. Только на столе лежало их табельное оружие. Он этому очень удивился, потому, что никто не оставит свое оружие на столе, да еще в незакрытой комнате. Тогда он стал расспрашивать всех в отделение, где группа Загорулько? Но все только пожимали плечами. На всякий случай, он спросил у дежурного, не уходили ли ребята Загорулько из отделения, на что получил ответ, что они должны быть в "приемнике". Окончательно сбитый с толку, Кутейкин вернулся в свой кабинет. Когда, через час, он снова заглянул в "приемник", то там, по-прежнему, никого не было, а оружие, все так же, лежало на столе. Тогда-то он и почувствовал беспокойство и обратился с докладом к дежурному по отделению. Дежурный велел, пока, никому об этом не докладывать, и забрал пистолеты в оружейную комнату.
И что было дальше? — подтолкнул сержанта вопросом Семен, видя, что тот закончил свой рассказ.
Да, вроде и все, — пожал плечами тот, — На этом все и закончилось.
Любой непрофессионал, записал бы эти показания свидетеля, дал бы их ему подписать, и отпустил бы его на все четыре стороны, но Онищенко был, как раз, профессионалом. Там, где для обычного человека все было ясно и правдиво, его ум улавливал фальш и нестыковки в рассказе свидетеля, поэтому он сидел и молча изучал лицо этого сержанта. Прошло каких-нибудь три минуты такого молчания, и вот, на безмятежной физиономии сержанта появились явные признаки беспокойства. Губы его пересохли, и он то и дело облизывал их языком, глазки его предательски забегали, а лоб покрылся мелкими каплями пота.
Итак, — глядя на левое ухо собеседника (говорят, что такой взгляд больше всего нервирует допрашиваемого человека, во всяком случае, их так учили), продолжил допрос капитан, причем голос его уже звучал не дружественно, а подчеркнуто строго,
Начнешь сначала, и теперь будешь говорить только правду, или мы перенесем наш разговор в другое место, из которого ты уже не скоро выйдешь?
Кутейкин еще попытался сделать честные глаза и бить себя в грудь, доказывая, что все сказанное им — чистая правда, но следователь прервал его изъяснения.
Хорошо, чтобы ты не думал, что я просто беру тебя на "пушку". По твоим показаниям, в 15-00 ты заглянул в помещение "приемника", так как думал, что там находятся сотрудники группы Загорулько. Отсюда у меня возникает вопрос: "Почему ты думал, что они именно в "приемнике"? Ведь, насколько я понимаю, там они могли быть только в том случае, если вернулись с дежурства и доставили с собой нарушителя"? Итак, получается, если ты не видел, как они вернулись с дежурства с нарушителем, или не слышал этого от кого-то из сотрудников, то ты не мог ожидать их там увидеть. Это логика, а логика — это наука. Значит, будем считать доказанным, что ты не просто так заглянул в этот "приемник". Теперь у меня к тебе возникает сразу три вопроса: 1-й — почему ты заглянул к ним в "приемник", 2-й — почему тебе было так важно их найти и 3-й — почему ты мне соврал, давая первые показания. Теперь, учти, что я взял только первую твою фразу, и она вызвала у меня сразу три вопроса. Если я возьму еще несколько твоих фраз, они у меня вызовут не меньше вопросов, на которые ты должен будешь дать исчерпывающие показания. Для того, чтобы ты не посчитал себя очень умным, а меня дураком, сразу предупреждаю, что за пять, десять минут, или даже два часа тебе не удастся придумать стройную версию, которая могла бы ответить на все вопросы. Полностью на все вопросы может ответить только правда. Если же я увижу, хоть малейшую нестыковку в твоих ответах, это закончится тем, что ты со мной отсюда уедешь в КПЗ и будешь ночевать в одиночной камере. Теперь, когда ты мною предупрежден, мы сделаем вид, что только что начали наш разговор. Итак, сержант Кутейкин, что вы мне можете сказать об исчезновении трех сержантов патрульной группы?
По мере того, как Онищенко вел свой монолог, выражение лица сержанта все менялось, и теперь перед следователем сидел не уверенный в себе представитель органов внутренних дел, а испуганный, задерганный человек с бегающими глазами и трясущимися губами. Наконец, еще раз оглянувшись на закрытую дверь кабинета, словно боялся, что их подслушают, и, понизив голос, чуть ли не до шепота, Кутейкин ответил,
Да не могли они никуда уйти.
Вот как? — тоже понизив голос, переспросил Онищенко, — А почему шепотом?
Кутейкин взял себя в руки, и продолжил рассказ уже нормальным голосом.
Понимаете? Незадолго до их исчезновения, я заходил к ним, в "приемник". Просто так, заглянул, можно сказать, случайно. Там, в тот момент, находились Петр и Сева.
Кто это? — переспросил Семен.
Сержанты Криволапов и Подопригора, — поправился Кутейкин.
Понял, продолжайте, — кивнул Семен.
Они сидели за столом и о чем-то спорили. Как только дверь открылась, они тут же вскочили со стульев и повернулись к ней лицом, при этом вид у них был испуганный, и они старательно прятали что-то за спинами. Увидев, что это я, они, тут же, поспешили вытолкнуть меня из "приемника", говоря, что у них там секретные "вещдоки", которые я не имею права видеть.
Вот как? — удивился Онищенко, — Что же это за "вещдоки" такие, которые вы, работник отделения, не имеете права видеть?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
